Текст книги "Золотой тюльпан"
Автор книги: Розалинда Лейкер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 23 (всего у книги 41 страниц)
– Хотелось бы верить в это, – невыразительным тоном ответила Алетта.
– Он жестоко поступил с нами обеими. А как он относится к Сибилле?
– Она по-прежнему способна заставить его рассмеяться и продолжает, как всегда, играть роль малютки в семье. И все-таки он не стал даже слушать ее, когда Сибилла попыталась поговорить с ним о тебе.
– К Сибилле я думала обратиться за помощью лишь в крайнем случае. В тебе есть тактичность. А Сибилла, когда хочет получить что-то, часто все портит. – Франческа задумалась, положив руку под голову. – Должно быть, отец ждал суда, когда Питер был здесь в конце августа.
– Он говорил мне, что собирается встретиться с тобой, когда зашел как-то спросить, не слышали ли мы о дате суда. Он сказал также, что вы можете писать друг другу, передавая письма через его приятеля, который живет в Харлеме и ездит по делам в Делфт.
– Да, это так. Его зовут Герард Меверден, он привозит письма Питера в Мехелин-Хейс, и я всегда держу одно наготове, когда бы он ни появился. – Она похлопала сестру по руке. – Ты не объяснила, почему Питер ни словом не обмолвился о том, что случилось с папой.
– Я просила его не говорить тебе. Именно поэтому мы с Сибиллой не передавали с ним писем. Мы боялись, что ты прочтешь между строк и почувствуешь, что дома что-то неладно.
Франческа искоса взглянула на Алетту.
– Не пора ли также рассказать, какую роль играл Питер, позволив продавать в своей лавке твои картины?
– Ты никоим образом не должна обвинять его! – Алетта приподнялась на кровати. – Он хотел, чтобы я с самого начала все тебе рассказала, но я умоляла его не настаивать на таком условии. Я знаю, ты стала бы возражать против моих действий, а я была полна решимости не допустить никаких вмешательств в мои планы. – Алетта закрыла лицо руками. – Но он был прав! Если бы ты узнала и вовремя остановила меня, моя жизнь не оказалась бы разрушенной.
– Алетта, – мягко произнесла Франческа, беря сестру за запястья и нежно отводя руки от печального лица, – тебе ведь только семнадцать. Ничто еще не кончено. Тебя постигла неудача, но все проходит. Возможно, ты допустила нелепые ошибки из-за того, что рисовала слишком поспешно, но этого уже не изменишь.
Алетта покачала головой.
– Я не рассказала тебе еще самого ужасного, что произошло. Отец – еще до того, как вернулся домой – передал с Виллемом записку. В ней сообщалось, что, каким бы ни было решение суда, я никогда не буду рисовать под его крышей. Единственным его желанием стало избавиться от меня. Боюсь, это из-за того, что каждый раз при взгляде на меня он вспоминал, что именно я – причина его заточения в сторожку, где его приковали цепью, словно собаку.
– Моя бедная сестричка!
– Вот почему я не вернусь домой, я так и сказала перед отъездом Сибилле и Марии. – Алетта решительно вздернула подбородок. – Я спросила фрау Вольф, можно ли мне остаться здесь до тех пор, пока я не найду работу, где есть также место для ночлега.
– Но твои картины?
Алетта застывшим взглядом смотрела прямо перед собой.
– Мечта, разбившаяся вдребезги. В данный момент это не имеет значения. Я больше не испытываю никаких чувств. В таком состоянии я нахожусь уже несколько недель, не считая вспышек гнева на всех вокруг, охватывающих меня по незначительным поводам. Во время несчастного случая я даже не испугалась. Мне было все равно, погибну я или останусь в живых.
– Но после ты ведь горевала о пострадавшем и о погибших.
– Должно быть, какая-то последняя искра чувств еще не совсем потухла во мне.
– Пойдем со мной завтра в мастерскую. Я буду одна, потому что Ян уехал. Просто посиди и почувствуй атмосферу студии. После всего пережитого тебе необходимо время для отдыха и исцеления. Один вид прекрасных и спокойных картин Яна станет первым шагом к восстановлению душевного равновесия.
Голос Алетты прозвучал твердо и решительно.
– Я никогда не переступлю больше порог мастерской художника!
Франческа никогда бы не поверила, что Алетта может настолько измениться. Казалось, вся мягкость и нежность растворились в пережитых страданиях, и она превратилась в закаленную сталь.
– По крайней мере, зайди со мной в Мехелин-Хейс, чтобы познакомиться с Катариной. Она – именно тот человек, которого можно расспросить насчет места для тебя. Уверена, что Гет-руд подыщет тебе работу вроде поломойки в богадельнях, но...
– Я, в отличие от отца, не страдаю чрезмерной гордостью, – резко прервала Алетта. – Готова выполнять любую работу.
– Да, так сделала бы и я при необходимости, но ты обладаешь такими способностями, которые заслуживают лучшего применения. Ты шьешь и вышиваешь, делаешь мастерски прически, даже несмотря на то, что собственные волосы просто расчесываешь и укладываешь пучком под различными чепцами, и ты умеешь играть на верджинале, вкладывая в музыку всю свою душу, как Сибилла на своей виоле. Ты могла бы обучать других всем этим искусствам, и, возможно, в конце концов, открыла бы собственную школу.
В первый раз с момента их встречи Алетта улыбнулась, хотя улыбка была довольно слабой.
– Ты всегда находила для меня слова ободрения и утешения.
– Надеюсь, я сказала то, что произнесла бы в данном случае мама.
– Уверена, что так.
– А сейчас, по-моему, нам следует задуть свечу и лечь спать.
Они как будто снова вернулись в детство. Франческа затушила свечу и задернула полог над кроватью, потом они поудобнее укрылись набитым гусиным пером одеялом. Последние мысли Алетты перед тем, как она заснула, были о пострадавшем молодом человеке. Она помолилась про себя, чтобы он выжил.
Утром, когда Франческе пришло время идти в студию, Клара ждала ее, намереваясь, как обычно, сопровождать до дверей дома Вермеров, хотя она знала, что Алетта пойдет вместе с сестрой. Франческа настолько привыкла к подобному положению вещей, что у нее и мысли не возникало о внесении каких-либо изменений, но Алетта придерживалась иного мнения.
– Сегодня вам нет необходимости приходить, юффрау Хейс, – сказала она с такой железной решительностыо в голосе, что Клара машинально отступила назад, уловив сходство с тоном Гетруд, не терпевшей никаких возражений.
– Но я всегда так делала, – запротестовала она, придя в себя.
– В инструкциях моего отца фрау Вольф, – отпарировала Алетта, введенная сестрой в курс дела, – он настаивает – я уверена, что вам сообщили это, – что Франческа не нуждается в дополнительном сопровождающем, когда с ней кто-то из членов семьи, включая и сестру.
– Мне казалось, что там стояло во множественном числе – сестер.
– Нет, в единственном, – уточнила Алетта, хотя и не была уверена в этом пункте. – Я также вернусь с Франческой домой, когда она закончит работу.
– Вы не придете перекусить в полдень?
– Сегодня нет. После того, как я отведу сестру, мне хотелось бы осмотреть Делфт. – Алетта взяла Франческу под руку и быстрым шагом двинулась вперед, чтобы исключить возможность вмешательства Гетруд.
– Не сюда, в другую сторону, – со смехом сказала Франческа, останавливая Алетту и поворачивая ее назад к узкой извилистой улице на восточной стороне.
– Я пришла на Кромстрат дорогой с запада вчера вечером.
– Я тоже, когда впервые прибыла сюда, но – это – кратчайший путь.
Они направились вдоль улицы, по пути Франческа показала дом фрау Тинт, который можно было увидеть среди зданий с остроконечными крышами с моста через канал Ауде-Лангендейк. На площади Алетта поинтересовалась, насколько позже была выстроена новая церковь по сравнению со старой церковью, у которой она слезла с телеги вчера.
– Ну, старая относится к тринадцатому веку, а новая – к четырнадцатому. Вермеры предпочитают бывать в старой, что означает, что я редко вижусь с ними по воскресеньям, так как я хожу с Гетруд и Кларой в новую.
– Ты когда-нибудь остаешься без присмотра этих двух дам?
– Не настолько долго, как мне хотелось бы.
Когда они подошли к Мехелин-Хейсу, Франческа расстроилась, услышав отказ сестры войти с ней в дом.
– Не сегодня, – сказала Алетта. – Это может оказаться не совсем удобным. В любом случае, как я и говорила Кларе, сегодня хочу получить представление о городе, в котором нахожусь, и посмотреть достопримечательности.
– Разумеется, – неуверенно произнесла Франческа. – Я заканчиваю в пять часов в эти зимние вечера, когда темнеет раньше, да и последние полчаса – как только свет становится хуже – просто прибираю в студии.
Франческа вошла в дом, и Алетта ощутила огромное чувство облегчения, оставшись одна и не зная никого вокруг, – незнакомка в чужом городе. Никто не мог окликнуть ее, поздороваться или поболтать с ней и – самое замечательное – не надо было сохранять вежливое выражение на лице, в то время как сердце разрывается на части, когда знакомые из дружеских побуждений начинали расспрашивать об отце, желая узнать, оправился ли он после суровых испытаний. В каждой паре глаз она читала подтверждение судебного осуждения ее как дочери. Им не следовало знать о самонаказании, к которому она приговорила себя. Отказаться от живописи – с разрешения Хендрика или без него – было единственным известным ей способом искупить все, что она натворила.
День был сырым и пасмурным, булыжник еще не просох от вчерашнего дождя. Алетта много времени провела в новой церкви, рассматривая величественное надгробие на могиле Виллема Молчаливого и памятники другим членам семей из рода Оранских. Оттуда она направилась к старому домику, бывшему монастырю, где жил Виллем Молчаливый. Она не рассчитывала увидеть на боковой части лестницы зияющие дыры, где застряли пули убийцы. Пережив соприкосновение со смертью в предыдущий день, Алетта почувствовала, как тот же самый трепет ужаса подступает к сердцу, и поспешно направилась к выходу. Пройдя по мостику через узкий канал, она вошла в старую церковь и, сев в укромном уголке, ждала, пока пройдет ледяной приступ ужаса. За это время она успела передумать многое, включая и то, что рассказала ей Франческа о работах Яна Вермера. Возможно, так как он посещал эту церковь, именно здесь он воодушевился мыслью запечатлеть на своих полотнах точно такой же поток света, что, проникая сквозь огромные высокие окна, заполнял все помещение. Эффект, производимый им на блеклых стенах и лишенных всяких украшений колоннах, а также величественной кафедре проповедника, вырезанной с необычайным мастерством, был просто потрясающим.
Выйдя из церкви, Алетта купила сдобную булочку с изюмом и съела ее прямо в булочной. Этого было вполне достаточно, чтобы утолить ее слабый аппетит. Потуже затянув плащ с капюшоном, девушка пошла по узким улочкам вдоль каналов, сама не зная, куда направляется. Но в четыре часа дождь, который собирался весь день, наконец пошел, и Алетта под тяжелыми каплями побежала к Мехелин-Хейсу. Катарина, узнавшая о ее неожиданном приезде от Франчески, пригласила ее выпить горячего чаю и согреться возле камина.
Алетта, страшась новостей, которые могла бы услышать от безжалостной Гетруд о жертве несчастного случая по возвращении на Кромстрат, спросила Катарину, не знает ли она чего-нибудь о молодом человеке.
– Знаю, – ответила Катарина. – Случившееся стало сегодня предметом разговоров в Делфте, так как молодой человек, о котором идет речь, – единственный сын одного из самых богатых торговцев шерстью. Всего три месяца назад в семье де Веров состоялось большое празднество по поводу того, что Константин – так зовут этого молодого человека – обручился с Изабеллой ван Алевинс, старшей дочерью преуспевающего торговца сыром из Гауды.
– Как он? Вы знаете что-нибудь о его состоянии?
– Жив. Это все, что я могу сказать. Говорят, его отец послал в Амстердам за лучшим доктором в городе. – Катарина помолчала. – Новости плохие. Обе ноги придется ампутировать, а сейчас Константин борется за жизнь. Все это еще печальнее потому, что юноша превосходил всех в парусном спорте и очень активно проводил время.
Алетта неподвижно сидела, пристально глядя на огонь.
– Это не должно было случиться, – с горечью в голосе произнесла она.
– О любом несчастном случае можно сказать так, – тихо заметила Катарина. – Мгновение скорости и глупости может разрушить жизни многих людей.
– Где живет гер де Вер?
– Ты имеешь в виду отца или сына?
Алетта приподняла бровь.
– У них раздельные дома?
– Я говорила, что это – богатая семья. Как раз напротив нашего дома, на противоположной стороне площади находится контора де Вера, а над ней – квартира, которую занимает молодой человек. Его родители жили здесь раньше – до того, как выстроили дом за городом, но прошлой ночью Константина привезли в собственный дом, так как посчитали слишком опасным везти его дальше, в особняк родителей.
Они сидели возле камина, потом Алетта, встав с места, подошла к окну и бросила взгляд через площадь на дом напротив. Все окна – от конторы до чердака – были ярко освещены. Значит, он находится совсем рядом. Алетту неожиданно охватило суеверие, будто, если он умрет, она также погибнет. Возможно, не в физическом смысле, а утратит истинную связь с жизнью и станет сварливой и одинокой, как давным-давно предсказывала Сибилла. Судя по ее поведению в последнее время, она стремительно движется по пути к этому состоянию.
– Твоя сестра рассказала о трудностях, которые ты испытывала дома и о твоей надежде найти в Делфте работу, – сказала Катарина со своего места у камина.
– Да, это так, – Алетта вернулась к своему стулу. – Сегодня я мысленно отметила несколько вариантов. Кажется, у жены булочника не хватает рабочих рук, и я набрела на небольшую лавку, где продают вышитые изделия, в том числе и чепцы, которые я, по-моему, делаю довольно хорошо. Мне хотелось бы приступить к работе поскорее, пока у меня еще есть деньги, чтобы снять где-нибудь небольшую комнату.
– Ты не хочешь остаться у фрау Вольф?
– Я не могу себе это позволить, как бы сильно мне не хотелось жить в одном доме с сестрой.
– У меня есть предложение. Насколько я могу судить по рассказам Франчески, ты – способная молодая женщина. Я подумала, не согласишься ли ты – в качестве временной меры, пока не найдешь чего-нибудь более подходящего, – помочь мне с детьми. Это даст тебе возможность передохнуть, и не придется поспешно хвататься за любое предложение только из-за того, что тебе надо побыстрее устроиться работать. Я не в состоянии платить очень много, и тебе придется делить комнату с Игнатиусом, которому девять месяцев, но каждую неделю у тебя будет несколько свободных часов, и никто в этом доме не ходит голодным!
Алетта была глубоко признательна за предложение, но колебалась.
– Судя по словам Франчески, ваш муж не хотел, чтобы в доме находилась еще одна женщина.
– Верно, но в данный момент его нет дома, и все вопросы решаю я.
– У меня нет опыта в присмотре за детьми.
– Но ты любишь их, правда?
– Конечно, но я хочу быть предельно честной во всем. Мне хотелось бы работать здесь, но, кажется, сейчас мне не хватает терпения, если что-то раздражает меня.
– Тем лучше. Моим отпрыскам нужна твердая рука, – Катарина доверительно понизила голос. – Я, должно быть, вновь беременна. Я еще не знаю наверняка, но меня тошнит без всяких на то причин. Элизабет – хорошая горничная, но у нее достаточно работы, и хоть раз – именно ради моего мужа, когда он вернется, – я буду рада, что моей маме не придется суетиться возле меня.
– Когда вы хотите, чтобы я приступила к своим обязанностям?
– Может, завтра?
– Я переберусь в ваш дом завтра утром, когда приду с Франческой.
Чуть позже в этот вечер Алетта написала Сибилле и попросила переслать сундук с вещами, стоявший уже собранным. Франческа сомневалась как Сибилла и Мария справятся по дому, но Алетта сама подняла этот вопрос.
– Мария не выпустит из рук управления финансовыми расходами, как бы сильно Сибилла ни пыталась завладеть ими, а Грета почувствует себя старшей, лишь на словах уверяя остальных двух в своем послушании. По-моему, мы иногда забываем, как долго она пробыла с нами, сколь многому научилась и какой компетентной экономкой стала. Несмотря на то, что наговорил мне отец, я никогда не покинула бы их в беде, если бы не чувствовала, что они смогут управиться без меня.
Вселившись в Мехелин-Хейс, Алетта обнаружила, что из ее комнаты на третьем этаже в передней части дома открывается вид на особняк де Веров. Как раз в тот момент, когда она выглянула, возле их входной двери остановилась заляпанная грязью карета, с запряженными в нее усталыми лошадьми. Девушка предположила, что это прибыл один из докторов из Амстердама. Предположение подтвердилось, так как человек в обычном черном одеянии врача поспешно направился к дому. Она попыталась догадаться, где расположена спальня Константина. Жилые апартаменты находятся, вероятнее всего, на этаже над конторами. Это означало, что он лежит за окнами, расположенными на одном уровне с ее, так как лучшие покои обычно были в передней части здания.
Дети Вермеров привязались к Алетте, хотя вскоре обнаружили, что у нее железная воля, и она установит дисциплину. Они уважали ее за это, так как выяснили к тому времени положение вещей, и их вполне устраивало существование правил, которым можно было бы противиться в минуты, когда им захочется побунтовать. Своим характером они подтвердили вывод, который Алетта вынесла из собственного детства, – у родителей, любящих друг друга и не скрывающих свою любовь, растут любящие и нежные дети. Они представляли собой сердечную компанию, временами невероятно капризную и непослушную, но в доме Вермеров постоянно слышался смех, и Алетта внешне наслаждалась теплой атмосферой, Хотя внутренне оставалась застывшей и опустошенной. Ян Вермер нравился ей так же, как и его жена, так как относился к ней с необычайной добротой, но она старалась по возможности не попадаться ему слишком часто на пути; хотя ей казалось, что он не имел ничего против ее пребывания в доме, зная, что это всего лишь временная необходимость.
В конце концов, выяснилось, что Катарина не беременна, а страдает какой-то необычной болезнью, и от сильной головной боли ее иногда тошнило так, что она не могла подняться. Были дни, когда она не вставала с постели, но затем наступало улучшение, и Катарину наполняла надежда, что она поправится, и у нее хватит сил печь и готовиться ко дню Святого Николаса.
– Я уже начала готовить выпечку, – сказала ей как-то утром Алетта, – а девочки помогают мне, так что одновременно я учу их. Даже Беатрис снимала шелуху с миндаля после того, как его окунули в горячую воду.
В конце концов, Алетта подготовила все для праздника, включая подарки для детей, так как Катарина еще не настолько хорошо оправилась, чтобы самой делать покупки. Алетта с Франческой также сделали или купили всем членам семьи подарки и послали домой небольшой пакет, в котором находились подарки от них обеих всем домочадцам.
– Ты бы не ставила мое имя на модных пуговицах для куртки, что предназначены папе, иначе он никогда не воспользуется ими.
– Как бы то ни было, я надписала подарок, – ответила Франческа, – а когда я приеду на Рождество, то сама пришью их на его лучшую куртку, если это еще не будет сделано.
До сих пор у Алетты было столько дел в доме Вермера, что она не имела времени поискать какую-то другую работу, да и Катарина все еще нуждалась в ее помощи. Она ни разу не вошла в студию, но нередко задерживалась перед картинами на стенах дома, высоко оценивая полотна как Вермера, так и других художников. Совершенно отстранившись от живописи, она рассматривала эти произведения искусства так, как будто никогда не прикасалась к кисти сама, не в состоянии ощутить до конца чувство потери, которое – Алетта чувствовала это – разрывало ее внутри.
Не проходило и дня, чтобы не произносилось несколько слов о больном в доме напротив. Его мать постоянно находилась возле постели. Так как он потерял очень много крови, она отказывалась позволить кому-либо делать дальнейшее кровопускание, и двое из докторов в ярости уехали. Предписывались всевозможные снадобья, призванные помочь молодому человеку восстановить силы, многие – отвратительные на вкус.
– Ты не помнишь составные части того наваристого бульона, который мама обычно давала нам во время болезней? – спросила Алетта Франческу, узнав о тщетных попытках возродить к жизни пострадавшего.
– Да, я довольно часто варила его, оставшись старшей в доме. Понадобится мозговая косточка, яйца и все остальное, включая достаточное количество подходящих специй, способных возбудить самый сильный аппетит. Полагаю, я догадываюсь, что ты задумала.
– Я знала, что ты поймешь. Если мы сварим бульон и преподнесем его де Верам в качестве подарка накануне праздника Святого Николаса, никто не сможет посчитать наши действия дерзкими и воспринять это как оскорбление.
– Я согласна с тобой. Великолепная идея! Я куплю все необходимое.
– А я спрошу Катарину, можно ли сварить бульон у нее на кухне. Уверена, что ты не хочешь просить одолжения у Гетруд!
Катарина не только с готовностью дала разрешение, но и настояла на том, чтобы они воспользовались ее специями, что сократило расходы. В назначенный день Франческа записала составные части, чтобы подарить рецепт вместе с отваром на случай, если фрау де Вер захочет еще приготовить его для своего прикованного к постели сына.
Вечером Алетта в сопровождении Яна пересекла площадь с горшочком отвара в руках. Вермер предложил представить ее, так как он знал родителей Константина – они несколько раз покупали картины из его галереи. Франческа к тому времени уже отправилась с Кларой на Кромстрат.
– Пусть это будет твоим подарком, – сказала она сестре. – В конце концов, именно ты предложила это.
Вход в жилые помещения де Вермеров находился рядом со входом в контору. Яна с Алеттой пригласили войти и подняться на второй этаж, где родители Константина, чета того же возраста, что и ее отец, любезные и обладающие чувством собственного достоинства, приняли их в великолепно обставленной комнате.
– Как мило с вашей стороны, – сердечно произнес гер де Вер, когда Алетта объяснила цель своего визита. До этого она видела его только раз на расстоянии, входящим или выходящим из здания, и сейчас, очутившись в тесном соседстве, заметила напряженное выражение на лице, оставленное трагедией, постигшей его сына.
– Ваше внимание гораздо приятнее, чем вы можете себе представить, – сказала Алетте жена де Вера. – Друзья и соседи очень помогли нам своей поддержкой, но мысль, что вы – находившаяся, как я знаю, в дилижансе во время столкновения, – пришли с пожеланиями скорейшего выздоровления нашему сыну, глубоко тронула меня. За те долгие часы, когда я сидела у окна, пока мой сын спал, я видела, как вы и ваша сестра входите в Мехелин-Хейс и выходите из него. – Она опустила взгляд на рецепт бульона, переданного ей Алеттой вместе с горшком, который унесли на кухню. – Мне кажется, что Ваш рецепт очень похож на тот бульон, который часто готовила моя бабушка. К сожалению, я не смогла отыскать его. Я знаю, что он великолепен.
– Как самочувствие вашего сына?
Женщина переглянулась с мужем, как будто отвечать на подобные расспросы с каждым разом становилось все труднее.
– Он по-прежнему в тяжелом состоянии и почти все время спит. – Голос ее задрожал. – Больше всего я боюсь, что он лишится рассудка.
Гер де Вер поспешно прервал ее.
– Дорогая, я же советовал тебе не думать об этом.
– Но как я могу не думать? – взволнованно воскликнула фрау де Вер, обращаясь как к нему, так и к своим посетителям. – Константин выдержал такую борьбу за жизнь, но как только он обнаружит, что ему ампутировали обе ноги, он испытает ужаснейшие душевные муки. Он был таким отличным спортсменом.
Ян сочувствующе кивнул.
– Никто не мог сравниться с ним на льду или в игре в лапту, когда он с силой ударял по кожаному мячу.
Женщина приложила к глазам платок.
– Но больше он никогда не сможет сделать это вновь.
Ян с Алеттой поняли, что пора откланяться. Фрау де Вер еще раз поблагодарила их за то, что они пришли.
– Я поднимусь наверх и дам сыну немного вашего бульона. Я думаю, его уже подогрели и подготовили.
Гер де Вер проводил посетителей до дверей. Он повторил благодарность жены, но не предложил, чтобы кто-нибудь из них навестил их еще раз, впрочем, они и не ожидали приглашения. Когда гости ушли, де Вер медленно поднялся наверх. Он был рад небольшому разнообразию, которое доставил его жене этот визит, так как их обоих потрясла еще одна плохая новость, полученная всего час назад и которую им придется хранить при себе какое-то время.
Перед тем, как лечь спать, Алетта пару минут постояла у окна, как делала всегда, глядя на дом напротив. Фрау де Вер выказала живой интерес к бульону, и девушка была уверена, что его будут готовить постоянно, если Константин, подобно другим больным, оценит его приятный вкус и ценные свойства.
– Ты должен жить, Константин де Вер, – прошептала она. Потом задернула шторы и подошла взглянуть на спавшего в кроватке Игнатиуса.
Он был спокойным ребенком и редко просыпался по ночам. Алетта наклонилась поправить одеяло, и тихонько звякнуло небольшое ожерелье из кораллов, висевшее над кроваткой. Оно являлось фамильным наследием, типичным для большинства семей, и постоянно передавалось от ребенка к ребенку, так как коралл, как известно, обладает целительными свойствами и отвращает болезни. Днем она заправляла ожерелье под рубашечку Игнатиуса, а когда он подрастет и перестанет грызть кораллы – как делают все младенцы, то будет носить его поверх платья до тех пор, пока ему не исполнится пять лет – возраста, когда мальчиков переодевают в штаны. Если же до этого времени у Катарины появится еще один малыш, то кораллы перейдут к новорожденному.
Если бы коралловое ожерелье семьи Виссеров не перешло к Сибилле, которая хранила его сейчас, пока у нее не было детей, в сундуке, оно до сих пор оставалось бы у Алетты. Она могла бы отнести его в дом напротив и попросила бы положить Константину под подушку, как делали иногда, когда заболевал взрослый человек. Но так как ожерелья у нее не было, ей оставалось только довериться мудрости врача и рецепту бульона. И ничто не могло уменьшить страстность ее молитв за него – ни тех, что она произносила в старой церкви, которую посещала вместе с Вермерами каждое воскресенье, ни тех, которые читала перед сном дома.
Питер ехал в Делфт. После ночи Святого Николаса год назад, когда он принес гиацинт в дом Франчески, он не собирался упускать возможность повидаться с ней и в этом году. Юноша решил отправиться верхом, так как после затяжных дождей наступили холода, от которых дороги стали твердыми, а лужи покрылись сверкающим льдом.
Питер видел Франческу только один раз после того, как заходил в дом Вермеров во время празднования дня рождения. Это было в то время, когда Хендрик все еще находился в тюрьме, и Алетта умоляла его не сообщать сестре о затруднительном положении отца. Они договорились через Герарда о встрече. В то августовское утро Франческа ждала его у остроконечных башен восточных ворот. Как только он появился в поле зрения, она бегом бросилась по мосту навстречу ему – стройная фигурка в зеленом платье и соломенной шляпке. Франческа захватила с собой принадлежности для эскизов, являющиеся официальной причиной отсутствия весь день, хотя она доверила Катарине свою тайну.
Питер посадил девушку к себе на лошадь, и они поскакали за город, где можно было побыть наедине. Это был чудесный пикник, с бутылкой вина, привезенной Питером. Он наблюдал, как Франческа делала наброски сияющего канала и простиравшегося за ним поля, видневшихся вдали жнецов и красной ветряной мельницы, которая, казалось, главенствовала над этим мирным пейзажем. Он любовался очаровательным лицом девушки, поглощенной работой над рисунком, солнечным светом, запутавшимся в ее великолепных волосах и беззащитной красотой шеи над белым батистовым воротничком.
Были и минуты нежности, когда они лежали, обмениваясь любовным шепотом, в высокой траве, полной полевых цветов и порхающих бабочек с яркими, как драгоценные камни, крылышками, казавшимися в солнечном свете прозрачными. Питер целовал ее губы, лицо, шею, соски бледных грудей, испытывая боль от желания обладать ею. Один раз он с такой тоской уткнулся лицом в колени девушки, крепко обхватив ее бедра, что ощутил ее дрожь и задохнулся от страсти. Но Франческа поднялась и, взяв его голову, притянула к себе и нежно поцеловала в губы. Ее широко распахнутые глаза говорили, что еще не время, не важно, как сильно не хотелось бы им этого.
Когда наступил час прощания, Франческа дала ему свой портрет, нарисованный Яном по ее просьбе в свободную минуту. Рисунок был совсем небольшим – только голова и плечи, но поражал совершенным сходством. Чтобы он не помялся, Франческа хранила его в кожаной папке. Питер положил подарок в карман куртки у сердца.
– Передай мастеру Вермеру мою благодарность, – сказал он, обнимая девушку. – Когда он напишет твой портрет красками?
– Катарине хотелось бы, чтобы он занялся этим, потому что, когда у него выпадает редкая свободная минутку, это время не всегда удобно для нее, так как приходится бросать домашние дела и позировать ему.
– Так когда же?
– Он никогда не пожертвует моими рабочими часами в мастерской.
– Тогда напиши автопортрет.
На губах ее промелькнула дразнящая улыбка, но глаза оставались серьезными.
– Не сейчас, – сказала она с тем же теплым обещанием, с каким сдержала его страсть до этого.
Вскоре они начали обычную, хотя и прерывистую переписку, его услужливый приятель Герард всегда сообщал, когда намечалась поездка в Делфт. Это был обмен любовными письмами. Никогда раньше Питер не изливал на бумаге свои самые сокровенные чувства, как делал это сейчас в посланиях Франческе, и оба они обнаружили, что старая поговорка: «Разлука способствует влечению сердец» – действительно права, правда, глубина и богатство любви, которую они уже испытывали друг к другу, намного превосходила простое влечение.
Сейчас, этим зимним вечером, Питер в сумерках въехал в Делфт. Звуки веселья и детский смех доносились из большинства домов, пока он проезжал по узким улицам. Он намеревался остановиться в таверне. В первый раз он останется в Делфте на ночь, прежде он до темноты покидал город и проводил ночь в придорожных гостиницах. Сейчас Питер приобрел уверенность, что до тех пор, пока он остается незнакомым человеком в Делфте, он не подвергает Франческу опасности.
Таверна оказалась переполненной, и ему пришлось ждать, пока жена хозяина за стойкой обратит на него внимание.
– Простите, господин, – сказала она в ответ на его просьбу предоставить ночлег, – но сегодня ночь Святого Николаса, и все комнаты заняты приехавшими на семейные празднества. Вы убедитесь, что и в остальных гостиницах города положение точно такое же.
