Текст книги "Ангел"
Автор книги: Сергей Демченко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 24 (всего у книги 48 страниц)
…Обратный путь для них будет нескор. Требовалось непременно выполнить волю Пра и отнести его к указанному Им месту. А потому Кафых немедля послал самого старшего и среднего из своих сыновей домой за провиантом и кое-какими вещами для всех. Путь предстоял неблизкий, и пускаться в него неподготовленными было глупо. А поскольку нести с собою в становище Великий Камень, который, очевидно, и покоился внутри «яйца», либо идти с ним ещё куда-либо, кроме как исключительно к урочищу, пророчество и наставления самого Хаара запрещали, то глава рода решил: ждать возвращения детей именно здесь. Чтобы отсюда ж и тронуться в далёкий путь.
Он, не выпуская из рук драгоценной находки, приказал сыновьям разбить временное пристанище, собрать хороший костёр, и вообще, – подготовиться к «холодному» ночлегу; после чего устало и с чувством исполненного долга присел, обнимая и баюкая руками Хранилище, и закурил смесь табака и чейрын-травы. Потом устроился поудобнее на срубленном лапнике, прислонился спиной к скале, закрыл мечтательно и глаза и, раскачиваясь телом, предался своим размышлениям и воспоминаниям о том, что говорил ему его прадед. Обо всём удивительном, творящемся за тонким Небесным Одеялом; о том, что живущие под ним люди так и не знают толком ничего о величии и странностях другого, такого незнакомого им, мира…
…Я чувствовал себя так, словно участвовал в конкурсе верёвок. Витых, скрученных, перевитых, распущенных и завязанных в морские узлы. И занял исключительно первые места во всех номинациях. Никогда ещё со времени своей «новой» жизни мне не довелось испытать неприятных ощущений. Это было первым, и походило на то, как если б меня прокрутили с неделю в центрифуге. Меня немного шатало, ломило всё моё тело. Голова вытворяла такие выкрутасы, словно ей играло в футбол стадо неумелых слонов, больше топтавшихся по мячу, чем пинавших его.
Правда, спустя буквально полторы минуты, как мне показалось в своём субъективном ощущении времени, всё это начало пропадать, и я внезапно обнаружил себя стоящим перед кучкой насмерть перепуганных бедолаг, взиравших на меня с разных точек своего песчаного «ложа». Насколько я мог судить, их отправило в «разлёт» в момент моей материализации, а потом я ещё какое-то время брёл уже прямо на них. Не знаю, не помню я этого, однако если это именно те, кто мне нужен, значит, на свете всё не так уж плохо технически устроено. Очевидно, волшебство, если можно так назвать всё, что меня окружало с первых секунд появления в этом времени, работало куда точнее и безотказнее живущей самостоятельной, но непонятной даже её создателям жизнью, земной техники. И меня швырнуло прямо к цели. Слава Богу, что не настолько точно, чтобы приземлиться им ногами прямо на головы. И вот ещё одна странность – после того, как я побывал внутри сферы, у меня осталось подсознательное ощущение того, что она теперь «завязана» на меня так же, как и всё остальное, что я имел или к чему прикасался. Как верный пёсик, – стоит только свистнуть…
Не могу сказать, как я сам в тот момент к этому отнёсся, потому как именно в это время первая и весьма упитанная фигура, гордо стоящая на карачках посреди этого песчаного царства, набитым до отказа песком ртом уверенно пропищала мне куда-то в область голени:
– Этого просто не может быть… Физика тела не может позволить такие выкрутасы с живой материей… Мираж.
Затем фигура оглушительно чихнула, разметав вокруг жирного сыра бледного лица целое облако песчаной пыли и едва не оторвав себе этим чихом голову. Затем послала кому-то смачное проклятье и уже спокойно, но совсем уж глупо, спросила:
– Ты дух? – и в ожидании такого же тупого, я думаю, ответа она обалдело уставилась на меня запорошенной до самых бровей круглой растерянной моськой.
Теперь я точно знал, что передо мною не обкурившиеся и ограбленные до нитки бедуины, а нормальные ребята, не в трусах до колен, а во вполне современных шортах. Бедуины не рассуждают о физике тела и теории относительности. И хотя их физиономии не выглядели на презентацию дома Версаче, узнать даже в темноте их европейские черты можно было и по недельной небритости. Правда то, что особо сознательным выглядел лишь один толстяк. Двое других, один из которых едва виднелся из-под руин полноприводного автомобиля, а другой просто разевал на меня рот, производили впечатление крестьян российской глубинки, купивших первый раз в своей жизни билет на древнюю электричку до Москвы. Но невесть как, неведомым ветром, занесённых из непролазной грязи Черноземья в суходол пустыни. И не наблюдая нигде родных, привольно растущих лебеды и непобедимой амброзии, как-то потрясённо притихших…
Я отчего-то при этих словах сильно на него разозлился за то, что такой большой мальчик верит в потусторонние глупости, в то время как я явился, можно сказать, по архиважному делу. И совсем уже было собрался примериться к его далеко не голодному затылку, как вовремя опомнился, и это значило, что я совершенно пришёл в себя. И то сказать, – манера моего появления для неокрепших и непривычных к таким зрелищам землян, вкупе с упавшими на них с небес гориллами с неведомых планет, заставляла быстро и существенно пересмотреть многие представления о ранее считавшемся небылицами. Впору ребятам было поверить уже и в появление бабы Яги на ступе. Надо отдать должное мужикам, особенно этому румяному пончику, что при моём появлении они не покончили с собою от страха. А тон последнего вопроса толстяка и вообще сказал мне о том, что парни уже почти успели привыкнуть ко всякого рода странностям. Человек современный быстро осваивается там, где в средние века при моём появлении подняли бы такой вой и истерику, с всепланетным покаянием да размахиванием кадилом и «крестилом», на всю Вселенную… Даже на дальних звёздах в тот момент узнали бы, что некто полупьяный Йоган узрел в огороде за сортиром мелкого жуликоватого демона…
А потому я, во-первых, был искреннее благодарен судьбе за то, что меня послали на разборки не куда-нибудь в Испанию времён буйного расцвета инквизиции, а в более чем современное, даже по моим меркам, время. Тут всё же как-то можно объясниться, что ты – не Леший во плоти, и даже продуктивно пошутить, прежде чем начать разговор:
– Ага. Дух. Буду третьим, ищу двух… Судя по всему, вы уже своё перебрали, мил человек… Духи Вам уже являются. А потому велено Вам больше не наливать. Я тут сугубо по делу, поэтому смените эту дикую позу и примите уж, пожалуйста, подобающее венцу природы положение… И захлопните, пожалуйста, вашу прелестную пасть! – Последнее относилось уже к худому и жилистому жигану, что следил за мною распахнутыми настежь глазами, за каждым моим движением, так и не закрывая широко разверстого рта.
Наверное, если б я начал завывать вычурно наподобие привидения, у него и то было бы меньше поводов падать в обморок. Потому как заговорившее нормальным английским чудище, явившееся ему, в его воображении, явно в пламени Преисподней, напугало его куда сильнее. Он молча и абсолютно неумело, чем выдавал в себе тот факт, что далеко не ежедневно и крайне редко он предаётся подобному занятию, поднёс сложенные щепотью пальцы ко лбу, потом опустил их к пупу…и зачастил…
Скорее всего, его-то мама была ярой католичкой, и всю свою забитую жизнь надрывалась от бесполезного усердия привить непутёвому сыну хотя бы зачатки веры. Потому как он, похоже, готов был истово и абсолютно молча, – быть может, и вообще впервые в жизни, – креститься до следующего рассвета. Я недовольно рыкнул на него, поскольку моё состояние не обещало приятного времяпрепровождения, и он так же быстро успокоился, как и возбудился на молитву, да к тому же действительно закрыл рот с такой готовностью и таким хлопком, что мне на миг показалось, что во имя порядка и дисциплины он перемолол собственные зубы в порошок…
Впрочем, спустя мгновение он бодро и почти по-военному протявкал:
– Я Джим. Это – Чик. А тот, что под машиной прячется, Рене будет.
И умолк, с какой-то потерянной угодливостью глядя на меня.
Так что, во-вторых, я был несказанно рад тому обстоятельству, что их лица полностью совпадали с теми «картинками», что выдавала мне незадолго до прибытия сфера…
…Когда тихо и тоскливо матерящегося от ужаса Рене эти двое довольно грубо и непочтительно выволокли за ноги из-под машины, при этом он всё норовил уцепиться за какую-нибудь деталь, – собрание, можно сказать, было готово считаться открытым.
– Я не могу вам представиться, потому как сам не знаю собственного имени. Так уж получилось. Но вы можете звать меня Ангелом. По крайней мере, некоторые утверждают, что меня именно так и зовут…
Мужики переглянулись.
…К тому времени, когда мы закончили знакомство и прояснили некоторые взаимные вопросы, я понимал, что передо мною в лице Чика своего рода гений. Возможно, именно с ним приятнее всего будет иметь дело.
Я честно признался ему, что не знаю, для чего Сфера показала мне их физиономии и избрала их для нашего с ними знакомства, но почти оптимистично добавил:
– Раз уж я здесь, попробуем просто вести разговор, из которого, может, и разберёмся, что всё это могло значить.
Уже давно взошло солнце и первые волны жара начали свою ежедневную деятельность по переплавке живой материи в сухостой, мы рассказали друг о друге всё, что могли, ни на йоту не приблизившись к чему-то общему, что могло бы нас связывать. Мы всё ещё сидели кружком, будто члены Круглого стола, и никак не могли прийти к каким-либо единым мыслям и выводам. Чика и Рене до основания потрясло то, что я явился сюда по зову чего-то неведомого и могущественного. Хубера же, как ни странно, более всего занимало то, какими в моё время были машины и женщины.
… – Многие страны лежат в руинах, и их жители либо рассеяны по миру, либо стали пыльной трухой. Думаю, вам троим ещё повезло. Мало того, что вы здесь, а потому живы, так вдобавок ещё и не видели всех этих ужасов. Всё происходит по одному сценарию. Выбор страны по одним им понятным принципам, удар излучением… и добивание уцелевших либо собственной живой силой, явно ради развлечения, либо малыми флотами «лётных эскадрилий».
– Вы всё это видели лично? – Рене всю беседу так и провёл, – с поджатыми к подбородку ногами и убитым видом. Того и гляди – расплачется. Хотя понять его было можно. Скорее всего, его родных на этом свете более нет. И так трудно было принять ему эту реальность, в которой рядом с ним сидел и жевал сушёную говядину гость из прошлого. Который, если верить его собственным словам, суть есть истинное чудовище…
Впрочем, это же можно было сказать и о Чике с Джимом. Штаты пока ещё не легли под тореноры тонхов, но к этому всё шло. И то, что там мало кто уцелеет, если не сказать, что не уцелеет никто, так же ясно и верно, как и то, что я – наделённый дикими возможностями артефакт из двадцатого века. Это моих новых «друзей» поражало, пожалуй, даже больше, чем факт наличия на Земле инопланетного разума, невесть зачем стирающего саму память о населявшем её человечестве…
– Нет, Мони. Это показала мне сфера. Но я легко могу себе всё представить и так. Когда обладаешь такими возможностями, подмывает пустить их в ход. Что тонхи и делают крайне активно. Они торопятся, это видно. Но вот что заставляет их так поспешать с перетиранием землян в порошок, мне не ясно.
– Может быть, Ваше присутствие? – увитый сухими мускулами сверчок вконец осмелел и разговорился.
– Вряд ли, Джи. Да, я убил некоторых из них. Но отчего-то мне кажется, и об этом смутно дала понять сфера, что здесь, на Земле, я не для того, чтобы вызывать их на драку в чистом поле. Мне не сокрушить ни их армады, ни их кораблей. Я откуда-то знаю, что они меня жутко боятся, принимая, очевидно, за кого-то другого. За того, кто вселил когда-то – и сделал это явно не единожды – ужас в из звериные души. Но я…, – тут мне приходилось признаваться в этом скорее самому себе, нежели им, – я слабее Того, настоящего, кого боятся тонхи. Судя по всему, я просто напоминаю им то существо, которое являлось к ним когда-то со звёзд. Скорее, внешне. Я это видел, когда приходил по их души. Хотя мне приходилось и попотеть, отправляя их к их собственной рогатой бабушке, спьяну согрешившей с гадюкой. Они даже особо не сопротивлялись, увидев меня. Словно впадали в какой-то ступор. Видимо, от ужаса… Не знаю, прав ли я, но мне кажется, что у меня какая-то другая задача, нежели гоняться за тонхами по городам и весям, тюкая их по головам поодиночке и малыми группами. Может быть, через пару тысяч лет мне таким макаром и удалось бы очистить от них планету, но в последнее время что-то даёт мне понять, что это – не моя задача. Что уготовано для меня – я не могу пока себе даже представить. Есть кое-какие мысли, но они пока слишком близки скорее к догадкам, чем к фактам и знаниям. То, что я оказался среди вас, должно иметь какой-то смысл, и нам следует его поискать. Я уверен, разгадка моего появления здесь имеется. Тот, кто меня вернул в мир, и доставившая меня сюда Сфера, не могут ошибаться…
Чай у Джи получился просто отвратительный, но за неимением лучшего приходилось пить то, что он сварил из мутно-солёной местной воды.
Всё то время, пока он колдовал над костром, Ковбой украдкой и с каким-то уважением смотрел на лежавший рядом со мною длинный свёрток.
– Что в нём? – он неожиданно указал на него пальцем. – Оружие?
При этих словах его глаза разгорелись тем пламенем, что выдаёт безумную страсть их владельца ко всему стреляющему, особенно если оно при этом ещё и необычно, роскошно и мощно по действию, по своей поражающей способности. Кровожадное любопытство неудовлетворённого желания стрелять при каждом удобном случае. Ради разрешения спора, ради утверждения собственных амбиций, за недостатком иных аргументов… Да просто ради самой возможности нажимать на курок, слушая грохочущую музыку пороховых децибел… Это сродни частому сожалению индивида о его рождении «не в то время», брюзжанием и вздохами о котором он умудряется достать всех. Не во время героических эпопей и эпох завоеваний, мол, я родился… Какая жалость!
Я усмехнулся.
Современный человек, да как и люди во все остальные времена – все они предполагают сходу, что некто, путешествующий в одиночку, не таскает с собою лыж или валторну в чехле, чтобы пиликать на ней в минуты душевного подъёма на привалах. Тем более человек, выглядящий, как воин. Спутать меня со странствующим монахом было невозможно при всём желании. В своём одеянии, при своих размерах и физической форме я выглядел именно как воин. А потому предположить, что в чехле лежит именно оружие, было делом элементарной логики.
– Ты поверишь, если я скажу, что в душе являюсь финским лесорубом, а в чехле – мой фирменный и любимый колун?
Лицо Джи обиженно вытянулось, а Чик засмеялся негромко, словно оценив, как его друга надели на кол уязвлённого самолюбия.
– Да, Джим, это оружие. Ты прав. Но я им доселе ни разу не пользовался. И пока даже не могу предположить, зачем оно мне придано. Потому как угрожать им – угрожал, но ни разу не пустил его в ход. Словно что-то не даёт мне сделать этого. Не даёт осквернить его, что ли… Будто предназначено оно для чего-то особенного, ради чего стоить поберечь, не распылять бездарно его силу. Это тоже одна из загадок, что для меня самого крайне интересно разрешить…
– …Там топор. Скорее, даже секира. Обоюдоострая, страшная и огромная, как межконтинентальная ракета. – Сказавший это Нортон, внезапно перестав смеяться, смотрел на меня очень серьёзно и внимательно. Казалось, его взгляд буравил меня с целью во что бы то ни стало выяснить верность собственной догадки.
– Я знаю, кто Вы, чужак… Я знаю, как по-настоящему тебя зовут. Вы – Аолитт. – При этих словах я поперхнулся чаем, а толстяк продолжал как-то грустно, но очень уж уверенно:
– Вы были когда-то предсказаны, Ангел. Предсказаны нам, тупому и недалёкому человечеству, что как всегда, не пожелало усмотреть в пророчествах знающих собственную горестную судьбу. Не пожелало, потому как свинья звёзд не видит… – Чик уныло хмыкнул себе в нос. – Мы не любим читать, не любим думать, не любим искать аналогий и ненавидим делать из них выводы. Если только они не касаются завтрашней денежной выгоды. Но Вас предсказала сперва Библия, потом – так называемые «свитки Мёртвого моря», а потом… – маклер порылся в памяти, – да, точно! Его звали фон Сирвенгом. Несуществующий нигде, ни в каких анналах, писатель – фантаст и предсказатель-тень. Вы очень точно там описаны, я теперь это вижу. Скажите, энергетические пули… – они при Вас?
Чик глянул на меня так, словно пытался вывести меня на чистую воду, уличить во лжи, в каком-то шарлатанстве. А с другой стороны, его глаза отчаянно молили меня о том, чтобы я это сказал…
– Пули? – я был немного удивлён. Как тем, что моё появление на планете, моё второе «рождение» не было столь уж неожиданным, а было чуть ли не ожидаемым событием для небольшой массы тех, кто читал этого самого Сирвенга. Так и тем, что у меня спрашивали некие «пули».
– Чик, я не имею никакого огнестрельного оружия. А уж тем более патронов к нему. В ваше время имеются прообразы энергетического вооружения? – Мой тон не оставлял сомнений в том, что я слышу о таком впервые. Чик ожесточённо потряс головою. Значит, нет. Нет такого оружия. Уж кто-кто, а этот миляга с глазами всезнающего ленивца должен был располагать такой информацией. Внезапно меня осенило:
– Погоди. У меня есть кое-какие вещи, обладающие страшной мощью, – с этими словами я распахнул полу плаща, словно стародавний торговец дефицитом на «блошином» рынке, и ненадолго явил их взорам пенал с рядком лежащими в нём девятью предметами, – и если это ты сможешь назвать пулями, тогда да, – я их имею…
Даже при мимолётном взгляде на мой «патронташ», так небрежно, словно окорок в мясном отделе, расположившийся на моих чреслах, Нортон мгновенно побелел, как полотно, и даже слегка качнулся назад, словно его «повело» от дурноты…
– Спаси нас всех, Господи… Это действительно правда… – только и прошептали его бескровные губы. – Вы Алиотт, Высокий…, и в этом нет никаких, никаких сомнений…
Он как-то торжественно и неспешно привстал, сопровождаемый удивлёнными глазами товарищей, и произнёс дрожащим и срывающимся голосом, будто лицезрел одну из главных святынь Вселенной:
– Приветствую Вас, Высокий; приветствую Ангела, несущего Печать Бога Живого… – С этими словами Нортон почтительно склонился передо мною, слегка растерянным и смущённым.
Как заворожённые его примером, подорвались с песка и вытянулись передо мною, не мигая и лихорадочно двигая кадыками, Рене и Джи. Очень вероятно, что они и не в полной мере понимали причин столь высоким стилем выраженного мне почтения, однако уж если даже их умный и столь важный Чик счёл необходимым так себя повести, то им и сам Бог велел кивать мне угодливо и соглашаться во всём с всезнающим Нортоном…
Чик явно не знал, куда себя деть, а наблюдавшие за его нервным поведением друзья и вовсе не решались не то чтобы присесть или иначе разрядить обстановку, но даже чихнуть, похоже, казалось им кощунственным в моём присутствии. До них тоже вдруг дошёл смысл сказанного их напарником слов, и теперь на их лицах медленно и неумолимо расползалась меловая лужа испуга. Не хватало, чтобы тут началась истерика. Поэтому я взял инициативу в свои руки и произнёс насколько мог ободряюще и по-простецки:
– Мужики, всё это так…наверное. Но давайте вы лучше присядете? У меня масса вопросов, и терять время на все эти… реверансы не будем. Давайте, чувствуйте себя, как дома!
Судя по виду Чика, мои слова в его глазах были чуть ли не святотатством, и ему, видимо, очень хотелось начать спорить со мною о не понимаемом мною же собственном величии и святости, и он уже почти набрал было в грудь воздуха…
Однако вовремя вспомнил, наверное, с кем он собрался тут вести диспут, недоумённо моргнул, как если б осознавал собственную горячность, как-то обмяк и тихо присел на песок. Туда тут же с готовностью и из последних сил попадали Ковбой и Мони. Видимо, ребятам было до того не по себе, что Рене тут же припал к бутыли с тёплой водою, глотая её, словно голодный кашалот креветок. А Джим нервно закурил, не сразу сумев зажечь спичку трясущимися руками. Когда ж это ему всё-таки удалось, он задымил сигаретой непрерывно, не выпуская её из плотно сжатых губ. Курил, как дышал бы загнанный кролик.
Минутное молчание грозило было затянуться, когда Чик, до этого сидевший недвижно и зачем-то прикрывший веки, начал цитировать странным речитативом:
«Трое удалились в пустыню. И были застигнуты там, и узрели они в день, начертанный от смерти человеков состоявшейся, сияние гнева небес. И видели саму ту Смерть, идущую хозяином от снежного края Земли… И чудо оставило их жить, чтобы поклониться им для пришедшего Ангела, что явился им по стопам Двух Ушедших пред Ним, и возник Он к ним из ночи в нестерпимом сиянии. И был с Ангелом Высоким меч, что остановит верховное Зло в день полного торжества его. И нёс Высокий завещанную Печать Небес, что откроет древние Врата, и впустит на Землю ожидавшее часа Воинство великое, и в Земле – Первое. Воинство, что пронесло в себе сквозь терпение и бесконечность времени Слово присягнувших, и зерно кары, однажды обещанной… Воинство более древнее, чем сама хранимая Земля, и все звёзды её. И были начертаны имена на всей Печати, что составляли её сущности, как то: «Печать Греха», «Печать Верности», «Печать Долга», «Печать Предательства», «Печать Познания», «Печать Прощения», «Печать Отваги», «Печать Войны», «Печать Раба», «Печать Покорности», «Печать Зла». И на главной Печати начертано было имя – «Сила, Выбор, Печаль». И не было равных ни в Упорядоченном, ни в Хосе двенадцати её округлостям. И само сияние великих Небес в тот день могло окончательно померкнуть, когда б не стала хоть одна из частей Печати в место своё…»
Закончив так же внезапно, как и начав, Нортон открыл глаза, глянул на меня в упор и произнёс:
– Он хорошо знал «свитки», этот Сирвенг. И перевёл их почти слово в слово. Ватикан рвал и метал тогда. Как же, – хранимые от человечества за семью замками, они вдруг стали достоянием масс… Хотя, по их собственным признаниям, ни один из «свитков» никогда не покидал пределов хранилища Церкви. Одна беда была им на руку, – мало кто читал его тогда. Издав единственный тираж, он пропал, а чуть позже неведомым образом исчезла из библиотек и продажи его книга. Когда народ, заинтригованный начинавшейся шумихой, кинулся искать, оказалось, что и самого автора, и его творения, и след простыл…
Я напряжённо слушал, пока улавливая далеко не всё из его болтовни, но что-то подспудно осознавая. Он словно читал мои путающиеся мысли, потому как тут же начал давать пояснения:
– Ангел – это Вы, Аолитт. Это и Ваше имя, и Ваш статус. Вы пришли к нам в пустыне, нас трое, и атака состоялась. Теперь мы знаем, что наши «пастухи» и убийцы зовутся тонхами. – Он шумно втянул ноздрями воздух. – Удары мы видели, и еле спаслись. Чудо налицо. И видели, что основались они где-то среди снегов…
– На полюсах, – я вставил своё слово.
– На полюсах, – тут же с готовностью согласился Чик. – А тут ещё налицо и Ваше появление во вспышке из этого… кокона. Ну, сферы, точнее… «В сиянии», то есть. И при Вас – оружие. Пусть не меч, но всё-таки…
Теперь я понимал больше. Некто, мне незнакомый, не так давно предсказал весь нынешний сценарий. Или не весь? На свою беду, я в своё время столь же мало увлекался фантастикой. Как жокей, помешанный исключительно на скачках, обычно вяло интересуется вопросами разведения нутрий и фикусов. Может, где-то в других книгах и близким к фантастике источниках и было нечто подобное? И, прочти я тогда это, мне было бы легче предопределять, предугадывать ход событий, а не шарить палкой впотьмах, гадая, – что же для меня уготовили на завтра?
… – Вот насчёт имён печати я несколько не уверен. Что это вообще такое? Может, на них что-то написано? – Нортон вопросительно пожал плечами. – Или нет?
– Нет, на них нету ни-че-го. Это абсолютно «голые» шары идеальной формы, безо всяких признаков письменности. Знакомой или незнакомой.
Рене и Джи сидели ни живы, ни мертвы. Не смея ни пошевелиться, ни почесаться, ни шмыгнуть носом. Ну как же! На их глазах словно решалась судьба мира, и они при этом присутствовали! Да уже одно это можно всю оставшуюся жизнь ставить себе в заслугу перед потомками!
И Чик, их неряха Чик, вот так запросто об этом беседует! И с кем? С существом, пришедшим с самих Вселенских далей!!! Было видно, что парни просто не верят собственным ушам и глазам. И если бы не Нортон, они решили бы, что сходят с ума.
…Моя категоричность слегка разочаровала Чика. Однако он, помедлив, продолжил с прежней нотой уверенности в голосе:
– По поводу имён, мне кажется, ещё предстоит выяснить. Но ведь Печатей двенадцать? – эта истина, как я понял, не вызывала у него ни малейшего намёка на сомнения. Ну, а разве я мог бы свалиться к ним с количеством «шариков» в кармане хоть на одну сотую доли меньшим?! Не знаю уж, почему, но в эту секунду мне захотелось провалиться сквозь землю. Дело в том, что я истратил три из них. Истратил, как мне теперь уже казалось, глупо и бездарно, такие вещи…
И я с трудом разжал губы, чтобы признаться сидящему передо мною человеку:
– Девять. Понимаешь, их у меня только девять. Двенадцать – было. Ты в этом прав, Чик…
Тот ошалело уставился на меня, будто я признался ему в хладнокровном убийстве собственных детей, и потрясённо прошептал:
– Ну, как же так… Ведь это… Вы потеряли их?! – Не знаю, показалось ли мне, или он и в самом деле готов был схватить меня за грудки?
– Как же теперь узнать, чьи имена носили утерянные печати?!
Честно говоря, тут слегка поплохело уже и мне. Этот, столь быстро увлекавшийся идеей человек, способен был ввести в ступор своим напором кого угодно. Мне захотелось начать оправдываться. Ну, никак, никак я не мог ведь тогда предположить, что эти потешные шарики такие ценные. Это если верить выражению ужаса, написанному на лице враз задохнувшегося Нортона. Он хрипел так, словно был пробитым кузнечным мехом. И его руки, протянутые ко мне в жесте немого отчаяния, тряслись почище работающего отбойного молотка…
Конечно, я думал и понимал, что эти самые «пули», или как он их там назвал, обладают сильнейшими убойными качествами. И рассматривал их лишь как приятное дополнение к собственной силе, и совершенно искренне считал, что приданы они мне в «усиление», и что я вправе был ими распоряжаться по собственному усмотрению… И тому подобное. Тем более, что никаких «инструкций» мне на этот счёт не давали…
Я почти начал паниковать, когда решил вдруг уточнить:
– Так ты считаешь, что эти «пули» так важны своим постоянным числом? И их всенепременно должно быть двенадцать?
Толстяк был возмущён моей тупостью до глубины души. Он аж подпрыгнул на месте и затараторил:
– Вы понимаете, что да! Это крайне важно! Ибо, если верить пророчествам, написанным Сирвенгом, они имеют силу, лишь будучи правильно распределёнными по каким-то своим определённым точкам и согласно собственных Имён. Каждое! Понимаете?! Я точно не знаю, где и как это должно произойти, но у Сирвенга на этот счёт есть почти ясные строки: " И каждая сторона Печати должна быть отмечена следом своим сообразно Имени своего. И когда двенадцать сторон Её выжгут след свой на местах своих, как на челах, тогда вспыхнет огонь, и откроются тогда Врата, и победит пришедший ко времени Ангел, и сбудется Слово, что однажды прозвучало"…
Лихорадочный блеск глаз и пунцовый румянец щёк делали Нортона самого похожим на обожравшегося мухоморов пророка. Он вздымал вверх палец и привставал от усердия на носках, диктуя мне эти «перлы».
Мне действительно стало дурно. Выходило, что я «профукал» целых три «стороны». То есть три шарика. И что теперь делать?
– Послушай, Чик, я использовал их для убийства тонхов. Не знаю, была ли в этом действительно необходимость, возможно, я и без того передушил бы их, как цыплят, но меня словно подмывало истратить их, веришь?! Словно кто-то толкал меня под руку, – "убей их именно так"!
И я делал это. В те моменты я был… э…, несколько не в себе. Что-то сродни боевого безумия. Я становлюсь как бы… крупнее, понимаешь? И куда злее, чем в обычном своём состоянии. И силён безмерно… Вот и потратил их, не задумываясь. Да и то сказать, – не до таких мыслей мне в те моменты было…
Чик прикрыл щёки ладонями:
– Это Он. Это по Его подлой «подсказке» Вы истратили три ценнейших предмета Вселенной… Представляю, как Он смеялся, видя, что Вы растрачиваете на мелочи Его смерть… – Он горестно застонал и уткнулся лицом в колени.
– Кто «он», Нортон?! Да перестань ты паясничать! Скажи, что за «он», и почему этот гад должен хохотать до упаду? – Я начинал нервничать. Похоже, что мы ни на йоту не приблизились к какому-то разумному результату, а выходило так, что я прибыл сюда чисто потрепаться и посочувствовать заламывающему руки маклеру с Сити.
Тот поднял на меня трагически заплаканное лицо и пробормотал извиняющимся тоном:
– Простите, я просто скис. Все эти события… – Он утёр нос и глаза панамой и грустно пробормотал:
– ОН – это, по классификации Сирвенга, вселенское Зло. Чистое, незамутнённое и неразбавленное никакими производными Зло. В его изначальном варианте. Со времён сотворения Мира. И… именно для того, чтобы уничтожить Его, Вы и прибыли сюда. Не к нам в пустыню, а вообще… Я понимаю так, что тонхи – лишь нечто попутное, словно отвлекающие соринки в глазу, чтобы мимо проскочило что-то основное, – громадное и тихое, пока мы сердито трём глаза… Да, и их, судя по всему, следует одолеть, но для этого, как я представляю, есть некое Воинство, открыть дорогу которому Печать лишь и может. И теперь выходит, что из-за отсутствия трёх её Сторон здесь приживутся и тонхи, и Он… Это конец не только Земле и человечеству. Это, если верить Сирвенгу, конец Вселенной в её жизненной составляющей. По его классификации Земля – некая отправная точка Конца всех Начал. Возникнув в самой заключительной стадии Творения, она, возлюбленная Господом, как наиболее удачная из всех, созданная с учётом всех предыдущих опытов мироздания, логически замкнула и «завязала», наконец, собою, пребывающую до этого в открытом состоянии, «пуповину» Вселенной. Это было последним, и самым важным, самое прекрасным и удачным, созданием Творца…
Чик умолк и оглянулся зачем-то на своих потрясённых подобной перспективою друзей, словно призывая тех в свидетели.
