Текст книги "Конан (сборник)"

Автор книги: Роберт Говард

сообщить о нарушении

Текущая страница: 47 (всего у книги 111 страниц)

Мягко освещенная комната была пуста, но откудато доносились болезненные крики женщины. Затем послышались раскаты мелодичного смеха, также женского, неописуемо мстительного и злобного.

Конан резко повернул голову, чтобы поймать направление звука. Затем он начал присматриваться к драпировке за арками, стараясь разглядеть потайную дверь.

Зерити разогнулась и бросила на пол тяжелый кнут. Обнаженная фигура, привязанная к дивану, была исполосована красными рубцами с головы до пят. Это, однако, была лишь прелюдия к более ужасной пытке.

Ведьма взяла в своем кабинете кусочек угля, которым она нарисовала сложную фигуру на полу, приговаривая таинственные заклинания человекозмеи, правившей Стигией до Катаклизма. Поставив в каждом из пяти углов фигуры по маленькой золотой лампе, она подбросила в огонь по щепотке пыльцы пурпурного лотоса, растущего на болотах южной Стигии. Комнату заполнил странный, до тошноты сладкий запах. Затем она стала говорить заклинания на древнем языке, умершем более трех тысяч лет назад еще до появления в исчезнувшей империи Ахерон пурпурного Питона.

Постепенно появилось чтото похожее на темное облако. Руфия, полуживая от боли и страха, приняла его за столб пыли. Над бесформенной массой появилась пара светящихся точек, похожих на глаза. Руфия почувствовала пронизывающий холод, будто эта масса вытягивала из нее все тепло. Облако казалось черным, но не очень большой насыщенности. Постепенно оно уплотнялось, однако Руфия видела стену позади этой бесформенной массы.

Зерити наклонилась и задула лампы: одну, другую, третью, четвертую. Комната, освещенная последней лампой, теперь была охвачена полумраком. Столб дыма был едва различим. Лишь два светящихся глаза маячили в темноте.

Голоса снаружи заставили Зерити обернуться. Можно было понять, что кричат очень громко, хотя звук был приглушенным. Это были голоса мужчин.

Зерити возобновила свое колдовство. Но ее снова прервал злой голос зуагирца. Ворвался Имбалайо. Его зубы и глазные яблоки блестели в свете лампы. С меча стекала струйка крови.

– Пес! – вскинулась Зерити, подобно потревоженной змее. – Зачем ты здесь?

– Женщина, которую ты забрала у меня! – заорал Имбалайо. – Город восстал и небеса разгневаны! Отдай мне женщину или я убью тебя!

Зерити посмотрела на свою соперницу, вытащила кинжал, усыпанный драгоценными камнями и воскликнула:

– Хотеп! Хафра! Помогите мне!

Чернокожий генерал с ревом сделал выпад. Гибкость проворной стигийки не помогла. Широкий клинок пробил ее тело насквозь и вышел между лопаток на целый фут. Задыхаясь от крика, она покачнулась и кушит выдернул из нее меч. В этот момент в дверях появился Конан с мечом в руках.

Приняв киммерийца за одного из слуг ведьмы, кушит, устрашающе размахивая мечом, устремился к нему. Конан отскочил назад. Меч просвистел в сантиметре от его горла и вгрызся в наличник двери. Отскочив, Конан атаковал его с тыла. Невероятно как черный великан мог успеть оправиться от промаха и парировать удар. Имбалайо сумел изогнуть тело, руку и клинок и встретил удар, который бы подкосил любого другого просто от толчка.

Под звон мечей они двигались по комнате. Вдруг лицо Имбалайо исказилось от догадки. Он отшатнулся назад с криком «Амра!» Теперь Конан был вынужден убить этого человека. Хотя он не помнил, где видел его раньше, кушит узнал вождя команды черных корсаров, которого звали Амра или Львом. Они грабили побережье Куша, Стигии и Шема. Если бы Имбалайо раскрыл эту тайну пелиштийцам, мстительные шемиты разорвали бы его на части. Хотя они жестоко враждовали между собой бы объединились, чтобы уничтожить кровожадного варвара, сеявшего разбой на их побережье.

Конан сделал выпад, потеснив Имбалайо назад. Затем сделав обманное движение, нанес удар, целясь по голове кушита. Удар был такой силы, что прижал меч Имбалайо к его бронзовому шлему. Меч Конана, имевший глубокие зазубрины, обломался по самую рукоятку.

Два воина стояли вплотную друг к другу. Налитые кровью глаза черного воина искали уязвимое место на теле Конана. Его мускулы напряглись для заключительного прыжка и удара.

Конан швырнул обломок меча в голову Имбалайо. Пока тот уклонялся от удара, Конан собрал свой плащ в левую руку, а правой рукой выхватил свой кинжал. У него не было иллюзий: он не мог выиграть бой этим зингаранским способом. Кушит, передвигаясь как кошка, был совсем не похож на неуклюжую гору мышц наподобие Келуки. Это была отличная мобильная машина смерти, почти такая же быстрая как и Конан. Взмах меча и...

Бесформенное облако, незамеченное в темноте, подошло сзади и повисло на шее Имбалайо. Имбалайо закричал так, как будто его поджаривают живьем. Он извивался и лягался ногами, пытаясь достать спины своим мечом. Но светящиеся глаза существа оставались невозмутимы. Оно продолжало обволакивать его и потихоньку оттаскивать назад.

Конан отшатнулся назад. Животный страх перед сверхъестественным поднялся как ком в горле.

Крики Имбалайо прекратились. Темное тело соскользнуло на пол с мягким чавкающим звуком. Облако исчезло.

Конан осторожно приблизился. Смятое тело Имбалайо было странного бледного цвета. Как будто демон вынул из него кости и высосал кровь, оставив лишь мешок тела и несколько внутренних органов. Киммериец вздрогнул.

Всхлипывание со стороны дивана привлекли его внимание к Руфии. Двумя прыжками он достиг ее и перерезал веревки, которыми она была привязана. Она села, продолжая молча плакать. Вдруг они услышали голос:

– Имбалайо! Именем всех злодеев отзовись, где ты? Пора выступать! Я видел, как ты вбежал сюда!

Фигура в шлеме и кольчуге ворвалась в комнату. Маздак отшатнулся при виде тел и закричал:

– О, проклятый дикарь, зачем ты убил Имбалайо? В городе восстание. Анакийцы воюют с кушитами, у которых и без того дел невпроворот. Я выступаю со своими людьми на помощь кушитам. Что касается тебя – я попрежнему обязан тебе жизнью, но всему есть предел! Убирайся из города, чтобы я тебя больше не видел!

Конан усмехнулся.

– Это не я убил его, а один из демонов Зерити, после того как он убил ведьму. Посмотри на это тело, если ты не веришь мне.

Пока Маздак смотрел Конан добавил:

– Ты не хочешь поприветствовать свою давнюю подругу Руфию?

Руфия пригнулась за спиной Конана. Маздак закусил свой ус.

– Хорошо. Я возьму ее назад в свой дом. Мы должны...

Отдаленный шум толпы стал слышнее.

– Я должен идти, чтобы не допустить мятежа. Но как я могу оставить бродить ее по улицам голой?

Конан сказал:

– Почему бы тебе не поддержать анакийцев, которые будут так же счастливы избавиться от сумасшедшего короля, как и асгалунцы? Так как Имбалайо и Отбаал мертвы, ты – единственный генерал в Асгалуне. Возглавь восстание и свергни безумного Акхирома. А на его место поставь какогонибудь кузенанеженку или племянника. Тогда ты станешь настоящим властелином Пелиштии!

Маздак, слушавший будто в забытьи, вдруг рассмеялся.

– Идет! – закричал он. – По коням! Отведи Руфию в мой дом и возвращайся сражаться на стороне гирканцев. Завтра я буду править Пелиштией и ты сможешь просить любой награды. А теперь прощай!

Гирканец, вскинув плащ, вышел из комнаты. Конан повернулся к Руфии:

– Оденься, гурия.

– Кто ты? Я слышала, Имбалайо назвал тебя Амрой...

– Не произноси это имя в Шеме! Я – Конан из Киммерии.

– Я слышала, как о тебе говорили, когда была близка с королем. Не веди меня в дом Маздака!

– Почему? Он будет настоящим правителем Пелиштии.

– Я слишком хорошо знаю эту холодную змею. Лучше возьми меня с собой! Давай ограбим этот дом и убежим из города. В этой суматохе никто нас не остановит.

Конан усмехнулся.

– Ты соблазняешь меня, Руфия, но сейчас расположение Маздака слишком много значит для меня. Кроме того, я пообещал ему доставить тебя в его дом. Я люблю держать слово. Теперь одевайся или мне придется тащить тебя как есть.

– Хорошо, – сказала Руфия, немного успокоившись, но затем остановилась.

Из тела Зерити донесся булькающий звук. У Конана волосы встали дыбом, когда он увидел как ведьма медленно поднялась и села. Несмотря на рану, смертельную для любого воина. Покачиваясь она встала на ноги глядя на Конана и Руфию. Из ран на спине и груди текли струйки крови. Она заговорила, задыхаясь от крови:

– Не такто просто убить дочь Сета.

Она пошла к двери. Затем оглянулась, чтобы сказать:

– Асгалунцам будет интересно узнать, что Амра и его женщина находятся в их городе.

Конан стоял в нерешительности, зная, что для его собственной безопасности ему следует догнать ведьму и разрубить ее на куски. Его дикарское рыцарство не позволило ему напасть на женщину.

– Зачем тебе трогать нас? – выпалил он. – Можешь забирать твоего сумасшедшего короля!

Зерити покачала головой.

– Я знаю, что замышляет Маздак. Если я покину это тело, я отомщу этой проститутке.

– Тогда... – зарычал Конан и, схватив меч Имбалайо, бросился к ведьме. Но Зерити сделала жест и чтото сказала. От стены до стены пролегла линия огня, отделившая Конана от двери. Конан отпрянул, рукой закрыв лицо от страшного жара. Зерити исчезла.

– За ней! – крикнула Руфия. – Огонь – это лишь один из ее трюков.

– Но если она бессмертна...

– Как бы то ни было, головы, отделенные от тела, не выдают секретов.

Конан неумолимо прыгнул через огонь. Мгновение ожога и... пламя исчезло.

– Жди здесь! – рявкнул он Руфии и побежал за ведьмой.

Но когда он выбежал на улицу, никакой ведьмы не было. Он побежал в ближайший переулок, но там ее не было. Он вернулся и побежал в противоположном направлении. Не было никаких следов.

Через пару секунд он вернулся в дом Зерити.

– Ты была права, – проворчал он Руфии. – Берем все что сможем и уходим.

На большой площади Адониса в свете раскачивающихся факелов кружили напряженные тела, ржали лошади и блестели мечи. Шла рукопашная схватка кушитов с шемитами. Вокруг летели проклятия, крики и стоны умирающих. Асгалунцы как сумасшедшие хватали черных воинов и, срезая подпруги, стаскивали их с седел. Ржавые пики бряцали о пики воинов. То здесь, то там вспыхивали пожары. Их вспышки были видны далеко за городом, вызывая недоумение пастухов Либнанских гор. На площадь стекались все новые потоки народа из пригородов. Сотни мертвых тел в кольчугах или полосатых робах лежали под копытами лошадей. Поверх них ездили и кричали живые.

Площадь находилась в кушитском квартале. Сюда и хлынули анакийцы в поисках добычи, пока основные силы кушитов были заняты подавлением восстания. Теперь, вернувшись в свой квартал, темнокожие всадники сметали анакийскую пехоту, превосходя ее в численности. Толпа также была готова вотвот захлебнуться телами. Под командованием своего капитана Бомбаата кушитам удалось сохранить какойто боевой порядок, что дало им преимущество перед неорганизованными анакийцами и безликой толпой. Их эскадроны ездили по площади, расчищая место в многотысячной дерущейся толпе для того, чтобы воспользоваться своей конницей.

Между тем разъяренные асгалунцы крушили и грабили дома чернокожих, растаскивая их кричащих женщин. Пламя горящих домов превратило площадь в островок, плывущий в океане огня. Крики женщин и детей, разрываемых на части, заставляли негров драться еще с большей свирепостью, чем обычно.

Вдруг над конским топотом пронесся звон гирканских литавр.

– Наконецто гирканцы! – сказал задыхаясь Бомбаата. – Долго же они собирались. И где же Имбалайо, во имя Деркето?

На площадь с пеной у рта вскочила лошадь. Всадник, раскачиваясь в седле и держась окровавленными руками за гриву, крикнул:

– Бомбаата! Бомбаата!

– Сюда, дурак! – заревел кушит, схватив удила лошади.

– Имбалайо мертв! – вскрикнул всадник, заглушая гул огня и звон приближающихся литавр. – Гирканцы предали нас! Они убили наших братьев во дворце! Они идут сюда!

С оглушительным грохотом и барабанов на площадь ворвались эскадроны пикадоров, попирая и друзей, и врагов. Бомбаата успел увидеть худое ликующее лицо Маздака, прежде чем его меч снес ему голову.

На горных вершинах Либнана пастухи с трепетом наблюдали за городом. Звон мечей был слышен за милю вверх по течению реки, где бледные придворные дрожали в своих садах. Окруженные закованными в кольчуги гирканцами, свирепыми анакийцами и кричащими асгалунцами, кушиты сражались до последнего.

Толпа первой вспомнила об Акхироме. Она хлынула через неохраняемые ворота во внутренний город и через большие бронзовые ворота в Восточный Дворец. Стадо оборванцев в визгом ринулось по коридорам через Золотые Ворота к Золотому залу. Полетела в сторону золотая занавеска. Трон был пуст. Грязные, залитые кровью руки сдирали со стен шелковые гобелены. Столики из сардоникса с грохотом летели на пол, опрокидывая золотые сосуды. Евнухи в кремовых хитонах с криком бежали, а молодые рабыни стонали в руках восхищенных дикарей.

Акхиром стоял как статуя в Большом Изумрудном зале на помосте, обтянутом мехами. Его белые руки дрожали. У входа в зал сгрудилась кучка верных слуг, отбиваясь от толпы мечами. Отряд анакийцев прорезал толпу и смял заслон черных рабов. Когда клин смуглых шемитских солдат ворвался в зал, Акхиром, кажется, пришел в себя. Он бросился к выходу в противоположном конце комнаты. Анакийцы и пелиштийцы, смешиваясь на ходу, побежали вдогонку. Вслед за ними прибыл отряд гирканцев во главе с кровожадным Маздаком.

Акхиром побежал по коридору, затем рванулся в сторону к винтовой лестнице. Он поднимался все выше и выше, пока не достиг крыши дворца. Но не остановился там. Лестница вела его в тонкий минарет, возвышающийся над крышей, откуда его отец, король Азумелек наблюдал за звездами.

Акхиром поднимался все выше. Преследователи не отставали до тех пор, пока лестница не стала настолько узкой, что по ней мог протиснуться лишь один человек. Погоня замедлилась.

Король Акхиром вышел на крохотную площадку на вершине, огражденную маленьким бордюром и опустил за собой каменную дверь. Он перегнулся через бордюр. На крыше собрались воины, остальные смотрели с главного двора.

– Грешные смертные! – завопил Акхиром. – Вы не верите, что я бог! Я докажу вам! Меня не притягивает земля как червей, вроде вас. Я могу парить в небе как птица. Вы увидите и склонитесь передо мной в молитвах! Я иду!

Акхиром взобрался на бордюр, постоял мгновение и нырнул вниз, раскрыв руки как крылья. Его тело описало длинную крутую параболу и, минуя крышу дворца, ударилось о камни мостовой со звуком дыни, рассекаемой тесаком.

Даже уничтожение кушитов и смерть Акхирома не успокоила разъяренных асгалунцев. Новые толпы слонялись по городу, подстрекаемые таинственными слухами о главаре черных корсаров Амре, якобы находившемся в городе со своей офиркой Руфией. Слухи множились и видоизменялись после каждого рассказа и вскоре уже говорили, что Амра послал Руфию в Асгалун в качестве шпиона пиратов. А на побережье уже стоял пиратский флот, ожидавший распоряжений Амры, чтобы начать наступление на город. Но сколько они не искали, никаких следов Амры и его подружки в городе не нашли.

На север от Асгалуна, через долины западного Шема, пролегла дорога в Кот. С рассветом по этой дороге легким галопом ехали Конан и Руфия. Конан на своей, а Руфия на лошади, потерявшей всадника. На ней была одежда Зерити, тесноватая для ее полной фигуры, но красивая.

Руфия сказала:

– Если бы ты остался в Асгалуне, ты бы мог возвыситься благодаря Маздаку.

– А кто меня просил не возвращать себя хозяину?

– Я знаю. Он был холодным, бездушным хозяином. Но...

– Между прочим, он мне нравился. Если бы я остался, то рано или поздно, один из нас бы погиб изза тебя.

Киммериец засмеялся и хлопнул по кувшину с добычей из дома Зерити так что зазвенели монеты и украшения.

– Я сделаю карьеру на севере. Едем туда, выжимай скорость из этих кляч!

– У меня все еще болит спина от побоев...

– Если не будем спешить, будет болеть еще больше. Хочешь, чтобы гирканцы нас поймали, прежде чем мы успеем позавтракать?

Тени в Замбуле

Конан, как и собирался, прибыл в Замбулу, где очень быстро промотал свои деньги в колоссальной гулянке. Через неделю обжорства, пьянства, драк, распутства и азартных игр он в очередной раз оказался перед лицом нищеты.

1. Барабанный бой начинается

– В доме Арама Бакша скрывается опасность!

Голос говорившего дрожал от искренности и его тонкие пальцы с черными ногтями вцепились в мускулистую руку Конана, когда он прокаркал свое предупреждение. Это был крепкий загорелый мужчина с всклокоченной черной бородой. Его рваная одежда выдавала в нем бродягу. Он выглядел меньше и слабее, чем обычно рядом с гигантом киммерийцем с его черными бровями, широкой грудью и мощными руками и ногами. Они стояли на углу Базара Оружейных Дел Мастеров, а на другой стороне от них проплывал многоязыкий, многоцветный поток замбульских улиц. Этот поток был экзотическим, смешанным, пестрым и крикливым.

Конан оторвал свой взгляд от проходившей мимо темноглазой, красногубой ганарки, чья короткая юбка с длинным вырезом обнажала коричневые бедра при каждом вызывающем шаге, и посмотрел вниз на назойливого попутчика.

– Какую опасность ты имеешь в виду? – спросил он.

Житель пустыни украдкой поглядел через плечо, перед тем как ответить, и понизил голос:

– Кто может сказать? Но жители пустыни и путешественники ночевали в доме Арама Бакша и после этого их никогда не видели и ничего о них не слышали. Что с ними случилось? Он клянется что утром они вставали и уходили своим путем… и верно то, что ни один горожанин никогда не исчезал из его дома. Но никто больше не видел путешественников и люди говорят, что узнавали их добро и снаряжение на базарах. Если их не продал Арам, расправившись с владельцами, то как они там оказались?

– У меня нет никакого добра, – проворчал киммериец, взявшись за окаймленную шагренью рукоятку палаша, который висел у него на поясе. – Я даже продал свою лошадь.

– Но ночью из дома Арама Бакша исчезали не только богатые странники!

– сказал зуагирец. – Нет, бедные жители пустыни тоже ночевали там, потому что плата там меньше, чем в других тавернах, и их после этого никогда не видели. Однажды зуагирский вождь, чей сын исчез таким образом, обратился к сатрапу Джунгиру Хану, который приказал солдатам обыскать дом.

– И они нашли набитый телами подвал? – спросил Конан, полунасмехаясь.

– Нет! Они не нашли ничего! И выпроводили вождя из города с угрозами и проклятиями! Но, – он приблизился ближе к Конану и с дрожью прошептал, – нашли коечто другое! На краю пустыни, за домами, есть несколько пальм и в этой рощице есть яма. И в этой яме находили человеческие кости, обугленные и почерневшие. И не однажды, а несколько раз!

– И что это доказывает? – проворчал Конан.

– Арам Бакш – это демон! Нет, в этом проклятом городе, который построили стигийцы и которым правят гирканцы, где белые, коричневые и черные люди смешались вместе, произведя гибридов из разных оттенков и разных племен – кто может сказать, где человек, а где притаившийся демон? Арам Бакш – это демон в человеческом облике! Ночью он принимает свое истинное обличье и относит своих постояльцев в пустыню, где его собратья демоны из пустыни собираются на тайные сборища.

– Почему же он всегда выбирает только чужаков? – скептично спросил Конан.

– Жители города не потерпят, если он будет убивать их людей, но им нет дела до чужеземцев, которые попадают в его руки. Конан, ты с Запада и не знаешь тайн этой древней земли. Но с начала времен демоны пустыни поклоняются Йогу, Лорду Опустевших Жилищ. Они поклоняются ему огнем… огнем, который пожирает человеческие жертвы.

Будь осторожен! Ты прожил много месяцев в палатках зуагирцев и ты наш брат! Не ходи в дом Арама Бакша!

– Исчезни! – неожиданно сказал Конан. – Вон там идет отряд городской стражи. Если они тебя увидят, то могут вспомнить о лошади, украденной из конюшни сатрапа…

Зуагирец задышал с трудом и судорожно задвигался. Он быстро спрятался между палаткой и каменной лошадиной кормушкой, задержавшись ровно настолько, чтобы успеть сказать:

– Будь осторожен, мой брат! В доме Арама Бакша демоны!

Затем он помчался вниз по узкой аллее и исчез.

Конан подтянул свой широкий пояс для меча и стал спокойно наблюдать изучающим взглядом за отрядом стражников, проходившим мимо. Они посмотрели на него с любопытством и подозрительностью, так как он был человеком, который выделялся даже в такой пестрой толпе, которая битком забила извилистые улицы Замбулы. Его голубые глаза и чужестранные черты лица выделяли его из восточной толпы, а прямой меч только усиливал это отличие.

Стражники не обратились к нему, а пошли вниз по улице, когда толпа широко расступилась перед ними. Они были пелиштийцами, приземистые, крючконосые, с черносиними бородами, метущими по спрятанной под кольчугой груди – наемники, нанятые для выполнения работы, которую сами туранцы считали для себя недостойной. Население Замбулы их ненавидело. Конан посмотрел на солнце, начинавшее садиться за плоские крыши домов на западной стороне базара, и поправив еще раз свой пояс отправился в сторону таверны Арама Бакша.

Походкой горца он двигался по разноцветным улицам, на которых рваные туники хнычущих нищих задевали отделанные горностаем халаты надменных купцов и усыпанный жемчугом атлас богатых куртизанок. Впереди сутулились гигантские черные рабы, толкая чернобородых странников из шемитских городов, кругом вертелись оборванные бродяги из прилегающих пустынь, торговцы и авантюристы со всех стран Востока.

Коренное население было не менее разнородным. Сюда несколько веков тому назад пришли стигийские армии, собрав из восточных пустынь империю. Замбула был небольшим торговым поселком, окруженным оазисами и населенным потомками бродяг. Стигийцы превратили его в большой город и наполнили своими людьми, а также шемитскими и кушитскими рабами. Постоянные караваны, пересекающие пустыню с востока на запад и обратно, приносили богатство и еще больше смешивали расу. Затем с востока пришли туранские завоеватели и отодвинули назад границы Стигии, и сейчас, в течении жизни целого поколения Замбула была самой западной туранской сторожевой заставой, управляемой туранским сатрапом.

Галдеж мириад языков ударил в уши киммерийца, когда беспокойные замбульские улицы окружили его, рассекаемые то там то здесь отрядом цокающих всадников, высокими, стройными туранскими воинами с темными ястребиными лицами, звенящими своими кривыми саблями. Толпа разбегалась изпод копыт их лошадей, так как они были хозяевами Замбулы. Но высокие угрюмые стигийцы, стоящие в тени, яростно сверкали глазами, вспоминая о былой славе. Смешанное население мало волновало, будет ли их судьбами управлять король, живущий в сумрачном Хеми или в блестящем Аграпуре. Замбулой правил Джунгир Хан, но люди шептали, что Нафертари, возлюбленная сатрапа, правит Джунгиром Ханом; но люди шли своей дорогой, щеголяя мириадами своих красок на улицах, торговали, спорили, играли в азартные игры, пьянствовали, любили, как это делало население Замбулы все века с того времени, как ее башни и минареты поднялись из песков Харамуна.

Бронзовые фонари с высеченными на них злобно глядящими драконами зажглись на улицах до того, как Конан добрался до дома Арама Бакша. Таверна находилась в самом конце улицы, идущей на запад. От домов с востока ее отделял широкий сад, окруженный стеной, в котором густо росли финиковые пальмы. К западу от таверны находилась еще одна пальмовая роща и проходя через нее улица переходила в окруженную пустыней дорогу. Через дорогу от таверны, в тени пальмовых деревьев, стоял ряд покинутых хижин, в которых обитали только летучие мыши да шакалы. Когда Конан спустился вниз по дороге, он задумался, почему нищие, которых так много в Замбуле, не заняли эти пустые дома, чтобы ночевать в них. Свет за ним потух. Больше здесь не было фонарей, кроме того, что висел над воротами таверны: только звезды, мягкая пыль дороги под ногами и шорох пальмовых листьев от легкого пустынного ветерка.

Ворота Арама выходили не на дорогу, а на аллею, идущую между таверной и садом финиковых пальм. Конан резко подергал веревку, свисавшую от колокольчика рядом с фонарем, а затем добавил шуму, заколотив по обитым железом воротам из тикового дерева рукояткой своего меча. Смотровое окошко в воротах открылось и черное лицо стало всматриваться сквозь него.

– Открывай, чтоб ты сгорел, – потребовал Конан. – Я постоялец. Я заплатил Араму за комнату и я эту комнату получу, клянусь Кромом!

Негр вытянул свою шею, осматривая в звездном свете дорогу за Конаном; но он без комментариев открыл ворота и затем снова закрыл за киммерийцем, закрыв их на замок и на засов. Стена была необычно высокой; но в Замбуле было много воров и дом на краю пустыни должен быть хорошо защищен от ночных набегов бродяг. Конан зашагал сквозь сад, где большие бледные цветы покачивались в звездном свете, и зашел в столовую комнату, в которой за столом сидел стигиец с бритой головой студента, над чемто размышляющий, и какието неразборчивые фигуры спорили за игрой в кости в углу.

Арам Бакш вышел вперед мягкой походкой. Это был дородный мужчина с черной бородой, доходившей до груди, выступающим крючковатым носом и маленькими черными глазками, которые беспрестанно бегали по сторонам.

– Вы хотите поесть? – спросил он. – Выпить?

– Я съел кусок говядины и буханку хлеба в саке, – ответил Конан. – Принеси мне кружку газанского вина. У меня найдется чем заплатить за нее.

– Он бросил медную монету на заляпанный вином прилавок.

– Вы выиграли за игорным столом?

– Как я мог, начиная с одной горстью серебра? Я заплатил тебе за комнату этим утром, так как знал, что скорее всего проиграю. Я хотел быть уверенным, что этой ночью у меня будет крыша над головой. Я заметил, что в Замбуле никто не спит на улицах. Все нищие выискивают убежища, которые они баррикадируют перед темнотой. В городе должно быть полно очень кровожадных разбойников.

Он жадно выпил дешевое вино с приятным привкусом и пошел вслед за Арамом из столовой. Игроки остановили свою игру и посмотрели ему вслед таинственным задумчивым взглядом. Они ничего не сказали, но стигиец засмеялся страшным смехом, полным нечеловеческого цинизма и насмешки. Другие беспокойно потупили свои глаза, избегая взглядов друг друга. Если изучаешь искусство, которым овладевал стигийский студент, необязательно испытывать обыкновенные человеческие чувства.

Конан пошел за Арамом по коридору, освещенному медными лампами, и ему не понравилась бесшумная походка хозяина. Ноги Арама были обуты в мягкие комнатные туфли, а коридор был застелен толстыми туранскими коврами; в вороватой походке замбульца было чтото отталкивающее.

В конце извилистого коридора Арам остановился у двери, поперек которой на крепких металлических скобах был установлен тяжелый железный засов. Арам поднял его и показал киммерийцу хорошо обставленную комнату. Конан мгновенно заметил, что ее окна были маленькими и заделаны железными прутьями, со вкусом позолоченными. На полу были ковры и кушетка в восточном стиле и табуретки с вырезанным на них орнаментом. Это была комната намного более удобная чем та, за которую Конан мог бы заполучить за эту же цену ближе к центру города… факт, который прежде всего волновал его в то утро, когда он обнаружил, как сильно похудел его кошелек за несколько дней безумного разгула. Он приехал в Замбулу из пустыни всего неделю тому назад.

Арам зажег бронзовую лампу и обратил внимание Конана на две двери. Обе были оборудованы тяжелыми засовами.

– Сегодня ночью ты будешь спать в полной безопасности, киммериец, – сказал Арам, мигая глазами над своей пышной бородой из внутреннего дверного проема.

Конан хмыкнул и бросил свой обнаженный палаш на кушетку.

– У тебя крепкие засовы и прутья; но я всегда сплю с обнаженным оружием.

Арам не ответил; какоето мгновение он стоял, теребя свою бороду и глядя на зловещее оружие. Затем молча ушел, закрыв за собой дверь. Конан установил засов на место, пересек комнату, открыл противоположную дверь и выглянул наружу. Комната была на той стороне дома, что выходила на дорогу, бегущую на запад из города. Дверь выходила в маленький дворик, окруженный своей собственной стеной. Стены, которые отделяли его от остальной части таверны, были высокие и без дверей; но стена, выходившая на дорогу, была низкой и на ее воротах не было никакого замка.

Конан стоял некоторое время в двери. За ним мерцала бронзовая лампа. Он посмотрел на дорогу туда, где она исчезала среди пальм. Их листья слабо шелестели на легком ветерке; за ними лежала голая пустыня. Далеко вверх по улице, с другой стороны до него слабо доходил свет и шум города. Здесь же был только звездный свет, шепот пальмовых листьев, а за низкой стеной – дорожная пыль да покинутые хижины, выставившие свои плоские крыши низким звездам. Гдето за пальмовой рощей послышался звук барабана.

Ему вспомнились предупреждения зуагирца. Сейчас они казались ему менее фантастическими, чем тогда, на заполненных толпой, освещенных солнцем улицах. Конан снова задумался над загадкой этих пустых хижин. Почему нищие их избегали? Он вернулся обратно в комнату, закрыл за собой дверь и запер ее на засов.

Свет начал мерцать. Конан склонился над лампой и выругался, обнаружив, что пальмового масла в ней почти не осталось. Он собрался было позвать Арама, но затем пожал плечами и задул свет. В мягкой темноте он растянулся одетый на кушетке, его мускулистая рука инстинктивно нашла и придвинула ближе рукоятку палаша. Глядя лениво на звезды через зарешеченное окно, слушая шорох ветерка в пальмовой роще, он погрузился в сон, смутно осознавая приглушенный барабанный бой из пустыни – низкий бой обтянутого кожей барабана, возникающий от мягких, ритмичных ударов широкой черной руки…