Текст книги "Греховная связь"

Автор книги: Розалин Майлз

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 29 страниц)

Он был чрезвычайно рад видеть ее. Только сейчас начинал Роберт понимать, как много значит для него эта девочка. Он был уверен, что работая с Мерреем, сможет докопаться до загадочной тайны другой девушки, – неведомой Алли Калдер, лицо которой он теперь знал так хорошо, что не надо было заглядывать в выцветшие газетные вырезки, некоторое время назад вытащенные из папок Джоан. Однако целью работы с Мерреем было не только разгадывание загадок прошлого. Теперь ему казалось, что все его беспокойство, все попытки докопаться до прошлого, чтобы найти выход, были больше связаны с его теперешним состоянием, с тем, что он начинал задыхаться в своем мире. А вот она – плоть и кровь, – купается в солнечных лучах и улыбается, как ангел.

– Привет, – спокойно бросил Роберт.

– Привет вам!

Откуда это? Откуда этот легкий юмор, это чувство причастности? Она легко опустилась на сидение рядом с ним.

– Я действительно надеялась, что вы здесь. Хотела поговорить с вами по душам. Я все думала о том вечере, когда вы крутились там.

Его удлиненное красивое лицо выразило интерес и внимание.

– Ах да, – пробормотал он.

– Я просто хотела сказать, что извиняюсь за то, как повела себя – грозила полицией и все такое. Это с перепугу.

– Ах да, полиция… – Он улыбнулся извиняющейся улыбкой.

В ответ она глянула на него с ухмылкой.

– Вы и сами, кажется, имели счастье познакомиться с ними после того, как мы расстались, не так ли?

– Малость пришлось. По глупости… или мудрости…

– Мне очень жаль.

– А чего тут жалеть?

Она рассмеялась.

– Да, вам беспокоиться нечего. Я ни единой душе не заикнусь о том, что вы заходили ко мне. Я понимаю, с вашей респектабельностью есть чего бояться.

– М-м-м-м – моей респектабельностью? – Ей показалось, что он посмотрел на нее с нескрываемым изумлением. – Не уверен, что так уж забочусь об этом последнее время. Как бы то ни было, предоставьте мне самому беспокоиться о своей репутации. Это не ваше дело.

– Конечно, нет, – согласилась она.

Снова что-то странное промелькнуло в ее глазах, или ему померещилось? Боже, держи себя в руках, а то померещится странный взгляд у Девы Марии в капелле Богородицы!

– Во всяком случае, – решительно закончил он, как бы подводя итог разговору, – приношу свои извинения за то, что напугал вас и вел себя неприлично.

– Ну и ладно. Так что теперь мы квиты.

– Надеюсь.

У него фантастическая улыбка, подумала она. Вполне мог быть киногероем в молодости. Сейчас ему, наверное, уже за сорок. Но он все равно выглядит потрясающе. Интересно, он сам-то об этом знает? Наверное, нет. Эти священники не от мира сего. Их, похоже, мало трогает, какое впечатление они производят!

Внезапно для нее самой с губ слетели слова:

– Должно быть, в ней было что-то особенное, в этой девушке, которую я вам напоминаю.

– Да.

Почему само упоминание Алли Калдер было явно связано с глубоким непередаваемым чувством блаженства, знакомым ощущением парения, полета, раскрепощения и неизъяснимой радости?

– Она была очень красива и очень молода, – медленно заговорил он. – Я сужу по портрету. А потом она погибла. Но это, пожалуй, и все, что я могу сказать.

– Все?

Она отрешенно смотрела вдоль прохода, потеряв, казалось, всякий интерес к разговору. Проследив ее взгляд, он увидел группу посетителей во главе с одним из младших клириков[28]28
  Духовное лицо, посвященное на служение церкви.


[Закрыть]: это была первая за день экскурсия; собор быстро снискал себе славу архитектурного чуда света, соперничать с которым мог только знаменитый сиднейский Дом Оперы.

– Ну, я пошла.

Она встала. Ему не хотелось, чтоб девушка уходила. Слова сорвались с его губ раньше, чем он выстроил их в голове:

– Послушайте, если вы не заняты, я воспользовался бы случаем реабилитировать себя за причиненный вам испуг. Что если нам устроить выходной и просто пошататься по Сиднею? Неплохая мысль, как вы считаете?

Неплохая – совсем неплохая. Он не помнил, когда так славно проводил время за последние годы. Первая остановка, уверял он ее, это сиднейский Зоопарк, где все обитатели острова – коалы, кенгуру и прочие – жили счастливо в условиях, близких к естественным, – к вящему удовольствию юных туристок с другого конца света.

– Или вы не туристка? – осторожно прощупывал он, покупая билеты. – Как вам здесь нравится? Не подумывали о том, чтобы остаться?

– Поживем – увидим.

Та сдержанность, которую она иногда проявляла, равно как и неискоренимое английское произношение, каждый раз напоминали ему, что она здесь чужая. Ему очень хотелось расспросить ее о пареньке, которого он видел в кафе, и еще раз вернуться к той ночи, когда ехал за ней до самого дома, но он побоялся нарушить то хрупкое доверие, которое возникло между ними.

Как только они оказались в зоопарке, она превратилась в обыкновенного ребенка.

– О, я с самого начала хотела сходить сюда, – со счастливым видом оглядывалась она по сторонам.

– А… – Он попытался придать своему голосу оттенок безразличия. – Когда же это было?

– А… – Словно эхо откликнулась она. – Месяцев шесть, а может больше.

– Целых полгода? – Он не чувствовал уверенности в том, что она говорит правду. Но уточнять не стал.

– Эй! – На глаза ей попался указатель. – Здесь, правда, есть панды?

– Сущая правда, – улыбнулся он. – Только очень далеко, на другом конце парка, несколько миль.

– У меня полно времени.

– Отлично.

– А у вас-то есть?

Он взглянул в глубокие, задумчивые, немного настороженные глаза и с трудом сдержал непреоборимое желание взять да обнять ее от всей души.

– Да, есть. – Он подмигнул, как подросток, решивший прогулять школу. – У меня есть время. Все время мира.

29

Золотистые потоки солнечного света проникали сквозь жалюзи кабинета Меррея Бейлби, создавая теплую, сонливую атмосферу, нарушаемую только спокойным монотонным голосом.

– Думайте, Роберт. Пусть ваш ум плавает, свободно парит. Что вы видите? Что вокруг вас? Откуда это чувство счастья, которое вы не можете объяснить?

Плывет… свободно парит… в ночи, бархатной синей и черной ночи… звезды… конец дивного лета, лучшего лета в моей жизни… затем прикосновение руки…

И луна, и музыка, и ты!

Роберт резко остановил поезд своей памяти, и сознание отступило от того пути, которым вело его. Свободные ассоциации, так называет это Меррей. Просто позволить своим мыслям свободно парить и смотреть, что из этого выйдет. Но как может быть свободен человек, в оковах? Это так трудно, так неимоверно трудно. Но ничего важнее никогда не было.

– Это здесь – где-то здесь – голову даю на отсечение, Меррей, – настаивал он, постукивая себя по лбу.

– Вероятно, – соглашался Меррей. – Но мы никогда ничего не извлечем оттуда, если вы не научитесь расслабляться!

– Простите. – Роберт послушно вытянул свои длинные ноги на уютной черной кушетке и снова закрыл глаза. – Где мы были?

– Мы проводили сеанс свободного ассоциирования.

– Ах да – не очень успешно.

– О’кей, давайте вернемся. Вы снова виделись с девушкой довольно длительный период времени и при свете дня. Продолжаете ли вы считать, что она являет для вас образ другой девушки, давно погибшей?

– Да нет… – нехотя уступил Роберт. – У нее голова той же формы, те же светлые волосы.

– У множества юных девушек светлые волосы, Роберт.

– У нее тот же овал лица, – упорно стоял на своем Роберт. – По крайней мере, судя по фотографии в старой газете, которая у меня есть. Но вот что касается глаз – выражения, вернее, их формы в уголках – здесь разница И потом, она воспринимается как англичанка, это совсем другая девушка.

– А что вы чувствуете, находясь с ней?

Роберт задумался.

– В основном – смущение. И немного испуг…

– Что вас испугало?

– Она – чуть-чуть. Потому что есть в ней что-то такое, что я никак не могу раскусить…

– Постарайтесь раскусить.

– Видите ли… в ней какая-то настороженность. Она все время начеку. Но и еще что-то. Злость? Она явно чем-то смущена. Первый вечер, когда я разговаривал с ней в кафе, она вдруг посреди нормального милого разговора разозлилась на меня, а потом ушла и не вернулась.

– Вы спрашивали ее, в чем дело?

– Да.

– Ну и?..

– Она наотрез отказалась говорить об этом.

– Девушка была сердитой вчера – когда вы возили ее в зоопарк?

– Да нет. Вовсе нет. Она была счастлива.

– Почему вы так считаете?

– Я тоже был счастлив. Да, счастлив!

Меррей сделал паузу. А затем задал вопрос, который готовился задать уже некоторое время.

– Вы чувствовали себя так, когда были с Алли Калдер? – Он спросил это как бы между прочим.

– Я никогда не был с…

Краска с лица лежащего на кушетке Роберта схлынула. Острый глаз Меррея ничего не упустил. Выражение лица пациента резко изменилось; все его существо явно почувствовало необычайное волнение.

– Как вы себя чувствуете сейчас? – продолжал он с мягкой настойчивостью.

– О… я счастлив… Так счастлив…

– Как счастливы?

– Черт побери, Меррей. – Восклицание Роберта было чем-то средним между стоном отчаяния и воплем негодования. – Вы же мужчина, в конце концов! Неужели я должен вам все это по полочкам раскладывать?

Потом они долго молчали. Роберт лежал на кушетке, как крестоносец на надгробье, совершенно неподвижно, закрыв лицо руками. И только дикое напряжение, о котором вопила каждая клеточка длинного, стройного тела, свидетельствовало о том, что это человек, а не мраморное изваяния.

– Вы знали эту девушку, Алли, – совершенно спокойно произнес наконец Меррей. – Ваше тело и ваши эмоции помнят то, что постарался забыть мозг. Вы знали ее и знали очень хорошо.

Подвергаемая пытке фигура на кушетке задвигалась, отняла руки от лица, но глаза оставались закрытыми.

– Не валяйте дурака, Меррей, что за шутки. Что вы говорите?

– Что я говорю? Что вы эмоционально были близки с ней… и, похоже, физически и сексуально также.

– Но этого не может быть… этого не могло быть…

Язвительно улыбаясь, Меррей вернул Роберту его слова:

– Вы же мужчина, в конце концов, Роберт. Неужели я должен вам все это по полочкам раскладывать?

Роберт был в полном шоке, лицо его побелело и напоминало слоновую кость.

– Но моя прихожанка – и такая юная…

– Как Эмма?

Спокойный вопрос Меррея окончательно вывел его из равновесия.

– Чтоооо?

Меррей склонился над ним.

– Это не дешевый трюк, Роберт, я говорю серьезно. Подумайте над этим. Вы мужчина, мужчина в расцвете лет. Воротничок и сутана скрывают сильное и здоровое тело. Вы не первый готовы потерять голову из-за смазливой молоденькой девочки – особенно если она одинока и, так это или не так, проявляет к вам интерес.

Его охватило отвращение.

– Вы считаете, что я попался на малолетке. О, Бог ты мой!

– Не молчите, Роберт. Разубедите меня, если я ошибаюсь!

– Но это совсем другое. Все совсем не так.

– Не так, как было с Алли?

С Алли…

Как было с Алли…

Почему ему кажется, что он падает? Глубоко вздохнув, он поборол желание подняться и сесть, спустить ноги с кушетки и вернуться к нормальной жизни. Двигайтесь дальше, слышал он негромкий настойчивый голос Меррея, двигайтесь дальше, дальше.

Дальше с Алли. Что это было? Запах, нежный, как сама невинность. Маленькая, крепкая ладонь… Этот незабываемый ливень мягких волос, это совершенно определенно. И глаза… звезды, сияющие над ними… море… падение… море…

Море! Паническое чувство сбило его с ног, словно волна прилива. Он сел и выпрямился, пытаясь сохранить равновесие.

– Меррей, море! – забормотал он. – Море! – Качаясь, он встал с кушетки и тут же вцепился в стол, чтоб удержаться на ногах.

– Спокойно, Роберт. – Голос Меррея был само спокойствие. – На сегодня более чем достаточно, Роберт, просто здорово. Думаю, на сегодня хватит. А теперь я бы хотел, чтоб вы отправились домой и больше сегодня ни о чем не думали. Не вздумайте перегружать ваши усталые мозги между сеансами – они и так славно потрудились – я дам вам что-нибудь от головной боли, хорошо что вспомнил. Но дело идет к тому, что вы скоро узнаете, что хотели, только в свое время; если будете выполнять мои указания, – вы узнаете все!

Алли – Эмма – Эмма – Алли.

Где кончается одно и начинается другое?

Он не знал. Но знал наверное, что они были разные – и чувство счастья, испытываемое им от общения с Эммой, как он описывал его Меррею, было тоже другое. Но вместе с тем, несомненно, встреча с Эммой явилась своего рода вторым шансом – исправить свой промах. Какой промах? И перед кем из них? Он потряс головой. Это напоминало труднейшую картинку-загадку – когда известно с самого начала, что каких-то частей не хватает, но не знаешь, сколько именно и откуда.

Весь во власти своих мыслей, Роберт ехал домой, не обращая внимания на дорогу. Не спеша поставил машину, открыл дверь. „В Брайтстоуне, – подумал он, весь под обаянием прошлого после сеанса с Мерреем, – переступив порог пасторского дома, я всегда кричал: „Клер! Джоан“! Мы так рады были видеть друг друга. А сейчас все прячутся по своим комнатам и ходят по дому на цыпочках, тайком – лишь бы ни с кем не столкнуться“. С тяжелым сердцем он захлопнул входную дверь и направился в кабинет.

С удивлением он увидел Клер: она вышла из гостиной в задней части дома.

– Привет, – спокойно сказала она.

– Клер! А я думал, ты… я думал, сегодня твой день…

Клер слабо улыбалась и молчала, словно заставляя его припомнить, когда он последний раз проявлял интерес к ее делам или к тому, как она живет от одного дня до другого.

– Сегодня вторник, Роберт, – обронила она. – Ты забыл?

– Вторник?

– Вторник. Первый вторник месяца. День посещения Поля.

– О Господи!

Она не проявляла признаков раздражения, но была явно огорчена.

– Мы могли бы еще успеть, – деловито сказала она, – если гнать как сумасшедшие. Я приготовила сандвичи – можем перекусить по дороге. – И только увидев, что он продолжал стоять не шелохнувшись, тупо глядя перед собой, словно оглушенный бык, она взмолилась, выдавая, чего ей стоило это спокойствие.

– Ну давай, Роберт! Я вижу, у тебя что-то на уме. Но расскажешь все в машине.

Путешествие почти в триста километров в каждый конец дает хорошую возможность поговорить. Но когда Роберт выбирался с оживленных улиц на автостраду, пытаясь наверстать упущенное время, разговор не клеился, а затем и вовсе оборвался.

Если он любил эту девушку Алли – если, думал Роберт, потому что рассудок его отказывался принять то, что было столь самоочевидным в уединенности кабинета Меррея, – если это так, то какое право имеет он сидеть в машине рядом с Клер в качестве ее мужа? Нарушить брачный обет, обет, данный не только ей, но и Богу – это ужасно!

Пасть так глубоко – и кому – священнику – не простому человеку, а тому, кто обещал свою жизнь посвятить Богу, жить по образу Божию – неужели он так низко пал? Предал эту милую тихую женщину, столь обездоленную жизнью и так сдавшую – предал себя, свои лучшие упования?

Неожиданно ему пришла в голову мысль о падении Люцифера, ярчайшего и лучшего из лучших, от которого ожидали только высшего! Самого высокого!

Ожидали высокого…

Неужели он действительно так жаждал стать епископом, раз все эти долгие годы позволял Джоан продвигать себя с этой единственной целью? Сейчас это казалось невозможным. Все равно, что спросить его, не хочет ли он живописать как Пикассо, или возглавить полет на Луну. Эти церковные амбиции принадлежали другому человеку. Разумеется, он обязан чем-то поделиться с Клер.

– Клер, – неуверенно заговорил он. С чего начать? – Эта история с „Алламби“ – ты очень расстроена?

– Ты это серьезно? – Даже краешком глаза – потому что вынужден был внимательно следить за дорогой – он видел, насколько она подавлена. – У меня сердце разрывалось! Эти несчастные старики, вышвырнутые из единственного дома, который у них был – и этот милый уютный дом, который хотели снести – о, да, это меня расстроило донельзя!

Как легко сделать ложный шаг! Боже, какой же он глупый!

– Нет, я не о том, я имею в виду мое участие. Демонстрация, арест – урон, который это могло нанести моей карьере…

– А…

Она не сказала: „Ах, это“. Но, по-видимому, имела это в виду.

– Так тебе все равно? – продолжал допытываться он.

– О, Роберт. – Разговаривать с ним в таком духе было все равно, что прыгать со льдины на льдину во время половодья. – Если бы мне было все равно, – медленно произнесла она, – не думаю, что ты был бы здесь сегодня.

Настроение его мгновенно изменилось.

– Конечно, ты права, конечно. Прости, Клер.

Но ее уже понесло, и никакая сила не смогла бы заставить ее замолчать.

– Но вопрос в том, где ты? И где мы все, Роберт? Ты добился всего, чего хотел – одного, по крайней мере, – высокого положения главы кафедрального собора. Ну, и куда это привело тебя?

Он крепче сжал баранку, всем сердцем желая, чтоб она продолжала.

– Счастливым тебя не назовешь, это уж точно. И кроме того, ты ввязался во что-то такое – чем не можешь со мной поделиться. Хотела бы я только, чтоб все обошлось, вот и все.

„И я, Клер, и я“, – мысленно присоединился к ее словам Роберт.

– Что бы ни было, не думаю, что это имеет отношение к Церкви. Воспринимай как хочешь, Роберт, но мне сдается, сердце твое далеко от служения последнее время. И епископом быть ты не хочешь, что бы там ни думала Джоан. Иначе не говорил бы так с архиепископом – и дело не в том, болен ты был или нет. Дело не в болезни. То, как ты себя вел, говорит о человеке, зашедшем в тупик.

Он боялся дохнуть, чтобы не помешать ей изливать душу. Неужели она уже давно так думает?

– Но это ты. Ты сам во всем разберешься. Тебе самому придется выбираться, если не хочешь обращаться к кому-нибудь за помощью или советом, – но ты всегда таким был, и ты найдешь выход в конце концов, – чего бы это тебе ни стоило.

Она помолчала, словно собираясь с силами.

– Но все это имеет мало отношения к нам. К нам, Роберт, к тебе и мне. Я могу потерять брата, но не готова терять еще и мужа. Что происходит с нами? Когда мы разговаривали последний раз? – Она отвернулась к окну, чтобы скрыть выступившие слезы. – И когда последний раз любили друг друга? О, тебе, наверное, кажется, что я уже перестала думать о ребенке за все эти годы, раз молчу. Но послушай, что я тебе скажу! Нет, Роберт, не перестала! Каждый раз, стоит мне увидеть на руках какой-нибудь женщины младенца, и моя душа плачет. Каждый месяц я все еще живу надеждой. Пусть и призрачной сейчас, но все-таки надеждой. Мне ведь только чуть за сорок, еще все возможно. Но одно можно сказать с уверенностью, не будучи провидцем – нельзя зачать ребенка одной, без мужа!

Они всегда старались приезжать в тюрьму с самым бодрым видом, чтобы не омрачать Полю и без того мрачную жизнь. Но в этот раз никакие усилия не могли помочь скрыть подавленное настроение. И Поль это почувствовал сразу, как только они вошли в комнату для свиданий, с обостренной наблюдательностью человека, у которого достаточно времени, чтобы видеть и улавливать реакции людей. Однако беглого взгляда на Клер было достаточно, чтоб готовые сорваться слова застряли у него на губах, и он только помахал в воздухе рукой, как бы приветствуя всех присутствующих, а затем обнял Роберта.

– Лучше поздно, чем никогда! Хорошо, что мама вдруг взяла и приехала совсем неожиданно, а то я остался бы один-одинешенек как девушка поутру – в компании своих милых каторжан!

– Прости, дорогой, – пыталась выдавить из себя улыбку Клер. – Нас задержали. Рада тебя видеть! Здравствуй, мама! – И она горячо обняла пожилую женщину.

– Привет, дружище!

Роберт сжал руку Поля с искренней симпатией. Он не переставал восхищаться мужеством своего шурина, с которым тот переносил все невзгоды, выпавшие на его долю. Пожимая руку, Роберт чувствовал, какое колоссальное внутреннее напряжение испытывает Поль. Да, страдания его нельзя измерить. Разве можно всего этого не замечать?

– Роберт.

– Здравствуйте, Молли.

Молли улыбалась.

– Он прекрасно выглядит, не правда ли?

– Хоть сейчас на ринг.

– Ну, нет. Мы его лучше домой отвезем. На заднем дворике еще живо сливовое дерево, и сливы есть, – говорила она, поворачиваясь к Полю. Глаза ее были полны материнской любовью. – Можешь выбирать самые вкусные, сынок.

– Когда я вернусь, у меня будет кое-что поважнее слив, мама, – мрачно произнес Поль. – Одно-другое дельце, пара должков. Это самое главное.

Лицо Клер вдруг расцвело и засияло от радости. Роберт изумленно смотрел на нее и думал, какая она красивая.

– Неужели освобождение Поля решено? – У нее даже дыхание пресеклось.

– Еще нет, милая, – уверенно сказала Молли, – но будет. Я знаю, что на сей раз он его получит. Я это чувствую.

Лицо Клер погасло, и она бросила украдкой взгляд на Роберта. Помоги им, Бога ради! – приказывал ее взгляд. Не дай снова впасть в обольщение. Это рай для глупцов. Так уже бывало…

Со свойственной ему способностью остро реагировать на страдания других Роберт подумал, что Клер права. Надо поговорить с Молли, предупредить ее, что бессмысленно строить надежды на пустом месте, – тем страшнее разочарования. Внутренне молясь о ниспослании вдохновения, Роберт наклонился к Молли и взял ее за распухший от артрита палец.

– Что-нибудь хотите, Молли? – мягко обратился он к ней. – Чашечку чая или кофе? Пойдемте в буфет, возьмем чай и бисквиты…