355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Салливан Уильям » Тайны Инков » Текст книги (страница 24)
Тайны Инков
  • Текст добавлен: 8 сентября 2016, 23:24

Текст книги "Тайны Инков"


Автор книги: Салливан Уильям



сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 32 страниц)

История начинается с замысла собравшихся богов сотворить некое новое человечество, которое бы им поклонялось. Именно Кецалькоатль предпринимает путешествие в Миктлан, землю усопших, чтобы взять там кости предков человечества. Он принесет их обратно на землю богов, которые могли произвести новое воплощение расы. У входа в преисподнюю Кецалькоатль встречает божество земли усопших, двуликого властителя и властительницу Миктлана. Когда он объясняет им свою задачу, властитель и властительница соглашаются пойти ему навстречу, советуя сначала подуть в трубу-раковину. Но божество Миктлана – двулично, и труба оказывается заткнутой. Тем не менее Кецалькоатль преодолевает препятствие и извлекает звуки из трубы. Вынужденные теперь уступить желанию Кецалькоатля, властитель и властительница Миктлана говорят ему, чтобы он взял кости.

Но они приготовили ловушку. Они велят своим «подданным» потребовать разрешением кости. Кецалькоатль протестует и, прибегая к собственной уловке и притворяясь согласным, убегает. Властитель и властительница Земли Мертвых тут же обращаются к своим «подданным»:

«Святые, Кецалькоатль поистине уносит драгоценные кости, Святые, сделайте ему склеп!» Тогда они сделали его для него. Кроме того, его напугал перепел, и так он свалился в склеп, споткнулся и упал без сознания. И драгоценные кости тут же поэтому были разбросаны. Тогда перепел стал клевать их. И когда Кецалькоатль пришел в себя, он зарыдал. Затем он сказал своему науалю [второму «я» духовного мира]: «Мой науаль!/Как будет с ним?» И сразу ему ответили: «Как будет с ним? Он будет погублен. Но позволь ему быть как будет».

Бирхорст замечал: «Этот печальный эпизод наглядно объясняет происхождение человеческой смертности».

Возможно, я был близок к тому, чтобы испытать свой собственный «печальный эпизод». Насколько я мог понять, этот миф был фактически идентичен мифу о Лисе и оросительной канаве. Проблема состояла в том, что уровень обмена между Мексикой и Перу, необходимый для такой идентичности, как предполагается, не имел места.

В центре обоих мифов находится точка декабрьского солнцестояния в звездах. Этот факт в ацтекской версии выражается не только путешествием Кецалькоатля к воротам на землю усопших, но также тем фактом, что для того, чтобы войти туда, надо было проявить способность унести панцирь раковины, символ положения солнца в звездах в декабрьское солнцестояние. Аналогичным образом в центре интереса уарочирийского мифа о «Лисе и Ирригации Бригаде» находится гелиакический восход небесной Лисы в декабрьское солнцестояние. Далее, подобно Лисе, Кецалькоатль пытается «подняться». В случае с Лисой этот подъем находится на горе. В случае с Кецалькоатлем он предполагает попытку возвратиться на землю богов. Для Ацтеков, как и с Олимпами у бесчисленного множества других народов, высшее божество обитало «на вершине Омейокана», на тринадцатом и самом высоком небе.

Таким образом, в обоих рассказах образы включают «попытку» установить колюр солнцестояния, связывая вход на землю усопших с землей богов, и эти попытки завершаются «неудачей». Неспособность Кецалькоатля подняться с драгоценными костями означает, что связи между землей богов и землей усопших были разорваны. Поэтому временные рамки, описываемые мифом, выглядят идентичными временным рамкам уарочирийского предания, а именно после «потопа», когда Лиса «упала», а мост на землю богов через Млечный Путь в июньское солнцестояние был разрушен. Мы избежали длинного отступления, чтобы установить вопрос о дате, благодаря наличию письменных летописей в Мезоамерике. Согласно Бирхорсту, «история Кецалькоатля охватывает годы 1 Тростника (850 год н. э.) через 1 Тростник (902 год н. э.)…». Это – та же самая дата, которая указывается в андской версии. (Смотри рисунки 9.1 и 9.2.)

На этом «морфологические» сходства мифов кончаются, уступая место идентичности особенного, идиоматического выражения. Хотя и правильно говорить, что использование технического языка мифологии в повестях будет часто прилагать усилия для описания колюра солнцестояния в какую-то эпоху, они делают это в рамках идиоматических разновидностей местной версии данного языка. В рассматриваемом случае расстояние в 4,500 мили и предполагаемое отсутствие контактов между инками и ацтеками не достаточны для того, чтобы отмахнуться от присутствия перепела/ льюту.

Подобно Лисе, Кецалькоатль падает, когда его спугнул вспорхнувший перепел. Здесь Бирхорст выдвигает решающее замечание об идентичности «подданных» властителя и властительницы Миктлана, то есть «Святых», которым поручено сделать «склеп» для Кецалькоатля: «склеп – это мотив, заимствованный из мифов об Уране, где он обычно связан с ревностными охранниками звездами, которые пытаются захватить солнце или утреннюю звезду, чтобы предотвратить их восход» [112]112
  Здесь Бирхорст говорит о части «Летописи Куаутитлана», документа на языке науатль, который излагает миф о Кецалькоатле… «Легенды о Солнце», которые содержат «Падение Кецалькоатля», сами по себе не указывают на какую-либо дату. Но зато мы узнаем, что Пятое Солнце было «Солнцем нашего Властителя Кецалькоатля в Туле».


[Закрыть]
.

Именно это действие всех звезд – «Святых», взятых вместе, и неожиданный полет перепела сводят на нет попытки Кецалькоатля установить небесный колюр, связывающий три мира. Как и в уарочирийской версии, здесь пума, змея и «птицы каждого вида» – то есть все звезды – «впадают в волнение» после того, как улетает льюту.Однако в ацтекском случае звезды теперь «ревнивы», пагубны. И препятствуют они восходу не физического солнца, а Солнца Четвертого Века, когда оба потока Млечного Пути восходят вместе с солнцами солнцестояний.

Что касается астрономической идентичности ацтекского перепела, то, по крайней мере, определенно то, что перепел, подобно андскому льюту,понимался в Мезоамерике как средство для выражения смещений вследствие прецессии в положении Млечного Пути. Эти сведения содержатся в майяском «Кусебе», мрачной книге апокалиптического пророчества, созданной в колониальный период: «…усевшись стаей, перепела будут громко кричать с ветки сейбы [дерева]…». Бирхорст пересказывает этот отрывок следующим образом: «Роящиеся подобно бесчисленным душам преисподней, злые птицы смерти прилетают, чтобы навалиться на сейбу, то есть древо жизни…». Благодаря работе Линды Шеле ныне хорошо известно, что образ дерева сейбы, земное проявление древа жизни, относится, на уровне астрономии, к Млечному Пути. Образ перепела на древе жизни – это образ дестабилизации, как может судить всякий, кто наблюдал неловкое поведение перепела в полете и его попытку приземлиться.

Оба мифа отражают понятие о «дестабилизации» Млечного Пути посредством изображения неловкого полета перепела. Но в то время как андская версия сосредоточена на комическом потенциале льюту,ацтекская версия неустанно изображает его как предвестника гибели. Чтобы уловить значение этого различия, необходимо понять, когда был сотворен ацтекский миф.

Известно, что ацтеки сжигали древние кодексы. В то время, когда тольтеки достигли пика своего величия примерно в X столетии н. э., ацтеки числились среди племен, известных как чичимеки, то есть «варвары», бродячие охотники засушливых областей северной Мексики и юга штата Техас. Когда тольтеки правили в Туле, чичимеки в большей мере озабочены избеганием скорпионов и гремучих змей, чем прекрасными достоинствами мифологического тона. Когда, начиная приблизительно с тринадцатого столетия, эти племена стали мигрировать в центральные районы Мексики, они впервые вошли в контакт с высокой цивилизацией. Ацтекские версии мифов о Кецалькоатле представляют собой переработкидревних источников, чьи письменные версии они уничтожили. Ацтеки уничтожали эти кодексы, с тем чтобы их собственная версия мифологической базы данных не могла бы оспариваться. Частью этих усилий было отражение фаталистского видения, которое будет оправдывать действия Ацтекской Империи. Хотя я должен был еще осознать величие этого видения, я к тому времени знал достаточно, чтобы определить словоупотребления гибели.

Новое прочтение ацтекского мифа о падении Кецалькоатля меня потрясло, и не просто потому, что рассказ был функционально идентичен андскому мифу о Лисе и Перепеле. Было довольно необычно предположить, что уже в девятом или десятом столетии происходил своего рода обмен между Андами и Мексикой. Более обнадеживающим был тот факт, что и инки, и ацтеки, казалось, начали фактически одновременно развивать «идиому гибели». Ацтекский миф, составленный где-то в 1400-х годах, должно быть, происходил от более древних источников. Перепел – это теперь злое животное, ассоциировавшийся повсеместно ацтеками с сексуальной непристойностью. Судьба приключения Кецалькоатля окончательно решается тогда, когда перепел «клюет» кости предков. И в то же самое время, в пятнадцатом столетии, в Куско совершенно неожиданно созвездию льютудается второе имя, «некто, кто поедает предков».

Я не знал, что происходит. Все, что я мог разглядеть, заключалось в том, что, начиная с времени составителей уарочирийских мифов, у инков произошел радикальный сдвиг в восприятии небес и что он включал в себя процесс проецирования чувства вины на звезды. Я ощутил, что корень этой идеи был связан с толчком, приданным техническому языку мифологии воинами после падения Уари. Это было открытием сезона на политическое использование священной традиции. Что ж до того, почему весь этот процесс, казалось, развивался также в Мексике, я оставался в недоумении. Все, что я мог бы уяснить, состояло в том, что инки и ацтеки, казалось, возлагали вину за что-то на звезды. В уарочирийских мифах животные-звезды были «ответственны» за события в небесной сфере, но не было ничего подобного этому. У инков заразительное предчувствие висело в воздухе. В Куско произносились пророчества. А там, в небесах, нечто клевало кости предков.

VI

Я увлекся тем, что смог увидеть: проблемой ответственности против вины, проецируемой на звезды. Я пробовал думать о мифах, в которых звезды участвовалив каких-то действиях, достойных упрека. В мифах 200 года до н. э. звезды были пассивны. Их создал Виракоча. В мифах о потопе 650 года н. э. животные-звезды уже реагировали на ситуацию, взбираясь на гору ради спасения. В уарочирийских мифах они работали вместе, как это делают крестьяне. Это было понятно, поскольку те же самые животные звезды выступали небесными прародителями/покровителями различных племен. Кроме того, мифы Уарочири не были инкскими мифами. Возможно, только инки были посвящены в эту новую тайну на небесах. В этом был некоторый смысл. Именно у них появилось пророчество и именно они хранили его тайну.

Единственной из прочих историй, которая, как казалось, отдаленно отвечала этой потребности, был фрагмент из другой истории Уарочири о небесной Ламе, известной там как Якана:

«Они говорят, что Якана является побудителем/ка-мак/ перемещений лам через середину неба. Мы, коренные народы, можем видеть, как она выделяется темным пятном.

Якана перемещается внутри Млечного Пути. Она большая, действительно большая. Она становится чернее, когда приближается по небу, с двумя глазами и очень большой шеей…

В полночь, когда никто не обращает внимания, Якана выпивает всю воду из океана. Если Якана не сумеет выпить ее, вода быстро затопит весь мир.

Перед Яканой движется маленькое темное пятно, и, насколько нам известно, люди называет его Тинамоу».

Итак, имелся некий объект в неподвижной сфере звезд, обладавший важнейшей ответственностью.

Это изображение небесной Ламы не несло в себе ничего дурного, однако по отношению к этой истории имелось нечто странное, что я не сразу понял. Оно, казалось, говорило, что небесная Лама сдерживала потоп, что именно в этом состояла ее «роль». Здесь, конечно, было участие и, как в других уарочирийских мифах, никакого оттенка вины. Тем не менее здесь было нечто странно зловещее. В конечном счете я понял, что эта история была единственным мифом в испанских хрониках,» повествующим в настоящем времени.Действительно ли надвигался «потоп» – важное прецессионное событие – или я слишком многое вычитал в этой истории? Я нашел слово кечуа для обозначения надвигающегося потопа, переводимого как «затопление» или как «погружение» (sepultado)у Аргедаса. Во-первых, слово было чисто аймарского происхождения, пампауахуан. Пампаозначает «плоскую равнину». Уахуаня встречал прежде. Это был аймарский синрним уира,понятия наклоненной плоскости. Этот термин не имел ничего общего с водой и полностью относился к астрономии. Иными словами, «Если лама не сумеет выпить всю воду, плоскость всего мира наклонится».

Повествуя в настоящем времени, этот миф подразумевал, что в Уарочири во времена конкисты существовало предание, предание о надвигающемсяпрецессионном событии. Это было в некотором роде как бы малым пророчеством на себя самого. Что бы оно ни означало, так или иначе здесь была замешана небесная Лама. После того, как до меня дошло, что происходило, все показалось вполне очевидным.

Мост на землю усопших утонул.

Как и Лиса перед нею, Лама исчезала. Неумолимый ход времени собирался покончить с соединением между землями мертвых и живых. Ее время было уже не за горами. Вот почему Инка Виракоча предсказывал разрушение андской религии. И вот почему инки переименовали Южный «угольный мешок» в «кого-то, кто поедает своего отца и мать». Так как азимут восхода Южного Креста все более смещается на юг, Лама все более приближалась к исчезновению в гелиакическом восходе в декабрьском солнцестоянии: «Если лама Не сумеет выпить всю воду, плоскость всего мира наклонится».

Рисунок 9.3а показывает момент гелиакического восхода Млечного Пути в декабрьское солнцестояние в Куско в 1432 году, приблизительную дату пророчества Инки Виракочи. Здесь точно такие же условия, как и при наблюдении гелиакического восхода в событиях 650 года н. э. Солнце снижается на двадцать четыре градуса, делая видимым слабое свечение Млечного Пути. Часть Млечного Пути по эклиптике, то есть в отметке декабрьского солнцестояния на горизонте, становится едва лишь видимой. Как раз на юге едва виден ипсилон Скорпиона, отмечающий заднюю часть Ламы и соседнего с ней сосунка, детеныша ламы. Как происходило и в 650 году н. э., восходили наводнения времени. В июньское солнцестояние 650 года «мост» на землю богов был разрушен. Теперь, приблизительно восемь сотен лет спустя, в декабрьское солнцестояние «мост», соединявший людей с их предками, их прошлым и их традициями, находился на краю такой же гибели.

Небесным прототипом всех родословных уакбыла небесная Лама. Скоро ее «родовой проход», откуда пришел ее сосунок, а также все поколения человека, не будет больше орошать землю амниотическими водами изобилия. Единение родины уакс землей исчезало. Как же будут отныне возвращаться души мертвых, чтобы обучать живых; и, что еще хуже, как будут люди перевоплощаться, когда снова будут готовы родиться из матки великой небесной матери?

Рисунок 9.3Ь показывает устрашающий смысл пророчества Инки Виракочи. Сотней лет позже, с началом испанской конкисты, ипсилон Скорпиона, сосунок, и последние остатки Млечного Пути где-то вблизи эклиптики исчезли. Когда испанцы уже рыскали по побережью Эквадора, а Уайна Капак лежал при смерти, великий символ нерушимой преданности людей своим предкам погружался в широкое море коллективных воспоминаний. Конечно, Инка Виракоча знал, что конец наступит после пяти царей. Это было чуть сложнее, чем вычисление статистических данных.

По мере того как я размышлял над этими вопросами, я стал ощущать ужасное бремя, под которым пришлось страдать инкам. Если бы историк видел смысл исторической причинности в том факте, что каждое важное событие в андской истории точно совпадало по отношению к Млечному Пути в солнцестояниях, его бы считали совершенно рехнувшимся. Но Инки имели дело с образным, а не с наглядным видением. И они знали мифы. Чудесный расцвет тиауанакской цивилизации начался тогда, когда солнца солнцестояний вошли в Млечный Путь. Этот золотой век завершился, и завершился как раз тогда, когда одновременно Млечный Путь прекратил сходить в июньское солнцестояние и на земле разгорелась война. Виракоча оставил землю. Люди и их боги никогда не будут снова столь близкими. Теперь же, при племенной вражде, приближающейся к беспрецедентному уровню опасности, при дефиците и голодных ртах, которые надо было накормить, при малоземелье и повсеместном убийственном стремлении предупредить крестьян от «сверхразмножения» какими угодно средствами, – теперь все оказывалось в опасности. И в небесах, опять-таки одновременно, имелось зловещее космическое зеркало событий на земле. Кто же мог избежать астрологического волнения?

В течение восьми столетий люди «Анд боролись с наследием Уари и войны. Священные наставления предков, хотя и сохранялись, тоже подверглись изменениям. Некоторые теперь расхваливали эти наставления как единственно истинные. По мере того как протекали столетия, привычка видеть в своде священного учения скорее отдельную реальность, чем инструмент памяти, стала выкристаллизовываться в традицию. Могла процветать лишь астрология. Цыплята снова возвращались домой к насесту. Грубая переделка воинами тонкой природы технического языка мифологии неизбежно вела к астрологической перспективе. При данном положении вещей возмездием астрологии является уверенность в гибели. И тогда сила становится отдельной системой. В течение почти двух тысячелетий ритмы Млечного Пути поддерживают сверхъестественное отношение к датам Периодов андской археологии.

Стоит ли тогда удивляться, что Инка Виракоча предсказывал конец всего? Ведь это было ясно начертано в звездах. Далее, можно ли отнести осведомленность о том, что в декабрьских небесах вырисовывалось приближение некой космической катастрофы непостижимого масштаба, на счет чрезмерного пристрастия, свойственного инкам и, быть может, также мексиканцам? Насколько я мог судить, это следовало отнести на счет самого этого представления, потому что оно всего лишь обобщало громадное множество сведений. Все равно разрыв между теорией и любыми средствами доказательства казался совершенно непреодолимым. Возможно, некоторые догадки предназначалось хранить под замком. А кроме того, действительно ли инки верили этому, они не сообщали. Или так мне казалось.

VII

На Востоке существует поговорка: «Если у тебя нет никаких проблем, то купи себе козла». Купившись на инкское пророчество, я приобрел множество козлов. В этом и был смысл, и в то же время не было. Если, как следует из всех оценок, Инкская империя родилась вследствие жесткого отрицания представлений Инки Виракочи, то не являлось ли его пророчество с самого начала дискредитированной доктриной? Однако предание утверждало также, что инки передавали это пророчество из поколения в поколение, пока Уайна Капак не объявил со своего смертного ложа о конце всего. Инки отвергли пророчество. И они же сохраняли пророчество. Могущество Инкской империи было мерой их решимости жить не по фаталистским взглядам. Распад империи из-за появления испанцев означал осуществление этих взглядов. Эта позиция Прескота начинала выглядеть прямо завидной. Но сокрытие целой ламы под ковром оставило бы большой бугор на полу гостиной комнаты.

Для меня это было прекрасным случаем прочитать хронику испанского священника Мартина Муруа, важный источник потому, что «он последовательно рассматривал события со стороны индейцев». Это была задача, которую я неоднократно откладывал по причине того, что Дуруа был мастером на длинные сентенции. Среди блестящего массива придаточных предложений, всегда выдержанных в сослагательном наклонении, находился золотой рудник архаичных зависимых совпадений, достигающих трех, четырех и даже пяти слов, служивших ключом в поиске подлежащего среди огромного множества глаголов. Создавалось впечатление, будто Муруа, помешавшийся в какой-то ужасной испанской семинарии, учился латинскому синтаксису у третьесортных подражателей Цицерону в библиотеке аббата. Ладно, я знал, как он воспринимал: что угодно, лишь бы не преследовать козлов.

Если инки воздерживались от объяснения Муруа значения того, что они ему сообщали, они, тем не менее, доверяли ему. Муруа фиксировал сведения в такой атмосфере, когда обе стороны инкского общества побуждали всякого умеющего писать испанца отражать точку зрения своего сословия, то есть зачастую немного больше, чем просто клевету. Как показал недавно Уртон, некоторые заискивали перед испанцами как раз для того, чтобы придумывать рассказы о мифологическом происхождении ради подкрепления претензий на землю при новом режимом. Тем не менее, хотя вокруг писцов из Кастилии сновали толпы инкских «докторов по небылицам», некоторые из инков, похоже, обладали более широким видением. В этой подтасовке инкского исторического наследия вырастал контакт другого рода.

Группа инков, почти сплошь из шаманов-астрономов, искала человека определенного рода, человека, на которого они могли бы положиться в сохранении того, что они ему сообщат. Такой человек должен был быть относительно свободным от суетности. Его попросили в точности записать нечто, что он не понимал. И этот человек должен был в своей жизни уже победить гордыню. Иначе он мог бы подвергнуть осмеянию или, того хуже, «объяснить» вне существования то, что его просили хранить. Прежде всего эта задача требовала человека с самосознанием, такого, который был бы в состоянии преодолеть предубеждения своего времени и, обращаясь к некоему внутреннему компасу, осознать серьезность момента. Мартин Муруа был именно таким человеком. Вот что сообщили ему инки о важнейшем моменте своей истории, когда Инка Пачакути принял на себя управление судьбами своего народа:

«Могущественный и доблестный Инка Юпанки, который звался также и другим именем, Пачакути Инка Юпанки, был царевичем, сыном великого Манко Капака, первого царя этого царства, и точно также этот великий Пачакути был первым военным государем и завоевателем этого царства, который покорил все окрестности великого города Куско; он внушил к себе страх и сам себя назвал Властителем; они говорят, что он был не так храбр, как жесток, потому что обладал весьма суровым характером, и он первым приказал почитатьуаки и [первым] отдал распоряжения о том, каким образом следовало им приносить жертвы, и он разделил их/уаки/ и распорядился поклоняться им по всей империи; и есть такие, которые говорят, хотя и языком мифа/fabulosamente/, что причиной тому послужило то, что во времена этого великого полководца и государя Пачакути выше города, на месте под названием Чатакака или Сапи, [явился] человек, одетый в красное, как на том изображении]?], с трубой в одной руке и посохом в другой, и что накануне его появления проливные дожди шли в течение месяца, днем и ночью без остановки, и что они боялись, что мир опрокинется, что они называют пачакути, и что этот человек пришел по воде и что он остановился за четыре лиги от Куско; государь вышел встретить его там, где они условились, и он стал умолять [пришельца], чтобы тот не дул в свою трубу, потому как они боялись, что, если он подует в нее, то весь мир опрокинется, и [затем он умолял] чтобы они были братьями и чтобы [действительно] он не дул в нее, и через некоторое число дней он [явление?] обернулся камнем и по этой причине он назвал себя Пачакути, что означает опрокидывать землю, или, в ином смысле, отказываться и лишаться своего собственного наследства; этот государь и полководец имел за плечами великие войны и столкновения со своими врагами и выходил победителем, как храбрый и могущественный полководец; а потом он заказывал великие пиршества и множество жертвоприношений; и он установил, что год начинается в декабре, то есть когда солнце достигает предела в своем движении, потому как до правления этого государя год начинался в январе».

Информант(ы) Муруа начал(и) с достижений Инки Пачакути: завоеваний и религиозной реформы посредством реорганизации поклонения уакам.Затем они объясняют, почему Пачакути предпринял эти шаги. Сделав это, они переходят на язык мифологии. Или, быть может, точнее, они объясняют, что Пачакути действовал и думал с точки зрения мифологии.

Повесть открывается предзнаменованиями бедствия. В течение тридцати дней и тридцати ночей лили неземные дожди. Стоял ли мир на краю, гибели? Из других источников нам известно, что существовало предание о первых годах царствования Инки Пачакути. Они были необычайно трудны. И Пачакути Ямка, и Гуаман Пома говорили о разрушительной засухе.

«В те дни был великий голод, который продолжался в течение семи лет, и в течение всего этого времени семена не приносили никаких плодов. Многие умерли от голода, и рассказывали даже, что некоторые ели своих собственных детей».

Выражая почти что с ликованием то, что приключилось с ненавистными инками в царствование Инки Пачакути, Гуаман Пома писал:

«В то время приключилось великое число смертей среди индейцев от голода, жажды и чумы, потому что в качестве наказания Бог отказывал им в дожде на протяжении семи лет, некоторые говорят, что в течение десяти лет. Были потопы, землетрясения и много штормов, а ныне все заняты тем, что оплакивают и хоронят мертвых».

В таком случае вполне вероятно, что начало царствования Инки Пачакути сопровождалось великой засухой. Это вряд ли благоприятствовало новому царю. Он сердился на своего отца, Инку Виракочу. Он не желал подчиняться фаталисте-кому видению. Его собственная мать делала ему наставления о его обязанностях по отношению к религии Виракочи. Однако он не мог решить, что делать. Он стремился одерживать победы над всеми опасностями на полях сражений, но крестьянство в долине Куско и за ее пределами кололо ему пятки. Так как силы истории закружили его в водовороте, он испытывал разочарование и нерешительность. Согласно Бетансосу, перед решающим сражением с чанкас Инке Пачакути явилось видение победы. Поначалу он подумал, что в его видении была фигура Виракочи, но позднее, при планировании строительства храма, он изменил свое мнение и решил, что фигурой в его видении должно быть Солнце. Создавалось впечатление, будто ангелы войны и милосердия – тень Уари и свет Тиауанако – расселись на плечах у царя, нашептывая ему то в одно ухо, то в другое. И сами силы природы, будто сговорившись, подбрасывали ему засуху, смерть и чуму – пращами и «стрелами» Аучи,планетарного проявления Виракочи, бога Справедливости. Призрак Виракочи витал над Куско.

И именно об этом повествует рассказ Муруа. Одетый в такую же красную одежду, в которую Инка Виракоча облек жречество, призрак витал над городом. И он нес посох. Инка Пачакути вышел, чтобы встретиться с ним у места под названием Сапи. Сапи называлось городище выше Куско, откуда каждый январь инки выпускали водяной поток, который нес пепел ежегодных жертвоприношений Виракоче (Приложение 1). А теперь им грозил потоп иного рода, потоп со всею ужасающей силой неизбежности. Инка Пачакути был поставлен на колени. Он пошел просить Виракочу остановить воды погибели.

Миф недвусмысленно проясняет природу этого потопа. Виракоча в другой руке нес трубу из раковины. Здесь, как я понимал, подтверждались мои догадки. Угрожавший потоп произойдет в декабрьское, солнцестояние. Вход на землю усопших вот-вот будет смыт. Казалось, что момент свершения ужасного пророчества Инки Виракочи о полном разрушении андской религии был уже не за горами. Раковина была символом входа на землю усопших. Виракоча возвратился в своей ипостаси Властителя Преисподней.

Эта же символика фигурировала и в ацтекском мифе о Кецалькоатле. Властитель и Властительница Миктлана дали раковину Кецалькоатлю как испытание, чтобы войти, и эта пара была «маской Ометеотля», гермафродитного ацтекского Сатурна, «матери богов, отца богов, старого бога / распростертого в пупе земли /…Властителя огня и времени». Аналогичным образом мы встречаем такой же образ бога у майя. В Паленке, когда усопший царь погружался в ворота преисподней между панцирями раковины, заходящее солнце декабрьского солнцестояния бросает свои лучи на Бога L, которого Келли отождествлял с планетой Сатурн в ее проявлении как Властителя Преисподней. Наконец, такое толкование значения раковины Виракочи полностью подтверждается тем фактом, что в конце повести Инка Пачакути решает реорганизовать календарь так, чтобы год начинался точно в декабрьское солнцестояние. Эта история не оставляет относительно этого никаких сомнений; центром каждого зловещего предзнаменования является декабрьское солнцестояние.

Хотя повествование Муруа и подтверждает обоснованность моих подозрений относительно астрономической основы инкского пророчества, оно не смогло решить – и даже, похоже, усугубило – уже встречавшийся главный парадокс. Статус пророчества снова оказывается совершенно неясным. Пачакути молит Виракочу не дуть в трубу, потому что, как он говорит, хочет предотвратить пачакути.В следующий раз он объявляет пачакути,даже берет его себе в качестве собственного имени. Обращение к данному моменту на рисунках 9.3а и 9.3Ь проясняет безнадежность этого маневра. Однако, по всем оценкам, Инка Пачакути объявил о начале Пятого Солнца как раз тогда, когда он принял свое новое имя. Верил ли он в Пророчество или же отвергал его? Это было возвращение к квадратуре круга.

Тем временем я боролся с одной частностью. Хотя это первоначальное толкование мифа казалось чрезвычайно многообещающим, меня настораживал тот факт, что Муруа упомянул Инку Пачакути как «сына» Манко Капака. Если Муруа действительно так считал, тогда его сведения должны были быть сомнительными, но из других частей его произведений было ясно, что он понимал список инкских царей так же, как любой его современник. Почему же тогда он зовет Пачакути – девятого Инку – сыном первого Инки? После некоторых раздумий мне пришло в голову, что, быть может, Муруа скопировал эту формулировку о генеалогии Инки Пачакути, потому что его информанты желали подчеркнуть, что Пачакути унаследовал от самого начала легитимность на то, чтобы быть регентом планеты Юпитер на земле.

Означало ли это, что миф Муруа говорил о сближении Виракочи и сына Манко Капака? Общепринятой датой коронации Инки Пачакути считается 1438 год. И Гуаман Пома, и Пачакути Ямки определяли семилетний период как тревожный. У Гуамана Помы это мог быть намек на Библию. У Пачакути Ямки такая возможность менее вероятна. Кроме того, в Андах числом, обычно ассоциируемым с мистическим отрезком времени, является число пять – пять дней для прорастания семени и пять дней для перелета душ мертвых. Если критический момент для Инки Пачакути наступил через семь лет после престолонаследия, тогда бы это произошло в 1445 году или же в 1444 году, если 1438 год считать как полный год.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю