Текст книги "Тайны Инков"
Автор книги: Салливан Уильям
Жанры:
Прочая научная литература
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 30 (всего у книги 32 страниц)
По этой причине вопрос о том, представляет ли наше общее мифологическое наследие человеческое восприятие или человеческое проектирование, имеет не просто антикварный интерес. Потому что этот вопрос непосредственно вторгается в существо проблемы: Кто мы и для чего мы здесь? Но именно этот вопрос наука не только не ставит, но также всячески доказывает, что в нем отсутствует внутренний смысл. Нет никаких мостов, никаких взаимных обязательств, нет ничего по ту сторону. Вселенная – это клоака тепла.
В этом электрическом поле между мифом и наукой современное человечество борется, чтобы выковать свою душу. Наука пытается подчинить силы мрака свету разума. Каким бы героическим ни было это стремление, быть может, самая главная опасность, подстерегающая науку на. каждом шагу, состоит в ошибочном принятии границ знания за границы ответственности. В то время как жизнь в этом столетии разбирается в своей структуре, силы тьмы в действительности совсем близко. Мифология же, с другой стороны, используя язык природы, пытается установить диалог осознанием, чтобы задать Великие Вопросы о сущности и о величине человеческой ответственности. Риск мифологии заключается в том, что, подобно Гилгамешу, мы можем бороться с прошлым сколько угодно, но только возвращаться будем с пустыми руками.
Однако мифология сохраняется, потому что она не просто повествует о сотворении мира, но и сама являет собой творческий потенциал, ту энергию ртути, которая в тигле человеческого опыта была переплавлена в удивительный корабль, пущенный в обширное море времени. «Вначале было Слово, и Слово было с Богом, и Слово было Бог». В Ведах материальный мир – это воплощение Брахмана, кристаллизация чистого сознания в форму. С не меньшим благоговением, но с большей смелостью индейцы кечуа стали бы утверждать, что именно великий бог Виракоча создал солнце, луну, звезды, людей, растения и животных, а также законы человеческого взаимодействия и почитания, под чем они просто подразумевали, что понимание таких вопросов исходило свыше, а не снизу.
Поскольку современная научная культура определяет наше представление о природе сознания, то она определяет также и наше представление о прошлом. Хорошо ли, плохо ли, но наука стала синонимом пределов познания. Ее великая сила состоит в принципе верификации, экспериментальном моделировании. Ее великая слабость заключена в ограниченности средств измерения. Что не может быть измерено, не может пока еще и быть познано. Следовательно, за пределами досягаемости в Век Науки находятся способы познания, которые невозможно выразить количественно, – «ноумены», «Тайны Золотого Цветка», «мудрость души», а следовательно, также и история их поисков, чем и являются мифы. Этим занимаются сегодня вытесненные на обочину основного культурного потока сравнительная религия и парапсихология.
Точно так же тяжелые времена переживает и историческая наука. В настоящее время динамика человеческой природы во все возрастающей мере понимается как проблема, которой должны заниматься биологи, как продукт генов и изменения химии крови. В мире, где природа человека определяется биологически, для истории нет места. Если прошлое представляет собой не более, чем последовательные взрывы генетических импульсов, тогда архивные материалы имеют ценность лишь для социальных инженеров. Тогда героизм – это всего лишь тестостерон, и так далее. Так думать не следует хотя бы уже потому, что это ведет к мысли, что и настоящее окажется «повестью, рассказанной идиотом…»
Мы наделили историю такими функциями, которые сводят ее к хронике «поведений» и воплощаются в сентенции, типа: «Люди в прошлом ни в чем от нас не отличались, за исключением того, что мы теперь знаем больше, чем они знали тогда; и поэтому мы должны быть немного знакомы с историей, чтобы не повторять ошибок прошлого». Это звучит подобно наставлениям, которые произносят родители перед тем, как зачерпнуть ложкой порцию касторки.
Если мы хотим, чтобы у истории было будущее, ей надо помочь реанимировать современное познание человеческой природы. За исключением психологии, этой проблемой не занимается ни одна из светских дисциплин. История – это пересказ. Генетический детерминизм или любая другая интерпретация, наложенная на человеческую природу современным позитивизмом, способствует загниванию истории. Здесь не будет второго акта, то есть такой сцены, в которой герой. сталкивается с противоречием и в итоге вступает на поприще великих дел. Ведь помимо того, история, как убедительно показывает исследование Маршака, посвященное передвижничеству в ледниковый период, есть как раз то, что додумывалось создавать человечество с момента своего возникновения около сорока тысяч лет тому назад. На протяжении всего ледникового периода человеческая деятельность – пещерная живопись, счетные палочки, торжественные похороны и все остальное – были сосредоточены на области «составления преданий о смысле».
Предания всегда повествуют о существенных выборах, совершаемых перед лицом неопределенности, – о выборах хороших, о выборах плохих, о выборах отвергнутых. То, что делает выбор и возможным, и существенным, – это присутствие опасности [134]134
От аккадского зар,означающего «игральные кости» и выражающего посредством древней игры в триктрак принцип возможности или неопределенности, входящий во все сложные процессы.
[Закрыть]. Именно к этому аспекту жизни и обращается предание, подтверждая тем самым существование свободы воли и реальность выбора решения. В этом смысле мифология выражает представление о нашей человеческой природе и о характере мира, которое никак не соответствует подходу детерминистской науки. Когда пакосообщает весть крестьянину, то крестьянин волен запустить в него еще одним початком священной кукурузы. Вместо этого крестьянин решает прислушаться и тогда, отреагировав на реальную угрозу жизни, спасается от потопа.
Предания, исследованные в настоящей книге, выявляют моменты максимальной опасности, – моменты, в которых результаты оказывались значительными, но в которых и неопределенность результата была высока. Их своеобразные виды на будущее состоят в том, чтобы представить «одновременные образцы» событий, происходящих на различных уровнях. Они суть повествования о выборах,стоящих перед людьми, о выборах, совершаемых с сознанием образцов, встречающихся одновременно в разных сферах. Они суть повествования именно потому, что показывают, как осуществляется выбор перед лицом опасности. В этом смысле можно утверждать, что технический язык мифологии представляет собой язык, разработанный для того, чтобы изучать опасности в развитии человеческой истории. Сказанное – это всего лишь многословный способ выражения того, о чем мифология говорит кратко: каждый из миров разрушается и создается новый. Говоря языком современной науки, астрономический уровень мифологии связан с тем, как целые системы на всех уровнях переходят из одного состояния равновесия в другое посредством хаоса.
Представление о Сотворении с вплетенной в его ткань опасностью – это весьма древнее представление, значения которого были поняты, но утрачены, и, возможно, будут осознаны заново. Говоря словами «Ригведы» (приблизительно 2000 год до н. э.):
Кто поистине знает и кто может поведать, Откуда возникло и куда направляется это творение? Боги явились после этого сотворения мира, кто же Тогда знает, когда он впервые возник? Он, Первоисточник этого мироздания, создавал ли Он Все это или не создавал, Он, кто глядит на все С самого высокого Неба, Он единственный знает, Но даже и Он может не знать.
Хотя предания всех народов мира показывают тесную связь человечества с опасностью, идея о Боге с засученными рукавами, о Боге, который неустанно трудится во имя спасения вселенной, одолеваемой неопределенностью, – это идея, которая, выражаясь языком истории, не обладала большой выносливостью. Понимание космической природы опасности – это знание, которое
«исчезает время от времени, потому что в человеке есть нечто, что ужасно влекло его к опасности и в то же время внушало страх перед нею. Нас довели до того, что мы ищем способы отрицать реальность опасности и за пределами судьбы стремимся к чем-то такому, что от судьбы свободно. Человек всегда был склонен проецировать на свое понимание Бога представление о пребывании вне опасности, о высшей силе, которой не может угрожать рок и неопределенность, которые мы видим в этом мире».
Инки весьма близко подошли к осознанию последствий космической неопределенности. Богом, на которого они проецировали свое восприятие опасности, являлось Солнце. Различные хронисты отмечали, что инки рассматривали Солнце как Бога за работой. Рассказывали, что легендарный Инка Рокка смеялся над представлением, будто Инка, подобно Солнцу, отдыхает в блеске роскоши. Он, как говорили, отвечал, что Солнце никогда не отдыхало от своих трудов. Подобные чувства выражал и Инка Пачакути. Но в конечном счете инки сделали ставку на погоню за химерой управления, «лоббируя» перед творцом в пользу освобождения от законов его собственного творения.
Влечение/отрицание, пережитое человечеством в предвидении опасности, заключено в самих корнях западной традиции. В греческой мифологии Прометей был наказан за кражу «огня» у богов. Эта странная формулировка – в которой обретение человечеством первородного творческого начала, известного также как «огонь», вызвало гнев у богов – является отражением глубоко противоречивого отношения западного человека к способностям собственного восприятия. Для него именно в Прометее – пра марта,или пожаре/осях небесной сферы – представлено приобщение человека к творческому пониманию через созерцание небес. Знамение в небесах предвещало опасность. Вопрос для человека всегда состоял в том, как правильно жить по отношению к этому знанию.
Аналогичным образом в основе мифологии юдо-христианского мышления история об Адаме и Еве Кануне покоится на том же страшном испытании человеческой природы. Как и в мифологии американских аборигенов в эпоху, предшествующую земледелию, Адам и Ева обитают в саду, питаясь плодами деревьев. Им запрещается только одна вещь – вкусить плод древа знания о добре и зле, что они, конечно же, вскоре и делают. Результат? Они выдворяются из Рая, состояния блаженной невинности, и отправляются жить тяжким земледельческим трудом.
Хотя еврейские первоисточники о Происхождении четко не определяют этот плод любопытства, в западной традиции-он всегда считался яблоком. Почему именно яблоком? Это один из тех вопросов, которые я много лет назад отложил в ящик для «вопросов, не имеющих ответов», до тех пор, пока я, в точности как это сделал мой отец и, быть может, делали все отцы со времен Адама, не показал моему сыну «звезду» в яблоке. Если вместо того, чтобы разрезать яблоко по его полюсам, то есть от хвостика до нижней части, вы разрежете его по «экватору», то обнаружите пятиконечную звезду. Помните?
Вот он, тот же «первородный грех», как и у Прометея. Яблоко является универсальным [135]135
Великим источником, в котором покоятся эти уроки – подобно Артуру, проспавшему тысячу лет, – является мифологическая доктрина Веков-Миров. Если версии этого учения, встречаемые в Центральной и Южной Америке, и отличаются чем-то важным от версий Старого Света, то это прежде всего тем, что в представлении американских индейцев возникновение этих учений было абсолютным благом. Быть может, это связано с тем образом, в каком они были переданы в Новый Свет. Если это так, то отсутствие «предостережения» Прометея может служить ключом к тождеству передаваемой культуры.
[Закрыть]западным символом для всех звезд в небе. Пять концов звезды отображают в символической форме то, что в традиции западной алхимии именовалось «квинтэссенцией», способность проникать взглядом в истинный смысл вещей. (Смотри главу 2, примечание 21.)
В этих удивительных историях о Прометее и об Адаме и Еве их «первородный грех» является бессмысленным, если не понимать его в качестве потенциального греха. Эти истории суть выражение почти невыносимой ностальгии по безвозвратно канувшем в Лету золотом веке, когда мы были едины с природой. Эта возможность была навсегда утрачена, когда началось Время, когда человечество поняло космические масштабы опасности, выраженные прецессией, а вместе с этим вкусило плод от древа знания о добре и зле. Такой плод должен был иметь двойственный характер; он полностью зависел от того, что каждый стремился с ним сделать. Неудивительно, что боги разгневались. Со времен Рая и Прометея первородныйгрех, который человечество отныне должно было совершать снова и снова, означал стремление занять активную позицию по отношению к Балетмейстеру, стремление «устанавливать» закон судьбы. «Первородный грех» возник не потому, что посредством непослушания мы обретаем свойственный нам творческий характер, но потому, что мы – и в этом состоит непреходящий урок последних шести тысяч лет человеческой истории – испытываем непреодолимую тягу к дурному использованию наших способностей, – способностей, которые расцвели в Раю, когда было положено начало времени. По крайней мере об этом говорит нам послание мифологий [136]136
Крупное исследование эффективности гомеопатии недавно было завершено в Великобритании. Включившийся в это изучение врач, некогда относившийся к гомеопатии в высшей мере скептически, докладывая его результаты перед профессиональной аудиторией, заключил, что изучение показало одну из двух вещей: либо гомеопатия была чрезвычайно дешевым и эффективным методом лечения, либо в западном научном методе еще имелся некий существенный недостаток. Отчет был отложен и никогда не проводился в жизнь.
[Закрыть].
Если и есть урок предостережения в трагедии инков, то он заключается в признании иллюзии управления. Если вы хотите рассмешить Бога, сообщите Ему о ваших планах. То, что подразумевают миф или научное признание универсальной непредсказуемости, состоит в том, что для оказания реального воздействия на мир вовсе не следует пускаться в крупномасштабные предприятия. Опасность поджидает нас не с этой стороны; она действует через ощутимую зависимость от первоначальной сущности. Ничто не предопределено заранее, так что все имеет важное значение. Как в добром сказании, судьба подтверждает существование и значение свободы воли.
Иллюзия управления, смешение уровней и возможность катастрофического ущерба – все это хорошо знакомые приметы нашего собственного времени. Одной из областей, в которых эти признаки изобилуют, является западная медицина. Язык современного медицинского обслуживания – «борьба» с болезнью, «объявление войны» СПИДу, «уничтожение» бактерий, поиск «волшебного снадобья» – говорит не о благополучии, а о битве за обуздание болезни. В то же время медицинские страховые компании не будут оплачивать такие дополнительные способы лечения, как гомеопатия, которые стремятся, скорее, укреплять иммунную систему, чем «бороться» с болезнью. Гомеопатию нельзя «проконтролировать» с научной точки зрения, потому что никто, кроме нее самой, не знает, как она функционирует. Не случайно, что такие медицинские методы требуют активного участия «пациента».
Теперь хорошо известно, что многие новые опасные напряжения организмов, которые считались давно уже «уничтоженными», фактически были созданы (вызваны в видоизмененном виде) беспорядочным употреблением наркотиков, разработанных как раз для их «уничтожения». В этом смысле западная медицина укрепила иммунные системы скорее у патогенов, чем у людей. В последние годы, несмотря на недостаточное финансирование программ медицинского страхования, многие люди предпочли искать выход из этого тупика, обратившись к альтернативному медицинскому обслуживанию. Возрастающая опасность со стороны патогенов в ухудшающейся окружающей среде не столько способствует «борьбе» с болезнями, сколько делает их заложниками «практически здоровых». Не исключено, что видимость разобщенности действий, предпринимаемых отдельными людьми и в малом масштабе, в конечном счете окажется обманчивой, и эти действия станут наиболее значительным развитием медицины конца двадцатого столетия. Возможно, действительно правда, что если съедать по яблоку в день – разрезанное по экватору, – то не будет надобности ходить по врачам.
VII
В наше время, величайшим мужеством является способность действовать так, как будто если бы наша жизнь стала иной. Мифология стремится поведать нам о самой удивительной способности человечества открывать дверь в мудрость космоса: если мы постучимся в нее, она сама откроется. Она делает это, в конечном счете оставляя нас наедине с универ-, сальным мифом древних, с мудростью наших предков, посвященных в таинства древнего сокровища. Каким бы знанием ни обладали древние люди, ныне утраченным и ныне же обретаемым заново в последовательной смене миров восхождения человечества к свету, вполне возможно, что конкретный характер этого знания является менее важным, чем существование самой мифологии. Мифология обращается к скрытым в каждом из нас архетипам некой неразрывной линии передачи, энергию которой сообщает любовь к малышу. Это мифология побуждает нас быть достойными настоящего. Это история манит нас назад, к самим себе, назад к нашему настоящему, назад к постижению того, что время мифологии – это теперь.
Мы – древняя раса. Мы, вопреки темным демонам нашей собственной природы, умудрились не только выжить, но и обмануть само время, сохранив по крайней мере часть эпической истории. Не всегда легко помнить эти предания и часто еще труднее поверить в них. Однако они сохранились, возможно, потому, что мы, люди, не можем продолжать жить без наших преданий. И потому кажется, что остается только подружиться с устной историей, с преданием о книге и о святом, с преданием о древних в наше собственное время и о передачи идей, которые, быть может, восходят к последнему ледниковому периоду.
Книга о которой идет речь, называется «Арктической Родиной в Ведах» (1903) и была написана во времена британского владычества в тюремной камере Б. Дж. Тилаком, позже ставшим соратником Махатмы Ганди. В этой книге Тилак, в совершенстве владевший санскритом, проанализировал описания движений небес в самых ранних ведийских текстах и пришел к заключению, что такие наблюдения могли проводиться изнутри Северного Полярного Круга. Хотя всякий, кто пролистает эту редкую книгу, мог бы найти определенную обоснованность в ее аргументах и хотя наисовременнейшее геофизическое и археологическое знание не может, по крайней мере, исключить гипотезу Тилака, книга остается фактически неизвестной, еще одной-непознанной «диковиной».
Святой, известный под именем Шивапури Баба, родился с сестрой-двойняшкой в 1826 году в Керале, в индийском роду браминов. Его дедушка после осмотра младенцев объявил, что назначение родового семейства теперь было выполнено и, следовательно, завершилось. Девочке, как и ее брату, было предписано принять обет бедности и удалиться от мирской суеты в санниасины.Мальчик в возрасте пяти лет начал учиться в школе и к двенадцатилетнему возрасту наизусть цитировал «Веды». В восемнадцать лет он удалился в джунгли, а спустя несколько лет, после смерти своего дедушки, он исчез в глубине джунглей Нарбады, чтобы последовать по пути Абсолютного Постижения Бога Вне Всяких Форм и Образов. Он не встречался с другими людьми на протяжении двадцати пяти лет. Когда эта часть его задачи была выполнена, в 1875 году он вышел из джунглей и, следуя наказу своего дедушки, вырыл бриллиантовое сокровище, отложенное его семейством для новых поколений с целью финансирования паломничества.
Обычно это означало паломничество по святым местам Индии, но в данном случае, как разъяснил его дедушка, Шивапури Баба должен был путешествовать пешком и на лодке по всему миру. Через Персию он попал на Восток, был допущен в Мекку, прошел через Иерусалим и Рим, а когда достиг Англии, был вызван королевой Викторией. Хотя записи о ее восемнадцати встречах с Шивапури Баба позже были вырезаны из ее дневников принцессой Беатрис, известно, что королева Виктория предложила (то есть приказала) Шивапури Баба оставаться в Англии до ее смерти. Поэтому он задержался в Англии на четыре года и продолжил свое паломничество в 1901 году. После путешествия по Америке, посещения островов Тихого океана, он наконец в 1915 году, спустя сорок лет, вернулся в Индию, пройдя через Китай и Юго-Восточную Азию.
Наконец после выполнения своего обета паломничества в Индии он удалился в Гималаи, чтобы прожить остаток своих дней в хижине из бамбука в маленьком заповеднике, предоставленном непальским правительством. Там дикий леопард регулярно выходил из леса, чтобы находиться у него в ногах.
Незадолго до своей смерти в 1963 году, во время обсуждения его воспоминаний о политических восстаниях в Индии в начальный период его долгого паломничества, его спросили, был ли он знаком с одним из участников тех событий – Б. Дж. Тилаком. Шивапури Баба ответил, что, да, он знал Тилака и когда-то «немного обучал его астрономии».
ПРИЛОЖЕНИЯ
ПРИЛОЖЕНИЕ 1УМЫШЛЕННОЕ ЗАТОПЛЕНИЕ КУСКО
Один из углов голограммы содержит сравнительно малый ритуальный обряд, когда инки умышленно затопили Куско. Как описывается в испанских хрониках, это событие, оказывается, не имело никакого отношения к астрономии. В январе месяце, согласно Молине, жители Куско собрали продовольствие, специи, коку, одежду, обувь, украшения, цветы, золото и серебро и бросили все это в воду за дамбу, расположенную выше в горах над городом. На закате они открыли шлюзы и направили стремительный поток воды по улицам Куско. Когда наводнение очистило улицы, они смыли золу ото всех сожженных жертвоприношений предыдущего года, помещавшихся в каменном колодце. У подножия города, в месте слияния рек Тульюмайу и Уатанай, поток ожидали бегуны, которые и направили жертвоприношения в реку Вилькамайу. Когда наводнение приблизилось к ним, бегуны устроили гонку более чем на тридцать миль по берегам Вилькамайу до самого Ольятайтамбо, где река начинает круто поворачивать, устремляясь в Амазонку.
Здесь, у плетеного моста, натянутого через реку, ожидали другие гонцы, которые побросали в поток последние жертвоприношения коки. На протяжении всей ночи путь бегунам по речному берегу освещало несметное число факельщиков. Все жертвоприношения направлялись в «северное море», где, как говорили, находилось жилище творца, Виракочи. Следовательно, реке предстояло отнести жертвоприношения за пределы этого мира. Когда гонка до Ольятайтамбо завершилась, бегуны возвратились в Куско, неся предметы, отражавшие их порядковый номер на финише.
Самому быстрому подносили изображения – копий и соколов, сделанные из соли, в то время как отставшим вручали небольших жаб из солончака.
Согласно Молине, это событие началось на исходе января месяца, то есть когда взошел и перемещался к зениту тянущийся с юго-востока на северо-запад поток Млечного Пути. В течение этой ночи небесная река представляла такую же картину, как и вышеописанные события, когда берега Вилькамайу, текущей на северо-запад, ярко освещались.
Это было не единственное время в году, когда Вилькамайу, «Река Солнца», уносила все украшения в Млечный Путь. Как упоминалось выше, маршрут паломничества инкских жрецов в июньское солнцестояние пролегал по течению Вилькамайу на юго-восток, к самим истокам у подножия высокой горы Вильканоты, «Места Солнца». Весьма уместен комментарий этой процессии по Вилькамайу, сделанный Уртоном: «Я предполагаю, что маршрут, по которому жрецы из Куско направлялись на юго-восток, значил больше, чем просто наземное паломничество; он приравнивался следованию по Млечному Пути…»
Небесные аналоги соляных фигурок, которые бегуны во время январских обрядов приносят обратно в Куско, подтверждают такое понимание космической роли Вилькамайу. Самые медленные бегуны должны были нести жаб, чей небесный прототип, анп 'ату,представляет собой еще одно темное облако межзвездной пыли недалеко от Южного Креста (рисунок 3.5). Что касается сокола, то информанты Ави-лы в Уарочири упоминали «три звезды на одной прямой линии», включая сокола и кондора. Информанты Уртона помещали небесного кондора «над ламой», то есть где-то на западной стороне Млечного Пути. Как было рассмотрено на протяжении большей части главы 1 1, имеются достаточные основания полагать, что Сокол был одной из трех звезд в хвосте Скорпиона. (Смотри рисунок 11.1.) Эти три являют собой те же самые звезды, которые находятся в крестовине созвездия, называвшегося после конкисты cruz calvario.
Что касается «копья из соли», вручавшегося самым быстрым бегунам, то кечуанским словом, обозначающим «боевое копье», является льяка.Подобно слову пако, льяка– это прозвище самца ламы, небесный дубликат которого, Лира/37-кучильяй, со звездой первой величины Вегой, также находится вблизи западного «берега» Млечного Пути, глубоко в северном небе. Во времена инков гелиакический восход Беги (рисунок 3.15) приходился на середину января; когда и совершался упомянутый ритуал.
Как изображено на рисунке 3.15, Сокол и Жаба «тащились» за Вегой, образовывая тот же порядок «на финише», как и вереница бегунов по берегу Вилькамайу с наступлением рассвета. И опять-таки престижным направлением выступает север, о чем свидетельствует награждение самого быстрого символом Беги, расположенной в северных небесах.
Если весь ритуал на брегах Вилькамайу представлял собой «бег по Млечному Пути», то инки были не единственным местным народом, использовавшим эту идею-форму. В «Пополь-Вухе», цикле мифов гватемальских майя-киче, мы читаем, что Бабушка героев-близнецов Хунахпу и Шбаламке (Солнца и Луны), отчаявшись отослать им предупреждение, посылает Блоху, которую проглатывает Жаба, которую проглатывает Змея, которую съедает Ястреб, который и добирается до близнецов. Жирар пояснял, что:
«в демонстрации сравнительной быстроты рассматриваемых животных, – аллегории, безусловно, относящейся к астрономическому эпизоду, – животные символизируют небесные тела, значение которых имеет то же самое соотношение, как и соотношение быстроты: сначала – хищная птица, представляющая солнце; затем – белая змея, которая в мифологии чорти представляет Млечный Путь; а после нее– чак (жаба), или бог дождя, проецированный на звезду [?].
Интересно отметить, что впервые упоминается Млечный Путь, движения которого были совершенно хорошо известны Майя и который все еще играет важнейшую роль в астрономии чорти…»
Как и в «Пополь-Вухе», инкское представление о «состязании в беге по Млечному Пути» являло собой своеобразную форму «технического языка».
И если внешняя форма ритуала, соответствующего небесной геометрии, начиналась бегом вдоль реки, текущей на северо-запад под своим небесным аналогом наверху, а заканчивалась обращением как к победителю к Веге на северо-востоке, где начинал всходить другой поток небесной реки, – тогда ее внутреннее содержание отражало «духовную геометрию», скрытую в этих природных явлениях.
Утром в день этого искусственно устроенного «потопа» Инка и все жители собрались на Уакайпате, центральной площади Куско, и «вынесли все уакии забальзамированные тела усопших, где отдали им обычные почести». Вечером того же дня было устроено наводнение. Эта прелюдия к наводнению происходила приблизительно через две недели после самого важного праздника в году, Капака Райми в декабрьское солнцестояние, когда считалось, что предки всех племен империи, представленные мумифицированными останками инкских царей и родовыми уакамивсех племен, участвовали в празднике. Как показано в главе 3, это представление увязывалось с тем фактом, что Млечный Путь всходил гелиакически в декабрьское солнцестояние, открывая вход на землю усопших.
Двумя неделями позже инки организовали «состязание в беге по Млечному Пути». Этот ритуал начинался в Куско, а завершался на юго-востоке, при юго-восточном направлении пути ежегодного возвращения мертвых через Млечный Путь на восходе солнца в декабрьское солнцестояние. В поток, устремлявшийся на северо-запад от Куско, бросались неисчислимые жертвоприношения Виракоче, поскольку северо-запад представлял собой направление пересечения Млечного Пути, чтобы достичь земли богов. Рассуждая строго «геометрически», этот вход – на анак пачу,«мир наверху» – пребывал открытым, как показано в главе 3, на «другом конце» оси пересечения солнцестояния, идущей с юго-востока на северо-запад, то есть на закате солнца в июньское солнцестояние. В соответствии с этим рассуждением, заключительное действие ритуала происходило на мосту через Вилькамайу, который символизировал собою мост, протянутый через Млечный Путь и соединяющий кай пачу,«этот мир», с анак пачей,«миром наверху», царством богов, куда посылались все жертвоприношения. Обращение к небесному образу Млечного Пути посредством состязания в беге по его земному дубликату составляло парадигматическое деяние андской цивилизации и имело целью сохранение связи между царствами мертвых, живых и богов. И, как показано в главе 2, данный ритуал разделял обычай, встречаемый также в одновременном упоминании в мифологии обеихточек солнцестояния в звездах. Этот маленький «кусочек» голограммы резюмирует в микрокосмосе всю астрономическую космологию Анд в целом.