Текст книги "Калтонхолл (СИ)"

Автор книги: С Копылов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 21 страниц)

_____________________________________________________________________________

Оливеру, сыну гончара из Верхнего гончарного квартала, была поручена очень важная задача – он должен был поджигать фитили сосудов с маслом на одном из участков первого прясла стен к востоку от ворот. В его обязанности входило по первому зову подносить огонь воинам и следить, чтобы факел в его руках не затухал. Поначалу его это не очень обрадовало – мальчик мечтал самолично мстить мертвецам за свою семью с оружием в руках, но глава их вспомогательного отряда, одноглазый седой старик Симеон, убедил его в том, что такая помощь не менее существенна. Помимо Симеона и десятка незнакомых Оливеру женщин и подростков, в отряд попал и его недруг, парень по прозвищу Волк. Его отец работал с отцом Оливера в одном цеху, и Волк знал, что случилось с семьей гончара. Он не упускал случая обозвать Оливера ублюдком и сыном изменника, при этом натягивая на свою и без того глупую сопливую рожу отвратительную ухмылку. Оливер не раз кидался на него с кулаками, защищая отца, но сделать Волку ничего не мог – тот был на пару лет старше и намного выше и толще его самого. Старик Симеон советовал не обращать на Волка внимание, говоря, мол, он всего лишь дурак и задира, но сын горшечника не мог не замечать, что и помимо Волка многие смотрят на него с презрением. Слухи в Калтонхолле распространялись быстро.

Слова Симеона о том, что они всего лишь глупые и недалекие люди, которых надо жалеть, а не обижаться, нисколько не убеждали Оливера. Его семью на тракте убили тоже "всего лишь" люди – что, теперича ему и их жалеть надобно? Не проходило и дня, чтоб он не вспоминал то, как это произошло, и его кулаки сжимались в бессильной ярости, а в груди разгорался гнев. Впрочем, не только лишь злость поглощала Оливера, чувствовал он и куда более поганое чувство, которое не мог выразить словами. Оно появлялось, когда он вспоминал, как тати нападают на их подводу, а он сам наблюдает за ними, спрятавшись в лесу, бессильный помочь. Он остался жив в тот день, а отец, матушка, сестренка Лорри, новорожденный братик Ной...

Тати подстерегли подводу гончара, когда Оливер упросил отца остановиться, дабы сходить до ветру. Возвращаясь, он с ужасом увидел, как пятеро оборванных, заросших мужиков окружили телегу, увидел отца, корчащегося на земле... Он хотел было броситься на помощь, но страх сковал его. На его глазах матери перерезали горло, а Ноя один из разбойников взял за ноги и размозжил голову о колесо, отбросив затем тельце в сторону. Лорри попыталась сбежать, но те сволочи настигли ее, сорвали одежду и зачем-то повалили на землю, закинув ноги ей за голову. Что эти изверги с ней делали, Оливер так и не смог понять – один за другим они с ухмылками подходили и наваливались на нее сверху, а остальные прижимали ее к земле, но Лорри было очень больно, ее крик стоял у бедного мальчика в ушах даже когда она затихла, выбившись из сил. Последний же, поднявшись с сестры, заколол ее острогой. Тати даже не взяли почти ничего из вещей – они увели лишь лошадей, перевернули подводу и с гоготом разбросали по округе все, что в ней было. После того, как разбойники скрылись из виду, Оливер долго трясся от страха и тихо плакал между корней вяза, где нашел укрытие. Когда он отважился выйти к телам на дороге, то с ужасом увидел, что с ними сотворили те мерзавцы. Отчаявшись, он бродил среди мертвецов до самой темноты, и тогда произошло самое страшное – они начали шевелиться и медленно подниматься на ноги. Оливер сразу понял, что случилось, и бросился бежать прочь, вновь затаившись в лесу.

Мальчик не помнил, сколько точно времени он провел там, боясь как выйти к неживой семье, так и идти обратно в Калтонхолл, ибо думал, что господин Деннингтон непременно бросит его в темницу за измену. Если бы не караван бородатых низких людей, он бы, наверное, так и помер бы от голода в том лесу.

Теперь же, вспоминая все это, Оливер не мог оправдать свою слабость и трусость, до слез коря себя, что не погиб со всеми. Поглощенный этими чувствами, Оливер почти не испытывал страха в той битве. Поджигая очередной фитиль, он представлял, как в пламени будут корчиться те, кто сгубил его семью на тракте. Самой битвы мальчик практически не видел – не вышел ростом, чтоб глядеть через зубцы и бойницы, лишь летающие вокруг стрелы и сгустки дыма говорили ему о том, что происходит вокруг. Не испугался он и тогда, когда мертвецы полезли на стены и вокруг началась свалка, желание отомстить перевешивало все. Он неизменно оказывался рядом с очередными носилками, снабжая огнем метателей горшков. Один раз он чуть было не погиб, нарвавшись на скелета с вилами в руках, но сумел увернуться и проскочить меж его ног.

Однако положение становилось все хуже, это было понятно и сыну гончара. Тела защитников уже не успевали убирать со стены, зачастую их просто спихивали вместе с останками мертвяков в ужасный навал под стенами. Из отряда Оливера в строю остались лишь старик Симеон, грузивший масло в башне, и пара носильщиков, одним из которых был Волк, который даже в пылу боя не переставал издеваться над Оливером. В тот момент они все находились недалеко входа в первую башню, где мертвецы приставили сразу две лестницы. Принеся полные, но, скорее всего, последние носилки с горючим маслом, Волк вновь напустился на парня:

– Жив еще, крысеныш? – нахально говорил он ему. – Совесть не мучает? Или ты в штанишки уже наложил? Может, вслед за папочкой отправишься?

– Отвали, Волк! – неизменно яростно отвечал ему Оливер. – Не изменник отец!

– Как же!

– И доверили ж тебе в бой идти, отродье предательское! – прошипела сухая немолодая женщина за носилками, вторя Волку. – Как Симеону к тебе спиной поворачиваться не боязно!

Чуть не плача, Оливер бросился было на них, как вдруг вокруг пронесся вздох ужаса и удивления. Воины на стене одновременно уставились на что-то в поле, а Оливер лишь попытался дотянуться до бойницы. Чуть правее, державшие оборону ополченцы внезапно с криками отхлынули в сторону, и в этот момент стену тряхнуло так, что Оливер едва не свалился на мостовую. Над разбегающимися людьми поднялся целый вихрь земли, засыпая стену комьями и грязью вперемешку с частями мертвых тел.

Замахивающийся уже подожженным горшком ополченец выронил его из рук. Он даже не успел испугаться, как жаркое пламя взметнулось вверх, поглотив несчастного. С раздирающим воплем он шатнулся назад и рухнул прямо на заполненные носилки. Полыхнуло так, что Оливера отбросило в сторону. Огненный язык лизнул мальчика, опалив его волосы и одежду и обжигая открытые руки. Весь участок стены до самой башни в миг провалился в преисподнюю. Жуткий вой сгорающих заживо людей врезался Оливеру в мозг, заставив содрогнуться от боли и ужаса. Мимо него, неистово вереща, пробежал объятый пламенем человек, в котором с трудом можно было опознать Волка. Он несся вперед, не разбирая дороги, пока не запнулся за вылетевший из рук мальчика факел и не покатился по стене, словно уголь из костра. Не переставая кричать, он забился на каменных плитах, не в силах сбить пламя. Когда же Оливер сумел подняться ему на помощь, Волк уже не кричал. Больше похожий на тлеющую, отвратительно смердящую головешку, он лишь подергивался на спине, вставив перед собой обугленные руки, лишенные пальцев. Увидев столь ужасающую кончину пусть и недруга, Оливер оторопел. Он застыл перед изуродованным телом, не обращая внимания на подбиравшийся сзади огонь и лезущих не переставая мертвецов. Очнулся он лишь когда его за шиворот вытащил один из уцелевших ополченцев и кинул к остальным, все еще державшим оборону. Но едва мальчик пришел в себя и попытался поднять валявшуюся под ногами палицу, его руки пронзила дикая боль. Оливер впервые присмотрелся к своим ладоням и с ужасом обнаружил, что кожа с них свисает лоскутами, обнажая красную и местами почерневшую плоть, а когда хотел закричать, понял, что и лицо его обожжено до волдырей. С каждым мгновением боль нарастала, становясь невыносимой. Ноги мальчика подкосились и он начал заваливаться на спину, в мозгу Оливера стучала лишь одна мысль – он молил Небо об избавлении от мук. Сейчас он бы отдал все за ковш холодной воды Лоссен на свои руки. Теряя сознание, Оливер успел заметить, как сквозь схватку в их сторону пробиваются светличные и еще пара невооруженных человек со светящимися ладонями.

_____________________________________________________________________________

Положение десятка Вильтона было критическим. Несмотря на то, что злосчастный помост удалось-таки спалить, нежить напирала все сильнее, и передышки не предвиделось. После гибели Осмунда десяток взял под начало командир слева, отрядив двоих человек на подмогу. Но даже при поддержке Пирса и Алессии дела не пошли лучше. Люди устали, многие были ранены и, если бы не выбивающийся из сил светличный, время от времени наведывающийся к ним, вышли бы из строя. Один скелет сумел-таки достать Вильтона заточенной железякой, разорвав ему доспех на груди и задев кожу. Рувору досталось палицей по голове, и если бы не шлем, расколовшийся при ударе, он бы уже не поднялся после него. Руки здоровяка Сила были покрыты ссадинами и глубокими, едва исцеленными послушником царапинами, окруженными бурыми кровавыми потеками.

Помощь соседнего десятка потребовалась, когда на остатки их отряда с небес внезапно набросился один из жутких призраков, до того лишь наблюдавших за ходом битвы. Увидев легкую добычу в лице растерявшихся из-за смерти командира людей, черная фигура словно хищная птица ринулась на нее. Поначалу Вильтон не почувствовал опасности и сам бросился наперерез умертвию, надеясь отомстить за десятника, но его меч попросту прошел сквозь нежить, не причинив вреда. То же самое произошло и с молотом Сила. Раны, нанесенные ополченцами, мгновенно исчезали, растворяясь в темном покрове призрака. Никто оказался не в силах поразить тварь в балахоне, пока тот безнаказанно носился вокруг, нападая на отчаявшихся людей со всех сторон. Когда соседи пришли на помощь, десяток недосчитывался еще одного бойца – жертвой нежити пал новобранец из Иренвига. Он отвлекся на скелета, забравшегося на стену, когда пронесшийся мимо призрак одним взмахом костлявой руки разорвал ему горло. Парень лишь выпучил глаза и беззвучно открыл рот, пытаясь зажать страшную рану, прежде чем скелет столкнул его со стены. Лишь благодаря сохранившимся на малом мече Алессии чарам, умертвие удалось уничтожить. Наемница ловко увернулась от когтей и пронзила тварь, заставив ее хрипло, отвратительно закричать. Магии клинка не хватило, чтобы сразу упокоить призрака, но она сделала его уязвимым – Алессия ударила тварь топором в другой руке, и эта рана не исчезла. Вильтон, подскочив к умертвию сзади, внес свою лепту, разрубая его мечом от плеча, а завершил начатое Сил. Крикнув "Пригнись!", он со всего размаху ударил молотом по оскаленной черепной маске, что заменяла твари лицо, разнеся ее напрочь. Некоторое мгновение на ополченцев смотрел черный провал под капюшоном нежити, а затем балахон упал им под ноги кучей изношенного тряпья.

Вильтон не ручался, но ему показалось, что воительница одобряюще кивнула ему после маленькой победы. Он внезапно понял, что его главное желание сейчас – чтобы эта прекрасная девушка осталась жива.

Тем временем, мертвецам удалось вбить клин между десятками. Вильтону и остальным пришлось медленно отступать к башне под их натиском. Горючее масло иссякло, как и большая часть всего, что было припасено на стенах. Почти не осталось рогатин и багров. Некому уже было сталкивать лестницы на всем участке обороны, и нежить стала одерживать верх. Вильтона сбил с ног особо резвый скелет с цепом для обмола зерна, и если бы не Сил, успевший схватить мертвяка своей могучей ручищей и одним броском об зубец превративший его в груду костей, лавочник простился бы с жизнью. Спустя буквально минуту, он отплатил кузнецу сторицей – закрыл его щитом от мертвого ребенка с ножом в иссохших руках. Третий стражник-новобранец из их десятка получил копье в ногу, и теперь, глухо стоная и вскрикивая на каждом шагу, висел на Пирсе, который, грязно ругаясь, рубил направо и налево наседающих костяков.

Светличным и остальным было уже не пробиться к ним. Вильтон осознал, что этот участок стены потерян, и с надеждой оглянулся назад, в сторону спасительного спуска в башне. Несколько мертвецов преграждали им путь к отступлению, но пока через них все-таки можно было прорваться.

– Кажись, помирать будем... – тяжело дыша, глухо сказал старик Феланий, и, к ужасу Вильтона, никто не стал спорить.

– К башне! Держать строй! – зычно скомандовал Пирс, словно прочтя мысли юного лавочника. Он передал обессилевшего и истекающего кровью стражника на руки Рувору, который и сам с трудом держался на ногах, и вместе с Алессией стал прикрывать отступавших. Феланий, Вильтон и Сил шли впереди, расчищая дорогу.

Они были уже совсем недалеко от входа, Вильтон мог разглядеть испуганных людей из вспомогательного отряда, сбившихся в кучу в темной глубине башни, когда случилось непоправимое. Мертвецам удалось приставить большую лестницу аккурат посередине между сражающимися и входом. Один за другим, мертвяки влезали на стену, окружая и зажимая ополченцев в шаге от спасения.

– Вперед! – отчаянно заорал Сил, врезаясь в строй нежити и положив разом троих взмахом молота. Вильтон и Феланий тоже бросились в атаку. Не устояв под напором рвущихся к спасению людей, мертвецы рассыпались одни за другим. Когда последний обратился в прах, и дорога к башне была открыта, Вильтон с ужасом увидел, как с десяток скелетов уже лезут в проход. У него зашевелились волосы под шлемом от осознания того, что может произойти. Плюнув на все, он рванулся вперед под предостерегающие крики товарищей, но было поздно. Лавочник успел заметить, как кто-то тенью метнулся к подъемному механизму в башне и выбил стопор. Тяжеленная стальная решетка с грохотом опустилась в проход, разделяя живых и мертвых.

– Вот и все... – упавшим голосом произнес за спиной Феланий.

Вильтон в отчаянии взглянул направо, в четырехсаженную пропасть с мощеным камнем дном. Глупо было надеяться, что можно выжить, сиганув туда... Он знал, что решетку снаружи не поднять никак, освободить проход можно было, лишь сломав ее, а времени на это не хватит. Он поглядел на отряд. Феланий уже вступил в бой с мертвецом, но Сил все еще смотрел в сторону спуска потерянным взглядом. Чуть дальше Рувор бил по щеке раненого товарища, не понимая, что тот уже не очнется – его белое, словно мел лицо было обращено к небу. Пирс и Алессия все еще сдерживали натиск мертвецов, не зная, что это бессмысленно. Вильтон ни за что не хотел закончить свою жизнь так, но выбора, похоже, не оставалось. Когда мертвецы вновь окружили их, он вместе со всеми, спиной к спине, принял последний бой, и его трясло от страха.

Пирс погиб мгновенно. В один момент Вильтон видел, как он отчаянно отбивался от мертвеца с топором, а в следующий – его обезглавленное тело заваливалось набок, заливая всех вокруг кровью из обрубка шеи. Над ним возвышался зловещего вида необычный скелет с огромной железной косой и в полном доспехе. Он же попытался достать и Алессию, но той удалось увернуться и самой ударить напавшего.

Пришла смерть и на сторону, где бился Вильтон – на зубцах появился почти такой же скелет, облаченный в отличную броню и вооруженный длинным сужающимся к острию мечом и большим круглым щитом из стали. На наплечниках его доспеха были выгравированы разинутые львиные пасти – Вильтон видел изображения в книгах и знал, что такие носили в глубокой древности. На лишенных плоти конечностях скелета, тем не менее, надежно держались стальные поножи с наручами. Голову мертвеца венчал добротный шлем с гребнем и пластинчатой бармицей. Остановившись на мгновение, мертвый воин внезапно разбежался, двигаясь подобно человеку, а не нежити, и прыгнул вперед, с лязгом приземлившись между ополченцами. В близи он был еще страшнее. От древней фигуры, превосходившей ростом любого виденного Вильтоном мертвеца, веяло мощью и смертью.

Как только враг очутился в досягаемости, Сил с шумным вздохом раскрутил молот, метя ему в голову, но тот с потрясающей ловкостью уклонился от удара, присев и одновременно полоснув мечом по животу кузнеца. Толстенный фартук Сила защитил его, но сила удара поразила всех. Феланий кинулся на мертвеца сзади, заставляя его открыться, и здоровяк, перехватив молот, с силой толкнул воина на зубцы. Любой скелет от такого удара развалился бы по частям, но этот лишь с грохотом ударился об камень и немедленно перешел в атаку. Сил ничего не успел сделать – меч рассек его фартук и ранил до крови, заставив согнуться. От неминуемой смерти его спас Вильтон, яростно рубанув воина со спины. Увы, меч лавочника лишь скользнул по шлему и наплечнику, силы удара и веса клинка не хватило для пробития брони. Скелет махнул своим мечом снизу, даже не оборачиваясь к Вильтону, лавочник подставил свой щит, но удар был так силен, что он отшатнулся назад и, запнувшись о кучу костей, шлепнулся на камни, сбив дыханье. Сил вновь атаковал, на сей раз сверху, вложив в удар весь свой немалый вес. Воин резко повернулся к нему левым боком, и молот пролетел мимо, в каком-то вершке, выбив каменную крошку из зубца. Не успел кузнец опомниться, как скелет прижал его руки щитом и полоснул по ним мечом снизу, а затем быстро крутанулся вокруг оси и вспорол Силу горло. Глаза Вильтона округлились в ужасе, когда Сил выронил молот и пошатнулся, обливаясь кровью. Во взгляде друга, ставшем похожим на детский, читались удивление и страх. Он схватился изувеченными, почти неработающими руками за горло и выбыл из боя.

Сзади на мертвого воина набросился старик Феланий. Он с размаху ударил его булавой сверху, и череп мертвеца мотнулся вперед. На шлеме его осталась внушительная вмятина, но он, как ни в чем не бывало, быстро развернулся к сапожнику, замахиваясь мечом. Поединок длился недолго. Хотя старик держался отлично, совладать с порождением тьмы ему не удалось. В очередной выпад Фелания мертвый воин принял удар булавы на щит, одновременно зажимая ее своим мечом, и тут же отработанным приемом вырвал оружие из рук старика. Стоило отдать Феланию должное – он не растерялся и, немедленно перехватив щит обеими руками, отбил атаку мертвеца, но тот толкнул старика ногой, заставив отлететь на пару шагов. В этот момент Сил с отчаянным хрипом бросился на врага с голыми руками, но скелет отскочил в сторону и снес кузнецу затылок. Срезанный кусок головы влажно шлепнулся у ног лавочника. Сил дернулся, ткнулся лбом в зубец и стал сползать по нему, невнятно мыча. Вильтон к этому времени поднялся на ноги, бессильно наблюдая агонию друга и ощущая чудовищную пустоту в душе. Встал с камня и старик Феланий. Тяжело дыша, он приготовился биться вновь, но вместо этого изумленно уставился на окровавленное лезвие, пронзившее его спину и показавшееся из груди. С его уст сорвался сдавленный стон.

– Нет! – только и успел крикнуть Вильтон, понимая, что это конец.

***

Звонкий холодный ручей бежит среди камней и кустарника где-то в Спорных землях. Проваливаясь сапогами в мягкий песок, обозный служащий имперской армии Феланий подбирается с двумя ведрами к журчащему потоку – его как самого молодого отправили набрать воды для приготовления обеда. Едва он начинает наполнять первое ведро, с трудом удерживая его в руках, ибо их сводит судорога в ледяной воде, он слышит шорох и удивленный возглас на другом берегу. Испугавшись вражеского дозора, молодой парень резко вскакивает, роняя ведра и поскальзываясь на мокром камне. На него обращено самое прекрасное женское лицо, которое он когда-либо видел. Глаза босоногой, по-крестьянски одетой девушки с интересом разглядывают человека напротив. Очевидно, незнакомцы и путники редки этих краях. Она приветливо и миролюбиво улыбается, а Феланий не может отвести взгляд от чудесных ямочек на ее щеках...

В момент, когда меч пронзил его грудь, сердце Фелания не выдержало. Оно трудилось без малого восемьдесят четыре года7, без устали гоняя кровь по телу сапожника. Колотилось как бешеное в минуты страха, почти выскакивало из груди, когда ревущие демоны лавиной обрушились на горстку защитников полевой лечебницы, стучало, отдаваясь каждым ударом в голове, когда молодого сироту принимали на службу Эрафии, замерло, когда Феланий впервые увидел величественный Грифоний Зал в Стедвике, почти прекратило биться на берегу безымянного ручья в Спорных землях... И навсегда остановилось на стене вольного города Калтонхолл в разгар жестокой битвы с нежитью. Ни о чем этом не вспоминал Феланий, падая на раскаленные солнцем и залитые кровью каменные плиты. Одно лишь имя было в его последнем дыхании – Элен.

***

Ярость застила глаза Вильтона кровавой пеленой. Позабыв обо всем, он самоотверженно набросился на мертвого воина. В его голове отчаянно стучала лишь одна мысль – это порождение тьмы должно ответить за содеянное. И пусть Вильтон погибнет в сей час, но он заберет это чудовище с собой! Дико крича, юный ополченец принялся рубить противника мечом, высекая искры из оружия при столкновениях. Ярость придала ему сил, и поначалу даже опытный мертвый воин не смог совладать с ним, отступив на шаг и пропустив пару ударов. Но меч лавочника не в силах был повредить ему, он лишь оставлял царапины на броне да зазубрины на оружии. Видя, что его атаки не имеют действия, Вильтон ударил врага щитом и попытался вонзить меч под челюсть скелета, намереваясь достать до позвонков. Лавочник промахнулся. Скелет ушел от его выпада, заставив провалиться вперед, и тут же нанес удар ребром щита ему в локоть. Раздался хруст, и правая рука, пронзенная чудовищной болью, повисла плетью. Меч выпал из ослабевших пальцев, звякнул о камни и, блеснув лезвием на солнце, исчез за гребнем стены. Вильтон вскрикнул сквозь зубы и поднял щит выше, как учил Осмунд, но скелет вонзил ему меч в самый низ живота, справа. Когда Вильтон почувствовал, как горячее лезвие вспарывает его внутренности и их содержимое проваливается в штаны, страх овладел им раньше, чем боль. В отчаянии, он попытался схватиться за клинок голыми руками, но скелет выдернул меч наружу, провернув в ране. Вильтон шатнулся назад, развернулся и бросился было бежать, но тут же рухнул на стену. Ноги не слушались, из раны текла кровь вперемешку с вонючей слизью. Вильтон с ужасом понял, что умирает. Из последних сил, елозя в луже собственной крови, он повернулся лицом к своей смерти, но скелет не стал его добивать, он лишь окончательно опрокинул лавочника на спину и перешагнул через него, словно тот был лишь препятствием на пути. Чувствуя, как жизнь покидает его, Вильтон погружался в беспросветный мрак. Не было в этом ничего и отдаленно похожего на доблестные смерти книжных героев, лишь подобное бездне всепоглощающее Ничто. Обессилев, он уронил голову на камень и повернул влево. Последнее, что он видел, прежде чем смерть закрыла его глаза навсегда, были кудрявые золотистые локоны в луже крови.

_____________________________________________________________________________

Еще до начала битвы Реджинальд понял, что она кончится плохо. Об этом очевидным образом сказали ему спланированная рассветная атака и могущественная магия, обрушенная на защитников. Он стоял на наблюдательной башенке с остальными советниками, и все больше убеждался в собственной правоте. Валлен Аддерли сосредоточенно следил за полем боя, не отвлекаясь ни на что иное, даже донесения гонцов он приказал выслушивать своему сыну. Арлен явно был польщен таким шагом. Лицо тысяцкого, как и всегда в наряженных ситуациях, было непроницаемо, лишь его привычка теребить меч на поясе выдавала волнение. Сперва рядом с ними находился и сэр Уилмор, но тот вскоре заявил, что может понадобиться в бою, и спустился вниз. Отец Джендри отсутствовал – он потратил столько сил на последнее заклинание, что послушникам пришлось унести его в комнаты и уложить восстанавливаться, ибо он сам был не в состоянии даже говорить.

Если остальные до поры до времени хранили надежду, что нежити не удастся преодолеть стены, то сам сотник иллюзий не питал. Да, он видел, что поначалу защитники теснили мертвецов, но тревожные признаки опасности не остались им незамеченными. Во-первых, нежить обладала подавляющим превосходством в числе. Во-вторых, он заметил, что мертвецы стараются не сколько прорваться в город, сколько связать боем защитников на стенах. Наместник уже дважды отправлял небольшие подкрепления к воротам, где было особенно жарко. Главным же, что не нравилось Реджинальду, был ветер. Он дул с востока, что расстраивало замысел сотника и Валлена Аддерли. Наместник уже несколько раз бросал разведчику вопросительные взгляды, но Реджинальд упорно мотал головой, понимая, что пока план неосуществим.

Когда над первой восточной башней взвился огромный столб пламени, увенчанный едкими клубами черного дыма, разведчик понял, что ситуация выходит из-под контроля. Он не прогадал – буквально через пару минут раздался тревожный сигнал с западных стен, а затем и с восточных. Спустя еще немного времени, прибывшие гонцы доложили о прорыве на западе и новых, доселе невиданных бойцах в рядах нежити. В голове у разведчика сложилась четкая схема: некроманты обозначили направление главного удара, связали боем ополченцев, а затем ввели подкрепления и нанесли ими удар по флангам. Восточный, похоже, еще держался, а вот западный... Даже горн не отвечал с дальних стен. Реджинальд понял, что нежить устремится к воротам, и обратился к наместнику:

– Княже, вылазку делать надобно! Вели к дальним постам подмогу выслать, а нам ворота оборонять следует.

– Я пойду. – коротко сказал Деннингтон.

– И мне придется, видать. – нехотя добавил сотник. – Своими глазами обстановку увидеть надобно. Сдается мне, это лишь приправа, трапеза и не начиналась еще.

Как и следовало ожидать, Деннингтон презрительно скривился от одной только мысли, что пойдет в бой заодно с разведчиком, но наместник, не отрывая взгляд от стен, коротко бросил:

– Добро. Берите два десятка самых опытных воинов, но гномью полусотню не трожьте!

Реджинальд кивнул – он сам упросил наместника беречь гномов Каледдина до последнего, ибо знал, что боеспособнее их отряда в Калтонхолле не сыщется никого. Они спустились к солдатам, и через пару минут тысяцкий уже вел отряд к воротам.

Они успели вовремя – нежить еще не подошла, и Эдрик, тоже получивший известие, успел приготовиться к бою. На коротком совете было решено, что люди начальника стражи примут удар, перегородив единственный не заваленный проход к воротам между стеной города и постом стражи, а отряд Деннингтона ударит во фланг атакующим при поддержке людей с крыши, которые по команде должны будут забросать мертвецов огнем и камнями.

Реджинальд отчаянно надеялся, что людям на восточной стене удастся сдержать нежить, а посланная на запад подмога сможет заткнуть прорыв. Если мертвецы сумеют прорваться в сей час, уже ничто не удержит их, и город будет взят. Необходимо было держаться и уповать на то, что ветер подует-таки в сторону армии некромантов. Сотник видел отчаянное положение на стенах – если справа от ворот еще шел жаркий бой на всем прясле, то слева осталась лишь горстка защитников возле надвратной башни, среди которых выделялись ящеры Лисска и он сам. Правда, нежить пока не могла захватить дальний спуск со стены, ибо он был отрезан бушующим пламенем, но это не слишком обнадеживало. Из укрытия за конюшней, где притаился засадный отряд тысяцкого, Реджинальд мог видеть строй людей Эдрика. Измученные, покрытые копотью солдаты заняли оборонительные позиции, давая шанс Деннингтону обрушиться на нежить с тыла. Сам начальник стражи не стал прятаться за их спинами и встал впереди со своим необычным оружием наперевес. Когда Эдрик поменялся в лице, давая сотнику понять, что нежить уже близко Реджинальд сжал покрепче мечи и приготовился.

Мертвецы ударили сильно. С первых же мгновений схватки они стали теснить Эдрика, нанося ощутимые потери. Реджинальд убедился, что гонцы не соврали – нежить вели опасные существа, похожие на могучих скелетов в доспехах и при хорошем оружии. Сотник насчитал как минимум пятерых таких воинов, а когда увидел, на что они способны по сравнению с простыми мертвецами, встревожился не на шутку. Он понял, что если не атаковать немедля, всех людей Эдрика перебьют.

– Давай! – заорал он, подавая сигнал как людям тысяцкого, так и тем, кто занял позиции на крыше поста стражи. У сотника мелькнула мысль, что Деннингтон будет в ярости за самовольство, но она даже слегка порадовала его.

На сгрудившихся в узком проходе мертвецов сначала полетели горшки с маслом, расстраивая их порядки огненными стенами, затем увесистые булыжники и поленья. Не зря Реджинальд особо отмечал при подготовке необходимость запасов таких метательных средств не только на стенах, но и в городе, в местах предполагаемых прорывов и боев. К атаке подключились и светличные с уцелевшими чародеями, засевшие за конюшней, и теперь поливавшие магией строй мертвецов. Сотник видел, как один из необычных скелетов, бежавший первым, попал под струю магического пламени, которая поглотила его с ног до головы. Тот, превратившись в неживой факел, продолжил нестись вперед, наводя ужас на людей Эдрика, но магия все же взяла верх – буквально перед самым строем людей жуткая нежить рассыпалась углями, оставив лишь раскаленный докрасна доспех после себя. Когда часть нежити оказалась отрезана огнем, Реджинальд ринулся в бой одним из первых. Началось побоище.

Почерневший скелет вмиг рассыпался прахом, едва зачарованное лезвие коснулось его. Второй, низкий костяк в женском платье, лишился сначала черепа, затем руки, и тоже развалился. На смердящий полуразложившийся труп с выпученными глазами потребовалась еще пара ударов. Реджинальд врубился в строй мертвецов, разя направо и налево. Остальные, разделившись на два отряда, обошедших конюшню с разных сторон, тоже вступили в схватку. Конечно, мертвецов нельзя было напугать или обратить в бегство, но это вовсе не означало, что нападение врасплох не дает преимуществ.

Скелет в обрывках кожаного доспеха и истерзанных сапогах попытался достать сотника ржавой сколотой булавой, но не преуспел и повалился кучей костей. Еще один упокоился благодаря чарам на левом клинке. Рывок, и сотник пробился к людям Эдрика. Среди них был хаос, их осталась, дай Небо, половина изначального числа, многие были ранены. Реджинальд сразу увидел, как высокий, облаченный в неполный латный доспех и шлем с гребнем и бармицей из металлических пластин внахлест скелет с мечом и щитом сеет вокруг себя смерть. Если остальная безмозглая нежить могла разве что бездумно размахивать оружием, этот именно фехтовал. Не заметить навыки и подготовку опытного бойца было невозможно. Сейчас с ним сражался курносый худощавый стражник с булавой в руке, но он был явно не ровня мертвецу. Реджинальд ничем не успел помочь бедняге – пока он пробивался к месту схватки, скелет ударил солдата в лицо щитом, расплющив нос и разбив губы, и тут же с чавканьем опустил меч ему на плечо, разрубив до груди. Хотя разведчик и приблизился со спины, мертвец каким-то образом почувствовал его и не дал застать себя врасплох. Он повернулся к Реджинальду, замер на мгновение и бросился на сотника первым. Звякнула отточенная сталь. Сотник был ловчее и быстрее, к тому же, два клинка позволяли ему атаковать чаще и с разных сторон, но скелет оказался не промах. Хотя он и пропускал удары, каждый раз они попадали лишь по доспехам, не причиняя вреда ему самому. Контратаковал он грамотно и даже временами опасно, не давая Реджинальду расслабляться ни на мгновение. Вскоре сотник выяснил и еще одну неприятную особенность. Когда он, памятуя о том, что скелет, пусть и в доспехах, должен весить много меньше самого разведчика, попытался сбить его пинком с ног, стало ясно, что это далеко не так. Похоже, создатель этих тварей позаботился о том, чтобы они сохранили как можно больше полезных черт человека. С первых же выпадов разведчику стало ясно, что запредельного мастерства во владении мечом у мертвеца нет, встречались ему враги куда более умелые, но положение это не облегчало. У мертвого воина не было уязвимых мест, и многие приемы Реджинальда, эффективные против живых, пасовали перед ним. Даже зачарованный клинок постоянно оказывался не удел – он действовал лишь при соприкосновении с неживой плотью, но никак не с доспехами на таковой. Поединок затягивался, и это было не на руку сотнику – вокруг шел бой и была неиллюзорная вероятность получить удар в спину от какого-нибудь чахлого скелета.