Текст книги "Тайны Инков"

Автор книги: Салливан Уильям

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 32 страниц)

«Космовидение», о котором она говорит, включает представление о том, что горы являются полыми сосудами, наполненными водой из подземных источников, – видение, в котором «пещеры были входом в это подземное царство, погруженное в воду. В то же самое время они считались местами происхождения…».

Кто знаком с андской цивилизацией, признает и другое соответствие. Хотя хронисты обычно определяли слово Титикакакак «свинцовая скала или утес», слово шишиимеет и в кечуа, и в аймара второе значение: пума, или андский горный лев, чей унылый серый мех может объяснять его ассоциацию со свинцом. Так что Титикака означает также «утес льва», резюмирующий устной формулировкой мексиканский иероглиф (гора со штольнями и пещерой у ее подножия) «гора, наполненная водой», символизирующий земледельческую деревню. На «львином утесе» на восточной стороне Острова Солнца, где Виракоча сотворил «мир» и где инки создали святыню, вода течет дальше из черной стены утеса.

Миф о сотворении у Титикаки – это земной нуль, потому что здесь началось время. С внушающей благоговейный страх символической экономикой само слово Титикакасоставляет целый рассказ. Как и с мексиканской алътептль,«львиный утес» Титикаки, возвышающийся из вод озера, выражает рождение нового мира, так как именно из этих образов люди могли бы моделировать солнцестояния и вместе с тем стать хозяевами общества, календаря, земли и смысла самой человеческой истории.

Несомненно, что так же, как познание звезд должно было преобразить мир, так и это событие должно было навсегда изменить значение прошлого, потому что с появлением мер времени началось само прошлое. В той же мере, в какой прошлое представляло значительное поле для игры человеческого воображения, оно было преобразовано в своей сути событиями у озера Титикака. Реальность этой непредвиденной перспективы выражена в том факте, что прошлое теперь получает новое значение в чистом языке нового творения, каковым является технический язык мифологии.

Слышим ли мы о «людях-ягуарах», скитающихся по горам, или «людях-оленях», производящих близнецов [77]77
  Если следовать животноводческой терминологии, как, например, в поговорке «Эта овца всегда приносит двойню».


[Закрыть]и камни для пращи, и решаемся ли мы или не решаемся гадать, какие из звезд некогда назывались ягуаром и оленем (Приложение 3), подвиги этих людей прошлого, их этические дефекты, против которых современность может теперь принимать свои собственные меры, – все это выражается в терминах широкой голографической идеи-формы, относительно которой эти более древние люди пребывали в полном неведении. Так сообщает нам андский миф о сотворении. Если можно ему верить, в последний раз мир стал свидетелем такого освещения примерно шесть тысячелетий тому в Старом Свете, когда солнца равноденствия «вошли» в Млечный Путь.

IV

В Старом Свете небесное отождествление Близнецов со звездами альфа и бета созвездия Близнецов было фактически повсеместным: это – ведические Левины, римские Кастор и Поллукс, еврейские «Братья» (Теомимы), арабские «Близнецы» (Джауза), аборигенские «Молодые Люди» (Турри и Уанджил), вавилонские «Великие Близнецы», финикийская «Пара Младенцев», египетская «Пара Газелей» и так далее. Часто тот или другой из Близнецов объявляется сыном молнии. Что касается Андам, та область неба, которая ассоциировалась с западными Близнецами в их пересечении с Млечным Путем, связана в андской мифологии с местом происхождения небесного огня.

Стало быть, не простого любопытства ради стоит обратить внимание на преобладание в Старом Свете ассоциации между звездной парой альфой и бетой Близнецов и элементами огня и молнии. В классической древности небесные Близнецы были особыми друзьями моряков, защищая их от электрических бурь и властвуя над электрическими явлениями – от молнии до огня святого Эльма. Знак Близнецов, согласно «Актам Апостолов», изображался на носу судна святого Павла, поскольку он намеревался обратить в свою веру Средиземноморье.

Военные ассоциации, так легко вызываемые в голове необузданными электрическими явлениями, вероятно, объясняют, почему спартанцы несли знамя Близнецов на войну. «К Близнецам взывали греки и римляне в войне, а также в шторм». Ведическая двойня звезд, воображаемая в виде всадников, обеспечивала, как считалось, защиту воинам и торговцам». Вероятно, что уязвимость арийских всадников голых степей по отношению к ударам молнии, как и уязвимость моряков в открытом море, тоже сыграла свою роль в этой ассоциации.

Попутно следует отметить, что тот же самый «культ удачи» для торговцев, связанный с небесными близнецами в представлениях Старого Света, присущ и понятию ильив Андах, где, помимо значения «грозового камня» и «близнецов» и вхождения в корень слова для обозначения молнии, ильяимеет также следующее определение:

Ильяйок руна [буквально «человек, который имеет илью»]. Богатый и удачливый человек, тот, кто имеет и защищает сокровище.

Ильяйок. Тот, кто быстро становится богатым и пользуется крупной удачей.

Часть обширного древнего контекста, внутри которого были сотканы знания об альфе и бете Близнецов, описал Дэвид Келли. В своей статье «Календарные Животные и Божества» Келли рассматривал сходства между календарными списками Евразии, Полинезии и Мезоамерики различных названий дней по системе двадцати восьми лунных фаз, связанных со звездным лунным месяцем. Признав, что древность и закрытый характер многих материалов делает окончательную интерпретацию всех этих взаимосвязей рискованной, Келли, тем не менее, заключил, что сходства достаточно постоянны, чтобы исключить вероятность их независимого изобретения.

«Некоторые из связей между майяскими и полинезийскими календарями, несомненно, освещают связи в других списках. Так, майяское название дня Чикчан перекликается с прото-полинезийским *Фило, а майяский Эб – с полинезийским Хуа. Чик означает «сворачиваться», а Чикчан – «свернувшаяся змея»; эб также означает «сворачиваться», что эквивалентно и ацтекскому дню малиналъи. Индусские фазы луны, которые я приравнял с малиналъи, управляются Сарпас, или змеями, а индусский эквивалент майяского Чик-чана, «свернувшаяся змея», управляется Асвинами, или близнецами, божественными исцелителями. *Фило, означающее «бечевку, нить», – это имя полинезийского бога воров, а мифология маори делает его братом-близнецом Хуа. На Самоа Фило – это имя, данное Кастору (одной из звезд созвездия Близнецов), а у маори Уиро (от *Фило) было именем планеты Меркурий. Греки применяли имя Аполлон и к планете Меркурий, и к звезде Кастор, в то время как римский Mercurius, бог воров, был также богом планеты Меркурий. Аль-Беруни дает значение шестой лунной фазы у арабов, двух звезд в Близнецах, как «наматывать и обвивать одну вещь вокруг другой».

Келли обратил внимание на группу идей, которые скапливаются вокруг слова *Фило, означая в различных сочетаниях «свернутый», Кастор (то есть альфа Близнецов), переплетенных змей, планету Меркурий и «нить». Тогда рассмотрим нижеследующие слова из кечуа и аймара, составленные корнем – илья:

Илья. Близнецы мужского пола.

Ильяуа. Нити, которыми закрепляется основа ткани и которыми она поднимается и опускается 'при тканий.

Ильяуа. Гребенка для нитей в ткачестве.

Ильяуи. Одомашненная змея с черной спиной и белым брюхом.

Кату илья. [Планете] Меркурий – Кату илья – даются полномочия в вопросах, имеющих отношение к торговцам, путешественникам и посланникам.

Оставляя в стороне предположение о том, что слово ильямогло (так же, как испанское слово для обозначения нити, hilo,и английское «filament») быть родственным *Фило (в кечуа и аймара отсутствует звук ф),мотив «скрученной нити» явно фигурирует в логике андских представлений о близнецах. Прежде всего рождение близнецов мужского и женского поласчиталось удачей. Очевидно, эта идея основывалась на представлении, что близнецы противоположного пола были проявлениями одного целого. Напротив, близнецы мужского пола внушали мысль о двойном отцовстве. Это говорит о том, что разнополые близнецы представляют «разгадываемое» существо, со всем громадным потенциалом андрогинии. По этой причине женщина из таких близнецов называлась ауа,что также составляет корень глагола «ткать», а ее брат – ильей,корень, как отмечалось выше, тоже связанный с ткачеством.

Мотив скрученной нити появляется в описании Авилы обрядов близнецов, в которых родители обязывались носить «скрученные воротнички» (collares torcidos),сделанные из черно-белой нити. (Заметьте, что, как указано выше, ильяуаозначает и нить, используемую в ткачестве, и черно-белую змею.) В земледельческих обрядах плодородия зерновых в качестве символов плодородия выбирались картофелины или особые початки маиса. Маис с двойным початком или маис, в котором зерно вилось спиралью вокруг кочерыжки початка, пользовались особым предпочтением. Исполнялся также танец, называемый айриуайсара (сараозначает маис). Согласно Ольгину, айриуа сараозначает «два зерна маиса, сросшиеся вместе, или стебель маиса как с черными, так и с белыми початками». Любой вид спорта, имитировавший по своему характеру принципы космического гермафродитного равновесия, мыслился особенно удачным явлением.

Если требуется усилие воли, чтобы отделить сплетенных змей, по крайней мере на инкском гербе, от скрученных нитей этого узла ассоциаций, то вовсе неудивительно услышать намек на свойства Меркурия {ильяуа– черно-белая змея) в инкском храме Солнца, почитавшегося как кату илья,Меркурий, покровитель торговцев, посланников, путешественников и лекарей. В Старом Свете планета Меркурий достигла своего возвеличивания, или самой большой власти, в Доме Близнецов, в то время как в слабых отголосках мифа о близнецах в южных Андах мы узнаем, что Виракоча имел двух странствующих сыновей, один из которых был специалистом в медицинских травах. Как предупреждал Келли, возможность впасть в систематическую ошибку интерпретации высока. Но вопрос не в этом. Каким бы ни было значение отдельных связей между элементами, характер ассоциаций, распространенных повсеместно во всем мире, говорит об общем происхождении. Иначе следовало бы объявить эту гигантскую картину подсознательным выражением структур человеческого разума.

Чтобы завершить картину ассоциаций Старого Света, остается обратить внимание на связь небесной пары альфы и беты Близнецов с Сатурном, древним богом огня. Вкратце ее можно выразить посредством обращения к греческому мифу. Что Прометей похитил огонь у богов, это выражено в санскритском корне его имени, праманта,означающем вращение палочки для добывания огня (относившегося к мужскому роду). Как повествует нам сам Орфический гимн, Прометей – это Кронос/Сатурн. Посредством этой палочки для добывания огня, уподобленной прецессии (= вращению) оси небесной сферы (рукоятки мельницы, «находившейся во владении» Сатурна), была подожжена вся полоса Млечного Пути, когда весеннее равноденствие достигло Млечного Пути. В это время галактика подошла весьма близко к тому, чтобы стать истинным равноденственным колюром, большим кругом небесной сферы, соединяющим равноденствия через полюсы [78]78
  Эта последняя альтернативная метафора для полюса вызвала комментарий Дэвида Келли относительно характера архаичной техники языка: «Они [составители мифов], кажется, часто используют две или три различные аналогии, чтобы подчеркнуть тот момент, что они суть именно аналогии, но, похоже, немногие люди признают этот факт».


[Закрыть].

Войска Спарты маршировали под знаком Близнецов. Согласно Ричарду Хинкли Алену, «символ знака – II – считался всеми этрусско-римским написанием числа, но Зейферт полагает, что это копия эмблемы Богов-Близнецов у спартанцев, которую те несли с собой в бой». Какой бы точной ни была конфигурация символа, факт остается фактом, что спартанцам альфа и бета Близнецов «представлялись удивительным символом, называемым докана,двумя деревянными брусьями, соединенными коромыслом, который объяснялся как примитивное орудие для разжигания огня».

В Мексике, согласно монументальной хронике Саагуна, ацтеки наблюдали по вечерам за восходом трех звезд, которые, как они верили, приносят удачу. Две из этих звезд идентифицировались как «Кастор и Поллукс, то есть альфа и бета Близнецов. Именем этого созвездия было мамальуацтли,означающее «палочку для добывания огня» [79]79
  Авени, например, высказывался в пользу пояса и меча Ориона, потому что «Огненное созвездие должно состоять из двух рядов звезд, образующих острый угол».


[Закрыть]. Некоторые современные исследователи решили, что Саагун, должно быть, ошибался на том основании, что небесная палочка для добывания огня должна выглядеть точно так же, как и реальная палочка. Тот, кто выступает против попыток увидеть «краба» в Раке или «деву» в Деве, мог уже давно заподозрить, либо что древние обладали гораздо более живым воображением, чем современные люди, либо что в наименовании созвездий может играть роль какой-то иной императив, чем точное правдоподобие. В данном случае достаточно спросить, где лучше применить ацтекскую палочку для добывания огня, как не в Огненной Реке, где остановились Близнецы молнии? (Для более глубокого рассмотрения происхождения и логики названия созвездия смотри Приложение 5.)

Как часто случалось с Близнецами и в Новом, и в Старом Свете, ацтекские Кастор и Поллукс получили созвучные имена, Йоальтекутли и Йакауитцтли, означающие соответственно «Владыка, Дедушка Ночи» и «Проводник колибри». У ацтеков колибри считались перевоплощением павших воинов. Родственным этим именам является название ацтекского божества, покровительствующего торговцам, Йакатекутли – «Владыка, который Направляет» – почитавшийся в виде самого огня: «В ночь перед отъездом каравана… они приносили в жертву птиц, куря фимиам, и бросали вырезанные из бумаги магические фигурки в огонь. По возвращении они устраивали общий пир, которым отмечали удачный результат похода».

В заключение, дабы читатель не подумал, будто связь между ацтекскими словами для обозначения их звезд Близнецов и именем Старого Бога огня, Йакатекутли, является простым фонетическим упражнением, следует указать; что Йакатекутли было также ацтекским названием планеты Сатурн.

Купеческая гильдия, почтека,чьи молитвы обращались к «Владыке, который Направляет»/Сатурну посредством огня, действительно нуждалась в защите в своих рискованных предприятиях. Купцы путешествовали, часто во мраке ночи, глубоко в тылу вражеской территории, не только ради торговли, но также для шпионажа. По причине снабжения ацтекского Императора разведывательными данными они удостаивались статуса почетных воинов. Таким образом, в обращении к своему божеству огня они молили об удаче и как торговцы, и как воины, что можно проследить, как отмечалось, и в Старом Свете, вернувшись к той же ведической паре звезд альфе и бете Близнецов, под которой, называемой уже доканой,или палочкой для добывания огня, спартанцы позже будут отправляться на войну.

V

Существует рассказ о том, как один человек спросил однажды у Пикассо, почему тот не рисовал вещи объективно, как они выглядели на самом деле. Пикассо сказал, что не понимает, и человек вытащил изображение своей жены из бумажника. «Смотрите, – сказал человек, – вот моя жена, и вот так она выглядит». Пикассо, как говорят, ответил: «Она довольно маленькая, не так ли? И плоская». Один из немногих андских мифов о Двойне, дошедших до нас через испанские хроники, миф каньяри в Эквадоре, дает возможность поупражняться в историческом восприятии глубины резкости изображаемого пространства. Эта история была зафиксирована Молиной, Кобо и Сармьенто де Гамбоа. В ней два молодых человека, братья Атаорупаги и Кусикайо, спасаются от потопа, уно пачакути,поднимаясь на очень высокую гору, которая, возвышаясь над водой, обеспечивает безопасное убежище. Когда наводнение кончается, они возвращаются в «небольшую хижину» (choza),где пытаются уберечь себя от голодной смерти. Они отыскивают для еды корни и травы или, по версии Сармьенто, предпринимают бесплодную попытку сажать семена. Однажды, возвращаясь в свою хижину после целого дня поисков пищи, братья обнаруживают выставленное для них изобилие еды и чичи(маисового пива). После того, как это продолжается «десять или двенадцать дней», братья решают спрятаться, чтобы попытаться увидеть своего благодетеля.

Два богато разодетые попугая, называемые гуакамайас,влетают в хижину и начинают готовить еду. Когда они снимают свои манты,они оказываются двумя красивыми женщинами, или попугаями с головами женщин. Они носят прическу и заплетают косы иначе, чем это до того дня делали женщины каньяри. Когда братья их насилуют, они улетают и не появляются несколько дней. Когда же они наконец возвращаются, чтобы кормить голодных братьев, парни завлекают их, успокаивают любовными словами и просят их (согласно версиям Кобо и Сармьенто) объяснить причину их щедрости. Женщины утверждают, что «Тиксивиракоча повелел им хранить эту тайну, оказав им помощь в момент нужды, чтобы они не умерли с голоду». Братья женятся на гуакамайас,и от этих браков происходит народ каньяри.

Миф дает астрономические рамки, во-первых, определяя, что речь идет об уно пачакути,или «пространстве-времени, опрокидываемом водой». Наличие горы привлекает внимание к июньскому солнцестоянию, и, как это традиционно для андской мифологии, весь колюр солнцестояния отождествляется здесь с именем горы, «Уакайньян», по версиям Молины и Кобо. Слово уакай,или иногда уакайуа,означает «вьючная лама», в то время как ньянесть слово для обозначения «пути» – как отмечалось выше, еще одно название Млечного Пути. Так что имя «лама-путь-гора» помещает временные рамки этой истории в границы Млечного Пути, – явление, начинающееся около 200 года до н. э. Далее, – специфика термина «вьючная лама» относится к той эпохе, когда лама не только была одомашнена, но использовалась для перевозки товаров.

Это словоупотребление предполагает, что братья, подобно людям Уанкарани, упоминавшимся выше, были полукочевыми скотоводами, потомками, происходившими по прямой линии от первых охотников. Археологические данные по Уанкарани показали, что местные люди вели торговлю с помощью караванов лам, но обладали лишь элементарными земледельческими навыками. Такое прочтение мифа каньяри подтверждается тем фактом, что братья изображаются как неспособные сажать растения. Как уже отмечалбсь, кечуанской идиомой для таких людей является тарука силью,«крайне неумелый человек-олень», означающее «неосведомленный о том, как сажать картофель или маис».

Что касается потока июньского солнцестояния в небесном порядке, то эту информацию самолично несут гуакамайас.Хотя Молина говорил, что гуакамаш —это испанское слово, оно в действительности – аравакское. Аравак-ское слово гуака (= уака)майа,в свою очередь, родственно майяскому слову уок,или гуок,используемому в «Пополь-Вухе» в качестве названия попугая, который, как зоологический науальсолнечного божества, спускается с зенита, чтобы понаблюдать игру в мяч. Слово уок– одно из самых древних и широко распространенных богословских терминов в Америке, встречающееся в Северной Америке в качестве имени Великого Духа или высшего божества Уакатанка; в качестве шести попугаев – гуок– по бокам площадки для игры в мяч в Копане; и в Андах в качестве уаки, термина для обозначения священных объектов, включая мифологических родовых первопредков, сотворенных у Титикаки Виракочей. Кобо отмечал, что он сам видел родословную уакуканьяри в Лиме, «маленький медный столбик с двумя попугаями наверху».

Аналогичным образом имя противостоящей потопу горы в версии Сармьенто связывается со священным попугаем-посланником Виракочи к потоку июньского солнцестояния Млечного Пути. Имя горы, данное Сармьенто, – «Гуасано», хотя ни одно слово в кечуа не начинается со звука – гуа.Чтобы произнести звук – гуа,как написано у Сармьенто, говорящие на кечуа должны предпослать ему короткое а,таким образом агуаили акуа. Акуа,написанное у Молины agua,«является кечуанским словом для обозначения «попугая».

Тогда, как показано, в андской мифологии формальная терминология, описывающая возможность обмена между богами и человечеством, связывает солнце июньского солнцестояния с Млечным Путем. Имя «Попугай-Гора» предполагает, что солнце июньского солнцестояния, как и его противоположность в декабрьское солнцестояние на «пути вьючной ламы», находилось в пределах Млечного Пути. Не только потому что, как посланники Виракочи, они ассоциируются с местопребыванием божества в анак пача,доступном через Млечный Путь, но также потому что, как птицы, попугаи летят, или «спускаются» сверху, давая голодающим братьям надежду на помощь от царства богов. Может быть также и то, что обращение к «десяти или двенадцати дням» последующего прибытия попугаев-женщин-посланниц Виракочи обозначает тот факт, что примерно в течение двенадцати дней подряд можно наблюдать гелиакический восход потока июньского солнцестояния Млечного Пути в контакте с землей [80]80
  Прецессия смещается приблизительно на один градус в течение каждых семидесяти двух лет. Рисунок 6.2 показывает наступление гелиакического восхода Млечного Пути в июньское солнцестояние около 200 года до н. э., в то время как Рисунок 2.10а показывает прекращение этого явления примерно в 650 году н. э., то есть приблизительно через 850 лет (850 разделить на 72 равно 11,8).


[Закрыть].

Драма и характер божественной помощи, посланной Виракочей, сыграны во взаимодействии между братьями и женщинами-попугаями. Братья стремятся узнать об источнике их новых чудесных продовольственных культур.

«Однажды они спрятались, чтобы выследить того, кто им приносит еду. Наблюдая, они увидели, как две женщины каньяри приготовили провизию и поставили ее на привычное место. Когда они собирались уйти, мужчины попробовали захватить их, но они ускользнули от своих потенциальных захватчиков и убежали. Каньяри, осознав, что совершили ошибку, пристав к тем, кто сделал для них так много хорошего, опечалились и обратились с молитвой к Виракоче, прося прощения за свои грехи… Затем была дружба между женщинами и братьями каньяри, и один из них вступил в связь с одной из женщин… От них и происходят все нынешние каньяри».

Аналогичным образом, в версиях Молины и Кобо братья каньяри обращаются к женщинам-попугаям, которые в возмущении улетают.

Здесь изображается та социальная пропасть, которую предстояло перекрыть учению Виракочи. Мужчины, ведущие в высоких горах образ жизни скотоводов, живут одни в своей маленькой хижине. Когда они видят женщин, даже тех женщин, которые пришли им на помощь, они неспособны вести себя уважительно. Они изображаются как полные сексуального желания, свободного от каких-либо условностей. Такое поведение по отношению к женщинам айльюв настоящее время навлекло бы на нарушителей неизбежное наказание от рук мужчин-родственников этих женщин. Но эта история в том, как возникли айльюсу каньяри.

Женщины изображаются как мастерицы в окультуривании растений, что выражается богатым угощением, которое они предоставляют. Далее, из имени горы в версии Сармьенто – Гуасано – мы узнаем, что женщины искусны в изготовлении глиняной посуды, так как санъюозначает «керамику». Тем не менее женщины также одиноки в своем собственном мире. Они не желают быть замеченными, что подразумевает, что вопрос о сексуальной доступности абсолютно не стоит. Для них считается неверным даже то, чтобы их видели в доме мужчин, с которыми они не связаны кровно.

В конечном счете братьям, устыдившимся своего прежнего поведения, удается в течение длительного периода ухаживания убедить женщин остаться с ними. Тем самым миф объясняет решающие слагающие вертикального архипелага – разведение животных и окультуривание растений, предписанные в качестве мастерства каждому полу, воплощающие таким образом системы родства по мужской и женской линиям с точки зрения связанной с каждым из полов экономической стратегии, – показывает несовместимость этих укладов жизни и в заключение примиряет конфликт от имени Виракочи, соединяя этих мужчин и женщин узами брака. Сформулированный в рамках астрономического знания, которое породило и земледельческий календарь, и религиозное мировоззрение айльюс,миф завершается, отождествляя себя с историей о том, как форма цивилизации айльюпришла к народу каньяри. Используя слова археолога Алана Колаты по отношению к гению

Тиауанакской цивилизации, от имени бога которой, Виракочи, появились гуакамайас,«социальная и физическая экологии земледелия и пастушества, хотя и состояли в потенциальном антагонизме, были загнаны в сети формулировкой ритуального календаря: ритмы обряда, земледельческие культуры и стада были поставлены в производственную синхронию».

Наконец, в этом мифе показан заслуженный вклад женщин – одомашненные культуры – в жизнь каньяри. Без них братья находились в страшных условиях. Тем не менее эти женщины желают связать свою судьбу с братьями, что предполагает, на сбалансированном языке андского образа мысли, что мужчины также имели что предложить. Но если искусство разведения животных было по крайней мере немного менее важно, чем продовольственные культуры, предполагая первичную роль андского мужчины как земледельца-мужа (= йана= «слуга»), то что же внесли братья в такое положение, что могло бы выровнять «престиж на игровом поле» в подготовке основ системы с двойным родством?

Ответ на этот вопрос заключен в значении имен братьев. Имя более молодого брата, Кусикайо, является достаточно уклончивым и означает «удача» или «благосостояние». Но имя старшего брата, Атаорупаги, – это совсем другой вопрос. В кечуа корень рупаозначает «обжигающий жар». Слово атауозначает «удача в войне, почестях, играх или финансах» [81]81
  «Atau о ataucay. La ventura en guerras, о honores сото Sami. La ventura en juegos, о yananua, у cussi. La ventura en obras, о succesos temporales…»


[Закрыть].

Здесь, следовательно, миф о двух братьях, чьи подвиги осуществляются в прецессионный момент начала гелиакического восхода Млечного Пути в июньское солнцестояние, – в точке, отмеченной в небе западным созвездием Близнецов [82]82
  Лоренсо Уэртас Вальехос сообщает любопытные сведения из записок «искоренителя» области Кахатамбо в северной Сьерре: «…Близнецы рассматривались как дети звезд, называемых Чучу Коильор [= кечуа «двойные звезды»]». Увы, «искоренители» пренебрегли возможностью поинтересоваться тождеством этих звезд.


[Закрыть]. В Старом Свете эти Близнецы ассоциируются с небесным огнем, удачей в войне и финансах, а планета Сатурн, точно так же, как и у ацтеков, связана с палочкой для добывания огня, удачей для торговцев и воинов и планетой Сатурн. В сознании каньяри братья, один из коих именуется «обжигающим жаром удачи в войне и финансах», спасаются с помощью бога Виракоча, хранителя небесного огня, «первобытного удара молнии», планеты Сатурн.

Согласно мифу каньяри, удар грома молнии этой колоссальной, внутренне последовательной идеи-формы пришел на землю в момент зарождения у каньяри земледельческой цивилизации. И об этом были оповещены эти скотоводы Виракочей с его трона в Тиауанако. Братья каньяри обладали всеми верительными грамотами, необходимыми для полного и достопочтенного участия в андской системе с двойным родством.

VI

По мнению Джона Хауленда, Раува, один из деканов по андской археологии, такую интерпретацию мифа о происхождении каньяри, должно быть, охарактеризовал бы как крайне наивную. Раув считает, что пан-андский миф о творении Виракочи у Титикаки был более поздним изобретением инков, «остроумным объяснением всех этих локальных мифов о происхождении», мифом, придуманным инками в качестве удобного теологического обоснования для утверждения имперского господства. Как будет показано в заключительных главах этой книги, я оказался бы в числе последних из тех, кто отрицал бы, что инки «муссировали» мифологическое наследие Анд в своих политических целях. Но оценка Раува появления андского мифа о сотворении не может быть оправдана тем фактом, что инки с очевидностью оказались умны. Скорее подход Раува выдает постоянное методологическое предубеждение против возможности динамической совокупности идей, оперирующих внутри широкой культурной сферы. Например, в «Происхождении Культа Творца у Инков» Раув заявил:

«Почти каждая деревня в Андах имела собственную такую же историю происхождения, как и ту, которую сообщали инки, описывая, как предки ныне живущих людей появились там из некоего холма, пещеры, скалы или источника. Упоминаемые в этих историях места происхождения назывались родовым понятиемпакарина (буквально «способы происхождения») и стали важными местными святынями».

Нигде в этой статье Раув не пытался объяснить, как случилось, что «почти каждая деревня в Андах» имела похожий миф о происхождении. Единодушие местных мифов о происхождении – что каждое племя имело нечеловеческого гермафродитного мифологического главу рода, уаку,который появился в пакарине,и что пакаринаучредила для каждого племени «акт» первобытного владения землей – однозначно дает понять, что намного раньше инков между тамошними племенами существовало общее мнение относительно того, как наилучшим образом можно создать земледельческое общество. Может быть, для этого согласия на столь пространных и суровых землях, как Анды от Эквадора до Чили, не требуется вовсе никакого начала? А если не из Титикаки, как утверждали андские народы, тогда откуда исходят эти идеи? Или их следует объяснять как «естественные»?

Раув упорно продолжал утверждать, что андский миф о сотворении должен был быть сформулирован недавно, доказывая, что Виракоча является кечуанским словом, и выдвигая как решающий свой аргумент то, что Тиауанако было «неизвестно инкам до правления Пачакути Инки Юпанки», то есть примерно до 1436 года. Может быть, он имел в виду, что инки, вследствие эндемического состояния вражды между племенами в то время, могли посещать Тиауанако только как завоеватели. Вполне возможно, что это правда. Однако совсем другое дело – утверждать, что жители южных Анд, такие как инки, жили в абсолютном неведении о легендарном Тиауанако (в отличие от европейцев девятнадцатого столетия, которые знали о пока еще не раскопанном Вавилоне), разве что весь рассказ был более поздним творением и народы жили, будто герметически запечатанные в интересы своих собственных долин.

Конечно, такая ситуация представляла бы идеальную лабораторию, чтобы поупражняться в сравнительном методе, и Раув не сомневался в этом. Он заявил, что теории диффузии составляют препятствие для «развития общих и сравнительных исследований в археологии… Предположения диффузионистов подрывают сами основы сравнительного изучения».

Патриция Лайон писала Рауву:

«Слишком просто для всех перуанистов было бы забыть, в каком долгу мы находимся перед этой прекрасной хронологией, и о том факте, что без нее мы бы оказались в той же самой лодке, как и большинство других археологов в Новом Свете, барахтающейся вокруг временных промежутков в 500 лет и более. Эта относительная хронология существует благодаря работам относительно малого числа людей, прежде всего работам Дороти Менцель, Джона X. Раува и Лоуренса Доусона…»

Эта хронология есть продукт археологической виртуозности, примененной к сравнительному методу; без этого не было бы доказано впечатляющее соответствие между датами, вложенными в технический язык мифологии, и археологическими данными. Эта ситуация – больше, чем ирония, и заслуживает дальнейшего пояснения. Сравнительный метод – это обоюдоострый меч, в том отношении, что он может как порождать, так и подавлять понимание прошлого. Чтобы понять, как возникла такая парадоксальная ситуация, необходимо понять, как и почему возник сравнительный метод [83]83
  Последующими уроками по истории развития сравнительного метода я обязан неизданным примечаниям лекции Герты фон Дехенд.


[Закрыть].

Когда впервые сказочные города библейского и героического прошлого начали появляться в XIX столетии под лопатами археологов, всевозможные исторические теории – в том числе совершенно безумные – превратились в ничто. Между тем как, хотя бы в качестве расшифровки древних систем письменности, начали излагаться в деталях археологические данные Старого Света, оказалось подорвано значение всего поля антропологии, поскольку бессчетное множество «до-письменных» народов во всем мире угрожало разрушение и/ или ассимиляция в индустриализующемся мире. Поскольку природа не терпит пустоты, появились всевозможные спекуляции относительно реальных и мнимых образцов культурных сходств среди широко разбросанных народов – например, представление о хопи как о Потерянном Племени Израиля. Так как часы тикали, для профессиональных исследователей прошлого стало очевидно, что времени не оставалось ни для каких дел, кроме получения товаров. Не было потребности применять какую бы то ни было теорию. Таково было всеобщее понимание, которое отчасти объясняло возникновение сравнительного метода.