Текст книги "Ангел"
Автор книги: Сергей Демченко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 26 (всего у книги 48 страниц)
Дик был одновременно с этими мыслями потрясён также тем, с какой силой Робинсон нанёс ему этот один-единственный удар. Удар, которого ему, Дику, хватило за глаза для того, чтобы надолго украсить собою не метеный с ужина пол. Значит, решил сержант, если у него не достанет сил встать самому, скоро в столовую в любом случае придут кухрабочие. Уборку-то им делать нужно, вон на столах сколько крошек и засохших круглых пятен от тарелок и стаканов! Понемногу восстановившееся зрение давало возможность не щуриться кротом беспрестанно от света и видеть всё, что происходит вокруг. Нужно предупредить персонал и Хору о том, что там по коридору бродит… Тут Дик округлил глаза, на миг представив себе, как же он преподнесёт капитану всю эту бредятину, которая, не исключено, ему просто привиделась. И вполне ведь может быть, что всего этого просто не было?! Брэндон растерялся. Но как же тогда объяснить то, что с ним случилось?! А объяснения давать придётся, это вам не дома, брякнуться гадко на улице. Не мог же он вот так просто упасть, ломая рёбра и повреждая сам себе, своим небольшим весом, внутренние органы просто о ровный пол! Ни перед ним, ни сзади, ни спереди него не было и в помине ни стульев, ни столов. Ни других опасных для здоровья предметов. Дик лежал недалеко, метрах в двух от распахнутой настежь двери, куда его, вероятно, и забросило ударом. До ближайшей мебели оставалось ещё метра четыре. Значит, это не сон и не бред. И если это был Джим, то откуда у него вдруг взялось столько силищи? Этот вопрос тоже вполне резонно задаст Хора, зная Робинсона как отъявленного слюнтяя и хлюпика. И тогда он, Дик, просто должен, обязан будет рассказать капитану от том, что Спящие… Стоп! Снова всё это выглядит полным идиотизмом! "Господи, ахинея получается. Но и всё же я это видел!" – Дик словно старался доказать самому себе состоятельность собственных доводов. В это время в коридоре раздались негромкие шаркающие шаги. Дик моментально сосредоточился, с усилием приподнял голову и прислушался. Так и есть, сюда идут для уборки! Кричать и звать не имеет смысла, всё равно через двадцать секунд сюда войдут. Да и при всём желании сержант не мог бы этого сделать. Даже собрать силы для вдоха, а потом ещё и резко вытолкнуть в крике воздух из лёгких – для него всё это было равносильно пытке. И всё равно, даже решись он на эту явную глупость, вместо крика вышло бы лишь жалкое хрипение. А потому Дик успокоился. Он обессилено уронил враз занывшую от приложенного усилия голову на пол, и расслабился. Его замутило и словно закачало на размашистых, расхлябанных качелях, – тело то взмывало вверх, то обрушивалось с неимоверным ускорением вниз, заставляя несущееся во весь опор сердце сжиматься в разогретый на солнце пластилиновый комочек.
Шаги приближались, и Дик, переборов накатывающую тошноту и слабость, повернул голову в сторону двери, ожидая узреть в проёме двух приветливых здоровяков из хозяйственной бригады. И он даже приготовился тоже слабо им улыбнуться в знак приветствия. Будь что будет, но он сразу потребует к себе капитана. Уж лучше пусть над ним немного посмеются-потешатся, а потом спишут на горячку после переломов и ушибов, чем оставить эту ситуацию совсем без внимания. Пусть потрясут Робинсона, пусть подымут его с кровати, покатают ватой по полу, поколотят башкою о спинку кровати. Пусть выкручивают ему пальцы и загоняют иглы под ногти! Да что угодно пусть делают, если он снова притворится бесчувственным. Лишь бы вытрясти, даже выбить, из него правду! Нет смысла миндальничать с ним, старательно делающим вид, будто находится в глубокой коме. Он и так мертвец, а мертвецу это сделать несравненно легче! Не нужно даже притворяться. В том, что Джим – Спящий, Дик более ни на секунду не сомневался. Уж слишком чётко он видел его лицо, глаза; слышал и помнил все его слова и голос…
Это не могло, ну не могло это быть иллюзией, плодом воспалённого воображения! К тому моменту Брэндон был абсолютно здоров и вменяем…
И когда неспешные и какие-то рваные шаги в коридоре, – словно человек нёс на себе что-то тяжёлое, – когда эти шаги поравнялись с откосом двери, он протянул руку в сторону входа, словно приветствуя почти вошедших в столовую солдат.
Однако вместо них в проёме двери возник капитан Хора. Неожиданно высокий, он едва не доставал до верха дверного косяка. Всё внимание Дика сосредоточилось на верхней части туловища Хора. Стоял он, а точнее, висел над полом, чего Дик не видел, почти по стойке «смирно», высоко задрав голову. И при этом выглядел настолько жутко, что Дик едва снова не потерял сознания от заползшего в душу страха. Синюшное, одутловатое лицо, лишённое всякой мимики и со скорбно опущенными вниз уголками чёрно-жёлтых губ. Растрёпанные влажные волосы на голове без форменного кепи. Неловкими плетьми повисшие вдоль тела руки. И смотрел при этом капитан перед собою совершенно невидящим, абсолютно мёртвым взглядом. Остекленевшие и начавшие уже подёргиваться смертной поволокою глаза не мигая взирали мимо лежащего на полу человека прямо в противоположную стену. Из горла несчастного, на выходе из-под самого подбородка, торчал длинный и толстый щепастый деревянный обломок, – скорее, оторванная "с корнем" ножка стула. Войдя ему точно в затылок, кусок дерева пробил насквозь кости головы, перелопатив, буквально разобрав на отдельные позвонки шейный отдел, смешал их с густым киселём мозга – и вышел наружу. И теперь на измочаленном, игольчатом от бахромы древесных волокон изломе висел, уже начиная подсыхать, огромный, длинный и тягучий сгусток бордово-фиолетовой крови, вываливающийся из нанизанной на огрызок ножки, как на шампур, прорванной трахеи…
…Капитан вдруг медленно поднял правую руку… и поднёс её ко лбу, отдавая честь!
Дик едва не поперхнулся внезапно наполнившей рот кислой слюною, и лишь невозможность набрать полные лёгкие воздуха избавила его от порыва отчаянно и безысходно завизжать.
Первая мысль, ударившая его молотом в покрытый обильной холодной испариной лоб, истошно и настойчиво вопила о том, что и бедолага капитан стал Спящим. Этого Дик вынести уже не мог. Он засучил ногами и, враз забыв о боли, где-то неосознанно преодолевая её, где-то абсолютно не чувствуя, постарался хотя бы отползти, отодвинуться от этого ужасного «посетителя», "часового смерти". Он обернулся назад от себя, ища глазами направление своего возможного бегства. Что будет дальше, он не задумывался. Подальше, просто подальше отсюда, ради всего святого!!! Пелена безумия накрыла его с головою, растворив остатки соображения в подымающейся выше "девятого вала" панике.
Ему даже удалось преодолеть таким образом почти три метра, и он уже собирался даже перевернуться обратно на живот, чтобы, невзирая на переломы, сподручнее было уползти, лавируя меж столами, и спрятаться где-нибудь в кухне. Когда раздавшийся сзади едва угадываемый хрип, всё ещё пытающийся претендовать на голос, пресёк все его попытки оставить это кошмарное место, где не следует находиться нормальному человеку ни за какие блага мира:
– Дхххик, оссшш-ановишсь… Не шмммей уххотссшиить…
Брэндон резко, помимо собственной воли, обернулся, и успел заметить, как кулём валится вперёд безвольное тело Хоры. С глухим шлепком приземлившись на бетон, почти в то место, где недавно лежал сержант, труп дробно стукнул в него сапогами и головой, и затих, словно и не был секунду назад пугающим истуканом. Изумлённый таким поворотом событий Брэндон увидел стоящего в проёме Робинсона, всё ещё державшего левую руку вытянутой на уровне собственных глаз. Очевидно, он приволок капитана сюда уже мёртвым, запросто держа его одною рукою за шиворот, как котёнка. Где он убил Хору, Дику думать не хотелось. Нельзя сказать, что сержант сильно обрадовался бывшему напарнику, ибо выглядел тот уже куда хуже, чем когда он видел его в последний раз. Однако факт того, что стоявший по струнке до этого перед ним мертвец был не ещё одним, очередным Спящим, а не более чем обычным погибшим солдатом, как ни странно, немного успокоил Дика. И хотя зубы его выбивали неимоверную по своей амплитуде и частоте дробь, а сердце не справлялось с притоком взбешённой от нагнетаемого в неё адреналина крови, связист чуть не вздохнул с облегчением. Будто заблудившийся горожанин, увидевший в лесу соседа, – опытного грибника и ходока.
Глядевший на Дика зомби действительно представлял из себя невероятно страшное зрелище. Правый глаз монстра вытек, веко и глазница раздроблены, перебиты «розочкой». Очевидно, кто-то из солдат пытался дорого продать свою жизнь. Правая половина головы смята, превратившись в сочащуюся гнойной сукровицей прелую луковицу. Щека правая пробита, скорее крупнокалиберной пулей, да так, что создавалось впечатление, что её напрочь вырвала бешеная собака. Сквозь практически полное отсутствие тканей, сквозь зияющее отверстие была видна развороченная боевым снарядом гортань, и разбитая вдрызг полость рта, из которой выстрелом в упор вырвало не только зубы, но и нёбо, вместе с частью чёрного языка. Остался лишь его оборванный распухший корень, обильно покрытый буроватой, мутной слизью, да чернел провал нижнего свода черепа. Сама голова была как-то невероятно сильно сдвинута с шеи в сторону, а тело… Всё тело «Долана», по-прежнему наряженное в застиранную пижаму, представляло из себя, прости Господи, сплошную рваную рану, сито. Сито, сквозь которое просто насквозь могли лететь пули. Да рваные в лохмотья тряпки одеяния, чуть не целиком залитые уже перебродившей в дурно пахнущую субстанцию коричневой кровью…
Однако единственный уцелевший глаз Джима, или того, что от него осталось, смотрел на Дика холодно и жёстко.
Похоже, Спящий вступил здесь в бой, и люди его проиграли… Сомнений в том, кто вышел победителем из кровавой и скоротечной схватки, у Брэндона почему-то не было. Тварь убила всех, и её не остановили ни кулаки, ни удары по голове и телу разными предметами, ни даже хлёсткие пули…
Тварь превратилась в ходячее решето, она хрипела и пузырилась при ходьбе, истекала зловонием и мертвенными соками, но жила. Дик мученически застонал. Надежда на то, что ему удастся выжить, улетучивалась вместе с клокотанием, которое вырывалось из глотки мертвяка, и которое тот старательно и усердно преобразовывал в кошмарные по звучанию, но всё ещё понятные слова.
Перебитые губы с трудом, но уверенно открывались, выталкивая откуда-то прямо из глубины дохлой растрёпанной туши слова и целые предложения, обращённые сейчас именно к Дику:
– Мнхе нуххен хыывой… этхо ххы. Тхы будех хоохит с туухымы уэихяи…
Которые Брэндон понял и «перевёл» про себя, как то, что Робинсону нужен живой человек, которому придётся вести передачу на другие убежища, где ещё есть люди… И это он, Дик, – единственный из всех, кого зомби оставил в живых. Скорее всего, намеренно. Пока шло избиение, Дик пробыл в отключке ровно столько, сколько Спящему потребовалось для того, чтобы превратить две с половиной сотни сонного народа в фарш. А потом он пришёл, устроив для бывшего коллеги маленькое представление, выступив в роли кукловода и избрав для этого труп несчастного Хора…
– Нет, Джим…, не-ет же, пойми… – отчего-то задрожавшему губами и телом сержанту показалось странным, что он всё так же не может называть этот поганый труп другим словом, кроме как настоящим именем покойного Робинсона. – Я не смогу, не смогу…
Труп прислушался, наклонив сильнее и без того скособоченные ошмётки башки, и утвердительно кивнул:
– Сможешь. Мой голос уже не узнают. Похоже, его больше и нет. Да он мне уже здесь и не нужен. Я могу говорить с тобою и так, например… А вот ты… Ты ведь всё ещё радист…, и разговаривать в эфире придётся тебе. Что-то пошло не так, и в нескольких убежищах Спящие не выполнили своих задач. Их позывные ты найдёшь в узле связи. Мне осталось немного. Я выполнил повеление Хаара. Всё, как он приказал. Но теперь нужно помочь и другим Спящим. Идём, Дик…
От ужаса тот подпрыгнул прямо лёжа. Раздававшееся в голове монотонное, упрямое и настойчивое бормотание Спящего оказалось настолько неожиданным, что связисту показалось, что он уже сошёл с ума.
Право слово, уж лучше бы оно так и было! Потому что бывшее тело Робинсона решительно и быстро шагнуло к нему, наклонилось, протянуло серьёзно покалеченную в нескольких местах руку… и попросту сгребло сержанта с пола, словно уроненного на мостовую пупсика.
…Дик, зависнув в воздухе, как щенок перед оценивающим его прикус хозяином, скрежетал зубами от вновь проснувшейся боли, с отвращением, смешанным с необъяснимым страхом, смотрел сквозь пелену кувыркающимся обожжённым мотыльком сознания в остатки лица Спящего. И чувствовал, как понемногу «уплывает» он от дохнувшего ему в ноздри зловония, от самого только вида этого ходячего порождения горячки. Спящий приблизил к нему порубленные в жирные синие ломти контуры того, что раньше называлось головою, и в голове у Дика вновь зазвучало:
– А ещё ты запустишь для нас эти ракеты. Все, Дик. Все до последней…
Глава VI
Много ума для этого не требовалось. В своей жизни, в молодые годы, Гарперу не раз приходилось быть конвоируемым. И сейчас те, казавшиеся раньше унизительными, навыки спасали, можно сказать, ему жизнь. Ну, или по крайне мере, помогали сохранять видимость того, что он – пленный. Заложив руки за спину и угрюмо уставившись в пол, шагал он широким размашистым шагом за очень быстро двигавшимся по бесконечным коридорам Маакуа. Точнее, тот словно летел над полом, едва касаясь его ногами. Настолько стремительной и лёгкой была его поступь. Безусловно, так двигаться мог только очень сильный и крайне опасный воин. Существо даже не оборачивалось, столь внезапно и резко ныряя за очередной из бесчисленных поворотов или в огромные двери попутных залов, что Питер подумал и с грустью понял, – будь он здесь один, и будь он даже увешанным оружием, как молодая и плодовитая вишня ягодами, остаться б тут ему навечно. Просто заблудившись в лабиринтах корабля. Или напоровшись на воинов Доленграна. На что, интересно, он рассчитывал, затевая свой побег? И что было б с ним, не появись так вовремя этот Клоффт? Потому как и коридоры, и непонятного назначения помещения, мимо которых они почти пробегали, как ужаленные, были бесконечны. И были обитаемы! Некоторые встречаемые ими тонхи были весьма активны, и живо интересовались происходящим у них на глазах. Правда, с расспросами к самому Вопрошающему не дерзнул пристать никто, но на них смотрели заинтересованно и, как даже почудилось с перепугу Гарперу, подозрительно. Таких «умников» было совсем немного, они все были вооружены, и Питеру даже показалось, что они – няньки для основной, просто огромной массы других тонхов, что как-то лениво ходили, едва переставляя будто деревянные ноги; сидели, расслабленно привалившись спиною к спинкам кресел, вдоль стен коридоров и залов. Что-то очень медленно и явно с трудом ели и глотали с огромных столов, стоящих посреди просторных помещений, и пили мутную бурду из пузатых чашек, напоминающих земные ковшики для браги. Или же они просто тупо пялились им вслед затуманенным взором грудного младенца, не различающего ни цветов, ни чёткого абриса склоняющихся над ним родных лиц. Этим, похоже, было до лампочки, что происходит вокруг. Как сонные мухи, они непрерывно ползали туда-сюда, будто люди, не знающие, чем себя и занять. Некоторые, правда, спали, укутанные непонятными «пледами» стального цвета, к которым от кресел тянулись то ли провода, то ли тонкие шланги. Он видел, как временами то к одному, то к другому тонху спешила такая вот «нянька», если у тех вдруг возникали даже мельчайшие затруднения. Например, встать с кресла или же наоборот, – сесть в него, взять ёмкость с питьём или посуду с пищей…
Они вышли на круглую эстакаду, опоясывающую по периметру один из самых больших залов, виденных Питером за время почти часовой непрерывной ходьбы. Внизу всё так же бессмысленно и неспешно бродили целые ватаги будто «примороженных» тонхов, казавшихся сейчас не опаснее отравленного таракана, валяющегося кверху едва шевелящимися лапами. В это верилось с трудом, и Гарперу вдруг подумалось: вот бы ему сюда сейчас два, нет, – три батальона морской пехоты! Да весь этот обезьяний питомник можно было бы выкорчевать за неполный час!!!
Неожиданно Клоффт остановился прямо на этом «помосте», и очень негромко заговорил, показывая вниз движением головы, с которой он по-прежнему не снимал капюшона:
– Ты видишь перед собою процесс реанабиоза воинов, человек. Здесь, и ещё на четырёх ярусах, пробуждаются к деятельной жизни и к последующему бою особи мужского пола. Их самки приходят в себя и обретают необходимую жизненную активность двумя ярусами ниже.
– Мать моя, родина… Сколько ж их здесь, Клоффт?! Этих гениальных и воинственных приматов… Три тысячи, пять тысяч? Десять? – Возбуждённый собственными кровожадными мечтами, вцепившийся в кажущиеся на ощупь резиновыми поручни Гарпер почти шептал в ответ, нависая над всем этим безобразием. И рискуя, того и гляди, свалиться прямо на головы этой ленивой ярмарке живого чужеродного материала.
Чужак усмехнулся, насколько можно было судить по ироничному движению его головы, и насмешливо произнёс:
– Ни тебе, ни кому бы то ни было из всего человечества не стоит даже думать, даже мечтать перебить всё это кажущееся безобидным и беззащитным малоподвижное воинство. Они умеют управлять собственным телом, умеют максимально быстро мобилизовать все жизнеобеспечивающие ресурсы, до последней капли. Если потребуется, они проснутся полностью в течение пяти ваших минут. И дадут бой. И победят, человек. После чего попросту «сгорят», не прожив после этого боя и года. Это их плата за право быть могучими и практически непобедимыми, землянин. Если так, неожиданно и резко, «разогнать» человека или любое другое живое существо, кроме ещё одной – двух рас…, – тут в его голосе послышалась улыбка скрытого торжества, – то человек просто и банально умрёт через десять – пятнадцать секунд от разрыва сердца и нервных окончаний, гибели лопнувшего скорлупою мозга и гипертрофирования мышечных тканей на молекулярном уровне. Превратившись за этот мимолётный промежуток времени в тонкостенную оболочку, набитую перемолотой в жижу требухой…
Обалдевший Питер не знал, что и сказать. Он уже многое знал о тонхах, но чтобы такое…
– А кто те, что бегают за ними, как квочки, и выполняют все малейшие капризы тех, кто всё ещё дрыхнет, спит вон прямо на ходу? – Он едва удержался, чтобы не показать пальцем прямо на тонха, внимательно наблюдавшего за состоянием дел в зале, и уже пару раз вскользь бросавшим взгляды на них, находящихся выше зала на сорок с лишним метров.
Существо едва заметно покачало головою, как бы отрицая заблуждения Питера, и задумчиво проговорило, словно сожалея о чём-то своём:
– Не спят, человек. Дремлют, копя и стягивая в одну точку рассеянные по периферии тел силы. Их сознание пока отключено и находится на уровне вашего двухлетнего ребёнка. Это так. Но они будут подсознательно помнить всё, что происходило с ними за всё это время. В том числе и то, что они видели нас здесь. И если усердно покопаться щипцами в их памяти за этот период, можно будет нарыть всё необходимое. Те, кого ты назвал птичьими матерями, сиделками, – это гроарты. Да, это своего рода няньки, если говорить вашими понятиями. Здесь это почётное и смертельное звание. Его удостаиваются чести носить лишь самые надёжные и сильные.
«Пленный» брезгливо скривился. Что ж в этом такого славного – заносить сопли за теми, кто завтра будет презрительно плевать тебе же на голову, как только и способному на уход за другими слабаку?
– Ты не можешь верно судить об этом, житель Земли. Те, кто следит за пробуждением своего рода – герои. Если можно так сказать. Они разбужены помимо своей воли, и их основная задача – максимально тщательно помочь остальным членам рода "напитаться жизнью". Их здесь около пяти тысяч. Для этого им ввели особое вещество, благодаря которому они проснулись, вышли из холодного сна за неполную вашу неделю. И они заплатят за это жизнью. Не пройдёт и ста ваших дней, как последний из них уйдёт в небытие, выполнив свой долг перед Уроако… Это – тонхи, Питер… Никто из вас не поймёт их позиции, их образа мыслей, меры их ценностей и темных далей их жёсткого разума. Даже мне они не совсем понятны, несмотря на многие тысячелетия, проведённые среди них…
В голосе говорившего загадочно смешались тщательно скрываемая ненависть и невысказанная печаль. Что бы это значило? Питер недоумённо уставился на застывшего, как статуя, Клоффта, и возмущённо фыркнул:
– Уж не жалеешь ли ты их?! – выпалив это, Гарпер застыл от страха. Ещё бы – он посмел обратиться на «ты» к божеству!
Однако тот или сделал вид, что не заметил подобной фамильярности, или ему было начхать на то, какими местоимениями пользуются при общении те или иные представители межзвёздных рас. А потому он не стал ни становиться в позу, ни как-то по-другому обозначать свои претензии на столь беспардонно ущемлённое, поставленное кем-то под сомнение, величие.
Вместо этого пришелец несколько мгновений помолчал, а затем выдал, уже безразлично и почти холодно:
– Понимаешь… Я миллионы лет уничтожаю творения Его. Вольно или невольно. Это уже само по себе суть великое преступление, уже само по себе явление, достойное сожаления о том, что ради не всегда логичных, на мой взгляд, целей, приходится вырезать целые нации. Ибо каждая по себе, вне зависимости от размера и ценности для самой себя, является жемчужиной этого мира, – неповторимой и единственной. Даже вы, черви… – Чужак хмыкнул. – Всё это уже неважно, человек. Я здесь для того, чтобы исполнить свой долг. Долг, которому миллионы световых лет… – Он сделал паузу. – Я не спал, как это делали они все. Мне это не нужно. И всё это время я тщательно стерёг их крепкий сон, чтобы не допустить их внезапного пробуждения и ухода отсюда. И чтобы в то же время не пропустить момента, когда на твою планету придёт нечто, чему они, сами того не подозревая, исправно служат вот уже десять миллионов лет… Беда в этом или счастье, не знаю, что на твоём, столь крохотном и незначительном для Бесконечности Пределов мирке, замкнулась по задумке свыше эта непомерно большая и слишком тяжкая для Земли цепь ещё невесть когда начавшихся Событий. Чья развязка и определит дальнейший ход следующего витка развития, или полное окончание ранее начавшегося великого Противостояния… Даже я, – «проживший» по велению Мировых Начал бесчисленное множество жизней и уже, в силу своей неисчислимости, не подлежащее счёту количество лет, – не помню времени «зачатия» этих событий… – Всё время монолога Питер не дышал. Он прекрасно понимал, что это откровение. И что именно сейчас ему ненадолго приоткрывают двери перед величайшей тайной Мира, мириады лет живущего, борющегося и умирающего под звёздами…
– …Их не пять, и не десять, – их пятьсот пятьдесят тысяч, Гарпер. – Питер обалдело уставился на «бога». Его потрясла как сама цифра, против которой, как он понимал, просто не в состоянии бороться человечество. Прежде чем погибнуть, тонх сможет, успеет унести за собою в могилу сто, нет, – триста, пятьсот людей. Да никаких армий всей планеты, даже если она поднатужится и соберёт, сгребёт и насильно мобилизует под знамёна всё, чем располагает из мало-мальски путёвого человеческого материала, не хватит. Не достанет на то, чтобы обеспечить, позволить тонхам такое роскошное истребление рода людского. Вдосталь насытить их людской кровью. А если присовокупить к этому мощь их флота… То выходит, что нечего особо и мечтать о победе в этом сражении! Точнее, практически безнаказанном избиении жителей Земли…
– Да, человек. Ты верно подумал. Вам потребуется никак не меньше, чем каждый четвёртый из числа всего населения Земли, чтобы хотя бы выступить с ними на равных. Что очень сомнительно. Ибо вам не набрать столько боеспособных мужчин. При всём том это должны быть исключительно и полностью здоровые, сильные и подготовленные мужчины, хорошие воины, готовые в подавляющем большинстве своём просто умереть. Умереть прежде, чем человечество сможет утопить тонхов в собственной крови. Залить их с головою, завалив для верности горами ваших мёртвых тел… Это для вас нереально. Потому как победив, ваша планета останется без половозрелого населения, и вам придётся не то чтобы испытывать трудности. Вам придётся голодать и нуждаться во всём. Потому как обрабатывать "живые рты" будет некому. Уже сейчас ваше население уменьшилось на десятую часть. Или больше. Даже не представляю, как всё это могло бы выглядеть, зная, сколько по-настоящему сильных и отважных воинов вы сейчас в состоянии выставить для битвы… – Существо бросило косой взгляд на Гарпера. Тот понуро кивнул.
Уж кому, как не ему, представителю затрапезного человечества, ещё знать, сколько больных, калек, просто трусов и не способных к решительным действиям членам расы можно назвать мусором, отходами планеты. Что не восстанут на бой, а побегут от опасности дальше, чем в состоянии себе представить. Вылупив от страха глаза, таща за собою орущих и ревущих жён, детей… и прикрываясь статусом "мирного жителя". При этом всё это опять же будут далеко не самые слабые «кадры», подходящие для подобной военной авантюры. Точнее, отчаянной мясорубки…
– Вы в бестолковой сутолоке и поднявшейся панике перебьёте, слонами перетопчете друг друга скорее, чем их, сильно облегчив тонхам задачу. В то время, когда они умеют и будут планомерно и неудержимо сражаться. Потому как война – основное их занятие, основное умение и жизненная необходимость. И просто потому, что для них остаться здесь гораздо важнее, чем для вас – вышвырнуть их за пределы Системы. Для вас главное – выжить. Любой ценой. Под кем угодно, во имя чего угодно, – лишь бы не стать пеплом. Вам слишком дорого то, что однажды вам так щедро подарили, – ваша уютная и весьма сладостная жизнь… Для них Земля – единственная сейчас возможность остаться расой. И они умеют отстаивать свои потребности и нужды куда как лучше вас. Они – голодные, отчаявшиеся, зажатые между смертельными ловушками звери, которые будут сражаться тем яростнее, чем отважнее вы будете. Тронуть их именно сейчас мне или подобному мне – значит, обречь прежде всего вас на полное и быстрое истребление. Потому как им больше некуда, да и не на чем, бежать. Их корабли тысячелетия не питали свои ресурсы. А остатки их, как ты увидишь, идут на возрождение тех, кто мог бы для начала защитить эти корабли, в которых спят остатки расы. Замкнутый круг. Им следует проснуться, чтобы уберечь то, что хоть в малой степени поможет им здесь выжить. Так что они – не побегут. Да и незачем им больше бежать. Им останется лишь подороже продать свои жизни. А уж в этом они не поскупятся. Тонхи в одночасье подымут всех, оставив лишь несколько тысяч для воссоздания расы, и бросят ещё не проснувшихся воинов в бой. Они оторвут почти высосанную «матку» в атмосферу, и на остатках её мощностей устроят вам кровавую баню. Или не оставят себе для возрождения никого, если вдруг решат, что месть и кровь – дело чести расы. Такие случаи были в истории их родов. Они сгинут, но последнему своему позору предпочтут смерть. И тогда… – Землянин вновь кивнул головою, признавая полную правоту пришельца. Да ему больше ничего и не оставалось, как соглашаться. Так оно всё и было, чего уж тут возразить… "Стадо напыщенных, велеречивых, но на деле слабых, трусливых и недалёких баранов, вот кто мы супротив блистательной, поголовно боеспособной и исключительно эффективной военной машины тонхов". Сейчас ему было всё равно, читает ли его мысли это древнее то ли благодать, то ли чудовище. Что даже при всей своей мощи так же не смогло, не сумело остановить последнее, весьма победное шествие грозных и почти неуловимых мартышек через плазменные струи нарождающихся и умирающих звёздных систем. Прошедших маршем через множество парсеков, через многочисленные чужие Дома, на которых они со старательностью и умением возводили обелиски из костей их ещё совсем недавних обитателей…
– Да, человек! Они настырны и успешны, несмотря на имевшиеся в их истории немногочисленные поражения. И они покоряли те миры, о которых ты сейчас помыслил столь высокопарно. Несмотря ни на какое сопротивление. Но их жители хотя бы старались остановить тонхов до последнего своего солдата. И не их вина, что, погибнув в тяжёлых боях, они покрыли себя гордой и почётной славой поверженных, но не покорённых. Я тоже не смог, и ты в этом прав. Тонхи – воины от часа своего рождения, и их всё ещё неимоверно много! И поверь, что будь их хотя бы в два раза больше, чем сейчас, – Маакуа сказал это таким тоном, будто досадовал на себя за что-то несбывшееся, – они овладели бы Землёю не более, чем за сутки. Не церемонясь. Потому как, пустив в дело половину воинства, которой они пожертвовали бы не задумываясь, они б взбешённым потоком ворвались сюда, моментально заполонив планету, и даже на миг не остановились бы, чтобы хоть мельком взглянуть на вашу нерасторопную, а больше – просто никакую, «оборону». Я не смог убить всех, как ни хотел. Лишь существенно уменьшил их число. – Казалось, ему немного горестно оттого, что тонхи достигли Земли, невзирая на все его старания. И словно в подтверждение этого выказываемого сожаления пришелец неожиданно зло продолжил:
– Я сам разбудил их, человек. Сам. В нужное именно мне время, то есть гораздо позже ими самими выставленного срока, я включил их регенерационные аппараты. Они до сих пор не знают и даже не догадываются, что это сделали не их машины, об установках которых я позаботился. Это сделал за них я. Тот, от которого они бежали столько долгих лет, и ужас перед которым они сохранили в своих странных душах до сегодняшнего дня. Они не подозревают, что я давно стал одним из них. Я изначально пытался предотвратить грядущие события, перековать их на свой лад, чтобы не дать им возможности достичь Земли, как было Им предначертано. Это не было непослушанием или протестом, Гарпер. Естественных ход истории может иногда позволить себе наличие альтернативного Устоям варианта. Кой я и пытался построить своими слабыми силами. Для этого я всячески вставлял им палки в колёса и убивал их во множестве и всюду, где находил. Превратив их истребление, как расы, в своего рода искусство. Но всё же не достиг всей намеченной мною самим полноты результата, который мог бы и должен был стать той самой «замещающей» составляющей однажды намеченного. Потому как вынужден был отпустить часть из них, уходящих от меня в пространстве всё дальше, чтобы не позволить им даже близко или примерно оказаться в вашем секторе. А потому, когда они разделились однажды, я не стал снова сгонять их в одну массу. Я оставил большую их часть в покое, проводив взглядом в направлении галактики Иннерварры. Где они и скрылись. Туда их ушло около двух с половиной миллионов, Гарпер. Проводив их взглядом, я дал себе слово прийти однажды со своими воинами и туда. Остальных я гнал ещё долго. Преследовал их, уничтожал и погибал сам. На свой страх и риск. Творец добродушно не вмешивался, не помогая мне и не мешая, лишь изредка проникая Своим взором сквозь толщу расстояний и Времени, словно чтобы просто бесстрастно убедиться, что набор нелепых случайностей ещё не возобладал над естественной логикою выработанных Им самим однажды событий. Он просто хотел изредка видеть, что моя тщетная, но достойная небольшого Его внимания борьба всё ещё идёт. Мне следовало бы расценивать это как своего рода Его молчаливое одобрение моей веры в торжество Идеи, за которую я готов был пожертвовать даже своим бессмертием. Но я, глупец, видел в этом лишь вызов, а потому, исходя волнами упрямства, рвал свои внутренние силы на части, стараясь доказать самому себе, что все мои помыслы и цели могут быть не менее реальны и достижимы, чем Его однажды выраженная Воля. Думаю, Он всё это видел и понимал, как понимает истинный отец цели потуг чад своих. Он словно предоставил мне призрачную возможность решить вопрос по-своему. Хотя бы потому, что Он давно знал и предопределил всё. И не сомневался, что всё будет именно так. Я же самонадеянно тогда решил, что смогу подкорректировать текущие сквозь пространство и незримо связующие миры потоки, чтобы ничтожнейшее отклонение их бесконечных мерцаний дало мне нужный, крохотный фактор. Фактор чуть опережающего победную и верную ставку непоколебимого в самой своей вечности Естественности Начального Состояния. Ставку, что летела и кувыркалась впереди меня в Сущем, будто широкий и уверенный бросок Его «костей». И хотя Он потом далёким и открытым голосом намекнул мне, что я зря тщусь, что тонхам придётся оказаться вблизи Земли, и мне не следует стараться извести их дотоле, пока Он не выберет некоего Достойного. Ибо, как сказал Он, так задумано Им самим. Но я, безумец, на миг словно напрочь забыл, что никому и ничему не дано не то что перебить, переиграть, а даже просто неуловимо сдвинуть однажды расставленные Им фигуры…
