Текст книги "Надежный человек"

Автор книги: Самсон Шляху

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 21 страниц)

Самсон Шляху
Надежный человек

I

 – Итак, еще до зари, в точно установленное время я передам откуда выходить, и через четверть часа… «Три минуты против третьего рейха!» – Волох обращался не только к Илие Кику – старался говорить так, чтобы слышал и второй, свалившийся нежданно негаданно, как снег на голову.

Тот же провинциальный городок, прежде уездный, теперь – районный центр. Те же улицы, в верхней части широкие, в нижней – кривые, запутанные, узкие, переходящие порой в пустыри, открывающие внезапно зеленые просветы полей или полоски пастбищ, где пасется стреноженный – чтоб не забрался на табачную плантацию – конь да щиплет редкие стебли травы коза, запутавшаяся в веревке и не знающая, как подняться на ноги. Виднеется неглубокая тихая речушка, в которой вымачивают кожи рабочие обувной фабрики. На ней никогда не увидишь волн, а порою – в летнюю засуху – и самой воды. Берег реки незаметно переходит в пологий холм, который тянется вплоть до кирпичного завода. В городе его называют просто «кирпичный».

Тот же городок, те же улицы.

Городок тог же и все же не такой, как всегда. Иными кажутся и улицы.

Над ними пролетел ураган, и то, что устояло, кажется неузнаваемым.

Они шли руинами. Осыпавшаяся штукатурка, мусор, песок и пыль. Пыль забивает дыхание, лезет в глаза. Изрытая снарядами мостовая. Воронки от бомб, заполненные мутно–зеленой водой.

Печальная пустыня войны.

 – За оставшееся время нужно войти в контакт со связными. Предупредить, чтобы были на местах и, в случае необходимости, действовали. Если понадобится, подними па ноги всех своих пекарей. Попятно? Итак, » точно установленное время: «Три минуты против третьего рейха». Вслед за ними немедленно – команда отходить, – он все еще уточнял задачу, говоря сдержанным, напряженным голосом.

Более всего он делал это ради прибывшего из Кишинева, так неожиданно появившегося в столь поздний час. Хотелось, чтоб он отчетливо уяснил смысл предстоящей операции. Несмотря на то, что незнакомец отпустил бородку и слегка сутулился, пытаясь скрыть свой рост, он не мог быть никем иным, кроме Зику Зуграву.

 – Важнее всего – точность, пунктуальность! Малейшая заминка – и дело сорвется. Всего три минуты, но сколько нужно успеть за это время…

Итак, проследить за ходом операции прислали Зуграву, того же Зуграву… Он слушал очень внимательно, однако сам не говорил ни слова.

 – Да, еще: планка заготовлена? – внезапно вспомнил Волох.

 – Заготовлена.

 – А кнопки?

 – И кнопки.

 – Полотнище спрятано в надежном месте?

 – В надежном.

 – А точнее?

 – Точнее – в надежном.

«Подумать только, – проговорил про себя Волох, – даже перед Зуграву не хочет открывать всех деталей!»

 – Браво, Илие! – сказал он, теперь уже иными глазами глядя на собеседника, невысокого, щуплого парня со смуглым лицом, копной курчавых волос и толстоватым, довольно мясистым носом.

«Как будто другим человеком стал, ни капли не похож на того, каким был в тюрьме», – промелькнула странная, невесть почему возникшая мысль. В те времена парень казался неотесанным, скованным и в словах и в движениях – теперь же готов взорваться в любую минуту, будет спорить и возражать, если вздумаешь в чем‑то его укорять. Маленький, но с перцем. Непомерно длинные, не по фигуре, руки, зато крепкие, мускулистые, дай бог каждому! С утра до ночи приходится ворочать тесто в чанах, стоять с лопатой у печи…

Впрочем, Кику каждый раз удивлял его. Но сегодня главное было убедиться, что назначенная на следующий день операция, за которую он отвечал головой, пройдет успешно. Не менее важным было установить, что подготовка к ней ведется в строжайшей тайне, что сыщики не разведают заранее ни времени, ни места – ни единой подробности, которая могла бы привести к провалу. Аресты были полностью исключены.

Принявшись говорить о другом – как будто намеренно переменив тему, чтоб не возвращаться больше к подробностям операции, – Кику спросил, где он собирается ночевать, не идти же в такое время к своим – можно напороться на облаву.

Внезапно он отметил про себя, как удачно маскирует Зигу небольшая бородка – она нисколько не отличалась от его роскошной шевелюры.

 – Здорово получится, если вытряхнут прямо из постели. Кто в таком случае передаст утром пароль? – проговорил Кику. – Какие могут быть тогда «Три минуты против третьего рейха»?

Волох почувствовал легкую растерянность: как это ему, руководителю группы, не пришла в голову подобная мысль? Он с благодарностью посмотрел на пекаря. Аллея городского парка, по которой они проходили, давно уже утопала во мраке. Поэтому он не видел лица Кику. Не видел и выражения глаз Зуграву, хотя многое бы отдал за то, чтобы встретиться с ним взглядом.

Пекарь продолжал настаивать на своем:

 – Возможно, ты и сам найдешь укрытие на эту ночь, и «все же, каким бы удачным оно ни было, лучшего места, куда отведу я, не придумаешь. Сам господь бог со своих небес…

 – Лучше будем думать о земном, – задумчиво проговорил Зуграву.

Волох стукнул себя ладонью по лбу: черт побери, нужно найти приют для Зигу, явившегося нежданно–негаданно накануне столь важного дня. О его ночлеге следует позаботиться в первую очередь.

 – Ты абсолютно уверен в этом месте? Смотри, чтоб не влипнуть в историю.

 – Но раз доверил мне всю подготовку… – обиженно проговорил тот, на этот раз стараясь сдержать раздражение, – тогда доверься и в остальном!

 – Если бы дело заключалось только во мне. Товарищ прибыл для проверки… – И Волох сразу же понял, что слова его звучат неубедительно.

Кику сделал вид, будто что‑то уронил на землю и теперь ищет, скорее всего для того, чтоб не встречаться с ним взглядом.

 – Но куда, к кому именно? – пошел напролом Во–лож – Всего одна ночь… Чтоб никакой слежки, чтоб сыщики, напротив, окончательно сбились со следа.

 – Короче говоря: к девушке! – быстро ответил Кику. – Устраивает? Ничего другого в такой час предложить не могу.

 – К девушке?

 – Да, к Виктории… Я сам даже не зайду.

Больше пекарь не проронил ни слова, и Волох в конце концов вынужден был признать, что другого выхода нет, предложение Кику все же было самым подходящим. Куда, в самом деле, девать этого Зуграву в столь поздний час? Уже давно наступила ночь.

Сделав большой крюк, они оказались на узкой улочке, «тянувшейся параллельно парку, прошли несколько кварталов и остановились под густой кроной дерева, растущего перед мрачным домом, похожим в темноте на средневековый замок. Прямо перед ними была узкая лестница. Несколько минут они стояли не шевелясь. Кику велел подождать, огляделся вокруг…

 – За мной! – подал он наконец команду.

 – Значит, «Три минуты против третьего рейха»… – внезапно прошептал Зуграву, и в голосе его послышалось легкое недоумение.

 – Чему тут удивляться? – быстро отозвался Волох! – Нарочно хотел, чтобы фраза воодушевляла, звучала, как лозунг…

 – Нет, нет, все в порядке, – ответил Зуграву, однако чувствовалось, что он по–прежнему думает о чем‑то своем.

Они неслышно поднялись по лестнице, которая тянулась вверх узким серпантином, пока не оказались перед невысокой дверью, скрытой густыми ветвями ореха.

Кику приложил ухо к замочной скважине, долго прислушивался, затем легонько постучал кончиками пальцев. Дверь тут же отворилась. Они вошли в крохотною переднюю, однако Кику оставался на лестничной площадке.

 – Не валяй дурака, проходи! – шепнул Волох, прижимаясь спиной к косяку двери и пропуская пекаря вперед.

Тот снял с головы шапку, зачем‑то хлопнул ею о колено.

 – Ну ладно, ладно, – согласился он. – Отойди от двери. Еще, еще! – Потом повернулся к Зуграву. – Вот здесь, у неё, будешь ночевать, – проговорил он, не называя хозяйку по имени, только махнув рукой в сторону смутной женской фигуры, чье дыхание явственно различалось о тесном промежутке между дверью и стеной. И добавил угрюмым, напряженным тоном: – На этой… – Нет, голос у него не дрожал, однако чувствовалось, что ему трудно договорить фразу до конца. И все же он договорил: – На этой кровати.

Воцарилась напряженная тишина.

 – Ему нужно переночевать у тебя, – обратился он к девушке, и теперь в голосе его не было жестких нот – он внезапно стал каким‑то вялым, подчеркнуто безразличным.

 – Хорошо, – отозвалась та. – Ты тоже останешься?

 – Нет, уйду сейчас же.

 – Когда же мы увидимся? – обеспокоенно спросила девушка.

 – Там будет видно… Ну, всего хорошего, – бросил он скорее Зуграву, нежели ей, и шагнул, к двери.

 – Что слышно насчет арестованных? Живы они или нет? – спросил Зуграву у Волоха, когда тот уже готов был последовать за Кику. – Их было трое, не так ли? Я смотрел из окна…

 – Да, трое, – полностью владея собой, ответил Волох. – Нет, ничего не слышно. Скорее думал что‑либо узнать от тебя. Интересуешься, конечно, потому что со мной все обошлось благополучно?

Как он мучился, как ждал со стороны товарищей хоть какого‑то знака доверия к нему! Тем более что сейчас из руководства группы на свободе оставался он один… Никто ни в чем его не упрекал, не унизил ни единым намеком, и все же горький случай, когда он, Волох, неожиданно заболел, не явился на строго секретную встречу, дал повод к размышлениям. Троих тогда схватили, Зуграву в последнюю минуту успел убежать, и только чудо спасло ему жизнь – полицейские открыли по убегавшему огонь… Еще бы тут не задуматься! Зуграву, мишень номер один для оккупантов, едва не угодил под пули, он же, Волох, почему‑то оказался вне опасности! Никто, разумеется, не мог его заподозрить, но все же, все же… Потому он и взял на себя руководство операцией. «Три минуты…» по сути полностью были его инициативой.

 – Почему ты спросил о них?

 – Просто вспомнил, – негромко ответил Зуграву. И внезапно добавил: – Дейч, Триколич, Вук… И все другие, которых схватила сигуранца раньше… Понимаешь, просто вспомнил!

 – Ну, пора идти! – нетерпеливо проговорил Кику. И обратился к девушке: – Ты что, забыла, когда мы должны встретиться?

 – Конечно, нет, – живо ответила та. – Но я решила…

 – Вот и хорошо, – кончая разговор, сказал он.

Девушка проводила их до лестничной площадки. Там ненадолго задержалась, затем вернулась.

Свет лампы по–прежнему оставался слабым, и в полумраке трудно было разглядеть, как выглядит хозяйка. Тем более что она старалась держаться подальше от света. Единственное, что говорило о ее присутствии, были мягкие, еле слышные шаги – когда она прошла к лестнице и снова вернулась в комнату… Поэтому человек, которому предстояло здесь ночевать, мог вовсе не принимать ее в расчет, считать, будто в комнате вообще никого нет. Так и в самом деле было лучше, он понял это, как только взглянул на лавку, которую Кику назвал кроватью, и попытался прикинуть на глаз ее размеры – в длину, в ширину… Отвлек его все тот же мягкий, еле слышный шорох шагов.

«Держи ухо востро, парень!» – словно прошелестела за окном густая листва ореха.

Он повернул голову к окну.

 – Лампу, наверно, лучше погасить. – Он взглянул на девушку: она как раз расплетала косу, но, встретив его взгляд, указала рукой на тонкую занавеску, нисколько, впрочем, не заслонявшую комнату от ночного мрака. Затем все тем же неслышным шагом подошла к лампе и подула на огонек. – Давайте ложиться, до утра осталось совсем немного.

«Не может быть, чтоб она не знала о завтрашней операции, – пронеслось в голове Зуграву. – Знает. Без сомнения, знает… Но хорошо ли это?»

Между тем девушка щелкнула задвижкой на двери и стала снимать блузку. Впрочем, он не понял: возможно, только развязала на голове платок.

 – Вдвоем будет не очень… – проговорила она негромко, почти про себя, затем завернулась в какую-то ткань и легла, – …не очень удобно, тесно. Но ничего не поделаешь.

 – Что вы, что вы, я лягу на полу.

 – Да? – Голос ее сделался мягче, ласковее. – Тогда нужно выбросить за окно стол… Зачем было расти таким длинным?

«Метр восемьдесят сантиметров», – как будто оправдываясь, проговорил он про себя.

Не лучше ли уйти отсюда? Впрочем, куда сейчас пойдешь? Он слегка приподнял занавеску. Орех утопал в желтом лунном мерцании, и Зуграву попытался определить, на какой высоте от земли окно. В общем, вполне сносно; если что‑то случится, второй выход обеспечен… И решил остаться. Сел на стул, запрокинув на спинку голову, в который раз подумав о том, в каком странном положении оказался. И если б еще на этом все кончилось! Он даже не знал, куда его привели, кто эта девушка. Все, что ему было известно о ней, – это имя, Виктория. Волох также, наверное, знал немногим более. Похоже, она любовница пекаря, скорее всего бывшая… Или же обычная знакомая, из тех, что бывают пачками у молодого неженатого мужчины. Правда, он слышал, будто Кику вполне надежный парень, однако близко не знал его. Возможно, Волох успел раскусить этого пекаря, и все же он, Зуграву, не имел права, так слепо доверяться малознакомому человеку. Мда, не лучшим образом получилось… Он даже не успел хорошенько разглядеть девушку, разве лишь заметил, что у нее очень смуглое, как и у самого Кику, лицо. «Не получилось бы так, что в конце концов очутишься где‑нибудь в цыганском таборе! – Он даже вздрогнул, поймав себя на этой нелепой мысли. – Поножовщина, стрельба посреди глухой ночи… Шатры, цветастые платки, гаданье, звон мониста…» И стал рисовать картины одна другой ярче – чтоб как‑то убить время, главное же – не уснуть. «А что, собственно, знаю я о цыганах? – спросил он себя. – Ровным счетом ничего». Только то, что вычитал в книгах или слышал от людей: будто все мужчины у них головорезы, а женщины – колдуньи и гадалки. Самому же никогда не приходилось иметь дело с этими людьми, даже во время войны. Странно, странно… Ему показалось, что он задремал.

Внезапно он вздрогнул: девушка подошла к его стулу. В темноте тускло светились черные распущенные волосы, свободно рассыпавшиеся по плечам. Белела длинная, до пят, рубашка.

 – Почему ты не хочешь прилечь? – услышал он глуховатый голос. – Спать осталось совсем немного.

Это он знал. И все же слова девушки,, вернее, какой‑то намек, послышавшийся в ее голосе, встревожил его. Привело в замешательство и движение, какое она сделала рукой, – призывное, манящее. Внезапно он оказался под одеялом, и легкая рука обхватила его за плечи – . чтоб не свалился с лавки. Лавка и в самом деле была слишком узкой, нужно было приложить немалые усилия, чтобы слегка податься назад и высвободить плечи из-под прохладной руки. Вместе с тем нужно было ровно, спокойно дышать, чтоб она не догадалась о волнении, охватившем его. Он должен ясно и трезво мыслить, строго контролировать каждый поступок, стараясь не поддаваться мимолетным настроениям. И все же оставалось несомненным – девушка была тоненькая, изящная, и каждое прикосновение к ней туманило голову.

 – Ты, кажется, близкий товарищ Илие, да? – спросила она, теперь уже сама изо всех сил прижимаясь спиной к стене. – Тебя зовут Тома Улму, правильно?

Трудно было понять, верит она в свои слова или же сама сомневается в сказанном, однако голос у нее был настороженный, глуховатый. Он не знал, как и что следовало отвечать, но она, похоже, и не ждала никакого ответа.

 – А кто такой этот Тома Улму?

 – Один из… Ну, как тебе сказать… Так все его называют. Хотя ты, конечно, должен лучше знать. Господи, какая колючая борода! Ну ладно, кудрявый, спи! – прошептала она, решительно укладывая его голову к себе на плечо. Похоже, она и в самом деле была колдуньей – сразу после этих слов, после мягкого прикосновения девичьей руки он уснул.

Сколько, однако, он спал? Что заставило его прогнуться? Когда он очнулся, то понял, что они снова обнимают друг друга и объятие это очень крепко, как будто каждый старается удержать другого от падения в пропасть.

Он попытался вырваться, высвободиться из ее рук, но внезапно почувствовал, что не может на это решиться.

А что с нею? Спит или только кажется, будто шепчет чье‑то имя во сне – похоже, Кику, – все время зовет кого‑то, просит остаться, остаться, не уходить…

Нет, нужно вырваться, разом оборвать это забытье! К чему оно может привести? Ему ли не знать, к каким страшным, фатальным последствиям приводит потеря контроля над собой! Потом всю жизнь будешь каяться, до конца дней не простишь себе… Нужно подняться, причем сделать это так, чтоб не разбудить девушку, не прервать ее сон и эти отчаянные призывы…

Сначала хотя бы установить крохотную нейтральную зону и после этого оторваться от теплого, сонного тела. Эту дедушку любит Кику, тот самый Кику, которому, завтра на рассвете предстоит... Хотя почему же завтра? Сегодня, через два–три часа…

 – Полотнище спрятал в надежном месте?

 – В надежном.

 – Л точнее?

 – Точнее – в надежном».

Но где все‑таки спрятал он это самое полотнище? И все остальное? И почему не захотел сказать об этом напрямик? Значит, кому‑то не доверял, но кому, кому именно? Кику дано на все три минуты. Только три. Планка, как предупреждал Волох, должна быть из мягкой, податливой древесины, чтобы кнопки легко в нее входили. Место и время точно обусловлены. На Центральной площади, там наиболее оживленное движение. Причем в самом начале дня, чтоб не сразу дошло до полицейских. Все зависит от Кику. Выдернет из‑за пазухи полотнище, прикрепит к планке и расправит его, развернет, чтоб развевалось на ветру...

 – «Долой фашизм!»

 – Вы что, не спите?

То был голос Виктории. Только голос. Лицо – бледное, будто молоко, пятно. Оказывается, она… блондинка! Он повернул голову, стараясь разглядеть девушку в тусклом предрассветном полумраке.

Когда она успела подняться? Умытое лицо, причесанные волосы, хотя коса еще не заплетена.

 – Чайник на примусе, согреетесь чаем. Вон там, на столе, хлеб.

 – Зачем это нужно в такую рань?

Ему не хотелось, чтоб она вышла из дома первой. По тысяче причин, в первую очередь – из соображений той же конспирации.

 – Не уходи, пожалуйста, Виктория. Тебя ведь зовут Виктория? – говорил он только для того, чтоб не молчать, чтоб не дать ей возможность покинуть комнату.

 – Да, именно так. Мне пора уходить… На работу, – добавила она. – Ключ поверните два раза и спрячьте под половик.

 – Где ты работаешь? – одним духом выпалил он. – У тебя есть специальность? Швея, да?

 – Швея, – сказала она, лишь бы как‑то ответить на вопрос. – Я ухожу.

«Мда, она во всем подражает Кику, даже держится, как он. И все же слегка переигрывает», – снова поддался он сомнениям.

 – Ты называла имя Тома Улму. Кто это: какой‑нибудь гайдук?

 – Я ничего о нем не знаю.

 – А я не верю, что ты портниха. – Он решился на эти слова только потому, что не знал, о чем говорить еще. И внезапно заметил, что под мышкой у нее в самом деле… портновский метр!

 – Зачем тебе эта деревяшка? – снова спросил он, решив во что бы то ни стало отвлечь ее внимание и каким‑то образом выйти на улицу первым. – У женских мастериц, по–моему, таких не бывает. – Он поднялся с лавки. – Дай‑ка посмотреть.

 – Зачем он вам? Метр как метр. Им отмеряют ткань, – и взялась за ручку двери.

 – Подожди, подожди минутку! – Он потянулся к деревянной рейке, пытаясь испробовать ногтем древесину.

То была обыкновенная планка из мягкой породы дерева – ели.

«Еще должны быть кнопки», – подумал он.

Прежде чем спуститься по узкой винтообразной лесенке, он сосредоточенно посмотрел на часы, и это означало переход в зону иных мыслей и забот. Жестко напомнила о себе необходимость дождаться мгновений, названных «Три минуты против третьего рейха». Он должен окончательно, собственными глазами убедиться в абсолютной и беспредельной честности Волоха, ответственного за местную организацию. Своими глазами увидеть… знамя, взметнувшееся над площадью. По–человечески он больше всего на свете хотел сейчас этого, только этого.

Три минуты.

Наблюдать за операцией придется с боковой улочки. Он заранее прошелся по ней вчера… Нужно еще раз сверить часы, однако… Что это за тип промелькнул перед глазами; он встречается ему уже второй раз. Обычное совпадение? Трудно поверить. Подумать только: бродяга и сам воротит от него рожу! А походка, походка, она так и выдает его! Какая‑то безликая, явно чужая, взятая напрокат у людей, состоящих на службе…

Но вот наконец можно разглядеть и лицо. Мгновение-другое он смотрит на подозрительного человека и внезапно понимает, что ни за что на свете не смог оы удержать в памяти его глаз, их выражения. Они безлики, эти глаза, поскольку человеку нужно всегда таиться.

Вместо того чтобы направиться к заранее намеченной улице, Зуграву стал отрываться от подозрительного типа, но тот и не думал давать ему такой возможности. Стало ясно: нужно попытаться установить, с какого момента и, главное, с какого места началась слежка. В какой степени она связана с мансардой, «швеей» Викторией, а также и… с другими людьми, уговорившими его ночевать в «надежном месте»? Каков промежуток между ночевкой и появлением этого типа? И еще одно: не может ли быть так, что этот человек попросту причастен к «Трем минутам»?

Нельзя было отмахнуться от неприятных мыслей, напротив, следовало как можно скорее установить истину.

Что же касается такой частности, как необходимость запутать след, провести за нос недалекого соглядатая – это, в конце концов, не составляло особого труда.

Не прошло и получаса, как он оторвался от преследователя. Теперь тому ни за что не напасть на его след. Однако после того, как он приблизился к зоне проведения операции – с изрядным опозданием, – в нескольких шагах от себя увидел все того же типа. На этот раз рядом со шпиком был и другой человек.

Зуграву мгновенно скрылся за углом дома. Впрочем, на операцию он все равно опоздал. Она уже состоялась.

Правда, разговора между ними Зуграву уже не услышал.

 – Почему ты не подал сигнал, как обычно? – строго отчитывал второй безликого прилипалу. По–видимому, это был какой‑то старший чин… Он был коренастым, плотным и все время держал правую руку глубоко засунутой в карман плаща. – Нужно было дать сигнал – ребята сразу бы сорвались с места!

 – Но какой это имело смысл? Истекло три минуты, и они бросились врассыпную… Что можно было сделать?

 – Как это что? – в бешенстве прокричал человек, державший руку в кармане. – Стрелять вдогонку! Убитый или раненый, но хоть один да попался бы!

Он задыхался от злости и, еще раз бросив испепеляющий взгляд на попавшего впросак шпика, повернулся и, тяжело ступая, удалился.