Текст книги "Дело о карикатурах на пророка Мухаммеда"

Автор книги: Росе Флемминг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 32 страниц)

Айаан сравнила учение Мухаммеда с марксизмом. Чем больше людей поймут, почему и где именно ошибся Маркс, тем выше вероятность, что общество сможет избежать марксистской западни: “Маркс размышлял над серьезной темой взаимоотношений между богатыми и бедными, однако пути, которые он предложил для решения проблемы низших слоев населения, всякий раз, как их пытались реализовать на практике, вели к кровопролитию, тюрьмам, нужде и бедности. Реальность оказывалась совершенно непохожей на утопию, описанную в книгах Маркса. То же самое относится и к Мухаммеду. Мы должны изучить его образ мышления и утопии, которые он предложил своим последователям, – семьдесят две девственницы в Раю, изобилие сластей, фрукты, родниковую воду и что он им еще пообещал, а также все, к чему ведут идеи пророка, когда их пытаются реализовать на практике. Это очень важно”.

По мнению Айаан, рисунки положительно повлияли на западное общественное мнение, особенно на социал-демократическую часть левого крыла, которую пробудила реакция на публикацию “карикатур”. Они инициировали дискуссию, в которой Европа так нуждалась. “Рисунки подняли много вопросов. Может ли Западная Европа представить, что живет на необитаемом острове вдали от реальных трагедий мира? Может ли Европа открыть границы для людей из тех частей света, где нет свободы, как на Западе? Для выходцев из стран с авторитарными режимами, где порой идет гражданская война и царит анархия? Можно ли впустить их на этот остров в полной уверенности, что их присутствие ни на что не повлияет? Видя фотографии разгневанной толпы, которая громит посольства в странах Ближнего Востока, объявляет бойкот датским товарам и проводит акции протеста, осознаешь, насколько тесен стал мир и что свободная часть этого мира превратилась в меньшинство, которое можно столкнуть с пути, и потому нужно готовиться к самозащите”.

Айаан полагает, что рисунки вдохновили общество на очень важную дискуссию – о свободе слова и исламе: “В отличие от прошлого, речь идет не о том, как воспринимают свободу слова и ее границы в Европе правое и левое крыло, а как справиться с внезапно возникшей угрозой институту, лежащему в основе любой мирной дискуссии и препятствующему насилию. Кто-то требует ввести исламские порядки, отрицающие свободу слова. Они считают, что только Аллах и его пророк могут определять пределы дозволенных высказываний. Все остальное под запретом, и они готовы навязать другим свое мировоззрение и нормы. Многие считают, что подобные угрозы исчезли в Европе с упразднением тоталитарных идеологий – коммунизма и нацизма, что все это осталось в 1989 году, однако карикатурный кризис пробудил народ для жизни в новой действительности и дал ясно понять, что другие части света думают иначе”.

По словам Айаан, рисунки показали, сколь многие европейцы считают, будто свобода слова дана им “просто так”, а в ходе кризиса выяснилось, что они не готовы анализировать и противостоять новому тоталитарному движению, основанному на исламе: “Рисунки четко обозначили эту проблему, поэтому вполне естественно, что так много интеллектуалов негативно отнеслись к их публикации. Оказывается, маленькая группа нетерпимых людей может заставить молчать большую, у представителей которой отсутствует воля для борьбы с тиранией, даже когда она находится в зоне прямой видимости”.

Угрозы со стороны исламистов заставили Айаан вспомнить время, когда она училась в Лейдене (Нидерланды), где познакомилась с историей Второй мировой войны, в том числе с политикой государств, противостоянием сверхдержав, а также антисемитизмом в неслыханных масштабах.

– Мы смотрели, как на наших соседей ставили клеймо и выгоняли из их домов. И все эти люди смотрели, ничего не предпринимая. Я училась с представителями второго и третьего поколений после Второй мировой войны, для которых это лишь история, но я помню, как во всех классах и преподаватели, и студенты говорили, что, живи они в 1920– 1930-х годах, то обязательно протестовали бы против действий нацистов, встав на сторону добра. Рисунки Мухаммеда вскрыли другую, более прозаичную действительность. Оказалось, что людей, готовых бросить вызов тирании, не так уж много и что большинство руководствуется теми же мотивами, какие были во время Второй мировой войны у жителей Европы и прочих регионов, где происходили зверства. Люди хотели сохранить свою работу, школы и детские сады для своих детей, свое привычное окружение, они хотели участвовать в тех же праздниках и публиковать статьи в тех же газетах. Как им это удастся, если они нарушат устоявшееся равновесие, если создадут ситуацию, которая в любой момент может стать критической, если соседи станут жаловаться, что они представляют опасность для их детей?.. Карикатурный скандал показал, что от слов о важности неподчинения тирании далеко до конкретных дел, когда возникает такая ситуация.

– Во время карикатурного скандала многие заострили внимание на том, что свобода слова предполагает не только обязанность высказывать свое мнение, но и право молчать и что вопрос о “карикатурах на пророка Мухаммеда” в действительности не относится к проблеме свободы слова.

– Я с этим не согласна. Думаю, люди смешивают понятие политических прав и свобод с социальным этикетом и хорошими манерами. Представьте, что мы находимся в ресторане. Социальный этикет – это то, как мы сидим, как ведем себя и как едим. Мы хорошо знаем, что имеем право не следовать нормам, но все же придерживаемся этикета. В случае свободы слова дело обстоит совершенно иначе, – объяснила Айаан. – Если я вижу, что детей в школе изолируют друг от друга, что мальчики и девочки учатся раздельно и девочек, таким образом, воспитывают в духе подчинения мужчинам; если детей национальных меньшинств еще в школе приучают к изоляции от общества, учат ненавидеть других детей, в том числе иудеев и христиан, прививают мысль, что они выше остальных; если делают детей крайне уязвимыми, осложняют им доступ к образованию и работе; если в подобной ситуации из вежливости и необходимости соблюдения социального этикета говорят, что свобода слова не является свободой слова и что также существует право молчать, то я считаю: тот, кто это делает, ограничен, беспощаден, жесток и совершенно не понимает смысл понятия свободы слова.

То же произошло и с рисунками, когда общественность узнала, что писатель не смог найти иллюстратора, поскольку многие боялись и, как сообщалось, подвергали себя самоцензуре из страха перед реакцией мусульман. Молчать об этом было глубоко аморально. Что бы сделал журналист, если бы прошел слух, будто в Дании население контролирует мафия, которую нельзя рисовать? Не является ли долгом журналиста исследовать эту проблему? Или если станет известно, что датские политики воруют государственные средства? Можно ли говорить, что свобода слова не является свободой слова, демонстрировать “понимание” чувств других и молчать, чтобы никого не задеть? Конечно нет, хотя всем понятно, что тут есть риск причинить боль невинным людям. Если, будучи журналистом, слышишь, что художники из страха перед исламом не хотят иллюстрировать книгу о мусульманском пророке, и из ложно понятой предусмотрительности избегаешь расследовать этот случай, то ты недостоин своей профессии.

– Критики публикации рисунков говорят, что самое главное в истории – действия крупной и влиятельной газеты, которая дразнит и высмеивает слабое меньшинство, что по этой причине конфликт вращается вокруг права оскорблять слабую группу.

– Я считаю, что настоящим оскорблением было бы предоставить меньшинству “вариться” в собственной отсталости и не интегрировать его членов в датское общество. Это было бы плохо и оскорбительно. Ведь в Дании живут не только меньшинства. Благодаря глобализации во всех странах появились свои небольшие этнические группы, или богатые, или бедные. Некоторые богатые государства Европы полагают разумным и правильным удерживать меньшинства в состоянии бедности и отсталости. Но это неправильно. Если мусульмане должны стать частью датского общества, работать учителями, политиками, врачами, журналистами, медсестрами, продавцами-консультантами, водителями автобусов и так далее, то работодателям следует обращаться с ними так же, как с другими людьми. Это означает, что каждый, кто приехал в Данию, Нидерланды, Великобританию или Францию и получил вид на жительство, начинает пользоваться целым набором различных прав. В то же время принимающее общество обязано довести до сведения иммигрантов, что у них появляются и обязанности. Это вовсе не дискриминация. Следует объяснить, что иммигранты не могут требовать какого-либо особого отношения к себе или особых прав, что свобода слова и вероисповедания подразумевает возможность делать критические замечания, задавать вопросы и бросать вызов.

Те, кто говорит об оскорблении меньшинства, проявляют расизм, выражающийся в демонстрации низкого уровня ожиданий. Когда обращаешься к голубоглазому, светловолосому, белокожему датчанину, то ожидаешь от него очень высокой степени толерантности и разумности. Когда же обращаешься к такому, как я, то относишься к нему с некоторой долей снисхождения. То есть демонстрируешь низкий уровень ожиданий при общении с внешне иным собеседником, что относится и к мусульманам, когда карикатурный скандал пытаются свести к истории о могущественной газете, которая якобы дразнит меньшинство. В результате искажается сама суть дела. Выдвигать более низкие требования к моей способности быть толерантной и разумной только потому, что я не принадлежу к большинству, само по себе является выражением дискриминации.

Те, кто принадлежат к меньшинству, по-прежнему остаются личностями. Они такие же люди, как и те, кто относится к большинству. Как и у других, у них есть разум. Почему люди думают, что они могут обезуметь, начать вести себя как дикие звери или реагировать как маленькие дети? Если от них ожидается именно такая реакция, которая к тому же вознаграждается, то они с воодушевлением будут следовать этому образу. К счастью, в Дании и других странах есть мусульмане, не желающие примерять на себя роль жертвы. Они говорят, что, будучи верующими, считают пророка Мухаммеда непогрешимым, но при этом согласны с необходимостью защищать свободу слова и право художников рисовать то, что они хотят. “Я вовсе не желаю это видеть или слышать, но я могу с этим жить”, – говорят они. Ведя себя скромно, эти люди доказывают ошибочность взглядов тех, кто ожидает неконтролируемого широкомасштабного выброса гнева.

– Некоторые считают аморальным подвергать сатире другую религию, говоря, что насмешки следует направлять против собственной веры и что объектом критики должны становиться только могущественные слои населения, а не слабые социальные группы.

– Такая аргументация разочаровывает тем, что эти люди, отстаивая толерантность и необходимость интеграции мусульман, в действительности предлагают исключить их из общественной жизни. Чтобы стать частью датского общества, необходимо интегрироваться в национальную культуру страны, в том числе сатиру. Быть частью социума означает, что “Юлландс-Постен”, в принципе, настолько же их газета, как и любого другого гражданина Дании. Почему их следует исключать из сатиры? Сейчас в Нью-Йорке проходит мюзикл “Спамалот” группы Монти Пайтон, основанный на фильме “Монти Пайтон и Священный Грааль”. Всем он нравится. Мюзикл высмеивает всех, в том числе христиан и иудеев. Я спросила, вышучивают ли они мусульман. “Нет, – ответили они. – Конечно нет, как вы могли такое подумать?” Но если исключить одну социальную группу из сатиры, то не будет никакой интеграции, поскольку она не станет частью сообщества.

О чем говорят люди у кофейных автоматов или в других общественных местах? Они спрашивают друг друга, видел ли собеседник вчерашнюю телепередачу, театральную пьесу или фильм. Проблема возникает, если мусульмане не участвуют в таких беседах, – тогда им сложно ощутить себя частью сообщества. Если они выступают в СМИ только в выпусках о терроризме, но не интегрированы в социум, как другие меньшинства. Интеграция подразумевает всестороннее включение в культуру общества: кино, театр, литература, сатира и карикатуры.

– А как насчет другого аргумента – о том, что критиковать и высмеивать можно только сильные слои общества?

– Подобное высказывание свойственно марксистскому мировоззрению, разделению мира на политически сильных и политически слабых. Мне не нравится такой взгляд. В США все устроено иначе. Все могут приехать сюда, здесь равные возможности для всех и все равны перед законом. Общество основано на равноправии отдельных личностей, а не социальных групп. Тот, кто родился в семье с низким доходом и плохим образованием, может подняться, в то время как богач может скатиться по наклонной. Здесь происходит движение вверх и вниз. Образование и возможность оказаться частью сатиры, культура и критическое мышление повышают шансы индивида превратиться из меньшинства в политически сильную фигуру.

Если все же согласиться с марксистской концепцией, то все не так однозначно. Я знаю баснословно богатых и крайне могущественных людей в Саудовской Аравии и других “нефтяных королевствах”, авторитарных государствах Ближнего Востока, которые угнетают свое население и используют часть своей выручки от продажи углеводородов, чтобы вбить тоталитарную идеологию в головы детей из бедных семей, живущих в Европе. Живущим в европейских гетто политически слабым мусульманам промывают мозги соответствующими доктринами, чтобы впоследствии использовать их уязвимость. Им внушают тоталитарную идеологию, которая хуже марксизма, и в то же время навязывают мнение, что мусульмане – слабое меньшинство, чью идеологию следует освободить от критики. Доктрина происходит из Саудовской Аравии – государства, богатого нефтью и потому демонстрирующего силу, если рассматривать его с этой точки зрения. Они крайне авторитарны и стремятся подавлять людей, у них есть деньги и влияние, чтобы экспортировать идеологию в наш мир и внушить ее мусульманам с низким уровнем дохода.

Почему мы не должны бросать им вызов в борьбе за сердца и разум представителей меньшинств, которые приехали, чтобы жить здесь, получили свою долю в нашей свободе и право быть гражданами? Почему мы не должны объяснять иммигрантам, на чем основано гражданское самосознание какой-либо страны и что есть личная ответственность и просвещение? Зачем удерживать их на слабой позиции? Критики не понимают, что в данном процессе активное участие принимает могущественный враг демократии, а сатира – чудесный способ противостоять ему. К сожалению, многие из тех, кто говорит о существовании конфликта между сильными и слабыми, настроены не только против жесткой власти и применения военной силы, но и против сатиры – самой мягкой формы власти, какую только можно себе представить.

– Вы говорите, что ислам хуже марксизма. Что именно вы под этим подразумеваете?

– Нужно видеть различие как между исламом и мусульманами, так и между марксизмом и марксистами. Исламская теология и марксизм являются политическими философиями. Из марксизма возникли ленинизм, маоизм, еврокоммунизм и т. д. То же самое относится к исламу. Если посмотреть на канонические тексты – Коран и хадисы, где объясняется, каким должно быть исламское право, то оно оказывается хуже марксизма. Марксизм по меньшей мере обещал лучшую жизнь и справедливые общественные отношения, а смысл революции заключался в улучшении земной жизни людей. Ислам хуже. Необходимым условием достижения радости и удовольствия является смерть. Поэтому ислам – культ смерти. Сначала полностью воплощается справедливость, а настоящая жизнь начинается только в потустороннем мире. Для достижения счастья нужно умереть. Звучит отвратительно, но это вовсе не означает, что мусульмане исповедуют свою религию именно таким образом.

Европейцы любят сравнивать христианские и иудейские общества с мусульманскими, но христиане и иудеи приняли разделение церковной и светской власти. Среди мусульман же таких примеров очень мало. В США христианин при желании может придерживаться фундаменталистских и ортодоксальных взглядов. Он также имеет право понимать Библию буквально, однако допускает, что вне стен его дома и церкви существует другая действительность, открытое светское пространство, где правила диктует американская конституция. Но лишь немногие мусульмане признают существование иного мира. Те из них, кто живет в светском обществе, находит себя в нем, зачастую не принимают демократию и свободу вероисповедания как его неотъемлемую часть. Признание данного принципа предполагает, что человек становится “неверным”. Для мусульманина грех – сказать, что правит американский президент, а не Бог.

Борьба с такими идеями начинается в школе. Мы не должны позволять муллам обрабатывать сознание молодых людей. Вот что я имею в виду, когда говорю о необходимости победы над исламом. Эта религия подавляет свободную волю человека, требует от него подчинения, заставляет отказываться от свободы, разрушает целостность, индивидуальность и совесть. Человек больше не может решать, что правильно и что неправильно, – это уже определено. Ислам – тоталитарная идеология. Наиболее эффективный способ борьбы с такой идеологией – освобождение женщин.

– “Карикатуры на пророка Мухаммеда” критиковали за усиление позиций радикалов и ослабление тех, кто разделяет западные ценности, считая, что они препятствуют распространению фундаментальных прав и свобод человека среди мусульман.

– Это утверждение основано на представлении о мусульманских сообществах и об отдельных мусульманах как о глупых овцах, неспособных самостоятельно мыслить и анализировать смысл рисунков. Будто они в ярости, как стадо диких буйволов, сразу же помчатся к радикалам! О других социальных группах мы так почему-то не думаем. Представители левого крыла не говорят, что повышение налогов заставит электорат встать на сторону злых капиталистов, поскольку мы считаем избирателей интеллигентными и разумными людьми и полагаемся на их способность видеть разницу. Считать, что у всех мусульман куриные мозги, совершенно несправедливо по отношению к ним.

– У вас черный цвет кожи, и в первые годы жизни в Европе вы считали себя мусульманкой. Многие европейцы и американцы сравнивают текущее положение мусульман в Европе с судьбой негритянского населения США. Такая аналогия проводилась также в разгар карикатурного скандала. Вы согласны с ней?

– Это ложная аналогия, которая вдобавок переворачивает мир с ног на голову. Подобные мысли исходят из убеждения, что белый человек – расист, подавляет женщин, что он всемогущ и стоит за всеми этими злодеяниями. Я родилась и выросла там, где нет ни одного белого человека, но тем не менее есть расизм и угнетение. Из своего опыта я знаю, что белый человек не только может проявлять нетерпимость к другим расам, но и писать обо всем этом, а также о впечатлениях от своих открытий во время путешествий в чужие края и жизни в колониях. В таком понимании белый человек более развит, поскольку задает критические вопросы. “Дискриминирую ли я кого-нибудь, честен ли я, правильно или неправильно поступаю?” Но сейчас белый человек постепенно становится меньшинством в мире и рискует стать жертвой другого вида расизма. Мы видели, как это произошло в Южной Африке и Зимбабве. В Кении я встречалась с азиатскими семьями, которым пришлось бежать из Уганды. Их выгнали из дому, преследовали, то есть в данном случае можно говорить о настоящей этнической чистке.

Следует обратить внимание и на другую сторону вопроса, а именно на невозможность сравнения положения негров в США и мусульман в Европе. Это две разные ситуации. Негров насильно привезли на другой континент, чтобы сделать их рабами и заставить бесплатно работать, в то время как мусульмане сами отчаянно пытаются попасть в Европу. Во многих случаях они ставят на кон жизнь, чтобы оказаться там. Меня никто не привозил в Европу против моей воли. Я сама приехала в Германию, откуда затем отправилась в Нидерланды, где попросила убежища. Голландцы не заставляли меня приезжать к ним и не принуждали работать. Так что основное различие этих двух ситуаций заключается в наличии свободной воли в одном случае и ее отсутствии – в другом.

Кроме того, жизнь негров в Америке заметно ухудшилась – их сделали рабами! Когда какой-нибудь представитель исламского мира переезжает в Европу, его уровень жизни заметно повышается, а возможности расширяются. Свободных негров Америка превратила в рабов. А мусульмане живут почти как рабы в собственных странах, будь то анархия в Сомали, авторитарные режимы в Египте и Сирии, теократия в Иране или Талибан еще где-нибудь. Иммигранты бегут от угнетения и бедности, желая обеспечить лучшую жизнь себе и своим детям.

Кто-то возразит: “Да, это все верно, но мусульмане приезжают из бывших европейских колоний, где их угнетали”. Это возражение справедливо, пока отдельные страны продолжают оставаться колониями, но теряет смысл после того, как эти государства обрели свободу и независимость. Процесс деколонизации набрал скорость уже 1960-х, и многие европейские страны не только выплатили крупную компенсацию, но и продолжают оказывать бывшим колониям финансовую помощь. Значительная часть денег оседает в карманах тиранического правительства. Нельзя вечно ссылаться на несправедливость, которая имела место много десятков лет назад. Когда кто-то обретает свободу, он должен использовать ее.

Рабы в США получили свободу, стали частью истории американского правозащитного движения и сейчас являются полноправными гражданами своей страны. Они не воспринимают себя как иммигрантов или потомков иммигрантов, они считают себя частью общества. Они продолжают бороться с бедностью и стремятся улучшить условия своего существования, но их аргументы отличаются от того, что говорят европейские мусульмане. Иммигрант из страны арабского мира может вернуться в свою деревню, если желает жить по исламским законам. Он знает адрес, у него там, возможно, остались родственники, и многие европейские правительства вдобавок выделяют деньги тем, кто хочет вернуться домой.

Наконец, есть те, кто сравнивает мусульманских иммигрантов с евреями, пострадавшими от Холокоста, – совершенно безумный аргумент и злонамеренное утверждение. Евреи являются полноправными членами европейского общества, но их веками демонизировали, обвиняли в предательстве и убийстве Христа, и в итоге все это привело к газовым камерам и концлагерям. Ситуация, в которой оказались мусульмане, совершенно иная. Приезжая в Европу, они получают крышу над головой, бесплатное образование и целый пакет прав. Им оплачивают языковые курсы и предоставляют бесплатную медицину. Все это оказывается в их распоряжении, и если иммигранты в состоянии двигаться дальше, то они становятся частью общества. Я стала депутатом нидерландского парламента, никто мне не препятствовал. Положение мусульман сильно отличается от всего того, что пережили евреи. Они держали собственные магазины, служили бургомистрами и начальниками полиции, занимали должности политиков, адвокатов, врачей и редакторов, но их отовсюду выгнали, отобрали все и начали уничтожать. Их судьба в корне отличается от положения мусульман в Европе.

– Изображение Мухаммеда с бомбой в тюрбане сравнивают с антисемитскими рисунками 1920– 1930-х годов. Справедливо ли подобное сравнение?

– Евреи – это народ, многие из представителей которого исповедуют иудаизм. Однако мусульмане не являются народом. Ислам – это идеология. Мусульмане живут в Азии, Африке и Европе. Многие европейцы приняли ислам. Антисемитские рисунки направлены против евреев как расы, как нации. У них нет ничего общего с изображениями пророка Мухаммеда. Ни одна из “карикатур” не относится к мусульманам таким образом. Что касается изображения пророка Мухаммеда с бомбой в тюрбане, то она совершенно точно отражает суть дела. Последователи Мухаммеда использовали бомбы, чтобы распространить его учение в той форме, в которой они его понимали, вдобавок заявляя, что делают это во имя пророка. Рисунок говорит об этом прямо. Он показывает, что Мухаммеда и его философию используют для оправдания терактов. Странно, что мусульмане, которых так возмущает рисунок, не реагируют подобным образом, когда во имя Мухаммеда убивают их собратьев по вере в Иордании, Касабланке, Индии, Пакистане, Ираке, Афганистане, Уганде, Кении, Танзании, Сомали и других странах. В это время западные критики требуют проявлять внимание и выказывать уважение. Хотела бы спросить: к чему именно?

Как уже говорилось, Айаан Хирси Али входила в число двенадцати человек, которые во время карикатурного скандала подписали открытое письмо против тоталитаризма. Среди них была и Мариам Намази. Обе женщины родились и выросли в мусульманских странах, обе одного года рождения, обе отказались от ислама, приняли участие в борьбе за права женщин, обе придерживаются идеи об универсальных правах человека и в настоящее время являются заметными фигурами в дискуссии об исламе. Несмотря на угрозы их жизни, ни одна ни другая даже не думает покинуть общественную сцену и прекратить бороться за то, во что верит.

Но в области политики они занимают противоположные позиции. Айаан Хирси Али – либералка и сторонница свободной рыночной экономики. Среди ее кумиров – Фридрих фон Хайек и Милтон Фридман. Мариам Намази – социалистка и член политбюро коммунистической рабочей партии Ирана, стремится создать в стране социалистическую республику, сочетая критику капитализма с правозащитной деятельностью. Самыми серьезными угрозами стабильности и мировому прогрессу они считают политический ислам и американский милитаризм.

Поначалу Мариам Намази отказывалась подписывать открытое письмо, где коммунизм стоял в одном ряду с нацизмом и фашизмом как пример тоталитарной идеологии XX века. Она поставила свою подпись, только когда слово “коммунизм” заменили на “сталинизм”. В конце мая 2008 года я ездил в Кёльн на конференцию, организованную Центральным советом бывших мусульман Германии – антиподом Центрального совета мусульман, и чтобы побеседовать с Намази, встретился с ней снова осенью 2008 года, когда она проводила аналогичную конференцию в Лондоне.

Намази была одним из инициаторов создания антипода британского Совета мусульман – Совета бывших мусульман Великобритании, об учреждении которого общественность узнала в июне 2007 года. Намази добровольно помогает нескольким организациям, активную борется с шариатским правом, ведет свою телепередачу на “Нью Ченнэл ТВ” – круглосуточном телеканале коммунистической рабочей партии Ирана, вещающем на Ближний Восток.

После образования Совета бывших мусульман Намази получила электронное письмо от одного из собратьев по вере, который обратил внимание на то, что ни она, ни другие, кто называет себя бывшими мусульманами, не могут покинуть ислам. Она ответила, что стремится доказать ложность этого утверждения, что она действительно попрощалась со своей религией и что многие хотят последовать ее примеру. Организации бывших мусульман, создаваемые по всей Европе, стараются разрушить табу, которое запрещает людям расставаться со своей верой, объявляет их отступниками, совершившими страшное преступление, за которое полагается строгое наказание. Закон многих стран гласит, что такие люди должны заплатить за свой выбор жизнью.

Подобного мнения придерживаются и некоторые мусульмане Великобритании. Однажды кто-то оставил на автоответчике Намази сообщение: “Тебя обезглавят”. Однако Намази не позволила вогнать себя в страх, признавая тем не менее, что такие угрозы не оставляют ее равнодушной, особенно после рождения ребенка.

По словам Намази, публичное признание бывших мусульман в своих религиозных взглядах напоминает ситуацию с гомосексуалистами тридцать лет назад. Сексуальная ориентация и религия – личное дело каждого, но в те времена, когда общественное мнение угрожало гомосексуалистам, всячески вытесняя их из общественной жизни, им было очень важно публично показать, что они этого не боятся. Сегодня то же самое происходит с отношением к исламу критически настроенных мусульман, хотя Намази не любит, когда ее так называют, считая, что у ее личности есть и другие стороны.

“Мы надеемся, что наше открытое выступление позволит победить страх и ощущение всеобщего неодобрения, которые испытывают бывшие мусульмане. По реакции окружающих мы видим, что таких людей много, однако они боятся публично признать свои убеждения и предпочитают оставаться анонимными. Их можно сравнить с теми, кто отрекся от христианства в эпоху инквизиции. Мы хотим показать жителям Великобритании и всей Европы, что не все выходцы из мусульманских стран придерживаются ислама, что существуют различные позиции и что имамы не выражают мнение большинства” – так говорила мне Намази во время конференции в Кёльне, когда мы беседовали в одной из аудиторий университета.

Мариам Намази исполнилось двенадцать лет, когда после революции 1979 года к власти в Иране пришли религиозные деятели. Она помнит появление в школе бородатого мужчины в странном одеянии, который потребовал разделить мальчиков и девочек. Впоследствии школу закрыли, поскольку ее следовало “исламизировать”. То же самое должно было произойти с учебниками. Члены исламистского движения “Хезболла” выкрикивали бранные слова вслед Намази, когда она шла по улице без платка. Намази не может забыть зрелище настоящих казней, которые демонстрировались по телевизору чуть ли не каждый день. В 1980 году семья Намази решила переехать в Индию, откуда затем переправилась в Великобританию. Наконец им удалось получить убежище в США, где Мариам поступила в университет.

Она не особенно задумывалась о своем отношении к исламу и религиям вообще до поездки в Судан в 1988 году для работы с эфиопскими беженцами в рамках гуманитарной деятельности ООН. Полгода спустя полковник Омар аль-Башир в результате второго за последнее десятилетие переворота захватил власть и установил правление ислама. Намази видела, как религиозные фанатики вводили шариатское право, что произвело на нее сильнейшее впечатление. Она признала, что отныне не только не является практикующей мусульманкой, но и вообще не верит в Бога. Рассматривая религию как угрозу личной свободе, Намази стала участвовать в неофициальной правозащитной группе, вызвавшей гнев властей, которые начали всячески третировать ее. “Они считали, что имеют право вмешиваться в мою частную жизнь. Они приставали ко мне и задавали очень личные вопросы, которые, по моему мнению, их совершенно не касались. Им не нравились мои ответы, поэтому они начали угрожать мне. Парень из службы безопасности предупредил меня, что я рискую попасть в автокатастрофу, если продолжу свою работу”.