Текст книги "Калтонхолл (СИ)"
Автор книги: С Копылов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 21 страниц)
– Озаряет нас Свет Небесный в эту битву! – благоговейно проговорил старик Феланий, не сводя глаз с крыльев.
– Ну теперь-то зададим тварям! – решительно добавил певчий Рувор, любуясь, как золотистые лучи отражаются от меча десятника Осмунда. – Как в песнях иных биться станем!
– Впервые я благодать такую вижу! – восхищенно отметил обычно скупой на эмоции Сил. – И страх как рукой сняло, хвала Небесам.
Вильтон был впечатлен не меньше других, но, обретя вновь способность ясно мыслить, он обратил свое внимание на приближающуюся к стенам серую волну нежити, которая успела пройти треть разделявшего их расстояния, пока люди были отвлечены захватывающей дух борьбой заклинаний. Он сумел заметить, что главный удар мертвецов нацелен на ворота, но и против дальних стен было немало врагов. Мертвецы шли медленно, не укрываясь от начавшегося редкого обстрела из луков со стен, который, впрочем, и не был опасен для исчадий скверны. Даже выстрелы мятника с восточной стены не наносили им урона – там, где огненный снаряд проделывал просеку в наступающем строю, она тут же заполнялась новыми мертвецами. Начался обстрел и со стороны нежити – в сторону города полетели черно-зеленые дымные сгустки, накрывавшие стены зловещими облаками при попадании. Благо, Вильтон видел, как пока что светличным удается сдерживать и отталкивать смертельные снаряды, не давая им задеть людей. Один такой сгусток вскоре угодил в магический светлый барьер совсем недалеко от позиций десятка Осмунда, заставив послушников отца Джендри напрячь свои силы. Когда нежить подошла еще ближе, возле Вильтона о зубец чиркнула первая стрела, сломавшись при ударе. Ополченцы немедленно отпрянули от бойниц, опасаясь случайных попаданий, но вскоре стало понятно, что лучников среди мертвецов ничтожно мало. Наступающих уже можно было отчетливо разглядеть, большинство из них были человеческими скелетами, вооруженными чем попало – от сломанных мечей и копий до простых обломков и хлама, а многие и вовсе не держали в руках ничего. Вильтон отметил, что хотя эти порождения тьмы передвигались неуклюже и медленно, они все-таки были порезвее тех, что довелось повстречать ему в заброшенном остроге. Встречались в строю и мертвецы с еще сохранившейся кое-где плотью, они выглядели еще страшнее и омерзительнее. Многие тащили грубо сколоченные лестницы и помосты, чтобы взбираться на стены. Изредка мелькали в ужасном строю изношенные, ржавеющие доспехи и потрепанное боевое оружие. Вильтон подумал, что байка Фелания про разорение некромантами старых склепов в Иренвиге не лишена доли истины. Когда мертвые подошли почти под стены, десятник Осмунд поправил шлем, поднял щит и скомандовал:
– Ну, братцы, к бою! Щит не опускать! Бить редко, но наверняка! Помните, без лестниц им сюды не забраться, их в первый черед крушите! Кто залез – обратно скидывайте, не давайте развернуться! Друг друга выручайте и прикрывайте! Да озарит нас Свет Небесный и дарует победу сегодня!
После такого напутствия все думы юного лавочника ушли на второй план. Остался лишь Вильтон-ополченец и враг, которого надо остановить – осмысливать же все это нужно после.
Довольно продолжительное время поначалу Вильтон даже не обнажал меч, а носился вместе с остальными по стене с березовой крестовиной в руках, помогая сталкивать прислоняемые то тут, то там лестницы. Приспособления для штурма явно были изготовлены некромантами грубо и наспех, на них не было ни грузов, ни крючьев для закрепления. Хотя десятку Осмунда выпал довольно протяженный участок обороны, первое время его бойцам удавалось полностью его контролировать – ни один мертвец не появился на стенах. Помогали им и люди из башни, подтаскивая и скидывая на голову нежити горшки с горючим маслом. К десятку Осмунда присоединилась молодая девушка с рыбьим лицом – в ее обязанности входило поджигать факелом фитили на подносимых сосудах. Вскоре все поле битвы было окутано густым черным дымом, пропитывавшим воздух отвратительным смрадом, что заставлял безудержно слезиться глаза, и затмевавшим солнечный свет. Башню обороняли самые немощные ополченцы, а также добровольцы из числа женщин и детей. Вильтон с жалостью смотрел на немолодую дородную бабу и хилого чумазого паренька, чаще других таскавших носилки с горшками горючей смеси на позиции Осмунда. Глядя на них, он почему-то вспомнил молодую улыбчивую воительницу из соседнего десятка, и у него в душе зашевелилось странное, доселе неведанное чувство, совершенно неуместное в бою.
Первым раненым в их десятке оказался один из деревенских новобранцев-стражников – стрела задела его голову и рассекла кожу на щеке, оставив пустяковую царапину. Однако, почувствовав на лице горячую кровь, молодой ополченец испугался и побежал за помощью к светличным, отчаянно обороняющимся посередине этого прясла стен.
– Стой, трахни тебя гоблин! – зарычал не своим голосом десятник вслед, и ему вторили двое других новобранцев, но тот продолжал нестись по стене, пока на его пути не встал седоусый наемник из соседнего десятка, что приходил с Алессией в эту ночь. Вильтон не слышал, что тот сказал поддавшемуся панике бойцу, зато видел отвешенную им оплеуху, от которой у стражника мотнулась в сторону голова. Затем наемник развернул труса обратно и пинком отправил его к своему десятку. Здесь его встретил Осмунд, он положил щит и оружие, схватил его за грудки и, встряхнув как тряпку, яростно набросился на бледного ополченца:
– Ты чего удумал, а? Своих решил бросить!? Я за такое сам тебя к мертвецам отправлю!
Тот лишь молча мотал головой, не в силах что-то сказать. Тогда Осмунд толкнул его на место, добавив напоследок:
– Соберись и бейся, трус! Потом исцелят тебя!
К тому времени на многих участках уже завязались бои на самих стенах, громадный численный перевес нежити дал о себе знать. Вильтон сбился с ног, сталкивая лестницы вниз. Крестовина давно переломилась пополам, и ему приходилось орудовать руками. Не раз и не два вскарабкивался он на крепостные зубцы, балансируя над армией нежити, чтобы помочь своим товарищам спихивать вниз лезущих мертвяков.
Неизбежное настало, когда мертвецы подтащили к стене штурмовой помост – длинный, крепко сколоченный накат из бревен и досок, с подпорками посередине и множеством обвивавших его веревок в верхней части.
– Не дайте им приставить его! – отчаянно заорал Осмунд, бросаясь к месту, куда двигался помост. – Ко мне!
Стена напротив штурмовой лестницы вмиг ощетинилась баграми и крестовинами, люди налегли на них телами, пытаясь остановить ее. Но нежить оказалась сильнее. Тяжелая конструкция переломала багры, словно лучины, и с грохотом рухнула на зубцы. Под лестницу в тот же миг были подставлены подпоры, и десятки мертвецов повисли на спускавшихся к земле веревках, не давая сдвинуть помост с места. Именно для таких случаев на стены Калтонхолла до битвы были подняты тяжелые бревна, оставшиеся от построек в полях. Осмунд и Сил, обладавший громовым голосом, одновременно закричали в разные стороны, призывая людей на подмогу. Из башни к ним высыпало человек семь носильщиков, из соседнего десятка примчались седоусый наемник и еще один воин. Взявшись за двухсаженное бревно гурьбой, люди подтащили его, куда нужно, с натужным криком подняли над зубцами и швырнули на помост. Тот затрещал под обрушившимся на него весом, прогнулся, но, к ужасу защитников, выдержал. Бревно скатилось по нему на землю, посшибав лезущую на стены нечисть и разбросав в стороны тех, кто столпился перед лестницей, но это уже не имело значения. Следующее бревно было слишком далеко, и Осмунд, понимая, что рукопашной не избежать приказал:
– Держать строй! – а затем яростно крикнул подмоге из башни: – Тащи масло, живее!
Первым, с кем пришлось биться Вильтону в тот день, стал скелет в истрепанной мешковатой крестьянской рубахе с серпом в костлявой руке. Он бросился на лавочника сверху, и тот, приняв его на щит, оттолкнул от себя. Скелет оказался достаточно ловок для кучи костей, но слишком легок – Вильтон без труда отбил в сторону его серп и с размаху ударил по черепу. Меч лавочника разрубил того до зубов и застрял, тогда Вильтон толкнул скелет щитом под нижнюю челюсть, ломая тому шею. Череп порождения тьмы остался на мече, и обезглавленный скелет зашатался перед лавочником. Вильтон не стал ждать, пока тот развалится на части, и спихнул его ногой со стены на мостовую. Разбив насаженный на меч череп об каменный угол, он бросился на помощь отбивавшемуся сразу от двоих подобных противников Феланию, и вместе они быстро одолели нежить. Справившись, Вильтон обернулся и оказался лицом к лишенному плоти оскалу очередного мертвеца, сохранившего на себе обрывки кольчуги. Тот схватился за щит юного ополченца, и в тот же миг молот Сила, обрушившийся сверху, разнес его на косточки. Другой скелет свалился на кузнеца сверху и вцепился в него своей мертвой хваткой – несмотря на то, что эти ходячие костяки оказались никудышными бойцами, освободиться из их цепких лап было трудно. Вильтон взмахнул мечом, намереваясь отсечь мертвецу руки, но Сил вместе с врагом повернулся боком, и лезвие, разрубив оголенные ребра скелета, застряло в них. Юноша вновь проклял свое неудачное оружие, чертыхнувшись про себя, и решил, что немедля сменит его на более подходящее, как выдастся момент. Сил рванулся из захвата, сломав противнику предплечье так, что левая рука мертвеца осталась висеть, схватившись за его фартук, и приготовился сокрушить врага, но его опередил Рувор, подскочивший с другой стороны. Певчий ткнул мертвеца палицей в затылок, перед глазами Вильтона раздалась голубоватая вспышка, и скелет в тот же миг рассыпался. Похоже, этот был первым, кого Рувору удалось поразить в бою. Нежить лезла на стены нескончаемым потоком, не только по штурмовому помосту, но и по простым лестницам. Кое-где ей удалось прорваться на стены, и положение начало становиться опасным.
– Где масло, орки вас ети!? – разрубая замахивающегося на него скелета от плеча наискось, заорал десятник в сторону башни, проклиная медлительность подмоги, которая давно должна была прийти.
Через пару мгновений порыв ветра, чуть разогнавший висевший над стенами черный дым, позволил разглядеть, что носильщики подверглись нападению прорвавшихся на стены мертвецов саженях в десяти от них.
– Хельга! – вскрикнула женщина с факелом и безрассудно побежала к ним.
– Куды, дурная! – отчаянно рявкнул ей вслед Осмунд. – Вы двое, за ней!
Вильтон и Феланий, к которым был обращен приказ, стремглав кинулись на подмогу носильщикам. Лавочник легко обогнал и пожилого сапожника, и женщину с факелом, первым очутившись на месте. Он увидел, как дородная баба-носильщик, уже раненая в грудь, пыталась неуклюже отбиваться деревянной дубиной от скелета с обломком меча. Вильтон ничем не успел ей помочь – скелет перехватил дубину одной рукой, и пронзил бабе шею своим оружием. Она захрипела, упала на зубец и стала сползать по нему на гребень стены, заливая темной кровью каменные плиты под собой. Мальчишка-напарник с криком бросился бежать обратно к башне, вход в которую все равно был перекрыт решеткой – ее подымали изнутри и лишь убедившись, что опасности для людей в башне нет.
В юном ополченце вскипела ярость, он с размаху перерубил шейные позвонки не успевшему повернуться скелету, снеся ему голову. Тот, опять-таки не упокоился, но из боя вышел, начав нелепо размахивать руками, и Вильтон отпихнул его ногой. Затем он вышиб ребром щита ноги из-под появившегося на зубце рядом другого скелета, заставив его с глухим костяным стуком свалиться себе под ноги. Лавочник запрыгнул на спину упавшему мертвецу, со злым удовлетворением чувствуя, как ломаются кости под его сапогами. Не помня себя и желая отомстить за храбро погибшую у него на глазах женщину, Вильтон сам вскочил на крепостные зубцы. Рядом с ним тут же пролетела стрела, но лавочник, не думая ни чем более, принялся рубить лезущих по лестнице мертвецов. Он пинком в лоб скинул вниз омерзительного вида труп с серой кожей, тут и там висящей лоскутами, обнажая плоть, расколол череп следующему за ним скелету и попытался в одиночку столкнуть лестницу, но та оказалось слишком тяжела.
– Не дури, парень! – словно издалека донесся до него крик Фелания. Вильтон на мгновение обернулся и увидел, что старик уже успел добить оставшихся на этой части стены противников и направляется к нему с крестовиной в руках. За ним стояла женщина с факелом и, закусив губу, со слезами глядела на тело несчастной таскальщицы.
Опомнившись, Вильтон крикнул чтоб она подала ему горшок с маслом. Женщина, хотя и была напугана, выполнила просьбу без промедлений. Взяв в руку увесистый сосуд, ополченец размахнулся и метнул его в землю у основания лестницы. Жаркое пламя, увенчанное жирным черным дымом, стало пожирать мертвецов и смолистые доски. Пылающие мертвецы в жутком безмолвии продолжали лезть наверх, и хотя огонь не причинял им видимого вреда, очевидно, он влиял на чары, поддерживающие существование нежити. Один за другим они срывались со ступенек или замирали на них, не в состоянии забираться выше.
– Мне подсоби теперича! Чего встал? – вновь закричал Феланий, тщетно пытаясь спихнуть крестовиной лестницу со стены. Припадок Вильтона прошел, и только сейчас он осознал, что стоит на виду у всей армии нежити. Стрела, в тот же миг вонзившаяся в его щит, стала красноречивым подтверждением опасности, и лавочник спрыгнул обратно.
– Бессмертный что ли? – сапожник пытался произнести эту фразу как можно строже, но от Вильтона не укрылись нотки одобрения в словах старика. Ответить же он ничего не смог, ибо сердце колотилось так, словно норовило выпрыгнуть из груди. Пот лил с юного лавочника градом, заливая глаза и стекая за шиворот, он чувствовал, как его спина стала мокрой и слиплись волосы под шлемом. Тем не менее, обломав торчавшую из щита стрелу, он подскочил к Феланию, и они вместе налегли на багор, с треском сталкивая лестницу вбок. Расправившись с врагом здесь, они подхватили носилки и быстро потащили их к десятку, который все еще отчаянно сдерживал напор нежити с помоста.
Едва Вильтон с Феланием принесли масло, люди похватали горшки и принялись закидывать ими помост. Женщина с факелом с трудом успевала поджигать фитили на сосудах. Вскоре горшки в носилках иссякли, а штурмовая лестница объялась пламенем от стены и почти на всем протяжении. Бесконечный поток нежити прекратился, лишь изредка потерявшие боеспособность, обгорелые мертвецы выходили к ополченцам, но добить их особого труда не составляло. Тем не менее, пылающий помост почему-то не спешил обрушиваться и прогорать. Когда все масло выгорело, он вновь предстал удивленным взорам ополченцев, дымящийся и местами обуглившийся, но вполне крепкий.
– Какого демона? – озадаченно прогудел Сил, сталкивая очередного лезущего мертвеца. – От него одни угли должны были остаться!
Вильтон тоже не мог понять, почему эта лестница, в отличие от других осадных
приспособлений нежити, отказывалась гореть.
– Кажись, без чар не обошлось! – пролил свет на происходящее старик Феланий, облизывая ссохшиеся в горячке боя губы.
Десятник, не раздумывая ни мгновения, вновь отправил людей за маслом и по живой цепи вызвал мага, что должен был находиться подле светличных. Вильтону было известно, что к каждому пряслу стен были прикреплены для подмоги бойцам по паре светличных и одному ученику Лисандра. Большинство же чародеев было собрано для обороны ворот. К этому времени лавочник уже раздумал менять оружие – он наловчился срубать шеи мертвецов своим мечом, лишая тех боеспособности. Битва продолжалась не первый час, но пока Небо хранило Вильтона и остальных от серьезных ранений. Лишь пара человек из десятка получили незначительные царапины и синяки. Ряды же носильщиков масла, к сожалению, поредели – далеко не одна Хельга пала на стенах, исполняя долг.
Десяток Осмунда держал оборону, ожидая прибытия чародея. Помост вновь был закидан сосудами с маслом, но на сей раз без зажженных фитилей, лишь в самой верхней его части был разведен пожар, чтобы предотвратить захват стен. Почти все ополченцы находились перед помостом, лишь двое стражников-новобранцев были посланы Осмундом столкнуть приставленную в десятке локтей восточнее лестницу. Вильтон видел, как один из них налегает на багор, а второй прикрывает его от лезущей через зубцы нежити. Затем на лестнице появился совсем еще свежий труп рослого мужчины с большим топором в руках, и отчего похожий на лесоруба. Новобранец с багром попытался спихнуть его вниз, но мертвец каким-то образом не только сумел отвести багор в сторону, но и перерубить его пополам. Затем лесоруб оказался на стене и вступил в схватку с новобранцами.
В этот момент самому Вильтону пришлось отбиваться от свалившегося на него горящего мертвеца, и пока они с Феланием разбирались с ним, он не мог наблюдать за полем боя. Едва труп перед ними лишился головы и затих, упав на стену, уши Вильтону резанул отчаянный крик одного из новобранцев:
– Десятник! – лавочник обернулся и с ужасом увидел, что кричавший ополченец с трудом удерживает своего товарища одной рукой, чтобы тот не свалился на мостовую с четырехсаженной высоты, тогда как вторая его рука окровавлена и на ней висит разрубленный пополам щит. Мертвый лесоруб с разбитым лицом неожиданно резво подобрался со спины к Осмунду, оказавшемуся к нему ближайшим, и заносил над ним топор.
Десятник, услышав крик, оттолкнул от себя наседающего скелета с обрывком цепи в руках, и обернулся, поднимая щит, но просчитался. То ли мертвец оказался левшой, то ли мозги его еще не совсем сгнили, но ударил он не справа, а слева вниз. Осмунд успел подставить меч и ослабить удар, но не отразить его. Лезвие топора разрубило бригантину и вонзилось глубоко в грудь возле ключицы. Из страшной раны мощной струей брызнула алая кровь, десятник глухо закричал, выронил меч и повалился на каменные плиты под ногами. Сам Вильтон вскрикнул от ужаса. Мертвец же выдернул окровавленный топор из тела Осмунда и набросился на следующего – трусливого новобранца с раной на щеке. Если бы не Сил, заблокировавший удар и оттолкнувший стражника в сторону, тот непременно лег бы рядом с десятником. К сожалению, все чары на оружии ополченцев к тому времени иссякли, и быстро упокоить лесоруба, чтобы пробиться к истекающему кровью десятнику, было нечем. Ополченцу с разрубленным щитом удалось-таки вытянуть товарища обратно на стену, но их стали теснить мертвецы, поэтому они тоже не могли помочь.
Зато неожиданно вновь поднялся на ноги залитый кровью десятник. К изумлению Вильтона, жуткая рана под его ключицей, на которой проступила розовая пена, почти не кровоточила. На бледном лице Осмунда выделялись глаза, которые светились даже не яростью, а подлинным безумием. Не обращая внимания на разрубленную грудь, десятник подскочил к мертвому лесорубу и, перехватив щит обеими руками за край, с такой силой ударил его по макушке, что голову мертвеца с хрустом своротило набок, разбрызгав вокруг черную, свернувшуюся кровь. Отбросив щит в сторону, озверевший Осмунд схватил лесоруба за кушак и вышвырнул со стены через зубцы, словно тот был соломенным чучелом. Затем он бросился к скелету, с которым бился Рувор, отбил кольчужными рукавицами в сторону мясницкий тесак и вцепился пальцами в пустые глазницы. Он сорвал череп ходячего костяка с позвоночника и с яростью запустил его в появившегося на зубцах другого скелета так, что последний попросту развалился, не успев ничего сделать. С криком "Порублю!" безоружный Осмунд бросился в схватку между новобранцами и мертвецами возле лестницы – там он успел практическими голыми руками разорвать на части еще одного мертвеца и, закачавшись и удивленно взглянув на страшную рану, вновь повалился навзничь.
У Вильтона от увиденного глаза вылезли из орбит. Тяжело, скорее всего, даже смертельно раненый десятник все это время бился так, словно в него вселился демон-криган. Оттолкнув щитом в сторону мешавшегося скелета, лавочник бросился к Осмунду, прикрывая того от наседающих мертвецов. Он перевернул десятника на спину и поразился перемене в его внешности. На его губах появилась такая же пена, что и возле раны, похожее на жуткую маску лицо из бледного стало синюшным, нос заострился, юный ополченец не смог даже нащупать жилу на похолодевшей руке или уловить дыхание. Лишь глаза Осмунда говорили о том, что тот еще жив и даже в сознании.
– Светличных зови! – отчаянно крикнул Вильтон появившемуся рядом стражнику с раной на щеке, а сам со слезами глядел на умирающего десятника, вспоминая, как он хвалил его на тренировках, заботился о своих людях, прощался с семьей перед битвой, обещая непременно вернуться. В груди лавочника сжался комок, и он больше не сдерживал слезы, катившиеся по лицу.
– Светличные! Подмога нужн... – не договорив, стражник внезапно рухнул, как подкошенный, на Вильтона с Осмундом. Из его спины, там, где начиналась шея, торчала стрела. Не помня себя от накативших горечи и страха, лавочник попытался помочь упавшему сам, но тот был мертв. Жизнь молодого новобранца ушла буквально за мгновение.
– Светличные! – раздался громовой бас Сила, но было уже поздно. Беззвучно пошевелив губами, Осмунд испустил дух на руках Вильтона.
_____________________________________________________________________________
Отряд десятника Троя занимал позиции на плоской крыше поста стражи возле городских ворот. Здание было чуть выше стен Калтонхолла, поэтому все поле боя было перед глазами Роба. Из-за того, что под началом Троя оказались очень ненадежные люди – преступники и те, за кого просил отец Джендри, их решено было кинуть на опасный, но не самый ответственный участок. В их обязанности входило обслуживание небольшой самодельной станочной пращи, установленной на крыше поста. Метательная машина состояла лишь из недлинного шеста на шарнире с противовесом на одном конце и привязанного кожаными ремнями ложа для снарядов на другом. Точность у нее была никакая, но перебросить горшок с маслом за стены она была в состоянии. Также на пост была поднята целая куча увесистых булыжников и пара бревен – на случай, если придется отбиваться от прорвавшихся через ворота мертвецов. Сам Трой, прозванный ополченцами за глаза «красавчиком», присматривал за своими шестерыми людьми, не отлучаясь с крыши, еще один доверенный стражник находился на стене напротив, показывая, куда следует стрелять. В отряд входил и один светличный послушник, он создал и поддерживал что-то вроде щита вокруг.
Рука Роба, вопреки его опасениям, почти обрела прежнюю подвижность, хотя и ощущалась временами, словно не своя, и, в общем-то, не доставляла ему неудобств. Много ли сил да сноровки нужно, чтобы вкладывать очередной горшок в холщовое утолщение? Воевать Робу было все равно нечем – отряд Троя снарядили отвратительно, рабочему достался рваный стеганый доспех и ржавая корявая булава на деревянной рукоятке, которая, не сомневался Роб, немедля переломится, попытайся он пустить ее в ход.
Когда Роб на рассвете увидел огромную армию мертвецов, первым его желанием было немедля бежать прочь. Остальные ополченцы, в большинстве своем набранные против воли, тоже подались назад. Лишь обнаженный меч Троя и его обещание снести башку первому, кто дернется в сторону лестницы, заставили людей остаться на крыше. После того, как золотистый свет здоровенных крыльев над городом прогнал страх и битва началась, Роб старался ни о чем не думать. Он лишь подтаскивал горшки с маслом, когда просили, натягивал с остальными веревки, поднимая противовес, и молился, чтобы смерть миновала его. По мере наступления нежити, вокруг все чаще летали стрелы и жуткие черно-зеленые сгустки, накрывавшие смертельными облаками щиты светличных. Каждый раз, когда такой снаряд ударял в пост, приставленный послушник, кряхтя и морщась от напряжения, отводил его вверх. Особенно доставалось надвратной башне – люди там и носа высунуть не могли из-за зубцов. Роб видел, как один такой сгусток, прорвавшись через защиту, окутал дымным облаком площадку над воротами, оставив на ней полтора десятка бездвижных тел в разных позах. Над полем боя, на недосягаемой высоте, стали летать зловещие фигуры в черных балахонах. Изредка они спускались ниже, не атакуя людей, а лишь издавая пронзительный хриплый крик, от которого веяло могильным холодом. Что-то похожее Роб чувствовал этой ночью, когда на стенах началось непонятное движение и пробил неожиданный сигнал тревоги.
По первости натиск нежити удавалось сдерживать. Все поле заволок смрадный черный дым горящего повсюду масла, закрывая обзор. Ориентироваться, куда метать очередной сосуд, приходилось лишь по путаным знакам наблюдателя со стены, да и тому все чаще приходилось обнажать меч и отбиваться от мертвецов, нежели направлять Троя. Временами Робу казалось, что все потеряно – на его глазах волны нежити захлестывали стены то тут, то там, но каждый раз их удавалось отбрасывать ценой жизней защитников. Кое-где под стенами выросли целые насыпи из костей и тел мертвецов, навернувшихся с гребня на мостовую.
Когда масло на стенах стало заканчиваться, и бои развернулись на всем протяжении укреплений Калтонхолла, Роб вновь смог разглядеть поле битвы. От вида неубывающих рядов нежити его душа ушла в пятки. Даже огненные снаряды большого мятника с восточной стены, проделывавшие настоящие улицы во вражеском строю, не могли существенно сократить их число. Мертвецы подобрались к самим воротам и начали срывать насыпанный там защитный вал. Прямо перед Робом на стене кипела жаркая схватка, снизу слышались яростные крики начальника стражи, отправлявшего в бой подкрепления. Посреди этой пляски смерти и разрушений Роб внезапно увидел, как из глубины армии нежити в сторону города понеслись две мощных волны, разбрасывая в стороны всех встречных и вздымая вверх целые пласты земли. От ужаса он не смог выговорить и слова, лишь вытянул руку, указывая товарищам на новую угрозу, и невнятно замычал. Через пару мгновений волны почти одновременно ударили в стены, извергнув ввысь настоящий фонтан камней, земли и мертвецов.
_____________________________________________________________________________
Наблюдая за ходом штурма, Назим выжидал момента, когда у защитников иссякнут запасы горючей смеси, чтобы без лишнего риска отправить в бой свои лучшие творения, ради которых он так долго тянул время. Назим с удовлетворением видел, как его солдаты завладевают одним участком стен за другим, постепенно тесня защитников. Маг по достоинству оценил инициативу Ромулуса, лича, отвечавшего за подготовку осадных лестниц, – он наложил на некоторые из них чары защиты от огня, что значительно осложнило их уничтожение. Назим попросту не подумал о такой эффективной мелочи, готовя общий план штурма. Вообще, Ромулус оказался самым толковым из всех четверых личей, должно быть потому, что при жизни был не недооцененным колдуном, а болотным ведьмаком, одним из соратников Адрианны Огненной, что здорово расстроила планы Назима в свое время.
Когда наблюдавшие за битвой призраки доложили, что огонь у стен стихает, Назим решил, что время настало. Он приказал личам прекратить обстрел и созвал их к себе. Накромант хотел обеспечить своим штурмовым отрядам дополнительное преимущество, попытавшись проломить стены города. Связав защитников боем, он мог подобраться на необходимое для чародейства расстояние. Подойдя ближе, Назим приказал оградить себя барьером и начал приготовления к заклинанию землетрясения по всем правилам магической науки. Он сосредоточился и настроился на потоки энергии в земле под ним, выделяя из них нужный аспект. Настроившись, маг начал читать заклинание и направлять энергию руками. На самом деле, Назим старался как можно реже прибегать к вербальным и соматическим компонентам при волшбе – в его понятии магия должна быть быстрой, непредсказуемой и эффективной. Нельзя давать противнику время на подготовку и контрчары. Но в той битве магу необходимо было экономить силы, поэтому он творил заклинание как прилежный ученик Башни.
Почувствовав, что энергия в его руках достигла максимальной для третьего круга концентрации, Назим припал на одно колено и вбил кулаки в землю перед собой. Две порожденные им волны ринулись на укрепления города прямо через ряды армии и ударили стены по бокам от ворот. Назим с укором себе заметил, что правая отклонилась от намеченного им курса, попав восточнее того места, куда он метил. Когда выброшенная земля осела, и некромант смог увидеть результаты, на его уста легла невольная вызывающая улыбка. Стены стояли незыблемо.
Назим ожидал этого. Собственно, именно поэтому он и не начал битву с заклинания землетрясения. Еще ночью, под покровом тьмы, он подобрался к стенам и прощупал их магическую защиту. Ему удалось установить наличие заградительных чар, но не их природу. Некромант рассчитывал, что в бою они ослабнут, но не удивился, когда наглядный опыт продемонстрировал ошибочность таких предположений. Тогда он решил вновь приблизиться на необходимое для изучения чар расстояние. Едва его отряд двинулся вперед, в их сторону полетел снаряд из требушета, прочерчивая огненную полосу в безоблачном небе.
– Мастер Назим! – раздался предупредительный возглас Кразиса, очевидно, решившего, что маг не замечает опасности.
Назим же видел летящий огненный шар прекрасно. Он успел просчитать его траекторию и понял, что тот не заденет их и даст перелет, но отметил потрясающую точность выстрела для данного типа орудия. Не иначе, на него наложены чары. Одновременно с сотрясшим землю ударом снаряда за их спинами, в сторону мага и его подручных полетели стрелы. Когда пара особо мощно запущенных стрел сумели пробить окружавший Назима барьер, он забеспокоился. Маг немедленно отдал мысленный приказ сопровождавшим лучшим воинам закрыть его своими телами и сделал остальным знак отходить. Назим всегда неукоснительно следовал одной здравой мысли, почерпнутой им из одного трактата о военном искусстве: "Мудрый полководец точно знает, когда идти в атаку, а мудрейший – когда следует отступить". Маг понял, что пока еще рано соваться на передовую. Однако это вовсе не означало, что он собирался отступать ни с чем – в отличие от стен и ворот, вырытый перед ними ров с валом не могли иметь никакой магической защиты. Отойдя на безопасное расстояние от лучников, Назим, проигнорировав пролетевший в опасной близости снаряд требушета, вновь сконцентрировался на потоках энергии. Накопив достаточно магии в руках, он приложил их ладонями к росистой затоптанной траве и завершил заклинание. На этот раз все сработало, как должно – вал перед городскими воротами сначала осел, потом стал заваливаться вперед и, в конце концов, обвалился в вырытый ров, открыв дорогу армии некроманта. Назим не без гордости выпрямил спину и мысленно отправил свои творения в атаку.
