Текст книги "ГИПНОЗ. Скрытые глубины. История открытия и применения"

Автор книги: Робин Уотерфилд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 40 страниц)

Месмеризм и паранормальное в Британии

Викторианская вера в сверхъестественную силу находящихся под гипнозом людей хорошо иллюстрируется эпизодом из жизни сэра Ричарда Бертона (1821–90), путешественника и дипломата. Бертон верил, что у него якобы «цыганская» душа и он может под гипнозом читать мысли. Он был, по-видимому, искусным месмеристом и утверждал, что способен гипнотизировать на расстоянии, даже несмотря на простирающуюся между ним и объектом воду, которая, как предполагали, впитывает месмерические лучи. Чаще всего он месмеризовал свою жену, аристократку Изабель Арундель, и консультировался с ней о будущем. Однажды в Бразилии в конце 1860-х Бертон сильно заболел и поблизости не было никаких докторов. Тогда Бертон загипнотизировал Изабель, чтобы получить от находящейся в трансе жены метод лечения.

Вместо того чтобы ответить на вопрос о его болезни, она очень забеспокоилась и начала рассказывать (в точности, как это потом выяснилось) об убийстве их повара, которого несколько недель назад отравил яростный соперник в любви. Затем она предупредила его, чтобы он не доверял «человеку, которого собирается взять с собой, потому что он подлец». Поскольку Ричард отправлялся в путешествие один, они не могли взять в толк, кто бы это мог быть.

Но случилось так, что Бертон закончил свое путешествие в компании с человеком по имени сэр Рогер Тишборн, – и тот оказался подлецом! Он был простым английским матросом, который знал, что Тишборн утонул в море, и хотел воспользоваться его наследством.

Это одна из заманчивых и очень похожих друг на друга историй того времени. Трудно отвергать их как фальшивые, но одновременно трудно и верить в них, ибо, по сути, они угрожают всем тем воззрениям комфортабельного мира, который мы сами себе создаем. В большинстве случаев хотелось бы услышать больше подробностей, для уверенности, что здесь не было перепутано время или приукрашены факты.

Среди месмерических актеров, таких как Спенсер Холл, попадались и специализирующиеся на так называемых «высших» феноменах – о них говорили, что это привилегия тех личностей, которые входят в самые глубокие трансовые состояния. Предполагалось, что в таких состояниях души отделяются от тела и таким образом могут видеть вещи на расстоянии – на маленьком расстоянии, если они выполняют, например, трюк чтения книги с повязкой на глазах, на большом расстоянии, – если описывают события, происходящие у кого-то дома, и на неимоверно большом расстоянии, – если сообщают о географических подробностях и обитателях других планет.

Наиболее известны в 1840-е годы два актера – французские братья Дидьер, Алексис и Адольф. Алексис был знаменит еще во Франции – до 1844 года, когда братья прибыли в Англию со своим месмеристом Ж. Б. Марсилье. Отчеты об их выступлениях публиковались в «Zoist» (например, в июльском выпуске 1844 и январском 1845 года). Их достижения поразительны, и все-таки следует заметить, что не было ни одной должным образом контролируемой проверки их способностей. Здесь мы приводим два таких примера, дающих большой повод для сомнений. Однажды один скептик из аудитории, собравшейся в частном доме, взял книгу и попросил Алексиса сказать заглавие. Он закрыл титульный лист двойным слоем бумаги, так чтобы его нельзя было читать. Однако Алексис быстро назвал заголовок, положив книгу сначала себе на грудь, а затем на затылок. Не мог ли он исподтишка прочитать заглавие на корешке, пока перемещал ее с груди на голову? В другом эксперименте, следующем за успешным чтением предложений из книги с завязанными глазами, повязка была снята. Книга была открыта наугад, и Алексиса попросили прочитать то, что находится через десять страниц. Он это сделал. Однако у него была «привычка» бегло перебирать листы книги.

Скептические комментарии к этим подвигам Алексиса Дидьера взяты из изложения сэра Джона Форбса. Чтобы показать другую сторону картины, приведем здесь отчет из январского выпуска «Zoist» 1845 года:

Его глаза были теперь открыты, и после нескольких минут паузы один джентльмен вручил ему запечатанный конверт, который тот принес с собой и никоим образом не мог выдать содержание ни одному из присутствующих. Немного изучив его, он сказал, что там должны быть два слова, но они могли бы сойти и за одно; и оба слова – французские. Если бы тот джентльмен, который написал их и до такой степени упрям в своем неверии, что неверие воздействует на него, – сказал Алексис, – вышел бы за дверь и шепнул эти два слова хозяйке дома, а та бы вышла к ним и дала ему руку, то тогда он смог бы их записать. Это было сделано, и он написал слово «clairvoyance» (ясновидение); она сказала, что он ошибся. «В самом деле, – поправился он, – я должен был написать „clairvoyant" (ясновидящий)». Когда вскрыли конверт, то слово оказалось правильным, написанное на полосе нотной бумаги и сложенное пополам.

История парапсихологии насыщена утверждениями экстрасенсов, что «вибрации» скептиков среди аудитории сбивают их. Это часто использовалось в качестве извинения за скупость показа в лабораторных условиях. Так и в этом отчете Алексис просил скептиков покинуть помещение, так как часто терпел неудачу в их компании, однако подбадривал посещать его сеансы и был из тех, кто умел писать слова.

Чтение тщательно запечатанных в конверты и бандероли слов – это коронный трюк Алексиса. Иногда ему неплохо удавались «путешествия ясновидца»: он давал, например, точные описания домов присутствующих людей с их внутренним убранством. Но мы слышим лишь о результатах этих сеансов. А сколько это занимало у него времени? Сколько вопросов он задавал владельцам домов? Иными словами, сколько у него было возможностей регистрировать расширение их зрачков и другие непроизвольные жесты, которые как намеки до сих пор используются сценическими магами при так называемом «чтении мыслей». Другая гипотеза: предположим, что Алексис и Адольф, его младший брат, обладали замечательными паранормальными способностями. Кругом, как допускает даже «Zoist», в области ясновидения было множество шарлатанов, которые пользовались, например, явно сомнительными повязками; однако у братьев Дидьер получалось лучше всех.

В качестве замечания я хотел бы добавить, что Ипполит Бернгейм и Дж. Милн Брэмвелл (J. Milne Bramwell), два наиболее плодовитых гипнотизера конца девятнадцатого столетия, гипнотизировали буквально тысячи людей, и ни разу не зарегистрировали паранормальных подвигов. Думайте по этому поводу что хотите. Скептики посчитают все это за достоверный факт, другие, более снисходительные, предположат, что, быть может, один человек на миллион и обладает даром паранормальных способностей, и больше ничего. Бернгейм и Брэмвел просто не дошли до этого человека или не ставили свои эксперименты так, чтобы поощрять проявление высших феноменов. Брейд, со своей стороны, пытался быть педантично объективным, – хотя и в его высказываниях по этому поводу можно уловить искру иронии. Ссылаясь на то, что сам никогда не мог воспроизвести ни один паранормальный феномен своих предшественников, он говорит:

Ну, я не считаю справедливым и необходимым делом оспаривать утверждения других людей в этой области, которые известны всем как люди одаренные, бдительные и честные в прочих отношениях, только потому, что лично я не обнаружил сих явлений или не смог их воспроизвести по своей или чужой методе. С теми познаниями, которые у меня есть, я склонен допустить, что определенные феномены были зарегистрированы ими, однако большинство из них, по-моему, объясняются другим, более естественным способом, нежели при помощи месмеризма. Когда я лично буду иметь свидетельства особых, влияний и их воздействий, которые подлежат утверждению, то я не стану скрывать своих показаний.

«Zoist» не был одинок в своих репортажах о чудесах, вытворяемых братьями Дидьер и другими, кто был способен на подобные подвиги; вся страна была в восхищении от них. «Белл ассамблей», например, в февральском номере 1849 года сообщает, что одна дама потеряла брошь, которую она в последний раз видела в августе, а спохватилась в ноябре. Она заподозрила, что ее украл кто-то из слуг, и тогда проконсультировалась с месмеристом, доктором Хэндсом, чья пациентка, Эллен Доусон, славилась своим ясновидением. Эллен описала подробно ее дом, спальню, где эта брошь хранилась, описала слугу, который ее украл, и рассказала, где теперь ее искать, несмотря на то, что она заложена. Брошь была возвращена.

Ясновидение было лишь одним из целого ряда паранормальных явлений, связанных с месмеризмом. Викторианцы были изумлены предполагаемым феноменом эмпатии между оператором и объектом и верили, что мысли и ощущения могут мистическим путем переходить от одного к другому. Объект мог прийти в состояние полного обезболивания: вы могли бы пощекотать его за пятки и он никак не прореагировал бы; однако если пощекотали бы оператора, объект это тотчас бы почувствовал. Затем был так называемый «traction», при котором объект повторял все движения оператора, даже если оператор находился в другой комнате и был невидим для него. Некоторых тревожило такое стирание границ между двумя индивидуумами, другим же было просто любопытно.

Существует множество неподтвержденных сообщений о том, что мы сегодня называем «телепатическим гипнотизмом» – гипнотизмом на расстоянии, когда оператор просто фокусирует свою волю на объекте. Этот случай, конечно, представляет известную трудность, ибо нелегко быть уверенным в том, что у объекта не было заранее никакого намерения в такое-то и такое-то время войти в транс. Гипнотизм на расстоянии проверялся должным образом экспериментально в Медицинской школе университета и Королевского колледжа в Абердине. Х. Э. Льюис, чернокожий американский исследователь биоэлектричества, который приехал в страну в 1851 году, был избранным месмеристом. Студенты из университета проверялись Льюисом на восприимчивость и затем рассаживались в разные комнаты, где члены комитета следили за ними и оценивали результаты, тогда как другие оставались вместе с Льюисом. Эксперимент полностью провалился: ни один из студентов не вошел в транс.

Всякий разговор о парапсихологии и паранормальных явлениях всегда имеет очень личный подтекст. Верите вы в них или нет? Верующие очень отличаются от неверующих. Многие из нас предпочитают сидеть на заборе, не решаясь спрыгнуть ни в ту, ни в другую сторону; мы любим развлекаться с феноменом, но не собираемся полностью предаваться ему. Однако и наше положение на заборе сохраняется лишь благодаря колебаниям то в одну, то в другую сторону. Каждый ищет свое равновесие по-своему. Меня лично даже злит, когда я не в состоянии точно узнать, был ли (а если был, то кто?) хоть один настоящий испытатель паранормальных явлений в викторианской Британии.

Последствия

Выражение «месмеромания» было пущено в обиход ученым Джоном Беннеттом (John Bennett) из Эдинбурга, чтобы обозначить 1851 год как год вершины противостояния Эллиотсона и Уэйкли, когда разлился поток публикаций Брейда и странствующих лекторов и когда из Соединенных Штатов прибыли приверженцы биоэлектричества и гипнотизм поверг страну в шторм. У приверженцев биоэлектричества одновременно сидели в трансе десятки людей, да и остальные месмеристы скоро стали достигать тех же результатов, применяя биметаллические диски. Воспитанное общество нередко развлекалось зрелищем, когда полдюжины молоденьких женщин раскачивались в такт под бесстрастным и пристальным взглядом месмериста. Биоэлектричество было, однако, недолговременным безумием, – но не потому, что люди вдруг образумились, а потому, что на смену ему шла эпидемия вращающихся столов и спиритизма. Месмеромания 1851-го года – это последние судороги умирающего искусства. Хотя методы биоэлектричества были сходными с методами Брейда, но его работы встречали такую глухую стену неприятия, что ни один человек не обратил внимания на связь, которая могла бы ускорить признание гипнотизма научной общественностью.

Брейд умер в 1860, Эллиотсон – в 1868 году, однако интерес к месмеризму в Великобритании умер раньше них. Около 1880 года уважаемые французские ученые смогут занять, в сущности, те же позиции Брейда и Эллиотсона и сохранить при этом незапятнанную репутацию. Эта часть истории – для следующей главы, однако она вернет нас обратно в Британию. В 1891 году Британская медицинская ассоциация (БМА) назначила комиссию для исследования гипнотизма. Отчет ее был осторожно благоприятным, но отстранялся от дискуссий начала столетия:

Комиссия была удовлетворена проверкой подлинности гипнотического состояния. Ни один доступный для ее наблюдения феномен, однако, ничего не дает для поддержки теории «животного магнетизма»… Комиссия придерживается мнения, что терапевтический агент гипнотизма часто бывает эффективен при снятии боли, укреплении сна и облегчении некоторых заболеваний… Комиссия придерживается мнения, что его применение в терапевтических целях должно быть ограничено квалифицированными медиками-мужчинами; ни при каких обстоятельствах не могут гипнотизироваться женщины, если только не в присутствии родственников или других женщин. В заключении комиссия хочет выразить свое крайнее неодобрение публичных показов феноменов гипноза и надеется, что на них будут наложены юридические ограничения.

Отчет был, скорее, просто «принят» БМА, нежели поддержан, однако это отметило начало процесса признания гипнотизма в Британии. Частично эта перемена настроения обязана прогрессу, которого достиг Брейд по сравнению с Эллиотсоном; дикие рассуждения о «животном магнетизме» никогда больше не отвращали официального внимания от реальности их результатов. Частично в этом заслуга и британской медицинской общественности, которая теперь обезопасила себя и, таким образом, смогла обходиться без того накала страстей, которым она ослепляла себя в отношении сущности месмеризма в начале века.

УБИЙСТВО, НАСИЛИЕ И ДЕБАТЫ В КОНЦЕ ДЕВЯТНАДЦАТОГО СТОЛЕТИЯ

В 1891 году весь Париж следил за громким судебным процессом. Обвинялись двадцатишестилетняя женщина Габриэлла Бомпар и ее любовник, опустившийся сутенер средних лет, Мишель Эйро. Оказавшись за год до этого без средств к существованию, Габриэлла заманила в номера судебного пристава Александра-Туссена Гуфе, пообещав любовные утехи. Этой низкорослой (ниже пяти футов роста), коротко стриженной проказливой потаскушке ничего не стоило увлечь его на кровать и, сняв у себя с пояса шелковый кушак, играючи обвить его вокруг шеи незадачливого Гуфе, в то время как тот ее целовал. Это было сигналом для Эйро выйти из-за занавески, где он все время прятался в ожидании. Он схватил другой конец кушака, и они повесили Гуфе; тот умер без всякого сопротивления и достаточно быстро, если учесть отсутствие у них профессионализма. К своему огорчению, они нашли у него всего несколько франков. Они засунули его тело в сундук и выбросили в лесу неподалеку от Лиона, прежде чем сбежать в Америку.

Через несколько месяцев, увидев свой портрет во французской газете, Габриэлла вернулась во Францию из Калифорнии, чтобы сдаться. Полиция теперь узнала, где находится Эйро, но ему удавалось скрываться еще шесть месяцев, пока он наконец не был выслежен на Кубе и выдан французским властям. Жестокость убийства, ничтожность выгоды, которую преследовали убийцы, и длящиеся около года розыски их привели к тому, что дело Гуфе не сходило с заголовков газет и, как говорят, около двадцати тысяч людей пришли в парижский морг, чтобы взглянуть на тело злополучного пристава.

Тактика защиты Габриэллы основывалась на утверждении, что ее участие в преступлении обусловлено постгипнотическим внушением, осуществленным ее любовником, и, стало быть, она не могла нести ответственность за совершение убийства. Комиссия психологов обследовала ее, сделав заключение, что у нее развращенный нрав, слегка «истерический» характер, однако при этом она отлично осознает, что делает. Ее защищал профессор права Жюль Льежуа, который предпринял длинное утомительное расследование, показывающее, что чувствительный индивид ведет себя под гипнозом не иначе, как автомат. Ее адвокаты подчеркивали также возраст и пол преступницы и указывали на ее почтенное происхождение как дочери торговца из среднего класса (невзирая на тот факт, что она, по всей видимости, давно рассталась с приличиями среднего класса). Другими словами, они играли на популярном мнении о гипнотизме как средстве лишения воли и нравственности впечатлительных людей (молодых женщин), тогда как утверждения защиты Эйро – которые выглядели как пародия на выдвигаемые адвокатами Габриэллы аргументы – сводились всего-навсего к тому, что его, дескать, сбили с толку ее молодость и красота. Габриэлла получила двенадцать лет, а Эйро был приговорен к смертной казни. На разницу в силе приговора, однако, никак не повлияло свидетельство Льежуа, прошедшее мимо ушей судей; он не был даже допущен к психологическому освидетельствованию подсудимой. Более относящимся к делу обстоятельством для судей, которые уже были убеждены комиссией парижских врачей, был тот факт, что Габриэлла специально вернулась во Францию для явки с повинной в полицию. Также осталось незамеченным и то, что аргументы Льежуа, если подумать об их логических следствиях, подрывали само понятие правовой ответственности.

С энтузиазмом давая показания, Льежуа не ограничился только лежащими под рукой данными, но развернул энергичную теоретическую атаку на взгляды своих соперников, которая спровоцировала еще больший отпор со стороны его оппонентов. Интересно, как судьи смотрели на весь этот психологический диспут? Они видели, что парижские врачи постоянно заявляют о своем профессионализме и обвиняют Льежуа в поддержке таких шарлатанов, как сценические гипнотизеры, однако к тонкостям спора суд остался равнодушен. Как мы это уже не раз видели на протяжении истории гипнотизма, все имело свою социальную подоплеку. Наиболее акцентируемым было обвинение Льежуа в том, что он якобы усиливает анархическое брожение умов низших классов, угрожающие прочности Третьей Республики.

Этот вышедший наружу спор был составной частью происходящих тогда дебатов. То, что разыгралось в помещении суда, принадлежало двум враждующим школам психологии. Льежуа был коллегой Ипполита-Марии Бернгейма (Hippolyte-Maria Bernheim, 1837–1919), старейшины Нансийской школы, который по случаю слабого здоровья не смог принять участия в процессе сам, тогда как противостоящие ему врачи-эксперты были друзьями и коллегами Жана-Мартина Шарко (Jean-Marten Charcot, 1825–93), из Парижской школы Сальпетриера. В то время как смертный приговор был неизбежен для Эйро, в случае Габриэллы речь шла не о мере ее виновности, но о гипнозе и принуждении. По этому вопросу и боролись две соперничающие школы.

Льебо и Нансийская школа

Игроки «Эрудита» любят словечко «od», но мало кто знает о его происхождении. В 1840-х и ранних 1850-х годах многие европейцы увлекались теориями австрийского химика барона Карла фон Райхенбаха (1788–1869). Уже открыв ранее парафин и креозот, в 1845 году фон Райхенбах заявил об открытии новой силы, «od», которая пронизывает мир и истечения которой из магнитов и кристаллов, дескать, могут видеть магнетизированные и чувствительные субъекты. Джеймс Брейд написал уничтожающий ответ в брошюре «Власть ума над телом» (1846), в которой он продемонстрировал результаты контрэкспериментов и заявил, что райхенбаховские испытуемые были теми чувствительными людьми, которые сами производят желаемые результаты. Это достаточно странно, но что-то похожее на феномен Райхенбаха изучали вплоть до конца века в клинике Ла Шарите в Париже на загипнотизированных больных Ж. Б. Луис и Колонель де Рошас, пока не были разоблачены, среди прочих, английским писателем Эрнестом Гартом.

Гипнотизм же находился в настоящем застое, и это продолжалось еще какое-то время. Из-за крайностей Эллиотсона в Англии были приговорены к забвению и смешаны с оккультизмом даже взгляды Брейда. Ни один уважающий себя врач не утруждал себя исследованием предмета, если, конечно, не хотел погубить свою карьеру. Поддерживали гипнотизм только сценические месмеристы, однако они привлекали лишь широкую публику, но не академических знаменитостей. Однако кое-какой интерес к брейдизму на Континенте все-таки сохранился. Доктор Дюран ле Грос (писавший под английским псевдонимом Филлипс) в 1860 году издал книгу, которая была хорошо принята в узком кругу; он выступал также с лекциями в Бельгии и во Франции. Примерно в это же время Эжен Азам наблюдал за молодой девушкой, известной потом просто как Фелида X., с первоначальным диагнозом «истерия», который потом сменили на «раздвоение личности». Он применил в лечении гипноз по Брейду и написал отчет об этом случае в престижном «Archives de médecine» в 1860 году. Азам рассказал о своей работе известному врачу Паулю Брока, и тот провел хирургическую операцию под гипнозом. Результаты были впечатляющими, но не актуальными; теперь в хирургии уже повсеместно использовались химические препараты.

Вспышка интереса медиков пришлась на 1860-й год, когда Брейд, тогда уже при смерти, послал статью для чтения во Французской академии наук. Последствия этого скромного хода оказались огромными. В результате он инициировал все современное гипнотическое движение, но должно было пройти еще несколько лет, прежде чем толчок охватил широкую общественность. Среди аудитории был врач по имени Амбруаз-Огюст Льебо (Ambroise-Auguste Liebault, 1823–1904). Заинтригованный, он отправился к себе домой, в деревню близ Нанси, где у него была практика, и спокойно экспериментировал на своих клиентах в специализированной клинике, разместившейся в живописном саду. Он пришел к убеждению, что все это только внушение. Никаких пассов руками, никакой предварительной индукции, ни даже фиксации по Брейду, – он также обнаружил, что в большинстве случаев собственно внушение излечивает органические и другие заболевания. Его метод заключался в том, чтобы просто смотреть в глаза пациенту, заверяя его, что симптомы его болезни вылечились. По его мнению, гипнотический сон – это самый обычный сон, если не считать, что он вызван внушением, которое фокусирует внимание пациента на мысли о сне. На его взгляды сильно повлиял Брейд: концентрация ума на единственной идее, мысль о сне, вызывающая релаксацию, отстранение чувств от внешнего мира, остановка мышления и явное трансовое состояние. Однако он не отбросил магнетизм как теоретическую возможность.

Льебо был незаурядным человеком. Двенадцатый ребенок в крестьянской семье из Лорена, он сделал себе имя у себя дома, в деревне и окрестностях, как принципиальный и искусный врач и таким образом завоевал себе место в ряду французской медицинской элиты, которая сплошь состояла из высших классов. Невысокого роста, разговорчивый, смуглый, с крестьянской внешностью и осанкой, он представлял контраст с алчностью Месмера. Он посчитал, что зарабатывает достаточно денег, чтобы предлагать гипноз бесплатно. Неудивительно, что скоро у него появилось множество пациентов. После пяти лет исследований он описал свои открытия в книге.

Книга Льебо бесспорно установила рекорд как самая неудачная публикация во все времена. За первые пять лет он продал всего пять экземпляров. На него смотрели (если вообще говорить о его известности) как на помешанного на гипнотизме и как на дурака из-за неспособности заработать деньги. Тем не менее он выжил и продолжал применять гипнотизм в своей практике. Говорят, вода камень точит, и не вследствие своей силы, но просто потому, что продолжает капать на камень; так постепенно, потихоньку длительная изоляция Льебо закончилась, когда в 1882 году к нему обратился профессор медицины из близлежащего университета Нанси. Известен факт, что Ипполит Бернгейм был скептиком: ведь гипнотизм – это, конечно же, удел шарлатанов и дураков. Он отправил к Льебо для осмотра одного строптивого пациента. Пациент этот страдал от хронического ишиаса, и Бернгейм не смог ничего поделать. Его намерением было выставить Льебо обманщиком, однако, к удивлению Бернгейма, человек был вылечен. Бернгейм переменил свое мнение. С тех пор началась его дружба с Льебо, и он пригласил его работать с ним в университете, где избавил его от пристрастия к магнетизму, показав, что немагнетизированные пузырьки с водой так же успешно лечат, как и магнетизированные.

То, что они сделали вдвоем, сформировало влиятельный впоследствии нансийский подход к гипнотизму, который и положил начало современному гипнозу. Согласно их взглядам, гипнотизм работает через внушение – психическая сила внушения может влиять даже на физические расстройства. Они первые стали называть то, что они делали, «гипнотерапией». Выражаясь психологически, согласно Нансийской школе гипнотизм основывается на концентрации внимания (или «нервной силы») на различных органах тела и участках мозга. Их техника состояла из комбинации «демократичности», при помощи которой они любили завоевывать доверие пациента, когда, например, давали ему смотреть другие сеансы гипноза, и авторитарности, с которой они обычно приказывали пациенту «спать» командным тоном и даже на какое-то время силой закрывали ему веки. Позднее Бернгейм, однако, обнаружил, что внушение почти так же эффективно, когда пациент бодрствует. Интересно, но в противовес превалирующим взглядам своих современников, согласно которым гипнотизируемость есть форма слабости и подвержены ей по большей части женщины, Бернгейм, наоборот, главным образом практиковал с мужчинами. Он нашел, что легче вводятся в гипноз те люди, которые привыкли повиноваться, например солдаты.

Невысокого роста, с голубыми глазами, излучающими дружелюбие, усами и бородкой клинышком, Бернгейм определил гипноз как состояние внушаемости, индуцируемое внушением. Книга, которую он написал в 1884 году, стала с тех пор образцом ясности и неисчерпаемым источником информации. Она навсегда изменила направление исследований по гипнозу. На протяжении нескольких лет они вместе с Льебо представляли своего рода центр международной школы, хотя между ее представителями были и расхождения во мнениях. Во Франции – это адвокат Льежуа и судебный медицинский эксперт Анри-Этьен Бони, которые особенно интересовались применением гипноза в уголовном судопроизводстве. За границей – Альберт Моль и барон Альберт фон Шренк-Нотцинг в Германии; Рихард фон Крафт-Эбинг в Австрии; К. Ллойд Тукей и Дж. Милн Брэмвелл в Великобритании, Борис Сайдис и Мортон Принс в США; Владимир Бехтерев в России; Отто Веттерстранд в Швеции; Цезарь Ломброзо и Энрико Морзелли в Италии; Иозеф Дельбеф в Бельгии; А. В. ван Рентергем в Голландии – и это только чтобы отметить наиболее выдающихся исследователей, первопроходцев, принесших гипнотизм в современную эпоху.

Однако при всей ясности его идей Бернгейм не встретил безусловного понимания ни дома, ни за границей. Влиятельные силы восстали против него. Война между физиологией и психологией далеко не закончена и по сей день – шизофреники, например, сошли с ума или страдают от биохимического дисбаланса в мозге? Не следует ли оправдывать некоторых жестоких уголовников вследствие избытка у них Y-хромосом и недостатка серотонина? Бернгейм был на стороне психологии только в первой фазе развязавшейся войны.