Текст книги "Превосходство Борна (др. перевод)"

Автор книги: Роберт Ладлэм

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 54 страниц) [доступный отрывок для чтения: 20 страниц]

– Когда?

– Он позвонит мне завтра или послезавтра. Он всегда так делает.

– Вы должны дать мне номер телефона, по которому я смог бы тотчас связаться с ним!.. Вы слышите, миссис Мак-Эллистер?.. Я полагаю, что разговариваю с миссис Мак-Эллистер?

– Смею надеяться, что это так… Вот уже восемнадцать лет, как я – миссис Мак-Эллистер. А кто вы?

– Уэбб… Дэвид Уэбб.

– О, понятно! Эдвард редко обсуждает свои дела со мной, – и, конечно, он и в данном случае не сделал исключения, – но он рассказывал мне все же, что за чудесные люди вы и ваша очаровательная жена. Кстати, наш сын-старшеклассник просто мечтает поступить в тот университет, где вы преподаете! Правда, в последние год-два успеваемость его несколько снизилась, да и по тестам, проводимым с целью выявления интеллектуальных возможностей, он получает не самые высокие баллы, но зато у него такой славный восторженный взгляд на жизнь! Я уверена, что он был бы ценным…

– Миссис Мак-Эллистер! – прервал ее Уэбб. – Поймите же, мне крайне необходимо связаться с вашим мужем! И незамедлительно!

– О, мне очень жаль, но, по-моему, это невозможно. Он сейчас на Дальнем Востоке, и, увы, номера его теперешнего телефона у меня нет. В экстренных случаях мы всегда звоним в Государственный департамент.

Дэвид повесил трубку. Он так и не предупредил Мари об изменившейся обстановке. Вероятно, номер к этому времени уже освободился: после последней попытки дозвониться домой прошел почти час, Мари же никогда не разговаривает по телефону подолгу – даже с родителями и двумя ее братьями, проживающими в Канаде. А ведь все они сильно привязаны друг к другу, и Мари всех их очень любит, хотя и не походит ни на кого из своих ближайших родственников. Она не франкофил, как ее отец, не домоседка, как ее мать, и уж конечно резко отличается своими манерами от неотесанных и прямодушных братьев. У нее – своя жизнь. Получив ученую степень доктора и вместе с нею хорошо оплачиваемую работу в аппарате правительства Канады, она перешла в элитный слой экономистов, занимавший в обществе привилегированное положение. И, в довершение всего, вышла замуж за американца.

Но Уэбба опять постигло разочарование. Quel dommage! [26]26
  Какая жалость! (фр.)


[Закрыть]

Номер снова был занят. Ну и Мари!

Внезапно Уэбб похолодел от ужаса. Его тело превратилось на мгновение в кусок жгучего льда. С трудом преодолев оцепенение, он опрометью выбежал из кабинета и словно безумный помчался по коридору, налетев по пути на трех студентов и своего коллегу-преподавателя. Двое из них отлетели к стене, а другая пара, не удержавшись на ногах, свалилась на пол.

Подкатив к дому, Дэвид резко затормозил и, как только автомобиль остановился со скрежетом, выскочил из машины и понесся по дорожке к особняку. Но на полпути прервал свой бег: от представившегося его взору зрелища у него едва не остановилось сердце. Дверь была распахнута, и на ней ясно выделялся красный – цвета крови – отпечаток ладони.

Уэбб ворвался внутрь. Вся мебель на первом этаже была перевернута, лампы разбиты вдребезги.

Когда он бежал наверх, руки его словно онемели, каждый нерв был напряжен. До предела обостренные чувства позволили бы ему уловить малейший звук, самое легкое постороннее движение. Проснувшийся в нем звериный инстинкт убийцы стал такой же реальностью, как и кроваво-красный отпечаток на входной двери. Уэбб ощущал себя киллером, опасным животным – таким же, каким был Джейсон Борн. Встреться ему сейчас подонок, вознамерившийся причинить Мари вред или причинивший его, и Дэвид не задумываясь прикончил бы его.

Пригнувшись чуть ли не до самого пола, он толкнул дверь спальни.

И тут же прогремел выстрел. Со стены напротив двери осыпалась штукатурка.

Уэбб заблаговременно прижался к полу, и пуля его не задела. Оружия у него не было, зато была зажигалка. А это уже – кое-что!

Дэвид достал из кармана брюк какие-то бумажки с записями и пометками – без подобного вспомогательного материала не обходится ни один преподаватель, – скомкал их и чиркнул колесиком зажигалки. Пламя появилось сразу.

Горящий комок он бросил подальше в спальню, а сам, прижимаясь спиной к стене, поднялся с пола. Теперь его внимание было приковано к двум дверям в соседние со спальней помещения. Резко оттолкнувшись ногами от стены, он ударил с силой в обе двери и, снова бросившись на пол, откатился в тень.

Никого! Обе комнаты были пусты. Если и мог где-то затаиться противник, так только в спальне. Полог над кроватью уже полыхал там вовсю. Огонь постепенно подбирался к потолку. Теперь все решали секунды.

Ну же!

Ворвавшись в комнату, Уэбб первым делом сорвал горящий полог. Потом, присев на корточки, быстро смял его и возил им по полу до тех пор, пока не погасил пламя. И все это время он ожидал холодного как лед удара в плечо или руку, уверенный в том, что выдержит его и одержит верх над своим противником. Иисусе, он снова стал Джейсоном Борном!

В спальне никого не было. Не было его Мари. Не было ничего, кроме дробовика, нацеленного на дверь, и бечевки для спуска курка, когда кто-нибудь попытается войти внутрь.

Уэбб затоптал ногами тлеющие остатки ткани, доковылял до настольной лампы и включил ее.

Мари! О Мари!

И тут взгляд его упал на подушку. Лежавшая на ней записка гласила:

«Жена за жену, Джейсон Борн! Хотя твоя, в отличие, от моей, пусть и ранена, но жива. Ты знаешь, где меня найти. Там же встретишься и со своей женой, если только проявишь осмотрительность, и тебе повезет. Возможно, нам удастся договориться об одном дельце: у меня ведь тоже есть враги. Ну а если нет, то мир не перевернется: что значит смерть еще одной чьей-то дочери?»

Уэбб с криком уткнулся лицом в подушку, пытаясь унять охватившие его ярость и ужас и утихомирить невыносимую боль в висках. Потом лег на спину и уставился в потолок. Им овладела глубокая, тупая апатия. В его сознании вновь всплыли картины, о которых он не рассказывал Моррису Панову. Тела, падающие под его ножом или сраженные им из автомата, – не плод больного воображения, все так и было. Его заставили стать не тем, чем он был по природе своей. В новой своей ипостаси он превзошел все ожидания, полностью перевоплотившись в созданного чьей-то фантазией человека, которому в нормальных условиях не было места на этой земле. Дэвид не мог тогда поступить по-иному. Сейчас же он знал только одно: ему во что бы то ни стало необходимо выжить, не понимая даже, кто же именно он на самом деле.

Он ясно ощущал раздвоенность своей личности, присутствие в себе двух столь различных людей. Он всегда будет помнить об одном из них, поскольку то был человек, которым хотел бы он быть, однако пока что ему придется довольствоваться ролью другого – того, которого от души презирал.

Джейсон Борн поднялся с постели и спустился в свой кабинет, оборудованный в примыкавшей к прихожей этого старого викторианского дома комнатушке, в которой некогда размещалась библиотека. Там он взял лежавший на крышке бюро ключ и отпер третий сверху ящик. В нем оказались довольно странные предметы: два автоматических пистолета в разобранном виде, четыре небольшие, свободно умещавшиеся в ладони катушки тонкой проволоки, три паспорта на три разных имени и шесть пластиковых бомб, достаточно мощных, чтобы разнести на куски их коттедж. Если не весь этот набор, то кое-что из него несомненно пригодится ему. Дэвид Уэбб непременно найдет свою жену. В противном случае террорист Джейсон Борн повергнет в ужас весь мир содеянными им актами насилия. Его никто тогда не остановит: слишком уж многое отняли у него. И он не захочет долее сносить терпеливо удары судьбы.

Моментально собрав оба пистолета, Борн привычно вогнал в них со щелчком магазины. Теперь он был готов вступить в схватку с врагом.

Вернувшись в спальню, он снова прилег на кровать, по-прежнему устремив взор к потолку. Пройдет немного времени, и он вновь обретет свойственные ему энергию, находчивость и способность действовать в экстремальных условиях – в чем, в чем, а в этом он не сомневался. И тогда он отправится на поиски Мари: Он найдет ее – живой или мертвой. И если мертвой, то начнет убивать, убивать, убивать!

Кем бы ни был его противник, он не ускользнет от него – Джейсона Борна.

Глава 5

Он ясно сознавал, что, как ни трудно было сделать это, ему необходимо сохранять хладнокровие. Его рука крепко сжимала пистолет, в ушах гремели безжалостные автоматные очереди, в голове роились всевозможные планы. Нельзя сидеть сложа руки, ожидая неизвестно чего. Он обязан действовать решительно и энергично. Время не ждет!

Государственный департамент… Сотрудники этого учреждения, с которыми он общался в последние месяцы в отдаленном засекреченном медицинском комплексе в Вирджинии, словно одержимые, настойчиво и безжалостно допрашивали его, предъявляли ему десятки фотографий, пока Мо Панов не приказал им остановиться. Уэбб старался выяснить и записать их имена, предполагая, что однажды это пригодится ему. Объяснением такой предусмотрительности, могло быть только подсознательное недоверие к этим людям: ведь это они или их сослуживцы пытались убить его лишь за несколько месяцев до того. Их имен он никогда не спрашивал, сами же они просили его звать их просто Гарри, Биллом или Сэмом, считая, по-видимому, что знание их подлинных имен лишь усилит его настороженность. Однако ему удавалось время от времени заглянуть спокойненько в их пропуска. По окончании встречи он записывал их имена на клочках бумаги, которые тут же запихивал в ящик бюро, где хранились его личные вещи. Когда к нему приходила Мари, – а это бывало каждый день, – он, отдавая ей свои заметки, просил спрятать их дома – и понадежнее.

Мари призналась как-то ему, что хотя и выполняет его поручения, все же считает подобную его предосторожность излишней, ненужной перестраховкой. Но чуть позже ее мнение изменилось.

Однажды утром, спустя несколько минут после напряженной, утомительной беседы с теми людьми из Вашингтона, Дэвид попросил ее немедленно отправиться на машине из медицинского комплекса в банк, где у них был личный сейф, зажать волос в щели у нижнего края дверцы ячейки, потом запереть ее, выйти на улицу, а через два часа возвратиться и посмотреть, на месте ли еще контрольная метка.

Когда Мари вернулась в банк, волоса на прежнем месте не оказалось: он валялся, как она обнаружила тут же, на кафельном полу подвального хранилища. Поскольку волос был крепко зажат дверцей, он мог выпасть только если сейф открывали.

– Как ты смог предугадать такое? – удивленно спросила Мари при их очередной встрече.

– Один из моих внешне столь благожелательных собеседников вошел как-то в раж и попытался нажать на меня. Воспользовавшись тем, что Мо на пару минут отлучился, он предъявил мне по сути дела обвинение в мошенничестве и утаивании фактов. Зная, что ты должна скоро прийти, я не стал отпираться. Тем более что мне хотелось посмотреть, сколь далеко могут они зайти в своей низости.

Для этой публики никогда не было ничего святого, то же самое и теперь. Все повторялось, словно шло по второму кругу. Телохранителей убрали, а к его опасениям в связи с этим отнеслись снисходительно, как если бы то были причуды чрезмерно уж мнительного человека, – в общем, выходило так, будто стражей приставили к нему по его собственной просьбе, а не по настоянию некоего Эдварда Мак-Эллистера. Потом, спустя несколько часов, увезли в неизвестном направлении Мари – в соответствии со сценарием, разработанным излишне тонко, учитывая душевное, беспомощное по сути своей состояние, в котором пребывал он. А сам Мак-Эллистер оказался вдруг в пятнадцати тысячах миль от определенного им самим эпицентра событий. Что на уме у этого советника? Не куплен ли он Гонконгом? Не предал ли он свой Вашингтон, а заодно и того, кого клялся защищать? Что же все-таки происходит? Что бы то ни было, среди всех этих жутких тайн была одна, сокрытая под кодовым названием «Медуза». Это слово ни разу не упоминалось во время бесед, никто никогда так и не произнес его. И это настораживало. Получалось, будто бы и не существовало вовсе особо секретной бригады, сформированной из свихнувшихся карателей и убийц. Как все, казалось бы, просто: взять и начисто стереть память о ней! Однако в действительности это не так. Восстановить все, как было, можно. С этого он и начнет.

Уэбб прошел решительно из спальни в свой кабинет. Усевшись за стол, он выдвинул нижний ящик и достал оттуда несколько блокнотов и кипу бумаг. Потом при помощи латунного письмовскрывателя приподнял фальшивое дно, под которым оказались еще бумаги – полноформатные и разрезанные на части листы, вырванные из записных книжек и блокнотов страницы. В них он фиксировал смутные, путаные и отрывочные воспоминания и неясные образы, возникавшие время от времени, как днем, так и ночью, в его болезненном сознании. Большая часть содержавшегося в этих записях материала была настолько страшной, что он предпочитал утаивать его даже от Мари, дабы не травмировать ее душу: спокойно воспринять правду о жизни Джейсона Борна, чьи руки по локоть были в крови, его жена не смогла бы.

Там же, под потайным дном, хранились и клочки бумаги с именами специалистов по сверхсекретным операциям, наведывавшихся в Вирджинию, чтобы изводить его бесконечными расспросами.

Глаза Дэвида остановились внезапно на устрашающего вида крупнокалиберном автоматическом пистолете на краю стола, – он совершенно машинально принес его сюда из спальни и только сейчас обратил на него внимание. Какое-то время Уэбб вглядывался в грозное оружие, потом поднял трубку телефона. Наступала мучительная, приводящая его в ярость пора жизни, поскольку с каждым мгновением Мари уходила от него все дальше и дальше.

На первые два звонка ему ответили жены или любовницы интересовавших его лиц. И оба раза его ждал один результат: когда Дэвид называл себя, тех, кого он искал, вдруг не оказывалось на месте. Контакты с ним по-прежнему запрещены! И эти люди не решатся даже поздороваться с ним на улице без санкции на то вышестоящего начальства, таковая же в данный момент отсутствует. Боже, ему следовало бы еще раньше догадаться об этом!

И новый звонок.

– Алло? – послышался женский голос.

– Это квартира Лэньера?

– Да.

– Позовите, пожалуйста, Уильяма Лэньера. Скажите, что это срочно: сигнал тревоги номер тысяча шестьсот. Я – Томпсон, из Государственного департамента.

– Минуточку! – произнесла женщина.

И тут же раздался мужской голос:

– Кто это?

– Дэвид Уэбб. Вы ведь помните Джейсона Борна, не так ли?

– Уэбб? – Последовала пауза, в трубке было слышно только дыхание Лэньера. – Почему же вы назвались в таком случае Томпсоном? Неужели Белый дом и в самом деле объявил тревогу?

– Я просто боялся, что вы не пожелаете подходить к телефону, узнав, кто вам звонит. Насколько мне известно, вы, согласно вашим инструкциям, не должны вступать в контакт с определенными гражданами без разрешения вышестоящего начальства: эти лица – табу для вас. Ну, а если они сами попытаются связаться с вами, вы обязаны сразу же доложить об этом своему руководству.

– Как я полагаю, вы не забыли, что звонить людям вроде меня по домашнему телефону не принято.

– При чем тут это? Или вы даже и в доме своем должны подчиняться строжайшим регламентациям?

– Вы знаете, о чем речь.

– Меня заставили позвонить вам непредвиденные обстоятельства.

– Это меня не касается, – запротестовал Лэньер. – Вы уже не числитесь в активе моего ведомства…

– Уж не похоронили ли вы меня раньше времени? – прервал его Дэвид.

– Этого я не говорил, – бросил в ответ специалист по секретным операциям. – Я лишь хотел сказать, что к нашему отделу вы не имеете никакого отношения. Вмешиваться же в работу других подразделений у нас не принято.

– Какие именно подразделения имеете вы в виду? – резко спросил Уэбб.

– Да никакие конкретно. Откуда, черт возьми, могу я знать, кто сейчас занимается вами?

– Значит, то, что я мог бы вам рассказать, теперь уже не представляет для вас ни малейшего интереса?

– Представляет или нет – это не меняет дела. Как я уже сказал, вы не из нашей епархии. Ваше имя не значится в наших списках, и это все, что мне следует знать. Если у вас есть, что сообщить, звоните тому, с кем непосредственно вы поддерживаете контакт.

– Я пытался. Но его жена сказала, что он на Дальнем Востоке.

– Попытайтесь дозвониться до его офиса. Там кто-нибудь займется вами.

– Мне это известно и без вас, но в том, чтобы мною занимались, я не нуждаюсь. Мне хотелось бы поговорить с кем-либо из тех, кого я знаю, а вас я знаю, Билл. В Вирджинии вы ведь были Биллом, припоминаете? Просили, чтобы именно так я вас называл. Вам тогда было дьявольски интересно, что я могу рассказать.

– Тогда – это одно, сейчас – другое. Поймите, Уэбб, я ничем не могу помочь, поскольку не знаю даже, что и посоветовать вам. Думайте обо мне что угодно, но я действительно ничего не могу для вас сделать. Я не в курсе ваших нынешних дел: скоро пройдет уже год, как я ничего не слышал о вас. В ином положении – курирующее вас лицо, так что свяжитесь-ка лучше с ним. Попробуйте еще раз позвонить в Госдепартамент. Я же вешаю трубку.

– «Медуза», – прошептал Дэвид. – Вы слышите меня, Лэньер? «Медуза»!

– Какая медуза? Что вы хотите этим сказать?

– Я могу все это взорвать, вы понимаете? Выставлю на свет Божий всю эту мерзость, если не получу ответы на кое-какие свои вопросы!

– А не лучше ли вам вместо этого заняться самим собой? – произнес холодно специалист по секретным операциям. – Почему бы не обратиться к врачу?

Раздался короткий щелчок, и Дэвид, покрывшись испариной, опустил на рычаг трубку.

Лэньер не знал о «Медузе». В противном случае он бы не прервал разговор и попытался выведать все, что только можно: поскольку «Медуза» никак не вписывалась в принятые у них нормы и правила игры, собрать о ней наиболее полную информацию было бы куда важнее всех текущих дел. Но Лэньер был из молодых следователей, не старше тридцати трех – тридцати четырех лет, – весьма способный, но со сравнительно небольшим стажем работы. Кого-то постарше, возможно, и допускали к секретным материалам, касавшимся бригады отщепенцев, от остальных же все это тщательно скрывалось.

Уэбб взглянул на другие имена в своем списке и соответствующие телефонные номера. И снова поднял трубку.

– Алло? – послышался мужской голос.

– Это Сэмюэл Тисдэйл?

– Да, верно. А вы кто?

– Я рад, что ответили именно вы, а не ваша жена.

– Обычно к телефону подходит она, – произнес недоумевающе Тисдэйл. – Но сейчас эта роскошь мне недоступна: она плавает где-то в Карибском море с кем-то, кого я не знаю. А теперь, когда я поведал вам историю моей жизни, объясните же, черт побери, кто вы такой?

– Джейсон Борн. Вспоминаете?

– Уэбб?

– Это имя я помню, но смутно, – сказал Дэвид.

– Почему вы мне звоните?

– В свое время вы были доброжелательны ко мне. Тогда, в Вирджинии, когда просили меня называть вас Сэмом.

– Да-да, Дэвид, все верно. Я просил вас называть меня Сэмом: именно так ко мне обращаются мои друзья… – Будучи сбит с толку и даже встревожен, Тисдэйл с трудом подыскивал слова. – Но это было почти год назад, Дэйви, а вы знаете наши правила. Согласно им, вы можете поддерживать связь лишь с приставленным к вам человеком, работающим официально или негласно на Госдепартамент. Ведь только он один находится в курсе всех ваших дел.

– А вы, Сэм, не в курсе их?

– Конечно же нет! Я припоминаю директиву – ее спустили нам через пару недель после того, как вы оставили Вирджинию… Так вот, в ней говорилось, что следователи, занимавшиеся «вышеназванным субъектом» и так далее, должны немедленно сдать в архив все, что имелось у них на руках, поскольку этот «вышеназванный субъект» полностью рассекречен и поддерживает отныне постоянный контакт с сотрудниками спецслужб непосредственно по месту его проживания и со служащим Госдепартамента, коему поручено заниматься им и впредь.

– Сотрудники, – если только это о них шла речь, – были сегодня отозваны назад, а приставленный ко мне служащий Госдепартамента внезапно исчез.

– Ну что вы! – тихо возразил Тисдэйл, в голосе его звучало недоверие. – Это невероятно! Быть такого не может!

– Но это же произошло! – заорал Уэбб. – И, кроме того, с моей женой – беда!

– При чем тут ваша жена? О чем это вы?

– Ее похитили, ублюдок!.. Слышишь, вы все ублюдки! Это из-за вас случилось такое! – Обхватив одной рукой запястье другой, Уэбб сжал его изо всех сил, чтобы остановить охватившую все тело дрожь. – Мне нужны ответы на мои вопросы, Сэм. Я хочу знать, кто повинен в этом! Кто предал меня? Я подозреваю – кто, но мне необходимы доказательства, чтобы прижать его и, если потребуется, всех вас вывести на чистую воду!..

– Эй, потише-ка там! – прервал его сердито Тисдэйл. – Если ты думаешь запугать меня, то это пустая трата времени, черт тебя побери!.. Я не из тех, с кем проходят подобные номера. Так что давай отваливай! Иди пой своему психиатру, а не мне! Я не обязан разговаривать с тобой. Все, что мне следует сделать, – это доложить о твоем звонке. И как только я избавлюсь от тебя, так сразу же свяжусь со своим руководством. И сообщу непременно, какую ты нес околесицу. Послушай-ка моего совета: позаботься о своей головушке.

– «Медуза»! – крикнул Уэбб. – Никто даже упоминать не желает об отряде под этим кодовым названием, ведь верно? Даже теперь, хотя с тех пор прошло немало времени, материалы о «Медузе» хранятся в самом дальнем сейфе, не так ли?

На этот раз щелчка на линии не прозвучало. Тисдэйл не стал прерывать связь. Вместо этого он заговорил. Голос его был ровным, не выражающим никаких эмоций.

– Слухи все это, – заявил он. – Смахивает на недоработанную идею Гувера. В общем, полуфабрикат, пустые байки, которые могут еще сгодиться после пары-другой рюмашек, и только.

– Но я-то, Сэм, не из мира слухов. Я – вполне реальное лицо: живу, дышу, хожу в туалет и потею, – вот как сейчас. Так что «Медуза» вовсе не вымысел.

– Это твои проблемы, Дэйви.

– Я был там! Я – из «Медузы»! Дрался, как зверь! Поговаривали, что я был лучшим в отряде, или, если подходить к этому с других позиций, – самым страшным и мерзким из всех. Потому и выбрали меня на роль Джейсона Борна.

– Я не мог этого знать: мы же обсуждали другие вопросы. Разве мы когда-нибудь разговаривали с тобой на эту тему?

– Перестань употреблять это проклятое имя. Я не Дэйви.

– В Вирджинии мы были Сэм и Дэйви, неужто забыл?

– Теперь это не имеет значения! Мы все тогда участвовали в одной игре, и нашим судьей был Моррис Панов. Но однажды ты решил погрубить, и на этом все кончилось.

– Я извиняюсь, – произнес Тисдэйл мягко. – У всех бывают полосы невезения, когда трудно не сорваться. Я же рассказал тебе о своей жене.

– Твоя жена меня не интересует! Меня интересует моя! И я расколюсь и все расскажу о «Медузе», если не получу ответы на свои вопросы и хоть какую-то помощь!

– Уверен, тебе не откажут в помощи, если ты позвонишь тому сотруднику из Госдепартамента, который приставлен к тебе.

– Но его нет на месте. Он уехал!

– Тогда попроси подозвать к телефону его заместителя. Расскажи ему все, и тебе помогут.

– Помогут, как бы не так! Боже, да кто ты там, уж не робот ли?

– Просто человек, Который занимается своим делом, мистер Уэбб. Боюсь, что не могу тебе ничем помочь. До свидания!

В трубке щелкнуло, Тисдэйл отключился.

Остался еще один человек, лихорадочно размышлял Дэвид, вглядываясь в список и щурясь, когда пот попадал ему в глаза. Добродушный, более мягкий, чем остальные. Из южан. Замедленная речь его или служила прикрытием для живого ума, или была формой пассивного сопротивления работе, на которой он чувствовал себя неуютно.

Но для раздумий не было времени.

– Это квартира Бэбкока?

– Да, – ответил женский голос с явно аристократическим южным акцентом. – Правда, дом не наш, как я всегда в таких случаях говорю, но живем в нем безусловно мы.

– Могу ли я поговорить с Гарри Бэбкоком?

– А могу ли я спросить, кто звонит? Он, скорее всего, гуляет в саду с детьми, если только они не отправились в парк. Сейчас там такое хорошее освещение, не то что в прежние времена, так что можно не опасаться по вечерам за свою жизнь, пока остаешься…

Она вполне достойна Гарри Бэбкока, подумал Уэбб. Та же мягкость в разговоре, и тот же изворотливый ум.

– Меня зовут Риардон, я из Государственного департамента, – представился он. – У меня неотложное сообщение для мистера Бэбкока. Мне приказано связаться с ним как можно быстрее. Дело не терпит отлагательства.

В трубке послышался посторонний шум: на противоположном конце – микрофон. Затем раздались приглушенные голоса. А чуть спустя с Уэббом заговорил сам Гарри Бэбкок. Его речь, как всегда, была неторопливой и взвешенной.

– Простите, мистер Риардон, но я не знаю никого с таким именем. Экстренные сообщения передаются мне через специальный коммутатор, позволяющий идентифицировать звонящего, А по какому аппарату говорите вы, сэр?

– Позвольте мне сперва заметить, мистер Бэбкок, что прежде я никогда не слышал, чтобы из сада или с улицы, ведущей в парк, можно было подойти к телефону так быстро.

– Отменный результат, не так ли? Возможно, я мог бы выступать на Олимпийских играх. Кстати, голос ваш я узнал. Вот только имени никак не припомню.

– Джейсон Борн вас устроит?

Мистер Бэбкок не задержал с ответом – соображал он быстро:

– Это имя я слышал в последний раз довольно давно, не так ли? Думаю, приблизительно год назад. Это же вы, Дэвид, сомнений тут не может быть.

Голос Бэбкока звучал уверенно.

– Да, Гарри, это я. Мне надо с вами поговорить.

– Нет, Дэвид, вы должны говорить с другими, а не со мной.

– Вы хотите сказать, что я для вас больше не существую?

– Боже мой, сколь резко! Сколь грубо! А я-то надеялся услышать от вас, что вы и ваша очаровательная миссис Уэбб преуспеваете, начав новую жизнь. Вы ведь в Массачусетсе, не так ли?

– Нет, в штате Мэн.

– Да-да, конечно, простите меня! Ну, как все же у вас там? Все ли в порядке? Думаю, вы понимаете, что у меня и моих коллег было с тех пор столько дел, что мы не смогли уделить вам должного внимания.

– А я слышал, что у вас попросту отобрали все материалы, касающиеся меня.

– Ну, что вы! Да кто мог сказать вам такое?

– У меня к вам серьезный разговор, Бэбкок, – оборвал краснобая Дэвид.

– Нет! – решительно отозвался Гарри Бэбкок, голос его прозвучал на этот раз холодно и отчужденно. – Я привык точно следовать инструкциям, и, если откровенно, вы не должны более вступать в контакт ни со мной, ни с другими сотрудниками нашей группы. Я не интересуюсь, почему нам спущено сверху такое указание. Знаю лишь, что времена меняются, а с ними – и предъявляемые к нам требования.

– «Медуза»! – выпалил Дэвид. – Речь пойдет не обо мне, а о «Медузе»!

На этот раз молчание Бэбкока длилось значительно дольше.

– Этот телефон не прослушивается, Уэбб, поэтому я скажу все, что сочту нужным, – произнес он наконец ледяным тоном. – Вас едва не убили в прошлом году, что было бы непростительной ошибкой, о которой мы бы искренне сокрушались. Но если вы не захотите сейчас к нам прислушаться, то не рассчитывайте на сочувствие с нашей стороны. Если мы и выразим его кому-то, так конечно же только вашей жене.

– Ах ты, сукин сын! Она ведь исчезла! Ее похитили! И виноваты в этом вы, ублюдки! Из-за вас произошло все это!

– Не понимаю, что вы имеете в виду.

– Да то, что моих охранников, этих сволочей, отозвали, всех до единого, и тогда-то и состоялось ее похищение! Я требую разъяснений, Бэбкок, и если не получу их, то до основания разворошу весь этот муравейник! А теперь ты сделаешь все, что я тебе скажу, или пеняй на себя: я такое устрою, чего вы и представить себе не можете – ни вы, ни ваши жены, ни ваши дети, которые вскоре станут сиротами. В общем, грандиозный устрою спектакль! Помни, я – Джейсон Борн!

– Ты – маньяк, вот что я помню. Если не угомонишься, мы пошлем за тобой группу захвата. Из отчаянных молодцов вроде тех, что были в «Медузе». И тогда уж, парень, ты поймешь что к чему!

Внезапно на линии связи возникло гудение, настолько громкое и пронзительное, что Дэвид тотчас же отдернул трубку от уха. А потом послышался спокойный голос телефонистки:

– Мы прервали вас в силу чрезвычайных обстоятельств. На связи Колорадо.

Уэбб медленно поднес трубку к уху.

– Это Джейсон Борн? – раздался мужской, хорошо поставленный, со среднеатлантическим акцентом аристократический голос.

– Я Дэвид Уэбб.

– Да, конечно. Но вы же – и Джейсон Борн.

– Был им, – ответил Дэвид. Что-то в голосе его собеседника – что именно, этого он не смог понять, – словно гипнотизировало его.

– Противоборство двух сторон натуры со временем ослабевает, мистер Уэбб. Особенно если пройдешь через такие испытания, которые выпали на вашу долю.

– Кто вы, черт возьми?

– Друг, будьте уверены. И этот друг хотел бы предостеречь другого – того, кого он также считает своим другом. Вы выдвинули возмутительные обвинения против некоторых самых преданных слуг нашей родины – людей, которым никогда не позволят попусту истратить пять миллионов долларов, никак за них не отчитавшись.

– Вы намерены искать эти деньги у меня?

– Пожалуй, меня более привлекла бы возможность выявления тех потайных каналов, по которым ваша весьма искушенная в подобных делах жена сумела переправить эти средства в дюжину европейских…

– Она похищена! Неужто эти ваши «преданные слуги» не сообщили вам об этом?

– Мне сообщили, что вы перевозбуждены – «пребываете в неистовстве», как было сказано, – и предъявляете всем вздорные обвинения в связи с вашей женой. Вот так-то.

– В связи с… Черт вас побери, она же была похищена из нашего дома! Ее захватили, потому что им нужен я!

– Вы уверены в том, что сказали?

– Хотите, сами разузнайте обо всем у этой дохлой рыбы Мак-Эллистера. Это его сценарий разыграли как по нотам. А потом вдруг оказывается, что он в другом полушарии!

– Как по нотам? – переспросили вежливо на другом конце провода.

– Именно так. За всем этим стоит Мак-Эллистер, все было сделано с его ведома! И с вашего тоже!

– Думаю, вы должны повнимательнее вчитаться в оставленную вам записку.

– Почему?

– Это долгий разговор. Возможно, вам помог бы разобраться во всем… психиатр.

– Что?

– Поверьте, мы стараемся сделать для вас все, что возможно. Вы принесли отечеству столько пользы – значительно больше, чем кто-либо другой! И нельзя не принимать во внимание ваши бесценные заслуги перед родиной, если даже при этом и приходится вступать в конфликт с законом. Это из-за нас вы очутились в столь тяжелой ситуации, и посему мы не оставим вас одного. Чтобы помочь вам, мы готовы, как я уже только что сказал, пойти на определенные правонарушения и в случае чего оказать давление на суд.