Текст книги "ГИПНОЗ. Скрытые глубины. История открытия и применения"

Автор книги: Робин Уотерфилд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 40 страниц)

Есть ли другие свидетельства применения гипноза в Древней Греции и Риме?

Ученик Аристотеля Клерх, живший, по-видимому, в конце IV в. до н. э., в одном из своих трудов, «О сне», описал, как один волшебник вытянул душу из спящего мальчика при помощи «психонасоса», в результате чего тело последнего стало неподвижным и нечувствительным к боли. Это наводит на некоторые размышления, но принимать их следует с величайшей осторожностью. Во-первых, «О сне» – выдуманный диалог; во-вторых, произведение в оригинале не уцелело, сообщение о нем существует только в виде фрагмента (фр.7) другого автора, Прокла, писавшего на семьсот пятьдесят лет позже; в-третьих, весьма вероятно, что мальчик спал и до извлечения души, а вовсе не был введен в сон при помощи гипноза; в-четвертых, мальчик, похоже, и остался спящим, а не перешел в восприимчивое состояние транса.

Греческий государственный деятель Солон, чья конституционная реформа была столь значительной, что Афины начали отсчет периода демократии с того года, когда он пришел к власти (594 г. до н. э.), считался также весьма неплохим поэтом. До нас дошли лишь отрывки из его поэм, но в одном длинном фрагменте, сохраненном Иоанном Стобийским в антологии, составленной в V в. н. э., в нескольких строчках описаны различные профессии. Основной целью автора было показать, что в каждой работе есть хорошие и дурные стороны: крестьянину, например, надо трудиться, не покладая рук, чтобы заработать на жизнь. В одном месте Солон уделил внимание целителям:

Другие, которые понимают работу Пайона (божественный лекарь, позднее отождествленный с Аполлоном) и разбираются в его лекарствах, становятся целителями. Но и их работа несовершенна, потому что маленькое недомогание порой становится затяжной болезнью, против которой бессильны все средства, в то время как другой больной с серьезным и тяжелым заболеванием излечивается вдруг одним прикосновением руки.

Поскольку здесь ничего не говорится о введении в транс, данный отрывок нельзя считать доказательством существования гипнотерапии в Древней Греции. Обычно строчки о быстром излечении тяжелого заболевания рассматриваются вне контекста, но, по-моему, вполне очевидно, что «прикосновение руки» упоминается автором в качестве чуть ли не случайного средства, а не какой-то особой методики. Тогда как гипнотерапия, наверное, заслужила бы отдельного, весьма специфического описания.

В трагедии «Вакханки», шедевре афинского драматурга пятого века Эврипида, говорится о том, как в состоянии экстаза последовательницы Диониса прокалывали себе щеки булавками, не чувствуя боли и без всякого кровотечения. А в кульминационной сцене пьесы вакханки галлюцинируют, будто царь Тебский Пентей, который сопротивляется введению в цивилизованной Греции этой варварской религии, стал львенком, и они разрывают его на части. Хотя данная пьеса часто упоминается в книгах по истории гипноза, мне кажется, воспринимать религиозный экстаз как гипнотическое состояние крайне неразумно и опасно.

Многообещающими выглядят строчки (313–314) из пьесы римлянина Плавта «Амфитрион», которая была написана приблизительно в 195 г. до н. э. Она основывается на утерянном греческом оригинале, однако степень заимствования не установлена. Бог Меркурий в споре с рабом по имени Сосия говорит: «А если бы я мягкими поглаживаниями погрузил тебя в сон?» Несмотря на кажущееся сходство, это все-таки не доказательство гипноза. Меркурий – бог, сверхъестественное существо, а погружение в сон (в некоторых случаях и смерть) описывалось в то время как медленный процесс, постепенно охватывающий человека с головы до ног или в обратном направлении. По-видимому, Плавт всего лишь приписал естественный способ перехода ко сну влиянию бога.

Пытаясь обнаружить упоминание о гипнозе в античные времена, современные авторы небрежно цитируют и высказывание Аулуса Корнелия Цельсия (энциклопедист первого века) о медике Асклепиаде Вифинийском, жившем на пару столетий раньше Цельсия. В нем якобы говорится, что Асклепиад заставлял сумасшедших уснуть, производя над ними рукой некие пассы. Достаточно заглянуть в оригинал и убедиться, что все это сплошная чепуха. Цельсий сообщает, что Асклепиад практиковал «растирание» или «массаж» (frictio) при некоторых болезнях, но такое растирание (в противоположность нежному намазыванию) не годится для острых заболеваний, «кроме как для погружения в сон сумасшедших» («О медицине» 2.14.1–4). Идея о том, что растирание может вызвать сон (и не только у сумасшедших), снова приписывается Асклепиаду (3.18.14). В этом отрывке четко описывается метод избавления от боли или лихорадки с помощью рук, который можно также применять для успокоения пациента, не имеющий никакого реального отношения к гипнотическим или месмерическим пассам. Плиний Старший, погибший, как известно, во время извержения Везувия в 79 г. н. э., писал о применении магнитов для лечения некоторых болезней – ожогов и ревматизма глаз («Естественная история» 36.25.130). Однако такой способ лечения, действительно имеющий длинную историю, сам по себе не является свидетельством месмеризма, не говоря уже о гипнозе.

На этом «свидетельства» об использовании в Древней Греции или Риме чего-то, напоминающего гипноз, заканчиваются. В области магии между Египтом, Грецией и Римом наблюдается огромная преемственность, так что имеет смысл говорить о Средиземноморье вообще. Понятно, почему за всю многовековую историю своего существования римляне не придумали в этой области ничего нового – они просто продолжили уже имеющиеся наработки. Разумеется, в Средиземноморье магия не ограничивалась парой упомянутых мной методик. В ходу были также талисманы, заклинания, заговоры, чары и прочее, однако все это не имеет отношения к гипнозу, поэтому и не упоминалось в данной главе. Действие заклинаний и заговоров еще хоть как-то можно было бы связать с гипнозом, если бы оператор наводил их на человека в присутствии последнего, однако в действительности их проводят тайно, иногда на весьма удаленном расстоянии от индивида. Например, когда кого-то кусает змея, местный знахарь распевает свои заговоры в поле, где все произошло, а больной остается при этом дома в постели. Единственное, что в какой-то мере роднит гипноз с магией, это то, что для успеха магических процедур также может потребоваться пассивная внушаемость индивида. По ходу дела интересно отметить, что в Средиземноморье магия была распространена в гораздо большей степени, чем заставляют нас верить многие ученые. Разумеется, колдовство нельзя назвать легким для изучения предметом, возможно, поэтому история культуры любого периода зачастую упускает его из виду, но сравнение с культурами Других стран показывает, что ему необходимо уделять должное внимание.

Был ли Иисус гипнотизером?

Так заявляет Ян Вильсон в своей книге «Иисус: факты и свидетельства», претендуя на роль первооткрывателя. На самом деле, не он первый выдвинул подобное предположение. Например, оно встречается в работе «Религиозные аспекты гипноза» Вильяма Дж. Брайена, написанной двадцатью годами раньше. Брайен утверждает, что процесс так называемого изгнания бесов в Библии – это гипноз, кроме того, Иисус прибегал к гипнозу во время чудесных исцелений. Но автор не приводит ни одного доказательства в поддержку своей гипотезы, а просто пересказывает истории из Нового Завета и называет их гипнотизмом. Все случаи исцеления верой, по его терминологии, связаны с гипнозом или самогипнозом, за исключением метода лечения возложением рук. В пьесе Ноэля Коварда «Беспечный дух» (1941) происходит нечто, подобное изгнанию духов с помощью гипноза, но я не уверен, что кто-нибудь пытался воплотить эту идею в жизнь вне сцены.

Утверждение Вильсона не менее шатко, чем у Брайена, хотя он, по крайней мере, делает попытку доказать свою точку зрения (признавая, правда, «непрямоту» собственных аргументов). Во-первых, он заведомо широко трактует гипнотизм как терапевтический метод, при котором пациенту навязывается система определенных верований для его же пользы (т. е. излечения). Подобное описание хорошо подходит для метода исцеления верой, но это не совсем то же самое, что гипноз. «Навязыванием» Вильсон считает неизменную авторитарность, с которой Иисус говорит во время любого исцеления. Следовательно, всякий, кто авторитарно излагает свои мысли и обладает харизмой, гипнотизер? Если да, то тогда, конечно, можно считать Иисуса гипнотерапевтом… Во-вторых, Вильсон придает большое значение тому, что все имевшие место неудачи (когда вмешательство не дало положительного результата) постигли Иисуса в его родном Назарете (см. Мк. 6:1–6). Вильсон пишет: «Важность этого эпизода заключается в следующем: Иисус потерпел поражение как раз там, где скорей всего и должен был провалиться гипнотизер – среди тех, кто его хорошо знает… Для успеха гипнотизеру необходимо окружить себя благоговейным страхом и тайной, а как раз их-то и не могло быть у Иисуса в родном городе». Однако это не делает из Иисуса гипнотизера, ибо то же самое справедливо и для целителей верой.

Вот типичный пример исцеления, произведенного Иисусом, взятый из Евангелия от Марка:

В синагоге их был человек, одержимый духом нечистым, и вскричал: оставь нас в покое! что Тебе до нас, Иисус Назарянин? Ты пришел погубить нас? Знаю Тебя, кто Ты, Святый Боже. Но Иисус запретил ему, говоря: замолчи и выйди из него. Тогда дух нечистый, сотрясши его и вскричав громким голосом, вышел из него (Мк. 1:23–26).

Где здесь гипнотизм? Хватаясь за соломинку, в духе рационалистического отрицания чудес, Вильсон заключает: что 1) Иисус на самом деле никогда не превращал воду в вино, но загипнотизировал гостей на свадьбе в Кане (Ин. 2:2-11), чтобы они поверили, будто пьют вино, а не воду; 2) Преображение было галлюцинацией, вызванной гипнотическим внушением, равно как и видения Царства Божия апостолов; 3) явления Иисуса после Воскресения были вызваны гипнотическими внушениями, произведенными Христом на своих учеников еще при жизни. Все это не слишком убедительно. И хотя лично я сам не верю (или, как минимум, отношусь с осторожным скептицизмом) в «волшебную» природу деяний Иисуса и склонен искать более правдоподобные объяснения происходившему, но никаких доказательств в пользу того, что Иисус был гипнотизером, я тоже не вижу.

Дурной глаз

Во все времена и у всех народов существовало одно верование – в дурной глаз. Его можно встретить даже сегодня, и не где-нибудь на Филиппинах, но гораздо ближе к нам с вами, например, на греческих островах или на Сицилии, а особенно широко, по моим данным, оно распространено в Турции и на Корсике. Говорят, что обладающий дурным глазом может вызвать у другого человека болезнь (ибо считается, что зараза передается через глаза) или паралич. Следы этого верования сохранились в европейских языках в таких выражениях, как «пронзить взглядом» или «если бы взглядом можно было убить». И вообще мы приписываем взгляду и глазам большие возможности; с их помощью мы проклинаем или очаровываем, выражаем симпатию или антипатию. В разгар охоты на ведьм в Европе шестнадцатого – семнадцатого веков предполагаемых колдуний ставили спиной к судьям, дабы они своим взглядом не околдовали их.

Литературные произведения всего мира рекомендуют целомудренным мужчинам избегать контакта с женскими глазами. Отсутствие четких разграничений между симпатией и антипатией, жизнью (сексуальной) и смертью запечатлено в латинском термине, применявшемся в средние века для описания дурного глаза – oculus fascinus, т. е. чарующий взгляд. Слово fascinum могло означать чары, колдовство, или, в другом контексте, иметь отношение к половому члену. Фаллические жесты до сих пор считаются наиболее действенным средством для отвода дурного глаза. Есть, правда, и другие способы. Так, во многих культурах верят или верили, что если вы похвалили ребенка, то надо затем немедленно проклясть его или найти другой способ защиты от дурного глаза (например, плюнуть ему в лицо), к которому дети особенно восприимчивы.

В античном греко-римском мире можно обнаружить достаточное количество свидетельств, показывающих, что верование это было очень распространено. Даже волкам и некоторым змеям приписывали способность к сглазу. Мифическое чудовище Медуза Горгона, по-видимому, олицетворяет собой дурной глаз огромной силы, ибо способность ее взгляда обращать живые существа в камень не пропадает и после того, как Персей отсекает ей голову. Плиний Старший наделяет дурным глазом скифских женщин, которых можно узнать по двойному зрачку (Естественная история 7.2.16–18). Примерно через пятьдесят лет Плутарх составляет свои светские «Застольные речи», где приводит ученые диспуты, состоявшиеся на различных обедах, где ему довелось присутствовать; целая глава там посвящена проблеме сглаза. Автор объясняет его действие через определенные эманации, выделяемые всем телом и особенно глазами. Некоторые из них благие, другие – вредные, последние способны ранить тех, кто к ним чувствителен, например, детей.

В Библии, как в Ветхом, так и в Новом Заветах, существуют указания на магические ритуалы, многие из которых объявлены «мерзостью перед Господом» (Втор. 18:9-15). Дурной глаз удостоен особого упоминания во Второзаконии (Втор. 28:54-8), Исайе (Ис. 13:18), Притчах (Притч. 23:6) и у Марка (Мк. 7:22). Притчи Соломона (Притч. 23:6) рекомендуют, например, не вкушать пищи и «лакомых яств» у того, кто имеет дурной глаз[25]25
  В русском каноническом переводе «у человека завистливого». – Прим. пер.


[Закрыть] – возможно, неплохой совет! Частота, с которой вера в сглаз встречается на страницах Библии, вызывала оживленные дебаты на протяжении всех Средних веков. В своем произведении «Природа вещей» английский мыслитель Александр Некам (ум. в 1217 году) высказывает предположение (2.153), что дурные лучи могут испускаться из глаз человека и «завораживать» (типичный средневековый термин). А чтобы вылечить ребенка, подвергшегося действию дурного глаза, надо, по мнению Некама, дать няне облизать его лицо.

С более чем серьезным психологическим обоснованием было принято объяснять феномен действенности чар превосходством воли одного человека над волей другого. Так, один из выдающихся средневековых мыслителей, писатель тринадцатого столетия Альберт Магнус, цитирует авторитетные арабские источники, пытаясь подкрепить свою теорию о том, что ворожба является частным случаем оккультного воздействия одного человека на другого («О сне и бодрствовании» 3.1.6). Поскольку человеческий разум превосходит по своей организации материю, следовательно, он может оказывать на нее воздействие, сходным образом, разум одного человека способен подчинить себе разум другого. В другой работе, написанной либо самим Альбертом Магнусом, либо в подражание ему, автор утверждает, «что высший разум оставляет след на низшем подобно тому, как одна душа впечатляет другую… и посредством такого впечатления чародей способен свалить с ног верблюда силой одного лишь взгляда».

Позднее факт существования такого феномена, как ворожба, подвергся серьезному сомнению. Однако до того как это случилось, люди целиком и полностью верили в возможность наложения чар и заклятий и строили теории, одна другой сложнее и запутаннее. Согласно идее французского богослова четырнадцатого века Николы Орезма, воображение некоторых людей бывает столь сильным, что может воздействовать на их тела, затем это воздействие, в свою очередь, влияет на окружающий воздух и другие тела. Даже такие псевдонаучные объяснения устраивали ретроградных христианских писателей того периода. Они, как правило, просто относили все подобные феномены на счет демонических сил и либо останавливались на этом, либо еще и предавали их официальному проклятию.

Нет никаких особых возражений против того, чтобы отнести сглаз или чародейство (ворожбу) к самым ранним проявлениям гипнотизма. Они удовлетворяют всем критериям: есть оператор и объект и между ними наблюдается волевое неравенство (как я это назвал ранее). Имеет место (или, как минимум, предполагается) намеренная попытка со стороны чародея возобладать над объектом. И, несомненно, если человек воспитывался в среде, где верят в дурной глаз, то будет присутствовать элемент внушаемости, усиливающий эффект. Однако у сглаза и ворожбы существует кое-что, весьма плохо согласующееся с гипнотизмом. В первую очередь, посмотрим на само определение дурной глаз, значит, он используется исключительно в пагубных целях, в том числе, для утоления похоти, как говорит Марсилио Фичино (1433–99). Насчет того, чтобы сделать с его помощью что-нибудь полезное, кого-нибудь вылечить, нигде не говорится. Во-вторых, задачи чародейства ограничены – в основном, вызвать то или иное заболевание, несчастье или паралич. Нет и следа таких знакомых феноменов гипноза, как амнезия и анестезия.

Различия между средневековым чародейством и современным гипнозом легко объяснимы. Начнем с того, что стандартные приемы волшебников Средневековья нигде не упоминаются. Умение ворожить – это, скорее, врожденный (или вызванный к жизни проклятием) дар, проявляется он редко и случайно, практически не исследуется и не передается от одного практика к другому. Только непрерывное изучение данного предмета могло бы привести к накоплению наших знаний о гипнозе, как это и произошло в девятнадцатом столетии. Огромное разнообразие практического применения гипноза выявлялось постепенно. Такие известные феномены, как амнезия, анестезия, и прочие зависят от внушений, внедряемых оператором объекту, а сам факт существования гипнотических внушений был открыт только в конце восемнадцатого столетия. Если добавить к вышесказанному, что в средние века повсеместно процветали суеверия о ведьмах, амулетах, заклятьях и оккультных силах, то нет ничего удивительного в том, что чародейство применялось только в дурных целях. Церковь была вынуждена постоянно сражаться с тем, что шло, как ей казалось, от лукавого, и чародейство выживало только благодаря народным преданиям и легендам. В таких условиях действие гипноза ограничилось дурным глазом, и миру пришлось ждать несколько столетий до появления более спокойного и целостного взгляда на гипнотизм и его возможности.

Следы гипноза в Средневековье

Хотя чародейство считалось опасным и вредным и никогда не применялось для лечения, существовали другие негипнотические средства вернуть утраченное здоровье, такие, как заговор. Интересно отметить, что средневековые теоретики уже рассуждали над доводами, справедливость которых удалось подтвердить лишь в наше время. Речь идет об эффекте плацебо[26]26
  Плацебо – химически неактивное вещество, пустышка, по виду идентичная лекарству. Его часто используют в медицине для пациентов, требующих назначения лекарств, несмотря на отсутствие у них болезни. Врачи отмечают, что на многих больных, психосоматичных по своей природе, такое безвредное средство оказывает положительное влияние благодаря мощному психологическому воздействию. – Прим. ред.


[Закрыть] и терапевтических свойствах визуализации. Так, французский медик Огер Ферьер (1513–88) утверждал, что действенность заговоров основана на доверии пациента к врачу. Его современник Джордж Пикториус фон Виллинген (ок. 1500–69) в своих «Физических вопросах» писал, что эффективность заговоров в некоторых случаях можно повысить, если при их произнесении будет активнее работать воображение как заговаривающего, так и заговариваемого. Чуть позже, когда рационализм начал потихонечку приподнимать голову, появляются такие заявления, как у французского ученого Пьера Гассенди (1592–1655): он отрицал действенность заговоров, но признавал, что они могут вселять в пациента уверенность. Великий ученый и оккультист Парацельс (1579–1644) также подчеркивал силу воображения: «Дух – это мастер, воображение – инструмент, а тело – пластический материал».

Акцент на доверие и воображение бросается в глаза. Медики того времени верили, что воображение способствует исцелению или ухудшению болезни по следующей схеме: образ вызывает эмоции, эмоции настраивают гуморальный баланс тела на лучшее или на худшее. Если принять это утверждение во внимание, становится понятным, откуда у средневековых врачей появилась способность распознавать психосоматические болезни, почему они верили в эффективность талисманов (типичный пример плацебо) и пользовались методами типа музыкальной терапии, влияющей непосредственно на эмоциональное состояние пациента, для лечения некоторых заболеваний. Великий теоретик медицины II в. н. э. Гален Пергамский, чьи идеи владели умами свыше тысячи лет, указывал, что схема работает в обе стороны. Не только образ вызывает эмоции, но и эмоции способны вызвать образ, следовательно, анализируя сновидения, можно определить лежащие в их основе эмоции и предположить, в чем же причина гуморального дисбаланса. Психосоматическое происхождение некоторых заболеваний подверглось сомнению только тогда, когда Декарт полностью отделил разум от тела, в двадцатом веке оно было открыто заново и получило серьезное научное обоснование.

Проблема заговоров, не имеющих, по нашему определению, отношения к гипнозу, увела нас в сторону. Вернемся чуть ближе к нашей теме – доклад Питера Абано (ок. 1300) о лечении под действием силы воли – напоминает самовнушение, правда? Также он определяет колдовство как «приобретение власти над человеком, который при этом теряет контроль над собой». К сожалению, как и все прочие средневековые авторы, Питер Абано в своем докладе ничего не говорит о содержании методов лечения такого рода, заставляя нас теряться в догадках. По-видимому, частично проблема состоит в том, что все они были христианскими мыслителями и не хотели привлекать внимание к предположительно оккультным действиям.

Коль скоро мы занялись данным периодом истории, я должен упомянуть о том, что в «Трех заложниках» Джон Бучан приписывает знаменитому астрологу и медику тринадцатого столетия Михаэлю Скотту значительные познания в гипнотизме. Мне не удалось найти никаких подтверждений этому. Подозреваю, что Бучан взял имя Скотта наугад ради какой-то своей писательской цели.

Тем не менее, если допустить, что упоминания о сглазе являются свидетельствами существования гипнотизма в средние века, то в поддержку этого допущения можно подобрать замечательные тексты. Здесь в хронологическом порядке приведены ссылки на самые важные источники. Лучше всего подходит произведение некоего Теофилуса «Краткое изложение разнообразных искусств», цитируемое в энциклопедии ХIII века «Свет души» («Lumen animae»). В нем сообщается, как трудно бывает разбудить тех, кого ввели в сон чародеи или воры. Автор вовсе не имеет в виду действие снотворных препаратов; он принимает как должное то, что некоторые неразборчивые в средствах люди могут заставить и заставляют других заснуть. Это, в известном смысле, очень похоже на гипноз, хотя подробности теории (если таковая имелась) и практики потеряны.

В свете утверждений Теофилуса, все остальное еще больше начинает напоминать гипноз. Уже знакомый нам Николас Орезм описывал (Quodlibeta 2 и 44), как с помощью заговоров можно заставить людей бить самих себя или снять с лошади ярмо и впрячься в него. Это описание поражает своим сходством с современными рассказами о нелепостях, творимых загипнотизированными людьми. Однако Орезм честно добавляет, что лично он никогда не видел, как маги проделывают с людьми такие вещи.

Другое свидетельство принадлежит пармскому философу Джорджио Ансельми, жившему в середине пятнадцатого века. В своей «Астрономии» он проводит тщательное различие:

Haustus сильнее, чем чародейство. Это феномен, когда человек вследствие заговоров, чар или заклинаний до такой степени отрешается от всего, что ничего до него не доходит, как если бы он разучился ощущать, стал тупым и безумным; целыми днями он выглядит отсутствующим, как будто у него иссякли все физические и духовные силы.

Данный отрывок чрезвычайно интересен. В другом месте своего произведения Ансельми соотносит haustus с чародейством, но уточняет, что для наложения чар нужны только глаза, в то время как при haustus используется еще и речь. Мог ли практикующий haustus применять ритмическую речь, как многие современные гипнотизеры? К сожалению, о haustus как об отдельной методике более ничего не говорится, и мы не знаем даже, должен ли был субъект присутствовать при произнесении оператором заклинаний. Слово haustus не дает никаких дополнительных намеков; дословно оно означает «вытягивание» или «истощение». Таким образом, для Ансельми важнее всего то, что жертва впадает в зомбиподобное состояние и силы покидают ее.

Для Средневековья был характерен еще и такой феномен: для увеселения публики маги вызывали в воображении воздушные замки и прочее. Велик соблазн приписать его массовому гипнозу или повальному увлечению специфическими местными грибами, однако на наше счастье сохранились заклинания для создания подобного рода вещей (недавно опубликованные историком Ричардом Кикхефером в книге «Запрещенные ритуалы: пособие для колдуна пятнадцатого столетия»), показывающие непричастность к этому гипноза. Оператору, по-видимому, не требовалось никакого особенного контакта с публикой, он трудился сам по себе, в одиночку старательно создавая эту иллюзию.