Текст книги "Тайны Инков"

Автор книги: Салливан Уильям

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 32 страниц)

Вторым источником, свидетельствующим о традиции Пяти Миров, был хронист Мартин де Муруа, испанский священник, чьи сочувствие аборигенам Анд и любознательность по отношению к их миру открыли ему не каждому доступную информацию.

«…начиная с сотворения мира и до сей поры сменили друг друга четыре солнца, не считая того, что светит нам сегодня. Первое погибло от воды, второе – от падения неба на земле… третье солнце, как они говорят, было погублено огнем. Четвертое – воздухом: нынешнее пятое солнце' они весьма почитают… и изобразили и символизировали его в храме Куриканча [Инкском храме Солнца в Куско] и запечатлели в своихкипу [завязанные узлами шнуры, используемые для счета и хранения записи] до 1554 года [4]4
  Если читатель удивлен тем, что обнаружил здесь схему, основанную на тех же началах – земле, воздухе, огне и воде, какие встречаются, например, в Древней Греции, то пусть примет во внимание, что точно так же был удивлен Селер, когда обнаружил ее в Мексике: «Эти четыре разные доисторические или докосмические века у мексиканцев, каждый из которых ориентировался на разное направление небес, удивительным образом Связаны с четырьмя элементами – водой, землей, воздухом и огнем, известными классической древности, и которые даже теперь составляют способ, которым цивилизованные народы Восточной Азии рассматривают природу».


[Закрыть]».

Использование термина «солнце» как хронометрического эквивалента «мира-века» было общей для инков и ацтеков практикой, и нет необходимости подробно останавливаться на особых причинах для такого словоупотребления. Местным термином для «мира-века», используемым повсюду в Андах, было слово пача,как в примере с употреблением Гуаманом Помой аука пача рунав значении Века Воинов. Другой хронист, Хуан Сантакрус Пачакути Ямки Салькамайгуа, местный дворянин из района озера Титикака, упоминал эту же эру войны до прихода инков под названиями пурунпанча, калькпанчаи татаякпанчав значениях «века варварства», «века нарушения границ» или «мрачного века».

Точное значение слова пачаимеет решающее значение для понимания андской мифологической мысли. В век, подобный нашему времени, когда принято уплотнять данные, разбирать звуковые байты, обрабатывать слова и извергать информацию, мы бы, вероятно, резюмировали повествования мифа о Мировых Веках (чтобы упростить их усвоение) как истории «бедствий» и «катаклизма», ни на минуту не задерживаясь на употребляемых словах или не рассматривая, какое значение они могли бы передавать. Мы, например, не замечаем, что эти слова идут от возможных бедствий из нашего собственного мифологического наследия и что их жизнь все еще пульсирует у нас на кончике языка: «бедствие» («dis-aster») – это буквально «разделение звезд», а «катаклизм» от греческого kataklysmosозначает «потоп». Поскольку в андской мифологии существовали такие же термины, которые вошли и в западные языки, то для верной передачи информации стоит быть точным в отношении их значения.

Испанские захватчики понимали слово пачав значении «мир» (mundo)или «земля» (tierra).Наиболее поверхностное описание понимания слова мирпоказывает, что этот термин имеет расплывчатое значение. В «Американском словаре Херитидж» английское слово миробладает шестнадцатью разными определениями. Оно может означать планету Земля; Вселенную; определенную естественную среду, такую как «мир моря»; исторический период, вроде «Елизаветинского мира»; особую сферу, такой как «мир литературы»; средства к существованию, типа «мир бокса»; человечество в целом, как, в «мировом мнении»; и так далее. Важно поэтому отметить, что в авторитетном словаре кечуа Гонсалеса Ольгина (1608) имеется только одна запись для слова пача: «йетро suelo lugar»,или «время земля место».

В то время как в западной мысли смысл слова мирпередавался столь эластично, что мог означать некую «разновидность», приобретающую значение только посредством ближайшего прилагательного, кечуанское слово пачаозначает одну, и только одну, вещь: одновременно место и время. Если я сообщаю вам, что встречусь с вами в той же самой пачазавтра, то уже из контекста нашего диалога вытекает, говорим ли мы о том же самом месте, том же самом времени или о том и другом сразу. В андском мышлении «это место» сегодня не есть то же самое «место» завтра. Пространство определяется временем, а особенности пространства составляют основу, из которой возникает время.

В английском языке мало слов, обращающихся непосредственно к тому объему человеческого опыта, называемому бытием, который можно определить как просто то, что можно ассимилировать и вынести. «Мир», в котором живем мы, современные люди, является калейдоскопичным, фрагментированным, продуктом изменчивых состояний. Мы принимаем факты, как они происходят, культивируем качество экзистенциального щегольства перед лицом будущих потрясений. Мы думаем о современной жизни так или иначе как об остром лезвии пока еще не состоявшегося будущего и живем соответствующей жизнью: в забытьи, в отчаянии, в раздражении, блуждающим огоньком.

Напротив, кечуанское слово «мир» – пача– в силу чисто лингвистических правил требует, чтобы его жители вели себя, не уклоняясь от груза истории. Поступать иначе – значит хвататься за призрачную эластичность пространства-времени, отказываться от идентичности, забывать прошлое и не оправдывать страданий и трудов тех, которые ушли прежде. Не случайно детям кечуа с четырех– или пятилетнего возраста всякий раз, когда они отправляются из дому, дают нести ношу – узелок с провизией или несколькими вещами. Эта физическая ноша, которую эти дети обязаны взваливать на плечо, предвещает более тяжкий груз культуры, какой они однажды понесут. И так как эта культурная «поклажа» в целом – язык, одежда, обычаи, мифы – есть основное средство достижения будущего в течение жизни, то каждый истинный человек несет это бремя с гордостью. Местным названием для языка кечуа является руна сими,«язык людей».

Чтобы понять слово пача,надо, следовательно, понять вечный груз непостоянства, мифическую размерность всего настоящего, крайнюю мучительность жизни, боль утраты и цену стойкости. Кечуанский термин пача,понимаемый нами в своем мифическом смысле «мира-века», является неизменной основой андской мифологии и культуры. Тем самым андская культура содержит в себе не что иное, как способность ощущения того, что она служит организующей сферой для памяти. Миф сначала ощущается, а затем уже понимается.

Точками притяжения, вокруг которых сосредоточены андские мифы, являются события, называемые пачакути.Глагол кутийозначает «опрокидывать» или «низвергать». Пачакути —это название, данное тысячелетнему периоду, в течение которого погибает один «мир» и начинается следующий. Оно означает буквально «опрокидывание пространства-времени» [5]5
  В полной мере величие этой терминологии не было утрачено при первом действительно историческом инкском царе Тупаке Инке Юпанки, который принял это слово в качестве своего имени. Известный с тех пор как Пачакути Инка – «опрокидыватель пространства-времени» – этот царь-воин обернул свое человеческое имя мантией андско-го мифологического наследия и приступил к завоеванию известного мира.


[Закрыть]. Во времена испанской конкисты существовали особые термины для разных способов разрушения: лъок-лауну пачакути,или «опрокидывание пространства-времени наводнением», нина пачакути– то же самое огнем и так далее. Эта терминология ставит понятие пачакутинепосредственно в рамки различных миров-веков, описанных выше Муруа и включающих последовательные «разрушения» «пространственно-временного мира». (И если читатель начинает испытывать шок от этого признания, задаваясь вопросом, так ли уж отличается пачакутиот других традиций, в которых «миры» разрушаются и создаются новые – как, например, в Потопе Девкалиона или древнескандинавском Закате Богов, то, быть может, так же интересно обратить внимание на то, что каждое такое сходство обычно объясняется как некое всеобщее творение разума примитивного человека, встречающееся то здесь, то там во всем мире.)

Андские источники проясняют, что пачакутибыли крайне редкими событиями, потому что сами Века продолжались в течение весьма длительного периода. Гуаман Пома, например, назначает Векам такие числовые значения, из которых самый короткий период составляет восемь сотен лет, а самый длинный – намного более тысячи. Пачакути Ямки упоминает, что «огромное число лет прошло» («muchissimos amos passaron»)в течение века войны. И теперь в обращении к мифам о ламах и потопе и в исследовании вопроса о лисьем хвосте мы подходим к мифическому описанию того потопа, который разрушил весь мир.

Авторитет современной учености внушает веру в то, что терминология мифов о периодических созданиях и разрушениях «мира в пространстве-времени», будь то греческой, скандинавской или местной американской традиций, представляет собою что-то вроде смутного «мифопоэтического» видения прошлого, созданного первобытным воображением взамен летописей. Идея о том, что язык и вся структура таких рассказов сами являют собою летопись, никак не вмещается в современное воображение. Хотя, согласно преобладающему представлению, такая мифическая терминология не имеет ничего общего с астрономией, а тем более с историей, здравый рассудок подсказывает иное.

Оба андских мифа, пересказанных в главе 1, описывают льоклауну пачакути,«низвержение пространства-времени наводнением», то есть событие, знаменующее окончание длинного, длинного века и начало следующего. В вопросах хронометрии человечество – как в случае с пако– всегда обращало свой пристальный взгляд к небесам, откуда приходят все измерения времени.

III

Эти мифы отдавали свою информацию отнюдь не легко. После двух лет работы в магистратуре, включая этноастрономическое полевое исследование в Перу и Боливии, написания магистерской диссертации на тему «Кечуанские названия звезд» и восемнадцати дополнительных месяцев исследования, я достиг не очень-то многого. Фактически я увяз. Я не мог понять эти мифы. Но я также не мог обойти их. Они стали для меня лакмусовым тестом, барьером, источником разочарования и надежды, ибо, если какие-либо мифы из доколумбовых Анд проясняли, что развивалась астрономия, так это были именно эти мифы.

Взять, например, слова информанта в версии Молины: «Наконец заботившийся о них [ламах] пастух спросил, что их беспокоило, и они сказали, что сочетание звезд указывало на то, что мир будет разрушен водой». Сам этот миф устанавливает связь между пространством и временем, увязывая неизбежное льоклауну пачакути,то есть уничтожающий мир потоп, с «сочетанием звезд». Молина, конечно, был свободен от тенденциозного изложения («Если б они умели пользоваться письменностью, то не были бы столь глупы и слепы»), но этот любопытный отрывок, понимаемый как продукт каких угодно, только не глупых умов, показался мне лишь наиболее очевидным из ряда элементов в обеих версиях, которые весь вопрос о неизбежном пачакутиотносят непосредственно к андским небесам.

По версии Авилы, лама «знала, что море [на кечуа ма-макоча,означающая «мать-море»] решило выйти из берегов, обрушиться подобно водопаду». Находились такие, кто утверждал, что рассказчик был «глуп и слеп», тогда можно было спокойно допустить, что расположение упомянутого моря на небе служило хорошим свидетельством его глупости. Однако, чтобы понять смысл данного утверждения, вовсе не нужно отменять закон гравитации. В гимнах Виракоче, записанных Пачакути Ямки, встречается термин ананкона,буквально – «море сверху» [6]6
  О, Виракочатиксикапак…
  Майпин Канки…
  Ананкочамантарайак
  Уринкоча
  Тианкайка
  О, Виракоча, Первый Измеритель…
  Где ты?..
  От моря над нами
  До море внизу,
  Все это – твой трон.


[Закрыть], в прямом отношении к звездным небесам [7]7
  Ловушки, содержащиеся в утверждении о земных истоках мифологии, а также все водные пути на земле иллюстрируются в исследовании Сантильяны и Дехенд, анализирующем некоторые современные интерпретации путешествия «Арго» Ясона, созвездия, плавающего в южном «небесном море» вблизи Канопуса:
  «Аполлон Родосский в предании о героических путешествиях аргонавтов тщательно сохранял двойной уровень значения, поскольку приключения помещаются в земной контекст, однако не имеют, говоря строго географически, никакого смысла вообще. Открыватели приплывают в По, где их встречает, как утверждалось, зловоние от останков Фаэтона – но те могли находиться выше, у водопада в Альпах, вблизи Даммастока, как предположил бы один известный ученый. Чтобы попасть из По в Женевское озеро и Родос, аргонавты снова спускаются к морю и плывут под парусами, следуя по той же долготе, затем, проявив значительное искусство перетаскивания корабля, пересекают пустыню Сахара до самого побережья Западной Африки и достигают Фернандо По. Так по крайней мере те, кто понимает данный миф географически, толкуют его не моргнув глазом».


[Закрыть]. Что бы еще ни означал данный миф, источники надвигавшегося потопа находились где-то снаружи, в астрономической сфере. Но это было все, чего я достиг, пока меня не осенил замечательный вопрос.

Вопрос казался довольно наивным и едва ли убедительным: почему эти истории сообщались с точки зрения ламы? В действительности это был языковой прием – игра между образным и буквальным значениями «точки зрения» данной фразы, открывшая мир, исследовать который стремится настоящая книга. Задавая этот вопрос, я намеревался просто выяснить, почему именно этим животным, этим ламам была отдана роль наблюдателя будущего. Почему ихточка зрения была столь важна?

Читателю может показаться невероятным, что целых полтора года я изо всех сил старался понять астрономию этих мифов и что, несмотря на то, что тремя годами ранее во время полевых исследований в Боливии я впервые увидел «небесную Ламу», огромное и красивое облако межзвездной пыли, черное на фоне отблеска Млечного Пути, мне никогда не приходило в голову, что ламы в мифах могли относиться к ламе в небе. Потребовалось полтора года, чтобы мой разум осенила мысль о том, что все животные в мифах могли быть небесными объектами, определение которых. я уже знал. Все, что мне было нужно, – это обдумать «точку зрения» лам.

Этот – опыт вызвал во мне специфическую смесь чувств: восторг от того, что мое исследование могло быть в конечном счете принято где-нибудь; скептицизм, подлинное замешательство от того, что, хотя Сантильяна и Дехенд упоминали, что «звезды являются животными», я оставался слеп к «очевидному» в течение столь длительного времени; боязнь общения с другим временем и местом; и весьма четкое осознание, что до этого момента я не вполне был уверен в том, что то, на что я надеялся, действительно существовало.

Теперь же мифы сами себя четко «перестраивали в созвездия». Своим мысленным взором я увидел картину: одинокий воображаемый образ небесной Ламы на западе, «наблюдающей» некий объект, восходящий на востоке. Это была картина с «точки зрения» ламы, и вместе с нею я познал не меньшую взаимосвязь, чем переживание отдельных догадок за время нескольких ударов сердца. Взятые вместе, эти догадки создавали связную и проверяемую интерпретацию мифов, которая так долго оказывалась неуловимой.

Сначала пришла «очевидная» связь между ламой в мифе и Ламой небесной. Миф описывал очертания ночного неба. Идентичность небесной Ламы хорошо установлена как в современной, так и в литературе периода конкисты. «Черное облако» небесной Ламы простирается от звезды ипсилон Скорпиона, в «хвостовой части» западного созвездия Скорпиона, к югу до звезд альфа и бета западного созвездия Кентавра (рисунок 2.1). Эти две звезды первой величины, называемые в западной астрономии альфа Центавра и Hadar, известны в Андах как льямак нъявин,«глаза ламы». Во времена конкисты аборигены Уарочири описывали Авиле этот великолепный объект:

«Они говорят, что Якана, как мы ее называем, подобна тени ламы, двойнику этого животного, который спускается с середины неба, так как это была тьма на небе. Именно так мы, люди, видим ее шагающую, да, темную. Они говорят, что эта Якана (когда она достигает земли), идет ниже рек. Она в самом деле очень велика; она движется, темнее ночного неба; она проходит со своей длинной шеей и двумя глазами».

Гарсиласо де ла Вега так же зафиксировал:

«На млечном пути астрономов, на некоторых темных пятнах, которые покрывают часть его, они воображали себе форму овцы [ламы] со всем ее телом, кормящей ягненка».

«Лама-детеныш» – это малое черное облако позади его матери (рисунок 2.1).

Вторая догадка, скрытая в мысленном образе небесной Ламы, располагающейся на западе и смотрящей на восток, была в том, что миф, вероятно, описывал некий объект, восходивший в то же время на востоке незадолго до рассвета. Я понял, что в этом образе была правильность. Это ощущение правильности основывалось на понимании значения того, что в андской астрономии известно как явление «гелиакического восхода».

В большинстве широт, включая южные Анды, есть звезды, которые из-за слишком близкого расположения к солнцу (если смотреть с земли) в определенное время года не видны по ночам. После «прояснения» области солнечного сияния каждая такая звезда впервые снова появляется на короткое время перед восходом солнца, как раз тогда, когда нарастающее с рассветом освещение затмевает ее видимость. Каждым последующим утром такая звезда восходит все раньше и задерживается в предутренних небесах все дольше. Первый день Нового появления такой звезды называется датой ее «гелиакического восхода».

Применение методики гелиакического восхода – это мощный инструмент в настройке солнечного календаря. Например, определить день солнцестояния одним лишь наблюдением за движением солнца весьма непросто. Слово солнцестояниеозначает буквально «солнце стоит», и как раз в этом проблема для наблюдающего невооруженным глазом – солнце именно стоит там. Например, во время июньского солнцестояния, когда солнце восходит севернее, а не прямо на востоке, где оно будет всходить весь год, имеется «окно» из нескольких дней по обе стороны от этого явления, когда движение солнца в точке его восхода на горизонте трудно обнаружить. Таким образом, если наблюдатель, отвечающий за соблюдение календаря, в течение ряда лет был в состоянии установить, что определенная звезда восходит вместе с солнцем, скажем, четыре дня перед июньским солнцестоянием, то он освободил бы себя от значительных хлопот, установив достоверный исходный пункт [8]8
  Не так-то просто вообразить осуществление наблюдения за солнцестоянием. Предание з'уни рассказывает о тех мучениях, которые испытал первый жрец солнца Пеквин, когда попытался определить дату декабрьского солнцестояния:
  «Человеком, который пришел к солнцу, был Пеквин. Солнце поведало ему: «Когда ты окажешься уже дома, ты будешь Пеквином, а я – твоим отцом. Делай мне регулярные подношения. Приходи на окраину города каждое утро и молись мне. Каждый вечер приходи к святыне в Матсаки и молись. В конце года, когда я прихожу на юг, внимательно следи за мной, и в середине года, в тот самый месяц, когда я достигаю самой дальней точки на правой полосе, внимательно следи за мной». «Хорошо». Он пришел домой, обучался в течение трех лет и стал Пеквином. В первый год, в последнем месяце года, он внимательно наблюдал за солнцем, но его вычисления оказались опережающими на тринадцать дней. На следующий год он ошибся на двадцать дней и снова занялся учебой. На следующий год его вычисления запоздали на два дня. И только через восемь лет он оказался способен точно предсказывать время возвращения солнца. Люди сделали молитвенные жезлы и проводили церемонии зимой и летом, как раз во время возвращения солнца».
  Мы не узнаем секрет того, как в конце концов преуспел Пеквин, но мы теперь видим, что неудачи в осуществлении наблюдения за солнцестоянием всегда поджидают новичка. Только через восемь лет он сумел изучить несколько приемов, почти наверняка связанных с гелиакическим восходом звезд.


[Закрыть].

Так вот, несколько причудливых примеров назначений, которые придавались связанным с восходом солнца наблюдениям в древнем Перу, дает так называемая система секев имперском Куско. Несмотря на свою сложность, этот пример показывает значение для андских астрономов не только явлений восхода солнца вообще, но также, в частности, Плеяд, группы звезд, которые из-за своей невидимости играют ключевую роль в мифах о ламе и потопе.

От покрытого золотом эпицентра Инкской империи, храма Солнца в Куско, исходила система из сорока – сорока двух воображаемых линий во всех направлениях к горизонту. Эти линии, называвшиеся секеи означавшие «лучи», функционировали, помимо других назначений, в качестве календаря. Каждая секе,как мыслилось, шла над холмами и долинами строго по прямой к горизонту и по пути проходила через или вблизи ряда святынь. Таких святынь – называемых уаками,каждая из которых, будь то естественная или искусственная, была связана с инкскими знаниями и религией, – приходилось в среднем от семи до девяти на каждую секеи в целом насчитывалось 328. Зуидема и Уртон отмечали, что, согласно испанским хроникам, каждая уакав системе секераспределялась на свои собственные дни в особом соотношении, объясняя 328 из 365 дней в году. Что же касается «пропуска» тридцати семи дней, то Зуидема и Уртон убедительно доказывают, что они рассматривались как тридцать семь дней неразличимости Плеяд (вследствие их близости к солнцу) на широте Куско.

Так что идея о том, что миф рассказывал о гелиакическом восходе некоего объекта, «увиденного» небесной Ламой, расположенной на западе, фактически одновременно вызвала третью догадку. Я как раз читал о такой практике наблюдений, которая распространена в настоящее время среди крестьян, говорящих на кечуа. Этот решающий ключ в разгадывании смысла мифов о ламе/потопе исходил от обращения к современному кечуанскому наблюдению Плеяд, записанному в ходе полевых исследований вблизи Аякучо в центральных Андах Джоном Эрлзом. Эрлз заметил, что в июне местные жители идут в горы перед рассветом, чтобы наблюдать восход Плеяд и одновременный закат созвездия, известного в этих местах как cruz calvario,Крест Голгофы.

Cruz calvario– это большой, изящный, совершенно прямолинейный крест из звезд, последняя из которых, ипсилон Скорпиона, находится позади небесной Ламы и около сосущего вымя ее детеныша, маленького темного облака, упомянутого выше Гарсиласо [9]9
  Это расположение в небе, подробно рассмотренное в главе 3, в кечуанской астрономии наполнено космологическим значением, отмечающим пересечение плоскости эклиптики, то есть визуально наблюдаемый ежегодный путь солнца через звезды, которые мы называем Зодиаком, и самый западный край Млечного Пути.


[Закрыть](рисунки 2.2 и 2.3.).

Несколько разъяснительных пунктов покажут, что явление, записанное Эрлзом, является тем же, что и описанное в мифах о ламе и потопе. Прежде всего читатель вполне может задаться вопросом, что делает в кечуанских небесах созвездие, называемое Крестом Голгофы. Непреклонная решимость испанских миссионеров уничтожить местные религиозные убеждения вскоре привела их к пониманию, что процесс того, что можно бы назвать «партизанским синкретизмом», в действительности продолжался у них перед носом. Поскольку эти церковники назначали серьезные наказания, вплоть до смертной казни, для нераскаявшихся приверженцев старой веры, андские народы быстро научились притворному благочестию, продолжая по возможности то, что они делали прежде.

Один такой пример произошел в Канун Дня Всех Святых (Хэллоуина). Во времена инков считалось, что предки ежегодно возвращались на землю, и это празднество отмечалось в декабрьское солнцестояние. По обычаю надо было принести еду и спиртной напиток, поддерживая таким образом соответствующее отношение с предками. Крестьянство, признававшее языческие корни христианского обычая, принялось умилостивлять предков в день, предназначенный предкам по христианскому литургическому календарю. В Мексике и Перу аборигены приносят корзинку с провизией на кладбище в Канун Всех Святых, ожидая рассвета и возвращения усопших. Арриага запретил эту традицию и уверовал в то, что он мог усилить запрет, принудив крестьян хоронить своих мертвых на том кладбище, где он мог бы наблюдать за ними.

Крест Голгофы – это другой пример партизанского синкретизма кечуа, потому что самая яркая звезда в его крестовине, ипсилон Скорпиона, обозначает именно ту космологически важную точку на небесах, которую занимает Лама со своим детенышем. Cruz calvarioи небесная Лама взаимопроникают друг в друга. Это то положение с точки зрения западной астрономии, которое отмечает пересечение эклиптики, то есть видимый ежегодный путь солнца через те звезды, которые мы называем Зодиаком, и Млечного Пути. Это положение по вере аборигенов Анд отмечало пересечение земли живых и земли мертвых, «мост», через который мертвые ежегодно возвращались на землю. Изобретая созвездие cruz calvario,крестьяне достигали двух вещей. Во-первых, они идентифицировали космологически важное небесное положение с христианским термином, который с наибольшей вероятностью напоминал их собственное значение. Крест Голгофы символизирует идею смерти и воскрешения. Во-вторых, используя христианский термин, они надеялись сохранить жизнь туземным понятиям (а также себе самим) посредством видимости христианского благочестия.

Понимание этой системы партизанского синкретизма, характерного для андской мысли начиная с конкисты, подсказало, следовательно, что здесь, в информации Эрлза, заложена современная репродукция наблюдения, закодированного в мифах о ламе/потопе. Иными словами, мифы рассказывали о гелиакическом восходе Плеяд, «увиденном» в тот момент Ламой, расположенной на западе.

Это открытие вызвало четвертую догадку. Так как мне никогда не приходило в голову искать Плеяды в мифах, я никогда и не находил их. В тот момент, когда я сообразил, что они могли быть там, они сразу же обнаружили себя закодированными в названиигоры в версии Авилы – «Вилькакото».

Слово вилькапроисходит из языка аймара и означает «солнце». Слово котовстречается как в кечуа, так и в аймара и означает «куча». В буквальном переводе вилькакотоозначает «солнечная куча», и именно так я думал о нем до сих пор. Слово кото,однако, имеет и второе значение, вполне установленное в этнографической литературе: Плеяды [10]10
  Во время практики полевого исследования на степень магистра я узнал, что говорящие на кечуа жители Боливии называли Плеяды кото.Объяснялось это тем, что это яркое созвездие напоминало небольшую кучку семян. Там же и в департаменте Куско относительная яркость отдельных звезд служит средством предсказания соответствующего посеву времени. В департаменте Куско Плеяды называются словом колька,означающим «зернохранилище», и этот термин использовался во времена Конкисты. Причина, по которой к северу от Куско, в Уарочири, использовался термин кото,вероятно, объясняется его ассоциацией со словом вилька,которое является не кечуанским, а, скорее, словом из аймара, языка области озера Титикака, связанной с Тиауанако и религией Виракочи. Кото– это также аймарское слово, означающее то же, что и на кечуа, и» вполне возможно, что котоявляется аймарским словом, заимствованным кечуа. Этим можно было бы объяснить, почему котоиспользуется говорящими на кечуа жителями Боливии, где сильно влияние языка аймара. Во всяком случае, термин вилька-кото,буквально – «Солнце-Плеяды», является первым из очень большого количества чисто аймарских терминов, использовавшихся во времена Конкисты для выражения важных в религиозном смысле идей среди инков и их подданных.


[Закрыть]. Такое употребление слова для «кучи» по отношению к Плеядам должно служить использованию Плеяд в предсказании времен сева и жатвы. Плеяды уподобляются малой куче семян, необходимой для сева [11]11
  У майя Плеяды называются «горсткой семян».


[Закрыть]. Наблюдение относительной прозрачности в звездах западного или восточного края восходящих Плеяд определяет выбор времени для сева.

После стольких лет затруднений я увидел открытую дверь. Вилькакото – «Гора Солнечных Плеяд» – относилось не просто к Плеядам, а к Плеядам по отношению к солнцу,как четкое обозначение гелиакического восхода Плеяд, который есть надежда увидеть однажды ночью – если, конечно, андская мифология имела какое-либо отношение к астрономии. Либо отношение между беспокойными ламами, всматривавшимися в небеса над Горой Вилькакото, не предполагало никакого особого сообщения, либо передо мной был миф из доколумбовой традиции, описывающий с поразительной точностью и почти бесцеремонной легкостью одновременный гелиакический восход Плеяд и гелиакический закат небесной Ламы.

И если действительно было правдой, что мифы создавались для описания, помимо прочих вещей, ночных небес, тогда мифотворцы оставили также дату своих попыток. Мифы, как я теперь понял, содержали в себе обращение к эпохе своего сотворения.

IV

Так же, как сегодня люди в сельской Новой Англии полагаются на приметы, современные крестьяне кечуа обсуждают прозрачность Плеяд и подходящее время для сева.

Такова вечная практика. Но эти андские мифы о надвигающемся потопе говорят не об обычных временах. Шаманы напряжены. Мир на краю гибели. События нарастают.

Я понял, что, так как звезды медленно смещаются в восточном направлении по отношению к солнечному году в результате прецессионного влияния оси Земли, можно датировать временные рамки этих мифов, если попытаться установить точку восхода солнца.Иными словами, Плеяды всходили и всегда будут всходить гелиакически в определенныйдень года. Но если миф указывал, в какойдень солнечного года Плеяды наблюдались восходящими гелиакически, тогда можно было выяснить, когда был сотворен миф.

Теперь я понял, что мифы явственно содержали эту информацию. Согласно гипотезе Сантильяны и Дехенд, астрономическая функция топографических обозначений в мифе состоит в том, чтобы представить по аналогии положение солнца в небесной сфере.Их предположение о том, что животные в мифе относятся к звездам, доказало свою достоверность. Из их работы я также узнал, что поиск буквального значения определенных слов – таких как вилькакото– мог бы дать важные результаты. Что же можно получить, обращая внимание на топографические сведения, а именно «очень высокую гору», упоминавшуюся в каждой истории?

Образ высокой горы как в андской, так и в месоамериканской традиции связан с июньским солнцестоянием. Каждый год в июньское солнцестояние в период царствования инков, согласно описанию Уртона, инкские жрецы поднимались вверх по Вилькамайу, буквально «река Солнца», к ее истокам у подножия высокой горы Вильканота – «место Солнца». Инки считали Вильканоту «высочайшей горой в мире» [12]12
  «Вильканота – это гора, которая, согласно представлениям этих людей, находится в самом высоком месте Перу». Более подробное рассмотрение астрономического значения этого сложного ритуала дается в следующей главе.


[Закрыть].

Ассоциация июньского солнцестояния с «высочайшей горой в мире» подсказывает, что в андском представлении самое северное положение солнца среди звезд – июньское солнцестояние – приравнивалось к расположению на вершине величайшей горы в мире.Работа Джоанны Броды выявляет точно такой же образ мышления в Мексике.

Известная космологическая диаграмма (нарисованная около 1613 года) местного дворянина Пачакути Ямки указывает, хотя и по-другому, на связь между горой и июньским солнцестоянием (рисунок 2.4). Здесь андский космос мыслится разделенным на мужские и женские компоненты. Левая сторона связана с мужчинами, солнцем, днем и засушливым сезоном; правая – с женщинами, ночью, луной и сезоном дождей. Разгар засушливого сезона в Андах приходится на июньское солнцестояние, и на той стороне диаграммы показан рисунок высокой горы. Расположенный напротив нее родник или озеро изображен на противоположной стороне в разгар дождливого сезона, который имеет место во время декабрьского солнцестояния.

Кроме того, названиегоры в изложении мифа Молиной, Анкасмарка, повторяет это же самое рассуждение в архитектурной метафоре. Кечуанское слово маркаозначает «самую высокую часть здания, возвышающуюся под самой крышей», а анкасозначает «лазурный» [13]13
  «Магса. Elsoberado, о los altos de la cassa… Ancas. Lo azul».


[Закрыть]. Гуаман Пома в описании Мировых веков сделал рисунки, показывающие особый тип здания для каждого века (рисунок 2.5), а диаграмма Пачакути Ямки изображает весь «мир» «размещенным» внутри строения с покатой крышей (рисунок 2.4). Далее, термин анкас,«лазурный», резонирует с диаграммой Пачакути Ямки, которая концептуально ставит безоблачный засушливый сезон рядом с июньским солнцестоянием, с солнцем и днем, в противоположность дождю, луне и ночи.

Другое космологически значимое употребление слова анкасвстречается в названии Анкасмайу, буквально «лазурная река», данное инками реке, отмечающей северную границуимперии. Любопытно, что «север» в андском понимании считается «выше» «юга», как показывает, например, деление Куско на верхнюю (анан)и низшую (урин)половины, при котором «Верхнее Куско» находится к северу от восточно-западной линии, а «Низшее Куско» – к югу. Стало быть, термин Анкасмарка, помимо его функции как названия «очень высокой» горы», означает буквально «самая высокая часть лазурного здания», предполагающую самое северное положение солнца (доминирующего светила синего неба) в северном тропике во время июньского солнцестояния.

Таким образом, посредством как топографического образа высокой горы, так и архитектурного образа, заложенного в ее названии, мифы поставили необходимость определить точку восхода солнца во времени – опять же, если они имели какое-либо отношение к астрономии. Упомянутый «потоп» произошел у «высочайшей горы в мире», то есть в июньское солнцестояние.

Следующее и столь же важное, что проясняют оба мифа, – это то, что гелиакический восход Плеяд является ненаводнением, а его предвестником, потому что в обеих версиях ламы, наблюдающие восход Плеяд, предсказывают потоп через несколько дней. В изложении Молины это предсказание было сделано «за месяц до потопа». (Для рассмотрения значения рисунка «пятидневного» промежутка перед Потопом, упомянутого в версии Авилы, смотри примечание [14]14
  «Пять дней» упоминаются в версии из Уарочири. Этот отрезок времени, неоднократно упоминаемый в уарочирийских повестях, является мифологическим обозначением периодов времени, заключающим в себе смысл предчувствия грядущих изменений в состоянии. Например, в главе 28 упоминается, что мертвые возвращаются на землю спустя пять дней. В главе 14 посланцы Инки в преисподнюю предупреждаются, что они должны вернуться в течение пяти дней! опять же в первой главе утверждается с сомнительной ботаники точностью, что период прорастания семян в це составляет пять дней. Эти сведения побудили Жирара отметить, что выраженное в «Пополь-Вухе» представление о том, что кукурузе для прорастания требуется пять дней, является истинным для жарких низин, где первоначально выращивалась кукуруза, но не для исторической родины киче-майя, где для этого требуется приблизительно десять дней. В Андах для прорастания маиса требуется по крайней мере двенадцать дней. Быть может, именно от первоначального наблюдения За этим главным чудом индоамериканской культуры происходит наделение пятидневного срока таким мифологическим смыслом. Во всяком случае, это число повсеместно стало синонимом процессов преобразования, не поддающегося обычному воображению. Ацтеки характеризовали пять дней, следовавших после декабрьского солнцестояния, как немон-теми,то есть как опасные дни при вступлении из одного года в следующий.


[Закрыть].) Кечуанское слово и для месяца, и для луны, килья,обозначает фазовый месяц, так называемый синодский месяц, период времени от полнолуния до полнолуния, то есть месяц из двадцати девяти или тридцати дней [15]15
  Звездно-лунный месяц – это тот отрезок времени, который требуется луне для возвращения в то же самое положение среди звезд (27 1/3 дней). Синодский лунный месяц, или месяц фаз, представляет собой число дней, проходящих от одного полнолуния до другого (29 1/2 дней). Кечуанская терминология для лунных фаз, то есть синодского месяца, выражается словом килья.


[Закрыть].

Следовательно, если взглянуть на миф так, как если бы он намеренно передавал сложное астрономическое наблюдение,то надо было бы объяснять версию Молины как следующее определенное утверждение: в тот период, когда Плеяды всходили гелиакически («Вилькакото») за месяц до июньского солнцестояния («гора»), в солнцестояние произошло некое прецессионное событие («потоп»), космологически достаточно важное, чтобы заслужить обозначение уну пачакути,буквально «пространство-время опрокидывается наводнением». По крайней мере, теперь имеется проверяемая гипотеза. Миф нес в себе всю информация, необходимую либо для подтверждения, либо для опровержения моих подозрений.

V

Мне был необходим доступ в планетарий. Компьютеров и астрономического программного обеспечения до 1982 года у меня не было. Кроме того, я хотел «увидеть» этот миф на широком полотне вместе с опытными современными сотрудниками обсерватории. Здесь мне повезло. Не зная меня вообще или что-либо о моей работе, за исключением самого краткого из описаний, профессор Оуэн Джинджерич из Гарвардской астрофизической обсерватории им. Смитсона не только любезно позволил мне использовать планетарий в Бостоне, но даже лично приходил и наблюдал эксперимент. Помимо выдающейся карьеры в астрофизике, а также знаний по истории астрономии, профессор Джинджерич в свои студенческие годы демонстрировал успехи в планетарии.

Произошедшее в Гайденском планетарии при Музее науки в Бостоне запомнилось мне тем, что я испытал, вероятно, исключительно яркую мечту. Я очень беспокоился не только потому, что имевшийся при мне список вопросов мог завершить исследование там и тогда, но также потому, что профессор Джинджерич был чрезвычайно занятым человеком, и я хотел, чтобы эксперимент проводился не в ущерб его времени. Он прибыл поздно, приведя с собой двух своих коллег, которых только что встретил в Логанском аэропорту. Эти два человека, мой друг Эрик Мандель и пара любопытных сотрудников сидели в креслах и наблюдали.