Текст книги "Омут. Оборотная сторона доллара. Черные деньги"

Автор книги: Росс Макдональд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 43 (всего у книги 47 страниц)

25

В телефонной книге фамилии Секджар, девичьего имени Китти, не было. Я зашел в общественную библиотеку и посмотрел в городском справочнике. Миссис Мария Секджар, работница больницы, значилась по адресу: улица Джунипер, дом 137. Я нашел бедную маленькую улочку, примыкающую к железнодорожному депо. Первым, кого я встретил на улице Джунипер, был молодой полицейский Вард Расмуссен, шедший по направлению ко мне по грязной дорожке, служившей тротуаром.

Я вышел из машины и поприветствовал его. Мне показалось, что он немного разочаровался, увидев меня. Вы иногда чувствуете нечто подобное, когда выходите на охоту с собакой на уток и другой человек пересекает вам дорожку.

– Я беседовал с матерью Китти, – сказал он. – Я пошел в местную школу и откопал ее наставника, который помнит ее.

– Визит был успешным?

– Не сказал бы. – Но вид у него был довольный. – С матерью не все прошло гладко. Может быть, она скажет больше вам. Она думает, что ее дочь в большой опасности. Она с ранних лет попадала в разные истории.

– Истории с мальчиками?

– А какие же еще?

Я переменил тему.

– Вы добрались до банка, Вард?

– Да, сэр. Там мне повезло. – Он достал свою записную книжку из кармана и полистал листки. – Миссис Фэблон получала регулярные суммы из панамского банка «Новая Гранада». Они пересылали ей деньги каждый месяц до февраля этого года.

– И сколько в месяц?

– Тысячу. Так продолжалось шесть или семь лет. В общей сумме это составило около восьмидесяти тысяч.

– Есть ли какие-нибудь указания на источник?

– Нет, если верить местным сведениям, они приходили с цифрового счета, очевидно, весь перевод осуществлялся без прикосновения человеческой руки.

– А в феврале все прекратилось.

– Верно. К какому выводу вы приходите, мистер Арчер?

– Я не хотел бы делать преждевременных заключений.

– Нет, конечно нет. Но это могут быть деньги преступного мира. Вы помните, эта мысль пришла вам в голову после завтрака сегодня утром.

– Я совершенно в этом уверен. Но будет чертовски трудно это доказать.

– Я знаю. Я беседовал с ответственным за валютные операции в банке «Националь». Панамские банки такие же, как швейцарские. Они не имеют права раскрывать источник своих вложений, что делает их удобными для рэкета. Что, по вашему мнению, нам дальше делать?

Мне не терпелось поговорить с миссис Секджар и я сказал:

– Попробуйте изменить закон. Хотите подождать меня в моей машине?

Он сел в машину. Я подошел к дому Секджаров пешком. Это была небольшая деревянная постройка, которая выглядела так, будто проходящие поезда стряхнули с нее большую часть покраски.

Я постучал в рыжую дощатую дверь. Вышла женщина с черными, подкрашенными волосами. Она была большой и грузной, около пятидесяти лет, хотя подкрашенные волосы делали ее старше. Приятная на вид, но не такая красивая, как ее дочь. В лучах полуденного солнца ее голова из-за самодельной покраски отливала всеми цветами радуги.

– Что вам нужно?

– Мне необходимо поговорить с вами.

– Снова о Китти?

– Да.

– Я ничего о ней не знаю. Это я сказала и другому и это говорю вам. Я много работала всю свою жизнь, и я могу держать голову высоко в этом городе. – Она задрала подбородок. – Мне было нелегко, а Китти не была помощницей. Она давно не имеет ничего общего со мной.

– Она ваша дочь, не так ли?

– Да, полагаю, что так. – Она говорили резким голосом. – Она не вела себя как дочь. И я не отвечаю за ее поступки. Я, бывало, избивала ее до крови, но ничего не помогало. Она была всегда необузданной, насмехалась над учением нашего Господа. – Она возвела очи к небу. Ее собственные глаза были тоже непокорные.

– Могу я войти в дом, миссис Секджар? Меня зовут Арчер, я частный детектив. – Ее лицо оставалось каменным, и я быстро продолжил: – У меня нет ничего против вашей дочери, но я разыскиваю ее. Она может знать кое-что относительно убийства.

– Убийства? – Миссис Секджар испугалась. – Тот, другой, ничего не говорил об убийстве. Это приличный дом, мистер, – произнесла она с достоинством бедного человека. – Это первый случай после того, как Китти ушла из дому, что полицейский пришел ко мне. – Она быстро оглядела улицу, будто ее соседи подсматривали за нами. – Думаю, вам лучше войти.

Она отворила дверь. Комнатка была мала и бедно обставлена: кровать и два стула, вылинявший тряпичный ковер, телевизор, настроенный на дневной сериал, где, как я уловил, говорилось, что дела в мире идут совсем плохо.

Миссис Секджар выключила его. На телевизоре лежала большая Библия. Дешевые расклеенные картинки на стенах были все религиозного свойства.

Я присел на кушетку. Мне показалось, от нее слегка попахивало запахом Китти. Слабо, но явственно чувствовался запах ее духов. Странно. В этом доме? Это был уже не аромат святости.

– Китти была здесь вчера, правда?

Миссис Секджар кивнула.

– Она перелезла через забор со стороны путей. У меня не хватило духу ее прогнать. Она казалась очень напуганной.

– Она что-нибудь вам рассказала?

– Это ее дела, и касаются ее. Мужчины, с которыми она имеет дело, гнилье и хулиганы. – Она сделала вид, что плюнула. – Давайте, об этом мы не будем говорить.

– Наоборот. Мне кажется, что нам необходимо кое-что прояснить, миссис Секджар. О чем Китти говорила с вами прошлым вечером?

– Не много говорила. Она плакала. Я думала, моя дочь пришла ко мне на какое-то время. Она осталась на ночь. Но утром она стала такая же непокорная, как всегда.

– Ну, не настолько же?

– Может быть, и так. Она была очень послушной девочкой, пока отец был с нами. Но Секджар заболел и провел последние два года в Окружной больнице. После этого Китти словно подменили. Она стала упрямой, как гвоздь. Она обвиняла меня и других в том, что поместили его в Окружную больницу нарочно. Будто у меня был выбор.

Когда ей было шестнадцать, она отрастила длинные ногти, а я их обрезала. В отместку она пыталась выцарапать мне глаза. Если бы я не была сильнее, она бы сделала меня слепой. После этого с ней не стало никакого сладу. Она сбесилась из-за мальчишек. Я пыталась приструнить ее. Я знаю, что значит путаться без разбору с мальчишками. И чтобы насолить мне, она вышла замуж за первого мужчину, который сделал ей предложение. – Она помолчала с сердитым видом. – Тот, кто умер, это не Гарри Гендрикс?

– Нет, но он сильно избит.

– Да, об этом я слышала в больнице. Я помогаю там сиделке, – заявила она с какой-то гордостью. – Кого убили?

– Женщину, по имени Мариэтта Фэблон, и мужчину, по имени Фрэнсис Мартель.

– Я ни об одном из них не слышала.

Я показал ей карточку Мартеля с Китти и Лео Спилменом на переднем плане.

Она взорвалась:

– Это он! Это тот человек, который увел ее от законного мужа. – Она тыкала пальцем в голову Спилмена. – Я готова убить его за то, что он сделал с моей дочерью. Он забрал ее и вывалял в грязи. А здесь она сидит со скрещенными ногами, улыбаясь, как кошка.

– Вы знаете Лео Спилмена?

– Это не его имя.

– Кетчел?

– Да. Она привела его к нам в дом. Это было лет шесть или семь назад. Она сказала, что он хочет сделать что-нибудь для меня. Этот тип всегда хочет сделать что-нибудь для тебя, но не успеешь оглянуться, как он завладел тобой. Так он завладел Китти. Он сказал, что у него квартира в Лос-Анджелесе, и я могу там жить, и уйти из больницы, и больше никогда не работать. Я ответила ему, что предпочту честно зарабатывать себе кусок хлеба, чем пользоваться его деньгами. Они уехали. Я не видела ее до прошлой ночи.

– Вы знаете, где они живут?

– Они обычно жили в Лас-Вегасе. Китти прислала мне пару Рождественских поздравлений оттуда. Я не знаю, где они сейчас. Она не писала мне давно. И когда прошлой ночью я спросила ее, где они живут, она не сказала.

– Вы, таким образом, не знаете, как найти ее?

– Нет, сэр. Если бы и знала, то не сказала бы. Я не собираюсь помогать вам засадить мою дочь за решетку.

– А я не собираюсь арестовывать вашу дочь. Я только хочу получить кое-какую информацию.

– Не делайте из меня дурочку, мистер. Их разыскивают из-за подоходного налога, не так ли?

– Кто вам сказал?

– Человек от правительства сказал. Он сидел там, где вы сидите, последние две недели. Он сказал, что я окажу услугу своей дочери, если помогу им разыскать их, что моя дочь и даже я можем получить свою долю от этих денег, потому что они не законные муж и жена.

Я сказала, что это деньги Иуды. Я сказала, что была хорошей матерью, если бы размазала позор своей дочери по всем газетам. Он сказал, что дать их адрес – это мой долг как гражданки. Я ответила, что долг и есть долг, долгом и останется.

– Вы говорили с Китти об этом?

– Пыталась даже утром, когда она уходила. Мы никогда не могли ладить. Но это еще не повод выдавать ее правительству. Я сказала это тому, другому, и говорю вам. Вы можете вернуться и сказать правительству, что я не знаю, где она, и не сказала бы, если бы знала.

Она кончила говорить и прерывисто задышала. Поезд просвистел со стороны Лос-Анджелеса. Это был длинный грузовой состав, двигающийся медленно. Чем-то он напомнил мне наше правительство.

Прежде чем кончили стучать тарелки на кухне, я распрощался с миссис Секджар и ушел. Я высадил Варда у дома его отца, который был не намного лучше, чем дом миссис Секджар, и посоветовал ему поспать. Затем отправился в аэропорт и купил себе билет до Лас-Вегаса.

26

Был все еще день со сверкающим над море ярким солнцем, когда самолет взял курс на Лас-Вегас. Мы уходили от солнца и внезапно приземлились в пурпурных сумерках.

Я взял такси до улицы Фремонт. Фейерверк неоновых огней на рекламах делал редкие звезды на небе бледными и невзрачными. Клуб «Скорпион» был одним из крупнейших казино на улице. Двухэтажное здание с трехэтажной рекламой, на которой скорпион вилял своим хвостом.

Люди у игровых автоматов, казалось, также приводились в действие механизмами. Они левой рукой заталкивали в автоматы свои четвертаки и доллары и правой дергали за рычаг, как на конвейере, где штампуют монеты. Там стояли мальчишки с непромытыми глазами, такие юные, что еще ни разу в жизни не брившиеся, и женщины с перчаткой на правой руке, которой дергают за рычаг, некоторые из них такие старые, что облокачивались на автомат, чтобы удержаться в вертикальном положении. Денежная фабрика – тяжелое место для работы.

Я пробирался через толпу ранних посетителей, мимо игроков в блекджек, столов с рулетками и увидел человека, наблюдающего за столами, где играли в крап, в задней части большого зала. Это был остроглазый человек в строгом костюме. Я сказал, что хотел бы видеть хозяина.

– Я – хозяин.

– Не дурачь меня.

Его взгляд устремился на потолок.

– Если вы хотите видеть мистера Дэвиса, у вас должна быть важная причина. Какая у вас причина?

– Я скажу только ему.

– Скажите мне.

– Мистеру Дэвису это может не понравиться.

Он остановил взгляд на моем лице. Я видел, что не понравился ему.

– Если вы хотите видеть мистера Дэвиса, вы должны сказать мне, какого рода у вам к нему дело.

Я назвал ему свое имя и чем занимаюсь и подчеркнул то обстоятельство, что я расследую два убийства.

Выражение его лица не изменилось.

– Вы думаете мистер Дэвис поможет вам?

– Я хотел бы задать ему несколько вопросов и кое-что прояснить.

– Подождите здесь.

Он исчез за занавеской. Я слышал его шаги по лестнице. Я стоял около зеленого стола и смотрел на бросавшую кости девушку в платье с голой спиной. Это была производственная часть денежной фабрики, где вы могли подержать кости в руках и почувствовать учащенное биение пульса.

– Я становлюсь азартной, – сказала девушка.

Она был хорошенькой, с приятным голосом и напоминала мне Джинни. У мужчины, стоявшего около нее и снабжавшего ее деньгами, лицо скрывали густые бакенбарды. Он был одет хлыщевато, включая ботинки на высоких каблуках. Когда девушка выигрывала, он гладил ее по спине.

Человек вернулся и ткнул большим пальцем из-за занавески в сторону кабинета. Я последовал за ним. Второй человек обогнал меня и открыл дверь. Он был таким мощным, почти квадратным. Его голова казалась чем-то ненужным на его мощной шее и плечах.

– Вы можете войти, – сказал он и прошел за мной.

Мистер Дэвис сидел в конце лестницы. Это был улыбающийся человек с располагающим лицом и массой седых волос. Он был одет в серый костюм с накладными карманами и плечами со складками. Но даже особый покрой пиджака не мог смягчить или скрыть его огромный живот.

– Мистер Арчер?

– Мистер Дэвис?

Он не подал мне руки, меня это устраивало. Я не люблю обмениваться рукопожатиями с людьми, которые носят кольца с камнями.

– Чем могу быть вам полезен, мистер Арчер?

– Уделите мне несколько минут. Может быть, мы сможем сделать кое-что друг для друга.

Он подозрительно осмотрел мой простой калифорнийский костюм и мои ботинки, нуждавшиеся в чистке.

– В этом я сомневаюсь. Вы внизу упомянули об убийстве. Кто-нибудь, кого я знаю?

– Думаю, знаете. Фрэнсис Мартель.

Он никак не прореагировал на имя. Я показал ему снимок. Снимок произвел впечатление. Он выхватил его из моих рук, втащил меняв кабинет и закрыл дверь.

– Где вы его достали?

– В Монтевисте.

– Лео был там?

– Не недавно. Это не новая фотография.

Он поднес ее к столу, чтобы лучше рассмотреть при свете.

– Прежде всего видно, что это давнишнее фото. Лео таким молодым уже не будет никогда. Так же и Китти, – он говорил так, что казалось, был рад этому обстоятельству, будто он сам от этого становился моложе. – А кто этот, с подносом?

– Я надеялся, что вы можете мне сказать.

Он поднял глаза на меня и спросил:

– Это не может быть Сервантес?

– Фелиц Сервантес, или Фрэнсис Мартель, или Педро Доминго. Он был убит сегодня на Сабадо-авеню в Бретвуде.

Глаза Дэвиса мгновенно остекленели. Я заметил, что подобные резкие изменения происходили с ним все время. То в них проявлялся интерес и любопытство и даже злоба, затем они мгновенно погружались в состояние полной безжизненности.

– Вы не расскажете мне о том, как все произошло?

– Не в деталях, но скажу. – Я вкратце представил ему отчет о том, что произошло. – Об остальном вы сможете прочитать в сегодняшних утренних газетах.

– И убийца получил деньги, не так ли?

– Очевидно. Но чьи это деньги?

– Я не знаю, – сказал он с сомнением.

Он встал и прошелся по своему обширному кабинету. Его ноги мягко ступали по ковру желто-песочного цвета. Что-то было женственное в его движениях и что-то роковое, будто его огромный живот нес в себе зачатки смерти.

– Это были не ваши деньги, не так ли, мистер Дэвис?

Он обернулся и открыл рот, будто хотел закричать, но не издал ни звука. Так, с открытым ртом, он подошел ко мне какой-то танцующей походкой.

– Нет, – прошипел он мне в лицо, – это не мои деньги, и я не имею ничего общего с ними. – Он оглядывался, улыбался, будто хотел пошутить, но в его лице не было радости. – По правде, я не понимаю, зачем вы пришли ко мне с этой затеей.

– Вы партнер Лео, ведь так?

– Неужели?

– И Сервантес был его парень?

– Что вы имеете под этим в виду?

– Я думал, что вы могли бы мне помочь, мистер Дэвис.

– Подумайте. Я видел Сервантеса один раз жизни, и это было в прошлом году, когда он приехал сюда вместе с Лео. Я не знаю, в чем там дело. Но что бы там ни было, я не хочу быть в этом замешан. Я веду законный бизнес, и фактически Лео не является моим партнером. Нет никаких данных, свидетельствующих о том, что Лео владеет какой-то частью этого казино. Что касается меня, я вообще хочу избавиться от него.

Хотя это и было откровенное заявление, Дэвис не произвел на меня впечатления откровенного человека. Я начал раздумывать, не является ли Лео Спилмен также мертвецом.

– Где я могу найти Лео?

– Я не знаю.

– Вы посылаете ему деньги, не так ли?

– Он должен посылать мне деньги.

– Почему?

– Вы задаете слишком много вопросов. Прекратите это, прежде чем вы выведете меня из себя.

– Я думаю, что побуду здесь. Мне нужна помощь по поводу налоговых проблем. Не моих. Это касается Лео. И возможно, вас.

Дэвис прислонился к стене со вздохом.

– Почему вы не сказали мне, что вы из налоговой инспекции?

– Я не оттуда.

– Тогда вы себе сейчас противоречите.

– Черт возьми, это так. Можно говорить о подоходных налогах и не работая для Федерального правительства.

– Нет, со мной такие штучки не пройдут. Вам не удастся пролезть в мои дела, маскируясь под федерального агента.

Он знал, что я этого не сделаю, но ему нужна была причина для своей вспышки. Но у него не было прочной опоры. Я знал других напористых людей, подобных ему, в Лас-Вегасе и Рено: веселых барменов, утративших веселость, улыбчивых ребят, постепенно осознавших, что они стоят перед лицом смерти.

– Федеральные власти разыскивают Лео. Полагаю, вам это известно, сказал я.

– Да.

– Почему они не могут найти его? Он мертв?

– Мне хотелось бы, – он захихикал.

– Сервантеса убили с вашего благословения?

– Моего? С чего вы взяли? Я вполне законный бизнесмен.

– Это вы мне говорите, но это не ответ на мой вопрос.

– Вопрос был не хорош.

– Попробую сформулировать получше – гипотетический, такой, какой спрашивают эксперты в суде.

– Вы не эксперт, и мы не в суде.

– В случае, если придется, это будет хорошей подготовкой.

Он не понял иронии, что говорило о том, что его тревога была глубже.

– Сколько «черных денег» Лео выкачал через вашу бухгалтерию?

Он тут же ответил:

– Я об этом ничего не знаю.

– Естественно, вы не знаете, вы делаете все по закону.

– Поосторожнее, – сказал он. – Я терплю от вас больше, чем терпел до сих пор от кого-либо.

– Он осуществлял сделки по скидкам с теми, кто нес большие потери, и использовал Сервантеса для сбора и хранения денег?

Дэвис внимательно посмотрел на меня. Глаза были мертвыми, но блуждающими.

– Вы задаете вопросы, ответы на которые содержатся в них самих. Я вам не нужен.

– Мы нужны друг другу, – сказал я. – Мне нужен Лео Спилмен, а вам нужны деньги, которые он выдоил из дела.

– Если вы говорите о тех деньгах в Лос-Анджелесе, они ушли. Уже нет возможности получить их назад. Но это мелочь. Наша бухгалтерия имеет дело с такими суммами каждый день в течение всего года.

– Так что, у вас нет проблем?

– Нет таких, где вы могли бы помочь.

Дэвис снова прошелся по комнате. Он двигался устало, осторожной, мягкой, кошачьей походкой, будто его кабинет, цвета пустыни, был и в самом деле пустыней с гремучими змеями под ковром.

– Если вам удастся достать Лео, – сказал он, – дайте мне знать. Я готов уплатить за информацию. Скажем, пять кусков, она того стоит.

– Я не собирался продавать себя в качестве доносчика.

– Неужели? – Он еще раз внимательно посмотрел на мой костюм. – Во всяком случае, предложение остается в силе.

Он открыл мне дверь. Человек с квадратной фигурой и маленькой головкой был уже наготове, чтобы проводить меня вниз. Девушка, похожая на Джинни, находилась у стола для игры в крап с другим эскортом. Все, что происходит в Вегасе, кажется повторением чего-то, что было раньше.

Я успел на самолет в Лос-Анджелес и спал в своей собственной кровати.

27

Сойка, которая жила в моих окрестностях, разбудила меня утром. Она сидела на высокой ветке напротив моего окна на втором этаже и вертела головой в ожидании соленых орешков.

Я посмотрел в буфете – орешков не было. Я разбросал по наружному подоконнику сухой корнфлекс. Но сойка даже не удосужилась слететь вниз с ветки. Она склонила голову набок и саркастически смотрела на такого скареду. Затем она вспорхнула с ветки и улетела.

Молоко в холодильнике прокисло. Я побрился, надел чистое белье и другой костюм и вышел позавтракать. Я просмотрел газеты, пока ел яичницу. Об убийстве Мартеля было напечатано на второй странице, и оно преподносилось как гангстерская разборка. Сообщение об убийстве Мариэтты Фэблон поместили где-то сзади в саутлендских новостях. Ни о какой связи между ними не было и речи ни в одной заметке.

На пути на работу в свой офис на бульваре Сансет я сделал длинный объезд к Дому Правосудия. У капитана Перлберга уже был предварительный доклад из Криминальной лаборатории. Пуля, которую доктор Уилс извлек из груди Мариэтты Фэблон, почти наверняка была выпущена из того же оружия, что убила и Мартеля. Сам пистолет, которым был, по-видимому, старый револьвер калибра 38, найден не был. Не был обнаружен также и человек, стрелявший из него.

– Есть какие-нибудь свежие идеи по этому поводу? – спросил Перлберг меня.

– Я знаю один факт. Мартель работал на владельца казино в Лас-Вегасе по имени Лео Спилмен.

– Но чем он занимался?

– Я думаю, что он был посыльным Спилмена. Недавно он сам занялся бизнесом.

Перлберг безразлично посмотрел на меня. Он закурил сигарету и выпустил прямо в лицо через заваленный стол струю дыма. Он не был враждебен или агрессивен, но у него была такая манера затушевывать еврейскую напористость.

– Почему вы не сказали об этом вчера, Арчер?

– Я летал в Лас-Вегас вчера, чтобы выяснить некоторые вопросы. Я получил не вполне удовлетворительные ответы, но получил достаточно фактов, чтобы предположить, что Мартель сотрудничал со Спилменом в деле сокрытия налогов. Затем он прекратил сотрудничество. Он хотел получить наличность для себя.

– И Спилмен пристрелил его?

– Или устроил так, чтобы его пристрелили.

Перлберг пыхнул своей сигаретой, заполнив маленькое помещение облаком дыма, будто это была особая среда, где его мозги работали лучше.

– А как в эту версию вписывается миссис Фэблон?

– Я не знаю. У меня есть предположение, что Спилмен убил ее мужа и она это знала.

– Ее муж был самоубийца, если верить заключению полиции из Монтевисты.

– Об этом они и мне не перестают говорить. Но это не доказано. Скажем, он не был.

– У нас три нераскрытых убийства вместо двух. Мне нужно это новое убийство, как лишняя дырка в голове. – Он в сердцах загасил сигарету. Это было единственное проявление его несдержанности, которое он себе позволил. – Тем не менее спасибо за информацию и за идеи. Я подумаю о них.

– Я надеялся сам на небольшую помощь.

– Все что угодно, если это ничего не будет стоить налогоплательщикам.

– Я пытаюсь обнаружить Лео Спилмена…

– Не беспокойтесь. Я займусь этим делом, сразу же как только вы покинете мой кабинет.

Это было вежливое предложение убраться вон. Я задержался у двери:

– Вы сообщите мне, когда его обнаружат? Я многое бы отдал, чтобы побеседовать с ним.

Перлберг обещал.

Я отправился через весь город в свою контору. В корзинке для бумаг лежала куча писем, но ничего особо интересного. Я внес ее во внутреннюю комнату и сложил на столе. Легкий слой пыли напомнил мне, что я не был здесь с пятницы. Я вытер пыль салфеткой и вызвал автоответчик.

– Доктор Сильвестр приезжал к вам, – прозвучал голос девицы на контроле.

– Он не оставил своего номера?

– Нет, он сказал, у него несколько вызовов в больнице, он будет у себя на работе после часа.

– Что он хотел, вы не знаете?

Он не сказал. Но по голосу можно было подумать, что это важно. И вчера вечером вам звонил профессор Таппинджер. Он оставил свой номер.

Она продиктовала его, и я набрал сразу же номер домашнего телефона профессора. Ответила Бесс Таппинджер.

– Это Лу Арчер.

– Как чудесно, – проговорила она голосом незаслуженно обиженной маленькой девочки. – И какое совпадение, я только что думала о вас.

Я не спросил, что она думала, и не хотел этого знать.

– Ваш муж дома?

– Тапс на занятиях в колледже все утро. Почему бы вам не приехать на чашечку кофе? Говорят, я варю очень хороший итальянский кофе.

– Спасибо, но я не в городе.

– О, а где вы?

– В Голливуде.

– Но это всего лишь пятьдесят миль. Вы можете приехать до того, как Тапс придет на обед. Я хочу поговорить с вами, Лу.

– О чем?

– О нас. Обо всем. Я большей частью не спала, думая б этом, о переменах в моей жизни, а вы являетесь частью этих перемен, не правда ли?

Я остановил ее резко:

– Сожалею, миссис Таппинджер. У меня работа. Утешение безутешных домашних хозяек не входит в мои планы.

– Я вам нисколечко не нравлюсь?

– Конечно, нравитесь. – Я был последним мерзавцем, но я не мог ей отказать в этой лжи.

– Я знала, что нравлюсь. Я чувствовала это. Когда мне было шестнадцать, я пошла к цыганке-предсказательнице. И она сказала, что у меня в течение года в жизни произойдут перемены, что я встречу красивого умного человека и он женится на мне. Так и случилось. Я вышла замуж за Тапса. Но гадалка сказала, что у меня будет еще одна перемена, когда мне будет тридцать. Сейчас я чувствую, что это приходит. Это как снова забеременеть. Действительно. Я думала, моя жизнь кончилась, и начала…

– Все это очень интересно, – сказал я. – Но поговорим об этом при встрече.

– Но это не может ждать.

– Придется обождать.

– Вы сказали, что я вам нравлюсь.

– Мне нравятся многие женщины.

Это было идиотское признание.

– Многих мужчин я не люблю. Вы первый с тех пор, как я…

Фраза осталась незаконченной. Я не торопил ее продолжать. Я не проронил ни слова.

Она разразилась слезами и повесила трубку.

Бесс была, вероятно, с отклонениями, сказал я себе, или начиталась сентиментальных романов, страдающая от одиночества и неврозов факультетской жены, или же это первые проявления прихода периода средних лет, как снег на четвертое июля. Мудрый человек, которого я знал в Чикаго, вразумил меня раз и навсегда: никогда не спи с кем-либо, у кого заботы больше, чем у тебя.

Но Бесс мне было трудно выбросить из головы. Когда я вывел машину со стоянки и направился на юг по магистрали в Сан-Диего, она будто сидела со мной, несмотря на то, что я направлялся для встречи с ее мужем.

В полдень я ожидал его у здания факультета искусств. В одну минуту первого он появился в коридоре.

– Я могу по вам ставить часы, профессор.

Он ухмыльнулся:

– Вы заставляете меня думать, что я робот. На самом деле я ненавижу жить по этому размеренному расписанию.

Он отпер дверь и распахнул ее:

– Входите.

– Как я понимаю, вы выяснили кое-что новое о Сервантесе.

Он не отвечал мне, пока мы не сели лицом к лицу за его столом.

– Да, действительно. После того как мы расстались вчера, я решил сразу же выбросить свое расписание. Я отменил свои послеобеденные занятия и отправился в Лос-Анджелес с той фотографией, которую вы мне дали. – Он похлопал себя по груди. – Его имя Педро Доминго. По крайней мере, он значился под таким именем в Латиноамериканском колледже. Профессор Бош думает, что это его настоящее имя.

– Я знаю, я разговаривал вчера с Бошем.

На лице Таппинджера проступило неудовольствие, будто я перепрыгнул через его голову.

– Аллан мне этого не сказал.

– Я позвонил ему, когда вы уже уехали. Он был занят, и я узнал от него очень мало. Он сказал, что Доминго был гражданином Панамы.

Таппинджер кивнул:

– Это одно из обстоятельств, что создало для него проблемы. Он перепрыгнул через борт корабля и здесь находится незаконно. Поэтому он изменил имя, когда пришел к нам сюда. Иммиграционные власти охотились за ним.

– Когда и где он перепрыгнул за борт?

– Это было где-то в 1956 году, как говорит Аллан, когда Педро было двадцать лет. Он, вероятно, думал, что это место для него будет счастливым. Как бы то ни было, практически он с корабля прямо вступил в классную комнату. Он посещал школу в Лонг-Биче в течение года, я не знаю, как он ухитрился, чтобы его приняли в колледж. А затем он перевелся в Государственный колледж Лос-Анджелеса.

Он находился там два года, и Аллан Бош познакомился с ним достаточно хорошо. Он поразил Аллана тем же самым, что и меня, – он был высокоинтеллигентным молодым человеком с проблемами.

– Какого рода проблемами?

– Социальными и культурными. Историческими проблемами. Аллан характеризует его как своего рода тропического Гамлета, пытающегося совместиться с современной реальностью. На деле эта характеристика может относиться к большинству центральных и южноамериканских культур. У Доминго были проблемы личные. Он тосковал по сверкающему городу.

Профессор Таппинджер был на грани начать лекцию.

Я спросил:

– По чему тосковал?

– Сверкающему городу. Это фраза, которую я использую для характеристики этого царства духа и интеллекта для концентрации великих умов прошлого и настоящего. – Он похлопал себя по виску, будто таким образом претендовал на принадлежность к этой группе. – Сюда входит все от Платоновских «Форм» и «Сивитас Дей» Августина до «Богоявлений» Джойса.

– Вы не могли бы немного помедленнее, профессор?

– Простите. – Он смутился, когда я прервал его. – Я заговорил на своем университетском жаргоне? На деле дилемма Педро может быть определена достаточно просто: он был бедным панамцем со всеми надеждами, разочарованиями и проблемами своей страны. Он вышел из трущоб Санта-Аны. Его мать была девушка «Голубой Луны» в кабаре города Панамы, и сам Педро, вероятно, незаконнорожденный. Но он обладал большим самолюбием и не хотел соглашаться со своими условиями жизни и оставаться в нищете.

Я понимаю, что он мог чувствовать. Я не был незаконнорожденным, по правде говоря, но я пробивал свою дорогу из чикагских трущоб и знаю, что такое ходить голодным в годы депрессии. Я никогда не окончил бы университет, если бы не поддержка из армии. Так что, вы можете заметить, я симпатизирую Педро Доминго. Надеюсь, они не будут с ним очень строги, когда поймают его.

– Они его не поймают.

Он обратил внимание на окончательность моих слов. Медленно его глаза встретились с моими. Это были впечатлительные, даже женственные глаза, которые когда-то были светлыми и чистыми, до того как постоянная напряженность замутила их белки.

– С ним что-нибудь случилось?

– Его застрелили вчера. Вы не читали газет? – Признаюсь, я очень редко заглядываю в них. Но это ужасная новость. – Он помолчал, его чувствительный рот исказился. – У вас есть какие-нибудь сведения, кто убил его?

– Главный подозреваемый – профессиональный игрок по имени Спилмен. Это тот человек на фотографии, которую я вам показывал.

Таппинджер достал ее из кармана и стал рассматривать.

– Он выглядит опасным.

– Доминго был так же опасен. Для Джинни большая удача, что она отделалась легким испугом и осталась живой.

– А с мисс Фэблон все в порядке?

– Насколько этого можно ожидать, после потери матери и мужа за одну неделю.

– Бедное дитя. Я хотел бы повидать ее и успокоить.

– Вы лучше свяжитесь с доктором Сильвестром. Он присматривает за ней. У меня назначена встреча сейчас с ним.

Я встал, чтобы уйти. Таппинджер обошел вокруг стола.

– Сожалею, но не могу пригласить вас сегодня на обед, – сказал он с виноватым видом. – У меня нет времени.

– У меня также. Передавайте привет вашей жене.

– Я уверен, она будет рада. Она ваша почитательница.

– Это потому, что она плохо меня знает.

Моя попытка перевести все в легкомысленный тон не удалась. Маленький человек смотрел на меня внимательными и настороженными глазами.