Текст книги "Омут. Оборотная сторона доллара. Черные деньги"

Автор книги: Росс Макдональд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 47 страниц)

Глава 3

Миссис Маллоу вывела меня через черный ход, который был уже закрыт. Дождь за это время стал сильнее. Потемневшие тучи скопились над холмами, и казалось, что конца дождю не будет.

Я направился к административному корпусу. Надо было сообщить Спонти, что я все-таки намерен повидать родителей Тома Хиллмана, нравится ему или нет.

Сведения о Томе, которые я получил от тех, кто его терпеть не мог, и от тех, кому он нравился, не давали ясного представления ни о его привычках, ни о его личности.

Он мог быть и обиженным подростком, и психопатом, знавшим, как понравиться женщинам старше себя, а мог находиться между двумя состояниями, как Альфред Третий.

Я не смотрел по сторонам, и меня чуть-чуть не сбило желтое такси, въезжавшее на стоянку. Мужчина в твидовом костюме, сидевший на заднем сиденье, вышел из машины. Я полагал, что он извинится, но он даже не обратил на меня внимания.

Это был высокий, седой, респектабельный мужчина. Возможно, он выглядел бы еще более внушительно, если бы ярость не искажала его лицо. Он вбежал в административный корпус, я прошел следом.

– Извините, мистер Хиллман, – говорила ему секретарь мистера Спонти, – доктор Спонти ведет переговоры, которые я не могу прервать.

– Для вас будет лучше, если вы их все-таки прервете, – резко ответил Хиллман.

– Извините, но вам придется подождать.

– Но я не могу ждать. Мой сын в руках преступников. Они пытаются вымогать у меня деньги.

– Это правда? – Голос потерял профессиональную предупредительность.

– У меня нет привычки лгать.

Девушка извинилась и вошла в кабинет Спонти, плотно прикрыв за собой дверь. Я заговорил с Хиллманом, назвав свое имя и род занятий.

– Доктор Спонти пригласил меня разыскать вашего сына. Мне хотелось бы поговорить с вами. Сейчас, видимо, самое время.

– Да, несомненно.

Хиллман был крупным, производящим впечатление человеком. Утонченные черты лица патриция, говорящие об остром уме и хорошем воспитании, которое обычно дается людям, имеющим деньги. Развитая грудная клетка, тяжелые плечи. Однако в его рукопожатии не чувствовалось силы. Он заметно дрожал, как испуганная собака.

– Вы говорили о преступниках и вымогательстве… – начал я.

Но его стального цвета глаза опять уперлись в дверь кабинета Спонти. Он хотел поговорить с тем, кого считал виноватым.

– Что они там делают? – спросил он с нескрываемым раздражением.

– Это трудное дело. Если ваш сын похищен, они вряд ли могут вам помочь. Это дело полиции.

– Нет, только не полиция. Меня предупредили, чтобы я держался от нее подальше. – Его глаза первый раз остановились на мне, взгляд был тяжел и подозрителен. – А вы не полицейский?

– Я же сказал вам, что я частный детектив. Приехал из Лос-Анджелеса всего час назад. Каким образом вы узнали о Томе и кто предупредил вас?

– Один из гангстеров. Он позвонил мне домой, мы как раз только сели за ленч. Он посоветовал мне все держать в тайне, иначе Том никогда не вернется.

– Он так и сказал?

– Да.

– Что еще?

– Они сообщат мне местонахождение Тома, но только за выкуп.

– Сколько?

– Двадцать пять тысяч долларов.

– У вас есть деньги?

– Они будут у меня во второй половине дня. Я продаю часть акций. Прежде чем ехать сюда, я побывал у брокеров.

– Вы действуете очень быстро, мистер Хиллман. Но я не совсем понимаю, что сюда-то сейчас вас привело?

– Я не доверяю этим людям, – сказал он намеренно громко. Видимо, он забыл или не расслышал, что я работаю на Спонти. – Я убежден, что Тома выманили отсюда, возможно, не без помощи персонала, а они это скрывают!

– Сомневаюсь. Я говорил с членом правления школы, который сам совершенно обескуражен. Учащиеся подтверждают…

– Учащиеся подтвердят все что угодно: они боятся Спонти.

– Ну, не тот учащийся, с каким я говорил. Если вашего сына похитили, мистер Хиллман, то это произошло уже после побега. Скажите, у Тома были какие-нибудь преступные связи?

– У Тома? Вы сошли с ума!

– Я слышал, он украл автомашину?

– Вам рассказал об этом Спонти? Он не имел права!

– Я узнал из других источников. Ребята обычно не крадут автомобилей, если у них нет опыта нарушения законов или связи с гангстерами-подростками.

– Он не воровал машину! – Глаза Хиллмана забегали. – Он взял ее на время у соседа. И разбил автомобиль по чистой случайности. Он был слишком возбужден!

Да и сам Хиллман отнюдь не был спокоен. Он буквально захлебывался словами. Рот его судорожно открывался и закрывался, напоминая большую красную рыбу, попавшуюся на крючок обстоятельств и дергающуюся в воздухе.

Я спросил:

– Что вы намерены делать с этими двадцатью пятью тысячами? Следовать дальнейшим указаниям гангстеров?

Хиллман кивнул и подавленно опустился в кресло. Дверь кабинета доктора Спонти открылась. Он, видимо, кое-что слышал. Не знаю только, что именно. Доктор вышел в приемную, сопровождаемый секретаршей и человеком со смертельно бледным лицом.

– Что это за похищение? – спросил он, не слишком естественно понизив голос. – Простите, мистер Хиллман.

Хиллман вскочил и ринулся в атаку.

– Вы все продолжаете притворяться? Я требую, чтобы вы ответили, кто взял отсюда моего сына, при каких обстоятельствах и с чьей помощью?

– Ваш сын сбежал отсюда по своей собственной воле, мистер Хиллман.

– И вы умываете руки, не так ли?

– Мы никогда не забываем тех, кто был на нашем попечении, каким бы коротким ни оказалось их пребывание здесь. Я нанял мистера Арчера – он поможет. И еще я только что разговаривал с мистером Скуэри, нашим инспектором.

Бледнолицый человек торжественно поклонился. Он заговорил ясным, ровным голосом:

– Доктор Спонти и я решили полностью вернуть деньги, которые вы заплатили нам на прошлой неделе. Вот чек!

Он протянул листок желтого цвета. Хиллман скомкал бумажку и швырнул его в мистера Скуэри. Я поднял ее с пола и расправил. Чек – на две тысячи долларов.

Хиллман выскочил из комнаты. Я последовал за ним так быстро, что Спонти не успел преградить мне путь. Мне необходимо было выжать из Хиллмана хоть какую-то информацию. Я окликнул Хиллмана в тот момент, когда он садился в такси:

– Куда вы едете?

– Домой. Жена плохо себя чувствует.

– Могу предложить вам свою машину.

– Нет. Если вы человек Спонти.

– Я сам себе хозяин. Я найду вашего сына, если это в человеческих силах. Но для этого, как минимум, нужно ваше содействие. Ваше и миссис Хиллман.

– Что же мы можем сделать? – беспомощно всплеснул он руками.

– Для начала расскажите мне о том, кто его друзья, где он бывает…

– Какая от этого сейчас польза? Он в руках гангстеров. Они хотят денег. И я решил заплатить им.

Шофер, вышедший из машины, чтобы помочь Хиллману сесть, слушал широко раскрыв рот.

– Все это не так просто, как вы себе представляете, но не будем говорить об этом здесь!

– Вы можете полностью доверять мне, – хриплым голосом сказал шофер, – у меня деверь в патрульной службе. Кроме того, я никогда не болтаю о своих пассажирах.

– Вы больше не нужны, – сказал Хиллман, заплатил шоферу и пошел вместе со мной к моей машине.

– Кстати, о деньгах, – вставил я. – Вы что, действительно намерены выбросить две тысячи долларов?

С тяжелым вздохом Хиллман положил чек в бумажник из крокодиловой кожи, потом закрыл лицо руками и прижался лбом к щитку. Каркающие звуки вырвались у него из груди, будто неистовый ворон разрывал его внутренности.

– Я не должен был… Мне не следовало отдавать его сюда, – сказал он наконец, и голос его потеплел.

– Не расстраивайтесь, мистер Хиллман. Давайте подумаем, что можно сделать. Где вы живете?

– В Эль-Ранчо. Это на полдороге к городу. Я покажу вам кратчайший путь.

Из своей будки вышел сторож, чтобы распахнуть ворота, и мы обменялись приветствиями. Следуя указаниям Хиллмана, я поехал по дороге, проходящей сквозь тростниковые заросли, где прижились лишь черные дрозды, затем через безлюдный пригород, загроможденный новыми постройками, и по периметру вокруг университетского городка. Мы проехали мимо аэропорта, откуда только что взлетел самолет. Хиллман взглянул на него так, будто его единственным желанием сейчас было лететь на этом самолете.

– Почему вы отдали сына в «Проклятую лагуну»?

Он ответил очень тихо и неуверенно:

– Я боялся… Меня не оставляла тревога. Я чувствовал, что должен как-то предотвратить… Надеялся, что его смогут исправить… что он вернется в нормальную школу через месяц… Предполагалось, что он будет учиться на старшем курсе в школе высшей ступени.

– А почему появилась эта тревога? Что ее вызвало?

Он не ответил, тогда я спросил по-другому:

– Что вы имели в виду, говоря о краже автомобиля?

– Это как раз один из его проступков. Но это, как я уже объяснял, не настоящая кража.

– Вообще-то вы ничего не объяснили…

– Он взял машину Реи Карлсон. Рея и Джей Карлсоны – наши ближайшие соседи. Когда вы оставляете новенький «додж» с открытой кабиной и ключом зажигания, это практически выглядит как приглашение покататься. Я говорил им об этом. Джей согласился бы со мной, но он имеет зуб на Тома, к тому же ведь Том все-таки разбил машину. Все полностью было бы покрыто страховкой, но они отреагировали очень бурно.

– Машина разбилась?

– Да, вдребезги. Я не знаю, как он умудрился перевернуться в том месте. К счастью, он отделался только испугом.

– Куда он ехал?

– Домой. Все произошло буквально у наших дверей. Я покажу вам это место.

– Откуда он возвращался?

– Он пропадал до рассвета, но не пожелал рассказывать – где!

– Когда это было?

– Субботней ночью, неделю тому назад. Полицейский доставил его домой около шести часов утра и сказал, что хорошо бы попросить нашего врача им заняться, что я и сделал. Физических повреждений у него не было, но рассудок, казалось, помутился. Он пришел в ярость, когда я задал ему вопрос, где он провел ночь. Я никогда не видел его таким. Он всегда был очень приятным парнем. Он заявил, что я не имею права ничего о нем знать, что я в действительности не его отец и так далее… После этих слов я не выдержал и дал ему пощечину, а он вообще перестал разговаривать…

– Он не был пьян?

– Нет. Я бы почувствовал запах.

– А как насчет наркотиков?

Он повернулся ко мне:

– Это исключено.

– Надеюсь. Но доктор Спонти говорил мне, что у вашего сына необычная реакция на транквилизаторы. Это иногда бывает у тех, кто употребляет наркотики.

– Мой сын не наркоман!

– Бывает, что родители последними узнают об этом.

– Не может быть, – упорствовал он. – Это был просто шок от происшедшего!

Я не стал спорить, молча слушал, как работают «дворники». Зеленые и белые знаки по сторонам дороги сообщали: «Эль-Ранчо».

– Поворот через четверть мили, – сказал Хиллман, довольный тем, что можно изменить тему разговора.

Я притормозил.

– Вы собирались мне рассказать, что произошло в воскресенье утром?

– Нет, не собирался. Это не имеет особого значения.

– Как знать…

Он задумчиво молчал.

– Вы говорили, что Карлсоны имеют зуб на Тома?

– Да, это действительно так.

– Вы знаете почему?

– У них есть дочь, Стелла. Том и Стелла очень дружили. Джей и Рея не одобряли этой дружбы, по крайней мере Рея. Так думает моя жена.

Дорога огибала площадку для гольфа. Хиллман указал вперед, на глубокую вмятину в ограждении дороги, возле которой земля не успела еще зарасти травой. Тут же возвышалась сосна с поврежденным стволом, кое-где обернутым во что-то коричневое.

– Вот место, где он перевернулся.

Я остановил машину.

– Он объяснил, как все это случилось?

Хиллман сделал вид будто не слышит и вышел из машины.

– Никаких следов резкого торможения, – заметил я. – У вашего сына большой опыт вождения?

– Да. Я сам учил его водить машину. Мы провели за этим занятием много времени. Несколько лет назад, специально для того, чтобы заниматься с сыном, я даже сократил объем работы в фирме.

Фраза прозвучала странно. Будто воспитание сына было для родителей чем-то вроде торжественного приема гостей. Это удивило меня. Если Хиллман действительно близок Тому, то почему он упрятал его в школу в «Проклятой лагуне» за первый же проступок? У меня создалось впечатление, что он что-то скрывает.

– Я буду откровенен с вами, – сказал я, когда мы тронулись, – и хочу, чтобы вы тоже были откровенны со мной. Школа в «Проклятой лагуне» – заведение для подростков с нарушенной психикой или для правонарушителей. Мне неясно, чем Том вынудил вас поместить его туда?

– Я сделал это по его собственной просьбе. Карлсон угрожал ему судебным преследованием за кражу автомобиля.

– Ну и что? Его осудили бы условно, если это был первый случай. Так?

– Так.

– Тогда что же вас испугало?

– Я не… то… – Фразу он не закончил.

– Что ваш сын делал утром в воскресенье, когда вы отправились к судье?

– Ничего не делал. Больше ничего не произошло.

– Но это «ничего» повлияло на вас так, что вы не можете об этом говорить?!

– Да, верно. Я не хочу обсуждать это ни с вами, ни с кем-нибудь еще. Что бы ни случилось в прошлое воскресенье, это не имеет ни малейшего значения по сравнению с последними событиями. Моего сына похитили. Неужели вы не понимаете, что он только жертва?

Если честно, меня удивила сумма выкупа. Двадцать пять тысяч долларов много для меня, но отнюдь не для Хиллмана. Если Том действительно находится в руках гангстеров, они потребовали бы намного больше, судя по состоянию его отца.

– Сколько денег могли бы собрать, если бы это было необходимо, мистер Хиллман?

Он быстро взглянул на меня:

– Я не думал об этом.

– Похитители детей обычно придерживаются максимальных ставок. Убежден, что вы могли бы собрать гораздо больше двадцати пяти тысяч.

– Да, с помощью жены.

– Будем надеяться, что этой необходимости не возникнет. Я постараюсь найти этих людей.

Глава 4

Уютная, обсаженная дубами извилистая аллея, поднимаясь вверх, огибала лужайку перед домом Хиллманов. Это была большая старая испанская усадьба с белыми оштукатуренными стенами, орнаментами на окнах из стальных металлических полос и красной черепичной крышей, сейчас тусклой от дождя. Около дома стоял большой черный «кадиллак».

– Я собирался сегодня ехать на своей машине, – сказал Хиллман, – но не решился. Благодарю вас, что подвезли меня.

От меня явно хотели избавиться. Он прошел вперед, а я ощутил досаду, но, проглотив ее, последовал за ним, войдя в дверь прежде, чем она закрылась.

Конечно, он был поглощен мыслями о жене. Она ждала его в холле, сидя в испанском кресле, подавшись вперед. Высокая спинка кресла делала ее на вид более хрупкой, чем она была на самом деле. В гладкой поверхности кафельного пола отражались туфли из крокодиловой кожи. В свои сорок лет она все еще была очень красива и изящна.

Весь вид ее выражал полное отчаяние и беспомощность. Она напоминала брошенную, всеми забытую куклу. Зеленое платье подчеркивало бледность лица.

– Эллен?

Она сидела совершенно неподвижно, сцепив пальцы под коленями. И теперь, взглянув на мужа, перевела взгляд на огромную испанскую люстру, опускавшуюся с потолка четырехметровой высоты прямо над его головой.

– Не стой под ней. Я всегда боюсь, что она упадет. Лучше вообще убрать ее отсюда, Ральф.

– Но это твоя идея – принести ее обратно и повесить здесь!

– Это было так давно. Я полагала, что пространство здесь надо чем-то заполнить.

– Мы все сделали совершенно безопасно. – Он подошел к жене и потрогал ее лоб. – Ты вся мокрая. Тебе нельзя выходить в таком состоянии.

– Я только посмотреть, не возвращаешься ли ты. Тебя долго не было!

– Если бы это зависело от меня.

– Ты узнал что-нибудь?

– Я отдал распоряжение насчет денег. Дик Леандро принесет их во второй половине дня. Нам остается ждать звонка.

– Это ожидание ужасно, ужасно…

– Я знаю. Постарайся думать о чем-нибудь другом.

– О чем же еще?

– О многом… – Он хотел что-то добавить, но не стал. – Зачем ты сидишь в холодном холле? Ты снова получишь пневмонию…

– Ты преувеличиваешь, Ральф.

– Ну, не будем спорить. Пойдем в гостиную, я приготовлю тебе выпить.

Вспомнив обо мне, он пригласил и меня, но жене так и не представил. Возможно, он считал меня недостойным или не хотел допустить общения между мной и ею.

Чувствуя себя совсем одиноким, я проследовал за ним на расстоянии нескольких шагов в меньшую по размерам комнату, где горел камин. Хиллман прошел к бару, находящемуся в углублении, украшенном извещавшими о бое быков испанскими афишами.

Миссис Хиллман протянула мне холодную как лед руку.

– Вы полицейский? Вот не предполагала, что придется иметь с вами дело.

– Я частный детектив. Лу Арчер.

– Что будешь пить, дорогая? – спросил ее муж.

– Абсент.

– Абсент?

– В нем горечь полыни, это очень соответствует моему настроению. Я добавлю в него немного шотландского виски.

– А вы, мистер Арчер?

– Я то же самое.

Это было очень кстати. Хиллманы начали действовать мне на нервы. Их старомодная манера общения была почти профессиональна, словно актеры разыгрывали комедию перед своим единственным зрителем. Я не считаю, что старые обычаи лишены искренности. Но в данном случае получалось именно так.

Хиллман возвратился в комнату, неся на подносе три невысоких бокала. Он сел за длинный стол, стоящий перед камином, и протянул каждому из нас по бокалу. Затем пошевелил поленья кочергой. Пламя поднялось. Отсветы огня на миг превратили лицо Хиллмана в жесткую красную маску. А лицо его жены напоминало безжизненную луну.

– Наш сын очень дорог нам, мистер Арчер.

– Я попытаюсь разыскать его. Но держать в стороне полицию неблагоразумно. Я один, и я не у себя дома.

– Что это значит?

– Здесь мне не от кого получать информацию.

– Ты слышишь, Ральф? – обратилась она к мужу. – Мистер Арчер думает, что нам следует обратиться в полицию.

– Слышу. Но это невозможно. – Он выпрямился и вздохнул так, словно взвалил на свои плечи всю тяжесть этого дела. – Нельзя предпринимать ничего, что может подвергнуть жизнь Тома опасности.

– У меня тоже такое мнение, – сказала она. – Лучше заплатить и бесшумно вернуть его. Какая польза в деньгах, если сын не может их тратить?

После этой фразы я понял, что Том был центром этих владений, но, безусловно, центром тайным, что он был подобен божеству, которому они приносили жертвы в ожидании его явления и, может быть, возмездия тоже. Я начал симпатизировать Тому.

– Расскажите мне о нем, миссис Хиллман.

На ее мертвом лице появились проблески жизни. Но прежде чем она открыла рот, заговорил ее муж:

– Нет, сейчас не следует вынуждать Эллен говорить об этом!

– Но Том для меня маленькая фигурка в тумане. Я пытаюсь понять, куда он мог вчера пойти и как попал в эту запутанную историю с вымогателями.

– Я не знаю, куда он пошел, – сказала Эллен.

– Так же как и я, – добавил Хиллман. – Если бы знал, то еще вчера поехал бы к нему.

– В таком случае я вынужден вас покинуть. Надеюсь, хоть фотографию-то вы сможете мне дать?

Хиллман вышел в соседнюю комнату, скрытую за портьерой. В темной глубине я разглядел фортепиано с поднятой крышкой. Он вернулся обратно, держа фотографию мальчика в серебряной рамке. Черты лица сына повторяли его собственные, те же темные глаза, отражающие беспокойный характер, если только я не перенес своего впечатления от хозяина дома на его сына. В глазах просвечивалось богатое воображение и интеллигентность, но рот выдавал избалованность.

– А нет у вас фотографии поменьше? Ее было бы удобнее предъявлять.

– Предъявлять?

– Да, именно это я и сказал, мистер Хиллман. Я ее беру не для семейного альбома.

– У меня наверху, – произнесла Эллен Хиллман. – Я сейчас принесу.

– Позвольте мне подняться с вами? Если бы я осмотрел комнату Тома, это бы, возможно, мне помогло.

– Вы можете взглянуть на его комнату, – сказал Хиллман, – но я не хочу, чтобы вы ее обыскивали.

– Почему?

– Мне это не нравится. Том даже сейчас имеет право на свои тайны.

Мы втроем, следя друг за другом, поднялись наверх. Странно, Хиллман испугался, что я могу что-то найти. Что? Однако заговорить с ним об этом я не рискнул. Он в любой момент мог вспылить и попросить меня убраться из дома.

Пока я довольно поверхностно осматривал комнату, он стоял в дверях. Это была спальня, очень большая. Обстановка – простой комод, кресло, стол и кровать, и все ручной работы и, видимо, очень дорогое. На столике у кровати стоял телефонный аппарат ярко-красного цвета. На стенах в геометрически точном порядке висели гравюры парусных судов и рисунки Одюбона. На полу – ковры Навахо, а на кровати – одеяло, подобранное в тон к одному из ковров.

– Он интересовался судами и мореплавателями?

– Нет, не особенно. Он нередко составлял мне компанию и ходил со мной на яхте, когда мне было не с кем больше. Это существенно?

– Нет, я просто удивляюсь, почему он повесил столько морских гравюр?

– Это не он.

– Он интересовался птицами?

– Не думаю.

– Кто выбирал картины?

– Я, – сказала Эллен Хиллман из коридора. – Я украшала для Тома комнату. И ему понравилось, да, Ральф?

Хиллман что-то пробубнил. Я подошел к окнам: они выходили на полукруглую аллею. Были видны заросли, площадка для гольфа, шоссе, по которому бегали взад и вперед маленькие машинки. Я представил, как Том сидит в этой комнате по вечерам и наблюдает за огоньками на шоссе.

Толстая книга с нотами лежала открытой на кожаном сиденье стула.

– Мистер Хиллман, Том играл ни фортепиано?

– Очень хорошо. Он брал уроки лет десять, но потом не захотел…

– К чему теперь все это?! – испуганно вскрикнула жена.

– Что «все»? – спросил я. – Пытаться получить от вас сведения – все равно что выжимать кровь из камня.

– Я сейчас сама себе напоминаю окровавленный камень, – сказала она с легкой гримасой.

– Где он проводил время вне дома?

Хиллманы посмотрели друг на друга так, словно секрет нахождения сына была написан у одного из них на лице. Красный телефон прервал эту немую сцену. Эллен Хиллман вздрогнула. Фотография выпала у нее из рук. Она прислонилась к мужу, и он поддержал ее.

– Это не нас. Это личный телефон Тома.

– Вы позволите мне? – спросил я после второго звонка.

– Пожалуйста.

Я сел на кровать и взял трубку.

– Алло?

– Том? – спросил высокий девичий голос. – Это ты, Том?

– Кто спрашивает? – Я попытался сказать это мальчишеским голосом.

Но девушка выдохнула что-то похожее на «ох» и повесила трубку.

– Это девочка или девушка. Она просила Тома.

– Я уверена, что это Стелла Карлсон. Она звонила всю неделю. – Женщина сказала это с такой злостью, что было очевидно: силы ее успели восстановиться полностью.

– Она всегда так бросает трубку?

– Нет. Я говорила с ней вчера. У нее масса вопросов, на которые я, конечно, отказалась отвечать. Я хотела убедиться, не видела ли она Тома. Она не видела.

– Она знает, что произошло?

– Надеюсь, нет, – сказал Хиллман.

– Мы стараемся держать это в кругу семьи. Чем больше людей узнают, тем хуже… – Незаконченная фраза повисла в воздухе.

Я отошел от телефона и поднял фотографию. Неуверенными шагами Эллен Хиллман подошла к кровати и расправила покрывало на том месте, где я сидел. «Все в комнате должно оставаться на своем месте, – подумал я, – а то божество не снизойдет и не вернется к ним». Поправив покрывало, она упала на кровать.

Мы с Хиллманом вышли и направились вниз ждать звонка. Один телефон стоял в гостиной, в нише, где был бар, а второй – в комнате прислуги на буфете. Его я и мог использовать, чтобы параллельно слушать разговор. По пути в комнату прислуги нам пришлось пройти через «музыкальную» комнату и комнату для приема гостей, превращенную в музей.

Некий едва уловимый аромат старого времени чувствовался здесь во всем. Прошлое, казалось, жило в самой постройке с ее темными тяжелыми балками перекрытий, толстыми стенами и глубокими окнами. Все это усиливало сходство хозяина дома со средневековым феодалом. Хиллман исполнял роль идальго, однако с некоторой натянутостью, словно этот средневековый наряд был взят лишь на время костюмированного бала. Он и его жена, видимо, очень неспокойно чувствовали себя в этом доме даже тогда, когда мальчик жил здесь. Б гостиной горел камин. Я сел прямо перед ним, глядя на красивые дрожащие отблески пламени, и задал Хиллману еще несколько вопросов. Выяснилось, что у них двое слуг – испанская пара по фамилии Перес, которые ухаживали за Томом с самого раннего детства. Миссис Перес готовила на кухне, а ее муж уехал сейчас в Мехико повидать своих родственников.

– Вы точно знаете, что он в Мехико?

– Да, – ответил Хиллман. – Его жена получила открытку из Синалоа. Как бы там ни было, они оба очень привязаны к нам и к Тому. Они живут у нас с тех пор, как мы перебрались сюда и приобрели этот дом.

– Сколько лет назад?

– Около шестнадцати. Мы приехали втроем, после того как я вышел в отставку. Я и еще один инженер основали здесь собственную фирму – «Технологическое предприятие». Мы достигли значительных успехов, поставляя военное оборудование, а впоследствии сотрудничая с НАСА. Не так давно я смог выйти в полуотставку.

– Не слишком ли вы молоды для отставки, мистер Хиллман?

– Возможно. – Он отвел взгляд в сторону, давая понять, что разговор о нем самом неуместен. – Я бываю в офисе каждый понедельник, много играю в гольф, хожу на охоту, плаваю. – Он выглядел уставшим от жизни. – Этим летом я обучал Тома высшей математике. Этого не проходят в его высшей школе, а ему понадобится, если он поступит в Калифорнийский технологический. Я сам там учился. Мы состоятельные, образованные люди, граждане первого класса…

Этим он, видимо, хотел сказать: как же мог мир впутать нас в такое грязное дело? Наклонившись вперед, Хиллман закрыл лицо руками.

В нише зазвонил телефон. Обегая стол, я услышал уже второй звонок и в дверях чуть не сбил с ног маленькую женщину, вытиравшую руки о передник.

– Я послушаю, – сказала она.

– Нет, я послушаю, миссис Перес.

Она удалилась на кухню, а я закрыл за ней дверь и осторожно снял трубку.

– …Что это? – спросил мужской голос. – У вас на линии ФБР или кто-то еще?

Голос с западным акцентом немного подвывал и растягивал слова.

– Конечно нет. Я соблюдаю условия, поставленные в письме.

– Надеюсь, вам можно доверять, мистер Хиллман? Если я почувствую, что наш разговор подслушивают, я положу трубку – и прощай Том!

Угроза эта прозвучала как-то легковесно, со своеобразным привкусом удовольствия, которое человеку доставляло это дело.

– Не вешайте трубку! – Голос Хиллмана был и умоляющим и недоброжелательным одновременно. – Я достал для вас деньги. Они будут у меня в ближайшее время, и я их передам вам, когда скажете…

– Двадцать пять тысяч мелкими деньгами?

– Нет ни одной купюры крупнее двадцати долларов.

– Не помеченные?

– Я сказал уже, что подчинился вашим условиям. Безопасность моего сына – единственное, что меня сейчас заботит.

– Хорошо, что вы не упрямитесь, мистер Хиллман. Мне, собственно, не очень приятно проделывать это с вами и особенно не хочется доставлять неприятности вашему милому мальчику.

– Том сейчас с вами? – спросил Хиллман.

– Более или менее. Он поблизости.

– Можно мне с ним поговорить?

– Нет.

– Но я должен точно знать, что он жив.

Мужчина надолго замолчал.

– Вы мне не доверяете, мистер Хиллман? Я не люблю этого!

– Как я могу доверять… – Хиллман смолк на полуслове.

– Я знаю, что вы хотели сказать. Как можно доверять такому паршивому пресмыкающемуся, как я? А дело не в этом, Хиллман. Дело в том, можем ли мы доверять такому пресмыкающемуся, как ты. Мне известно о тебе больше, чем ты думаешь, Хиллман.

Молчание. Слышно только хриплое дыхание.

– Ну, я могу?

– Что… вы можете? – спросил Хиллман отчаянно.

– Могу я доверять тебе, Хиллман?

– Конечно, вы можете доверять мне.

Снова тишина. Наконец мужчина заговорил. Голос его стал хриплым.

– Я полагаю, ты сдержишь слово. О’кей. Я хочу получить твои деньги, но скажу тебе прямо, это не выкуп. Твой сын не похищен, он пришел к нам по своей собственной воле…

– Я не… – проглотил оставшиеся слова Хиллман.

– Ты не веришь мне. При первой же возможности спроси его сам. Я пытаюсь помочь тебе заплатить мне деньги за информацию, вот и все, а ты называешь меня по-всякому, Бог знает как…

– Нет. С чего вы взяли? Я же не называл.

– Ну, так думал.

– Послушайте, – сказал Хиллман, – обсудим дело. Скажите, куда и когда я должен принести деньги. Они будут доставлены. Я даю гарантию.

В голосе Хиллмана появились резкие нотки. Мужчина на другом конце провода капризно отреагировал на них.

– Не надо сердиться. Я сообщу условия, а ты постарайся ничего не забыть.

– Давайте, – сказал Хиллман.

– Всему свое время. Думаю, сейчас лучше всего будет предоставить тебе возможность подумать, Хиллман. Спустись со своих высот и постой на коленях. Ты этого заслуживаешь.

Он повесил трубку.

Когда я вошел в гостиную, Хиллман все еще стоял с трубкой в руках. Он растерянно положил ее и направился ко мне, покачивая головой.

– Он не захотел дать мне никаких гарантий относительно Тома.

– Они ничего не сделают: им нужны деньги. А нам остается только положиться на их милосердие.

– Их милосердие!Он разговаривал как маньяк. Он, казалось, упивался моим… моим горем.

Хиллман опустил голову.

– Не думаю, что вы имели дело с явным маньяком, хотя, конечно, он не производил впечатления уравновешенного человека. Полагаю, он дилетант или мелкий вор, который видит свой шанс на успех в том, чтобы разговаривать так грубо. Это тот же человек, что звонил утром?

– Да.

– Нет ли какой-нибудь возможности опознать его голос? Был какой-то намек на личные взаимоотношения, может быть, на обиду? Не мог ли он раньше работать у вас?

– Очень сомневаюсь. Мы нанимаем только порядочных людей. А этот парень разговаривал как человек, потерявший всякое достоинство. – Его лицо вытянулось. – И вы говорите, что я должен полагаться на его милосердие.

– Есть ли хоть доля истины в том, будто Том пришел к ним по доброй воле?

– Конечно нет. Том – приличный парень.

– А как насчет решения суда?

Хиллман не ответил, легкое замешательство тоже можно было считать ответом. Он подошел к бару и налил себе стакан виски, я приблизился к нему.

– Не мог ли Том придумать эту историю с похищением?

Он взвешивал стакан в руке так, словно раздумывал, не запустить ли его мне в голову, и, прежде чем он отвернулся, его покрасневшее лицо снова приобрело поразительное сходство со злобной маской.

– Это абсолютно невозможно! Вы причиняете мне боль такими предположениями.

– Я не знаю вашего сына. А вам следовало бы знать его.

– Он не способен на такое.

– Но вы отдали его в школу в «Проклятой лагуне».

– Я был вынужден.

– Очень бы хотелось знать – почему.

Хиллман яростно повернулся ко мне:

– Вы все время упорно возвращаетесь к одному и тому же вопросу. Чего вы добиваетесь?

– Я пытаюсь только определить, как далеко зашел Том. Есть ли основания думать, что он сам себя похитил, чтобы наказать вас или вытянуть из вас деньги. В таком случае вам следовало бы обратиться в полицию нравов.