Текст книги "Ангел"
Автор книги: Сергей Демченко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 22 (всего у книги 48 страниц)
Сотни же тысяч в эти же города прибывающих. И видя, как бегут из них местные жители, пришлые поддавались всеобщей панике и тоже хотели спешить дальше. В результате – шум, гам, крики, гудки машин, плач, невообразимая сутолока, кровавые драки за право и саму возможность проехать, вырваться на дорогу из города. Грабежи и мародёрство. Массовые убийства и самоубийства на почве психозов и помешательства. Неспособность жалких остатков растерянных полицейских, которые, как и остальные граждане, в большинстве своём предпочли спасать свои собственные семьи, установить простейший порядок. Зачастую полицейских, пытавшихся регулировать процесс эвакуации, озверевшая и до предела напуганная толпа разрывала на куски чаще, чем остолопов, чьи неловкие и неумелые манёвры как раз и приводили к ужасным заторам. Тех просто объединёнными усилиями переворачивали прямо в машинах в ближайший кювет или на тротуар. Или попросту заталкивали на газоны. Так они там и стояли, с ужасом взирая всей семьёй на еле двигающиеся мимо них потоки машин, понимая, что вернуться на дорогу им предстоит очень и очень нескоро.
Пыльные, напуганные до беспамятства и измученные, попадались среди коренного населения жители западной Европы.
Европа в большинстве своём лежала в руинах. Немногие, чудом уцелевшие немцы, французы, англичане и швейцарцы, почти единицы норвежцев, датчан и ирландцев, что смогли, что сумели добраться до отрогов Альп и границ Трансильвании. Они были больше похожи на оборванных, заросших и немытых Гаврошей, чем на некогда состоятельных и благополучных граждан зажиточных стран. Единицами и неполными семьями, в основном пешком, пробивались они в эти края. Лишённые практически всего, что на родине составляло основу их спокойного бытия.
Неся с собою страшные подробности опустошения и бедствий, в несколько часов превращавших целые страны в пустыни, покрытые огромными, как холмы, кучами горелого бетона и щебня, оплавленного стекла и завёрнутого немыслимыми узлами металла. Под этими искусственными горами покоились миллионы. Десятки, сотни миллионов тех, кто или тихо спал под ничего не подозревающим в первые часы вторжения небом, либо был застигнут в разгар дня вот так, как эти запрудившие и без того тесные границы Средиземноморья и Адриатики беженцы. И сгинул в пучине всепоглощающего огня.
Правительства пали. Армий больше не существовало. В покинутых и выбитых под корень главных, центральных районах стран и в наиболее экономически и стратегически важных регионах царило дикое, нереальное запустение. Удары наносились грамотно, словно по картам, на которых были чётко очерчены ареалы основ могущества и процветания каждой страны. Немногие уцелевшие, в основном жители отдалённых городков и маленьких деревень, не затронутых пятном массированных ударов, потихоньку организовывались в подобия коммун, деля то немногое, чем располагали. Либо сбивались в стаи вроде тех, кто предпочитал насилие и разбой всем другим формам организации общества.
Кровавый передел и без того невеликой, оставшейся в руках людей собственности, происходил быстро и жестоко.
За скудные запасы пищи, одежды, топлива и воды сражались уже не на шутку. Оплавленная, обеспложенная до глубины в несколько метров почва почти не имела шансов взрастить урожая, и люди, понимая это, рыскали по своим и чужим окрестностям в поисках продуктов из магазинов, со складов и портов. Пытаясь запастись впрок на столько лет, скольким числа никто и не знал. Нарываясь куда чаще на пулю, тяжеленный цеп, обрезок трубы и топор, на дубину, биту и унизанные гвоздями палки, чем на ещё не разграбленные кладовые.
Пришлые несли с собою собственный укоренившийся в душах и сердцах страх, боль и ужас слухов и россказней. Добавляя его в общую сумятицу на местах.
Именно они, эти не раз и не два пересказанные, обрастающие новыми подробностями и фактами слухи, были основной причиной повсеместной массовой паники. Рассказывали разное. То ли о том, что пришельцы, чьи малые корабли наступательного флота и наземные силы видели уцелевшие, ловят выживших и едят их. Варят из недавно умерших какой-то кисель и принимают его, как чай. Что земных женщин после рейда по местам, где могли уцелеть населённые пункты, эти неукротимые чудища забирают в плен, производя тщательный отбор. Туда же отправляют и немногочисленных наиболее полноценных и сильных мужчин, при этом всех грузят на корабли и вывозят куда-то. По непроверенным данным, на север.
Что сильно обмелевшие реки и чаши практически выпаренных водоёмов в некоторых местах забиты варёно-жаренными трупами под завязку. Что леса остались лишь там, где вместо плазмы применялось другое странное оружие, выбивавшее лишь разумную и вообще живую составляющую.
Что много раз видели, как осмелившиеся выступить против инопланетных монстров военные части легко и быстро вырезались подчистую, как котята, потому что в нужный момент техника вдруг отказывала, и солдатам приходилось сражаться с «обезьянами» практически врукопашную. После сражений, на полях которых оставалось совсем немного мёртвых пришельцев, тела всех погибших, если они не были раскиданы по мелким частям, собирали и грузили в их «десантные» корабли то ли какие-то машины, то ли искусственные существа.
Тела своих погибших воинов, числом, как правило, не более одного, ну двух десятков, победители съедали на месте и забирали с собою лишь их обглоданные кости… Якобы кто-то видел, как эти самые кости бросали потом с кораблей то ли в океаны и моря, то ли в пропасти…
Всё это Роек и Фогель слушали с интересом и пониманием сути происходящего. Уж кому, как не им, было знать, что в этих баснях правда, а что – банальный вымысел перепуганного видом лошади туземца.
Вестей из Юго-Восточной Азии, Евразии, Африки, Америки и Австралии не было. Что происходило там, никто не знал и даже не догадывался. Всяческая связь отсутствовала напрочь. Радио и телевидение будто и вовсе никогда не существовали. Если верить «знающим», часть военной машины мира закопалась под землю и чего-то выжидала, наблюдая за происходящим из убежищ, будучи не в состоянии оказать достойного сопротивления мощи пришельцев. Не в состоянии помочь жителям собственных стран. Любые попытки эвакуации или мобилизации жителей сводились на «нет» огромными площадями поражения, по которым наносились удары. В аду плазменного излучения гибли и те, кто пытался спастись, и те, кто порывался хоть как-то это спасение наладить…
Выходило, что пришельцы в первую очередь старательно чистили наиболее густонаселённые части света. Те, которые вплотную примыкали к выбранному ими месту своей дислокации. И которые могли бы, дай им время, попытаться организовать подобие сопротивления. Какого-то своего, особого рода порядка, захватчики пока нигде наладить не пытались. Однако это могло вот-вот случиться, начаться в ближайшем будущем. Согнав в одно какое-то место огромные массы народа, практически лишённого надежды на военное вмешательство для их спасения, и ради желания жить готового на всё, тонхи вполне могли в этих местах объявиться и начать отсеивание тех, кто в будущем образует костяк их рабочего скота.
По всей видимости, так оно и будет, считали Роек с Фогелем. Наблюдали и делали весьма верные выводы о том, что уже создан определённый порядок уничтожения территорий, совершаемый с небольшими перерывами, вполне достаточными по времени для того, чтобы наиболее сильная и молодая часть жителей оставленных «на закуску» стран снялась с насиженных мест. Чтобы притопала своими ногами в какое-то кажущееся им единственно возможным «безопасным» место, оставив в обречённых землях и по дороге больных, старых и слабых. Эта «метода» говорила как раз о том, что тонхи попросту разумно и без собственного участия сгоняют своё «стадо» в нужный им загон.
И что отсюда они, спокойно высадившись, рассчитывают начать повторное заселение планеты уцелевшими аборигенами, но уже по собственному разумению. Скорее всего, исходя из критериев достаточности количества наличествующей рабочей силы, оставленной жить, на единицу площади проживания самих тонхов. Которые не собирались надрываться каторжными трудами на возделывании почвы, выращивании мяса или в рудниках, имея на то неплохие воспроизводимые ресурсы самих покорённых.
Как разумели профессора, это был довольно-таки мудрый способ колонизации захватываемых планет, очевидно практикуемый тонхами на всём их пути сюда за прошедшие тысячелетия. Они, видимо, прибывали вот так к орбите планеты, отстающей от них в развитии и мощи, выбивали местных «зверьков», а затем распределяли их по планете с максимальной для себя выгодой. Заставляя вкалывать на себя население и высасывая наиболее ценные планетарные ресурсы. После чего уходили. Никто бы не удивился, если бы узнал, что разорённую и опустошённую планету, к которой тонхи утратили всяческий интерес, зачастую попросту уничтожали. Ради садистского удовольствия или чтобы замести следы собственного на ней пребывания…
Выходило, что эти обезьяньи морды весьма удачно соединяли для своей пользы банальный межгалактический разбой, прикрываемый громкими целями, и то паническое бегство от собственных страхов, о котором так трогательно поведал кучке избранных сгинувший Тик в минуту временного расстройства своей отнюдь не слабой психики.
…Из многих мелких стран не спасся никто. Ватикан, Лихтенштейн, Люксембург… Все они за секунду сгинули в пучине атак вместе с их жителями, не оставив о себе даже воспоминаний. Разве что пару облачков пара.
Почему-то пока не задело Португалию, и теперь некоторые поговаривали о необходимости бежать туда, с тоскою поглядывая в ту сторону через отроги покрываемых снегом гор. В это время сама Португалия спешно вооружала население и минировала границы в истовой попытке защитить свои пределы от наплыва чрезмерно большого числа беженцев…
…Самая большая странность состояла в том, что в отличие от всей массы спешащего в неизвестность народа, Фогель и Роек шли не в ту сторону, куда все так рвались, а наоборот, – в противоположном направлении. Как раз туда, где уже отгремели раскаты чужих страшных громов. Туда, где было, с точки зрения возможности погибнуть, безопаснее всего.
Уничтожив большую часть Европы и не спеша приступив к огромным кускам вроде России, Индии, Штатов и Китая, тонхи не имели пока никаких намерений торчать там, где ими были произведены практически корневые изменения сложившейся планетарной истории. То есть посреди практически выжженных территорий. А поскольку государства восточной зоны и сами США – это в основном страны с ядерным потенциалом, то их до поры до времени дразнить не стоит. А то они наверняка, даже вероятней всего, попробуют им воспользоваться. И не у своих границ и берегов, а попытаются накрыть тонхов именно там, куда те будут стремиться основной своей массой. То есть, здесь, на Балканах, в Южной Америке и в Южной Африке, где климатические пояса наиболее приемлемы для их проживания. Вполне возможно, здешнюю и тамошнюю «зачистку» страны с ядерным потенциалом будут производить менее гуманно, чем, скажем, это было бы на севере России. Теперь, во всеобщем бедламе и неразберихе, что русским, что китайцам всё равно, что о них подумают хорваты, румыны, венгры или македонцы. То есть, метая адские снаряды в центр Европы, можно не церемониться так, как с собственными территориями. Своя рубашка ведь ближе к телу. Так, кажется, говорят в России?
А потому без зазрения совести, объединившись даже с Индией и Китаем, Россия может нанести удар. И вполне очевидно, что куда безопаснее будет оказаться в этом случае, к примеру, в той же почившей Дании, чью заупокойную ветчину они сейчас потребляют, чем в Болгарии, Сербии, упомянутой Португалии или Греции, что пока получили временную отсрочку. Даже если тонхам будет наплевать на сбившуюся в тесное стадо часть человечества, выскочившее диким конём у них из-под носа, и они не пойдут добивать его сюда, всё равно через несколько недель здесь начнётся такой масштабный тарарам, что уж лучше быть от него подальше. Мор, голод, болезни, сумасшествие, кровь… Пока ещё слишком напуганные впечатлением почти планетарной катастрофы люди больше озабочены не столько пищей и удобствами, сколько молят небо о спасении цивилизации как таковой. Да и пищи, худо-бедно, но пока хватает. Пока её даже раздают растерянные правительства стран, вынужденно приютивших беженцев. Пока все здесь в едином порыве ещё молятся со священниками об избавлении, и личное несколько отложено в корзину будущих кровавых перемен…
Но совсем недалёк тот день, когда это самое личное возобладает и здесь, и в любом другом месте, и потихоньку звереющий народ начнёт собираться вместе не для того, чтобы поддержать ближнего и спеть осанну, а тёмной ночью подкараулить одиночку или парочку. Потому как очень, очень скоро люди начнут поглядывать друг на друга со всё возрастающим гастрономическим интересом…
Здесь всего этого будет в переизбытке. Потому доктора собирались быть от этого подальше. Здесь скоро любой из присутствующих станет либо жертвой, либо охотником. И то, что пока ещё не сотворили с планетой тонхи, человечество довершит само…
А там, на практически пустых просторах уже покорённой Европы, ты хозяин. Владыка. Пусть почти пустыни, ну и что? Там ещё много чего осталось. Всего не вывезешь, всего не отыщешь и не съешь в одночасье. Тем более при той панике и после таких атак…
Он, Фогель, да и Роек, конечно, знали несколько «злачных местечек», где можно прожить вполне вольготно и даже припеваючи. Туда они и добирались, покинув гудящую, как растревоженный улей, границу со Словенией больше двух недель назад. Фогель тогда втайне рассчитывал, что им удастся протащить туда же и пару-другую благодарных девочек. Он даже присмотрел на дорогах после Граца, ведущих к границе, по пути оттуда, несколько особо смазливых мордашек и фигурок, измученно бредущих в компании с родителями или понуро сидящих у костров со случайными попутчиками. И уже предвкушающее облизывался, представляя себе, каково будет с ними сладко на старости лет, особенно учитывая тот факт, что девушки будут обязаны им жизнью и довольствием. Миру-то конец, как ни крути. А жить и кушать хочется всем, от красавец до страшненьких.
И он открыл уж было тогда на эту щекочущую его гормоны тему дискуссию с коллегой.
Однако Роек, к его безмерному удивлению, неожиданно упёрся. Он высказал своё удивление тайными мыслями коллеги, чем немало смутил добропорядочного доктора, все сексуальные фантазии которого разгорелись в силу того, что тому не везло с женщинами. Герхард, запинаясь и краснея, сбивчиво объяснил это ухмылявшемуся Роеку, представляя свои планы как желание решить свою деликатную проблему за счёт «нуждающихся в поддержке одиноких дам». Добавив, потупив глаза, что «их столько красивых и юных вокруг». Однако Франц наотрез отказался тащить с собою «батальон сиволапых и глупых клуш», как он выразился в сердцах, мотивировав это тем, что «девочек можно найти и там, на месте». И что будь они хоть с рогами и свиной харей, их сугубо сексуальной принадлежности это никак не умаляет. Как и желания угодить своим «спасителям».
– Самка остаётся самкой всегда, коллега, особенно в условиях бесхозности и бескормицы. В условиях, когда пользуют её все, а вот кормить не порывается никто. Будь она по размерам пупсиком, болонкой или коровой под два центнера весом, – она балласт. Просто пока они все ещё об этом не знают. Они всегда охотно и с радостью раздвинут ноги для того, кто принесёт ей на измятое ложе парящее свежее мясо. То есть, для удачливого охотника. А вот вырыть колодец или нарубить дров, дотащить домой мешок добытой пищи или отогнать палкой злую собаку…
…Тут, милый мой Герхард, одних юных изящных ягодиц, полных губёшек, плоского загорелого животика и торчащих торчком пирамидок груди в красную пупырышку ветрянки явно маловато, не находите? Тут вечно будут звать Вас. Хе-хе! И бросив все свои, не менее тяжкие дела, Вы будете дни напролёт сострадательно ползать за ними следом, бесконечно слушая и утешая, помогая нести им зонт из картона да ридикюль с тушью из золы, и при этом ещё как-то умудряться выполнять за них то, что по праву отныне возникающего «равенства» им было Вами же и поручено… Говоря грубо, откатываясь по лестнице развития к состоянию первобытного стареющего мачо, Вы станете прекрасным, совершенным, законченным подкаблучником новой формации. «А-ля визит тонха». Полное ничтожество на фоне вечной непосильной занятости непонятными нормальному разуму проблемами женской половины. Вы уж не обессудьте, товарищ Вы мой дорогой, но таскать для вас всех пищу и стирать портки после ваших сексуальных «пикников» я не собираюсь. Как и моя женщина, которую я намерен отыскать исключительно для практичных целей выживания. И, если вдруг доведётся, для продолжения рода человеческого. Мне отчего-то кажется, коллега, что нам будут нужны скорее неказистые, но крупные, выносливые и сильные женщины, чем весь этот недоощипанный, лохмато-накрученный курятник, чьи основные и главные прелести и достоинства таятся исключительно между тонких, привыкших к «шпилькам» и педикюру, ног. Чей перечень главных ценностей не выходит за рамки вечно ухоженных и блестящих волос, гладко выбритых ног и кружевных трусиков. «Все в восторге от тебя!», «Ведь Вы этого достойны?», не так ли? Вы всё ещё намерены тащить с собою изнеженных сучек, не привыкших ходить дальше собственного сортира, с которыми мы рискуем просто никуда не дойти? Тогда можете остаться с ними прямо здесь, Фогель. Чтобы избежать ждущих Вас в дальнейшем мучений. Потому как даже мы, уже изрядно похудевшие, почти старцы, будем двигаться не в пример тише и быстрее, чем если будем обременены этим визжащим и стонущим человеческим мусором! Вдобавок ко всему их уже сейчас нужно будет начать кормить. Вы готовы начать недоедать ради того, чтобы вдосталь кормить четыре с половиной килограмма каждой из их грудей? Готовы ввязываться в потасовки с молодыми, горячими балбесами, которых мы можем встретить, и которым отчего-то взбрендит в голову, что рядом с ними эти сучки будут смотреться лучше? Спустя неделю он сам – или пристрелит их, чтобы не объедали и не жаловались, не ныли бесконечно. Или скопом отдаст за половину пачки сигарет соседу-мародёру. Он-то, – молодой, наглый и горячий, – быстро найдёт способ с ними по-хозяйски управиться. А вот Вы… Вы, дружище, будете терпеть и нянчить их всю дорогу так, что, зная Ваш мягкий характер, я могу предсказать до часа, когда они усядутся Вам на шею, и Вы попрёте их, издыхая, до самого того момента, пока не упадёте без сил. Или вполне можете схлопотать пулю почти сразу же, как только засветитесь с ними в первых придорожных кустах, куда будете всю дорогу водить их «пописать» и «покакать»…
Роек умолк.
Озадаченный и подавленный Фогель, в чьей голове тут же, по ходу развития мыслей Роека, ярко и красочно рисовались все эти описываемые им картины, начисто лишился своих сексуально возвышенных фантазий. Он понимал, что товарищ прав. И наживать колотьё в боку, спасая бегством в ускоренном темпе собственную жизнь – это одно. А вот бег по пересечённой местности, призом за который станет в лучшем случае пуля, да ради пары смазливых «дырочек» – это, уж увольте, несколько другой коленкор…
Он тогда устало и покорно кивнул, не забыв присовокупить мрачное «Да-ааа»…
Чёрт возьми, его друг прав. Старый я болван, не по рылу маску примеряю! Похоже, прежние понятия и ценности обречены на гибель, как и оказавшаяся на деле никчёмной красота. Остаток жизни многим людям придётся прожить не среди этой красоты и сексуальности, а в окружении практичности и целесообразности. И с этим ничего нельзя поделать. Особенно, если очень хочется выжить…
…Видимо, и сейчас он вспомнил тот разговор, потому как непроизвольно повторил вслух ту же самую короткую фразу, ознаменовавшую конец их тогдашнего диалога, когда вещал один только Роек, а он, Фогель, лишь озадаченно кряхтел и мучительно морщился…
Слышавший это Роек улыбнулся, привстал со своего места в промозглом полуразрушенном подвале на окраине Вены, где они вдвоём с Фогелем вот уже пару часов, как «привальничали», быстро глянул на окончательно затихшего в углу парня и сказал:
– Поднимайте свою усталую задницу, коллега. И не забудьте перетрясти мешок нашего уже покойного друга. В нём, мне кажется, есть ещё немного пищи. Понесём по очереди. Через пять-семь дней, если ничего особенного не произойдёт, мы будем уже в Чехии. Точнее, в том, что от неё осталось. А там ещё пару недель – и мы у цели.
Он повернулся к выходу. Выглянул осторожно на улицу. Там поразительно быстро темнело. Пожалуй, минут через десять идти придётся уже в полной темноте. Оно и к лучшему. Чем меньше народу будет их видеть, тем выше вероятность успеха. Крупный снег покрывал пепелища, прихорашивая город, словно невесту вампира к венцу. Этот снег будет идти ещё долго. Такое грубое и мощное вмешательство в хрупкое планетарное равновесие не могло пройти даром. Экологическое и природное альбедо Земли нарушилось. Теперь следовало ожидать диких и злых плясок природы, выражаемых чередованием беспричинного тепла зимою и чувствительного холода поздней весной и ранней осенью. Воздух стал грязным, как и воды, как и почва. Содержащиеся в них элементы периодической таблицы под воздействием необычного, незнакомого на Земле оружия тонхов вступали меж собой в самые адские взаимодействия, образуя неестественные для земной реальности соединения. Стоило ждать множественных смертей, мутаций и болезней. Которые, будучи помноженными на скорое, очень скорое воздействие возросшей «местной» радиации, тоже неплохо «прополют» человечество. Выживут самые сильные… и самые умные. Вроде них.
…Морозец всё крепчал. Роек застегнул у подбородка поплотнее толстую куртку, проверил, насколько удобно сидит на спине его ноша, и совсем уж собрался выйти под мертвенно-серое небо.
Потом, будто вспомнив что-то важное, обернулся к приподнимающемуся с некоторым трудом и берущему обе сумки на плечи Фогелю:
– Надеюсь, Вы не потеряли наши экземпляры? – Фогель отрицательно помотал головой и похлопал себя по поясу:
– Здесь они, здесь. Никуда не денутся. Зашиты и перевязаны.
– Хорошо. Берегите их. А ещё лучше дайте их сюда. – Доктор принял от коллеги узелок, упрятал во внутренний карман, натянул поглубже свой егерский шерстяной картуз. Отщёлкнул, придирчиво осмотрел и со смачным стуком вогнал обратно снаряжённый магазин. Потом передвинул предохранитель и передёрнул затвор автомата. – Сдаётся мне, наидражайший мой друг, что они ещё сыграют свою роль в последнем спектакле для этого несчастного мира. – И он, подняв перед собою злой тупорылый ствол, решительно шагнул в ночь, в разыгрывающуюся не на шутку порошу…
