Текст книги "Тайны Инков"
Автор книги: Салливан Уильям
Жанры:
Прочая научная литература
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 32 страниц)
«Виракоча установил его [мир] для людей во второй раз, и, чтобы сделать его более совершенным, он решил сотворить светила, чтобы давать им свет. С этой целью он пошел со своими слугами к большому озеру в Кольяо, в котором имеется остров, называемый Титикака и означающий «свинцовую скалу»… Виракоча пошел к этому острову и вскоре распорядился, чтобы впредь появились и расположились на небесах солнце, луна и звезды, чтобы дать свет миру, и так оно и стало».
Так началась земледельческая цивилизация. В представлении киче, именно культурные герои Хунахпу и Шбаламке первыми показали людям, как обрабатывать мильпу и обеспечивать свои семьи. Поэтому мы видим Хунахпу, объявляющего своей бабушке: «Мы остаемся, чтобы кормить тебя».
Этому обязательству мужчины-земледельца заняться земледельческим трудом Жирар противопоставляет картину более ранней поры человечества – Третьего Века, изображаемого в «Пополь-Вухе» и других документах. В этой картине изображается, как женщины выполняют всю тяжелую работу по выращиванию продовольственных культур, помимо изначальной расчистки полей, в то время как мужчины освобождаются для занятий охотой, рыбной ловлей, отдыхом в гамаках, увлечения произвольными победами в любви и приема наркотиков, то есть поведения, характерного для таких современных племен, как таламанка и сумо, которые по многим этнографическим деталям повторяют описания Третьего Века человечества, данные в «Пополь-Вухе»:
«Тексты майя и источники киче взаимно подтверждают и дополняют друг друга. Они совпадают в том, что в течение Третьего Века или Третьего Катуна человечество, с точки зрения майяской этики, было несовершенным и что пороки той эпохи… вызвали ее крушение. Среди этих характеристик выделяются жестокость, зависть и лень у мужчин, как видно по изобретению гамака, который даже сегодня расценивается как символ безделья… Гамак стал терять свое значение в эпоху культуры майя со времени изменения социального устройства… которое отразило новые взгляды на труд и осудило лень как порок».
Этот век мужской лени был Веком правления Бабушки, Шмукане, лунно-водной богини того, что Жирар называет
Циклом Огородничества, нашей госпожой науаляягуара. Ее дочери делали всю работу; и доминирующим небесным объектом той эпохи была Луна. Жирар привел исчерпывающее объяснение этой ситуации, найденное в «Чилам-Баламе» из Чумайеля, мифологической летописи юкатанских майя:
«Когда в древности мир еще не пробудился [намек на предшествующую культуре эпоху, согласно майяскому пониманию], родился иначал ходить один только Месяц [луна]… После того, как родился Месяц [Божество], он сотворил то, что зовется Днем [молодое солнце]; и этот день стал ходить с матерью своего отца и со своей тетей, а также с матерью своей матери и со своей золовкой». [Скобки и курсив в оригинале.]
Жирар комментировал это так: «Это – подлинное доказательство существования лунных календарей прежде солнечных, так как мать предшествует своему сыну. Упомянутая выше связь по женской линии также указывает на наличие состояния родства по женской линии, одновременного с подсчетом времени по лунным месяцам».
«Пополь-Вух» далее объясняет, что причиной для рассмотрения происхождения по женской линии, то есть матрилинейно, в Третьем Веке было прямое назначение первоначальной экономической стратегии, а именно смешанное примитивное земледелие и охота: «В самом деле, учение «Пополь-Вуха», подтвержденное этнографической действительностью, установило тот факт, что мужское или женское преобладание в структуре семьи неизменно вытекает из экономического фактора, так как в социальном строе господствуют именно те, кто обеспечивает пропитание группы».
Зачарованный способностью Жирара найти окно в историю лунной богини, я все же был еще раз смущен его частым употреблением таких терминов, как женское «господство» (смотри выше) и «матриархат» в описании социальной действительности Третьего Века. Как много лет назад писал антрополог Роберт Лоуи: «Значение происхождения по женской линии одно время интерпретировалось так, будто женщина управляла не только семьей, но также примитивным эквивалентом государства. Вероятно, нет ни одной другой теоретической проблемы, по которой бы современные антропологи были настолько согласны между собою в абсолютной никчемности такого вывода».
Время никак не изменило этот приговор [65]65
«Несмотря на то, что понятие матриархата может подпадать под весьма широкий диапазон социальных идеологий, оказываться полезным для представления разнообразных точек зрения и искусно заполнять промежутки в наших знаниях о прошлом, оно, тем не менее, просто не имеет никакой научной обоснованности. Это – чистая спекуляция, которая со всей очевидностью подходит под все что угодно, кроме фактов».
[Закрыть].
Я решил изучить антропологическую литературу по институту матрилинейности. Мне нужно было выяснить, почему проблема рассмотрения происхождения по женской линии имела такое значение в «Пополь-Вухе», я был смущен, а также заинтригован тем, что в инакомыслящей работе Жирара мог быть-явный красный флажок под названием матриархат.Парадоксальным образом это решение, хотя и было навеяно в значительной степени ошибочным употреблением Жираром этого слова, могло бы оказаться самым важным шагом, который бы я предпринял в разгадывании тайны ягуара и луны.
Насколько я понимал «Пополь-Вух», там, казалось, было не упоминание о состоянии матриархата, а просто ссылка на матрилинейность. Читая по антропологии матрилинейности, я пришел к выводу, что Жирар не столько ошибочно истолковал «Пополь-Вух», сколько просто неверно употребил слово матриархат. На деле «Пополь-Вух», как объяснял Жирар, действительно с поразительной точностью отвечает современным антропологическим результатам о домашних хозяйствах по женской линии и о том, как мужчины господствуют в таких ситуациях.
Прежде всего антропологические исследования показали, что практика прослеживания происхождения по женской линии непосредственно вытекает из вида домашнего хозяйства в определенной экономической стратегии,которой придерживаются люди. Иными словами, она начинается не с идеипроисхождения по женской линии, а с формирования уклада домашнего хозяйства, благоприятного для этой идеи. Скорее всего, уклад домашнего хозяйства определяется, как и заметил Жирар в «Пополь-Вухе», выбранной экономической стратегией.
Экономическая стратегия, описанная и в «Пополь-Вухе», и в мифах с восточных склонов Анд, состоит в сочетании огородничества и охоты. Решающее различие между этой стратегией и земледелием заключено в масштабе. Огородничествоозначает «огородная культура» и обычно ведется женщинами, чьи мужчины занимаются охотой. Напротив, земледелиеозначает «полевая культура» и повсюду требует массового внедрения мужского труда. Земледелие также подразумевает относительное преобладание растительной пищи над мясной.
Экономическая стратегия сочетания примитивного земледелия и охоты требовала близости дичи в достаточном количестве, чтобы исключить необходимость частых кочевок с места на место. Иначе огороды не могли бы поддерживаться. Такие условия обеспечивают буйные джунгли Мезоамерики и восточных склонов Анд; не случайно эти места составляют самую любимую среду обитания ягуара [66]66
«Наводящему такой ужас тигру Востока он [ягуар] равен по свирепости; и это, быть может, является следствием того, что он по своим повадкам является в большей мере ночным хищником, что он редко выходит из глубоких болот или почти непроницаемых чащ, джунглей или тернистых кустов, виноградных лоз и густой растительности, которую составляют заросли чапарели в Техасе и Мексике, или густых и непроходимых лесов Центральной и Южной Америки, чтобы напасть на человека. Из своего логова в таких почти недоступных местах ягуар выходит побродить лишь на закате дня и в течение темного времени суток завладевает своей добычей. На протяжении всей ночи он бродит за пределами своего логова, но наиболее часто он встречается при лунном свете…»
[Закрыть].
Из этой экономической стратегии вытекает уклад домашнего хозяйства, способствующий формированию систем происхождения по женской линии. Там, где примитивное земледелие, выполняемое женщинами и дополняемое охотой мужчин, выступает доминирующей экономической стратегией, там домашнее хозяйство, с его огородами и домашним очагом, логически подпадает – при распространенном отсутствии мужской охоты – под контроль старшей женщины, бабушки. Иными словами, женщины обладают собственностью.В «Пополь-Вухе» Бабушка Шмукане проживает в маленьком доме с огородом, где она готовит для мужчин. Аналогичным образом в андской мифологии типичный дом Второго Века (то есть того, что предшествует Веку Земледелия) определяется, согласно Гуаману Поме, как пукульо,означающий «крошечную хижину» (рисунок 6.1). Это слово родственно с майяским корнем пук,«холмом». Такие жилища встречаются на пригорках плато, среди доземледельческих народов Анд. И в восточноандских версиях мифа о ягуаре местом действия является маленькая хижина в расчищаемом лесу, принадлежащая Бабушке Ягуару и иногда посещаемая возвращающимися голодными охотниками, то есть самцами ягуара. В версии хиваро огород Бабушки определяется как место охоты Близнецов.
В свою очередь, такой уклад домашнего хозяйства неизбежно ведет к институту происхождения по женской линии, не потому что женщины пришли к власти – это было бы матриархатом, а как раз по противоположной причине: чтобы управлять собственностью, мужчины должны управлять женщинами.
Именно к доминирующей роли мужчин в такой ситуации обращается антропологическая литература. Мужчина определяется двумя связями. Прежде всего он есть сын бабушки, что устанавливает его отношение к старшей женщине, или владельцу собственности. Но даже более важной является его роль как брата матери,потому что источник его реальной власти – это его связь со своей сестрой, чьими детьми и собственностью он управляет. Он – мужчина, чей дом населен женщинами, с которыми у него имеются кровные связи, и он обладает властью над не своими собственными детьми. Определяющей связью мужчины при матрилинейности, согласно антропологу И. М. Льюису, является отношение брата матери:
«Там, где происхождение прослеживается матрилинейно, через женщин, все властные позиции, тем не менее, монополизируют мужчины; самым близким родственником мужчины является его сестра, а его самым прямым наследником и преемником (после его брата) – ее сын. В таких обстоятельствах мужчины должны стремиться к контролю над своими сестрами и над детьми своих сестер. Брак сестры имеет решающее значение для ее брата, так как брачное отношение, которое гарантирует увековечивание происхождения по женской линии, может поставить под угрозу святость отношений между братом и сестрой и между братом матери и сыном сестры. Браки не должны заключаться между детьми одних родителей, за исключением четко определенных ситуаций. Брак не должен нарушать матрилинейность. В идеале брак всегда должен уступать превалирующему значению родства по женской линии. Чем ближе живет брат к своей сестре и ее мужу, тем легче ему контролировать их отношение, которое гарантирует, что брак сохранится в соответствующем ему положении. Следовательно, где живут супружеские пары – это всегда решающий вопрос при системах родства по женской линии. Самый простой для братьев и сестер способ сохранить родственную связь – это жить вместе под одной крышей и позволять чужим мужчинам оплодотворять женщин в подходящие промежутки времени». [Курсив наш.]
Здесь важно понять лишь то, сколь чужд такой уклад для современного восприятия. При таком положении само понятие «отцовства» есть проклятие. Отец ребенка при матрилинейности – это персона нон грата, биологическая потребность, но социальное ничтожество. По словам антрополога Робина Фокса, матрилинейность
«сводит роль «мужа» к роли сексуального партнера. Мужья фактически просто оплодотворяют женщин в интересах состоящих с ними в матрилинейном родстве мужчин. Они не живут с женщиной и не распоряжаются ни одной из ее домашних услуг; воспроизводственные услуги женщин по-прежнему находятся под контролем мужчин матрилинейного родства – «братьев» и «дядей». Сексуальные связи эти мужчины, конечно, будут иметь с женщинами из других групп, но они останутся привязанными к своей собственной группе. Отцовство здесь не имеет значения, и действительно не важно, сколько «мужей» у женщины. Только проблемы сексуальной ревности или понятия собственности могли бы ограничить и упорядочить супружеские связи». [Курсив наш.]
В «Пополь-Вухе» кровные родственники-мужчины Шкик, которая чудодейственным образом оказывается беременной Близнецами, оскорблены – в вопросе о собственности, – когда она настойчиво (и правдиво) твердит о том, что «никогда она не видела лица ни одного мужчины». Рассерженное собрание решает повесить ее на ветвях дерева. Аналогичным образом в мифах с восточных склонов Анд молодая героиня/мать Близнецов обвиняется во всевозможных нарушениях обычаев, потому что «истинный отец» Близнецов является, как было в случае со Шкик, нечеловеческим, сверхъестественным существом. Матери в этих мифах «пожираются» Бабушкой Ягуаром, разительно изображая нормы жестокости и низший статус, уготовленные женщинам при родстве по женской линии.
Эту ситуацию проясняет далее «Пополь-Вух», в котором Повелители Шибальбы, владыки преисподней, представляющие прототипы мужчин Третьего Века, хотят уничтожить Хунахпу и Шбаламке, которые как представители идеальных земледельцев пробуждающегося Века Земледелия предрекают конец этого господства жестоких владык. Хунахпу намеревается взять полностью на себя роль мужа и отца и, следовательно, должна умереть. Поэтому, как объяснял Жирар, «Чилам-Балам» из Чумайеля характеризует Третий Век как такое время, когда «сыновья не имели отцов, а матери – мужей», и люди той эпохи как «такие существа», которые «не имели отцов, жили нищенской жизнью и были живыми существами, но не обладали сердцем».
Опять же в рассмотренных мифах восточных Анд такое же антропологическое восприятие встречается в поистине жутком описании бессердечных мужчин-ягуаров, которые возвращаются с охоты, готовые разнести маленькую хижину, чтобы добраться до тех двух восхитительных кусочков, Близнецов. Снова мы находим изображение человечества Третьего Века – людей ягуара – как бессердечных людей. Люди являются животными. Мать детей буквально пожирается. И дети, чья мать первоначально намеревалась найти их настоящего отца, теперь оставлены без отца под господством и жестоком обращении своих бессердечных мужчин «дядей».
И именно в этом месте меня осенило. Наконец-то я понял, почему Луна была ягуаром: в Третьем Веке из майяского мифа, когда доминирующей экономической стратегией было примитивное земледелие, ведущееся женщинами, когда доминирующим светилом была Луна, когда происхождение прослеживалось по женской линии, господствующая социальная действительность могла бы сравниться с социальной организацией и поведением ягуаров в природе. Ябыл уверен, что, если поищу зоологическое описание ягуара, я найду аналог социального мира охотников-огородников.
Подобно людям эпохи примитивного земледелия и родства по женской линии, «ягуары обычно пребывают на определенных территориях. В районах, богатых добычей, территория может достигать от пять до двадцати пяти километров в диаметре…» Как мы видели, стратегия эксплуатации именно такой ограниченной тропической территории (со времени отхода от кочевого образа жизни) вызывает уклад домашнего хозяйства с женской линией родства.
Далее, в тропических районах ягуар может размножаться в любое время, но только в период спаривания самец приближается к самке. Самец ягуара, подобно мужчинам мира примитивного земледелия, не жил со своей самкой. В другие времена – подобно женщинам поры примитивного земледелия – она сама была вынуждена заботиться о себе и о своих детенышах. Самцы ягуара, подобно мужчинам из родственников по женской линии, не играют никакой роли в воспитании своего собственного отпрыска. При отсутствии всякого общения со своими собственными детенышами самец ягуара, подобно другим крупным котам, убивает детенышей, включая своих собственных, без предупреждения. Именно такова ситуация в мифах с восточных склонов, когда возвращающиеся самцы охотники/ягуары стремятся съесть Близнецов. А у детей при родстве по женской линии нет отца, готового защитить их.
Южноамериканские мифы о ягуаре разворачиваются под знаком вопроса: «Где же Отец?» Отца-Ягуара, конечно же, нигде не найти, потому что в природе самцы ягуара не ведают роли отца. Напротив, «структура семьи» ягуаров характеризуется свободой и безразличием самцов по отношению к уединению и непропорциональной ответственности самок. «Пополь-Вух» подчеркивает этическую несостоятельность таких привилегий у мужчин Третьего Века, символизируемых гамаком, где – подобно крупным котам – мужчины пребывают в блаженном неведении бесконечного круга женских обязанностей.
С точки зрения майя, следовательно, положение в период примитивного земледелия и родства по женской линии было подобным жизни в прайде ягуаров. Мужчины были свободны всячески выражать свое безразличие, свободны от взаимных обязательств или ответственности. Со своими женщинами и «детенышами» они могли поступать, как им нравилось. И подобно майяскому описанию человечества Третьего Века, единственная важнейшая черта американского ягуара – это его чрезвычайная жестокость. Люди эпохи огородничества не по собственной вине были людьми без сердца, людьми без отцов, людьми-ягуарами.
Со времени, когда начнется Четвертый Век цивилизации майя, узы брака между мужчиной и женщиной станут священными. Мужчина станет воздерживаться от юношеских удовольствий длительной охоты и лени мужского рода, чтобы включиться в суровую действительность земледельческого труда, но поступая таким образом, он создаст условия для появления своей собственной человечности, своей собственной души в обществе своей жены и своих детей. Поиски Отца закончились. Завершающий момент таинства перехода, согласно «Пополь-Вуху», наступает тогда, когда Владыкам Шибальбы удалось обезглавить Хунахпу – лишь для того, чтобы утвердить стадию для ее удивительного воскрешения в качестве прорастающих семян маиса. Именно этой бесконечной ночью ожидания
«Шбаламке, единственная среди исчадий ада, повторяет функции Лунной богини, которая защищает человечество от ночных монстров, когда солнце исчезло за горизонтом. С того времени ягуары(балам,), науали или вторые я женского божества, охраняют по ночам индейские селения и их дороги и земли».
Чудесное превращение мертвого бога в маис полностью отражено чудесной социальной трансформацией эпохи огородничества в эпоху земледелия. Ягуар, по сей день выступающий устрашающим демоном по отношению к тем народам, чья культура соответствует Третьему Веку из «Пополь-Вуха», стал для майя защитником, ночным союзником. Конечно, примечательно и едва ли случайно то, что этот процесс во всех аспектах идентичен тому, что, как глубоко описано в психологии, подавленные элементы души образуются как демоны, пока не дойдут до сознания, где они могут быть перенацелены и привлечены как союзники. Эта сага о превращении жестокости в любовь – некогда наводящий ужас ягуар, нынче использующий всю свою свирепость для зашиты спящих детей в деревнях майя – является одной из прекраснейших историй в летописи всемирной литературы. Она служит подлинным доказательством не набожной надежды, а скорее живой действительности относительной способности человеческой природы к совершенству. Она исходит из самого сердца Америки, где истинность и красота, подобно Солнцу и Луне, суть два аспекта одной и той же действительности.
V
Такое понимание отношения ягуара к Луне оказалось способным разрубить Гордиев узел путаницы, с которой я столкнулся в вопросе о значении кошачьего лика в андской мысли. Например, его изображение в Андах – то как демона, то как хранителя зерновых культур и стада – казалось, полностью отражало превращение значения ягуара, описанное в «Пополь-Вухе». Другие вопросы, как, например, почему ягуар должен иногда ассоциироваться с мужчинами, испарились по мере понимания, что, каким бы ни был его пол, «ягуар» был членом домашнего хозяйства по женской линии, со всей беспощадностью, которую воплощало в себе это положение. Так, инкские воины надевали шкуры ягуаров, когда наступало время защищать людей. Это были хорошие новости.
Конечно, эти «решения» годились лишь постольку, поскольку сами андские народы представляли отчасти ягуара как обращение к эпохе примитивного земледелия и родства по женской линии. Иными словами, встал громадный вопрос: если лейтмотив лунного ягуара был настолько полезен в андской мысли, что заслужил включения в изображение бога-творца, то подразумевает ли это его включение утверждение о том, что появлению Виракочи исторически предшествовала в Андах матрилинейность? «Малый» небрежный аспект перерастал в большую проблему.
В мозгу возникало множество вариантов. Чтобы следовать за ними, важно сначала понять отличительный характер системы родства у андского крестьянства. Организующим принципом андской системы с двойным родством была практика прослеживания происхождения одновременно и по мужской, и по женской линиям. Ирэн Силверблат назвала систему двойного родства «одной из главных норм доиспанского андского родства». Эта система – известная как значительно старше инков – представляет социальную основу андской айлью,безошибочный признак равноценности в андской ситуации мужчин и женщин.
Несмотря на то, например, что у майя (которые вели происхождение патрилинейно) именно мужчина должен сажать растения, в то время как женщина остается в деревне, андский обычай и по сей день состоит в том, что мужчины и женщины трудятся в полях бок-о-бок. Мужчина обрабатывает землю ножным плугом, а женщина сеет. Много раз во время хмельных фиест мне доводилось наблюдать, как мужья и жены стоят лицом к лицу и «сталкивают друг друга». Примечательным для меня – даже больше, чем тот факт, что обычно побеждали женщины, – было то, что другие местные зрители считали это нормальным поведением.
Я акцентирую этот момент прежде всего для того, чтобы подчеркнуть, что равенство индейских мужчин и женщин Анд – это живая реальность, а не постоянно нарушаемое притворство. Это равенство есть искренне сохраняемое чувство, воплощенное в своих космических разветвлениях на рисунке Пачакути Ямки., а также в гермафродитном характере андского божества. Поэтому оно приобрело определенный интерес, когда я начал исследовать возможность существования в истории Анд периода родства по женской линии, чтобы найти призрак присутствующего в системе парадокса. Хотя Виракоча, несомненно, был гермафродитным, он всегда упоминался как «он». Как выяснилось, у аймара, которые ведут происхождение по обеим линиям, слово айлью,«земледельческая община», означает также «пенис». В конечном счете я стал понимать этот очевидный «уклон» в мужскую сторону не как нарушение духа андской системы с двойным родством, а как следы того времени, когда впервые были внедрены принципы родства по мужской линии наравне с происхождением по женской линии. Иными словами, был момент, когда чем-то надо было пожертвовать.
Эта этноисторическая действительность вновь появляется в виде темы в андской мифологии, где мы находим, например, что Луна приравнивается к периоду дикости. Оссио отмечал широко распространенную андскую традицию, которая (как и у майя) «представляет первую эпоху, в которую все было темно и Луна поэтому была доминирующем светилом», в связи с современными повестями о луне, собранными им в Андамарке. Эта ситуация соответствует «мраку», предшествующему сотворению Виракочей Солнца, Луны и звезд. В одной истории голого дикого мужчину приняли в деревне, чтобы «цивилизовать». Когда у него спрашивают имя его матери, он ответил, что «луна». В другой версии женщина по имени Кильяс, буквально «Луна», чье происхождение было одним из старейших в общине, умудрилась спастись из деревни «после нины пары,или огненного дождя, который положил конец эпохе диких людей».
Эти темы связаны также с подвигами Виракочи. Например, Пачакути Ямки приводит рассказ о том, как Виракоча нашел «женского идола» на холме Качапукара и был так разгневан, что сжег идола и разрушил холм. Этот холм, конечно, находится в той же Каче, сожженном огнем месте, которое рассмотрено выше в мифологической ассоциации с огнем и Млечным Путем. Так, в рассказе Оссио, как и у Пачакути Ямки, мы находим упоминание о предании огню укладов жизни, которые считались дикостью, где доминирующим светилом была луна, где первичный бог (иня) был женщиной и где происхождение велось по женской и лунной линии. Кроме того, постоянное упоминание космического огня предполагает такие временные рамки, когда солнце июньского солнцестояния впервые «зажгло» Млечный Путь, то есть приблизительно 200 год до н. э. (рисунок 6.2). Это та же самая дата, которой в археологии отмечается начало полномасштабного земледелия в Андах, известное как Ранний Промежуточный период.
В версии Сармьенто о сотворении мира Виракочей мы снова находим эти темы. Щекотливым моментом в ней является то, как Виракоча творит Солнце, Луну и звезды одновременно с созданием айлъю.Луна слишком яркая, фактически более яркая, чем солнце, которое, разгневавшись, берет горсть золы и бросает ее в лицо луне, навсегда делая тусклым ее относительный блеск [67]67
Этот мотив «тусклой луны» широко распространен по всей Южной Америке, как, например, среди уитото, сапаро и куна. Интересно, что Луна у них является длинноносым братом, который в стиле истинного матриархата сует нос в будуар своей сестры, чтобы выявить ее поклонника, и получает за свою заботу чашку сока хенипы(приготовленного из плода тропического дерева). То, что Луна является мужчиной, не имеет ни малейшего значения; важно то, что «лунные» системы родства исчисляются по женской линии, со всеми присущими им проблемами, вытекающими из брачных отношений родных по матери братьев и сестер.
[Закрыть].
Этот эпизод является классическим примером степеней сжатия информации в андской мифологии. Здесь предполагается, что в начале земледельческой цивилизации в Андах яркость Луны угрожала миссии Солнца и это последнее незамедлительно отреагировало. В этот момент с возникновением власти гермафродитного божества между солнцем и луной устанавливается новое отношение, – отношение, знаменующее относительное «понижение в должности» Луны. Временные рамки этого события отмечаются, опять-таки по неотвратимым правилам технического языка мифологии, приблизительно в 200 году до н. э. наличием золы, которую можно найти только вблизи огня (рисунок 6.2). Мы уже видели в инкском обряде умышленного наводнения Куско вариации на тему связи между золой и Млечным Путем (Приложение 1).
Снова подкрепляющее обращение к «Пополь-Вуху» показывает присутствие этих понятий в мифах майя. В них суровые испытания Близнецов продолжаются под началом Владык Шибальбы, которые в то время пытаются сжечь эту пару, но они чудесным образом возрождаются, когда их зола бросается в «реку» и, как и у Близнецов амуэша, попадает под защиту на «дно реки».
Появление огня одновременно с относительным понижением в статусе луны ассоциируется также в андской мифологии (как и в «Пополь-Вухе») с возникновением земледелия. Здесь мы находим представление о том, что в решающий момент появления земледелия бог новой эпохи обучает род человеческий соответствующим методам земледельческого труда, но настолько «магически», насколько не подобает богу выполнять людскую работу. В «Пополь-Вухе» Хунахпу и Шбаламке показывают все процедуры по возделыванию мильпы, но делают это мгновенно, магически. Андский аналог этого события выражается в «Богах и Людях Уарочири», когда Виракоча «в древнейшие из времен» научил людей, как создавать оросительные канавы и земледельческие террасы, «просто словами».
Теперь, в то время как в «Пополь-Вухе» возникновение земледелия Соотносилось с Четвертым Веком, в Андах это событие соответствует Третьему Веку, когда, как писал Гуаман Пома, мы впервые встречаем длинный перечень отличительных характеристик айлью,в том числе создание института брака и строительство первых земледельческих террас. Эти события, конечно, должны быть связаны, если, как и в «Пополь-Вухе»-, начало земледельческой цивилизации происходило одновременно с учреждением брака, когда мужчины отказались от более простых путей ради того, чтобы принять роли мужа, отца и земледельческого работника. Парадигматическим было утверждение Хунахпу «мы останемся, чтобы кормить вас». Кечуанским словом, обозначающим «мужа», было йана —буквально «слуга» [68]68
Смысл как кечуанского слова, обозначающего мужа, так и майяского представления, по данному вопросу по эмоциональному уровню и значению в точности соответствует английскому слову, архитектурные корни которого дословно означают «готовый дом».
[Закрыть].
Мотив волшебного вмешательства Виракочи в обучении человечества искусству земледельческого террасирования интересен не только из-за своего сходства с представлениями в «Пополь-Вухе». Он также относится к особому историческому событию, тому моменту, когда потребовалось массовое включение мужского труда, чтобы строить террасы и системы ирригации, необходимые для земледелия. И время, когда оно произошло, можно определить посредством археологии.Мы сейчас рассматриваем исторический момент складывания «вертикальных архипелагов», которые преобразили андскую цивилизацию. Согласно археологическим данным, первые свидетельства террасирования и ирригации начали появляться в бассейне Титикаки около 500 года до н. э. [69]69
Согласно Колате, земляные работы вокруг Титикаки «по экологическим соображениям» могли производиться не намного раньше 500 года до н. э., самое большее – около 600 года до н. э.
[Закрыть]и затем стали быстро распространяться по всему Андскому нагорью в начале Раннего Промежуточного периода, который отмечен примерно 200 годом до н. э.
Эта дата, конечно же, является той же датой, какую подсказывают мифы посредством изображения предания огню века, ориентированного на луну. Повторимся, мифы указывают на эту дату через упоминание «огня», подпалившего Млечный Путь посредством попадания солнца июньского солнцестояния в его пределы (рисунок 6.2). Стоит также снова упомянуть в этом контексте тот факт, что андская балансирная мельница, туна,была изобретена – и, следовательно, получила свое название – не ранее этого же времени, около 200 года до н. э.
Когда я просмотрел этот материал, я пережил и восторг и тревогу. Антропологически искушенные восприятия, излагаемые «Пополь-Вухом», казалось, повторялись в андском материале: дикий лунный век, преданный огню и смененный ведением полномасштабного земледелия, которое, в свою очередь, стало возможным благодаря социальным преобразованиям, включая брак. Хотя я предполагал на основе этого доказательства, что нечто очень похожее на социальную трансформацию, описанную в «Пополь-Вухе», происходило в Андах, я не находил прямых свидетельств в андском мировоззрении вопроса о матрилинейности или ее месте в тот исторический период. Я подозревал, какая кошка должна быть представлена в андской мысли, но не имел никакой возможности доказать это. К важнейшему вопросу андского представления о матрилинейных обычаях «людей-ягуаров» я подошел ни с чем.
VI
Исчерпав знакомый мне материал и будучи снова увлеченным вечным вопросом, я вернулся к массивной работе Тельо по этнографии и археологии Анд, где натолкнулся на следующий пассаж:
«В фольклоре Кольяо [говорящий на аймара бассейн Титикаки] Лари является призраком, чудовищным котом… Лари, или Уари, – это тот же персонаж, который по сей день играет важную роль в богатом фольклоре Анд… Уари является монстром, вызываемым из озера или места поклонения колдуном или знахарем… который представляет себя в образе кошки, из чьих глаз и шкуры высекаются наружу вспышки огня».
Я никогда прежде не встречал ни один из этих терминов в отношении кошачьих, хотя был знаком с современным названием кота-града, ккоа,призраком, возникающим из источника, как в описании Тельо и на рисунке Пачакути Ямки. Я никогда не думал об уарикак о чем-то ином, чем об имени собственном, относящемся к государству Уари в центральных Андах, но на всякий случай я посмотрел его. Оказалось, это было слово аймара, означающее «не прирученный».
Тут опять была подсказка, что лунный кот – подобно «дикому» человеку, которого «цивилизовали» жители деревни и который сказал, что его матерью была луна, – принадлежал к дикому культурному горизонту. Однако опять-таки снова, не было явного свидетельства, чтобы связать это понятие «дикости» определенно к учреждению брака.