Текст книги "Омут. Оборотная сторона доллара. Черные деньги"

Автор книги: Росс Макдональд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 34 (всего у книги 47 страниц)

6

– Мистер Джемисон только что ушел, – сказала женщина, дежурившая у приемной конторки.

У нее был приятный, мягкий голос, но она казалась встревоженной. Я присмотрелся к ней. Внешне она выглядела молодой, приятной особой в коричневом твидовом костюме. Ее темные волосы обрамляли овальное пикантное личико. Она была немного полновата, но это видимо, от сидячей работы.

– Я разговаривал с мистером Джемисоном, но никому не говорите об этом.

– А почему я должна говорить об этом?

– Кто-нибудь может спросить вас.

– Я никогда не говорю о приходах и уходах наших членов. Кроме того, я не знаю вашего имени.

– Арчер. Лу Арчер.

– Меня зовут Элла Стром.

Дощечка на столе перед ней гласила: «Миссис Стром. Секретарь Клуба» Она увидела, что я рассматриваю ее, и безразличным тоном произнесла:

– В настоящий момент я не замужем, не миссис.

– Я тоже. Когда вы сегодня свободны? Может, вместе поужинаем?

– Нет, сегодня я уже приглашена на ужин с танцами. Но благодарю.

– Не стоит того.

У парковки возле теннисных кортов Питер уже ждал меня в своем «корвете». Место окружали зеленые эвкалиптовые деревья, и их слегка больничный запах носился в воздухе. Игра шла лишь на одном из дюжины кортов. Тренер, в рубашке с надписью: «Теннисный клуб», показывал маленькой девочке, как делать подачу, в то время как ее мамаша наблюдала за ними с боковой аллеи.

– Профессора Таппинджера нет в своем офисе, и его нет дома, – сказал Питер. – Жена говорит, что он на пути домой.

– Я еще побуду немного здесь. Насколько я понимаю, миссис Бегшоу живет при клубе?

– Да, в одном из коттеджей. – Он махнул рукой в сторону деревьев позади площадки.

– Вы спрашивали ее что-либо о Мартеле?

– Нет.

– Но вы знакомы с миссис Бегшоу?

– Не настолько близко. Я знаю всех в Монтевисте, – добавил он нехотя. – И они знают меня, я полагаю.

Я прошел через эвкалиптовые заросли и через ворота в заборе, ограждающем примыкающую к территории бассейна лужайку. Дюжина серых кирпичных коттеджей, отделенных от своих соседей живой изгородью из цветущего кустарника, раскинулись на лужайке. Маленький мексиканец в форме цвета хаки занимался в зарослях поливом.

– Буэнос диас!

– Хороший день, – ответил он, сверкая зубами, и направил струю из своего шланга прямо в небо, как фонтан. – Вам кто-то нужен?

– Миссис Бегшоу.

– Вот ее коттедж. – Его крыша была едва видна из-за яркой шапки бугенвилей. – Она вернулась всего лишь две минуты назад.

Миссис Бегшоу была одной из участниц карточной игры у бассейна, той самой, что заказала кофе. На вид ей было лет семьдесят.

– Это вас я видела только что разговаривающим со Стэнли? – спросила она меня у двери.

– Да, меня.

– А затем с Мартелем?

– Да.

– А теперь вы пришли ко мне. Любопытная последовательность. – Она тряхнула своими белыми завитками. – Я не знаю, чувствовать себя польщенной или озабоченной.

– Ни то, ни другое, миссис Бегшоу. Меня зовут Арчер, и я детектив, как вы, возможно, уже догадались.

Она впустила меня в гостиную, заставленную мебелью. Восточный ковер на полу был пушист и хорош, что страшно было наступать на него.

Она заметила мое замешательство.

– Ковер не совсем здесь на месте, но мне не хотелось оставлять его. Не меняя тона она сказала: – Садитесь. Я полагаю, вы занимаетесь тем, чем в виде спорта занимаются все местные жители, – лезете в дела Фрэнсиса Мартеля.

– Это моя профессия, а не спорт.

– Кто послал вас сюда? – резким тоном спросила она.

– Местное семейство.

– Мариэтта Фэблон?

– Да, она интересуется результатами моих изысканий.

– «Изыскания» – слишком мягкое слово для того, чем вы занимаетесь, мистер Арчер. Вы стараетесь выжить Мартеля из города. Это ваша цель?

– Нет.

– Удивительно. Он уезжает, вы знаете. Он сказал мне об этом пятнадцать минут назад.

– А Джинни Фэблон едет с ним?

Она опустила глаза.

– О мисс Фэблон мы не говорили. Во всяком случае, она молодая женщина двадцати четырех лет – в ее возрасте я была уже пять лет замужем, – и она вполне способна сама отвечать за свои поступки и сделать свой выбор. – Ее голос, на како-то момент дрогнувший, вновь обрел твердость. – Более способна, чем большинство молодых женщин.

– Так что, вы думаете, она отправится с ним? – спросил я.

– Не знаю. Но это свободная страна, я полагаю.

– Это для людей, которые знают, что к чему и с кем они имеют дело. Вы не можете сделать правильный выбор, не зная фактов.

Она тряхнула кудряшками. Ее лицо оставалось непроницаемым, как маска.

– Я не хочу, чтобы мне читали лекцию об этом. Я привела Фрэнсиса Мартеля в Монтевисту – вернее, в этот круг, и я полностью убеждена, что сделала правильно. Мне он нравится. Это верно, я не могу предоставить вам копию его генеалогического древа. Но я уверена, что у него добротные корни. Это один из выдающихся молодых французов среди моих знакомых.

– Значит, он француз?

– А у вас есть сомнения?

– До тех пор пока не установлены факты, сомнения всегда остаются.

– А вы являетесь тем арбитром, который устанавливает факты?

– В ходе моих собственных расследований, естественно, я должен этого придерживаться.

Произошла достаточно острая перепалка, и она начала волноваться. Она пыталась скрыть свой гнев громким смехом в мой адрес.

– Вы хотите склонить меня на свою сторону, не так ли?

– Может быть, и так. Но я сам никуда не склоняюсь.

– Это потому, что некуда склоняться. Просто мистер Мартель не такой, как другие люди, и они считают, что есть что-то темное в его прошлом. Беда моих соседей в одном: им нечем заняться и они живут как змеи в гадюшнике, копаясь в грязном белье друг друга. Если этого грязного белья не хватает, они сами его делают.

Похоже, она твердо не была уверена в том, что говорит, иначе не говорила бы так много и так складно. Мартель был в некоторой степени ее протеже. Когда мы оба помолчали, она спросила:

– Вы что-нибудь нашли против него?

– По сути дела, нет. Пока еще нет.

– Вы полагаете, что найдете?

– Не знаю. Вы познакомились с ним через квартирного брокера?

– О нет. У нас есть общие друзья.

– Здесь, в Монтевиста?

– В Вашингтоне, точнее, в Джорджтауне. Генерал Бегшоу и я жили однажды в Джорджтауне.

– И вы там встретились с Мартелем?

– Я этого не говорила. Он знал одного нашего старого соседа. – Она заколебалась, глядя на меня. – Я не думаю, что следует говорить вам его имя.

– Если бы вы это сделали, это могло бы нам помочь.

– Нет, это очень благородные и честные люди, и я не хочу беспокоить их такими вещами.

– Мартель использовал их для своей рекомендации? Они могли бы и не одобрить этого. Они, может быть, и не знают его.

– Я уверена, что знают.

– Они дали ему рекомендательное письмо?

– Нет.

– Тогда все, чем вы располагаете, – это только его слова.

– Мне кажется, вернее, мне казалось, что этого достаточно. Он говорил о них очень много, свободно и со знанием.

Но настороженность, с которой она продумывала каждое свое слово и следила за моими словами, усиливалась, и ее уверенность в своем суждении явно пошатнулась.

– Вы действительно думаете, что он в некотором роде мошенник?

– Я не пришел к заключению. Хочу, чтобы и вы этого не делали.

– И хотите вытянуть из меня имя? – произнесла она мрачно.

– Мне не нужно имя, если вы окажете мне помощь.

– А как я могу помочь?

– Свяжитесь с вашими джорджтаунскими друзьями и спросите, что они знают о Мартеле.

Она подняла голову.

– Я могу это сделать.

– Сделайте, пожалуйста. Это единственная зацепка у меня.

– Сегодня же вечером я позвоню своим друзьям.

– Могу ли я позвонить вам позднее?

– Думаю, что да.

– Сожалею, если причинил вам неприятности.

– Вы не причинили. Это вопрос морали. Правильно сделала я или нет? Конечно, если бы мы не думали о последствиях всего, что мы делаем, мы бы кончили тем, что ничего бы не делали.

– Когда он уезжает?

– Немедленно, я думаю. Сегодня или завтра.

– Он не сказал почему?

– Нет, он очень скрытный человек, но я знаю почему. Для всех он подозрителен. У него нет здесь друзей.

– Кроме Джинни.

– Он ее не упоминал.

– И он не сказал куда, направляется?

– Нет.

7

Питер встретил меня у ворот. Профессор Таппинджер был уже дома и согласился принять нас.

Он жил в соседнем, примыкающем к порту районе, куда вела довольно разбитая дорога, и единственным преимуществом этого места было то, что отсюда открывался вид на океан. Солнце, тяжелое и красное, висело сейчас над самым горизонтом. Его отражение было похоже на разлившийся на воде огонь.

Дом Таппинджеров, зеленого цвета оштукатуренный коттедж, похож был на каждый третий в ряду, если не считать его окраски. Цементная дорожка, ведущая к крыльцу, была сооружена таким образом, чтобы препятствовать любителям роликов и велосипедов всех видов. Девочка шести или семи лет открыла дверь. У нее были огромные внимательные глаза и пучок на головке.

– Папа сказал, чтобы вы прошли к нему в кабинет.

Она провела нас через затоптанную гостиную на кухню. Склонившаяся над раковиной женщина с подчеркнуто безразличным видом чистила картошку. Трехлетний малыш крутился у нее в ногах и фыркал от смеха. Она не обращала на него никакого внимания, и на нас, кстати, также. Она была мила на вид, не больше тридцати, с моложавым «конским хвостиком» на голове и голубыми глазами, которые с безразличием скользнули по мне.

– Он в кабинете, – произнесла она и локтем показала на дверь.

Мы вошли в помещение бывшего гаража, заставленного книжными полками. Флюоресцирующая лампа свисала на цепи над столом, заваленным раскрытыми книгами и газетами. Профессор сидел за столом спиной к нам. Он не повернулся, когда Питер заговорил с ним. Впечатление было такое, будто мы прервали важную работу его мыслей.

– Профессор Таппинджер? – произнес Питер.

– Я вас слышу. – В голосе чувствовалось раздражение. – Прошу подождать еще минутку, пожалуйста. Я пытаюсь закончить фразу.

Он почесал затылок тупым концом карандаша и что-то написал. Его медно-красные волосы на висках сверкали сединой. Когда он встал, я увидел, что это невысокий человек и по крайней мере на десять лет старше своей симпатичной жены. Он, вероятно, тоже был когда-то приятным парнем, с этим чувственным ртом и хорошими чертами лица. Но он выглядел так, будто перенес недавно какую-то болезнь, и в его глазах, за стеклами очков, застыла память о ней. Его рукопожатие было довольно прохладным.

– Как поживаете, мистер Арчер? Как вы Питер? Простите, что задержал вас. Я урываю бесценные минуты сосредоточенности у этой постоянной беготни. С нагрузкой в двенадцать часов преподавательской работы и необходимой для этого подготовки не так легко выкроить время для писанины. Я завидую Флоберу, имевшему возможность тратить целые дни на поиски нужного слова.

Таппинджер обладал профессиональной привычкой говорить не останавливаясь.

Я прервал его:

– Над чем вы работаете?

– Над книгой, если у меня когда-нибудь хватит времени закончить ее. Ее тема – влияние французской литературы на современную американскую. В настоящий момент я изучаю запутанный вопрос о Стефене Крейне. Но это для вас неинтересно. Питер говорит, что вы детектив.

– Да. Я пытаюсь получить некоторую информацию о человеке, носящем имя Фрэнсис Мартель. Вам не доводилось встречать его?

– Сомневаюсь, но имя его вызывает некоторый интерес. Это одна из древнейших фамилий Франции.

– Полагают, что Мартель – француз. Он утверждает, что он политический изгнанник.

– А сколько ему лет?

– Около тридцати. Это человек довольно среднего роста, стройный и с быстрой походкой. Черные волосы, черные глаза и смуглая кожа. У него французский акцент, который меняется от сильного до малозаметного.

– И вы думаете, что он намеренно это делает?

– Не знаю. Если он и прибегает к этому, ему удалось одурачить немало людей. Я пытаюсь выяснить, кто он и что из себя представляем.

– Истина – вещь всегда ускользающая, – произнес Таппинджер нравоучительным тоном. – Что вы хотите от меня? Послушать, как он говорит, и оценить аутентичность его речи?

Профессор казался наполовину шутливым, но я ответил ему со всей серьезностью:

– Это не плохая идея, если ее хорошо проработать. Но Мартель уже готовится покинуть город. Я подумал, если бы вы могли снабдить меня несколькими вопросами, на которые мог бы ответить лишь образованный француз…

– Вы хотите, чтобы я учинил ему экзамен? Не так ли?

– И чтобы вы дали ответы на эти вопросы.

– Полагаю, что могу сделать это. Когда вам это нужно? Завтра?

– Прямо сейчас.

– Это просто невозможно.

– Но он может уехать в любую минуту.

– Ничем не могу помочь. – Голос Таппинджера стал визгливым, как у женщины. – Мне предстоит проверить сегодня сорок работ – эти бюрократы из колледжа даже не выделяют мне студента, который бы мог их читать. У меня нет времени для своих собственных детей…

– О’кей, оставим это. Не такая уж это блестящая затея, прежде всего.

– Но мы должны что-то сделать, – вмешался Питер. – Я готов заплатить за потраченное вами время, профессор.

– Мне не нужны ваши деньги. Все, чего я хочу, – это свободно пользоваться своим временем. – Таппинджер чуть не плакал.

Его жена открыла дверь и заглянула в кабинет. Лицо ее выражало беспокойство, но создавалось впечатление, что это все для нее не впервой.

– В чем дело, папаша?

– Ни в чем. Не называй меня «папашей». Я не настолько уж старше тебя.

Она пожала плечами, выказав таким образом свое презрение, и посмотрела на меня.

– Что здесь происходит?

– Кажется, мы действуем вашему супругу на нервы. Мы пришли в неудачное время.

Более спокойным голосом Таппинджер обратился к жене:

– Ничего, что касалось бы тебя, Бесс. Вопрос идет о подготовке текста, чтобы проверить одного человека в отношении его французского языка.

– И это все?

Она прикрыла дверь на кухню.

Таппинджер обратился к нам:

– Простите за то, что я повысил голос, у меня головная боль. – Он прижал руку к своему круглому лбу. – Я думаю, что смогу выполнить вашу просьбу. Я потратил вдвое больше энергии только на разговор об этом. Но мне непонятна спешка.

– Мартель собирается забрать с собой Джинни, и мы хотим помешать этому, – сказал Питер.

– Джинни? – Таппинджер выглядел сбитым с толку.

– Я думал, вы сказали ему о ней, – сказал я Питеру.

– Я говорил по телефону, но он не слушал. – Питер обернулся к Таппинджеру: – Вы помните Вирджинию Фэблон, профессор?

– Конечно, помню. Она впутана в это дело?

– Весьма солидно. Она говорит, что собирается выйти замуж за Мартеля.

– А вы в нее сами влюблены, не так ли?

Питер покраснел.

– Да, но я делаю это не просто из-за своего эгоизма. Джинни не понимает, в какую яму она попадает.

– Вы говорили с ней об этом?

– Я пытался. Но она без ума от Мартеля. Он причина того, что она бросила учебу в прошлом месяце.

– В самом деле? Я думал, она больна. Так говорили в колледже.

– С ней нет ничего такого, – сказал Питер. – Виноват этот тип.

– А что она думает о его французском происхождении?

– Он ее абсолютно подчинил своей воле, – сказал Питер.

– Тогда он, возможно, действительно француз. Мисс Фэблон имеет приличное знание французского.

– Он может быть и французом, и шарлатаном, – сказал я. – Мы же только хотим выяснить, аристократ ли он на самом деле?

Впервые Таппинджер проявил интерес.

– Это вполне возможно. Давайте попробуем.

– Он сел за свой заваленный стол и взял в руки карандаш.

– Оставьте меня на десять минут, джентльмены.

– Мы вернулись в гостиную. Миссис Таппинджер тоже проследовала из кухни за нами, трехлетний малыш увязался за ней.

– Папаша успокоился? – спросила она меня голосом маленькой девочки, приятным, но каким-то искусственным.

– Думаю, да.

– Он пребывает в плохом настроении с прошлого года. Они отказались дать ему звание полного профессора. Для него это стало большим разочарованием. Он винит всех подряд. Особенно меня.

Она опять пожала плечами. На этот раз недовольство было в свой собственный адрес.

– Но, пожалуйста, – произнес в замешательстве Питер. – Профессор Таппинджер уже извинился.

– Это хороший признак. Обычно он не извиняется. Особенно, когда дело касается его собственной семьи.

Она имела в виду в первую очередь себя. На самом деле она хотела поговорить о самой себе и хотела поговорить со мной.

Она прислонилась к дверному проему, боковой взгляд ее голубых глаз, ленивые движения ее губ говорили о том, что она была спящей красавицей, заключенной в придорожном доме неуравновешенным профессором, не преуспевшим в своей карьере.

Малыш продолжал крутиться возле нее, закручивая ее бумажную юбку между полных, круглых ног.

– А вы – хорошенькая девушка, – сказал я, подумав, что Питер выступает здесь в роли дуэньи.

– Раньше я была лучше. Двенадцать лет назад, когда вышла замуж. – Она качнула бедрами, а затем, подхватив малыша, понесла его на кухню с таким видом, будто это было сущее Божье наказание.

Замужняя женщина с маленьким ребенком – такое угощение было не совсем для меня, но она меня заинтересовала. Я пригляделся к обстановке в гостиной. Она выглядела довольно неуютной и неряшливой, с изношенным ковром и поцарапанной кленовой мебелью, стенами, покрытыми вылинявшими обоями с постимпрессионистскими рисунками, отражавшими мечты о сверкающем идеальном мире.

Солнечный закат в окне соперничал по колориту с рисунками Ван Гога и Гогена. Солнце горело как огненный корабль на воде, медленно погружаясь в лазурную гладь океана, и скоро лишь красная дымка осталась в память о нем на ясном небе. Рыбацкий катер направлялся в гавань, черный и маленький на фоне безбрежного западного свода. За его блестящим, пенистым следом крутилось несколько чаек, похожих на затухающие искры.

– Меня беспокоит Джинни, – произнес Питер, стоящий около моего плеча.

Меня тоже беспокоила она, хотя я об этом промолчал. Внезапно та сцена, когда Мартель вытащил пистолет и направил его на Гарри Гендрикса, снова возникла у меня перед глазами, хотя в то время я не придал этому значения. Кроме того, сама идея проверить Мартеля на знание французского языка мне казалась теперь нелепой.

Рыжеволосый мальчишка лет одиннадцати вошел в переднюю дверь. Он не спеша прошел на кухню и сообщил матери, что идет к соседям смотреть телевизор.

– Нет, ты не пойдешь. – Визгливый материнский голос оказался совершенно другим, не таким, которым она разговаривала с мужем или со мной. – Ты останешься дома. Уже пора обедать.

– Я тоже голодный, – сказал Питер.

Мальчишка стал приставать к матери с вопросом: почему у них нет телевизора.

– Только две причины. Одна – твой отец не хочет его иметь. Вторая мы не можем этого себе позволить.

– Но вы же все время покупаете книги и музыку, – возразил мальчишка. – Телевизор лучше, чем книги и пластинки.

– Неужели?

– Намного лучше. Когда у меня будет свой собственный дом, цветные телевизоры будут в каждой комнате. И ты сможешь приходить и смотреть, завершил он заносчиво.

– Может быть, так и будет.

Дверь в гараж-кабинет открылась, прервав таким образом разговор. Профессор Таппинджер вошел в гостиную, держа по листу бумаги в каждой руке.

– Вопросы и ответы, – сказал он. – Я составил пять вопросов, на которые хорошо образованный француз должен быть в состоянии ответить. Не думаю, что кто-нибудь может это сделать, за исключением студента последнего курса. Ответы достаточно просты, так что вы можете их сверить, даже не зная как следует французского.

– Отлично, профессор. Давайте послушаем.

Профессор читал вслух:

– «Первое. Кто написал оригинальный текст „Опасного союза“ и кто снял по нему современный фильм? Ответ: Шодерло де Лакло – автор оригинала, а Роже Вадим сделал фильм.

Второе. Завершите фразу: „Лицемерный читатель…“ Ответ: „Лицемерный читатель, мой двойник, мой брат“. Фраза из первых строк поэмы Бодлера „Цветы ненависти“.

Третье. Назовите великого французского художника, который считал, что в „деле Дрейфуса“ Дрейфус был виновен. Ответ: Дега.

Четвертое. Какую железу Декарт считал обиталищем души? Ответ: шишковидную железу.

Пятое. Кто несет ответственность за высвобождение из тюрьмы Жана Гене? Ответ: Жан Поль Сартр».

– Вы это имели в виду?

– Да, но акцент здесь сделан немного односторонний. Не следовало бы упомянуть здесь что-нибудь о политике или же истории?

– Я не согласен. Если этот человек является фальшивкой, выдающей себя за политического беженца, первое, что он сделал бы, – поднаторел бы в сфере истории и политики. Мои вопросы хитрее. Они очерчивают такой круг сведений, что потребовалось бы определенных знаний, чтобы суметь на них ответить. – Его глаза засверкали. – Я хотел бы сам задать ему эти вопросы.

– Я также хотел бы. Но это может быть опасно.

– Действительно?

– Мартель наставил сегодня пистолет на постороннего человека, рассердившись на пустяковое замечание. Я думаю, лучше предоставить это дело мне.

– И мне, – сказал Питер. – Я настаиваю на участии в этом.

Таппинджер проводил нас до машины, стараясь загладить вину за свою первоначальную неучтивость. Я подумал о том, не предложить ли ему денег за его работу, пять или десять долларов. Но решил не рисковать. Это могло напомнить ему, что он нуждается в деньгах, и обидело или рассердило бы его.