Текст книги "Повести и рассказы"

Автор книги: Семен Самсонов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 37 страниц)

ТАНК «ПИОНЕР» В БОЮ
Письмо первое

«Дорогие друзья!

Сейчас у нас отдых после первого боя. Мои товарищи заняты подготовкой танка «Пионер» к новому сражению. Пользуясь свободной минутой, я от себя лично и от моего экипажа решил написать вам письмо, рассказать о нашем боевом крещении. Письмо это отправляю с офицером, который сегодня летит на Урал.

Во-первых, мы передаём вам боевой комсомольский привет и нашу благодарность за ваш прекрасный танк. Мы, ребята, хорошо помним ваш наказ, читаем его перед боем и вспоминаем Леночку Громову, Юру, Серёжу, Ваню и всех-всех пионеров и школьников, вручавших нам боевую машину.

Во-вторых, мы очень бы хотели знать, как у вас идут дела, чем вы заняты сейчас, как проводите лето. Что же касается нашего первого боевого крещения, то я высылаю вырезку из нашей газеты «Доброволец», в которой рассказывается об экипаже танка «Пионер».

В этой газетной вырезке было напечатано следующее:

«Жаркий июльский день клонился к вечеру. В воздух поднялись советские самолёты. Их было так много, что они закрыли всё небо на запад от нас. Самолёты вели обработку переднего края противника, чтобы обеспечить успех наступления танкистов. Лес был переполнен танками, миномётами, пушками. Мощный лязг стали и резкий гул моторов смешались с живым, энергичным говором людей. В лесу сосредоточились уральцы-добровольцы, чтобы на рассвете под гул орудий пойти в бой.

Танкисты готовы к бою. Но уральцы ещё раз проверяют всё до мельчайших деталей. Вот экипаж комсомольца Бучковского. Радист-стрелок Русанов, маленький, но подвижной и сильный, тщательно проверяет пулемёт, пушку, рацию. Башнер Фролов, спокойный, тихий, не спеша протирает башню танка и подновляет надпись «Пионер». Агапов механик-водитель запускает мотор, просматривает электрооборудование.

Когда всё было готово и проверено, танкисты Бучковского выстроились у танка, и как в день проводов с Урала, повторили наказ пионеров и свою клятву уральцам.

На рассвете танкисты получили боевой приказ: «Форсировать водные рубежи Орс и Нугрь и занять населённый пункт Злынь…»

Отряд преследования противника, в составе которого был и танк «Пионер», успешно развивал наступление. Уральцы-добровольцы с боем заняли населённый пункт, уничтожили немало фашистской техники.

Многое бы увидели и узнали о мощи своей Родины жители села, но в нём никого не было. Не осталось и построек. Вместо домов лежали кучи ещё не остывшего пепла да торчали одинокие трубы. Вместо берёз и дубов, вместо яблоневых садов – обгорелые пни да стволы тополей с пожелтевшими от огня листьями.

У развалин дома, на обгоревшем бревне, сидел старик. Рыжая с проседью голова взлохмачена, борода слегка вздрагивала. Он сидел в жалких обмотках на ногах и рваном старом тулупчике. Его взгляд не выражал ни горя, ни радости, ни интереса к жизни. Угловатое лицо бледно-жёлтого цвета с множеством мелких складок делало старика похожим на покойника. Он тупо, безразлично смотрел на костёр, около которого ютились трое детей. Рядом с ними, на перекошенном дверном переплёте, случайно уцелевшем от огня, резвился маленький чёрный котенок.

Дети сидели у костра и жарили колосья ржи, выбирая полусгоревшие зёрна. Они были голодны. Самому старшему из них не больше восьми лет. Среднему лет шесть и младшему года четыре. Они – в холщовых грязных рубашонках, в таких же штанишках, без головных уборов, босые. Их лица, грязные от пыли и дыма, выражали горькую печаль. Об этом говорили и следы слёз на грязных лицах и распухшие веки воспалённых глаз.

Лейтенант Бучковский подошёл к ним. Дети испуганно встали и прижались друг к другу.

– Как тебя зовут? – обратился он к мальчику, что постарше.

– Шура?

– Сколько тебе лет?

– Девять.

– Это твои братья?

– Да.

– А как их зовут?

Шура повернул белокурую голову в сторону самого маленького и сказал:

– Его Колей, а вот это Ваня.

– Где ваш папа?

– Папы нет… Ушёл в лес с партизанами.

– А мама?

– Мамы тоже нету…

Шура посмотрел на братьев-малышей и каким-то особенно ласковым детским голосом прошептал:

– Мы сидели в яме… Мама вышла и не вернулась. Мы плакали, звали её, но мамы не было. Плакать громко нельзя – рядом были фашисты, убьют. Когда они ушли, мы вышли из ямы и начали искать маму.

Мальчик заплакал. За ним заголосили Коля и Ваня.

Танкисты успокаивали детей, как могли. Им было больно расспрашивать малышей, тревожить их свежую рану. Тогда Агапов подошёл к старику, чтобы поговорить с ним.

На его вопрос старик не ответил. Он молча поднял глаза, коротко глянул и снова опустил их, ничего не выражая ни движением, ни взглядом, ни словом.

– Он глухой, – сказал Шура и, помолчав, добавил: – Сумасшедший, сирота…

Агапов отошёл от него.

– Ну, ничего. Папа скоро вернётся, мама тоже, – успокаивал детей Бучковский.

Но дети молчали. Из глаз Шуры снова брызнули горячие слёзы. Он протянул худенькую ручонку в сторону ржи и сказал:

– Там нашли мы нашу маму… Мы думали, мама спит, а она холодная, не живая…

Мальчик горько зарыдал.

Рядом стоял механик-водитель Агапов. Он смотрел на детей, на сумасшедшего старика, на котёнка и с болью на лице слушал рассказ Шуры. Потом он сказал одно слово: «сироты». Бучковский посмотрел на него. Тот отвернулся. Из его глаз тоже катились слёзы.

Танкисты отдали детям, что у них было: хлеб, сахар, консервы, а радист-стрелок Русанов подал старику пачку махорки. Дед взял табак и громко, неестественно захохотал. Дети тоже засмеялись.

Взгляд танкистов в эту минуту был суровым. Они смотрели попрежнему на братьев-малышей, на сумасшедшего старика, на развалины сгоревшего села и на чёрного котёнка. В их глазах искрилась ненависть к врагу.

Машина уходила в бой, Малыши махали уральцам своими тоненькими худыми ручонками, желая доброго пути. Рядом с ними стоял старик и тоже по-детски махал своей костлявой, высохшей рукой. Шаловливый котёнок продолжал прыгать на перекошенном дверном переплёте.

Долго лейтенант Бучковский смотрел с танка, пока дымка чёрной пыли не скрыла сирот. В его ушах всё ещё звучал голос Шуры:

– Мы думали мама спит, а она холодная, не живая.

Танк «Пионер» приближался к реке. Фашисты бросили против танкистов около двухсот самолётов. От взрывов бомб, мин и снарядов, от грохота и лязга металла поле боя превратилось в ад. Дышать было тяжело, воздух наполнился пороховым газом, гарью и пылью. Многие задыхались, падали, но, отдышавшись, поднимались и снова шли в бой, который не ослабевал ни на одну минуту. Уральские добровольцы продолжали наступать.

На окраине села, за домом, который только что подожгли фашисты, притаился танк противника и своим огнём не давал возможности пехотинцам наступать. Тогда командир батальона приказал уничтожить танк врага. Лейтенант Бучковский повёл «Пионера» прямо на горящий дом. До цели оставалось не более трёхсот метров, когда командир увидел, как гитлеровцы выкатили противотанковую пушку, чтобы в упор расстрелять их танк. Бучковский приказал сержанту Агапову увеличить скорость до полной мощности. Исход этого боя решали секунды. Или танк «Пионер» раздавит пушку, или враг в упор расстреляет его…

Танкисты увидели первую вспышку вражеского выстрела, но снаряд с визгом миновал их танк. Ещё секунда-другая, и новый выстрел разнёс бы боевую машину «Пионер», но в этот момент «Пионер» смял пушку вместе с её расчётом и ринулся на таран вражеского танка. Славная боевая машина «Пионер» оказалась лучше, крепче, чем у врага, и добровольцы победили…

В первых боях уральцы-добровольцы освободили несколько населённых пунктов. Бои не стихали ни днём, ни ночью, но уральцы энергично наступали и выполнили ещё одну боевую задачу. Танк «Пионер» получил повреждение, вражеский снаряд перебил левую гусеницу. Но танкисты не растерялись, они превратили свой танк в огневую точку и вели огонь по врагу, пока были снаряды».

Дорогие друзья! Я думаю, что заметка в газете даст вам некоторое представление о войне. Но это только небольшой эпизод. Война – штука такая, что всего нельзя описать ни в письме, ни в заметке. Вот встретимся после победы, и тогда мы вам расскажем много боевых эпизодов.

Весь мой экипаж и я желаем вам хорошо провести лето, набраться новых сил и здоровья, чтобы зимой, с новой энергией приняться за учёбу. Ещё раз шлём вам большое спасибо за прекрасную боевую машину – танк «Пионер».

Командир танка лейтенант Бучковский».

30.7.43.

СЛУЧАЙ В ХУХЛЕ

Ян Шпачек стал помощником отца. Правда, он выполнял скромную роль, но тем не менее опасную, как любая большая или малая работа человека, связавшего себя с революционным подпольем. Ян был связным. Избавить взрослых от частых личных встреч, отнести зашифрованную записку, а иногда просто зайти и сказать какие-то слова, значения которых и сам Ян не знал, – вот к чему сводилось его участие в подпольной работе. Он полюбил это дело, очень гордился доверием отца, и хотя догадывался, сам точно не знал, сколь важную работу выполняет он, помогая отцу.

Доктор Шпачек долго не решался привлечь Яна к подпольной работе. Он знал, что если случится провал, то сын всё равно не повредит делу, так как, в сущности, ничего о работе подполья не знает. Но он боялся за судьбу Яна. Неосторожным поступком, даже словом, он может погубить себя. И прежде чем дать первое поручение доктор долго и незаметно готовил к этому сына.

Ян выполнял всё прилежно, с большой охотой и осторожностью. Он догадывался, для чего отец частенько просит его сходить к дяде Вацлаву или отнести какую-нибудь записку другим людям. Он знал, что такое гестапо. Попасть туда – означало нечто худшее, чем смерть. Но рассказы отца о жестокостях гестаповцев не испугали Яна. Он только стал ещё осторожнее не только в делах, но и в разговорах в школе и на улице.

* * *

На Малой Стране (в Заречье)[40]40
  Мала Страна (Заречье) – район Праги.


[Закрыть] на стенах домов и на специальных стендах для реклам и объявлений появились большие разноцветные афиши, в которых пражцы извещались, что в воскресенье первого августа 1943 года, в долине Влтавы, в Хухле, состоятся дерби с розыгрышем «Больших летних призов» для орловских рысаков, доставленных недавно из России. Это были «трофеи», как сообщалось в афишах, немецких войск с Восточного фронта.

Живописная долина Влтавы Хухле служила традиционным, местом сбора любителей дерби. Но с тех пор как в Прагу пришли оккупанты, праздники эти стали редкими. И вот вдруг снова появились афиши, извещающие о празднике. Они привлекли внимание многих жителей Праги.

Ян Шпачек тоже остановился у афиши и, протолкавшись вперёд, прочитал всё от начала до конца. Его особенно заинтересовало то место, где говорилось об орловских рысаках, вывезенных из Советского Союза. Тут же Ян приобрёл у мальчика программу скачек и побежал домой с надеждой поскорее уговорить отца поехать в воскресенье в Хухле. В прежние годы раза два ему приходилось бывать с отцом на скачках, и ему нравилось смотреть на резвых лошадок, несущихся по гладким дорожкам ипподрома. Сейчас же этот интерес был вызван лошадьми, которых немцы привезли из России. Были ли это в самом деле орловские рысаки из Советского Союза, или это только выдумка оккупантов – всё равно Яну хотелось побывать на бегах.

Отец был дома.

– Папа, поедем в воскресенье в Хухле?

– Там что-нибудь интересное будет? – спросил отец.

– Вот! – Ян поспешно протянул купленную программу. – Я слышал, как какой-то господин сказал, когда я читал афишу, что это будут «самые интересные дерби за последние годы». Поедем?

Отец не спеша прочитал программу, минуту подумал и сказал:

– Ладно, сынок, подумаем… Только ты сейчас сходи к дяде Вацлаву.

Доктор Шпачек вырвал из блокнота листок чистой бумаги написал:

«В воскресенье в Хухле большие дерби. Думаю, что нам бы не мешало развлечься, если мы сумеем подготовиться к столь большому празднику. Заходите, решим».

«Значит, всё-таки папа думает поехать, если удастся уговорить дядю Вацлава». Так понял Ян записку отца.

С этими мыслями он и побежал. Однако доктор Шпачек вложил другой смысл в содержание записки. Он звал к себе дядю Вацлава для того, чтобы посоветоваться, как лучше использовать праздник в Хухле для борьбы за дело народа.

Дядя Вацлав встретил Яна ласково. Он угостил его свежими черешнями, а когда прочитал записку доктора Шпачека и Ян начал уговаривать его поехать с ними, он сдвинул очки на кончик носа, улыбаясь, посмотрел на Яна добрыми, немного лукавыми глазами и ответил:

– Наверное, придётся ехать, Янек, раз ты так хочешь…

О чём разговаривали отец с дядей Вацлавом и зачем им понадобилась программа скачек, которую купил Ян, он не знал. Но в день праздника ему стало всё понятно.

Оккупанты, устроившие большие дерби в Хухле, думали отвлечь внимание чехов от событий на Восточном фронте, показать, что ничего особенного не произошло, что гитлеровские войска в России успешно воюют. Доказательством служат даже такие «трофеи», как орловские рысаки. Но этот замысел оккупантов сорвали чешские патриоты.

Ян встал рано утром, чтобы поскорее собраться и поторопить отца, умылся, надел новую шёлковую безрукавку, светлосерый костюмчик, жёлтые летние туфли и чёрный берет, который так любил. Приятным и радостным кажется воскресный день, когда знаешь, что ты с отцом поедешь за город. Такие дни у Яна бывали редко. Отец, как правило, занят и занят всегда, а вот сегодня они поедут за город, на бега. Поэтому, наверное, и воскресенье выдалось особенное: ясное, солнечное. На небе ни единого облачка, оно спокойно и бездонно голубело над городом. Воздух чист и прозрачен. В такой день Прага особенно величава: прекрасны её башни и шпили дворцов и замков, её красавица Влтава и её чистые улицы, утопающие в зелени.

Настроение у Яна превосходное, глаза горят от счастья, сердце горячо бьётся. Вот только жаль, что отец, как всегда, не спешит. Он всё ещё что-то делает у себя в кабинете, хотя уже около одиннадцати, а к часу надо быть на месте.

Перед выходом из дома отец позвал Яна к себе в кабинет и протянул ему программу скачек, ту самую, которую он несколько дней назад отдал отцу. Ян начал перечитывать. На первых трёх страницах было всё то же, что хорошо запомнил Ян. Только на четвёртой странице он прочитал совсем другое. Вот что было написано на четвёртой странице этой программы:

«Провал немецкого плана летнего наступления в России.

23 июля успешными действиями Красная Армия окончательно ликвидировала июльское немецкое наступление из районов южнее Орла и севернее Белгорода в сторону Курска…

Утром 5 июля немецко-фашистские войска крупными силами танков и пехоты при поддержке многочисленной авиации, перешли в наступление на Орловско-Курском и Белгородско-Курском направлениях…

Немцы бросили в наступление против Красной Армии свои главные силы, сосредоточенные в районах Орла и Белгорода. Но фашистские войска не застали врасплох Красную Армию, которая не только отразила удар немецких войск, но и нанесла им мощные контрудары.

В жестоких боях Красная Армия не только измотала и обескровила отборные дивизии Гитлера, а перешла в контрнаступление и, прорвав оборону противника, продвинулась вперёд, отбросив немцев в сторону Орла на 15—25 километров…

За время этих боёв гитлеровская армия понесла большие потери.

Новая победа Красной Армии приближает час освобождения нашей родины от фашистских оккупантов.

Дорогие соотечественники! Все честные чехи и словаки, объединяйтесь на борьбу с оккупантами! Час освобождения нашей родины не за горами!».

Прочитав это, Ян так растерялся, что даже сам стал сомневаться: было или не было это сообщение в программе, которую он передал отцу.

– Папа, а ведь в программе, которую я дал тебе, этого не было? – с волнением спросил Ян.

– А ты, как думаешь, Янек, было или не было? – сказал отец и улыбнулся хорошей, умной улыбкой, как своему боевому товарищу. Ян понял его и совершенно серьёзно сказал:

– Я думаю, что было.

– И я так думаю, – спокойно подтвердил отец.

– Так, значит, чья же это программа?

– Это программа честных чехов, Янек, – ответил отец, пристально наблюдая за тем, как реагирует сын на его ответы. Затем, подумав немного, доктор Шпачек рассказал сыну, что эту остроумную листовку подготовили патриоты Праги, воспользовавшись программой скачек. Товарищи просили его, Иосифа Шпачека, при удобном случае распространить листовку в Хухле, если представится такая возможность.

– А как же, папа, ты это сделаешь, ведь там будет много народу, и это, наверное, опасно?..

– А как ты, сынок, думаешь, можно будет это сделать?

– Не знаю, – ответил Ян, немного растерявшись.

– Я думаю, что можно.

– Как, папа?

– Ты, Янек, программу купил?

– Купил у мальчика.

– А ты бы взял её, если бы какой-нибудь мальчик отдал тебе такую программу бесплатно?

– Взял бы, конечно.

– Ну вот. Так мы и поступим. Возьмём листовки и отдадим мальчикам, которые там будут продавать программы. Ведь у нас так же напечатано…

Отец вынул программу, которую несколько дней назад отдал ему Ян, и протянул её сыну со словами:

– Вот программа, которую принёс ты и которую печатали оккупанты, а вот эту печатали наши товарищи. Похожи они?

– Да, не отличишь.

Доктор Шпачек, как всегда, немного согнувшись и заложив руки за спину, ходил по комнате, пока Ян сличал две программы, не находя между ними разницы. Их действительно можно было отличить только после того, как прочтёшь. Ян думал о программе, а доктор Шпачек – о сыне. Нелегко заставить себя дать сыну столь опасное поручение.

– Как ты думаешь, Янек, будут эту программу покупать?

– Будут. Но тебе, папа, опасно продавать её.

– А тебе, Янек? – прямо спросил отец.

У Яна загорелись глаза. Он всё, наконец, понял. Разумеется же, ему это делать тоже опасно, но если быстро раздать одному-другому мальчикам небольшие пачки этой программы и скрыться в толпе людей, то, пожалуй, можно… Ведь народу, наверное, будет много…

В Хухле, действительно, было очень много людей, и всюду носились мальчишки, предлагая купить программу. Отец купил сразу три, на всех. Потом они отошли с Яном в сторонку, так, чтобы их никто не заметил. Отец вынул небольшую аккуратную пачку цветных бумаг и, подавая Яну, сказал:

– Берет и пиджак дай мне, а то жарко тебе.

– Хорошо, папа.

– Ну, сынок, будь молодцом!.. Подойди вон к тому мальчику, отдай быстренько и тут же ко мне. Я буду ждать тебя вон там. – Он указал на густую безлюдную аллею.

Ян вернулся быстро. Он явно волновался, и не без восторга сообщил отцу, что мальчик, которому он предложил программы, удивлённо посмотрел на Яна, но взял их охотно, когда узнал, что получает бесплатно.

– Теперь, сынок, надень пиджак и берет.

– Так мне жарко, папа.

– Ничего, так будет лучше…

Доктор Шпачек и дядя Вацлав уже видели, как один рабочий вместо того, чтобы смотреть на лошадей, жадно читал листовку. Но, прочитав её, он незаметно выбросил программу и куда-то скрылся. Видно было, что рабочий опытный, знает, что даже за чтение листовки легко попасть в гестапо. Доктор Шпачек подумал: «Значит, наши труды не пропали даром». Он был в очень хорошем расположении духа и, когда объявили небольшой перерыв, предложил дяде Вацлаву пойти в павильончик и выпить по кружке пива.

Между тем один юный продавец программы был задержан агентом гестапо и допрошен, где он взял эти программы с листовкой. Перепуганный мальчик сказал, что получил их от какого-то мальчика в белой шёлковой безрукавке. Больше он ничего не мог приметить.

Когда кончился перерыв и дядя Вацлав с доктором Шпачеком вернулись на своё место, какие-то любопытные люди то тут, то там просили у посетителей скачек разрешения «взглянуть программу». Было ясно, что это гестаповцы «вылавливают» опасные листовки.

Ян был так увлечён лошадьми, что ничего не видел, кроме манежа, лошадей и наездников. Зато доктор Шпачек и дядя Вацлав наблюдали другое. Они видели, как какой-то интеллигентный господин прочитал листовку и сунул в маленький карманчик пиджака. Другой прочитал и сделал удивлённое лицо, но передал товарищу…

– Папа, мне жарко, возьми мой берет, – сказал Ян и хотел снять его с головы, но отец недовольно сказал:

– Потерпи, скоро домой поедем.

Ян снова увлёкся орловскими рысаками.

ПО «БОЕВОЙ» ТРЕВОГЕ

Володя Серов чистил картофель к ужину. Кто-то постучал в дверь. Он соскочил и побежал открывать, думая, что наконец-то пришёл Серёжа. Но перед ним стояла мама Вани Спицына. Володя смутился, вспомнив, что на нём неумело подвязанный фартук, а рукава рубашки засучены по локоть. Галина Ивановна перешагнула порог и поздоровалась. Она сразу догадалась, что Володя занимается приготовлением ужина. Ей понравился этот немного растерявшийся заботливый мальчик, и потому она так внимательно, с уважением посмотрела на него, хотя ему казалось, что она смотрит на его наряд с осуждением.

Володя шмыгнул за перегородку, чтобы сбросить фартук, но Галина Ивановна торопливо заговорила:

– Ты, Володя, занимайся своим делом, я забежала на минутку.

– Я сейчас, Галина Ивановна. Вы присядьте.

– Володя, ты сегодня Ваню видел?

– Нет, Галина Ивановна.

– А вчера?

– Вчера он с Женей весь день был. Ходили на пруд купаться.

– А Женю тоже сегодня не видел? – спросила Галина Ивановна. Она не догадывалась, что Володя стесняется за свой «не мужской» наряд, в котором он её встретил, и потому подумала, что Володя всё знает о Ване, но не хочет сказать правды.

– И Женю не видел. Мы сегодня в школе работали, – всё также, не подымая головы, – ответил Володя, думая: «И что это Галина Ивановна расспрашивает о ребятах? Неужели опять чего-нибудь натворили?..»

– А ты, Володя, с Женей ни о чём не разговаривал? – вкрадчиво продолжала Галина Ивановна. – Он про Ваню ничего не говорил?

– Нет, не говорил, – ответил Володя, совсем не понимая причины прихода Ваниной мамы.

Ни один из товарищей Вани не знал, что он ушёл из дому, а Галина Ивановна не могла представить себе, чтобы сын решился итти на фронт один, как было сказано в его письме. Теперь она стояла задумчивая, молчаливая, а Володя – растерянный, не понимающий в чём дело. Галина Ивановна подала ему письмо Вани и стала наблюдать за ним.

– Ушёл на фронт?! – удивлённо, с испугом произнёс Володя, прочитав письмо.

– Да, ушёл сегодня, – с огорчением ответила мама Вани. – Прямо не знаю, что делать и где искать несносного озорника. Отец на работе, а я пришла со второй смены и вот это письмо нашла на столе. Может, ты, Володя, поможешь мне узнать, где он, с кем собирался…

– Это я мигом, Галина Ивановна, – охотно согласился Володя и подумал: «Надо поднять всех ребят, по «боевой тревоге».

Ему очень хотелось помочь Галине Ивановне; она такая расстроенная, уставшая, маленькая. Но он не знал, с чего и как начать. «Без Серёжки, – подумал Володя, – мне не собрать ребят, поздно уже, хотя сейчас все дома».

Серёжа появился весёлый, возбуждённый. Он не застал Галину Ивановну и ничего ещё не знал о случившемся, только заметил, что Володя не в духе.

– Ты чего надулся? – спросил Серёжа, сдвигая набекрень свою кепку.

– Чего-чего… Вот, прочитай! – буркнул Володя и подал письмо Вани Спицына.

Серёжа подошёл поближе к свету и начал вслух читать:

– «…Тогда, даю вам честное пионерское, я сдам экзамены по-русскому на пятёрку, буду учиться лучше всех, даже лучше Серёжки Серова. Не ругайте меня, папа и мама. Я ведь хороший у вас сын…»

– Ничего себе, хорош сынок, бежать на фронт собрался, – с иронией произнёс Серёжа, дочитав письмо.

– Я, Серёжа, дал пионерское слово Галине Ивановне, что соберём ребят по боевой тревоге и найдём Спицына.

– Правильно. Согласен! Ну, и простодум этот Иван Иванович, – не замечая, что подражает взрослым, с иронией сказал Серёжа. – Тоже мне – «буду учиться лучше всех в школе, даже лучше Серёжки Серова», а сам простых вещей не соображает, «фронтовик» липовый.

Уж больно задел Спицын Серёжу своим письмом. За всё Серёжа сейчас обиделся на него. И за то, что он на ремонте школы отказался работать, и за то, что позорит пионерский отряд своими двойками, и за то, что решил удрать на фронт, и за то, что налгал на Юру, обвинив его в краже самовара… Однако одним негодованием делу не поможешь. Надо было действовать немедленно.

– Ты, Володя, беги к Жене, а я к Юре. Соберите с ним всех, кого только можно. Мы с Юрой – тоже. Сбор в двадцать два ноль-ноль у сосны. Ясно?

– Ага! – коротко ответил повеселевший Володя.

Галина Ивановна побывала у всех школьных товарищей сына, но никто, даже Женя, не знал о побеге друга. Он только рассказал ей, что вчера, когда ходили купаться, Ваня спрашивал: пошёл бы Женя на фронт или нет, но Жене не очень хотелось итти на войну и он не стал поддерживать такого разговора. Вот и всё, что мог рассказать Женя.

Возвращаясь домой, уставшая, растревоженная Галина Ивановна уже думала о том, как её «несносный озорник» едет где-нибудь в поезде, без денег, без продуктов и неизвестно куда. Очень ей было обидно и не менее жаль сына. Она знала, что теперь не обойдётся без серьёзных разговоров отца, который всегда упрекал её за мягкость и невзыскательность к единственному сыну. Она не позвонила отцу. Во-первых, надеялась, что Ваня может ночью вернуться, а во-вторых, понимала, что найти сына не так легко; наконец, она не хотела расстраивать мужа, так как в этот день завод начал выпускать новую продукцию и у мужа слишком много производственных забот. Теперь только одна была надежда на Серёжу Серова, но она его так и не нашла.

Галина Ивановна звонила на вокзал и узнавала о поездах, проходящих на Москву. Ей назвали два пассажирских поезда, хотя она хорошо знала, что ежедневно проходит много разных поездов и Ваня скорее мог уехать на товарном, чем на пассажирском, куда вряд ли посадят без билета и пропуска. Всё же после ужина она пошла на вокзал, подробно узнала о поездах, и в два пассажирских были даны телеграммы о розыске. Ночью обещали дать ответ.

Сбор у сосны состоялся почти в назначенный срок.

Серёжа объявил:

– Мы собрались, ребята, по «боевой тревоге» потому, что Ваня Спицын убежал на фронт. Во-первых, это позорит наш отряд, во-вторых, это доставляет много забот и хлопот Ваниным папе и маме. Дело, ребята, очень серьёзное, и мы должны найти беглеца. Потом, конечно, мы дадим на сборе «припарку» Спицыну, а сейчас надо прежде всего найти его. Только дома надо предупредить родителей, куда и зачем идём. Всем ясна задача?

– Ясно, всем ясно! – ответили ребята.

– Кто видел Ваню сегодня? – спросил Серёжа.

Оказалось, никто.

– А вчера?

– Я! – застенчиво ответил Женя.

– Рассказывай, Женя, всё, о чём говорил с ним.

Женя подробно рассказал. Но ребята ничего нового не узнали.

Только сию минуту Юра Громов начал смутно догадываться о том, что произошло. Он видел Ваню, когда тот огородами, с сумкой за плечами и с палкой в руке, пошёл к лесу, в сторону Пригородного разъезда. Но тогда Юра не был уверен, что это именно Ваня. Сейчас его рассказ приобрёл для товарищей определённый смысл.

Было принято решение. Один отряд с Володей и Женей идёт на вокзал. Задание: обшарить все привокзальные закоулки, все скверы и обязательно заглянуть в воинский зал, в общий зал и вообще всюду, где только будет можно. Действовать организованно: доложить начальству вокзала о причине прихода, чтобы отряду не чинили препятствий.

– Поскольку завтра воскресный день, – сказал Серёжа в заключение, – можно сегодня и не поспать, но завтра в двенадцать ноль-ноль сбор у сосны.

Другой отряд во главе с Серёжей и Юрой отправляется на разъезд Пригородный.

– Освобождается от похода тот, кто не может оставить дом или кому родители не разрешат пойти, – объявил Серёжа.

Ночь светлая, безветренная, сияет полная луна. Ни один куст, ни одна ветка на деревьях не шелохнётся. В такую ночь приятно пройтись по тихим улицам родного города, чувствуя, что ты не просто ходишь, а выполняешь важное задание.

Отряд Серёжи вышел из города. Шли не спеша, шумно, весело. Особенно когда дорога завела в тёмный сосновый бор с высокими деревьями. Дорога напоминает узкую аллею. Воздух, чист, пахнет летними травами и терпкой сосновой смолкой. От звонких ребячьих голосов несётся перекатное эхо по молчаливому, мрачному бору. Хорошо на Урале в такую пору в лесу!

Когда прошли половину лесной дороги, Серёжа предложил отдохнуть. Все согласились. Луна попрежнему светила ярко, бросая сквозь косматые шапки сосен голубоватые пятна на землю. Сели у дороги и замолкли. Тихо в бору, даже немножко жутко. Только комары бунчат «бунь-бунь» да какие-то беспокойные пичужки нет-нет перекликнутся где-то в глубине леса. А там, за лесом, звенят вагоны буферами, свистят и шипят паровозы, гудят рельсы под тяжёлыми составами. Любопытно ребятам слушать этот своеобразный оркестр. Кругом ночь, а жизнь Родины идёт себе вперёд, бурно, шумно, для неё нет остановки ни днём ни ночью.

– А что, Серёжа, найдём мы Спицына? – спросил одноклассник Вани.

– Обязательно найдём. Не иголка же он, да и Дружок нам поможет, – ответил шутя Серёжа и погладил собаку. Дружок то и дело убегал вперёд, носился где-то по лесу, но когда ребята присели, он прибежал и улёгся около хозяина. С собакой было веселее.

– Спицын, наверное, уже едет себе в поезде, – возразил Юра.

– Так его и посадили! – ответил Серёжа, но подумал: «Ваня – парень смелый, может и на товарный прицепиться…»

Разговаривали недолго. Потянуло ночной прохладой, и Серёжа поднял товарищей в путь.

На разъезде Пригородном у одноэтажного здания, выкрашенного светложёлтой краской, стоял часовой. Это было помещение пригородной станции. Серёжа подошёл к часовому и спросил:

– Можно пройти к дежурному?

– Одну минутку! – чётко ответил солдат и нажал кнопку звонка. Он понял, что мальчик пришёл по делу, раз не один да ещё ночью. Ребята стояли метрах в десяти от крыльца, тихие, молчаливые, немного усталые.

В комнате дежурного было накурено. За столом, разговаривая с кем-то по телефону, сидел офицер. Рядом сержант что-то писал в большую книгу.

– Слушаю, мальчик! – сказал офицер, положив трубку на рычаг.

– У нас один пионер, Ваня Спицын, убежал сегодня на фронт…

– Сегодня и прямо на фронт? – улыбаясь, перебил офицер.

– Сегодня. Вот его письмо. – Сережа протянул бумажку офицеру. – Мы решили узнать, не был ли кто из ребят у вас и не просился ли в поезд.

Сержант перестал писать. Он положил ручку на чернильный прибор, закрыл книгу и посмотрел на Серёжу. Офицер дочитал письмо, широко улыбнулся и сказал:

– Герой! И письмо написал здорово!

– Он у нас парень боевой и озорной, – пояснил Серёжа.

– Видно по письму, что вояка будет, – подтвердил офицер.

– Он с сумкой, такой толстенький, крепкий? – спросил сержант.

– Да, – обрадованно ответил Серёжа. – В кепке, сероглазый такой, невысокий…

– Как же, видел я этого вояку, товарищ капитан.