Текст книги "Золотой тюльпан"
Автор книги: Розалинда Лейкер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 38 (всего у книги 41 страниц)
И все же опасность казалась очень далекой в мирной атмосфере Старой церкви, где Константин стоял рядом с Алеттой, передав на время костыли другу. Франческа подумала, что никогда сестра не выглядела красивее, чем сейчас – в платье из сине-зеленого шелка, с фиалками в гладко зачесанных прекрасных волосах, с сияющими жемчужинками в мочках ушей и таким же ожерельем на шее – свадебным подарком Константина. Конечно, обе сестры хотели бы, чтобы Сибилла тоже присутствовала здесь, но, несмотря на все усилия Хендрика и Питера, не удалось обнаружить следы сбежавшей парочки.
Это была тихая свадьба. Ян Вермер сопровождал Алетту в церковь. Катарина сидела рядом с Франческой. Дети Вермеров, кроме старшего сына, проходившего ученичество, и Игнатиуса, который простудился, тоже находились в церкви. Со стороны Константина присутствовали только родители и несколько близких друзей, включая и того, с кем он консультировался по поводу разведения чистокровных лошадей – дела, за которое собирался взяться незадолго до несчастного случая. Когда звуки органной музыки заполнили церковь в конце церемонии, Константин снова взял костыли. Покачивающейся походкой он неторопливо пошел рядом с изящной невестой, оба радостно улыбались присутствующим. Если Алетта и бросала порой взгляды украдкой по сторонам, заметили это лишь немногие, и только ее жених и сестра знали, кого она тщетно ищет.
Отбыли последние участники свадебной церемонии, Хендрик, сидевший все это время в боковой молельне, вышел из церкви. Во время рождественского пребывания дома Франческа умоляла его приехать на свадьбу, но упрямство и гордость не позволяли ему сделать первый шаг к примирению с Алеттой. Он убеждал себя, что приехал только ради Анны, отказываясь признать, что поступил так из-за сильного удара после утраты связи с Сибиллой.
Так как в Делфте его никто не знал, а Франческа осталась на свадебный пир, Хендрик зашел в галерею Вермера, надеясь увидеть кое-какие работы дочери и ее учителя. Девушка, оставленная за старшую, сообщила ему, что мастера Вермера нет дома, а она – Мария Вермер, его старшая дочь.
– Вы хотели бы что-нибудь купить, господин? – спросила она. Услышав, что его просто интересуют выставленные вещи, она предоставила ему неограниченное время.
– Которые из них написал ваш отец?
– Здесь нет ни одной его картины.
Хендрик выразил разочарование и медленно направился по галерее, пока не остановился перед картиной, в которой сразу же признал работу Франчески. На ней была изображена приятная благородная женщина в розово-красном платье, с улыбкой подходившая к мужчине, стоявшему спиной к зрителю. Картина поражала безупречным соотношением движения и покоя, называлась она «Возвращение домой». Хендрик не мог оторвать глаз от полотна. Он заметил, что его охватывает дрожь от красоты произведения, и с трудом верил, что это они с Анной породили такой талант. Мария, заметив, что Хендрик пристально рассматривает картину, подошла и встала рядом.
– Отец много разъезжает, торгуя произведениями искусства, и здесь изображено, как моя мать приветствует его после очередной поездки.
– Она прекрасна, – хрипло произнес Хендрик.
– Картина не продается, – извиняющимся тоном сказала девушка, подумав, что он решил купить.
– Почему?
– Она предназначена для представления в Гильдии весной, но до этого отец повесил ее здесь в надежде привлечь заказы на будущее для своей ученицы. На столе есть несколько офортов, выполненных той же рукой. Может быть, вы хотите взглянуть?
Хендрик внимательно просмотрел работы. На всех были виды Делфта, за исключением одной, на которой он увидел свою собственную мастерскую с распахнутыми окнами. И все же он не решался уходить.
– Я так много слышал о работах мастера Вермера. Мне говорили, что после смерти Карла Фабрициуса было объявлено, что ваш отец не уступает по мастерству великому художнику.
Мария кивнула, заинтересовавшись тем, что имя отца известно за пределами Делфта.
– Здесь о нем очень высокого мнения. Члены Гильдии и другие сановники постоянно спрашивают его совета при оценке и продаже произведений искусств. Недавно его попросили оценить от их имени целую партию картин итальянских мастеров, предназначенных для продажи на аукционе, и отец обнаружил подделки к ярости негодяев, замешанных в этом деле! – Мария помолчала. – Могу я спросить, откуда вы приехали, господин?
– Из Амстердама.
– О, издалека! В таком случае, раз вы очень интересуетесь работой моего отца, я уверена, что могу показать вам одну из его картин.
– Это будет честь для меня.
Девушка открыла дверь в жилые комнаты и провела Хендрика в довольно большую приемную, где, вероятно, принимали особых посетителей. Картина висела в одиноком величии. Он тут же узнал ее по описаниям Франчески. Припомнив, что говорила дочь о внешности учителя, он обратил внимание на слегка вьющиеся волосы изображенного на полотне мужчины и решил, что это, скорей всего, сам Ян Вермер, запечатлевший себя сидящим в студии спиной к зрителю в костюме, модном, наверное, лет сто назад, и позаимствованном, вне всяких сомнений, из сундука мастерской, и в плоской бархатной шапочке, надвинутой набекрень. Кисть художника застыла на мгновение в воздухе, а сам он смотрел на модель, готовясь писать венок из лавра – символ вечности, венчающий хорошенькую головку женщины. Освещенная изумительным потоком льющегося в окно света, она стояла в мантии из голубого и бледно-желтого шелка, позируя, как муза Клио, покровительница истории. В руках она держала книгу и золотистую трубу. На стене за ней висела древняя карта Нидерландов с иными, чем сейчас, границами. Во всем чувствовалась аллегорическая дань искусству исторической живописи, даже труба символизировала победную песнь мастерству художника.
Хендрик с просиявшим лицом высказал свое одобрение. Мастер Вермер был близок ему по духу. Он был почти уверен, что узнал в модели ту же самую женщину, что и на картине Франчески, только немного моложе.
– Это фрау Вермер в образе музы? – спросил он Марию.
Девушка негромко рассмеялась.
– Отец говорит, что это его секрет. Как может быть моделью его жена, когда сюжет картины отделен от нас веками, и как может он сам при этом быть художником, сидящим за мольбертом? Но это его шутка. Он никогда ничего не поясняет. Единственное, что я могу вам сказать, – моя мама любит эту картину больше всех остальных, следовательно, здесь есть что-то особенное для них, неизвестное нам.
Хендрик задумчиво улыбнулся про себя. Эта девушка была слишком юной и невинной, чтобы понять интимные моменты, которые существуют между горячо влюбленными друг в друга художником и его моделью и вызывают творческое вдохновение. Годы, прожитые с Анной, убедили его в этом. Порывы страстной любви, зачатие желанного ребенка или духовное единство вдохновляет на творчество. И это произведение было буквально пропитано подобной атмосферой.
– Несомненно, ее название – «Аллегория живописи», – заметил Хендрик.
– Вообще-то у нее нет названия. Иногда ее называют так, как вы, в других случаях называют «Искусство живописи» или даже «Художник в своей студии». Так как она никогда не уйдет из собственности нашей семьи, название не имеет особого значения.
– От всей души благодарю вас за то, что позволили мне увидеть ее.
Выйдя из галереи, Хендрик поднял воротник, защищаясь от холодного ветра, и натянул пониже шляпу. Он остановился возле витрины. Но ничего не различил за стеклом. Анна не выходила у него из головы, воспоминания ожили с невероятной силой благодаря картине, которую он только что увидел, и его не покидала мысль, что жена не одобрила бы его ожесточения к дочери и захотела бы сделать ей родительский свадебный подарок. Он даже знал, что ему следует послать, хотя его гордость и восставала против этого. Ну что ж, он никогда не мог противиться желаниям Анны, когда она обращалась к нему с особенной просьбой. Хендрик открыл дверь в лавку. Там он заплатил намного больше, чем мог позволить себе, заказав товары, которые решил послать новобрачным. И все же не захотел написать свое имя на подарке.
Затем Хендрик направился к дилижансу, уже готовому к отправлению. Вскоре он покинул пределы Делфта так же незаметно, как и появился в нем. В кармане у него остались только две мелкие монетки. Явно не хватит на еду и пиво на остановках во время долгого путешествия. Хендрик покорно вздохнул. Сейчас, по крайней мере, он обрел душевный покой, и Анна была бы довольна его поступком.
Свадебное пиршество уже подходило к концу, когда Константину доложили о доставленных из города подарках. Он отвел Алетту от группы гостей, сообщив об этом, и она попросила Франческу пойти взглянуть вместе с ними, что там принесли. В прихожей стоял мольберт, а возле него – несколько коробок с принадлежностями для рисования. Сначала Алетта нерешительно отступила назад.
– Кто мог прислать все это? – с трудом проговорила она.
– Жаль, что не я, – сказал Константин, открывая ящик с кистями, пестиков и ступкой. – Именно это тебе и нужно, Алетта.
Франческа догадалась:
– Их мог прислать только наш отец из Амстердама. – Она испытывала благодарность за такой жест примирения с его стороны. – Ты ведь уже приняла подарки от всех домашних, даже от Питера. Вспомни, ведь только Константин и я во всем этом городе знаем, что ты когда-то хотела быть художницей.
Алетта подошла к раскрытой коробке, руки ее застыли над кистями.
– Какая роскошь! Я никогда не пользовалась ничем, кроме самодельных кистей! – Потом она закусила губу. – Значит, надо начинать все сначала. Признаюсь, я надеялась, что когда-нибудь снова начну рисовать, но все это застало меня совершенно врасплох.
Франческа взяла кисть и вложила в руку сестры.
– Вот! Ну как, вспомнилось знакомое ощущение?
Губы Алетты тронула робкая улыбка.
– Да, признаюсь, что да.
– У меня есть предложение, – сказал ей Константин. – Не хотела бы ты, чтобы я спросил мастера Вермера, готов ли он принять еще одну ученицу, когда закончит курс Франческа? К тому времени ты бы достаточно потренировалась самостоятельно и смогла бы вновь приступить к обучению.
Глаза Алетты засияли любовью к мужу.
– Мне так хочется этого, что невозможно выразить словами.
– Тогда решено. А сейчас нам следует вернуться к гостям.
Выходя их комнаты, Алетта оглянулась через плечо на Франческу.
– Я приняла оливковую ветвь отца, именно так я воспринимаю его подарок, и когда придет время, я преподнесу ему свою. Возможно, мы с ним опять станем дочерью и отцом.
Мария Вермер сказала Яну, что показывала его картину посетителю. Он не бранил ее, но велел не делать такого больше. Никто не упомянул о случившемся Франческе, так как незнакомец из Амстердама не назвал своего имени.
Постепенно снег и лед таяли, зима отступала перед приходом весны. Хотя Константин с Йозефом постоянно дежурили, дальнейших партий оружия в подвал не поступало. Гер и фрау де Вер, терявшиеся в догадках, почему в доме сына не нанимают нужных новых слуг, привезли полдюжины самых проверенных людей, чтобы снять бремя забот с плеч невестки. Так как Константин их знал, он позволил всем остаться, уверенный, что ему окажут поддержку в любой неожиданно возникшей ситуации.
– Но не забирай у Алетты власть в домашних делах, мама, – посоветовал он.
– Я сделала это только из-за любви к вам обоим, – ответила его мать, – и она была довольна и совершенно искренне поблагодарила меня. Мы с отцом очень многим обязаны ей. Если бы не Алетта, ты бы сейчас не улыбался мне с высоты своего роста, как прежде.
Алетта вошла в комнату как раз во время последней реплики.
– О, улыбался бы! Он принял собственное решение вновь начать ходить еще до моего предложения.
Фрау де Вер не собиралась развивать данную тему, имея свое мнение на этот счет.
– Константин сказал, что Франческа пишет ваши свадебные портреты.
– Она напишет нас вместе на одном портрете, – ответила Алетта.
Сама она пока что добилась лишь скромных успехов в студии, устроенной в одной из комнат на верхнем этаже, и только Константин и Франческа допускались туда. Ян Вермер охотно возьмет ее в ученицы при условии, что работы достигнут определенного уровня. Но пока что у нее не было ничего достаточно серьезного, чтобы показать ему.
– Франческа представит наш портрет в Гильдию в назначенный ей день, а потом мы заберем его.
Франческа с восторгом приняла этот заказ. Плата за него пойдет Яну, но она сможет поставить на нем свою подпись, как только получит членство в Гильдии. Она никогда не забывала, как мама стояла перед портретом одного знакомого и его жены, написанным Рембрандтом. Слезы катились по щекам Анны от умиления при взгляде на нежное объятие, в которое новобрачный заключил свою молодую супругу, и они стояли рядышком в специально подобранных красно-золотистых нарядах, его лицо светилось любовью, а ее дышало милым спокойствием.
– Рембрандт говорил, что влюбленных не следует разлучать даже рамками портретов, – тихо сказала Анна. – Как он был прав.
Франческа навсегда запомнила и эти слова, и тот момент. Воспоминания оказались очень полезными сейчас, когда она запечатлела на полотне в студии Яна юность и счастье сестры и ее мужа. Они несколько раз позировали ей, а предварительные эскизы она сделала перед их свадьбой. Алетта была в платье из персикового шелка с серебристым кружевом, Константин – в серо-зеленом бархате. Светловолосая невеста и темноволосый жених составляли превосходный контраст.
Когда Трид позвал ее в полдень перекусить, Франческа постояла у окна мастерской, выходившего на площадь. Питер открыл там рыночную лавку, и сейчас она видела, как он разговаривает с покупателем, а две женщины-помощницы продавали ранние цветы, некоторые уже составленные в небольшие букетики с ленточками. Мартовский ветер трепал его кудрявые каштановые волосы, хлопал плоскими полями шляпы. У него оказалось гораздо больше дел в конторе, чем ему хотелось бы, так как вовсе не это было его главной целью приезда в Делфт, но ему как-то удавалось управляться. Когда покупатель повернулся, так и не купив ничего, Франческа узнала в нем местного шорника. Может, он передавал Питеру какие-то сведения? Она знала об особенном кнутовище по описаниям Питера и постоянно посматривала на кнуты проезжавших возниц.
Людольф наносил нечастые визиты в Делфт. Франческа никогда не могла сказать, когда он вновь появится. Она понятия не имела, о чем он переговорил наедине с Гетруд в свой первый приезд после того, как фрау Вольф узнала о помолвке, но между ними не чувствовалось явной враждебности – она вела себя очень любезно, а он просто успокоился. Сама же Франческа приняла на себя излияния его раздражительности, когда он узнал, что девушка оставила обручальное кольцо дома в Амстердаме. Он специально съездил за ним и вернулся почти сразу же. На этот раз Людольф надел ненавистный рубин на ее палец в присутствии Гетруд, на лице которой осталась неизменная улыбка, но глаза превратились в льдинки. Франческа недоумевала, почему Людольф не понимает, что неприязнь женщины направлена на них обоих; впрочем, сейчас ее ничто не удивляло в этом человеке.
Франция объявила войну Голландии и ее провинциям седьмого апреля. Огромная армия Людовика XIV уже выступила против немногочисленных, слабо вооруженных сил противника, а страну по-прежнему раздирали политические споры и разногласия. Голландские приграничные города и крепости начали падать, словно кегли, при наступлении французов, некоторые без всякого сопротивления. Питер и Герард знали, что сейчас вероломная атака на Гаагу – всего лишь вопрос времени, и так как были обнаружены далеко не все тайные склады оружия, войско сторонников принца держалось осторожно, ожидая, пока будет сделан первый шаг.
Вскоре после начала войны Вейнтье встретила Франческу в студии в крайне возбужденном состоянии.
– Не возражаете, если мы пойдем на Кромстрат как можно быстрее сегодня? – спросила горничная, уже направившаяся большими шагами вперед. – Мне нужно так много сделать. Сегодня на ночь остаются семь постояльцев.
Франческа встревожилась.
– Они прибыли все вместе?
– Нет. Один приехал довольно рано, потом еще один. Двое появились чуть позже, а последних троих я впустила в дом как раз перед тем, как идти за вами. А почему вы спрашиваете?
– Тебе, должно быть, пришлось в спешке готовить семь постелей.
– К счастью, фрау Вольф знала, что они приезжают, и с самого утра помогала мне застилать постели и готовить все остальное.
Сердце Франчески забилось неровно. В воздухе определенно что-то витает. Если ей и нужно было подтверждение этому, оно ожидало ее в первый же момент появления в доме. В прихожей к высокому резному шкафу прислонились три кнута, один с узором на кнутовище, описанным Питером. Рокот голосов за дверью спальни, выходившей на улицу, заставил ее предположить, что к ее большой удаче все семь человек собрались там, что было и не удивительно, так как это была самая большая комната, которая вела в приемный зал.
Франческа поспешно поднялась к себе, сбросила легкую накидку с капюшоном и вытащила тряпки из щели в камине. К ее разочарованию, она слышала не так отчетливо, как надеялась, но, как бывает часто, когда вместе говорят несколько человек, каждый немного повышал голос. Поскольку компания не ожидала, что их подслушают, полагаясь на толстую дверь, вдобавок они знали, что Вейнтье была слишком занята, а Франческа с Кларой находятся наверху, они разговаривали совершенно свободно.
По доносившемуся время от времени женскому тембру, Франческа поняла, что Гетруд тоже там. Снова донесся ее голос:
– Как я уже говорила, беспокоиться не о чем... Не может бегать на обрубках... пять женщин-служанок, включая старую Сару, и двое мужчин, обоим уже за пятьдесят, никакой опасности... Нет, я не считала его. Оставьте молчание этого парня и собак на меня. Я уже сделала кое-какие приготовления.
Франческу, прижавшую ухо к отверстию, заполнила тревога за безопасность людей в доме де Вера. Должно быть, речь шла о том, чтобы совершить набег на подвал этой ночью, и будет применена сила для захвата и вывоза оружия. Ни один из заговорщиков, трое из которых имели подводы, не собирался остаться на день-два. Надо дать знать Питеру! Необходимо выскользнуть из дома немедленно, пока ее не позвали к обеду. Если ей повезет, обед подадут попозже сегодня вечером – у Вейнтье полно работы, а Гетруд заканчивает со своими приятелями составление новых планов.
Не рискуя быть замеченной в верхней одежде, Франческа собиралась выйти ранним вечером увидеться с Питером в его конторе или в таверне Мехелина и вернуться прежде, чем заметят ее отсутствие. Но когда она вышла в прихожую и направилась к входной двери, из спальни появилась Гетруд.
– А, ты спустилась как раз к обеду, Франческа. Я шла звать тебя. Сегодня мы обедаем немного раньше, так как потом придут на светскую встречу регенты и регентши. Мы соберемся в восточной гостиной. Ты присоединишься к нам, как бывало и в прежних случаях.
Франческа не могла не подивиться железным нервам этой женщины. Гетруд тщательно создавала себе твердое алиби на то время, когда начнется стычка и будут совершены убийства, задуманные под ее крышей.
– Они останутся надолго? – дружелюбно поинтересовалась Франческа.
– До полуночи, по крайней мере. У нас будут поэтические чтения, мы немного попоем и поговорим о визите в Амстердам гера ван Голпена. А сейчас пойдем к столу. Клара уже там.
Франческа никогда не чувствовала большего отчаяния и безнадежности. Она не осмеливалась позволить Гетруд хоть на мгновение заподозрить, что ей нужно выйти, но как-то следовало сделать это. Обед тянулся невыносимо долго. Между блюдами произошла задержка, так как Клара, которая оживлялась каждый раз, когда приближалась вечеринка, опрокинула бокал с вином, залив красивую, отделанную кружевом скатерть. Ее следовало немедленно снять и замочить в холодной воде, чтобы не осталось пятен. Гетруд сама сделала это, пока Вейнтье вытирала стол, расстилала свежую скатерть и вновь расставляла приборы.
Франческа, поглядывая на часы, видела, что слабая надежда осуществить свой план и выскользнуть из дома до прихода регентов и регентш, исчезает.
Когда обед закончился, она стала помогать Вейнтье убирать со стола. Гетруд не возражала, прекрасно зная, что у Вейнтье полно работы этим вечером, даже несмотря на то, что она сама присматривала за приготовлением обеда. Франческа, поставив в мойку грязные тарелки, успела шепнуть на ухо горничной:
– Мне надо сегодня вечером уйти из дома минут на десять, Вейнтье. Ты поможешь мне?
Вейнтье бросила осторожный взгляд на дверь, но Гетруд не было видно.
– Я давно в долгу перед вами за услугу, которую вы оказали, не сказав, что мой возлюбленный сидел со мной на кухне. Что мне нужно сделать?
– Прикрой меня. Когда наступит время подавать кофе и пирожные гостям фрау Вольф, я спущусь вниз, будто помочь тебе, а сама уйду.
В этот момент в кухню вошли Гетруд с Кларой. Вейнтье выразительно кивнула Франческе, показывая, что сделает, как ее просят.
К тому времени, когда Франческа закончила убирать со стола, пришли регенты и регентши. Так как Гетруд еще была занята в кухне, девушке доверили отвести их наверх, собрать плащи и развлекать беседой. Она понимала, что ни один из них не одобряет ее выбор заняться живописью, и находила это неодобрение раздражающим. Вспоминая милую тетю Янетье, которая тоже была регентшей, Франческа понимала, что и в комитетах делфтских учреждений есть такие же доброжелательные и приятные люди, но, к сожалению, только самые ограниченные и требовательные приходили провести время в компании фрау Вольф.
Вечер затянулся. Когда, наконец, Гетруд потянула за шнур колокольчика, давая Вейнтье знак принести кофе и пирожные, Франческа живо вскочила на ноги.
– Я помогу ей! – воскликнула она и выбежала из комнаты, прежде чем Гетруд успела произнести хоть слово.
Франческа боялась, что кнутов уже не будет, но они по-прежнему стояли возле шкафа. Девушка бросилась в кухню.
– Постояльцы еще обедают в своих комнатах?
– Нет, уже закончили. – Вейнтье взмахнула рукой. – Идите, если не раздумали! Я приготовила фонарь. Вот! Держите.
Франческа выбежала через заднюю дверь и переулком вышла на улицу. Наверху разговор у регентш зашел о погоде. Они обсуждали, пойдет ли ночью дождь. Клара услужливо раздвинула шторы, демонстрируя, что вечер по-прежнему ясный и свежий.
Развевающиеся юбки Франчески мелькнули на маленьком мостике через канал Ауде-Лангедейк, и спустя секунды девушка была на рыночной площади. Она бежала, не останавливаясь, пока не добралась до таверны. Прежде чем войти, она обратила внимание, что в окне конторы Питера горит свет, и на улице стоит человек, которого она узнала. Франческа бросилась к нему.
– Герард! Мне нужно увидеть Питера! Это жизненно важно!
Не тратя попусту слов, он отворил дверь в контору.
– Входи!
Она поняла, что Герард стоял, должно быть, на страже, так как внутри Питер обсуждал что-то с вооруженными мужчинами. Он предупредил вопрос, можно ли ей сообщать то, что она хотела сказать.
– В чем дело, Франческа? Можешь говорить совершенно свободно.
– Дом ван Вера! Предатели отправятся туда ночью! Я не могу задерживаться!
Питер повернулся к остальным.
– Приведите лошадей! – потом взял Франческу за руку. – Я отведу тебя назад. Ты все расскажешь мне по пути.
Они поспешно шли по улице, тихо разговаривая, чтобы не привлекать внимания к себе.
– Я поняла, как только увидела кнут в прихожей, – объясняла она, – что что-то обязательно произойдет.
Недалеко от Кромстрат они остановились, так как к тому времени Франческа рассказала все, что она видела и слышала. Питер обнял девушку и крепко поцеловал.
– Ты прекрасно все сделала, любовь моя, – выдохнул он.
– Будь осторожнее! – прошептала вслед ему Франческа. Питер уже шел обратно, скрывшись из вида, направляясь туда, где, по ее предположениям, его ждали люди, с которыми он беседовал в конторе, уже сидевшие в седле и приготовившие и его лошадь.
Франческа снова пустилась бежать, преодолевая последние несколько ярдов до дома, но, повернувшись, увидела на углу Кромстрат возмущенных регентов и регентш и стоявшую среди них Гетруд, на лице которой явно читалось мрачное удовлетворение. Клара тоже была там и казалась ужасно встревоженной. Первой заговорила не Гетруд, а самый неприятный из всех регентов – гер ван Голпен. Он вышел вперед и громогласно провозгласил:
– Ты испорченная молодая женщина! Сколько раз украдкой пробиралась из дома этой доброй госпожи на безнравственные любовные свидания с мужчинами!
Франческа, вскинув подбородок, подошла к ним. В данный момент для нее имело значение только то, что она передала предупреждение, и ни у кого не закралось ни малейших подозрений насчет истинной причины ее отсутствия. Она пыталась догадаться, почему ее вышли искать. Но когда они расступились, давая ей пройти, Клара все объяснила:
– Я увидела тебя через окно в свете окон дома напротив. Ты сердишься на меня?
– Нет, Клара.
– Я узнала молодого человека, который только что поцеловал тебя. Это он подарил мне букет на ярмарке.
Гетруд схватила Франческу за руку и повернула к себе лицом.
– Я тоже видела его! Это Питер ван Дорн! Ты была на ярмарке с ним?
–Да.
– Но ярмарка проходила до того, как он начал приезжать в Делфт по делам. Значит, это была ложь! Сплошная ложь!
Франческа спокойно посмотрела на нее.
– Никто не лгал вам. Вы сами делали выводы. Отпустите мою руку. Я уложу самые необходимые вещи и уйду к Вермерам, как хотела сделать в первый же вечер, оказавшись в вашем доме.
Она вошла в прихожую, остальные последовали за ней, возмущенно переговариваясь между собой. Взгляд девушки сразу же метнулся к тому месту, где стояли кнуты. Они исчезли! Когда она подходила к лестнице, в дверях кухни появилась Вейнтье, лицо ее выражало отчаяние.
– Я не могла остановить их, – прошептала она.
– Я знаю, – с улыбкой шепнула в ответ Франческа.
В спальне она сложила вещи и вновь спустилась в прихожую. Ужас охватил девушку при виде ожидающего ее гера ван Голпена с двумя грузными мужчинами в серых ливреях рядом с ним. Ни Гетруд, ни остальных не было видно.
– Франческа Виссер, – строго произнес регент, – ты с презрением отнеслась к доброжелательным порядкам этого уважаемого дома, оскорбила его гостеприимство и проявила своенравие и полное пренебрежение к правилам приличия. Я являюсь председателем комитета исправительного дома для молодых женщин и, защищая интересы фрау Вольф, приказываю отвести тебя туда и держать там ради твоего же блага до тех пор, пока ты не научишься хорошим манерам. Я отправлюсь вместе с вами, чтобы своей властью внести твое имя в список.
– Нет! Я не пойду! Вы не имеете права!
Гер ван Голпен, нe слушая ее, дал знак помощникам, и они схватили девушку за руки и быстро вывели из дома. Через двадцать минут Франческа уже была одна в убого обставленной комнате. На окне стояла решетка, а дверь заперли с обратной стороны.
Гетруд не покидало ощущение, будто произошло что-то ужасное. Было раннее утро, ни Клара, ни Вейнтье еще не проснулись, но она встала, чтобы должным образом смять постели в комнатах заговорщиков и создать у горничной впечатление, будто на них спали. Одному человеку следовало бы вернуться. Это имело важное значение для всей операции, поскольку ей надо было сообщить Людольфу, насколько хорошо прошло дело, когда он приедет чуть позже сегодня.
Гетруд выпила чашку кофе, пытаясь успокоить нервы. Вообще-то она должна была бы пребывать в прекраснейшем настроении, потому что наконец-то упрятала Франческу туда, куда давно мечтала отправить ее. Это станет сладкой местью Людольфу и надолго отсрочит его предполагаемую женитьбу. Она постоянно наблюдала за Франческой, ожидая какой-нибудь мелкой провинности со стороны девушки, чтобы воспользоваться правом на заключение, но даже и не мечтала, что подобное произойдет в присутствии трех регентов и пяти регентш в качестве свидетелей. Самым удачным оказалось присутствие гера ван Голпена, который взвалил на свои плечи всю ответственность за наказание девушки. Он слыл человеком такой честности и твердости, что никакие просьбы отца девчонки и никакие попытки Людольфа, какое бы высокое назначение он ни получил, не помогут, пока комитет не сочтет ее исправившейся. Не секрет, что в экстремальных случаях заточение затягивается на два-три года, и Гетруд поставила своей личной целью добиться такого же срока и для Франчески. Людольф может возмущаться сколько угодно, но его протесты ничего не изменят.
Хотя мысль и подбодрила ее, Гетруд не могла избавиться от тревоги. Она постоянно поглядывала на часы. Уже рассвело, а Гейсберт Кейпер все еще не возвращался. Где этот человек? Скоро встанет Вейнтье, и ему надо находиться в своей комнате, чтобы не возбудить любопытство горничной.
Не находя себе места от дурных предчувствий, Гетруд подошла к окну в прихожей и выглянула на улицу. Стоял густой туман, но многие горожане уже встали. Плотник на легкой телеге с запряженной лошадью остановился возле своего знакомого и начал оживленную беседу; знакомый, в свою очередь, подозвал еще одного послушать, о чем идет речь. Пытаясь убедить себя, что разговор касается результатов петушиных боев или еще каких-то состязаний, Гетруд отворила парадную дверь на улицу.
– Произошло что-то неладное? – спросила она.
Трое мужчин обернулись к ней.
– Совсем наоборот, фрау Вольф, – ответил тот, что знал ее. Плотник оставил за собой право сообщить ей новость: – По пути в город я услышал о вооруженном столкновении в загородном доме Константина де Вера. Я еще не знаю толком всего, но фермер, который помог схватить одного из негодяев, сказал, что двое других убиты, а еще четверо арестованы людьми принца. Есть и печальное известие, которое огорчит многих в городе, – старый Йозеф получил смертельную рану и скончался на руках молодой хозяйки дома.
– А что там случилось? – натянуто спросила Гетруд. Она была в шоке, но никогда не паниковала раньше и не собиралась падать духом.
– Предатели пытались украсть огнестрельное оружие из подвалов де Вера, госпожа, как понял тот фермер, но дело еще не закончено. Он слышал также, что планируется облава и на других, связанных с этим заговором негодяев.
– Боже мой! В какие времена мы живем! – В голове Гетруд стремительно проносились одна за другой мысли. – Вы заняты сегодня? Мне нужна легкая телега, вроде вашей.
На лице плотника отразилось сомнение. Двое мужчин, с которыми он разговаривал, пошли дальше.
– Я уже доставил груз и подумывал вернуться назад домой, в мастерскую. А что вы хотите перевезти, госпожа?
