Текст книги "Превосходство Борна (др. перевод)"

Автор книги: Роберт Ладлэм

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 54 страниц) [доступный отрывок для чтения: 20 страниц]

Глаза Джейсона Борна не ошиблись: это действительно был Лян. Уэбб, наблюдая за ним, недоумевал: из бесчисленного множества общественных телефонов в Коулуне, многие из которых были установлены в пассаже, где вечно толкались люди, и в затененных уголках, предназначенных для отдыха, Лян выбрал телефон, стоявший на самом виду, прямо на набережной. В этом Дэвид не видел смысла: даже если бы это был абсолютный дилетант, то и в этом случае у него должен был бы сработать инстинкт самосохранения. Известно ведь: когда человек в панике, он старается где-то укрыться.

Лян вытащил мелочь из кармана. Внезапно, словно прислушавшись к внутреннему голосу, Уэбб понял, что он обязан помешать Ляну звонить отсюда. Если кто-то и позвонит по этому таксофону, так только он, Уэбб. Это было составной, частью его стратегического плана. Той частью, которая приблизит его к Мари! Держать ситуацию под контролем должен он, а не кто-то другой!

Он кинулся бегом к белой пластиковой будке таксофона. Ему хотелось сразу же крикнуть, но он понимал, что из-за шума ветра и прибоя Лян все равно не услышит его.

Набрав номер, помощник, управляющего опустил руку. В соседней будке зазвонил телефон.

– Лян! – заорал Уэбб, подбегая ближе. – Убирайся от телефона! Если хочешь жить, повесь трубку и исчезни!

Китаец резко повернулся, его лицо было похоже на застывшую в гримасе ужаса маску.

– Вы!.. Нет!.. Нет!.. Только не сейчас!.. Только не здесь!.. – запричитал он в истерике, прижимаясь к пластиковой стенке телефонной будки.

Звуки выстрелов перекрыли на мгновение шум дувшего с моря ветра и растворились затем бесследно в многоголосом портовом гаме. Но народ уже был охвачен паникой. Люди истошно вопили, кидались на землю или неслись, сами не зная куда, в стремлении избежать грозившей им гибели.

Глава 10

– Айя! – закричал Лян, услышав, как пули, просвистев над его головой, с треском врезались в парапет набережной, и сжался в комок.

Уэбб подбежал, согнувшись, к китайцу и, присев рядом с ним на корточки, вытащил из ножен охотничий нож.

– Не надо!.. Что вы делаете? – заорал в ужасе Лян, когда Дэвид, схватив его за ворот рубашки, провел лезвием по подбородку, на котором тотчас выступила кровь. – Ах-хи-и!

Но истерический вскрик затерялся в доносившемся из гавани грохоте и отчаянных воплях толпы.

– Скажи мне номер!.. Ну!

– Не поступайте так со мной! Клянусь, я не знал, что это ловушка для вас!

– Это не для меня ловушка, Лян, а для тебя! – произнес негромко Уэбб. По его лицу катился пот.

– Для меня? Да вы с ума сошли! При чем тут я?

– А вот при чем: им известно, что я сейчас здесь, ты же видел меня, говорил со мной. И связывался с ними по телефону. Теперь им придется избавиться от тебя.

– Но почему?

– Они дали тебе номер своего телефона. Свое дело ты уже сделал, лишние же свидетели им не нужны.

– Ничего не понимаю!

– Может, поймешь, когда услышишь мое имя. Я – Джейсон Борн.

– Боже мой! – прошептал Лян, уставившись на Дэвида.

Лицо помощника управляющего стало белым как мел, глаза остекленели, рот был раскрыт.

– Итак, ты – лишний свидетель, – промолвил Уэбб. – А потому мертвец.

– Нет-нет! – затряс головой китаец. – Этого не может быть! Я ничего не знаю, только номер! Это временный телефон! Его установили в небольшом кабинетике в торговом центре «Новый мир». Вы хотите знать номер? Пожалуйста! Тридцать четыре – четыре – ноль – один! Не убивайте меня, мистер Борн! Ради любви к нашему христианскому Богу, не делайте этого!

– Если бы я решил, что это ловушка для меня, кровь текла бы по твоей глотке, а не по подбородку… Тридцать четыре – четыре – ноль – один?

– Да, точно так!

Стрельба прекратилась так же внезапно, как и началась.

– Торговый центр «Новый мир» – прямо перед нами, верно? – проговорил Уэбб. – А одно из окон этого здания – вон там?

– Точно! – произнес Лян с дрожью в голосе. Потом, оторвав с огромным усилием взгляд от лица Дэвида, плотно закрыл глаза. Слезы текли из-под его век, когда он яростно замотал головой: – Я никогда вас не видел! Так и скажу каждому, кто спросит меня! Клянусь на распятии святого Иисуса!

– Никак не могу понять, где я: в Гонконге или Ватикане?

Уэбб поднял голову и огляделся. Люди начали торопливо подниматься с земли. Матери подхватывали детей, мужчины помогали встать на ноги женщинам. Потом толпа устремилась к арке, за которой простиралась Солсбери-роуд.

– Тебе велели, что ли, позвонить отсюда? – спросил Дэвид, гладя на перепуганного насмерть служащего отеля.

– Да, сэр.

– Но почему? Они объяснили причину?

– Да, сэр.

– Ради Бога, открой глаза!

– Да, сэр. – Лян подчинился, но смотрел в сторону. – Мне сказали, что не доверяют гостю, который заказал себе номер люкс шестьсот девяносто: этот человек любого может принудить говорить неправду. И поэтому они намеревались посмотреть, когда я стану звонить им, не будет ли вас рядом со мной… Мистер Борн… Нет-нет, я не говорил этого, мистер Крюэ!.. Я весь день пытался с вами связаться, мистер Крюэ!.. Хотел, мистер Крюэ, оповестить вас о том, что на меня оказывают давление. Они то и дело звонили мне: им не терпелось узнать, когда же наконец я отправлюсь на набережную. А я отвечал им, что вы еще не прибыли! Что еще мог я сделать? Как видите, я упорно старался дозвониться в ваш номер, из чего вы сами можете заключить, что я стремился предупредить вас, сэр, о нависшей над вами опасности! Разве это не очевидно?

– Пока очевидно только одно – то, что ты набитый дурак.

– У меня нет наклонностей к подобным делам.

– Почему же ты взялся за них?

– Деньги, сэр! Я был с Чаном [45]45
  Имеется в виду Чан Кайши.


[Закрыть], в гоминьдане. У меня жена и пятеро де-Гей – два сына и три дочери. Мне приходится браться за любую работу! Эти люди нуждаются в поддержке, но и сами они готовы помочь нам в случае чего. Я человек образованный, сэр! Окончил Фуданьский университет, заняв по успеваемости второе место… В Шанхае у меня был собственный отель. Но все это теперь не имеет значения. Когда Бэйдцзин победит, я погибну, погибнет и моя семья. А вы к тому же говорите, что я и так уже мертвец. Что же мне делать?

– Пекин, или Бэйдцзин, как ты называешь его, не перевернет жизнь в колонии, он не станет ничего менять, – сказал Дэвид, вспоминая слова Мари, произнесенные ею в тот ужасный вечер – после того, как Мак-Эллистер покинул их дом. – Но это, само собой разумеется, только в том случае, если к власти не придут сумасшедшие.

– Они все сумасшедшие, сэр! Не верьте больше ничему! Вы их не знаете!

– Возможно. Но я кое-что знаю о тебе. Хотя, честно говоря, предпочел бы не знать.

– Пусть тот, кто без греха, первым бросит в меня камень, сэр!

– Камень? А может, мешок с серебром от продажных прихвостней Чана?

– Что, сэр? Простите, я не понял вас.

– Как зовут твоих трех дочерей? Быстро!

– Их зовут… Их зовут… Ван… Ван Шо…

– Оставь! – завопил Дэвид, глядя на арку, через которую можно выйти на Солсбери-роуд. – Ни буши жэнь! [46]46
  Ты не человек! (кит.)


[Закрыть]Свинья ты, а не человек! Будь здоров, Лян из гоминьдана! Живи столько, сколько позволят это они! Говоря откровенно, мне наплевать, что там будет с тобою.

Уэбб поднялся на ноги, готовый снова упасть при первой же вспышке в верхнем левом окне здания напротив набережной. Вгляделся внимательно в ту сторону, откуда вроде бы ничто уже не грозило. И присоединился к бежавшим через арку людям, чтобы, проскользнув затем сквозь толпу, оказаться на Солсбери-роуд.

Войдя в телефонную будку в шумном торговом пассаже на Натан-роуд, Дэвид набрал номер и, прижав трубку к левому уху, правое заткнул указательным пальцем, чтобы получше слышать.

– Вэй? [47]47
  Алло? (кит.)


[Закрыть]– отозвался мужской голос.

– Это Борн, и я буду говорить по-английски. Где моя жена?

– Водэ тянь а! [48]48
  О небеса! (кит.)


[Закрыть]Рассказывают, что вы говорите на многих диалектах нашего языка.

– Говорил когда-то, но это было давно, а я хочу, чтобы мы правильно понимали друг друга. Я спросил тебя о моей жене, отвечай же!

– Это Лян дал вам этот номер?

– У него не было выбора.

– Он – мертвец.

– Мне все равно, что ты там сделаешь с ним, но на твоем месте я бы подумал как следует, прежде чем убивать его.

– Почему? Он ничтожный червь.

– Но ты же сам выбрал себе в помощники такого набитого дурака и, хуже того, настоящего психа. Он слишком много везде болтает. Оператор на коммутаторе сказал мне, что он звонил мне через каждые пять минут…

– Вам? Звонил?

– Да. Я прилетел этим утром. Где же моя жена?

– Лян обманул нас!

– Неужели ты надеялся, что я остановлюсь в предназначавшемся для меня номере люкс? Если да, то ты просчитался. Я заставил Ляна перевести меня в другой номер. Нас видели в отеле вдвоем. Видели, как мы разговаривали, – спорили, точнее. За нами могли наблюдать с полдюжины клерков. Если ты убьешь его, это вызовет больше слухов, чем нам обоим хотелось бы. Полиция будет разыскивать богатого американца, который куда-то исчез.

– Этот Лян и так испачкал себе штаны, – молвил китаец. – Может быть, этого и достаточно?

– Совершенно верно. Итак, где же моя жена?

– У меня нет соответствующей информации.

– Тогда дай мне того, у кого она есть. Сейчас же!

– Обещаю, вы встретитесь с теми, кто лучше осведомлен, чем я.

– Когда?

– Об этом мы известим вас чуть позже. В каком вы номере?

– Я сам позвоню тебе. В твоем распоряжении пятнадцать минут.

– Вы мне приказываете?

– А почему бы и нет? Пойми, я знаю, где ты находишься, за каким окном, в каком офисе: ты засветился со своей винтовкой. Тебе надо было бы зачернить ствол: известно ведь, что металл отражает солнечный свет. Через тридцать секунд я буду в сотне футов от твоей двери, но ты не будешь знать, где я. Отойти же от телефона ты не можешь.

– Я вам не верю!

– А ты проверь! Ты вот меня не видишь, а я тебя вижу. Помни, в твоем распоряжении пятнадцать минут, и я хочу, когда снова тебе позвоню, поговорить с моей женой.

– Ее здесь нет!

– Если бы я думал, что она здесь, ты бы был уже мертв, а твоя голова, отделенная от твоего тела, была бы выброшена из окна в мусорный ящик. Если ты думаешь, что я преувеличиваю, наведи обо мне справки. Спроси людей, которые имели со мной дело. Спроси своего тайпана, Яо Мина, которого, правда, не существует как такового.

– Но я не могу сделать так, чтобы ваша жена появилась тут вдруг, Джейсон Борн! – закричал в испуге наемник.

– Добудь мне номер, по которому я мог бы с ней связаться. Или я услышу ее голос, – когда она станет говорить со мной, – или тебе конец. Представь себе только обезглавленный труп да черный платочек, накинутый на твою кровоточащую шею. Итак, у тебя – пятнадцать минут!

Дэвид повесил трубку и вытер пот с лица. Он сделал то, что должен был сделать! Мысли его и слова были заимствованы у Джейсона Борна. Вернувшись в далекое прошлое, которое он помнил довольно смутно, Уэбб чувствовал инстинктивно, как поступить в конкретной обстановке, что сказать и чем и кого устрашить. Возможно, столь резкая метаморфоза, которую он претерпел, обусловливалась иррациональными факторами из внешнего по отношению к нему мира, никак не укладывавшимися в его голове. Но не исключалось и то, что в Дэвиде самом таилась некая реальная субстанция, решившая заявить о себе громогласно, убеждая его положиться на сидевшего где-то внутри него человека.

Выйдя из пассажа, где, как всегда, толпился народ, Уэбб повернул направо и вновь угодил в толчею – на сей раз уже на улице.

Золотая Миля Тим-Ша-Цуи готовилась к ночным игрищам. Готовился и он, но к иным делам. Теперь уже можно было ему и вернуться в отель. Помощника управляющего там он наверняка не застанет: Лян, скорее всего, уже приобрел билет на летящий на Тайвань самолет, если, конечно, в его истеричных заявлениях была хоть какая-то правда. Чтобы добраться до своего номера, Уэбб воспользуется грузовым лифтом – на тот случай, если вдруг кто-то поджидает его в холле, в чем он, однако, весьма сомневался.

Захламленный кабинетик в торговом центре «Новый мир», размышлял он по дороге, явно на командный пункт никак не тянул, этот же снайпер, стрелявший оттуда, сам ничего не решал, а лишь исполнял приказания. Ну а в данный момент, вне себя от ужаса, он просто дрожал за свою жизнь.

Идя по Натан-роуд, Дэвид ощущал, как дыхание его с каждым шагом становилось все прерывистее, а сердце билось громче. До разговора с Мари оставалось каких-то двенадцать минут. О Боже, как же хотелось Уэббу услышать ее голос! Как же он нуждался в этом. Это было бы именно то, что помогло бы ему при любых обстоятельствах сохранить в полном здравии свой рассудок.

– Данные тебе пятнадцать минут уже истекли, – изрек Уэбб, сидя на краю кровати и безуспешно пытаясь совладать со своими чувствами: он опасался, что по телефону будет слышно учащенное биение его сердца, а голос выдаст испытываемое им волнение.

– Позвоните по номеру пять – два – шесть – пять – три.

– Пять? – Дэвид сразу же обратил внимание на то, что продиктованный ему сейчас номер телефона начинался не с той цифры, что предыдущий. – Выходит, она там, в Гонконге, а не в Коулуне?

– Ее сейчас доставят туда, чтобы вы могли поговорить с нею, – уклончиво ответил разговаривавший с Уэббом тип.

– Я опять позвоню тебе – после того как переговорю с женой.

– В этом нет необходимости, Джейсон Борн. Люди, которые будут там рядом с ней, в курсе всего, с ними-то вы и наладьте контакт. Ну а я свое дело выполнил, и вы меня никогда не увидите.

– А мне это и не нужно. Когда ты будешь выходить из офиса, тебя сфотографируют, но кто и откуда, этого ты не узнаешь. Возможно, ты заметишь нескольких человек – в коридоре, лифте или в холле, – но так и останешься в неведении относительно того, у кого из них оказалась камера с объективом, который легко принять за пуговицу на мужской куртке или за эмблему на дамской сумочке. Будь же здоров, наймит! Надейся на свою звезду!

Уэбб нажал на рычаг телефона, прерывая связь. Потом, спустя три секунды, освободил его и, дождавшись долгого гудка, набрал номер. И тут же услышал гудки в том, чужом телефоне. Господи, это невыносимо!

– Вэй?

– Это Борн. Передайте трубку моей жене.

– Как пожелаете.

– Дэвид?

– С тобой все в порядке? – закричал Уэбб, находясь на грани помешательства.

– Да. Устала только, вот и все, дорогой мой. А ты как?

– Они ничего плохого не сделали тебе?.. Они дотрагивались до тебя?

– Нет, Дэвид, все они тут довольно вежливы. Но ты же знаешь, какой усталой чувствую я себя иногда. Помнишь ту неделю, что мы пробыли в Цюрихе? Ты еще хотел осмотреть Фраумюнстер [49]49
  Фраумюнстер – романско-готический собор XIII–XIV вв. в Цюрихе.


[Закрыть], побродить по музеям и поплавать под парусом по Лиммату, а я сказала, что не способна на подобные подвиги?

Недели в Цюрихе они никогда не проводили. Они провели в этом городе лишь одну и к тому же кошмарную ночь, когда оба едва не лишились жизни. Ему пришлось пробиваться сквозь строй несостоявшихся своих палачей на Штепдекштрассе, ее же чуть не изнасиловали, приговорив предварительно к смерти на пустынном берегу реки напротив набережной Гизан. Так какой же смысл вкладывала она в свои слова?

Не зная ответа на этот вопрос, он произнес утвердительно:

– Конечно же помню!

– Так что не беспокойся попусту обо мне, дорогой! Слава Богу, ты здесь! Скоро мы будем вместе: они обещали мне это. Славненько тогда времечко проведем, – как в тот раз в Париже! Помнишь, Дэвид, я подумала было, что потеряла тебя? Но ты пришел вскоре ко мне, и мы оба знали, куда идти… А та чудесная улица с деревьями, покрытыми темно-зеленой листвой, и тот…

– Достаточно, миссис Уэбб, – вмешался мужской голос и добавил, говоря прямо в трубку: – Или, может, мне следует называть вас миссис Борн?

– Думай, Дэвид, и будь осторожен! – крикнула Мари. – И не беспокойся зря, дорогой! Вспоминай почаще ту чудесную улицу, обсаженную деревьями, которые я так люблю!..

– Тинь чжи! [50]50
  Прекратить! (кит.)


[Закрыть]Уведите ее отсюда. Она передает ему информацию. Быстрее! Отберите у нее трубку! – распорядился, переходя на китайский, все тот же мужчина.

– Если вы причините ей хотя бы малейший вряд, то будете жалеть об этом весь тот весьма короткий отрезок времени, что вам останется прожить, – молвил Уэбб ледяным тоном. – Клянусь Иисусом, я разыщу вас!

– На данный момент у нас нет причин для ссоры, – ответил медленно мужчина. Голос его звучал искренне. – Вы слышали, что говорила вам ваша жена. С ней хорошо обращаются. В общем, ей не на что жаловаться.

– Что-то с ней все же не так! Какого черта ты не дал ей договорить?

– Я просто не хотел осложнять обстановку, мистер Борн. Она, несомненно, стремилась описать вам в завуалированной форме какое-то место. Правда, при этом ею было допущено много неточностей, сказал бы я, но если бы даже дело обстояло вовсе не так, это все равно ничего бы вам не дало, как и телефонный номер. Ее уже везут на другую квартиру, одну из миллионов в Гонконге. И подумайте сами: зачем стали бы мы вдруг причинять ей какой бы то ни было вред? Ведь это привело бы совсем не к тем результатам, которых добиваемся мы. А теперь позвольте сообщить вам вот еще что: с вами желает встретиться большой тайпан.

– Яо Мин?

– У него, как и у вас, несколько имен. Надеюсь, вы достигнете договоренности.

– А если не достигнем, он умрет. Так же, как и ты.

– Я не сомневаюсь в том, что вы говорите, Джейсон Борн. Вы убили одного из моих близких кровных родственников, который, казалось бы, был недосягаем для вас, в его же собственной крепости на острове в Ланьтау. Уверен, вы помните это.

– Я не веду реестра совершенных мною убийств. Вернемся же к Яо Мину. Когда должна состояться наша встреча?

– Сегодня вечером.

– Где?

– Вы должны понять, его тут многие знают, и данное обстоятельство обусловливает соответствующие требования к месту встречи.

– А что, если я сам выберу его?

– Это для нас неприемлемо. И не вздумайте настаивать на своем: у нас ваша жена.

Дэвид напрягся. Он почувствовал, что теряет самоконтроль, который был ему так нужен сейчас.

– Говори же в таком случае, что это за место, – потребовал он.

– Город-крепость. Мы полагаем, вы знаете ему…

– Не «ему», а «его», – поправил Уэбб, пытаясь вспомнить все, что было известно ему об этом месте. И то, что он вспомнил, суммировал в следующей фразе: – Это, как представляется мне, самая грязная трущоба на всей земле.

– А чем еще быть данному району? Это единственный на всей территории колонии участок, которым Китайская Народная Республика владеет на законных основаниях. Но что там творится, сам черт не знает. Даже мерзкий Мао Цзедун дал разрешение нашей полиции навести в этом Городе-крепости хоть какой-то порядок. Но чиновникам платят не много, так чего же ради им стараться? И в итоге каким был этот район прежде, таким он остается и поныне.

– В какое время должны мы встретиться?

– После наступления темноты, но до закрытия базара. С полдесятого до без четверти десять, не позже того.

– Как я найду этого Яо Мина, который вовсе не Яо Мин?

– В первом ряду рынка под открытым небом торгует одна женщина – продает змеиные внутренности, преимущественно кобр, которые якобы стимулируют половую активность. Вы подойдете к ней и спросите, где можно найти большого тайпана. Она объяснит вам, по какой лестнице надо спуститься, каким пройти проулком. Ну а у самого места встречи к вам подойдут его люди.

– Мне не следовало бы туда идти: цвет моей кожи не очень-то популярен в подобных уголках.

– Никто не причинит вам вреда: вы же не станете, полагаю я, обряжаться в слишком уж яркую одежду или выставлять напоказ предметы роскоши.

– Предметы роскоши?

– Ну да! Если у вас есть, к примеру, дорогие часы, не надевайте их.

Все понятно, подумал Уэбб, этой публике ничего не стоит отрезать вам руку ради часов. В общем, все как у головорезов из той же «Медузы». И другого тут не дано.

Вслух же он сказал лишь:

– Благодарю за совет.

– И последнее: не вздумайте обращаться к местным властям или в свое консульство в безрассудной попытке воздействовать через них на тайпана. Если вы поступите так, вашей жене не жить.

– Этого можно было бы и не говорить.

– Имея дело с Джейсоном Борном, лучше заранее все обусловить. Помните также: мы будем следить за каждым вашим шагом.

– Итак, с полдесятого до без четверти десять, – резюмировал Уэбб, вешая трубку. Потом встал с постели и подошел к окну, обращенному в сторону гавани.

Что же скрывалось за всем этим? Что хотела сказать ему Мари?

«Ты же знаешь, какой усталой чувствую я себя иногда».

Нет, он этого не знал. Его жена была крепкой девахой с ранчо у Онтарио, которая никогда не жаловалась на усталость.

«Так что не беспокойся попусту обо мне, дорогой!»

Глупая просьба, что конечно же понятно и ей. Но Мари не стала бы тратить драгоценные секунды на глупости. Если только… Не заговаривалась ли она?

«Славненько тогда времечко проведем, – как в тот раз в Париже!.. Мы оба знали, куда идти… А та чудесная улица с деревьями, покрытыми темно-зеленой листвой…»

Нет, она не заговаривалась, хотя со стороны и могло показаться, что это так. Мари сообщала ему о чем-то. Но о чем? И что это за «чудесная улица с деревьями, покрытыми темно-зеленой листвой»?

Он не находил ответы на эти вопросы, и данное обстоятельство буквально сводило его с ума. Ему никак не удавалось вникнуть в ход ее рассуждений. Она подала сигнал, а он так и не понял его.

«Думай, Дэвид, и будь осторожен! И не беспокойся зря, дорогой! Вспоминай почаще ту чудесную улицу, обсаженную деревьями, которые я так люблю!»

Что же означает все-таки эта «чудесная улица»? И что это за ее любимые деревья?

Но, как ни бился, ключа к разгадке потайного смысла посланного ему женой сообщения он так и не находил, а ведь должны же были иметь какой-то смысл ее слова! Он просто обязан расставить все точки над «и», вместо того чтобы пялиться впустую из окна! Но рассчитывать на память он особенно не мог.

«Помоги мне! Помоги же!» – взывал он молча, сам не зная к кому.

Внутренний голос подсказывал Дэвиду, что не следует зацикливаться на том, чего все равно пока не понять: у него немало и других дел. Не мог же он просто-напросто отправиться на назначенную ему встречу на выбранной его же противником территории, не проведя предварительно рекогносцировки и не имея на руках козырей!

«Вы же не станете, полагаю я, обряжаться в слишком уж яркую одежду…»

Он и так не собирался облачаться в нечто «слишком уж яркое», подумал Уэбб, теперь же его одеяние просто поразит их всех своею экстравагантностью.

На протяжении всех трех месяцев, что он изгонял из себя раз за разом Джейсона Борна, ему на память неизменно приходило одно и то же. Он никак не мог забыть об искусстве перевоплощения, включая и изменение внешности, в чем Борн достиг высочайшего мастерства, а посему и пользовался заслуженно репутацией «хамелеона» или, что то же самое, «оборотня», с легкостью менявшего свой облик в соответствии со складывающейся ситуацией. Он никогда не имел ничего общего с выступающими на арене цирка гротескными, карикатурными субъектами в париках, словно у пугала, и с носом из воска: Борн как никто другой полностью сливался с окружающей средой, внося в свою внешность по ходу дела те или иные коррективы, диктуемые конкретной обстановкой. И неудивительно, что лично встречавшие этого «кровавого убийцу», – хотя подобное случалось довольно редко, – давали столь отличные одно от другого описания человека, за коим охотились по всей Азии и Европе, даже если они и видели его при ярком освещении или находились совсем рядом с ним. Особенно противоречили друг другу свидетели, когда пытались воспроизвести детали: волосы, согласно их показаниям, не то темные, не то светлые, глаза или карие, или голубые, или разного цвета, кожа или бледная, или загорелая, или в каких-то пятнах, одежда – добротная, ладно сидевшая и мягких тонов, если события разворачивались в дорогом ресторане с приглушенным освещением, или измятая и мешковатая, если местом действия служила вдруг та же набережная или тот же притон в том или ином городе.

Умение перевоплощаться – это именно то, что так нужно было Дэвиду Уэббу сейчас. Перевоплощаться легко, без особых усилий и без всяких не нужных никому выкрутасов. Он доверится сидящему внутри него «хамелеону». И, не страшась свободного падения, пойдет путем, указанным ему Джейсоном Борном.

Отпустив «даймлер», Дэвид первым делом направился в отель «Пенинсула» и, сняв там номер, спрятал свой «дипломат» в гостиничный сейф. Зарегистрировался он по третьему фальшивому паспорту, полученному им от Кактуса: если кто-то попробует его отыскать, то сможет руководствоваться в своих поисках лишь тем именем, под которым Уэбб остановился в «Ридженте»: никакой другой зацепки у него просто не будет.

Сложив ту немногую одежду, что могла ему понадобиться, в сумку, он вышел быстро из номера и, воспользовавшись служебным лифтом, выбрался на улицу. Из «Риджента» Уэбб не стал выписываться: если кому-то вздумается вдруг поискать его, пусть он займется этим там, где его уже и след простыл.

Устроившись в «Пенинсуле», Дэвид выкроил время перекусить и пробежаться по магазинам до наступления вечера. Когда же на землю спустится мрак, он будет уже в Городе-крепости – еще до того, как часы пробьют полдесятого.

Приказывает теперь Джейсон Борн, а Дэвид Уэбб лишь выполняет команды.

Город-крепость не был опоясан стеною и все же столь резко отделялся от остального, лежавшего окрест него мира, будто его окружала надежная, из стали ограда, уходившая ввысь аж до самых небес. На первый взгляд этот район являл собою обширный, забитый людьми рынок, раскинувшийся вдоль улицы напротив выстроившихся шеренгой мрачноватых доходных домов – жалких, беспорядочно громоздившихся друг на друга лачуг, при виде которых невольно возникало ощущение, что весь этот трущобный комплекс может рухнуть в любой момент под собственной тяжестью и тогда на этом месте не останется ничего, кроме груды камней. Но совсем иная картина открывалась тому, кто, спустившись вниз по короткой лестнице во чрево сей преисподней, обнаруживал вдруг ниже уровня земли выложенные булыжником улочки, переходившие то и дело в туннели, проложенные под полуразвалившимися строениями. В этих убогих каменных коридорчиках, где мало что можно было разглядеть при тусклом свете голых лампочек, свисавших с болтавшейся на стенах открытой проводки, живших подаяниями убогих калек теснили полуобнаженные проститутки и уличные торговцы наркотиками. Сырой воздух пронизывал омерзительный смрад. Все вокруг давно уже прогнило и обветшало: время делало свое дело, усугубляя и без того тяжкое положение этих людей.

Узкие полутемные лестницы вели тут и сям из этих грязных расщелин-клоак в неухоженные развалюхи квартиры, возведенные, как правило, в три этажа, из коих над землей находилось лишь два. В крохотных комнатушках продавали разнообразнейшие наркотики и тут же оказывались сексуальные услуги. Полиция закрывала на все это глаза – с молчаливого согласия всех политических партий: мало кто из местных властей отважился бы заглянуть в сей вертеп на самом дне Города-крепости, бывшего для колонии бельмом на глазу. Этот злачный мирок жил своею собственной жизнью. И изменить тут что-либо едва ли было возможно.

На рынке же, разместившемся вдоль зловонной, усеянной кучами мусора улицы, где запрещалось всякое движение транспорта, жались один к одному грязные столы, втиснутые между закопченными прилавками. Рядом с горами лежалого или краденого товара клубами валил пар из огромных чанов кипящего масла, в которое то и дело швыряли сомнительного вида кусочки мяса четвероногих животных, птиц и змей, чтобы вскоре вычерпать их, разбросать по газете и тут же продать подвернувшемуся покупателю. Толкаясь при тусклом свете уличных ламп, люди переходили от одного продавца к другому, шумно торговались, поднимали и сбивали цену, покупали, а то и продавали. Тут же разместились и неопрятные с виду мужчины и женщины, чей нехитрый товар был разложен на тротуаре. Они сидели на корточках за выставленными на обозрение безделушками и дешевыми украшениями, выкраденными в основном из портовых доков, и за плетеными клетками, в которых копошились целые скопища жуков и порхали крошечные птички.

На низкой деревянной скамье у входа на этот экзотический, не блиставший чистотою базар восседала, расставив толстые ноги, одинокая, плотного сложения женщина. Она привычно сдирала кожу со змей и удаляла их внутренности. Взгляд ее темных глаз не замечал, казалось бы, ничего, кроме очередной бившейся в ее руках жертвы. По обе стороны от нее стояли джутовые мешки, содрогавшиеся время от времени: это бились в конвульсиях извивавшиеся клубками обреченные на смерть рептилии, если только, разъяренные своим пленением, они не набрасывались друг на друга. Под босой правой ступней отважной торговки была зажата королевская кобра. Ее блестящее черное тело, увенчанное плоской головкой, простерлось на земле во всю его длину, маленькие неподвижные глазки гипнотизировали находившуюся в беспрерывном движении толпу.

Этот жалкий рынок одним видом своим, способным ужаснуть всякого забредшего случайно в этот район путника, защищал лишенный крепостной стены этот Город-крепость от вторжений непрошеного люда из внешнего мира надежней любой ограды.

Из-за угла на противоположном конце этого длинного базара показалась фигура, прошествовавшая не спеша на запруженную народом улицу. Человек сей одет был в дешевый, свободно висевший на нем коричневый костюм: брюки казались слишком широкими, пиджак – слишком просторным, что не мешало ему, впрочем, плотно облегать сутулые плечи. Лицо прикрывала мягкая широкополая шляпа, черная и безусловно восточного типа. Шел он, явно никуда не торопясь, как приличествует то человеку, останавливающемуся перед прилавками и столами и осматривающему товар, – правда, в карман свой он залез только раз – чтобы сделать одну-единственную покупку, и то в порядке эксперимента. Судя по всему, незнакомца согнули годы тяжкого труда в поле или в порту при скудном питании, не компенсировавшем затрачиваемой им энергии. В нем чувствовалась какая-то печаль, ощущение тщетности усилий, порожденное тем, что чего-то было слишком мало в его жизни, что-то появилось слишком поздно или обошлось слишком дорого для тела и души, а также признание собственного бессилия и отказ от гордости, поскольку гордиться было нечем: цена выживания оказалась слишком большой. В общем, эта таинственная согбенная личность, несшая, спотыкаясь, газетный кулек с жареной, сомнительного качества рыбой, едва ли чем отличалась от многих других толпившихся на рынке покупателей и была неприметна в окружавшей ее толчее.

Но вот незнакомец подошел наконец к плотно сложенной женщине, – та в это время вырывала внутренности из вяло извивавшейся змеи.

– Где могу я найти большого тайпана? – спросил Джейсон Борн по-китайски. Глаза его были устремлены на недвижно лежавшую кобру, жир из газеты тек по его левой руке.