Текст книги "Превосходство Борна (др. перевод)"

Автор книги: Роберт Ладлэм

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 54 страниц) [доступный отрывок для чтения: 20 страниц]

С трудом сдерживая себя, чтобы не выдать своей ярости и охватившего его беспокойства, Борн заговорил с холодным презрением:

– Эти условия понятны. А теперь выслушайте меня. Когда и если я позвоню по этому номеру, то прежде всего должен буду поговорить с моей женой – не через считанные минуты, а через считанные секунды. Если же этого не произойдет, то кто бы там ни был на другом конце провода, он услышит выстрел, и таким образом вам станет известно, что этому вашему наемному убийце, поимку которого вы называете услугой, только что снесли череп. У вас будет в запасе тридцать секунд.

– Ваши условия нам также ясны. Мы принимаем их. На этом наше совещание закончено, Джейсон Борн.

– Мне нужно мое оружие. Оно у того вашего охранника, что стоял слева.

– Возьмете его на выходе.

– Мне придется просить его об этом?

– Нет, зачем же? Когда выйдете отсюда, вернете себе свой пистолет сами: трупу оружие ни к чему.

Сохранившиеся с сумасбродной колониальной эры Гонконга величественные особняки размещались по склонам окружающих город возвышенностей, среди которых выделялся особо своей высотой пик Виктория – подлинное украшение местного пейзажа. Роскошные сады прорезывались обсаженными розами дорожками, ведущими к верандам и бельведерам [55]55
  Бельведер – здесь: небольшое строение на возвышенном месте, откуда открывается вид на окружающее пространство.


[Закрыть], с которых открывалась великолепная панорама гавани и близлежащих островов. Вызывавшие многочисленные завистливые взгляды виллы возводились в этом краю по образцу роскошных особняков Ямайки. Залы в них обращали на себя внимание высокими потолками и замысловатой лепниной, комнаты переходили одна в другую так, чтобы бриз беспрепятственно мог продувать их долгим и знойным летом, окна повсюду имели при себе элегантные деревянные ставни, защищавшие помещения от ветра и влаги в сезон зимних дождей. В этих сравнительно небольших по размерам зданиях было просторно и вместе с тем уютно, что же касается их архитектурных особенностей, то они в основном определялись здешними климатическими условиями.

Один из таких особняков, в районе пика Виктория, отличался, однако, от других. Но не размерами, величественностью или элегантностью, не великолепием сада, который красотою своею затмил бы, пожалуй, не одну из соседних усадеб, и не причудливой выразительностью парадного входа и высотой окружающей двор каменной стены. А некоей относительной отгороженностью его от внешнего мира, особенно заметной по ночам, когда лишь в немногих комнатах горел свет, а из окон и сада не доносилось ни звука. В общем, здание это мало походило на обычный жилой дом с обычными обывателями. Но что особенно резко выделяло особняк, так это люди у ворот и за ними. С дороги было видно сквозь решетчатые ворота, что там за стеной расхаживают с оружием в руках какие-то военные. Это были американские морские пехотинцы.

Особняк был арендован по указанию Совета национальной безопасности консульством Соединенных Штатов. На любые расспросы консульство должно было отвечать в таком примерно духе, что где-то в следующем месяце в колонию на неопределенный срок прилетит большая группа, в состав которой входят представители американского правительства и американских деловых кругов, и что уровень обеспечения безопасности и условия проживания в этой усадьбе вполне оправдывают стоимость аренды. Это было все, что знали в консульстве. Однако ряд сотрудников особого отдела британской разведки МИ-6 обладал более подробной информацией, чем это сочли бы целесообразным их коллеги и чем это было санкционировано Лондоном. Но и те, пусть и более полные данные, которыми располагали они, тоже были ограничены кругом их непосредственных профессиональных интересов, который определялся все в том же Лондоне. Самые высокие должностные лица обоих правительств, включая особо секретных советников президента и премьер-министра, пришли к заключению: любая утечка информации об истинном предназначении особняка в районе пика Виктория может привести к катастрофическим последствиям для Дальнего Востока и всего мира. Это был исключительно секретный объект, где располагались штаб-квартиры различных агентурных групп, ведавших разработкой и проведением тайных операций, столь сложных в организационном плане, что даже президент и премьер-министр были осведомлены только о некоторых их деталях и преследуемых ими целях.

Едва небольшой седан затормозил у ворот, как тотчас вспыхнули огни мощных прожекторов, ослепив водителя, вынужденного даже прикрыть руками глаза от яркого света. Двое стоявших на посту морских пехотинцев с обеих сторон приблизились к автомобилю, держа оружие наготове.

– Вам следовало бы уже запомнить эту машину, ребята! – произнес, высовываясь в окошко, здоровяк азиат в белом шелковом одеянии.

– Мы знаем эту машину, майор Лин, – ответил младший капрал слева. – Мы хотели лишь удостовериться, кто за рулем.

– Кто бы мог тут сработать под меня? – пошутил верзила майор.

– Человек-Гора, сэр, – ответил морской пехотинец справа.

– О да, вспоминаю. Это – один американский борец.

– Мой дедуля любил о нем рассказывать.

– Вот и отменно, сынок! Значит, тебе было бы о чем поговорить со своим дедком. Ну как, можно мне проехать или я арестован?

– Только вот отвернем прожектора и сразу откроем ворота, сэр, – сказал первый солдат. – Между прочим, майор, большое спасибо вам за адрес того ресторанчика в Ванхае. Классно провели там времечко и не так уж потратились.

– Но, увы, вы не видели там Сюзи Вонг.

– Кого-кого, сэр?

– Да так, не важно. Займитесь воротами, ребята, будьте добры!

Внутри особняка, в библиотеке, соединенной с кабинетом, сидел за столом государственный советник Эдвард Ньюингтон Мак-Эллистер и изучал в свете настольной лампы какое-то досье, делая время от времени пометки на полях напротив заинтересовавших его мест в документах и докладных записках. Он целиком ушел в это занятие. Но когда зажужжал сигнал селекторной связи, ему поневоле пришлось оторвать взгляд от бумаг и протянуть руку к телефону.

– Да? – Выслушав сообщение, он распорядился: – Само собой, пропустите его!

Мак-Эллистер положил трубку и, с карандашом в руке, вновь взялся за лежавшее перед ним досье. На всех без исключения страницах, которые он просматривал, неизменно повторялись на одном и том же месте наверху одни и те же слова: «Совершенно секретно. КНР. Внутренние дела. Шен Чу Янг».

Дверь распахнулась, и в кабинет ввалился верзила майор Лин Вензу из особого отдела британской разведки в Гонконге МИ-6.

– Все по-прежнему, не так ли, Эдвард? – улыбнулся он зарывшемуся в бумаги Мак-Эллистеру. – Где-то среди этой писанины затерялась та ниточка, за которую неплохо бы нам ухватиться.

– Думаю, я ее отыщу, – ответил государственный советник, безостановочно вороша бумаги.

– Наверняка отыщете, мой друг, что бы это ни было.

– Простите, займусь вами через пару секунд.

– Не спешите, – успокоил его майор, снимая золотые «Ролекс» и запонки. Положив их на стол, он произнес с юмором: – Так жаль возвращать их обратно! Они делали еще более импозантной мою и без того импозантную внешность. Но заплатить за костюм вам все же придется, Эдвард. Он не очень подходит для моего гардероба, хотя для Гонконга вполне приемлем, если даже в него облачится красавчик моей комплекции.

– Да-да, конечно, – молвил рассеянно советник, поглощенный своими мыслями.

Майор Лин уселся в легкое темное креслице перед столом и едва ли не минуту хранил молчание. На большее, однако, его не хватило.

– Не могу ли чем-нибудь вам помочь, Эдвард? – спросил он. – Или, попросту, нет ли у вас для меня какой-нибудь работенки? Неужто так ничего и не найдется?

– Боюсь, что мне нечего предложить вам, Лин. И это – абсолютная правда.

– Рано или поздно, но вам придется со мной заговорить. Так же, как и нашему начальству в Лондоне. Оно знай лишь приказывает: «Делайте, что он велит». Или: «Записывайте содержание всех бесед и полученные вами указания, следуйте его распоряжениям и давайте ему советы». Это вам-то – советы? Не о советах здесь должна идти речь, а только о тактике. Человек из окна пустого кабинета всаживает четыре пули в стену на набережной, шесть посылает в воду и остальные пускает в воздух, – слава Богу, что ни у кого еще не случилось сердечного приступа! Таким образом нам удалось создать ситуацию, которую вы и планировали. Насколько мы можем судить теперь…

– Я нахожу, что дело идет на лад, – перебил Лина Мак-Эллистер.

– Уж не хотите ли вы сказать этим, что вас вполне устраивает та заварушка, которую учинил наш «подопечный»?

– Именно так и следует меня понимать. – Вытянувшись в своем кресле, Мак-Эллистер принялся массировать тонкими пальцами правой руки виски.

– Счет открыт, мой друг! Подлинный Джейсон Борн уже прошел соответствующую обработку и начал действовать. А посему вам придется оплатить лечение одного человека со сломанной рукой и двух других, утверждающих, будто они все еще не вышли из шока, поразившего их после того, как им намяли шеи. Четвертый же по-прежнему находится в таком состоянии, что не может вымолвить ни слова.

– Борн молодчага во всем, что он делает – и что бы ни делал раньше.

– Он все сметает на своем пути, Эдвард!

– Но вы же держали его под контролем, как я понимаю?

– Дело обстояло несколько иначе. Каждую секунду мы ждали, что он вытворит сейчас что-нибудь и в щепки разнесет всю эту грязную комнатенку! Я был ошеломлен, увидев его воочию. Это не человек, а тайфун. Между прочим, почему это ему нельзя показываться в Макао? Что за причуда такая?

– Ему просто нечего там делать. Все касающиеся его в той или иной степени убийства совершались здесь. И здесь же, – в Гонконге, а не в Макао, – пребывают в здравии и благополучии клиенты того мерзавца.

– Как у вас это принято, вы так и не ответили на мой вопрос.

– Посмотрим на все происходящее под другим углом, и тогда окажется, что я многое мог бы сказать вам в ответ на ваш упрек. Хотя бы то, что вы и так достаточно хорошо осведомлены обо всем, раз сумели столь искусно разыграть нынешней ночью целый спектакль, где выступили в роли тайпана, чью молодую жену убили в Макао вместе с ее любовником. Ну и как, есть еще претензии?

– Ловко придумано! – заметил Лин, сдвинув брови. – Несколько актов мести в соответствии с принципом «око за око». По сути, на этом и основана вся ваша тактика, это мне теперь ясно.

– А что, по-вашему, станет делать Уэбб, если обнаружит, что все это выдумки?

– Он этого не узнает. Вы же ясно объяснили ему, что убийства тщательно скрываются от общественности.

– Вы его недооцениваете. Стоит только ему оказаться в Макао, и он там все перевернет вверх дном, чтобы узнать, кто такой этот тайпан. Поставит на уши каждого коридорного, каждую горничную. Возможно, попытается припугнуть или подкупить дюжину служащих отеля «Лисбоа» и большую часть полиции, пока не докопается до истины.

– Но жена-то его у нас, и это не выдумка. С чем, с чем, а с этим уж ему придется считаться.

– Да, но вопрос только в том, в какой степени. Что бы Уэбб ни думал сейчас, – а его конечно же одолевают кое-какие сомнения, – ему ни за что не разобраться до конца в происходящем вокруг него. Но если он начнет вдруг копать в Макао и узнает правду, то тотчас же сообразит, что был обманут своим же правительством.

– Но что заставит его сделать такой вывод?

– А то, что ложные сведения были предоставлены ему неким высшим должностным лицом из Государственного департамента, а если конкретнее – мною лично. Не исключено, что он додумается и до того, что в действительности был обманут еще раньше.

– Приходится констатировать, что все это весьма вероятно.

– Мне нужны свои люди в эмигрантской среде в Макао, чтобы они буквально и днем и ночью собирали интересующие нас сведения. Наймите людей, которым вы доверяете, снабдите их фотографиями, но в курс дела их не вводите. Пообещайте им солидные премии, если кто-то из них обнаружит Уэбба и даст вам знать.

– Организовать все это совсем несложно, но вряд ли Уэбб будет столь неосторожен, что попадется нам на глаза. Он и так чувствует, что вокруг него происходит что-то неладное. И полагает, что если какой-нибудь соглядатай в отеле или кто-то из полицейских обнаружит, что он – в Макао, то его жену ждет неминуемая смерть. Нет, он не станет так рисковать.

– Не следует рисковать и нам, даже чуть-чуть. Если он выяснит, что из него опять делают марионетку, то есть снова предали его, он может окончательно выйти из себя и тогда начнет болтать и вытворять такое, что чревато непредсказуемыми последствиями для всех нас. Откровенно говоря, если Уэбб двинет в Макао, то кто знает, не доставит ли он нам столько хлопот, что они перевесят те выгоды, которые мы смогли бы извлечь из задуманной нами операции.

– И мы в таком случае должны будем положить всему этому конец, – подытожил спокойно майор.

– Я этого не говорил.

– А я и не думаю, что вы сказали бы мне такое… Кстати, я сам наслаждался вчера своим красноречием. Видели бы вы, как хлопал я своей ладонью по креслу и вопил как можно более грозно: «Твою жену ждет смерть!» А он поверил всему этому бреду. И теперь я подумываю: а не пойти ли мне порепетировать в опере?

– Вы славно потрудились!

– Это была постановка, достойная Акима Тамирова!

– Поясните, пожалуйста.

– Я прошел через это у ворот.

– Не понял.

– Ладно, забудем это. В Кембридже меня предупреждали, что я встречу здесь людей подобных вам. У меня был преподаватель истории стран Востока, так вот он говорил, что вы от своего не отступитесь, любой из вас. Под предлогом необходимости сохранения тайны меня фактически всегда держат в неведении. А все потому, что, по-вашему, «чжунгожэни» – низшая раса, люди с ограниченным интеллектом. Не так ли и в нашем случае «ян гуй цзы»? [56]56
  Заморский черт (дьявол) – так китайцы называли европейцев.


[Закрыть]

– Боже сохрани!

– Тогда поговорим о том, чем мы тут занимаемся. Я лично представляю все следующим образом. Нами была подобрана наиболее удачная, на наш взгляд, кандидатура на роль преследователя убийцы, так как этот киллер действует под его именем, или, точнее, под именем человека, которым был когда-то наш ставленник. Но чтобы добиться желаемого, мы заварили Бог знает какую кашу: похитили его жену, по уши увязли в массе других неприглядных дел и создали уйму различных проблем. Откровенно говоря, мы играем с огнем. Признаюсь вам, Эдвард, когда вы предложили мне свой сценарий, я по собственной инициативе запросил Лондон. Ну и понятно, услышал оттуда то, что и мог только услышать: «Делайте, что прикажут. И, помимо всего прочего, помалкивайте». То, что вы сказали минуту назад, кое-что проясняет, но этого недостаточно. Я хотел бы знать несколько больше. Сами посудите, как могу я, представляя здесь особый отдел, брать на себя ответственность и что-то решать, не будучи по существу в курсе дела?

– Пока что только мы отвечаем за все и мы же принимаем решения. И это с согласия Лондона. Факт налицо: там твердо уверены, что мы движемся единственно верным путем. Нами все должно быть учтено, дабы не допустить утечки информации и оградить себя от возможных ошибок и промахов. Между прочим, именно так рассуждали в Лондоне. – Мак-Эллистер наклонился вперед и сцепил руки с такой силой, что побелели суставы пальцев. – И вот что еще скажу я вам, Лин. Я готов молить Господа Бога, чтобы мы с вами не несли за все это персональной ответственности, особенно я, поскольку нахожусь в эпицентре этой заварухи. И, хотя окончательные решения принимаются не мною, мне хотелось бы уклониться от принятия любых, каких бы то ни было решений. У меня ведь иной уровень подготовки.

– Я бы этого не сказал. Вы – один из лучших специалистов, которых я когда-либо встречал. Ваш высочайший профессионализм был блестяще продемонстрирован два года назад. У вас выдающиеся аналитические способности. Вы не нуждаетесь ни в чьей опеке, что не мешает вам добросовестно выполнять спускаемые вам свыше приказы и беспрекословно подчиняться любому, кто бы вами ни руководил. Вам нужно, чтобы вас понимали. И еще вам не хватает уверенности в собственных силах, хотя, глядя на ваше лицо, выражающее в данный момент крайнюю озабоченность, этого и не скажешь. Я знаю, вы всегда будете в точности исполнять все без исключения полученные вами предписания.

– Благодарю вас, я очень тронут!

– Ваше желание было исполнено прошлым вечером, так что скоро вам станет известно, сохранил ли этот возвратившийся из небытия охотник свою прежнюю сноровку. Все, что остается нам на ближайшие дни, – это следить за ходом событий, поскольку остальное не в нашей власти. Главное, что этот Борн уже отправился в опасное путешествие.

– Вы снабдили его именами?

– Да, Эдвард, и к тому же настоящими. Я сообщил ему имена самых отъявленных головорезов из преступного мира Гонконга и Макао, включая профессиональных убийц, приводящих в исполнение смертные приговоры, и главарей, разрабатывающих преступные операции и налаживающих контакты с нужными людьми. Если кто-то в этих краях знает что-либо об этом убийце-самозванце, то он непременно входит в тот список, который я вручил Уэббу.

– Неплохо! Таким образом, у нас имеются все основания говорить о том, что мы приступили ко второй фазе своей операции. – Мак-Эллистер расцепил руки и посмотрел на часы. – Время довольно позднее, и голова у меня уже не очень-то соображает. Да и у вас был нелегкий денек. Что же касается часов и запонок, то вы могли бы и не возвращать их сегодня.

– Я так и думал.

– Тогда в чем же дело?

– Я должен был повидаться с вами. Мне не хотелось бы больше обременять вас своим присутствием, но я вынужден все же уведомить вас о том, что у нас может возникнуть непредвиденная проблема. Во всяком случае, мы не предусмотрели кое-что, возможно по собственной глупости.

– Что вы имеете в виду?

– А то, что женщина может заболеть. Ее супруг почувствовал что-то неладное, когда говорил с ней.

– Вы что, серьезно?

– Вполне. Но мы здесь бессильны, и даже врач ничем не может нам помочь.

– Врач?

– Ну да. Хотя пока что у нас нет особых причин для тревоги. Несколько дней назад я обращался к одному нашему медицинскому светилу, – ему вполне можно доверять. Дело в том, что она ничего не ест и жалуется на тошноту. Доктор полагает, что это может быть результатом нервного перенапряжения или депрессии, но не исключает и возможности вирусного заболевания. А посему он пичкает ее вовсю антибиотиками и успокоительным. Однако состояние ее не только не улучшается, но час от часу становится все хуже. Она впала в апатию, ее бьет лихорадка, и вот-вот она начнет заговариваться. Все это несвойственно подобным ей женщинам, уверяю вас.

– Тут, конечно, что-то не так! – резюмировал государственный советник, сверкнув белками глаз и поджав губы. – Что мы можем предпринять?

– Врач считает, что надо разрешить ей лечь в больницу для срочного обследования.

– Ей нельзя туда! Боже, об этом не может быть и речи?

Сотрудник английской разведслужбы поднялся с кресла и медленно подошел к столу.

– Эдвард, – произнес холодно китаец, – я не знаю всех деталей этой операции, но взаимосвязь кое-каких обстоятельств мне ясна. Особенно тревожит меня одна вещь. И поэтому, боюсь, мне придется задать вам один вопрос: что будет с Дэвидом Уэббом, если его жена серьезно заболеет? И что предпримет ваш Джейсон Борн, если она вдруг умрет?

Глава 12

– Мне нужна ее история болезни, и чем быстрее вы ее мне доставите, майор, тем лучше. Этот приказ, сэр, исходит от находящегося ныне в отставке лейтенанта Ее Величества медицинского корпуса.

Итак, меня обследовал доктор-англичанин. Он довольно обходителен, но безучастен. Судя по всему, специалист неплохой. Однако так и не разобрался, что происходит со мной. И это то, что надо.

– Историю болезни мы доставили бы вам в ближайшее же время: у нас есть такие возможности. Но вы утверждаете, что она не смогла назвать вам имя врача, который наблюдал за нею в Соединенных Штатах.

А тот здоровяк китаец, всегда такой вежливый! Может, манеры его и отдают некоторой елейностью, но выглядит он довольно искренним. И чем-то вызывает у меня симпатию, если, конечно, правомочно говорить о подобных чувствах по отношению к кому бы то ни было из всей этой публики. Он лишь выполняет приказы… Они все выполняют приказы… Но что скрывается за этими распоряжениями – этого из них не знает никто.

– Даже когда состояние ее несколько улучшается, она продолжает кутаться в одеяло, что не очень-то обнадеживает. Возможно, в данном случае вступает в действие защитный механизм, что позволяет нам сделать следующий вывод: она осведомлена о прогрессирующем характере своего заболевания и пытается хоть как-то противостоять ему.

– Она не из тех, доктор, кто стал бы вести себя столь пассивно: она сильная женщина.

– Сила духа – понятие относительное, майор. Даже самые мужественные из нас не хотят смиряться с неизбежной кончиной. Сама природа наша противится такому явлению, как смерть. Но что бы там ни было, а история болезни мне просто необходима. Так раздобудьте же ее.

– Мы свяжемся отсюда с Вашингтоном, а там наши люди уже сами сообразят, куда и кому позвонить. Им известно, где она проживала в последнее время и прочие связанные с ней подробности. Не пройдет и нескольких минут, как они разузнают все и о ее соседях. И кто-нибудь из них поможет нам. В общем, мы отыщем ее врача.

– Мне хотелось бы, чтобы вы регулярно сообщали нам обо всем по компьютерной спутниковой связи. У нас же есть соответствующее печатное оборудование.

– Любая информация может быть получена и обработана в находящихся здесь наших офисах.

– Тогда пройдемте вместе в ваш офис. Обождите меня несколько минут.

– Ее состояние по-настоящему встревожило вас, доктор, не так ли?

– Невралгическое расстройство, – а она, возможно, страдает именно этим, – всегда чревато серьезными последствиями, майор. Если бы только ваши люди смогли по-быстрому организовать все это, я бы предпочел лично переговорить с ее врачом. Это был бы оптимальный вариант.

– А проведенное вами обследование так и не дало вам ничего?

– У меня имеются кое-какие предположения, но сказать что-либо определенное я так и не могу. На мои вопросы она отвечает таким примерно образом: вроде болит здесь и вроде болит там. Я попросил утром рентгеновские снимки.

– Да, нелегко вам приходится.

– Неважное дело, майор!

Все вы поступаете так, как я и думала. Боже милостивый, ну и голодна же я! Вот только выберусь отсюда, – а это непременно произойдет, – и буду есть тогда часов пять подряд… Дэвид, ты понял меня? То, что я говорила тебе? Деревья, покрытые темно-зеленой листвой, – это клены. Все так просто! Так легко расшифровывается! Кленовый лист – эмблема Канады. Национальный флаг с изображением кленового листа всегда развевается у здания канадского посольства! Правда, здесь, в Гонконге, посольства нет, но зато есть консульство. Вспомни же в связи с этим, что сделали мы в Париже, мой дорогой! Нам было страшно тогда, но это не должно повториться сейчас… Я знаю кое-кого. Когда-то в Оттаве я консультировала многих людей, которых потом разбросало по всему свету. Твоя память затуманена, моя любовь, моя же – нет… Ты должен понять, Дэвид, что люди, с которыми я имела дело тогда, не очень-то отличаются от тех, кто держит меня в данный момент в плену. В каком-то отношении, конечно, это роботы, но среди них попадаются и такие, кто способен задумываться об истинном положении вещей и вопрошать себя в недоумении, в чем же суть выполняемых ими заданий. Но все они строго придерживаются устава, мой дорогой: ведь стоит только нарушить его, и им дадут плохие характеристики, а это порой еще хуже для них, чем увольнение со службы, – что тоже случается, хотя и редко, – поскольку означает задержку в продвижении по службе и возникновение своего рода тупиковой ситуации, когда человек начинает вдруг ощущать себя невольником… Что же касается моих тюремщиков, то они добры ко мне, ведут себя со мной исключительно вежливо, и у них такой вид, словно они испытывают замешательство от сознания несуразности того, что им приходится выполнять. Но приказ есть приказ. Они думают, что я больна, и беспокоятся обо мне. Искренне беспокоятся. Они не преступники и не убийцы, мой сладкий Дэвид! Они чиновники, делающие то, что им прикажут! Просто чиновники, Дэвид! За всеми теми невероятными вещами, которые происходят здесь, стоит само правительство! Я это знаю! Эти люди как раз из тех, с кем я работала много лет. Я сама была одной из них!

Мари открыла глаза. Дверь была закрыта, комната пуста, но она знала, что снаружи находится охранник: ей было слышно, как майор-китаец отдавал тому какие-то распоряжения. В ее палату разрешалось заходить лишь врачу-англичанину и двум сиделкам, которых охранник знал в лицо и которые должны были дежурить тут всю ночь, до самого утра. Она доучила уже здешние правила и рассчитывала, воспользовавшись этим, кое-что предпринять.

Она села в постели – Боже, как же я голодна! – и слегка развеселилась при мысли о том, что ее соседей в Мэне будут теперь расспрашивать о курирующем ее враче: со своими соседями она была едва знакома, а врача у нее не имелось. В университетском городке они пробыли меньше трех месяцев. Приготовления Дэвида к летней сессии, проблемы, связанные с арендой дома, выяснение, какой должна быть супруга нового адъюнкт-профессора и каковы вытекающие из этого ее обязанности, беготня по магазинам, готовка и уборка, – в общем, тысячи и десятки тысяч вещей, которые приходится делать женщине по дому, – все это попросту не оставляло ей свободного времени, чтобы помнить о врачах. Слава Богу, они и так уже провели с эскулапами целых восемь месяцев, но кроме Мо Панова ей никого из них не хотелось видеть.

С нею рядом тогда был Дэвид, старавшийся выбраться из персонального своего тупика, как говаривал он не раз, скрывая изо всех сил испытываемую им боль, и радовавшийся любым проблескам в еще не оправившемся от шока сознании. О Боже, с какой жадностью набрасывался он на книги! С чувством глубокого удовлетворения констатировал Дэвид тот факт, что он восстанавливал в памяти целые исторические эпохи, что, однако, никак не компенсировало того, что из прошлой его жизни многое для него до сих пор оставалось загадкой. Как часто по ночам слышала она шорох матраца! Она понимала, что он встает с постели, чтобы остаться наедине со своими неясными мыслями и возникавшими в его подсознании смутными образами. Переждав несколько минут, она спускалась по лестнице в холл и садилась на ступеньки, вслушиваясь в темноту. И однажды, впервые за долгое время, это случилось: ей послышались тихие рыдания сильного, гордого мужчины, чья душа словно билась в агонии. Она подошла к нему, но он отвернулся, испытывая и смущение, и страшную боль. «Одному тебе не под силу справиться с этим, мой дорогой, – сказала она. – Так давай же сразимся с невзгодами вместе, как уже делали это раньше». Тогда он начал говорить – сначала скованно, затем все более свободно. Слова полились, как вода из прорванной плотины. И он, перестав наконец сдерживать себя, высказал ей все, что прежде глубоко таил в себе.

Не забудь о деревьях, Дэвид! Мои любимые деревья – это клены! И представь себе кленовый лист! Пусть он напомнит тебе о консульстве, мой дорогой!

Она должна предпринять кое-что! И, преисполнившись этой мысли, Мари дотянулась до шнура и потянула за него, вызывая сиделку.

Через пару минут дверь отворилась. В комнату вошла китаянка лет сорока пяти в накрахмаленном белоснежном халате.

– Чем могу помочь, моя дорогая? – спросила она сочувственно по-английски с милым акцентом.

– Я ужасно устала, но никак не могу уснуть. У вас не найдется на этот случай какой-нибудь таблетки?

– Я спрошу у вашего врача, он пока еще здесь. Думаю, все будет в порядке.

Как только сиделка вышла, Мари встала с постели и подошла к двери. Больничная ночная рубашка, несоразмерно большая, сползла с ее левого плеча, и потоки дувшего из кондиционера прохладного воздуха всколыхнули легкую ткань.

Когда Мари приоткрыла слегка дверь, молодой мускулистый охранник, сидевший справа на стуле, встревоженно вскочил.

– Да, миссис? – спросил он.

– Тс-с-с-с! – приложила Мари указательный палец к губам. – Зайдите-ка сюда! Быстренько!

Немного смущенный молодой китаец проскользнул в комнату. Мари подошла торопливо к постели и легла, не прикрываясь одеялом. При этом ее правое плечо обнажилось: ночная рубашка вновь соскользнула, открыв взору холмик груди.

– Подойдите поближе! – прошептала она. – Я не хочу, чтобы меня еще кто-нибудь слышал.

– Что такое, госпожа? – произнес охранник, не сводя взора с полуобнаженного тела Мари и оставляя без внимания ее лицо и длинные золотисто-каштановые волосы, и нерешительно шагнул вперед, стараясь все же держаться на расстоянии. – Дверь плотно закрыта. Нас никто не может услышать.

– Я хочу вас попросить… – Ее шепот стал едва слышен.

– Даже мне не разобрать, что вы говорите, миссис, – проговорил он, продолжая приближаться к ней.

– Вы – самый милый из всех моих стражей. И вы всегда так добры и внимательны ко мне!

– Для другого отношения к вам, госпожа, нет причин.

– Вы не знаете, почему меня здесь держат?

– Исключительно в интересах вашей собственной безопасности, – солгал охранник нарочито равнодушным тоном.

– Понятно.

Услышав снаружи звуки приближающихся шагов, Мари ловко дернула всем телом. Рубашка соскользнула еще ниже, обнажая и бедра. И тут распахнулась дверь.

– О-о! – испуганно воскликнула китаянка. Было ясно, что представившееся ее взору зрелище произвело на нее весьма неблагоприятное впечатление. Она бросила вопросительный взгляд на пришедшего в замешательство охранника. Мари между тем пыталась себя прикрыть. – Я удивлена, что ты оставил свой пост у двери.

– Госпожа хотела поговорить со мной, – пятясь назад, сказал в свое оправдание стражник.

Сиделка резко повернулась к Мари:

– Это так?

– Да, если только он не лжет.

– Глупость какая-то все это, – пробормотал крепыш охранник, добравшись до двери и открывая ее. А затем добавил: – У госпожи не все в порядке с головой: помутилось сознание. Вот и несет всякую чушь.

С этими словами он вышел и плотно закрыл за собой дверь.

Сиделка снова внимательно посмотрела на Мари, во взгляде ее ощущалась тревога.

– Вы хорошо себя чувствуете? – спросила она.

– Мое сознание ничуть не помутилось, и я вовсе не тот человек, который может нести всякую чушь. Я всегда отвечаю за свои слова. – Мари сделала короткую паузу, потом продолжила: – Пожалуйста, когда тот здоровяк майор уйдет из больницы, зайдите ко мне. Я хотела бы сказать вам кое-что.

– Сожалею, но сделать этого я не могу. Вам надо отдыхать. Вот снотворное для вас. Вода, чтобы запить, как вижу я, у вас есть.