Текст книги "Французский садовник"
Автор книги: Санта Монтефиоре
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 29 страниц)
Блайт с Анушкой уже сидели за столиком и, сблизив головы, увлеченно болтали.
– Привет, девочки! – воскликнула Миранда, остановившись перед ними. Две подруги резко отстранились друг от друга и живо поздоровались с третьей, успев, однако, бегло оценить взглядом ее куртку и сумочку.
– Дорогая, выглядишь потрясающе, – заявила Блайт. Ее зеленые кошачьи глаза сощурились, медленно обшаривая фигуру Миранды сверху донизу. – Никто не скажет, что жизнь за городом не идет тебе на пользу!
– Спасибо, – отозвалась Миранда, усаживаясь за столик. Она наклонилась и поцеловала обеих подруг.
– Как приятно снова тебя видеть, – пропела Анушка, на американский манер растягивая гласные. – Что за сапожки? – Она тряхнула пышными светлыми волосами, заметив, что мужчина за соседним столиком с интересом на нее поглядывает.
– От Тодз.
– Нынешнего сезона? – Голос Анушки дрогнул.
– Да.
– Отлично смотрятся. Интересно, у них еще осталась эта модель? Вы не против, если я им быстренько позвоню? – Анушка достала мобильный и принялась звонить.
– Итак, – начала Блайт, – как у вас там дела?
– Потребовалось время, но я начинаю понемногу обживаться. Ты должна обязательно приехать и погостить у нас после Рождества.
– С радостью, когда вернусь. Мы уезжаем на Маврикий на десять дней. Я сняла отдельную виллу в Сен-Жеране. Этот подонок – ты понимаешь, о ком я, – причинил мне столько горя, что я без малейших угрызений совести трачу его деньги. Знаешь, он все тянет и тянет с разводом. Готова поспорить, эта волокита продлится не меньше двух лет. Пусть в конечном счете развод обойдется ему дороже, он все равно будет разводить эту тягомотину, лишь бы меня помучить.
– Мне очень жаль. Лучше бы муж поскорее дал тебе развод и убрался подальше, тогда каждый из вас смог бы спокойно жить своей жизнью. Дэвид говорит, что помогает тебе советами.
– Дэвид, – с улыбкой повторила Блайт. – Твой муж по-настоящему меня поддерживает. Не знаю, что бы я без него делала. После того как ты уехала за город, мне не к кому было обратиться. И вот явился он, словно рыцарь в сверкающих доспехах. Он такой терпеливый, чуткий, внимательный.
– Вот и хорошо, – отозвалась Миранда, подумав, что лучше бы Дэвид был так же терпелив и внимателен к собственной жене.
– Дэвид дает мне бесценные советы. С его помощью я собираюсь обобрать подонка до нитки. Он еще пожалеет, что так со мной обращался. Дэвид – мое тайное оружие.
– А разве муж не умоляет тебя вернуться домой?
– Только потому, что не хочет делить пятнадцать миллионов.
– Не могу его за это осуждать. Речь ведь идет не о карманных деньгах на мелкие расходы.
– Я заслужила свою долю хотя бы тем, что все последние десять лет терпела его измены. Теперь я тоже могу себе позволить завести интрижку.
– У тебя кто-то появился?
– Возможно, – уклончиво ответила Блайт.
– Значит, появился! – воскликнула Миранда. – Я его знаю?
– Нет, – поспешно обронила Блайт. – Его никто не знает. Это не великая любовь, а отменный секс. В койке он бесподобен.
– Он женат? – Блайт скорчила рожицу. – Ох, Блайт! – взволнованно заговорила Миранда. – Будь осторожна. Вспомни, что тебе самой пришлось пережить, и не заставляй какую-то несчастную женщину пройти через этот ад.
– Это ненадолго, – небрежно отмахнулась Блайт. – Мы просто валяем дурака. Никто не пострадает, обещаю. Неужели ты думаешь, что я его любовница?
– Тогда кто же ты?
– Друг, с которым трахаются, – с самодовольной улыбкой заявила Блайт. – Давай закажем шампанское. Мы празднуем твое возвращение к родным пенатам. Добро пожаловать в Биг-Смоук. – Блайт, щелкнув пальцами, подозвала официанта. К этому времени Анушка оторвалась от телефона, успев договориться с «Тодз», чтобы ей отложили пару сапожек седьмого размера.
– Слава Богу! – с чувством воскликнула она. – Я бы просто умерла, если бы у них не оказалось этих сапожек. А теперь давайте посплетничаем всласть. Новостей так много, что я даже не знаю, с чего начать.
Миранда слушала, как подруги оживленно пересказывают самые громкие происшествия и скандалы, всколыхнувшие Лондон в ее отсутствие. Они выпили шампанского и поклевали жареной рыбы с салатом, не сказав ни о ком доброго слова. Пока Анушка с Блайт самозабвенно упражнялись в язвительности, Миранда почувствовала странное отчуждение, словно между ней и подругами вдруг возникла стеклянная стена. Когда-то она сама приходила на такие вот дружеские посиделки с целым ворохом новостей, а теперь ей нечего было предложить. Она с удовольствием рассказала бы о дневнике Авы и о Жан-Поле, но Хартингтон и Найтсбридж принадлежали к разным мирам. Сплетни маленького городка едва ли заинтересовали бы этих светских львиц.
Они с упоением обсуждали чьи-то любовные связи и разводы, словно два стервятника, раздирающие когтями живую плоть и наслаждающиеся страданиями жертвы. Миранда откинулась на стуле, слушая болтовню подруг со смешанным чувством любопытства и отвращения. Выпав на несколько месяцев из лондонской жизни, она посмотрела на этих женщин другими глазами. Теперь их разговоры казались ей все более нелепыми, а позы – гротескными. Их накачанные коллагеном губы припухли от шампанского, разглаженные ботоксом лбы выглядели неестественно ровными, как у манекенов. Они ворошили чье-то грязное белье, смакуя подробности, и их показное сочувствие все больше напоминало злорадство.
Простившись с подругами, Миранда продолжила покупки, но неудачный обед оставил мерзкий осадок. Лондон вдруг утратил едва ли не все свое очарование. Шум автомобилей теперь казался Миранде слишком громким, прохожие – недружелюбными, сутолока на тротуарах раздражала, даже аромат духов, окутывавший весь нижний этаж «Харви Николз», вызывал тошноту. Ей хотелось поскорее вернуться в тихий, уютный Хартингтон.
Добравшись до дома, она с удивлением обнаружила на кухне Генриетту с Жан-Полем. Они мирно ужинали вдвоем, уложив детей спать.
– Надеюсь, ты не против, – сказала Генриетта. – Мы провели весь день в саду, сажали цветы. Дети так устали, что уснули, как только Жан-Поль рассказал им сказку про Плюшевого Кролика. А мы решили отпраздновать конец грандиозного трудового дня.
– Я очень рада, – откликнулась Миранда, пододвинув к себе стул. – Не знаю, как вас благодарить за то, что присмотрели за детьми в мое отсутствие.
– У вас измученный вид, – заметил Жан-Поль. – Позвольте, я налью вам бокал вина. Было время, когда мне казалось, что жить можно только в большом городе. Позднее я понял, как поверхностна и пуста тамошняя жизнь. Словно сахарная глазурь на лежалом пирожном. Внутри все сгнило.
– Господи, это именно то, что я сейчас чувствую. Я так радовалась этой поездке. С восторгом предвкушала, как пройдусь по знакомым улицам, но к концу дня мечтала только о том, чтобы поскорее вернуться домой.
– Мне никогда не нравился Лондон, – призналась Генриетта. – Он слишком неприветливый, даже враждебный. Здесь, в Хартингтоне, люди куда дружелюбнее, общительнее, держатся вместе, как одна большая семья. Приятно чувствовать себя ее частью.
– Итак, мой маленький садик скоро расцветет? – заметно приободрившись, спросила Миранда.
Улыбка Жан-Поля, как густой теплый мед, смягчила привкус горечи, не оставлявший ее после поездки в Лондон.
– Мы посадили все растения. Немного волшебства, и весной появятся первые цветы.
– Почему вы всегда говорите о волшебстве, Жан-Поль? – улыбнулась Миранда. – Речь идет о волшебных силах природы?
– Волшебство – это любовь, Миранда. Вы одариваете красотой и верой тех, кого любите. Они расцветают у вас на глазах. Женщина, обделенная красотой, становится прекрасной в лучах любви. Любовь способна оживить и засохший сад. Заставить его цвести, благоухать, приносить плоды. Любовь, как и волшебство, подвластна каждому из нас, здесь не нужны тайные знания, лишь храбрость и вера в себя. Без них волшебство слабеет.
– Я не понимаю.
– Любовь требует от нас усилий, воли и желания. Истинная любовь начинается с любви к самому себе. Любовь – это не только чувство, но и поступки. Какой-нибудь мужчина в баре, бросивший и предавший свою семью, станет уверять вас со слезами на глазах, что обожает жену и детишек. О любви судят не по словам, а по делам. Одна удивительная женщина научила меня этому много лет назад.
Генриетта и Миранда смущенно молчали. Чем больше говорил Жан-Поль, тем явственнее они ощущали, что им почти незнаком этот человек, одаренный необыкновенной мудростью, опытом и знанием жизни. Обе женщины заметили безнадежность и печаль в его глазах, но ни одна не осмелилась спросить, откуда эта горечь. Генриетта втайне мечтала пробудить любовь в Жан-Поле, Миранда же понимала, что любовь к нему – всего лишь фантазия. Но обе они тянулись к мужчине, оставшемуся верным своей единственной любви. Любви, оживавшей вместе с заброшенным садом, где она когда-то расцвела.
Глава 20
В рассеянном свете сумерек голубятня вдруг окрасилась розовым, но лишь на мгновение, словно небо коснулось ее своим легким дыханием
Жан-Поль вернулся в замок Ле-Люсиоль на Рождество. Автомобиль медленно въехал в большие чугунные ворота. Дальше подъездная дорожка делала поворот, изящно огибая великолепный старый кедр. Жан-Поль остановил машину возле внушительного фасада. Бледно-голубые ставни были отворены, а подоконники покрыты хрупким искрящимся инеем. Он обвел глазами высокую крышу с маленькими слуховыми оконцами и высокими трубами, устремленными в морозное синее небо. Франсуаза открыла дверь, громко звеня ключами, и, еще не видя хозяина, ворчливо пожаловалась на холод:
– Месье, входите скорее, пока не подхватили простуду, а то так и помереть недолго. Жерар разжег огонь в каминах, в холле и в гостиной. Вы голодны? Армандина оставила в духовке тушеное мясо, есть буханка свежего хлеба. Мы не знали, будете ли вы есть. Армандина вернется вечером и приготовит вам ужин. Не тратьте время попусту, входите, входите живее, а то озябнете, вон какой холод. – Экономка посторонилась, пропуская Жан-Поля, и с громким лязгом закрыла за ним дверь. – В этих хоромах тепло не держится, сколько их не обогревай, – пробурчала она и шаркающей походкой поплелась в холл.
– Юбер здесь? – спросил Жан-Поль, думая только о саде.
– Да. Почему бы вам сперва не поесть? Вы увидитесь с ним позже. Он в саду.
– Так у вас стояли сильные морозы?
– Только на прошлой неделе. Всю осень держалась теплая погода, а потом внезапно похолодало.
Жан-Поль оглядел холл: зажженный камин, сияющий каменный пол, выцветшие персидские ковры, – и у него вырвался счастливый вздох. Как хорошо вернуться домой. Сняв пальто, он отдал его Франсуазе.
– Я хочу видеть Юбера прямо сейчас, в гостиной, – сказал он. – Вы можете принести мне мясо в гостиную на подносе. Я там поем.
– Впустить собак? – спросила экономка. – Они все утро мечутся, места себе не находят. Чуют, что вы скоро покажетесь.
– Да, впустите, я по ним скучал.
– Значит, вы остаетесь?
– Нет, уеду через десять дней.
Франсуаза недовольно выпятила нижнюю губу.
– Так скоро?
– Да.
– Эх, была бы жива ваша матушка…
– Но ведь ее нет в живых, – коротко возразил Жан-Поль.
– Зачем вам уезжать? Животные без вас скучают. – Экономка опустила глаза. – Да и мы тоже.
Жан-Поль посмотрел на нее с нежностью:
– Ах, Франсуаза, за вашей внешней строгостью скрывается мягкое, отзывчивое сердце.
– А вы-то сами, месье? Почему не найдете себе милую молодую женщину, не заведете семью? Ле-Люсиоль, большой замок, весь год стоит пустой? Куда это годится? Когда дом заброшен, в нем появляются привидения. Эхо разносит по коридорам их стоны.
Жан-Поль покачал головой:
– Жизнь не всегда складывается, как нам хотелось бы. Иногда мы ошибаемся в расчетах.
– А какие расчеты были у вас? – Франсуаза смотрела на Жан-Поля с материнской тревогой.
– Я не намерен это обсуждать, – угрюмо бросил он. – А теперь принесите мне обед, я очень голоден. И скажите Юберу, что я хочу его видеть.
Два датских дога, влетев в гостиную, стремительно бросились к хозяину. Жан-Поль опустился на колени и обнял собак, а те, восторженно повизгивая, тут же принялись вылизывать ему лицо.
– Я тоже без вас скучал, – пробормотал он, нежно похлопывая по спинам и трепля за уши своих любимцев. В Ле-Люсиоле всегда держали датских догов. Менее крупные собаки затерялись бы в таком огромном доме. Жан-Поль присел на каминную решетку, чувствуя спиной приятный жар от огня и глядя сквозь французское окно на покрытые инеем деревья. Он надеялся вернуться сюда вместе с Авой. Показать ей сад, который вырастил для нее. Они могли бы прожить вдвоем остаток жизни. Ава обещала, что так и будет. И он дал слово. Клятва, скрепленная любовью. Жан-Поль сдержал обещание, а Ава…
Франсуаза принесла на подносе обед.
– Вы собираетесь встречать Рождество в одиночестве? – спросила она.
– У меня нет выбора.
– Какой позор. Такой красивый молодой человек!
– Прекратите меня жалеть, женщина, – прорычал Жан-Поль.
– Эх, была бы жива ваша матушка…
– Ее нет с нами, – повторил Жан-Поль. – Будь она жива, мы встречали бы Рождество вместе. Но увы, я остался один.
– Если кто из мужчин и достоин любви, так это вы, месье, – не выдержала Франсуаза. – Я знаю вас с тех пор, когда вы были еще мальчишкой. Мне больно видеть, что вы одиноки. Можно, конечно, завести любовницу, но я хотела бы для вас чего-то большего. Вам нужна славная честная девушка и выводок здоровых ребятишек.
– Это уже не для меня.
– Почему же? Найдите молодую женщину, способную рожать.
– Франсуаза, да вы просто мечтательница. – Жан-Поль язвительно рассмеялся, и тут в комнату вошел Юбер с кепкой в руках.
– Бонжур, месье. – Он вежливо поклонился. – Рад, что вы благополучно вернулись.
– Меня тут подвергли допросу с пристрастием, Юбер. Франсуаза, принесите Юберу бокал бренди. А теперь расскажите мне о саде.
Франсуаза тихо вышла в холл. Ее часто мучили боли в спине, суставы одеревенели, ноги плохо слушались, и каждый шаг давался ей с трудом. Она давно ушла бы на покой, но ее удерживала преданность умершей хозяйке и забота о Жан-Поле, который был ей дорог, словно родной сын. Франсуаза видела, каким ее мальчик вернулся из Англии двадцать шесть лет назад. Сломленный молодой человек, решивший хранить верность той, кого любил, хотя и не мог назвать своей. Франсуаза знала, что значит любить и потерять любовь, и понимала, как он страдает. Душевную боль способно исцелить лишь время. Рана Франсуазы с годами затянулась, остался лишь тонкий шрам. Но Жан-Поль так и не излечился от своей любви. Он продолжал жить с кровавой раной в сердце. Любовь медленно подтачивала его силы, он угасал, как собака, лежащая неподвижно возле мертвого тела хозяина. Мать Жан-Поля ушла из жизни, так и не дождавшись внуков, не испытав этой радости. Честолюбивые мечты его отца так и не осуществились. Причины никто не знал. Но Франсуазе было известно все. Невидимая и всеведущая, она бродила по замку неслышно, словно тень, заглядывая во все углы. Она одна видела прислоненные к стене холсты, письма, написанные, но так и не отправленные, цветы, посаженные в надежде, что когда-нибудь их увидит тайная возлюбленная Жан-Поля. Он привезет ее сюда и покажет, как жил все эти годы, не переставая любить ее, мечтая о ней, посвящая ей каждый прожитый день. Сокрушенно цокая языком, Франсуаза заковыляла по каменным плитам в сторону кухонного крыла, в свою уютную маленькую гостиную. Некоторые вещи лучше навсегда вычеркнуть из памяти, ведь жизнь так коротка. К чему грезить о несбыточном? Разве сама Франсуаза не перевернула однажды страницу, чтобы начать жить с чистого листа? Это было нелегко, но она справилась. По крайней мере Жан-Поль дома. Что ж, и на том спасибо.
В Хартингтоне Миранде недоставало общества Жан-Поля. Ее родители вместе с сестрой отца, Констанцией, прибыли в серебристом «ровере», нагруженном подарками и багажом. Это был их первый визит в новый дом Миранды и Дэвида. Дайане Стэнли-Клайн нашлось что сказать дочери. В слаксах цвета слоновой кости и кашемировом свитере в тон, в замшевых туфлях и в жемчуге размером с виноград, она медленно переплывала из комнаты в комнату.
– О Боже! – фыркнула она при виде кухонных табуреток. – Может, сейчас и в моде мебель под старину, но на таких табуретках не станешь сидеть в своих лучших колготках. – Заметив декоративные стеклянные вазы в холле, она недоуменно подняла брови. – Странно держать подобные вещи в доме, где есть маленькие дети.
Когда Миранда рассказала матери о саде, который когда-то считался одним из самых красивых в Дорсете, Дайана сморщила нос и проронила:
– Что ж, все относительно.
Мать, как обычно, во всем находила повод для недовольства. Миранду очень скоро охватило раздражение. Она мечтала лишь об одном: чтобы все скорее закончилось и гости разъехались по домам.
Констанция имела отвратительную привычку всех перебивать. Она задавала вопросы, но никогда не выслушивала ответы, предпочитая вместо этого перебивать собеседника на полуслове и высказывать собственное мнение. После нескольких неудачных попыток поддержать разговор Миранда откинулась на стуле, сделав вид, будто внимательно слушает, и сидела молча, вставляя время от времени короткие восклицания или кивая. Дэвиду нравился ее отец, Роберт. Мужчины сидели вместе, курили сигары и вели разговор о политике. Они сходились во взглядах (оба принадлежали к правому крылу), вдобавок оба любили поважничать, порисоваться.
Дети играли возле дома, одетые в курточки и сапоги; слышался их смех. И все же без Жан-Поля Гас казался потерянным. Он попробовал уговорить отца поиграть с ним, но Дэвид был занят разговором с тестем. Мальчик побрел к каменному мостику, постоял там, с тоской глядя на гостевой домик, пустой и холодный. Сторм вернулась в дом и начала складывать на кухонном столе мозаику из бусинок, пока миссис Андервуд готовила обед. Оставшись один, Гас отправился на поиски развлечений. Без Жан-Поля, всегда находившего для него интересное занятие, мальчик вернулся к тому, что знал лучше всего, – стал мучить маленькие беззащитные создания.
Он отыскал свою жертву на дорожке, поросшей тимьяном. Это был большой паук с черными мохнатыми лапками и толстым брюшком. Когда мальчишка ткнул в него прутиком, паук метнулся под лист и сжался. Гас усмехнулся, заметив эту наивную уловку. Паук затаился под листком, оцепенев от страха. Он хорошо знал повадки птиц и змей, но с таким крупным хищником никогда не имел дела.
Гас перекатился на живот, плюхнувшись на мощеную дорожку, все еще влажную после ночной измороси. Утром дождь прекратился, но затянутое тучами небо не прояснилось, дул ледяной ветер, в воздухе носились колкие снежинки. Гас передвинул руку, очень медленно, чтобы не спугнуть добычу. Паук оставался неподвижным, видимо, надеясь, что так хищник его не заметит, но Гас был настоящим экспертом по части пауков. В отличие от сестры и ее подружек он их не боялся, С быстротой, выработанной годами практики, он выбросил вперед пальцы и схватил паука за длинную тонкую лапку. «Есть!» – с торжеством прошептал он. Паук дернулся, пытаясь вырваться, но мальчишка крепко держал его. Гас вытащил на свет свою жертву и медленно оторвал одну лапку. Паук не издал жалобного визга, Гас не увидел мольбы в его глазах. Может, он вообще не чувствует боли? Впрочем, не все ли разно. Одну за другой, мальчик оторвал пауку все лапки, оставив одно мягкое круглое тельце – его он бросил на камень, пусть склюет какая-нибудь птица. Тонкие паучьи ножки подхватил и унес ветер.
Гас недолго радовался своей победе. Он вдруг вспомнил о Жан-Поле, который одинаково любил всех Божьих тварей, и его охватил мучительный стыд. Он поспешно раздавил каблуком крохотное тельце паука, стараясь стереть следы злодейства, притвориться, будто ничего не произошло. Потом бросился бежать к огороду, влетел в одну из теплиц и захлопнул за собой дверь. К своему удивлению, он обнаружил там множество цветочных горшков. Наполненные землей, они стояли ровными рядами. Их было не меньше полусотни. Гас с благоговением оглядел горшки. Должно быть, Жан-Поль посадил в них что-то особенное, и весной семена прорастут. Сейчас они спят, укутанные теплой землей, набираются сил. Наверное, это и есть волшебство сада, взволнованно решил он. Жаль, что рядом нет Жан-Поля, который все объяснил бы. Гас заметил жука на бетонном полу теплицы; лежа на спинке, тот отчаянно перебирал лапками в воздухе, пытаясь перевернуться. Мальчик подобрал лист и бережно перевернул жука, который в ту же секунду юркнул за глиняный горшок. Этот добрый поступок поднял Гасу настроение.
Миранда показывала сад матери и Констанции. Язвительные выпады Дайаны не так больно задевали ее среди деревьев и кустов, где сам воздух, казалось, был пронизан волшебством Жан-Поля. В саду она чувствовала незримое присутствие француза, и это придавало ей сил, согревало душу, вселяя уверенность. Констанция болтала, ни на секунду не умолкая, а Дайана презрительно фыркала, выражая свое недовольство.
– Боже, неужели вам действительно нужна такая огромная усадьба? Ведь ее трудно содержать.
– У нас два садовника, – возразила Миранда, улыбаясь про себя мыслям о Жан-Поле.
– В твоем возрасте я все делала сама. Какая расточительность нанимать столько людей…
– Глупости, Дайана, – перебила ее Констанция. – Ты же сама только что говорила, как трудно содержать такое большое поместье. Думаю, тут и двух садовников маловато. Надеюсь, они хорошо знают свое дело!
– Как видите…
– Да, я вижу, Миранда, – оборвала племянницу Констанция. – Нигде ни единого сорняка. Надеюсь посмотреть на этот сад весной. Когда все расцветет, тут будет настоящий рай.
– Да, весной будет чудесно, – согласилась Дайана. – Но к лету все зарастет зеленью, и ты поймешь, что переоценила себя, откусила кусок, который не в силах прожевать.
Миранда облегченно вздохнула, когда миссис Андервуд объявила, что обед готов, и все направились в дом.
– Должна сказать, Миранда, ты великолепно тут все устроила, правда, – признала Констанция, дождавшись, когда Дайана отойдет подальше. – Только кошмарная старая брюзга найдет к чему придраться в вашей чудной усадьбе. Не обращай внимания, дорогая. Проблема не в тебе, а в твоей матери и в жутком зеленом чудовище, которое в нее вселилось. – Констанция заговорщически подмигнула племяннице.
Улыбнувшись в ответ, Миранда проводила тетю в гардеробную, где обе сняли пальто.
Дайана уселась за стол, накрытый к обеду.
– Странно, что обои в столовой такие светлые, – заявила она, обращаясь к дочери. – Очень по-лондонски. Я считаю, что для сельской местности больше подошли бы теплые тона.
– Не думаю… – начала было Миранда, но Констанция перебила ее:
– Обои очень красивые, Миранда. Ты превосходно отделала дом, правда, Роберт?
– Да, конечно, – отозвался отец Миранды, не обративший ни малейшего внимания на отделку комнат. – Сделано с большим вкусом.
– Гас и Сторм, подойдите, посидите с бабушкой. Я вас так редко вижу. Миранда никогда не привозит вас повидаться со мной. Ей следовало бы почаще водить вас в гости, а не держать все время при себе. Бедная бабуля! – Миранда выразительно закатила глаза, но промолчала, а дети послушно подошли к бабушке, хотя и без особого энтузиазма. – Я так рада, что ты нашла себе повариху, Миранда. Нам было бы неловко ездить сюда, если бы пришлось переваривать твою стряпню. – Дайана издала короткий смешок, давая понять, что всего лишь пошутила, но Миранда обиженно отвернулась. Неудивительно, что сестра сбежала на другой конец земного шара, подумалось ей.
Вошла миссис Андервуд, держа в руках блюдо с запеченной бараньей ногой. Комната мгновенно наполнилась запахом розмарина и оливкового масла. Дайана с шумом втянула воздух, но промолчала. Интересно, хватит ли у матери смелости прицепиться к миссис Андервуд? Миранда не задумываясь выложила бы любую сумму, чтобы взглянуть на эту баталию. Она замерла, наблюдая, как мать подносит вилку ко рту, в то время как кухарка обходила стол с блюдом жареного картофеля. Дайана медленно прожевала мясо, щеки ее вспыхнули от удовольствия. Наконец она заговорила.
– Превосходно, – отрывисто бросила она, подцепив вилкой еще кусочек баранины.
– Еще бы, – отозвалась миссис Андервуд, глядя, как Дэвид накладывает себе на тарелку четыре крупные картофелины. – Это здоровый дорсетский ягненок, без всякой химии. Лучше вы нигде не найдете.
Дайана предпочла благоразумно промолчать.
В сочельник Сторм и Гас приготовили чулки для Санта-Клауса и безропотно отправились в постель. Гас заявил, что собирается лежать с открытыми глазами и ждать появления рождественского деда, но Сторм возразила, что в этом случае Санта-Клаус не появится вовсе и никто не получит подарков. Миранда подоткнула детям одеяла на ночь и вернулась в гостиную, чтобы подбросить дров в камин и зажечь огни на рождественской елке. Она задернула шторы, включила музыку и ненадолго присела на каминную решетку. Ей недоставало Жан-Поля. Его присутствие всегда успокаивало ее, придавало уверенности. С такой матерью, как Дайана, нелегко поладить. Интересно, что бы он посоветовал? У Жан-Поля на все были ответы, как у мудрого старца Сатурна. Миранде вдруг отчаянно захотелось, чтобы родители и Констанция поскорее уехали, тогда она могла бы свернуться на постели с альбомом в обнимку и погрузиться в тайную жизнь Авы Лайтли.
В эту минуту в комнату вошел Дэвид в темно-красном смокинге и бархатных туфлях в тон. Взглянув на Миранду, сидевшую на каминной решетке, он улыбнулся.
– Как ты, милая?
– Сносно.
– Чулки для меня готовы? Мне не терпится выступить в роли Санты!
– Полагаю, Гас уже заснул, не дождавшись тебя. Боюсь, ты страшно его разочаруешь.
– Он провел в саду весь день и безумно устал. Едва ли ему удалось пролежать с открытыми глазами больше пяти минут.
– С мамой бывает так тяжело, – сказала Миранда, меняя тему.
– Только потому, что ты ей это позволяешь. – Дэвид со звучным хлопком открыл бутылку шампанского.
– Это длится всю мою жизнь – не знаю, как справиться с мамой.
– Ты взрослая женщина. Просто вели ей заткнуться.
– Легче сказать, чем сделать.
– С каких это пор ты стала этакой стыдливой мимозой?
– Дэвид!
– Да, дорогая. Люди обращаются с тобой так, как ты им позволяешь. Все, что от тебя требуется, – это сказать «нет».
Миранда обиженно нахмурилась.
– Теперь я понимаю, почему Блайт от тебя без ума.
– Неужели?
– Ну да. Она говорит, что ты мастер давать советы. Теперь я вижу, что она права.
Дэвид наполнил бокал шампанским и протянул Миранде.
– Это тебе, милая, – шепнул он, поцеловав жену в щеку.
– По какому случаю?
– Просто мне хочется, чтобы ты знала, как я тебя ценю. Я купил тебе роскошный подарок.
Миранда улыбнулась, вспомнив о салоне «Тео Феннелл».
– Правда? – лукаво спросила она. – И когда ты собираешься вручить его мне?
– Могу сделать это прямо сейчас. – Дэвид поцеловал Миранду. – Как чудесно ты пахнешь. Почему бы нам не заскочить незаметно в спальню на десять минут? Я слышал, как твоя мама наполняла ванну, так что немного времени у нас есть.
– Я тоже хотела бы принять ванну.
– Вот и хорошо; надеюсь успеть до того, как ты искупаешься и намажешься маслом с головы до ног. Пошли!
Он взял жену за руку и повел наверх; оба хихикали, как пара проказливых детей, которые боятся, что их вот-вот поймают. В спальне Дэвид игриво повалил Миранду на кровать и улегся рядом. Она забыла о подарке, когда губы мужа прижались к ее губам, а рука забралась ей под блузку и скользнула по животу. Расстегнув бюстгальтер жены, Дэвид обхватил ладонью ее грудь. Медленно поглаживая пальцем сосок, он уткнулся лицом в шею Миранды и нашел губами нежное местечко под ухом. Он целовал ее, пока не почувствовал, как выгибается от наслаждения ее тело. Зная, что в любой момент их могут прервать, они с жадностью набросились друг на друга. Миранда не вспоминала о Жан-Поле. В эту минуту она всецело принадлежала Дэвиду. Уже давно он не смотрел на нее так, как сейчас. От желания глаза его затуманились.
Потом они лежали рядом, опьяненные пережитыми мгновениями близости.
– Ты доставила мне невероятное наслаждение, милая! – воскликнул Дэвид. – А теперь я вручу тебе награду. – Он вскочил с постели и голым вышел в гардеробную. Миранда накрылась простыней, ожидая подарка.
– Надеюсь, ты не потерял голову! – крикнула она. В «Тео Феннелл» легко лишиться рассудка.
– Ради тебя можно пойти на любое безумство. Разве ты этого не заслуживаешь, дорогая? Я оставляю тебя одну на всю неделю, мы почти не видимся. Это лишь знак того, как я ценю тебя и люблю. – Дэвид вышел из гардеробной с красной коробкой в руках. Миранда мгновенно поняла, что подарок куплен не в «Тео Феннелл»: у них коробки розовые с черным. Она ощутила укол разочарования, но постаралась этого не показать. – Счастливого Рождества, милая.
– Спасибо. – Она нерешительно замерла, прежде чем открыть коробку. – Что же ты мне купил?
– Открой, – нетерпеливо улыбнулся Дэвид.
Внутри коробки лежал бриллиантовый кулон в форме сердечка. Если бы не звонок из «Тео Феннелл», Миранда пришла бы в восторг. Да и какая женщина не обрадуется бриллиантам? Но теперь все ее мысли занимало украшение, на котором Дэвид заказал гравировку. Если оно предназначалось не ей, то кому же?