355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Розалин Майлз » Греховная связь » Текст книги (страница 24)
Греховная связь
  • Текст добавлен: 21 сентября 2016, 16:47

Текст книги "Греховная связь"


Автор книги: Розалин Майлз



сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 29 страниц)

33

Все умирает осенью. Но Меррей?

Нет, этого не может быть.

– Меррей? Нет! Не может быть! Я только вчера видел его – я только что видел его…

Для него это был страшный удар. Но почему? Роберт годами не встречался с Мерреем, разве только иногда, в связи с какими-либо событиями. Что это с ним? Последнее время его реакции совершенно непредсказуемы! Клер не могла сдержать горькие слова, вертевшиеся на языке.

– Ты только что видел его? Ты что, считаешь, что этот факт мог спасти его от смерти?

Он удивленно посмотрел на нее.

– Нет, но я…

Она отвернулась. Он видел, как плечи ее безвольно опустились, свидетельствуя красноречивее всяких слов о чувстве усталости и отчуждения.

– Сдается, последнее время ты думаешь только о себе, Роберт. А как насчет его жены? Семьи? И всех его пациентов? – Она помолчала и повернулась к нему. – А как насчет Поля? Сегодня мне пришлось одной добираться до тюрьмы, потому что ты настолько поглощен собой, что даже не вспомнил, что сегодня его день. Как быть с этим несчастным, замурованным в клетке без всякой надежды когда-нибудь выбраться оттуда? Ты о нем хоть когда-нибудь думаешь? – Она бросила на мужа взгляд, полный упрека и гнева. – Или в мире существует один только великий настоятель Мейтленд?

* * *

Великий настоятель Мейтленд…

Слова Клер, а еще больше то, как она пожала плечами перед уходом, пронзили его сердце. После страшной новости о гибели Меррея это было больше, чем он мог вынести. Но придется справляться с этим в одиночку, судя по удаляющейся спине Клер, всем своим видом подчеркивающей непричастность к его бедам. Теперь ты один как перст, Роберт, – красноречивее слов говорило ее поведение. Что посеешь, то пожнешь. Расхлебывай теперь сам. Словно раненый бык, он копал землю, а боль прожигала до мозга костей.

В кабинете он наконец дал волю своему отчаянию. Меррей ушел… Меррей, который предложил ему единственный шанс проникнуть в эту тьму. Меррей, который уже вернул ему самую бесценную и мучительную часть его знания о своей жизни, воспоминание об Алли. Меррей единственный, у кого хранился ключ от его сознания, этого ларца со сломанным замком, содержимое которого было столь необходимо, чтобы восстановить мир в душе и спастись от безумия.

Меррей, наконец – его единственный друг в это ужасное время, единственная душа в мире, которой он полностью доверял, перед которой не боялся быть самим собой, а не великим настоятелем Мейтлендом, и благодаря которому он пытался рискнуть думать и жить как Роберт, обыкновенный грешник…

Меррей ушел.

Уронив голову на руки, он зарыдал.

На следующий день резиденция настоятеля превратилась в обитель траура в мире печали, низкое серое небо являло собой идеальное зеркало всепоглощающей скорби. Рваные тучи с металлическим матовым блеском проносились по небу, угрожая в любой миг излить на землю все хляби небесные и подвергнуть дольный мир каре нового потопа, но потом вдруг сменяли грозное настроение на игривое и с неуклюжей слоновьей грацией неслись за кобыльим хвостом ветра. Словом, день не сулил ничего доброго. Да ничего доброго и не предлагалось троим обитателям настоятельской резиденции.

В худосочном свете раннего утра нежное как лепесток лицо Клер было серым и поблекшим не просто от утомления, а от настоящей слабости, тошнотой подступающей к горлу. Только на рассвете она решилась оставить Джоан – когда тревожные всхлипы и метания прекратились и она, судя по всему, погрузилась в тяжелое забытье без сновидений. И сон Клер был тревожным, коротким и часто прерывался внезапными пробуждениями. Сейчас ей позарез требовалась чашка, вернее, кофейник хорошего крепкого кофе, чтоб прийти в себя и начать день. Поглощенная поисками фильтров, она не расслышала мягких шагов по лестнице.

– Доброе утро, Клер.

Клер резко обернулась.

– Джоан! Что ты здесь делаешь? Тебе надо лежать!

– Я уже в порядке.

Клер с нескрываемым беспокойством смотрела на нее:

– Я собиралась подняться наверх и заглянуть к тебе – вот только кофе хотела сварить. Тебе надо лежать в постели. Ступай, я приготовлю завтрак и принесу.

– Да я уже в порядке.

Невероятно, с облегчением подумала Клер, но похоже на то. Джоан стояла перед ней уже одетая и, хотя была бледна, выглядела вполне здоровой. Только сейчас Клер поняла, насколько ужасно было видеть, как Джоан – это Джоан-то! – склонившись над биде, яростно скребла себе бедра, живот и груди. Но сегодня жар явно спал, тошнота прекратилась, а сон сделал свое дело. Да и лекарство, прописанное доктором, вероятно, помогло – просто фантастика, какие таблетки теперь производят!

Искренне обрадованная и благодарная Клер засуетилась вокруг новоисцеленной.

– Кофе? А как насчет простого тостика, чтоб не на пустой желудок?

Бледная, но сдержанная Джоан осторожно опустилась на стул и взяла чашку кофе. Тактично, не вовлекая золовку в разговор, от которого та явно предпочитала уклониться, Клер ворковала за двоих, стараясь во всем услужить Джоан. Нарезая тонкие ломтики хлеба, Клер случайно бросила взгляд на часы.

– Посмотри, сколько времени! Мне уже пора быть одетой. У меня встреча в десять, затем еще одна в двенадцать – насчет сегодняшнего большого благотворительного вечера – да поможет нам Бог собрать нужную сумму, на это так рассчитывают! – я должна все по минутам расписать… – Скинув халат, она выскочила из кухни. В этот момент в холле зазвонил телефон. – Ты возьмешь трубку, Джоан? – крикнула она. – Если я подойду, то могу опоздать, я себя знаю!

Джоан вяло поднялась с места и направилась в холл. Она подняла трубку и тут же отпрянула от телефона.

– Привет, Джоани.

Она не могла говорить.

– Просто позвонил, чтоб узнать, как ты. Ты выглядела не очень после нашей встречи. – Он издал какой-то чмокающий, сальный звук. – Все проходит, знаешь ли.

– Мик… – нечеловеческих усилий стоило ей произнести это имя. Но она должна узнать. – Как это могло случиться?

– Что могло случиться? – Она так и видела эту притворяющуюся рожу, невинно выкатившиеся поросячьи глазки. – А что случилось? Ничего такого не случилось. Насколько я знаю.

– Но… – Слова и упреки так и рвались на язык и от этого ей трудно было говорить связно. – Но я этого не хотела! Мы так не договаривались! – Она нервно бросала взгляды на лестницу. Но Клер была под душем и не могла слышать. – Я не хотела, чтоб он погиб! Не хотела, чтоб его убили! Только – вывести ненадолго из игры! Время – вот что мне было нужно, немного времени – время перевести дыхание…

– Но ты получила с лихвой, сверх договора, Джоани, а что, не так? – Снова мерзкое хихиканье. Ее жгло словно раскаленным железом, ее женская гордость и душа – все вопило от боли.

– Время…

– Теперь у тебя его навалом. Сколько угодно.

– Если б я только могла предположить…

– Ах бросьте, мисс Мейтленд! Я думаю, именно этого вы и хотели! В буквальном смысле слова… – Его интонации напоминали его лапающую руку. Что тут можно было сказать? В голосе Мика пели торжествующие нотки удовлетворенного самолюбия. – По мне, так это чистая работа. Очень профессиональная. Объект завершен, и все концы в воду – комар носа не подточит. А ты что ожидала? Ты играешь теперь в игры со взрослыми мальчиками, Джоани! Это взрослые игры!

К горлу подступила тошнота, во рту она почувствовала горечь только что выпитого кофе.

– Прошлым вечером с тобой был тоже большой мальчик, разве не так, Джоани? Большой, правда? Тебе понравилось, а? Я видел! Мне тоже. Мне страшно понравилось. Знаешь что?

Она знала.

– Нам нужно, Джоани, провести ответный матч. Из нас получается славная парочка Ты и я – два сапога пара. Что ты делаешь в пятницу вечером?

Она открыла рот и с трудом выдохнула:

– Ухожу.

– Не думаю, Джоани. – Он говорил так, словно сожалеет о том, что ему приходится нарушать распорядок ее дня. – Я полагаю, что ты для меня свободна. В конце концов, разве мы теперь не партнеры, как ты считаешь? Так что будь наготове, как это говорится. Я посмотрю, как у меня со временем, и позвоню. Пока, Джоан.

– Кто это звонил?

Надевая на ходу плащ и сбегая по лестнице, Клер не видела лица своей золовки. К счастью для Джоан, в это время зазвонил дверной звонок.

– Кого еще там несет? – раздраженно воскликнула Клер. – Чувствую, что сегодня из дома не выберусь!

Она помчалась к двери. На пороге стояла маленькая женушка второго священника, Патси Райт.

– Патси?

– Добрый день, миссис Мейтленд.

– Заходите скорей, такой холод. Что случилось?

– Я насчет доктора Бейлби. – Когда Патси переступила порог, Клер с изумлением увидела, что она плачет. – Меня послал Джеффри. Он хотел спросить настоятеля, будем ли мы служить панихиду.

– Даже не знаю, но думаю, будем, – ответила Клер, нахмурившись. – Меррей был очень заметным человеком в Сиднее и очень известным – двадцать лет практики как-никак – людям хочется воздать ему последнюю дань уважения. Но я не знаю наверняка, думал ли об этом Роберт – он так убит.

– Ну, так мы и подумали! – затряслась Патси, и глаза ее вновь наполнились слезами. – Вы знаете, как много сделал доктор Бейлби для стариков в „Алламби“, когда Джеффри был там священником. Да и потом он многих продолжал курировать как частных пациентов бесплатно, когда дом для престарелых прекратил свое существование и Церковь перестала ему платить за лечение.

– Я этого не знала, – в замешательстве сказала Клер.

– Он был хороший человек. И хотел только одного – помогать людям. А теперь вот такое случилось с ним!

Невыносимая разъедающая смесь вины, печали и отвращения поднимались в Джоан. Она боялась, что ее сейчас вырвет, и хотела было удалиться.

При виде Джоан Патси залилась краской, словно школьница. Она никогда не забывала, с какими язвительными насмешками набросилась на нее Джоан в тот праздничный вечер в „Алламби“, когда она имела глупость позволить этой Эллен пичкать ее сплетнями насчет настоятеля и брата миссис Мейтленд. Но даже Патси сразу поняла, что мисс Мейтленд сегодня не до нее.

– Вы что-то плохо выглядите, мисс Мейтленд. С вами все в порядке?

Клер решила воспользоваться случаем и убить сразу двух зайцев.

– Она подцепила какой-то вирус, препротивный, и хотя сегодня ей уже лучше, но все же, мне кажется, надо быть поосторожнее. Патси, дорогая, я должна присутствовать на собрании в Обществе жен священников в десять; полагаю, вы тоже туда едете. Почему бы вам не снять пальто и не приготовить чашечку чая себе и Джоан, пока я сбегаю по делам и все устрою, а потом мы вместе поедем на собрание. Идет?

Несколько нервничая, Патси проводила бледную Джоан на кухню.

– Вы на меня не обращайте внимания, мисс Мейтленд. Я сейчас немножко освоюсь, осмотрюсь, что тут где. Первым делом поставим чайник, здесь, вроде, никаких сложностей, так ведь?

Некоторая нервозность не мешала, однако, Патси оставаться врожденной жрицей чайного ритуала, и сам его привычный процесс вскоре восстановил ее обычное благодушие.

– Вы не против, если я приготовлю чай у вас на кухне? Если против, только скажите. Я заскочила на секундочку, так что не обязательно было приглашать меня зайти. С другой стороны, чашечка чая не повредит в любое время дня, не правда ли? – Словоохотливость была у Патси в крови: она твердо верила, что при любых обстоятельствах болтовня, как ничто другое, помогает сгладить углы.

Бедняга мисс Мейтленд действительно выглядит так, что чашечка чая ей не повредит – если не что-нибудь покрепче. Известие, видать, сильно на нее подействовало, решила Патси.

– Да, это просто ужасно – про доктора Бейлби, правда? Вы думаете, благотворительный вечер отменят в знак уважения? Хотя в обществе он особенно не бывал. Скорее частное лицо, так ведь?

– М-м-м.

– А бедная его жена! Вы не знали, что в это Рождество они должны были отмечать тридцатипятилетие своего брака? Она совсем не в себе, говорят.

– О…

– А пациенты! Они все его так любили! Он ведь не какой-нибудь заурядный врач, как вы думаете? Не так просто сменить врача в самый разгар лечения.

Она пододвинула дымящуюся чашку в ледяные руки Джоан. – И как теперь будет настоятель?

– Настоятель?

Кровь прильнула к щекам Патси. „Бог ты мой, – запаниковала она, – неужели меня опять угораздило влезть куда не надо?“

– Ну да, мы думали – э, я говорила Джеффри: бедный настоятель Мейтленд – посреди лечения и все…

Холодная ладонь Джоан вцепилась в ее руку.

– Откуда вы узнали?

Патси задрожала.

– Я видела, как он входил в офис Бейлби! Мне и в голову не приходило, что это секрет! – Она нервно заморгала и собралась с мыслями, чтобы дать ясный и исчерпывающий ответ. – Вы знаете, что я не сплетница, и всегда стараюсь не лезть не в свое дело, я имею в виду настоятеля. Мало ли что болтают.

Молчание. Сверлящей ее взглядом Джоан, которая так и сидела, вцепившись в руку бедняжки Патси, этого было явно недостаточно. Совсем сбитая с толку, та не могла уже остановиться.

– Я потому и сказала Джеффри, когда мы как-то увидели настоятеля с какой-то девушкой, – не будем, говорю, распространяться об этом, не нашего ума это дело. То есть я уверена, что здесь ничего такого нет, но вы же знаете, как люди любят совать свой нос куда не надо, а служитель церкви всегда представляет особый интерес для злых языков, то есть им всегда подавай пример, даже если это не так, то есть я не имела в виду настоятеля… ну вы понимаете, что я имею в виду… Во всяком случае я ему, Джеффри, говорю: не вздумай вот так по улицам шляться с девушкой, пусть даже по церковным делам…

– С какой девушкой?

– Ну я про девушку, с которой видели настоятеля! – Окончательно растерявшаяся Патси несла уже невесть что. – О, я уверена, что это ваша близкая знакомая или что-то в этом роде, а может, прихожанка – ну, обыкновенная девушка, юная девушка, да я ее толком и не разглядела…

„Она лжет!“ – подумала Джоан, закипая от гнева. Патси не могла не разглядеть девушку, она ее прекрасно видела. Эта любопытная корова посрамит и Шерлока Холмса! Теперь только она так перепугалась, что ни за что на свете не скажет. Надо сменить тактику; ну живо – и вперед!

– А что они делали?

– О, ничего – ничего особенного.

Полного ненависти взгляда Джоан было достаточно, чтобы к Патси частично вернулась память.

– Они ехали на машине – у Дабл Бей… смеялись… совсем как старые друзья, знаете ли, – быстро закончила Патси. – Я так и сказала Джеффри, что все выеденного яйца не стоит, но надо же знать людей, они из пальца высосут и невесть что наплетут, ведь правда? Надо соблюдать крайнюю осторожность. Тем более, когда дело касается настоятеля, столь заметной фигуры, известной всем и каждому. Имя его и так не сходит с языка. Я и говорю Джеффри: привыкай к осторожности, дорогуша, чтобы, когда ты станешь столь же знаменитым, как настоятель…

Роберт проснулся с тяжелым чувством, словно вернулся из небытия. Мир стал холоднее. Выбравшись из постели, он наспех принял душ и, не в силах даже смотреть на завтрак, укрылся в собственном кабинете. Часы проходили за часами, но он, вероятно, ничего не замечал, погрузившись в пучину своего одиночества, такого холодного и неизбывного, что выдержать это было невозможно. Он слышал, как начинает оживать дом, – обычно для вставшего ни свет ни заря это были привычные и радующие душу звуки. Сейчас же у него не возникло ни малейшего желания бежать на кухню, чтобы за дружеской болтовней выпить чашечку чая.

Но что же делать? День простирался, как голая пустыня, иссушенная и бесконечная, одно сплошное зияние. Он заставил себя взглянуть в книгу, где были отмечены предстоящие дела. Расписанные там недели и дни, время и место – все эти кропотливые записи представлялись ему сейчас бессмысленными иероглифами, пустыми каракулями. Он чувствовал одно: нельзя терять себя в беличьем колесе бессмысленных дел. А тут еще этот благотворительный вечер – неужели сегодня? Как может он заставить себя с обворожительной улыбкой и радостным лицом обхаживать представителей высшего общества Сиднея, умасливать богачей и очаровывать их жен – и все ради чего? – чтобы положить еще один куш в церковную копилку?

Как обычно мысли его перенеслись к девушке – без какого-либо усилия, спокойно и непреодолимо. Ему вдруг пришла в голову мысль, что он мог бы пройти через все, что угодно, только бы она была рядом – ее взгляд, ее яркие волосы, ее неколебимый здравый смысл и неискоренимая искренность.

Снизу до него донеслись голоса.

– Ну, до свидания.

– До свидания.

– До свидания, мисс Мейтленд – надеюсь, вам будет лучше.

Это Клер уходит, отправляется на свое собрание вместе с Патси Райт, ранней пташкой, чья неумолчная трескотня доносилась даже к нему в кабинет.

– Ты ляжешь, Джоан? Обещай, что побудешь сегодня в постели.

– Да, да, обещаю.

Хлопнула дверь, и шаги Джоан, непривычно тяжелые, раздались на лестнице Джоан отправилась к себе пестовать свой вирус. Он один. И он уже знал, что будет делать.

Мыслями витая где-то в облаках, Роберт вывел машину и направился к окраине города. Отрешенный от всего, он ни разу не удосужился взглянуть в зеркальце заднего обзора Перед его мысленным взором уже вставал удивленный взгляд Эммы, когда она увидит его. Он надеялся, что сумеет освободить день, а там – угощение, поездка, пикник, а то просто долгая, неторопливая прогулка и разговор обо всем и ни о чем. При мысли о ней лицо его смягчилось, скорбное выражение изгладилось под воздействием целительного бальзама нежного чувства.

Какого чувства, вопил в нем внутренний голос. Лучше все это прекратить пока не поздно! Тебя несет куда-то не туда! Ты еще не во всем разобрался! А теперь ты один. Один как перст! Но он пресек поток этих назойливых вопросов. Об этом он подумает завтра – всему свое время; и, верно, в одиночку, – Меррея больше нет и помочь некому.

А Алли – ему еще предстоит как-то разобраться с этим фактом их близости, столь долго погребенным, что сейчас он словно с первозданной интенсивностью чувствовал вновь любовь, всю ее дикую яркость и восторг, все ее невероятное целомудрие, всю печаль и боль утраты. Но какой же я тогда священник? – недоумевал он. Какой супруг? Какой человек? А чему меня это научило? Переменился ли я? Или тот факт, что случившееся оказалось волей случая погребено на дне моей памяти после несчастья в шахте, означает, что все ушло в подсознание и ничему меня не научило?

Да, сделать еще предстояло очень и очень много. Он понимал это.

Но только не сейчас.

Сейчас достаточно того, что он увидит ее, будет с ней – очень скоро, теперь уже скоро, скоро.

Наконец с бьющимся сердцем, едва выдерживая рвущуюся из него радость, он затормозил около кафе и, заметив сквозь запотевшее стекло вспышку ангельских волос, поспешил внутрь. И ни разу на протяжении всего пути не бросилась ему в глаза машина, неотступно следовавшая за ним, за каждым его движением и исчезнувшая только тогда, когда он повернул к центру города; после этого она направилась к резиденции, чтобы вернуться раньше и ни у кого не вызвать подозрений.

34

Будь мил с людьми.

Это часть работы.

Не будешь милым, не дадут денег, которые нужны.

С удивлением думая о том, когда же это он стал таким циником, Роберт глядел рассеянным взглядом в трюмо в спальной, готовясь к предстоящему вечеру. Из зеркала на него смотрело строгое неулыбающееся очень красивое лицо с мужественными чертами и проницательным умным взглядом, который отнюдь не умалял, а скорее, наоборот, усиливал его привлекательность. Впрочем, сейчас ему было не до своей внешности. Застегнув запонку на крахмальной рубашке, он приступил к ритуальному сражению с галстуком и нескончаемым потоком мыслей.

Как Джоан? Достаточно ли она выздоровела, чтобы брать ее на это гала-представление? Пальцы безуспешно скользили по непокорному шелку и, оставив бесплодную попытку, начали вторую. И что же все-таки с ней такое было? Она в жизни, насколько он помнит, не болела, и еще не было такого случая, чтобы сестра не появилась рядом с ним на важном событии.

А как насчет Клер? Может он еще на нее полагаться? Как и Джоан, она всегда была с ним, около него – готовая ко всему, всегда – до сегодняшнего дня. Но последнее время они как-то все более расходятся в разные стороны. И тем не менее, несмотря на свое увлечение Эммой, несмотря на подлинную одержимость ею и погибшей девушкой Алли, чьим таинственным двойником оказалась Эмма, он никогда не любил Клер так, как сейчас. В чем его ошибка? Как, почему он позволил ей отойти? Когда он найдет выход из этого лабиринта? И когда же – когда, Господи Боже мой, – научится он завязывать галстук? Вновь и вновь обманчивый шелк скользил по пальцам, которые превратились уже в какие-то сосиски. Он с большим трудом сдерживался, чтобы не выругаться.

– Ты готов?

Блестяще одетая Клер на минуту впорхнула в спальню. Роскошному тончайшему платью не уступала ниспадающая с плеч прозрачная вечерняя накидка. Что это за цвет? Синий? Фиолетовый? Гиацинтовый? Он как нельзя лучше оттеняет удивительный цвет ее глаз – подернутые дымкой весенние колокольчики, светящиеся на фарфоровом личике, как тогда, на брайтстоунском пляже. А шикарный шелест? Шелк? Где она все это достала? И когда? Он смутился: не исключено, что этот наряд у Клер давно, а собственный муж не соизволил его заметить. Да, конечно, так. О, Клер, если это действительно так, я сделаю все, чтоб оправдаться перед тобой, дай только закончить со всем этим. Но тут же его кольнуло болезненное подозрение. А если платье новое? Клер, оно выглядит на миллион долларов. Даже на настоятельские доходы вряд ли можно позволить себе что-либо подобное, скажи мне, дорогая?

Деньги, деньги, деньги – он весь во власти этих денег. Вот что бывает, когда начинаешь заниматься этими благотворительными гала-представлениями. Но не надо быть особо хорошим бухгалтером, чтобы увидеть зияющую бездну человеческих несчастий, которую Церковь отчаянно пытается заполнить. И даже все миллионеры Австралии – а в Австралии много миллионеров – не смогли бы тут помочь. Слишком много бедности и несчастий. Слишком много. Слишком много.

И как невыносимо трудно – еще свежа память „Алламби“, Дома для матерей-одиночек или последнего пристанища наркоманов – как трудно заставить себя проникнуться симпатией к этим жирным котам! Сами-то они себя чувствуют прекрасно, раз в год посещая большое благотворительное мероприятие. И при этом от тебя требуют, чтоб ты был очаровательным и благодарным за жалкие крохи с их пиршественного стола! Да неужели же в этом его действительное призвание? Или он оказался на этом месте в наказание за какую-то провинность, в силу отсутствия иного более важного стремления? Рано или поздно он должен ответить на все эти вопросы, принять, наконец, вызовы, бросаемые ему ежедневно из каждого закоулка его сознания.

А непослушный галстук не поддавался.

– Ты готов? – вновь послышался голос Клер, на сей раз из холла.

– Через минуту спущусь, – откликнулся он, удивляясь, насколько это далеко от действительного положения дел.

– Нужна помощь?

В дверях возникла Джоан, облаченная, словно в доспехи, в черный шелк с ног до головы. Лицо ее было очень бледно, а глаза неестественно блестели, однако она с места в карьер отмела все вопросы о здоровье.

– Я? Прекрасно, никогда не чувствовала себя лучше. – Он не верил ни одному ее слову, однако понимал, что спорить бесполезно.

Честно говоря, он давно уже не имел над Джоан никакой власти, и она жила сама по себе. На ней тоже было платье, которое он ни разу не видел. Высокая и стройная, как породистая лошадка, она гордо выступала на своих непомерно высоких каблуках.

Это была совсем иная Джоан.

– Привет, странник! – обратилась она к нему, одаривая оживленной улыбкой. – Хорошо провел день? – Это простейший вопрос явно скрывал что-то другое, ибо сопровождался чересчур пристальным взглядом. Но она не дала ему времени на размышление. Ее ловкие пальцы взялись за галстук, моментально сломили его слабую попытку изогнуться и начали со знанием дела складывать и завязывать узел. Роберт с удивлением подумал, что болезнь изменила ее. Однако следующие слова развеяли подобные предположения. – Я просто спросила – удачный день?

У него засосало под ложечкой. Не хотелось начинать лгать про Эмму, про то, как он провел день с ней.

– Так себе.

Новая обворожительная улыбка, теперь уже в неприятной близости.

– Я следила за тобой.

Что она имела в виду?

– Следила?

Голос ее вдруг стал каким-то чужим, и она пропела.

– У меня было такое чувство, будто ты всячески избегаешь меня.

Он почувствовал колотье в затылке.

– Почему я должен избегать тебя?

Рука, повязывающая галстук, ласково похлопала его по щеке.

– Это ты скажи мне, Роберт, ты.

Он хотел покончить с этим.

– Готово? Клер ждет. Надо идти.

Она одним рывком затянула галстук, так что шелк чуть не лопнул.

– Галстук повязан. Я готова. Идем. – Она смахнула с пиджака воображаемые пылинки. – Готово, Роберт. Ты выглядишь, как картинка! – Снова сияющая улыбка, которая исчезла бесследно, как только она приблизила к нему свое лицо. – Но я еще не закончила, – прошептала она. – Сегодня вечерком нам с тобой надо будет кое о чем потолковать. Идет?

– Настоятель Мейтленд! Как мило, что вы пришли!

– Мы в восторге, Клер и я, – вы знакомы с моей сестрой, мисс Джоан Мейтленд?

– Ну, конечно. Очень рада! Замечательно. Очень мило, что пришли.

Конечно, он знал, кто это. Одна из первых дам Сиднея. Ее званые вечера были сногсшибательными, о ее благотворительных праздниках ходили легенды. Она была в близких отношениях с Нэнси Рейган, Элизабет Тейлор, принцем Чарльзом и с Имельдой Маркос, хотя последнее время ей не приходилось часто видеться с ней, поскольку у Имельды, к сожалению, случились маленькие неприятности; она была накоротке с Джаггером – тем паче, что Мик стал в последнее время намного общительнее, чем прежде, и особенно с Джерри Холлом. Мадонна обещала заскочить попозже, если позволят обстоятельства. А Принц будет в кабаре. Ну, ладно, хоть Принц. Может, есть кто и получше…

Словом, эта женщина была другом и посредником в мире знаменитостей. Ее дом, один из немногих легендарных старинных домов Сиднея, до сих пор остававшихся в частном владении, представлял собой небольшой дворец; его гостиная, банкетный зал, приемные и оранжерея нередко предоставлялись радушной хозяйкой для благотворительных мероприятий Церкви, где он и видел ее. Почему же ему не помнить ее имя?

Да и какое все это имело значение? Подобно всем событиям такого рода, это был бал-маскарад – где все скрывали свое истинное лицо. Раскрывать карты считалось здесь гораздо худшим проявлением дурного тона, чем, скажем, обнажать интимные части тела. Он видел, что Джоан усвоила правила игры – она не собиралась показывать, что у нее на руках. Просто играла с ним в кошки-мышки и ждала.

Хозяйка, блиставшая бесценными брильянтами и чудом портновского искусства из бледно-розового и красноватого шелка, наклонилась к его уху.

– Настоятель Мейтленд – успех необычайный. Все потрудились на славу. Одни только билеты дали уйму денег, а впереди еще пожертвования. Женский комитет превзошел себя, соединив все это вместе – я очень вас прошу всех их поблагодарить потом персонально – но так или иначе, похоже на то, что лелеемый вами проект Дома святого Матфея и пара других церковных задумок получат право на жизнь.

– Да, да. Великолепно! Потрясающе. Изумительно. Чудесно. Просто сногсшибательно!

Он выдал целую обойму превосходных степеней, что, тем не менее, с самого начала не прозвучало убедительно. Хозяйка, блистая, уплыла. Роберт огляделся кругом в поисках Клер, которую только что отловила Бесси Маддокс. Обе женщины так и не смирились с разрушением дома для престарелых в „Алламби“, и обе, насколько ему было известно, носились с идеей другого дома, где они могли бы вновь собрать под одну крышу рассеянную общину бесприютных душ. Вообще-то говоря, не надо на этом ставить крест. Он сам попробует что-нибудь придумать. На другом конце зала он заметил председателя Городской опеки. Сейчас, когда пыль от их последнего спора осела, неплохо будет замолвить словечко и здесь. Во всяком случае, чем черт не шутит. Попытка не пытка.

В этот момент рядом выросла Джоан, следя за направлением его взгляда. Он опять почувствовал вызов.

– О чем ты говоришь?

– Что они все подумают – о таком большом человеке, о таком герое – если только узнают?

– Джоан, хватит играть со мной в кошки-мышки. Что узнают?

Она улыбнулась ему улыбкой Горгоны.

– Не сейчас об этом будет сказано!

Говорят, кошка играет живой мышкой вовсе не из садизма, а для того, чтобы размять мышцы перед едой. К концу вечера Роберту, как он сам мрачно отметил, нужны были все силы, чтобы справиться с растущим напряжением и страхом. Он всячески пытался дать достойный отпор проискам Джоан в минуты их редких встреч во время кратких передышек от всевозможных переговоров с людьми, ради которых и было устроено все это представление. Но Джоан продолжала играть с ним в игру, правила которой, как видно, были известны только ей, и право насладиться результатом которой она предоставила только себе и лишь в тот момент, когда почувствует, что устала.

Весь вечер он преследовал ее, и весь вечер она ускользала с каким-то неизъяснимым кокетством, уносясь в танце с одним, обхаживая другого и напоминая третьему, что от него еще ждут чека на святого Матфея.

И когда он уже оставил всякие попытки объясниться, она сама отыскала его. В глазах ее блеснуло что-то маниакальное.

– Тебе конец, Роберт. Все кончено! – решительно заявила она, сразу беря быка за рога.

– О чем ты говоришь?

Немного помолчав, Джоан вновь заговорила.

– Девушка.

– Ну и что? – Он не мог думать об Эмме и Джоан одновременно, ему было невыносимо говорить о них на одном дыхании.

– Я видела тебя сегодня!

– Сегодня?

– Я следила за тобой. Когда ты отправился в кафе повидать ее. Я видела, как ты вошел туда Видела все, что ты делал – на протяжении всего дня. – Лицо ее вдруг исказилось. – Меррей знал?

– Бог с тобой, Джоан, – какое это к нему имеет отношение?

– Что ей нужно? – Она вцепилась ему в плечо.

– Да о чем ты?

– Это шантаж? – Джоан буквально сыпала словами в страшном волнении.

Он совсем растерялся.

– Джоан, с какой стати ей меня шантажировать?

– Я видела ее лицо! Это Алли Калдер! Что она снова здесь делает? Она умерла! Она умерла! Она мертва!

К счастью, никто из мельтешащей вокруг толпы не уловил смысла слов. Однако произведенный Джоан шум, тонкий пронзительный крик, а затем сток и полуобморочное состояние привлекли к ним внимание некоторых посторонних людей.

– Сестра не вполне здорова, – кратко бросил Роберт подошедшей женщине. – Не может ли кто-нибудь найти мою жену и позвать ее сюда?

С помощью добрых самаритян Джоан усадили на удачно оказавшийся в алькове стул, в стороне от водоворота танцующей публики и от ушей сочувствующих, но излишне любопытных ближних, появившихся как из-под земли. Роберт, не долго думая, склонился над сестрой с заботливым видом, тем самым укрыв ее от посторонних взоров. Ему было не до разговоров, но она уже не могла остановиться, и все говорила и говорила.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю