Текст книги "Греховная связь"

Автор книги: Розалин Майлз

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 29 страниц)

Нервы его были натянуты до предела. Чувствуя боль во всем теле, Роберт бросил сердитый взгляд на жалкие заметки, которые с трудом можно было назвать проповедью: он набросал их всего за час до начала воскресной службы. Что с ним происходит? Он не может сосредоточиться на деле – ничего подобного с ним еще не бывало. А теперь, что бы он ни делал – пытался ли заставить себя работать, думать, строить планы или писать, мысли его возвращались к странной встрече в молочном баре „Парагон“. Эта девчонка – дочка Вика – почему она не идет у него из головы? И почему он чувствует такое разочарование, не увидев ее среди собравшейся паствы? Даже выдающиеся священники не могут привлечь к себе всех и каждого. Внезапно в голову пришла нелепая мысль: „Я даже не спросил ее имя…“

 
„Остуди жар наших соблазнов
Своей миротворной прохладой,
Да смолкнет борение чувств и уснет плоть,
Донеси в ветре, буре, огне
Тихое дыхание Твоего покоя,
Тихое дыхание Твоего покоя.“
 

Песнопение смолкло на последней ноте, и прихожане сели на свои места, готовые слушать проповеди. Закончив молитву, Роберт встал с колен, поклонился огромному резному Распятию за алтарем и поднялся на кафедру. В приветствующей его глубокой тишине он слышал монотонный низкий рокот бьющихся об утес морских волн и легкий непрерывный лязг и скрежет неутомимо вращающихся шахтных механизмов.

Перед ним внизу на скамьях красного дерева сидели немногочисленные прихожане. Он узнавал отдельные лица: Клер и Джоан, Джордж и Молли Эверарды; множество пожилых людей, которых он не знал вообще, группа молодых женщин, среди которых – благодарение Богу – не было видно Дженис Писли; на первом ряду, как оно и полагалось, хозяин шахты Уилкес, рядом его неизменная супруга с блеклой улыбкой и в новом образце переливающейся летними цветами вуали. И это все? Вдруг позади всех в дальнем конце церкви он увидел Поля, сидящего в тени колонны. Поль был совершенно неузнаваем в своем лучшем воскресном костюме, какие обычно надевали по праздникам шахтеры; его непокорные вьющиеся черные волосы были приведены в порядок щедрым количеством бриллиантина, вечно улыбающаяся физиономия впервые совершенно серьезна, беспокойные руки пребывали в необычном покое и послушании, а сам Поль являл собой воплощенное внимание; он весь был поглощен происходящим.

Теплая волна радости охватила Роберта. С такими друзьями, такой искренней поддержкой, какое он имел право провалиться? Он почувствовал, как у него вырастают крылья; сердце, ум, душа – все вдруг собралось в одну точку. Он набрал полную грудь воздуха, спокойно раскрыл свои записи и Библию и начал. Голос его, полный чувств, яркий и искренний, наполнил маленькую церковь.

– Обо всем истинном; обо всем честном; обо всем справедливом; обо всем чистом; обо всем прекрасном и достойном – задумайтесь, братия, я умоляю вас, задумайтесь об этом…

5

Собравшаяся в это солнечное воскресное утро на службу в церкви св. Иуды паства свою малочисленность с лихвой окупала искренностью и горячим участием.

– Замечательная проповедь, преподобный, разрешите выразить вам искреннее восхищение, – настойчиво повторял мистер Уилкес тряся руку Роберту. – Не стану скрывать, что у меня были некоторые колебания – даже сомнения, – когда вопрос о вашем назначении впервые обсуждался в окружном церковном совете мирян, почетным председателем которого я имею честь состоять.

Роберт со свойственной ему любезностью внимательно слушал разливающегося соловьем местного воротилу. Из-за голов стоящих у крыльца прихожан Клер поймала счастливый взгляд мужа и подмигнула в ответ.

– Тогда я сказал, об этом знает миссис Уилкес, он слишком молод, сказал я…

– О да, ты так говорил, – кивнула в знак согласия цветочная клумба вуали. – Слишком молод, сказал ты тогда.

– А вашего отца, насколько я знаю, заменить было не так-то просто… но покончим с этим. Видит Бог, молодой человек, если вам удастся вернуть рабочих в церковь, чтобы снова прочистить им мозги Библией, можете положиться на меня в дальнейшем – что бы вы ни задумывали, мой голос будет всегда за вас!

– От всей души вам благодарен, мистер Уилкес, – сдерживая улыбку, серьезно ответил Роберт. – У меня масса планов, и можете быть уверены, я все время буду держать вас в курсе. Что касается моей молодости, то, боюсь, здесь мне придется признать вашу правоту. Но приходский совет и миссис Уилкес, само собой, – он почтительно склонил голову перед реющей на утреннем бризе вуалью, – могут быть спокойны, поскольку я обещаю предпринять на своем поприще все, что от меня зависит, чтобы исправить это положение!

– Не сомневаюсь, не сомневаюсь, – согласно кивал головой мистер Уилкес, смутно чувствуя, однако, что его ловко обставили. – Во всяком случае, я рад, что вам удалось затащить сюда шахтеров, среди них есть смутьяны, и они нуждаются в умиротворяющем влиянии, в этом не приходится сомневаться. Вы сделали замечательный почин, залучив сюда их профсоюзного деятеля. Продолжайте в том же духе! Мы надеемся на вас! – И небрежно кивнув Полю Эверарду, направляющемуся в их сторону, мистер Уилкес подхватил свою раздувающуюся на ветру половину и ретировался.

– Прекрасная проповедь, дружище! – с горячностью выпалил Поль; его обычное легкомыслие мгновенно вернулось к нему, как только он покинул церковные стены и ступил на грешную землю. – В жизни бы не поверил, что ты такое можешь выдать, провалиться мне на этом месте! Нет, это ж надо, как ты им врезал – прямо промеж глаз! И причем без всяких шпаргалок! Да, вот что значит… – Он чуть было не ляпнул „язык подвешен хорошо“, но спохватился и закончил, – достать до самых печенок, святой отец!

– Так тебе понравилось? – сухо переспросил Роберт.

– Потрясающе! Лучше чем в кино. Раз в неделю, конечна И потом, стоило прийти хотя бы для того, чтоб посмотреть, как вытянулась физиономия у этого старого крючка Уилкеса, когда он увидел здесь меня.

– Да, это на него произвело неизгладимое впечатление, – расхохотался Роберт. – Но ты, правда, хочешь сказать, что Господь Бог и я имели счастье лицезреть тебя на службе один-единственный раз?

– Чистая правда, старина, – признался Поль, развязывая галстук и расстегивая пуговицу на рубашке. – Не хотел бы, чтоб ты вознесся от чувства собственной важности. Один-единственный раз, так сказать, для затравки. Считай меня временно исполняющим обязанности добровольного командира Божиих новобранцев. А еще твоим служащим по вопросу развлечений.

Роберт разразился веселым смехом.

– Что ты такое несешь?

– Как что, неужели ты думаешь, что я в свой выходной день тащился в такую даль, не имея никаких других планов? – ухмыльнулся Поль, черные глаза его лукаво поблескивали. – Все заметано. Где девочки? Клер? Джоан? Подобрал подол? А? И никаких споров, преподобный. Даже служитель Божий имеет право на послеполуденный отдых. Все уже готово. Садись в машину – и за мной. О’кей?

Начинался прилив. Могучие валы громоздились, вздымаясь во весь свой гигантский рост, и медленно двигались к берегу, словно пытались скрыть от непосвященного свою истинную мощь. С тропинки, петляющей по круто обрывающемуся в море утесу, небольшая уединенная бухточка, покрытая ослепительно белым, искрящимся в полуденных лучах солнца песком, казалась правильной подковой. Стоило, однако, спуститься ниже, и груды острых черных камней, молчаливо громоздящихся вдоль выхода из бухты, служили постоянным напоминанием о том, как это местечко получило свое название.

Роберт набрал полную грудь воздуха и медленно выдохнул. Его охватило чувство полного блаженства. Он всегда любил бухту Крушения, и в немалой степени за ее безлюдность. Расположенная совсем рядом с Брайтстоуном, она тем не менее никогда не являлась излюбленным местом ребячьих компаний; те предпочитали более просторную и шумную Закатную бухту, чуть дальше от бухты Крушения по побережью. А эту еще детишками выбрали своим прибежищем Роберт и Джоан, и многие годы юные Эверарды – Клер в сопровождении верного старшего брата Поля – также с неустанным постоянством оказывались здесь в долгие, наполненные блаженной ленью и жгучим солнцем, уикэнды нескончаемого австралийского лета.

– Ну, давай! Или ты плавать разучился! – бросив сумку-холодильник и пляжные принадлежности, Поль поспешил избавиться от воскресного костюма – ему не терпелось утереть Роберту нос в водной стихии.

– Готов?

Обменявшись снисходительными улыбками, две женщины смотрели, как мужчины устремились по песчаному пляжу к морю с беспечностью прогуливающих уроки школьников.

– Я обставлю тебя!

– Кишка тонка, – доносил ветерок, а Клер и Джоан тем временем доставали полотенца, раскладывали матрасы и подушечки, расставляли сумки, пляжные зонты, закуски и напитки, как испокон веку делали это на морском берегу все женщины.

– Кажется, мы здесь не одни, – заметила Клер, указывая в сторону компании молодежи, резвящейся на другом конце пляжа.

– М-м-м? – Джоан, с нескрываемым интересом наблюдавшая, как двое мужчин преодолевают прибойную волну, с рассеянным видом выдавливала на свои длинные, красивые руки и ноги крем от ожогов и плавными движениями растирала его по коже.

А Роберт заново переживал восторженную радость от столкновения своей бьющей через край силы с неизмеримо превосходящей мощью морской стихии. С внезапным изумлением он вдруг осознал, что за все то время, что они с Клер прожили в городе, ему ни разу и в голову не пришло поплавать или побегать, не говоря уж о занятиях другими видами спорта, – настолько он ушел в работу, работу и еще раз работу.

– А от работы лошади дохнут! – рассмеялся он, и в этот момент очередная водная громада навалилась на него. С невообразимой грацией и бессознательной природной беспечностью он отдался медленному накату стихии, оседлав сметающий все на своем пути гребень, и устремился на нем к берегу.

У Роберта всегда все получалось прекрасно, думала Джоан, следя за ним с чувством гордости и любви. Танцы, плавание, любые игры, он всегда был, что называется, „естественным“; ловкий, проворный и грациозный, брат прекрасно владел своим телом и умел подчинять его своей воле. Он немного похудел, что правда, то правда. Отметив это, она решила ввести в меню нового священника кое-что из его излюбленных детских лакомств. Для начала нормальный завтрак по утрам. А потом можно добавить имбирный торт ее приготовления или, скажем, добрый старый яблочный пирог с кремом, – она скоро вспомнит все его мальчишеские склонности и быстро вернет брату былую форму.

Но Поль… От одного взгляда на него ее окатила горячая волна. Поль Эверард представлял собой нечто иное. Прекрасно сложенный и мускулистый, благодаря тяжелой работе под землей, с бронзовым загаром, которым немногие счастливчики могли похвастать, он был мужчиной в полном расцвете своего физического совершенства и наслаждался этим, как молодой играющий зверь. Сквозь черные очки Джоан сосредоточенно наблюдала, как Поль неутомимо нырял и играл на волнах, словно дельфин, катаясь на гребнях, как заправский чемпион по серфингу, и, казалось, сила его не уступала силе стихии. Снова, как это бывало не раз, острая боль пронзила ее сердце и горячей постыдной волной отозвалась между бедер. Поль… О, Поль…

– Надеюсь, эти взрослые дети скоро вылезут из воды, – зевнула Клер. – Я что-то проголодалась. – С ленивой грацией она приподнялась и посмотрела вдаль, где искрящийся песок сменялся водой. – Неужели они наконец выходят? А это еще кто там?

Даже издали было очевидно, что две бегущие к воде девушки хорошо знакомы с Полем. Подлетев на разбившемся гребне прямо к их ногам, он запрыгал перед ними, крича и улюлюкая, смеясь и пританцовывая, пока не обрызгал их с головы до ног. Только удостоверившись, что девушки вымокли насквозь, Поль прекратил свои забавы, весело распрощался с ними и побежал к Клер и Джоан.

– Что это за парочка?

– Не имею представления. Во всяком случае не из наших мест, – ледяным голосом откликнулась Джоан.

– Сдается мне, что Поль выбирает себе нынче подружек со стороны, – с некоторой ноткой ревности заметила Клер. – Пора бы ему взяться за ум и малость остепениться. Он ведь ровесник Роберту, ты же знаешь.

– Знаю. – „Лучше тебя, и меня это не удивляет“, – пронеслось у нее в голове.

– Впрочем, он всегда был романтиком, – с сентиментальной улыбкой протянула Клер. – Всегда твердил, что ни за что не женится без любви. А он страсть как любит быть влюбленным! Но я знаю, что мама хотела бы, чтоб он наконец нашел порядочную девчонку…

– Не обязательно девчонку, – откликнулась Джоан, поглощенная распаковыванием запасов для пикника. – Главное, чтоб была с устоями и хорошая домохозяйка, такие и делают мужчину счастливым.

– Что касается умения готовить, так это непременное условие, – засмеялась Клер. – Ну вот наконец и они. Держу пари, что Поль сейчас скажет: „Нет ли чего-нибудь пожевать, девоньки?“

Роберт медленно шел вдоль тихой темнеющей воды. Солнце клонилось к западу, прилив достиг своей полноты и начал неслышно отступать, унося с собой остатки дня. Все было великолепно, просто великолепно, думал Роберт, наслаждаясь забытым ощущением своей телесности и каждым движением ноющих от приятной усталости членов. Сейчас, когда начинался вечер, ему не хотелось уходить.

Отвернувшись от гладкой, почти маслянистой поверхности спокойно дышащей бухты, он оглянулся на пляж. Острый взгляд выделил Клер, Джоан и Поля; словно на старинной картине их фигуры застыли в несвойственной живому окаменелости. Клер терпеливо сидела на песке и ждала его; ладони ее поглаживали колени. Поль восседал, словно Самсон в храме, под крышей пляжного зонта, а Джоан наклонилась к нему, пожирая его глазами. Сердце Роберта устремилось к сестре – ее тайна не была тайной для него с первого же момента, как он увидел ее с Полем. О, если бы эта пара могла обрести то счастье, какое выпало им с Клер!

Все трое и маленький островок золотого песка вокруг них купались в янтарном потоке вечернего предзакатного солнца, заливающего их, словно толстый медовый слой лака на старинной картине. Ему показалось, что он видит их из странного далека, что эту картину он выхватил и удержал на долю секунды благодаря какой-то необъяснимой игре света, будто время остановилось, и им не суждено никогда постареть. Всю жизнь потом он не забывал это мгновение и не переставал оплакивать его утрату.

Он инстинктивно двинулся в ту сторону, чтобы присоединиться к этой драгоценной группе. Но что-то удерживало его. Еще мгновение побыть наедине с самим собой, – услышал он настойчивый голос и почувствовал, что уступает необоримому внутреннему зову. Через секунду присоединюсь к ним… Только несколько мгновений побыть самим собой… побыть самим собой.

Отвернувшись и от пляжа, и от моря, он побрел куда глаза глядят, двигаясь в сторону разрушенных скал, чья роковая притягательность для кораблей былых времен дала бухте Крушения ее зловещее имя. Коварно погруженные почти целиком в воду, черные и глянцевито отсвечивающие и днем и ночью, они притаились, почти невидимые, по обеим сторонам устья бухты, некогда, очевидно, привлекательной для мореходов. Не думая ни о чем, всем своим существом отдавшись красоте вечера, Роберт подошел к подножию низкой, округлой скалы, названной еще аборигенами „Мать и Дитя“. Задумчиво обходя скругленные гладкие стены камня, он внезапно лицом к лицу столкнулся с девушкой из кафе.

Очевидно, она пришла из соседней бухты: сюда можно было пройти только потому, что низкий прилив оставил узкую полоску плоского мокрого песка между бухтами. Столь неожиданно было ее появление, столь поразителен вид этого странного, невесомого существа в гаснущем вечернем освещении, что он чуть не столкнулся с ней. Инстинктивно Роберт вытянул руки, чтобы схватить ее, но она с ловкостью атлета удержалась сама без посторонней помощи и молча стояла перед ним, словно ожидая, что он узнает ее перед тем, как заговорить. Закатное солнце расцвечивало белокурые, почти бесцветные волосы опаловыми, огненными и золотыми оттенками; ее глаза, глаза молодой сиамской кошки, смотрели на него не отрываясь, с каким-то невысказанным упреком.

– Простите, – услышал Роберт свой собственный голос, – я чуть не сбил вас с ног.

– Да пустяки – со мной все в порядке.

И снова ухо его уловило чуть заметную необычную интонацию ее голоса.

– Мы уже встречались, – сказал он, – в кафе. Я новый…

– Я знаю, вы – преподобный.

– Зовите меня Робертом. – Почему вдруг ему стало важно, чтобы она называла его так? – Пожалуйста, я вас прошу.

– Роберт, – она произнесла его имя так, как ребенок пробует на вкус конфету. – Ладно, Роберт, так Роберт.

Девушка стояла так близко, что он мог вдыхать свежий детский запах пота и соли на ее золотистой коже. Она были пониже ростом, чем ему показалось в первый раз; потом он сообразил, что здесь, на пляже, она без туфель. Девушка с любопытством глядела на него, но не прямо, а искоса, из уголков глаз, каким-то странно волнующим взглядом, поразившим его еще в кафе. Сколько ей лет? Восемнадцать? Девятнадцать? Слишком юная! – кричал в нем голос. – Слишком юная!

– Роберт! Ау! Роберт!

С другого конца песчаной полосы доносился с порывами вечернего ветра тонкий голос Клер. Он никак не мог выдавить из себя слова прощания.

– Роберт! РОБЕРТ! Оглох ты, что ли? Куда ты, черт побери, запропастился?

Нетерпеливый голос Поля разорвал туман, в котором он находился. Роберта пронзила мысль, что Поль сейчас явится сюда – Поль, этот дамский угодник с его презрительным отношением к „девонькам“, не мог, не должен был приближаться к этому… этому прекрасному юному существу, этому беспризорному ребенку. Он должен защитить ее от него. Роберт бросил торопливый взгляд через плечо. Поль направлялся к ним, пересекая пляж в сгущающихся сумерках.

На горизонте огнедышащий солнечный диск стремительно опускался к горизонту; тропический закат очень быстротечен. На какое-то краткое мгновение он встретил взгляд девушки в огненном всполохе угасающего дня, она тут же отвела глаза, и мир вновь погрузился в плотную тьму ночи.

6

На следующее утро вся радость удивительного дня на пляже бухты Крушения непонятным образом исчезла бесследно. С отсутствующим видом сидел Роберт за завтраком ни к чему не притрагиваясь, кроме крепкого черного кофе. Он сам не знал, что с ним творится. Но в одном был уверен: все идет не так, как надо. После дня, наполненного сражением с волнами, серфингом и плаванием, он должен был бы валиться с ног от усталости. Однако еще до того, как пойти спать, он знал, что его ждет бессонная ночь. А потом, в постели с Клер, впервые глухой к ее мягкому сопротивлению, подкрепляемому жалобами на усталость и ссылками на то, что завтра рано вставать и идти на работу, он почувствовал, что совершает все эти движения, должные удовлетворить нужды своего и другого тела, с безразличием машины, недостойным мужчины, не говоря уже о любящем и нежном муже.

Он не обманывался относительно причин своего беспокойства. Но почему случайная встреча с девушкой на пляже так подействовала на него? Это происходит уже во второй раз, и он даже толком не может понять, в чем дело? Она почти не обмолвилась с ним словом, да и он не многое сказал ей. Эта девушка значила для него не больше, чем другие женщины-прихожанки, – меньше, гораздо меньше, чем некоторые из них: миссис Андерсон, например, одна из многочисленных шахтерских вдов, трясущаяся от страха при мысли, что ее единственный сын собирается тоже стать шахтером; Молли Эверард, разрывающаяся между больным мужем и ветреным сыном; и даже сам бедняга Джордж, дышащий на ладан и хватающий воздух синими губами. Это было какое-то наваждение! Вымотанный до предела своими мыслями, Роберт погрузился в глубокое молчание.

Клер с Джоан обменялись вопросительными взглядами. Какой чудесный был вчера денек, а Роберт – такой свободный, такой счастливый и беззаботный, ну, совсем как в былые времена, до того, как гибель родителей омрачила их жизнь. Ах, какой краткий миг длилось это – и снова долг, работа, неизбежная ответственность, с нею связанная, а то и просто требования времени – и вот Роберт уже сам не свой.

Над столом сгустилась тяжелая тишина. Внимательная Джоан отметила, что невестка выглядит грустной и подавленной. Для Клер, которая этим утром распростилась с очередной надеждой на ребенка, молчаливое сочувствие Джоан означало почти откровенное приглашение излить душу; а душа ее действительно болела после горького открытия, что Роберт слишком погружен в свои заботы, чтобы разделить с ней ее огорчения. Однако лицо Джоан тут же приняло свое обычное суровое и сдержанное выражение вечной настороженности, – а ведь вчера на пляже этого и в помине не было. Нет, и здесь не будет утешения, подумала Клер. Видать, каждый из них занят своими проблемами.

Молчание становилось невыносимым. Пробормотав извинения, Роберт поспешно покинул столовую, скрылся в своем кабинете и сел за стол, уронив голову на руки. Надо все хорошенько обдумать. Но рука его непроизвольно потянулась к телефону.

– Алле! Это Молли?

– Роберт? Здравствуй. Как вы поживаете? Как Клер?

– Все нормально. А как Джордж?

– Знаешь… в общем доктор сказал, что не стоит надеяться на чудо.

– Да. Понятно… Я звоню, чтобы поблагодарить вас обоих за все ваши усилия… за ту поддержку, которую вы мне оказали на утренней службе. Это для меня так много значило. И для Клер тоже. Мы вам оба так благодарны.

– Ах, было бы за что! – Молли не привыкла, чтобы ее благодарили. Искреннее смущение тещи давало хороший повод переменить тему.

– У меня есть к вам еще кое-что, Молли, и вы можете мне помочь, если захотите. Мне бы хотелось поближе узнать местную молодежь в округе, убедиться, что весть о том, что церковь вновь открыта, дошла до них, как и до их матерей и отцов. Кстати, насчет дочки Вика, ну, этого грека, у которого бар на том конце города…

– Дочки? Которой? У Вика куча детей!

– Ну, такая, совсем молоденькая, лет восемнадцати-девятнадцати, тоненькая, очень светлая…

Молли от души расхохоталась.

– Но это не его дочь!

– Не его…

– Никакая она не родственница Вика, и как вам взбрело в голову… вы только посмотрите на эту красоту. Это Алли Калдер. Дочка бывшего профсоюзного босса Джима Калдера – Большого Джима, как тут его прозвали – того самого, что Поль обставил, когда бился за это место на шахте. Но папаша у нее суров и глаз с девчонки не спускает.

– А вы не знаете… – Роберт, движимый ему самому неведомой силой, продолжал расспрашивать Молли, – вы, случайно, не в курсе, у нее какие-то сложности?

– Ничем не могу тебе помочь, дорогой. Вот разве что Поль… Он знает всех в округе – буквально всех до тридцати и в юбке, это уж можешь мне поверить!

Поль? Ну, нет! С его-то репутацией! Чтоб такая девушка пересеклась с Полем? Это уж последнее дело. У нее и так, видать, проблемы с собственным папашей – может, поэтому она и занимает его мысли? Девушке нужна помощь, и она ее получит, решил Роберт и сразу вздохнул с облегчением. Он отыщет ее, непременно. И без всякого Поля. Он отыщет ее другим способом.

– Спасибо, Молли, хорошо. Это я так, между прочим. Еще раз благодарю за вчерашний день. Всего вам лучшего, и привет вашему мужу.

Он положил трубку, в которой еще звучал приятный смех Молли, и долго сидел, задумавшись. Брайтстоун невелик. Что тут странного или подозрительного, если он заскочит в „Парагон“ выпить чашечку кофе во время беготни по городу. Рано или поздно он сделает это… рано или поздно… скорее, рано…

 
Другой такой красавицы
На свете не сыскать…
 

Весело насвистывая сквозь зубы, Поль медленно вел машину по главной улице Брайтстоуна; закрывающиеся магазинчики и банки свидетельствовали о том, что еще один рабочий день подошел к концу. Скатившись с холма, он выбрал место, осторожно припарковал машину так, чтобы иметь хорошее поле обзора, воткнул кассету в „доджевское“ стерео и стал ждать. Зазвучал рок, и Поль весь отдался ритмичной музыке.

– Ну, давай! – шептал он, не отрывая глаз от строения напротив. – Ну, давай же! – Не успела закончиться первая сторона кассеты, как его нетерпение было вознаграждено: из дверей вышли две юные девушки и остановились на тротуаре, оживленно разговаривая. Одна девушка держала в руке старую хозяйственную сумку, набитую провизией, а другая катила перед собой детскую коляску; малыш регулярно выражал свой протест против затянувшейся, с его точки зрения, болтовни, вопя что есть силы, всем своим поведением показывая, что готов лопнуть, а своего добиться. Наконец, когда вопли и стенания младенца стали невыносимы, подруги распрощались и двинулись в противоположные стороны. Девушка, нагруженная тяжелой сумкой, направилась вверх по улице в „лучшую часть города“.

По тому, как поникли ее узенькие плечики, было видно, что путь предстоял долгий и безрадостный, по жаре и пыли утомительного дня. Поль бросил беглый взгляд в зеркальце, пригладил волосы и подмигнул своему отражению. Ухмыляясь как лис, он включил мотор и на первой скорости не спеша покатил вслед за двигающейся фигуркой, словно охотник, крадущийся за добычей.

– Привет, Алли!

– Поль! – Бросив быстрый взгляд на пустынную улицу, будто желая убедиться, что никого поблизости нет, она заглянула в машину, а Поль нагнулся и с видом зазывалы открыл дверцу.

– Я просто проезжал мимо. А ты домой? Подбросить?

Девушка заколебалась.

– Да… ладно… давай… почему бы нет? – Она с трудом засунула в машину тяжелую сумку.

– Как жизнь, Алли? Давненько тебя не видел.

– Да у меня все в порядке.

Этот безразличный ответ ничего не сказал Полю, зато красноречивее всяких слов говорило другое – этот взгляд искоса, брошенный на него сквозь пряди пепельных волос и золотистое бедро, мелькнувшее в разрезе тоненькой летней юбчонки – черт побери, он чувствовал, как все в нем поднимается! Не дури, скомандовал он самому себе. Заведи, Бога ради, какую-нибудь приличную беседу! И он вновь заговорил.

– Ты так и работаешь два раза в неделю?

По нежному лицу пробежала тень.

– Вик считает, что чаще я ему не нужна. Но даже если бы и была нужна… – она с какой-то горечью замолчала.

– Твой папаша, а? – с сочувствием произнес Поль. „Боится потерять свою маленькую домработницу, старый эгоист“, – подумал он. Вслух же сказал: – Может, он малость поотпустил бы узду, если б решил, что место более солидное. Как расчет работенки в Шаэ Холле?

Она смотрела в окно.

– Я ее не получила. Сказали, что у меня нет опыта.

Поль сочувственно подхватил:

– Им же хуже, Алли. Такая симпатичная девушка, как ты…

Ее нежные и еще не сформировавшиеся черты лица вдруг приобрели новое, им раньше не виданное, выражение.

– Здесь у девушек одно будущее – симпатичные они или нет, – но это не про меня.

– Что ты имеешь в виду?

– Вы видели девушку, с которой я разговаривала у дверей молочного бара?

Поль тут же понял – ей прекрасно известно, что он специально ждал ее напротив кафе и что байка про то, что, дескать, просто „проезжал мимо“ не прошла Он попытался придать голосу холодность:

– Крупную девицу в голубом с младенцем? Да, а что с ней?

– Она училась со мной в одном классе. Ей обещали тогда университетскую стипендию. У нас с ней была одна мечта – уехать в большой город, снять вместе квартирку… И вот посмотрите на нее теперь. Том уже второй ребенок. Жизнь ее сломана.

– Эй, что такое? – пораженный, запротестовал Поль. – Уйма девушек любит детей, ты же знаешь. Славный муж, славный дом, спокойная жизнь – да за это руками и ногами подписалось бы большинство. А дети делают жизнь богаче, так многие говорят…

Даже ему было странно слышать эти речи, ему – Полю Эверарду. Никогда прежде он не задумывался над такими проблемами, считал, скорее, наоборот, что семейная жизнь – это цепи да обуза для нормального парня, а дети – чистый кошмар, от которого надо держаться подальше. Что эта девчонка делает с ним? А он-то полагал себя охотником, а женщин – дичью. На самом же деле она видела в нем ту сторону его существа, которая самому Полю была неведома. В ответ на его неожиданную тираду в защиту брака и материнства по личику Мадонны скользнула тень, которую следовало бы истолковать как презрительную улыбку. Затем она окинула его своим долгим ясным взором и промолчала.

– Так что же ты собираешься дальше делать, Алли? – спросил Поль, чувствуя, что вступает на незнакомую зыбкую почву, где его былой опыт отношений с женщинами не имел ни малейшего значения. – Что еще тебя здесь ждет, если не считать какой-нибудь неважнецкой работенки, а там… – боясь заикнуться еще раз о браке и детях, он не стал продолжать и деликатно умолк.

– Все, что угодно! – ее обычно серо-голубые глаза побледнели от внутреннего огня. – Поль, вы бывали в Сиднее, правда?

– В Сиднее! Ха, это же на другом конце света… – Он остановился. – Ну, был пару раз. Для развлечений местечко что надо.

Она не ответила.

– Ты хочешь развлечься, а? – спросил он со странным ощущением, что отлично знает ответ.

Девушка отрицательно покачала головой.

– Новую жизнь, – очень мягко произнесла она, – вот что я хочу. Здесь мне ничего не светит. Как только подкоплю достаточно денег, сразу уеду, и духу моего здесь не будет. Умотаю! И никогда не вернусь!

Поль вцепился в рулевое колесо, лихорадочно соображая, что ей сказать.

– Ты уверена, что не торопишь события?

И снова она посмотрела на него своим прямым вызывающим взглядом.

– Чего мне здесь дожидаться?

– Ну… – Поль не знал, что и ответить. – Может, тебе стоит посоветоваться с кем-то постарше?

– С вами? – Она вновь окинула его сверху донизу пристальным оценивающим взглядом. – Сколько вам лет?

– Двадцать восемь. – „Чуть не на десять лет старше тебя“, – подумал он со странным чувством разочарования.

– Не так уж много, – глубокомысленно заметила она. – Ну, и каков совет?

– Подождать, до двадцати одного года Или хотя бы еще годик. Многое что может измениться за это время. – „Или изменить“, – про себя продолжил Поль. – И тогда будет легче сделать то, что ты задумала. Да и деньжата сэкономишь. Это не шутка – взять и свалить в Сидней, тем более если тебе там не на что жить.

– Какое-то время протяну. Все равно мне некуда податься.

– Как так, моя девочка! – со смешком воскликнул Поль, боясь, чтобы не сложилось впечатление, что он слишком серьезное значение придает только что начавшемуся знакомству. Вроде душа его и не пела так, словно он после работы пропустил стаканчик.

Но девушка как будто ничего не замечала.

– Поль, – с отсутствующим видом обратилась она к нему, глядя куда-то вдаль, – вы знаете нового священника, ну, того, что сейчас в церкви святого Иуды?

– Еще бы не знать. Он мой шурин, муж моей сестры. А что такое?