Текст книги "Тайны Инков"
Автор книги: Салливан Уильям
Жанры:
Прочая научная литература
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 32 страниц)
ТРИ МИРА
Я дитя Земли и звездных
Небес, но мое начало в одном лишь раю.
Таинственная эпитафия
I
Историк науки А.Дж. Э. Блейк отмечал:
«Одной из наиболее важных особенностей эпохи является способ, которым она стремится свести знание и опыт человечества в единое целое. Это предполагаетсинергическую деятельность, которая функционирует вне текущих границ осознанного человеческого познания.
Эта деятельность отражена в истории того, что Тойнби и другие называли «цивилизацией«…Каждая цивилизация имеет в своем ядре резерв творческого потенциала, выстроенный из совокупности ценностей. Это означает, что все они являлись мостами между известным и неизвестным».
Основной ценностью андской цивилизации была взаимность. Она остается по сей день действующим принципом местной жизни в андской деревне. Группы людей трудятся сообща, подготавливая нынче другие поля для сева, работая вместе нынче над возведением другой первой хижины для молодоженов. Малые дети собираются в группы. Пока женщины прядут и ткут, мужчины собирают на высоких склонах навоз ламы для использования на сельскохозяйственных полях. Когда наступает время сева, мужчины обрабатывают землю ножным плугом, чаклъей,в то время как женщины опускают в землю семена. Каждый в деревне участвует в ежегодной очистке ирригационных канав.
Идеал взаимности имеет глубокие корни в андской цивилизации, которая стремилась с самого своего начала навести мосты между миром живых и невидимыми мирами, миром богов и предков. Именно предкам боги открыли свой план для человечества. Именно от предков жизнь получила свод традиций и умений, который сделал возможной земледельческую цивилизацию в Андах. Забыть предков, – значит разорвать узы взаимных обязательств, которые обеспечивали благосостояние как живым, так и мертвым в их раздельных способах существования. И таким же образом оскорбить предков, – значит отвергнуть древнее наследие, которым их удостоило царство богов. Без своих мостов к богам и предкам андская цивилизация не могла бы также ни возникнуть, ни выжить.
Эти идеи объективировались в небе. Андская религия учила, что истинность взаимных обязательств человечества покоится со строгой точностью на небесном своде. Великое Деление между миром живых и непознанными мирами было видно в проекции нашей галактики, Млечного Пути. Через эти границы проложены мосты к сверхъестественным мирам.
«Они говорят, что великая река пересекает середину неба, которой они называют то, что мы видим снизу как большую белую полосу и называем Млечным Путем». Так описывал хронист-священник Бернабе Кобо свидетельства местных информантов. В доколумбовых Андах Млечный Путь величался рекой (майу) или,реже, путем (ньян).Это была дорога, по которой проходили и боги, и дух усопших, чтобы добраться до мира живых. Как Кобо, так и Молина в описании мифа каньяри из эквадорских Анд также упоминают гору, называемую Уайкайньян, буквально «путь ламы». И мы видели в описании Авилой небесной Ламы, как о ней говорят, что она «спускается с середины неба вниз по рекам».
Идея о том, что Млечный Путь служил границей между мирами, была некогда столь же широко распространенным среди людей земли понятием, как и идея о том, что было возможно перебросить мост через это деление. Бушмены называют Млечный Путь «пепельным путем» или, правильнее, тропой светящихся ворот. За этим «убеждением» стоит весьма распространенная мифическая традиция, которая запечатлела то время, когда в результате прецессии солнце «вошло» в Млечный Путь, «естественно» погрузив его в огонь, но, по сути дела, открыв «новые пути» контакта между жизнью и другими мирами. «Пепельный путь» является не более, чем скрытой версией мифа о Фаэтоне, детальные разработки которого в Андах можно найти в следующей главе. Аналогичным образом полукочевые наскапи с Лабрадора, чей культурный кругозор был назван мезолитическим, говорят о возможности контакта между мирами по Млечному Пути, который они называют «тропой призраков», или «тропой усопших людей». Души живущих зародились в небе, где они «отдыхают на небесном своде, пока не воплотятся заново».
В западной науке (в попытке понять что-либо об астрономической мысли доколумбовых Анд) принято рассматривать Млечный Путь с точки зрения его функции.То есть для ученых представляет особый интерес проанализировать, как Млечный Путь перемещается через ночное небо и времена года и как его кинетическое «поведение» воспринимается культурой, включившей его движения в календарь и ритуал. Этот подход вполне полезен. Зуидема и Уртон, например, показали, как инки создали весь календарь – определенно связанный с ежегодными работами и сопровождающими ритуалами, имеющими отношение к обращению со стадами лам, – основанный на сезонных положениях того потока Млечного Пути, в котором находится небесная Лама [25]25
В 1530 году, том самом году, когда Писарро отправился из Панамы навстречу своей судьбы, Коперник издал-свои «Комментарии», первое изложение своей гелиоцентрической гипотезы.
[Закрыть].
Однако давнишнее значение этого подхода – который господствует в западных социальных науках – то, что духовная «вера» является в некотором роде раздумьем, кодификацией в ритуале экономически полезной информации, полученной из наблюдения естественного мира. Вариации на эту тему – от Голой Обезьяныдо Удивительной Гипотезы– составляют тьму и присутствуют в представлении человеческого рода в качестве скопления исключительно умных животных. По иронии, сводя обоснованность религиозного опыта к искушенной форме самовнушения, западная социальная наука без особого любопытства окрестила «верой» и выбросила в мусорную корзину то особое измерение человеческого опыта, который лежит в основе человеческой традиции научного исследования.
Именно здесь, в сопоставлении своеобразного синтаксиса технического языка мифологии – где научный факт и духовная ценность находятся в синергическом равновесии, передавая энергию друг другу, – я почувствовал необходимость скептически оценить распространенную традицию западной этнографии, которая относится к мифологическим суждениям, помещающим порядок и смысл в небеса, как к «вере», то есть как к идеям, не поддающимся научному доказательству. Эта традиция, как я начинал уяснять для самого себя, служила своего рода классификационной дырой, в которой исчезли тысячелетия самым тщательным образом сотворенного описания сложного астрономического наблюдения.
Мне казалось просто ошибкой думать о людях, которые не испытали «внушающего благоговение искусства разделения» между душой и разумом, что их «верования» о естественном порядке обязательно извращают их способность делать тщательные эмпирические наблюдения. Вся цель изучения феноменологии естественного мира покоится на установлении диалога с миром духовной ценности. Основа этого диалога лежит в убеждении, что основополагающие принципы естественного порядка несли в себе послание человечеству. Это предположение весьма близко к сути усилий Ньютона и Кеплера.
Для ранних мифотворцев, у которых не было ни письменности, ни сложной математики, язык этого взаимного обмена должен был соединять берега залива между мирами духа и материи, который они стремились преодолеть. Безупречное наблюдение было предложением работы силам просвещения. Миф, записывая именное значение астрономических систем, вовсе не был обязан помещать разделительные знаки на континууме между фактом и убеждением. Астрология предполагала астрономию.
Именно с такими мыслями я подошел к андским знаниям о Млечном Пути. Моя концептуальная выгодная позиция в меньшей степени заключалась в традициях социально-научного исследования, чем в том, что я уже уяснил для себя самого. Я теперь знал, что «потоп» 650 года н. э., то есть прекращение гелиакического восхода Млечного Пути в июньское солнцестояние, было событием исключительной важности для жрецов-астрономов Анд. Я также знал, что они были знакомы с прецессионным движением, что их беспокоило воздействие этого явления на мир живых и что их особенно интересовал Млечный Путь. Я предположил, что «звезды были животными» и что топографические обозначения предназначались для кодирования положения солнца в небесной сфере. Мифы отзывались. Теперь, с андскими представлениями о Млечном Пути, я оказался на поворотах небесной реки, обладавшей рядом таинственных мостов и бродов, в мифологических местах, знакомых любому исследователю мифологии Старого Света. Нашел ли я в Андах учение, которое некогда охватило земной шар?
Поначалу я находил, что один полный значения факт был особенно трудно игнорировать. Для андских астрономов север был «верхом». Для тех из нас, кто живет в умеренных широтах северного полушария, север – это «верх», потому что Полярная Звезда находится высоко в северном небе и потому что зимнее солнце расположено низко в южном небе. В южных Андах северная Полярная Звезда постоянно не видна за северным горизонтом. Наоборот, южный небесный полюс земли находится выше горизонта, и, хотя он не так высоко в небе, как в умеренных широтах, этот полюс мог бы, по крайней мере, быть лучшим кандидатом на «верх», чем север. По сути, солнце декабрьского солнцестояния находится только на десять градусов южнее зенита в полдень на широте Куско (тринадцати градусов южной широты), в то время как солнце июньского солнцестояния заметно ниже, примерно на тридцать шесть градусов от (и севернее) зенита в полдень. На этой широте около четырех часов дня в декабрьское солнцестояние солнечного света больше, чем в июньское солнцестояние. Тем не менее в андской мысли север находился «выше» юга. «Верхний Куско» был северной половиной города. «Высочайшая» гора стояла за июньским солнцестоянием. Северная граница империи инков обозначалась рекой, называемой «самой высокой частью лазурного здания».
На первых порах я игнорировал такого рода данные. Я не мог найти никакого объяснения в литературе, почему в южных Андах север должен был величаться таким образом, и продолжал думать, что я что-то упустил. Я оперировал своего рода смутной гипотезой, согласно которой идеи, воплощенные в техническом языке мифологии, могли спуститься к Андам и дозревать там в течение неизвестного отрезка времени, чтобы в конечном счете оказаться повторно изобретенными для южных широт. Только после того, как я сам наблюдал в планетарии результаты предположения о том, что север был «вверху» («высочайшей» горой, являвшейся самым северным положением солнца в небесной сфере), я начал осознавать, что астрономическая система Анд могла быть пришлой как-то более непосредственно.
Если север был «вверху», тогда «вверху» было также что-то еще: возможность того, что на андскую цивилизацию существенно повлияло учение ошеломляющей древности. И если такое учение продолжало жить и процветать в Новом Свете во времена конкисты, то это подразумевало, что андская цивилизация сохранила, вплоть до самого начала современной эры, ту часть наследия человечества, которая, как мыслилось, существовала лишь во фрагментированном виде среди различных памятников древности Старого Света. Следовательно, поскольку я обратился к андским знаниям о Млечном Пути – зарегистрированной в изобилии и изначально не знакомой испанским конкистадорам информации, – мой разум допускал возможность того, что я мог бы основательно рассмотреть пласт человеческой мысли, заложенный в основных принципах, из которых возникли не только великие религиозные традиции планеты, но также и практика точного научного наблюдения. Мы приступаем на «научной» основе к андскому пониманию сложной геометрий Млечного Пути.
II
Существует ряд серьезных «помех на пути» к пониманию астрономического уровня мифологии. Некоторые связаны с тисками предвзятого мнения о том, что могли знать древние и до какой степени они были способны или заинтересованы распространять свои знания посредством мореплавания. Но среди сущих затруднений нет большей помехи, чем наблюдение сложных явлений в астрономии невооруженным глазом, а затем проблемы, вытекающие из регистрации наблюдений без преимуществ математики или письменное пространство вместе в четырех точках солнцестояния на горизонте,используя тот факт, что солнце находится также «в» двух потоках Млечного Пути. То есть, когда солнце восходит в солнцестояние, то оно находится в одном или другом из потоков Млечного Пути. В данный двадцатичетырехчасовой отрезок, так сказать, в июньское солнцестояние восходящее солнце будет «нести» через небо северо-западный/юго-восточный поток Млечного Пути. В полдень этот поток пройдет (невидимым) через зенит. В полночь той же ночи другой – северовосточный/юго-западный – поток пройдет через зенит. Воображаемое «пересечение»этих двух потоков, видимых наверху ночью в чередующиеся сезоны, дает концептуальную схему для деления небесногопространства на четыре части (рисунок 3.2). Это деление связано, таким образом, с делением на четыре части земного пространства присутствием солнца как «во» Млечном Пути, так и «в» точках пересечения солнцестояний на горизонте.
Один особенно привлекательный аспект этой современной практики, обнаруженной Уртоном, состоит в том, что он является, строго говоря, историческим реликтом.В современную эпоху ни одиниз потоков Млечного Пути не всходит более гелиакически в солнцестояние. Хотя Уртон абсолютно прав, утверждая, что солнце находится «во» Млечном Пути, такого рода наблюдение – одно из тех, что сделано западной наукой, которая может вычислить положение солнца в звездах. Но не индейская практика Анд должна наблюдать (видимые) события гелиакического восхода. Не так-то просто увидеть звезды, через которые проходит солнце. Этот пункт никоим образом не умаляет уртоновские находки, которые были в конце концов основаны на сообщениях, местных информантов. Скорее, это свидетельствует о долговечности в андском представлении идеальной конфигурации событий гелиакического восхода солнцестояния, «вложенных», как это было, в восход потоков Млечного Пути (рисунок 3.3). Это законченное явление невооруженным глазом было видно в последний раз приблизительно 1350 лет назад. Мифы о ламе и потопе возвещают о времени окончания этой идеальной конфигурации. Выводы Уртона, конечно, правильны и, следовательно, более интересны своей силой и долговечностью во времени.
Вторым важным открытием Уртона было то, что в современном индейском разумении Млечный Путь являет собой двереки. Иными словами, таким же образом, каким нам удобно представлять себе Млечный Путь имеющим два «потока», индейская практика в Андах также состоит в употреблении этой метафоры. Согласно одному из информантов Уртона:
«Млечный Путь… в действительности состоит из двух рек, а не одной. Обе Майу с [реки] берут начало в общей точке на севере, текут в противоположных направлениях с севера на юг и сталкиваются головами в южном Млечном Пути. Яркие звездные облака в этой части Млечного Пути представляют собой «пену» (посоку)., образующуюся из небесного столкновения. Эти данные указывают, что небесная Река имеет второй центр, «центр истока», на севере».
Рисунок 3.4а показывает «истоки» Млечного Пути в гелиакическом восходе июньского солнцестояния 650 года н. э. В этот момент, если смотреть на северный горизонт, можно было бы увидеть, как самые северные пределы Млечного Пути простирались через северное небо и изгибались на юг и на восточном, и на западном горизонтах по направлению к точкам июньского и декабрьского солнцестояний в звездах, как показывают рисунки 3.4Ь и 3.4с. (Эти последние две иллюстрации, между прочим, представляют не что иное, как панорамный вид аспектов, показанных на рисунках 2.10а и 2.10Ь.) Таким образом, воды небесной реки (рек) текут дальше, пересекая путь солнца (эклиптического) на пути к своему концу у Южного Креста.
Большое значение работы Уртона состоит в том, как она показывает, вне всякой игры слов, что местные народы Анд обладают совершенным мастерством сезонных ритмов Млечного Пути, мастерством с очевидными корнями в прошлом. Кроме того, в изучении связи между взаимнокардинальным пересечением солнцестояний, которое организует земное пространство, и его небесным двойником в воображаемом пересечении осей зенита Млечного Пути работа Уртона полностью подтверждает сохраняющееся значение в индейском мышлении соединения Млечного Пути и солнц солнцестояния. Наконец, работа Уртона дает еще один пример того, как даже по сей день мышление индейцев Анд воспринимает север как «верх». Это показывает тот простой факт, что реки всегда текут вниз. Поскольку истоки двух потоков небесной реки находятся на севере и сходятся на юге, около Южного Креста, тогда север должен быть «выше», чем юг. И, поскольку реки берут свое начало в горах, в небесах должна также находиться космическая гора, и эта космическая гора должна также находиться в северных небесах.
III
Исследователь устной традиции американских индейцев Джон Бирхорст высказался по поводу «геометрического смещения» местной американской мифологии. Нигде это понимание не иллюстрируется лучше, чем в андском соединении пересечений солнцестояния и Млечного Пути и проявлении этой структуры как организации системы обозначений в мифах о ламе и потопе. Млечный Путь – это единственная «естественная» плоскость в небесах. Другие, такие как эклиптика – видимый ежегодный путь солнца через звезды, – суть мысленные абстракции, продукт накопленных наблюдений, увиденных глазами разума, а не физическим глазом. Видимость Млечного Пути невооруженным глазом и вытекающая из Этого его полезность в качестве средства организации небесного пространства могут отчасти объяснять его важное место в космологических мифах во всем мире.
Но это только половина истории, «левое полушарие» космологического уравнения, которое овладело андским воображением. Млечный Путь был больше, чем просто небесной вещью, хронометрическим инструментом для организации календарей или политически полезных ритуалов. В его светящемся присутствии народы Анд видели наглядное проявление соединения человечества со внеземными мирами. Чтобы понять, как сезонные оси Млечного Пути были связаны с духовным сознанием андской цивилизации, необходимо начать прежде всего с того, что сверхъестественные миры имели имена.
Согласно местным представлениям во времена конкисты, космос состоял из трех областей: пача анак,буквально «мира наверху»; кай пача,«этого мира»; и пача уку,«мира внизу». Аналогичным образом те же понятия сохранялись у аймараязычных обитателей области озера Титикака, которые тоже проводили различие между тремя мирами, также называемыми пача (пачас): алак пача, ака пачаи манкка пача,опять же буквально означавшие «мир наверху», «этот мир» и «мир внизу».
Испанцы беспечно приспособили эти «миры» к христианским понятиям «рая», «земли» и «ада». Исключение из этой практики обнаружено в произведениях испанского хрониста Сантильяна, который, очевидно, слушал немного внимательнее, заметив, что мертвые возвращаются туда, откуда пришли, «где внизу была земля [читай: уку пача];и что тот, кто умер в результате только наказания за воровство или другие грехи, попадает в ад infierno]».
Иными словами, он обнаружил в индейских представлениях различие между судьбой осуждения к «аду» и обычной судьбой для обычных людей, которые попадали в пачу уку,«мир внизу». По сей день многие коренные народы Анд сохраняют то же самое представление с дополнительным разъяснением, что «ад» относится к судьбе блуждания по земле в качестве condenado,«осужденного», а не к какому-то из этого мира или другого.
В конечном счете я пришел к пониманию, что испанские описания индейского представления о загробной жизни были минами-ловушками. Например, лексикограф Ольгин, который интерпретировал индейские знания о трех мирах в соответствии с христианским предубеждением, записал андское народное понятие, вынесенное в эпиграф данной главы: «В этом мире мы отсылаемся с нашей родины в мир наверху». («Кайкачапим анапача льяктанчикманта ауанчананчик».)Если обычные люди попадали в пача уку,«мир внизу», когда умирали, тогда что же они имели в виду, утверждая, что их конечное местопребывание лежит «там наверху», на небе? Кто же заблуждался?
Другие хронисты ассимилировали этот аспект местного представления об анак пача, «мира наверху», с христианским понятием «рая». Кобо, например, говорил, что «те, кого Бог сделал выдающимися людьми и наделил счастливым и преуспевающим положением в этой жизни, без всяких сомнений, попадали в Рай» [26]26
Эта конфигурация может быть изображена подобно шву или канту, разделяющему верх бейсбольной кепки на четыре четверти. При этом кнопка сверху кепки аналогична точке пересечения двух потоков Млечного Пути.
[Закрыть]. Вероятно, один из источников путаницы для испанцев вытекал из того факта, что во времена инков только инки благородного происхождения, как считалось, попадали в анак пача,«мир наверху». Наблюдение Кобо о том, что только «преуспевающий» народ идет в анак пача,логично, поскольку в жестко управляемой экономике инкского мира только инкам благородного происхождения дозволялось значительное богатство. До сих пор тот факт, что основная масса совершенно невинного андского населения отправлялась после смерти в пача Уку,«мир внизу», очевидно, не останавливал их от обращения к небу, когда их спрашивали о конечном местопребывании мертвых.
Так что фактически в испанских хрониках есть два ряда непониманий, простирающихся параллельно: пронизанные христианством предубеждения испанцев, составленные приправой классового сознания, выработанного андской знатью, которая стремилась дифференцировать места конечного покоя знати и крестьянства в миры «наверху» и «внизу», с тем чтобы знать могла оставаться «наверху» рядом богами [27]27
Крикберг отмечает; «Неизвестно, до какой степени сохранившийся миф, пересказываемый нашими испанскими источниками, [в котором судьба индивидуальной души определяется в соответствии с этическими критериями] является результатом христианского влияния. Согласно этой интерпретации праведники отправляются в солнечный рай на небе, в «верхний мир», Анак, Пача,а нечестивцы – в преисподнюю, Уку Пача,в недра земли, чтобы страдать там от мук холода и голода и не иметь иной еды, кроме камней. Использование специфических местных терминов для обозначения верхнего и нижнего миров предполагает, что они являлись местными понятиями; однако, быть может, хорошо, что первоначально деление проводилось на основе скорее статуса, чем достоинств. В поддержку этой гипотезы говорит и альтернативный – и явно более древний – вариант, в котором аристократия автоматически попадает в верхний мир, царство бога солнца, в то время как простые люди – в земные глубины…»
[Закрыть]. И все же, повторимся, эта последняя практика ничего не могла поделать, чтобы отвратить андских крестьян от обращения непосредственно к небу, когда их спрашивают об их местопребывании в загробной жизни.
Ко мне понимание этих очевидных противоречий о местоположении потустороннего мира пришло во время полевого исследования в Перу. Однажды я провел много часов у очага вместе с пятнадцатилетним юношей и его дедушкой. После перевода на испанский связанного со смертью опыта, рассказанного на кечуа его дедушкой, опыта, переполненного духами собак, переправой через «Реку Иордан» и соприкосновением с «воротами», этот молодой человек из деревни Ампараэс проводил меня до дверей. Мы стояли и рассматривали небо, я спросил его, где находилась Река Иордания. Он указал рукой на Млечный Путь в июльском ночном небе, то есть на поток, даже и теперь в местном мировоззрении связанный с декабрьским солнцестоянием, поток, в котором находятся небесная Лама и Лиса [28]28
«Река Иордани» в западной традиции связывается с мифологической небесной рекой Эриданом, которая иногда идентифицируется с другим, сезонным потоком Млечного Пути, на берегах которого находятся псы Ориона. Причина, по которой Эридан идентифицируется с этим потоком Млечного Пути лишь временно, сама по себе есть проблема прецессионная, ибо, поскольку времена изменили отношение солнца к звездам, то для продолжения функционирования первоначальных идей должны были быть выделены новые «притоки». (Эти потребности, однако, не помешали, например, индусам по-прежнему относиться к Млечному Пути как к «основанию Ганга». В Андах данная проблема соединяется с крушением во времена Конкисты местной знати, которая имела «исключительные права» на «северный мост» в период июньского солнцестояния. Возможно, крестьянство неизменно сохраняло воспоминания о временах до учреждения классовой системы (около 650 года н. э. – см. главу 8) и рассматривало в качестве действующих оба потока. То же самое наблюдается в бесклассовом обществе жителей острова Мангая, которые утверждают, что духи усопших могут входить в рай в любое солнцестояние: из северной части острова в июне, а с южной – в декабре. Вопрос теперь состоит в том, что исторически кечуанское крестьянство ограничивалось использованием «южного плацдарма».
[Закрыть].
Многими годами раньше я бы понял своим умом, что я чувствовал в тот момент – огромный шок от осознания того, что древний, тысячелетний способ познания и потребность участия обоих полушарий мозга все еще активно оперируют в душах живущих людей. Дедушка мальчика, когда он находился между жизнью и смертью, проник в духовное измерение мифа и отыскал переправу через майу.
Я узнал бы, что андская мифология и родственные ей формы культуры, такие как ритуал, геометрия и архитектура, создаются по линиям голограммы. Их части буквально не – могут быть поняты в отрыве от целого. В весьма упрощенных выражениях, голограмма создается экспонированием фотопленки по отношению к «соответствующему свету», как из лазера, испускающего лучи на объект. Эта процедура создает трехмерное изображение. Если имеется голограмма, скажем, слона, и нас интересуют его бивни, то отламывание кусочка от бивней просто еще раз воспроизводит целого слона, только более бледно. Всякая часть изображения содержит целое и, чем больше изображение, тем более резким является его определение. Аналогичным образом нельзя «отломать» астрономический уровень мифологии или ритуала, не внося в процесс его духовную матрицу, и, наоборот, нельзя понять андскую духовную жизнь в отрыве от ее астрономического контекста. (Пример того, как отдельный инкский ритуал резюмирует андскую космологическую мысль в целом, помещен в Приложение 1.)
Я пришел бы к оценке того, как строгое геометрическое осознание – «соответствующий свет» – андского совершенного владения движениями Млечного Пути было в состоянии легко отбраковать очевидные противоречия в испанских хрониках и осветить основное значение трех «миров» в андской духовной жизни. Я обнаружил бы, что, таким же образом, каким север был «вверху», а юг «внизу», путь в «мир наверху», анак пача,находится в направлении потока Млечного Пути, связанного с севером и июньским солнцестоянием, а путь в «мир внизу» ведет не в подземелье, а в небо, через поток Млечного Пути, связанный с южным направлением и декабрьским солнцестоянием, вниз по великой реке времени, в направлении к величественной небесной Ламе.
IV
Представление о том, что Млечный Путь связан с конечным местопребыванием мертвых, очень широко распространено среди коренных американских народов. В кратком введении в сравнительную этнографию викторианской эпохи Дэниел Бринтон [29]29
Касаясь своей собственной работы, Бринтон говорил: «Из многих вопросов, представляющих всеобщий интерес, в настоящей книге я пытаюсь решить следующие: Каковы самые ранние представления человека о его собственном происхождении и судьбе? Почему у каждой расы мы встречаем одни и те же определенные мифы, такие как мифы о мироздании, о потопе, о времени после мироздания; определенные символы, такие как птица, змея, крест; определенные числа, такие как три, четыре, семь, и теснейшим образом связанные со всем этим представления?»
[Закрыть]обращается среди прочих и к алгонкинским, крикским и ирокезским идеям о расположении местопребывания мертвых, отметив, что «млечный путь, который по ночам простирается по небесному своду, был, в их разумении, путем, который вел туда и назывался путем душ».
Индейцы крик юго-востока Соединенных Штатов называли Млечный Путь «путем духов». Юманы и луисеньо из Калифорнии называли его «путем призраков». Мокови в боливийском Гран Чако утверждают, что он – река, изобилующая рыбой, где дух мертвых ходит на рыбалку. Североамериканские индейцы фоксы называли его «Уаписипоу …рекой звезд вон там в небе. На ее берегу живут маниту, люди, которые когда-то жили на земле» [30]30
Заинтересовавшись этим специфическим предметом, Бринтон отмечал: «Те, кто жаловались на безнадежную путаницу в [коренных] американских религиях, доказали не что иное, как отсутствие у них самих средств для их анализа».
[Закрыть].
В современных Андах говорящие на кечуа аборигены считают, что дух умерших должен блуждать по длинной дороге, ведущей к бурной реке. Там дух должен нанять дух черного пса, чтобы тот привез его в селение на далеких берегах реки, где живут предки. Только те, кто обращался крайне оскорбительно с собаками при жизни, не могут ее переплыть. Другие вариации включают трудный проход через ворота. Часто река называется Иорданом (еще один пример партизанского синкретизма), которая в представлении Старого Света также идентифицировалась с Млечным Путем.
Эти же понятия появились в чистом виде в испанских хрониках периода конкисты. Искоренитель Арриага сообщал о наличии у «всех народов Сьерры, которые мы посетили», представлений о земле, в которую должны отправляться души мертвых, включая переправы через «великую реку, которую они должны пересечь через очень узкий трап, сделанный из волос; другие говорят, что они должны переправляться с помощью черных псов».
Значение в индейском мировоззрении черных псов, служащих для того, чтобы помогать мертвым пересекать «реку», подтверждается большим числом доколумбовых захоронений, содержащих мумифицированные собачьи останки [31]31
Сравните записи Зуидемы и Киспе рассказа о пережитом предсмертном опыте одной андской женщины, которая должна была пройти в царство «четырехглазых псов, тауа-науи»,с «Ригведой», где путешествие в загробную жизнь в небесное царство Ямы, Царя Мертвых (известного также как Сатурн), было связано с проходом душ, охраняемым четырехглазыми псами Ямы.
[Закрыть]. Арриага трудился над искоренением практики разведения черных псов для последующего их забоя определенно для похоронных целей.
О широком распространении местного американского сравнительного материала Бринтон говорил:
«Как странно на первый взгляд, что гуроны и ирокезы рассказывали самым первым миссионерам, что после смерти душа должна пересечь глубокую и быструю реку по мосту, сделанному из одного стройного дерева, весьма небрежно укрепленному, где она должна была защитить себя от нападения пса. Если бы они лишь выражали это убеждение, оно могло бы сойти за простое сближение. Но атапаски [sic] (чиппеуайнз) также сообщали о великой воде, которую душа должна пересечь в каменном каноэ; алгон-кины и дакота – о потоке, пересекаемом огромной змеей или узкой и обрывистой скалой… У ацтеков эта вода называлась Чикуноапа, Девятью Реками. Она охранялась псом и зеленым драконом, для усмирения которого мертвые были снабжены листами бумаги в качестве дани. Эскимосы Гренландии полагали, что воды ревели через бездонную пропасть, над которой не было иного моста, чем колесо, скользкое ото льда, постоянно вращающееся с медленной скоростью…»
Где же тогда расположена эта преисподняя, и вход в нее и как она может называться «миром внизу» и в то же время находиться на небе, около Млечного Пути? Очевидная информация, особенно в современную эпоху, крайне скудна. Уртон, цитировавший Фока, отмечал, что в эквадорских Андах кай пача(«земля») и пача укурассматриваются как зеркальные отражения. Мы знаем, что это зеркальное отражение простирается до неба, из таких этнографических сведений, как «когда у нас светает для нас, ночь опускается на мир пача уку…»
Во время полевого исследования в Боливии один информант желал особенно сильно, чтобы я отчетливо увидел небесную Ламу. Он прилагал большие усилия, чтобы изобразить ее точное положение, и добавил, что, когда смотришь в небо, видишь задживотного, и что «правая верхняя сторона» – это когда оно находится под землей. Это была важная информация, не только потому, что она давала сведения о том, как виделось это «под землей», но также и потому, что небеса с очевидностью входили в это видение.
Другие крупицы данных, такие как современное представление о том, что жаба (на кечуа анп'ату),наряду с людьми и псами, являются единственными существами, которые обладают душой, переживающей смерть, постоянно приводили обратно к небу, особенно южному небу, где пребывала Жаба, маленькое черное облако вблизи Южного Креста (смотри рисунок 3.5). В современном фольклоре говорится, что Жаба живет в пача уку,внеземном «мире внизу».
Любопытный рассказ зафиксирован хронистом Авилой о встрече бога Виракочи и последнего Инки, Уайна Капака. Виракоча приглашает Уайна Капака в путешествие с ним на Титикаку, послать оттуда эмиссаров в «более низкие области», чтобы отыскать подарок от предков. Уайна Капак соглашается, посылая шаманов кондора, сокола и стрижа, страстно желающих услужить. Стриж-шаман побеждает в гонке и выполняет его распоряжения. Два момента в описанном контексте представляются интересными: во-первых, очевидно, что использование птиц,чтобы добраться до земли мертвых, подразумевает, что эта земля находится в небе; во-вторых, три «птицы», описанные [32]32
Сравни с жертвоприношением собаки «стального цвета» у якутов Сибири, осуществлявшимся для «принца шаманов», обитателя преисподней и западного неба. Вход в преисподнюю, согласно представлениям сибирских шаманов, охраняется псами
[Закрыть]в другом месте у Авилы как «три звезды на прямой линии» вблизи небесной Ламы, являются теми же тремя, которые составляют крестовину созвездия cruz calvarioв период после конкисты. То есть они находятся в хвостовой части Скорпиона [33]33
Согласно Зуидеме и Уртону, Капак Райми начинался 30 ноября (Григорианская дата) и продолжался двадцать три дня, до 22 декабря. Это согласуется с описанием Капака Райми Молиной как двадцатитрехдневного празднества. Молина называл этот месяц «ноябрем», потому что он начинался 18 ноября по юлианскому календарю. Муруа показывает значение в мировоззрении инков декабрьского солнцестояния, указывая на то, что к этому дню они отмечали конец года.
[Закрыть], где эклиптика пересекает Млечный Путь. Эта область, конечно, начала напоминать кандидата на вхождение в землю мертвых, особенно если предположить, что положениеэтих «звезд-птиц» имело какое-то отношение к их ролив качестве эмиссаров в преисподнюю.
