Текст книги "Мстительные духи (ЛП)"

Автор книги: Роберт Хейс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 28 страниц)

– Это мрачно, – сказал Гуан. Его мутило от вида. Тут были тысячи птиц, собрались группами вокруг куч трупов.

– Они тут, – прорычал Харуто. Хищный тон в его голосе напугал Гуана, и он невольно отпрянул от старого друга.

Они пошли вперед, темный силуэт поднялся по склону справа от них с первого плато. Йорогумо была в сотне шагов от них. Она пошатнулась, держась за лицо, а потом понюхала воздух и посмотрела на них. Ее правый глаз истекал жижей, в нем блестели осколки стекла.

– Ты умрешь тут! – взревел Харуто, вытащил катану и пошёл вперед.

Йорогумо попятилась, хохоча.

– Еще нет, оммедзи, – сказала она. – Мне нужно сначала еще больше сократить ваши ряды, – она прыгнула в воздух с нитью шелка, пролетела над крышами додзе и попала на склон скалы слева от них, поднялась и пропала на третьем плато. Харуто зарычал и пошел дальше, брел по лодыжки в снегу, еще сжимая катану в кулаке. Гуан поспешил за ним.

Вороны хором завопили и взлетели, туча черных крыльев. Гуан побледнел от вида, который они оставили. Сотни трупов валялись кровавыми кучами на площади. В некоторых местах были три-четыре слоя тел, в других одинокие трупы лежали в красных лужах на белом снегу.

– Как думаешь, что она имела в виду под сокращением рядов еще больше? – спросил Гуан.

Харуто оглянулся, скалясь. Он покачал головой, развернулся и зашагал.

Одна из дверей додзе гремела на ветру, и Харуто с Гуаном замерли и смотрели на нее. Харуто выдохнул с шипением сквозь зубы, злобно хмурясь. Гуан переживал за него. Старик нес бремя Тяна слишком долго. Если Харуто не убьет вскоре паучиху, дух сына Гуана вернется с небес и захватит своего друга, и он потеряет их обоих.

– Посмотри на оружие, – Харуто указал на трупы вокруг них.

Гуан огляделся, ругая себя за то, как пропустил это. Некоторые тела были разорваны, руки, ноги и головы валялись отдельно. Другие были пронзены копьями или мечами, избиты кулаками или дубинами. Но одно было ясно: йорогумо не убивала этих монахов, они убили друг друга.

– Это сделал Вестник Костей, – сказал Гуан. – Заставил их напасть друг на друга. Это он делает во всех историях. Сеет безумие, устраивает войны. Настраивает брата против брата.

Харуто медленно кивнул. Шики свистнула. Дверь додзе сдвинулась, и Харуто повернул голову. Крупная женщина в одежде монаха стояла там, заполнила дверной проем. Она сжимала копье в каждой руке, кровавый символ был вырезан на ее лбу. Такой же символ был над дверью додзе. Она вышла из додзе, дюжина монахов вырвалась за ней, все были вооружены и с тем же символом, вырезанным на их истекающих кровью лбах.

Еще одна дверь додзе открылась, больше вооруженных монахов с символами выбежали, но на лбах этих воинов был другой символ. Они махали оружием, кричали требования и оскорбления монахам из других додзе. Третья дверь открылась, четвертая и последняя. Сотни монахов выбежали во двор, кричали о ненависти.

– За меня! – прорычал Харуто, встав перед Гуаном. Первый монах добрался до них – худой старик, кровь стекала со лба по носу. Он взмахнул дико саблей из Нэш. Харуто шагнул в сторону и рассёк мужчину от паха до шеи катаной. Мужчина упал на землю, извиваясь, кровь лилась на снег.

– Ты видел его глаза? – спросил Гуан.

Харуто не ответил. Женщина с двумя копьями напала на него. Ее глаза метались, как у птицы. Она закричала и сделала выпад в сторону Харуто. Он уклонился и пригнулся, но она ударила древком другого копья по его плечу, сбила его на землю. Харуто охнул и попытался откатиться, но крупная женщина вонзила копье в его плечо и прибила его к земле. Она подняла другое копье и пробила грудь Харуто. Он застонал, кашлял кровью на кимоно. Женщина отошла, подняла кулаки и взревела в вопле победы. Харуто стиснул зубы, вытащил копье из плеча и сел. Женщина смотрела на него, склонив голову, а потом пнула Харуто в лицо, сбила его.

Женщина снова подняла руки, но вопль победы оборвался, копье пробило ее горло с брызгами крови. Она пошатнулась, сжала древко копья, а потом рухнула, проливая кровь на снег.

Харуто вытащил копье из груди, Гуан помог ему встать. Он схватил свою катану, и они смотрели на бой на маленькой площади. Воины не наступали рядами, никто не отдавал приказы. Монахи били монахов в хаосе. Гуан смотрел, как бородатый монах с топором убил женщину с нагинатой и другим символом на ее лбу. Толстый монах пронзил бородатого копьем. Местами сражение было яростным, кровавым и быстрым. В других местах монахи обменивались ударами, не сдвигаясь. Гуан и Харуто стояли на краю, пока раны Харуто заживали. К сожалению, ступени на третий уровень были посреди боя. Им нужно было или ждать, пока монахи убьют друг друга, надеясь, что Вестник Костей не спешил воскрешать Орочи, или идти в бой и пытаться пробиться.

– Опять медлим, – прорычал Харуто. Он повернулся к Гуану, скалясь. – Мне надоело медлить. Или не отставай, или убеги и спрячься, – он пошел вперед с катаной в руке, направился к бою.

Харуто отрубил руку худого монаха раньше, чем многие его заметили. Рука упала на примятый снег, мужчина, которому она до этого принадлежала, взвыл и отшатнулся, кровь лилась из обрубка. Харуто обошел летящее копье, разбил древко локтем, ударил катаной по шее женщины, отдернул руку с мечом и пошел дальше в бой. Гуан следовал.

Старый монах прыгнул перед Харуто с кинжалом в руке. Харуто запнулся об отрубленную ногу трупа и получил удар по груди, который убил бы другого. Харуто поймал запястье старика, повернул его до хруста костей, ударил мужчину в живот катаной. Старик упал, держась за живот. Гуан шел вплотную за Харуто, кривясь от резни и запаха крови и внутренностей. Гуан был не просто ошеломлен тем, что монахи убивали друг друга в странном боевом запале, но его потрясало участие Харуто. Старик всегда старался спасти людей, не вредить им. Но тут он сам вступил в резню… это был не он. Не мог быть. Это был Тян, но даже это было предательством духа его сына. Тян ненавидел бессмысленные убийства, потому Гуан и мальчик рассорились годы назад. Его друг и дух его сына так смешались, что это пронзало сердце Гуана ржавыми кинжалами.

Женщина с кровью на лице отпрянула в Гуана, и он пошатнулся. Она повернулась с дао наготове, чтобы разрезать его пополам. Гуан отмахнулся от меча рукой, другой рукой толкнул женщину в грудь. Она отлетела, споткнулась об безголовый труп и упала. Харуто повернулся и прыгнул на нее, вонзил катану ей в грудь.

– Не отставай! – прорычал он, направился к лестнице.

Гуан хотел крикнуть другу, что не обязательно было убивать женщину, но времени не было. Она все равно умерла бы. Все из-за Вестника Костей и его техники, которая свела монахов с ума. Тэнгу, демон, создавал хаос и смерть, он мог питаться этим, становиться сильнее, пока люди монастыря убивали друг друга.

Харуто принял удар копьем в живот. Он схватился за древко и повернул тело, лишив воина с копьем равновесия, притянув женщину ближе. Он оставил на ее груди два широких пореза, и она упала, умерла до того, как рухнула на землю. Гуан пригнулся, катана пролетела над его головой, он оттолкнул меч ладонью. Монах взревел и прыгнул на него. Харуто сделал выпад катаной над плечом Гуана, пронзил глаз монаха. Монах пошатнулся, держась за кровавый глаз, упал на колено. Харуто обошел Гуана и пнул монаха. Он толкнул Гуана к лестнице.

– Шевелись, старый дурак!

Гуан запнулся носком об первую ступень и взвыл от боли, шипя названия всех овощей, которые ел. Харуто стряхнул кровь с катаны, стал шагать по лестнице, минуя по две ступеньки за раз. Гуан оглянулся на бой монахов, убивающих друг друга. Это было ужасно, но Гуан знал, что это было лишь началом. Если они не остановят Вестника Костей, эта бойня станет пустяком по сравнению с тем, что устроит Орочи.

Глава 56

Гнев Харуто был весом на его плечах, давил, делая его шариком, желающим взорваться. Он делал каждый шаг быстрее, почти бежал. Гуан с трудом поднимался за ним, пыхтя, со стонами. Урчание в животе Гуана действовало Харуто на нервы, он скрипел зубами, чтобы не ругать старого друга. Проклятая бойня монахов помешала ему добраться до йорогумо, отомстить. Он сделает ее мертвой, разорванной, с головой на копье. А потом он нападет на Вестника Костей и посмотрит, насколько сложно было убить тэнгу.

Шики с дрожью засвистела на его плече, и он хмуро посмотрел на нее.

– Тихо! – рявкнул он. Маленький дух вздрогнула и чуть не упала с его плеча.

На вершине лестницы он замер на миг, осмотрел третье плато. Там было почти пусто, плоскую землю покрывал снег высотой до лодыжек. В дальнем конце возвышался большой храм, бросая длинную серую тень на белый простор. Дверь храма висла на петле, и старый монах лежал на крыльце, мертвый. В центре плато стояла огромная сакура, которую монахи как-то заставили цвести в холодную погоду. Глупая попытка отогнать злых духов. Розовые лепестки цеплялись за ветки, многие лежали на снегу. Толстые нити паутины свисали с ветвей. Харуто увидел движение среди цветов. Он сжал меч, рук дрожали.

Йорогумо медленно спустилась на толстой нити, плюхнулась на снег, согнув человеческие ноги, паучьи лапы трогали воздух. Темная кровь сочилась из плоти на месте правого глаза, два левых глаза – над и под первым шрамом – были темными и бездонными.

Харуто шагнул к онрё, нога провалилась в снег, ладонь замерла над рукоятью катаны. Он ощутил ладонь Гуана на своем плече. Поэт покачал головой и указал на другие ступени в камни, они вели к последнему плато. К темнице Орочи.

– Она – только отвлечение, старик, – сказал Гуан. – Она хочет задержать нас, чтобы ее мастер успел освободить дракона.

– Тогда мне нужно быстро с ней разобраться, – прорычал Харуто, сжимая челюсти до боли в мышцах.

– Она хитрая, – сказал Гуан. – Подумай. Ты бьёшься на ее земле. Она успела подготовиться. Тебе нужно идти. Сейчас.

– Я не могу бросить ее за нами, – сказал Харуто. – Она ударит со спины, – он разминал шею, пытаясь прогнать напряжение.

– Знаю…

Что-то сверкнуло в угасающем свете слева от них. Кинжал прилетел с плато ниже. Он замер в воздухе на миг, а потом появилась Кира, сжимая нож в ладони. Она упала на снег плато, покачнулась на краю утеса и наклонилась подальше от пропасти.

Йорогумо зашипела на нее.

– Впечатляет, девчушка, – сказал Гуан.

Кира прошла к ним, хмурясь, глаза были красными и опухшими. Рана на ее щеке выглядела как мазок кистью, красные чернила капали с ее подбородка.

– Я поняла технику, которой меня учила Янмей. Она звала это шагом сквозь мир.

– Где принц? – спросил Гуан.

Кожа вокруг глаз Кира потемнела, но треска стекла не было. Она повернулась и хмуро посмотрела на йорогумо.

– Она убила его, – сказала тихо Кира.

Йорогумо рассмеялась и скрылась за стволом дерева.

– Последний из Идо умер в криках? Или ты спасла его от страданий, сестра?

Кира зарычала и метнула кинжал в онрё. Он попал в едва заметные шелковые нити, свисающие с дерева. Кира создала другой кинжал. Харуто кивнул ей.

– Иди влево, а я – вправо. Ударим вместе, и она не сможет сбежать.

Кира поджала губы. Тьма вокруг ее глаз стала почти черной, но ее глаза были ясными.

– Ее яд убивает. Не попадись.

Гуан вздохнул.

– Хватит! – он указал на ступени, ведущие к четвертому плато. – Идите, оба. Не дайте им освободить Орочи. Это мой бой, – он издал невеселый смешок. – Так и должно было случиться.

Харуто смотрел на заснеженную землю, мотая головой.

– Гуан…

– Ты еще не понял, старик? – рявкнул Гуан, сверля его взглядом. – Ты не можешь защищать нас все время. Ты не можешь все время биться за других. Твое луковое бессмертие не поможет во всех боях, и ты не можешь этим укрывать нас. Это мой бой. Тян был моим сыном. Моим! Я всю жизнь подводил его. Я не подведу его теперь. Если я не сделал больше ничего для него, я помогу ему упокоиться. Любой ценой.

– Твои клятвы…

– Не смей сомневаться в моей решимости, – взревел Гуан. – Не ты, старик. Только не ты.

Харуто выдержал взгляд друга, увидел там решимость. Гуана вел не гнев или ненависть, а сострадание. Но этого было мало против онрё. Шики тихо прощебетала. Харуто знал, что его победили. Когда Шики и Гуан соглашались, ему нужно было признать, что они были правы.

– Что она сказала? – спросил Гуан.

Харуто опустил ладонь на плечо Гуана.

– Сказала: не смей умирать!

Гуан печально улыбнулся.

– И не планирую, маленькая редиска.

Харуто похлопал Гуана по плечу и пошел к ступеням, ведущим к четвертому плато. Кира пошла за ним, но замерла перед Гуаном.

– Она убила Кацуо.

Гуан хмыкнул.

– Я сделаю так, чтобы у него не было причины вернуться.

Кира кивнула и обняла старого поэта. Он обнял ее в ответ, и она отодвинулась и побежала за Харуто.

– О, нет, – йорогумо заскулила. – Не уходи, оммедзи. Я хочу, чтобы моя еда была вызовом.

Харуто замер и хмуро посмотрел на паучиху.

– Ты не знаешь, с кем столкнешься, – он подавил гнев и напряженно улыбнулся. – Бой со мной был бы простым, – он повернулся и продолжил подниматься. Он надеялся, что не ошибся, что не бросал друга умирать, но ему нужно было довериться Гуану. Ему нужно было верить, что старый поэт знал, что делал, ради его сына. И у Харуто был свой бой. Он пошел по последней лестнице, Кира была в паре шагов за ним.

* * *

Гуан смотрел, как Харуто и Кира поднимались к четвертому плато, следя за йорогумо. Она не двигалась. Она пряталась за деревом, человеческая ладонь прижималась к стволу, паучьи лапы трогали воздух, плели шелковую паутину. Она точно оставила ловушки на плато. Ему нужно быть осторожным.

Харуто и Кира пропали из виду, и он немного расслабился. Он мог сделать то, что нужно было, не переживая о том, что увидят его друзья. Он пошел к дереву, хрустя снегом, повернул сумку и полез в нее.

– Я думал, ты будешь расторопнее, ёкай, – сказал Гуан, задел свитки клятв ладонью. Он отдернулся от них, словно они обжигали. Обычно они утешали, но теперь… он носил их так долго, свитки и бремя клятв на душе.

Паучиха склонила голову и смотрела на него нечеловеческими глазами.

– Думаешь, я тут, чтобы остановить тебя? – она рассмеялась, царапая кору дерева острыми ногтями. – Глупая муха. Моей работой было сократить количество. Оммедзи не был моей добычей.

Гуан замер и взглянул на ступени, ведущие к четвертому плато. Если паучиха говорила правду, то Вестник Костей знал, что они шли. Это была ловушка. И они в нее не просто вошли, а вбежали. Ему нужно было предупредить Харуто.

– Думаешь убежать, мушка? – сказала йорогумо, скрываясь за стволом. – Вверх по ступеням, чтобы предупредить друзей? Думаешь, ты справишься? Это долгий путь, и спина будет открыта.

Гуан знал, что не сможет. С его коленями подъем будет медленным. Паучиха поднимется по склону и поймает его с легкостью. Нет, лучше было одолеть ее тут. Не дать ей присоединиться к атаке на Харуто и Киру.

Гуан продолжил медленно идти к сакуре. Снег был по лодыжки, усеянный розовыми лепестками. У нее было преимущество. Это было ее логово. Он полез в сумку, вытащил свиток бумаги и поднял его в паре шагов от дерева. Среди цветов вишни и паутины он не видел йорогумо, но был уверен, что она вдела его.

– Ты знаешь, что это? – спросил Гуан. Ответом было молчание. Он развернул свиток и посмотрел на слова там, подпись его кровью. – Это моя первая клятва, – продолжил Гуан. – Я принял эту клятву и три других годы назад. Это мое обещание быть лучше. Ради моего сына, я пообещал не быть монстром, каким был раньше, – он смотрел на дерево с укором. Онрё была где-то там. – Ты убила моего сына! – взревел он. – Из-за тебя он вернулся ёкаем и не может упокоиться. Как я могу быть лучше, если позволяю ему оставаться полным ненависти? Он никогда таким не был. Я был таким, но не он. Я отдал это за него. За своего сына… За Тяна я снова все отдам! – он медленно выдохнул, готовя себя к тому, что должен был сделать. – Я стану монстром в последний раз.

Паучиха рассмеялась за сакурой или среди паутины на ветках.

– Твой сын умер в муках. Я помню ту мушку. Как он кричал. Его кровь была как сладкие сливы на вкус. Может, и твоя такая.

Гуан скрипнул зубами и взял клятву обеими руками.

– Моя первая клятва. Больше не брать в руки оружие, – он порвал свиток надвое. Его клятвы были не просто обещаниями, они были замками, каждый висел на его ци, физический барьер и духовный. Та ци вернулась к нему потоком, прогнавшим холод, усталость и боли возраста. Снег и лепестки поднялись вокруг него, кружились от его энергии. Он ощущал себя моложе, сильнее, гнев бушевал в его крови рекой.

Паучиха медленно отвернулась от дерева и опустилась на землю на человеческие ноги. Ее паучьи лапы двигались на сотне шелковых нитей.

– И все, мушка? Я ожидала больше.

Гуан полез в сумку и вытащил полоску бумаги и чернила. Он опустил кисть в чернила и начертил одно слово на бумаге: дао. Бумага сложилась и стала мечом, чуть изогнутым, одна сторона была острой. Он сунул чернильницу в сумку и сжал рукоять дао обеими руками. Он был с таким мечом в юности. Было приятно снова держать оружие. Это ощущалось правильно. И он ненавидел эту правильность.

Гуан хмуро смотрел на паучиху, приближаясь.

– Это за тебя, Тян.

Глава 57

Гуан побежал, взмахнул рукой, плохо подражая приемам, которые когда-то знал. Он давно не делал этого, и это замедляло его движения, суставы болели. Он издал боевой клич, который раньше вдохновлял его и бандитов, которые шли за ним, но даже это звучало по-старому. В нескольких шагах от дерева его нога за что-то зацепилась, и он упал на четвереньки. Что-то потянуло его ногу вверх, и он закричал. Паучиха хихикала, все еще была у ствола, тянула за нить шелка человеческими руками. Она подняла Гуана за ногу к спутанным липким нитям. Он размахивал бумажным дао, его край был острым, как сталь, рассекал шелк. Гуан упал на заснеженную землю. Йорогумо шагнула к нему на человеческих ногах.

Гуан вскочил, взмахнул дао, бросил снег в лицо паучихи. Он ударил по ней мечом, но она остановила атаку паучьей лапой со звоном металла по фарфору. Она оттолкнула его меч, ударила его по бедру лапой. Боль пронзила Гуана, он отшатнулся, ударяя мечом по ее лапам с обеих сторон.

Он не мог с ней сравниться. Она была сильнее и быстрее. Он был вялым, двигался криво, а она била быстро. У нее были четыре острые лапы и полный рот клыков, о которых он не хотел думать. Он хотел бы свою старую керамическую броню, хоть она была во вмятинах, трещинах и крови. Это было лучше, чем биться в потрепанных штанах и плаще.

Йорогумо потянула за нить лапой, и бумажный меч Гуана дернулся в сторону. Он повернул меч, клинок рассек паутину, но йорогумо уже напала. Она направила к нему лапу, пробила дыру в его плаще. Он поднял меч, чтобы отбить другую атаку, но лапа проехала по клинку и ударила его по голове, оттолкнула его и оставила порез на лбу. Кровь полилась в его глаза и рот, он закричал. Он сплюнул металлический вкус с губ, остановил еще одну лапу и надавил на нее бумажным мечом. Паучья лапа йорогумо гнулась под его дао, она отшатнулась, но отыскала опору и ударила по нему двумя лапами. Он попытался отскочить, но она вонзила лапу в его бедро над коленом, кровь потекла по его ноге под штанами.

Гуан упал на колено, паучиха прыгнула на него, ударяя тремя лапами. Он прокатился по снегу, оставляя кровавые пятна, вскочил, взмахивая бумажным мечом. Клинок пронзил человеческую ладонь йорогумо, рассекая плоть и ломая кость. Она завизжала, отбежала, прижимая к себе руку, скрылась за деревом. Ее всхлипы были музыкой для ушей Гуана, он рассмеялся, поднимаясь на ноги, хрустя коленями, опираясь на меч.

– Все начинает ко мне возвращаться, – сказал Гуан, тяжело дыша. Когда он так потерял форму? Он размял плечи и сделал выпады ногами. Кровь капала с него на снег. Если он не добьет ее вскоре, йорогумо просто дождется, пока он упадет. Она все еще пряталась за сакурой, крича от боли и баюкая пострадавшую ладонь. – Что, уродливый лучок, не можешь исцеляться как твой друг Шин? Думаю, теперь мы знаем, кто самый слабый онрё.

Дерево задрожало, розовые лепестки и снег сыпались вокруг Гуана. Он отпрянул и поднял меч. Паучиха перестала рыдать, но он нигде ее не видел. А потом она спрыгнула с веток за ним, две лапы устремились к нему. Он отбил одну, но другая вонзилась глубоко в его бок. Он закричал и ударил клинком, пытаясь отрубить ее ногу, но край попал по прочной паучьей лапе, и меч застыл. Йорогумо дернулась вперед, ударила всеми паучьими лапами. Гуан повернулся, лапа в его боку вырвалась с брызгами крови. Он пригнулся под другими ее лапами, взмахнул мечом в сторону ее живота. Бумажный меч застыл, клинок был в дюймах от ее плоти. Он потянул за рукоять, но меч не двигался. Он запутался в коконе блестящей паутины. Она потянула на нить оставшейся человеческой ладонью. Меч вылетел из его ладони и проехал по снегу. Она прыгнула на него.

Лапа стукнула его по плечу. Он пытался кричать, но ее ладони сжали его лицо, она прижала его голову к стволу дерева. Краем глаза он видел, как ее рот открылся, блестящие черные клыки подрагивали за ее губами. Гуан поднял левую руку, чтобы остановить ее, и она погрузила клыки в его руку.

Боль была такой сильной, что он не мог даже кричать. Ему конец. Он не мог двигаться под ней, а ее яд убивал. Он не справился, и Тян с Харуто пострадают из-за этого.

Йорогумо подвинулась, вытащила клыки из его плоти и отступила. Гуан застонал, вставая на ноги, ощущая все уставшее старое тело. Он стоял, шатаясь, агония парализовала его руку. Он сдвинул рукав плаща, черные вены тянулись от двух ран к его ладони.

Онрё захихикала.

– Кричи, мушка. Кричи и кричи, пока не умрешь!

* * *

Четвертое плато было самым маленьким. На вершине лестницы был выступ в скале. Деревянная хижина стояла в дальнем конце между обрывом с одной стороны и скалой с другой. Большие двойные двери были приоткрыты, пещера за ними вела в скалу. Снег тут лежал почти по колено, и следы вели от лестницы к двери, рядом была сажа, серая из-за слоя свежего снега. Тэнгу и Изуми уже были внутри. Харуто нужно было поспешить.

Кира укуталась в плащ сильнее, обошла Харуто, устремилась к двери. Тут дул ветер, снег слетал с вершины скалы в сотне футов выше, бил их по лицам. Они пошли по следам Вестника Костей к пещере. Кира шагала поверх снега, Харуто брел сквозь сугробы. Двери были вырезаны – история в картинках о Вековом Клинке и героях, победивших короля драконов. Может, там было послание, подсказка, как совершить невозможный подвиг, но у них не было времени изучать рисунки, и Харуто не мог на них сосредоточиться, когда враги были так близко. Кира прошла в брешь между дверями, и Харуто последовал.

После воющего ветра и снегопада снаружи в пещере было почти уютно. Камень вокруг приглушал ветер, приятное тепло ощущалось как воздух на кухне, нагретый печью. Пещера была огромной, в пять раз выше Харуто, шириной в шесть телег. На стенах висели железные лампы, озаряющие пространство. Харуто ощущал в воздухе запах крови, видел на полу вдали темные силуэты. Монахи, защищавшие темницу. Кира взглянула на него, и он пожал плечами.

– Не отходи, – прошептал он.

Они шли бок о бок, напряженные и готовые. Харуто держал катану одной рукой. Шики ехала на его плече, щебетала ему постоянно. Она всегда докучала ему, когда боялась, и она была в ужасе. Он не отвечал ей, но тайно был благодарен маленькому духу за болтовню. Это придавало ему смелости.

Первое тело, на которое они наткнулись, было с пятнами сажи на лице. Глаза были огромными, шея – разорвана его же руками. Это была грязная работа Изуми. Она задушила мужчину дымом, как сама задохнулась века назад. Это было в природе онрё и всех ёкаев – они всегда передавали свою боль другим. Харуто взглянул на Киру.

Харуто услышал дыхание в воздухе, низкое и медленное, громкое, будто от великана. Кира тоже услышала это и потянула Харуто за рукав.

– Они уже это сделали? – прошептала она. – Орочи свободен?

Харуто задумался. Когда онрё освободили Секирю, дракон вырвался из Небесной Лощины, разгромив камни и тех, кто стоял на пути. Свобода Орочи точно принесла бы еще больше разрушений. Харуто пожал плечами.

– Можно узнать только одним образом, – они пошли глубже в пещеру.

Пещера вскоре стала ещё просторнее, тянулась во тьму. Пол, стены и потолок были вырезаны из скалы. Колонны с факелами тянулись от пола до потолка, и весь зал был увешан длинными красными знаменами, висящими от потолка почти до пола. Трупы монахов валялись всюду. Это было нужное место. Многие монахи выглядели так, словно они разрубили друг друга на куски, другие были разорваны или лежали в пятнах темной сажи, и запах крови пропитал воздух. Слева в дальнем конце пещеры, в бреши между висящими знаменами, был огромный круглый рельеф с языком, который Харуто не узнавал. Большая статуя дракона стояла по бокам рельефа, а ниже сидел мужчина в пернатом плаще и с тэнгай на голове. Харуто все-таки встретил Вестника Костей.

– Ты вовремя явился, – сказал Вестник Костей. Он не двигался, но под бамбуковым ведром на голове явно смотрел на него.

Харуто огляделся, искал Изуми, но ее не было ни следа. Но она могла быть где угодно, прятаться за висящими знаменами. Он постучал Киру по плечу и указал направо от Вестника Костей. Она кивнула и скользнула за красную ткань. Харуто кивнул Шики. Маленький дух пожала плечами. Он кивнул ей и поднял катану. Она прыгнула в меч, клинок стал алым.

– Должен тебе похлопать, сестренка, – продолжил Вестник Костей, повернув тэнгай. Кира застыла посреди шага, словно прикованная к месту, смотрела на тэнгу. – Ты сдержала свою часть уговора и доставила оммедзи, как и обежала.

– Что? – сказала Кира. – Я… я не… – она покачала головой и посмотрела на Харуто. – Нет. Это была не я. Это ложь… – Харуто обошел знамя с золотой вышивкой, взглянул на Киру, а потом на тэнгу.

Вестник Костей подвинулся и встал, высокий и широкий, как медведь. Его плащ был мириадами черных перьев, которые путали взгляд. Его ладони были тонкими и морщинистыми, каждый палец заканчивался темным когтем. И под тэнгаем глаза кружились красками, Харуто не все мог даже назвать. Глядя в те глаза, Харуто ощущал, как в нем закипает жажда крови, желание затеряться в жестокости боя. Он взглянул на Киру и ощутил желание ударить ее, пока она не напала на него. Конечно, она работала против него. Одна из онрё. Его враг.

– Она убедительна, да? – сказал тэнгу. Он широко раскрыл руки, и Харуто увидел на его бедре черную катану с зубцами. – Я долго этого ждал, Ночная Песнь.

Он знал старое имя Харуто. Откуда…

– Я не знала, Харуто, – завопила Кира, шагая к нему, сдвинув в сторону знамя. Оно закружилось. – Он врет.

– Умолкни! – крикнул Харуто. Ярость гремела в его ушах. Кира предала его. Она была все это время одной из онрё, шпионила за ними и вела их. Но это было неправильно. Янмей умерла, чтобы защитить их, защитить Киру. Кира не стала бы работать с монстром, убившим ее мать. Да?

– У тебя тут нет друзей, Ночная Песнь, – сказал Вестник Костей, впиваясь в глаза Харуто взглядом. Его глаза были зелеными, потом желтыми, потом золотыми. Вихрь в глазах сводил с ума, топил его. – Никаких союзников. Никакой надежды. Ты уже проиграл. Ты всегда проигрывал. Ты такой, всегда таким был. Поражением.

Слова тэнгу кричали в его голове. Уродливая правда. Гнев поглощал его, кипел в нем. Это был не его гнев, но он не мог отделить себя от него. Шики свистела, но он не мог понять ее слова. Кира шла к нему, подняв ладони, готовая ударить его в спину. Она тоже говорила. Все говорили, какофония слов ничего не означала. Харуто закрыл глаза, пытаясь скрыться от безумия в газах тэнгу и очистить голову, но Тян ждал его во тьме, искаженное лицо рычало и требовало мести.

Харуто снова открыл глаза. Кира стояла перед ним, тянулась к нему. Она могла мгновенно создать кинжал в ладони. Харуто отшатнулся на шаг, поднял катану и ударил по ее шее.

Глава 58

Гуан кряхтел, развернул сумку и порылся в ней. Его меч лежал в снегу, промокший от его крови.

– Знаешь, – сказал он, кривясь, агония пульсировала в его венах. – Я не всегда был поэтом. Я был бандитом, и у меня была чудесная репутация бандита, – укушенная рука содрогнулась, пальцы дергались. Он вытащил еще один свиток. – Это моя четвертая клятва: больше не использовать мою технику, – он порвал свиток пополам, кусочки улетели на землю. Поток ци хлынул в него, река грозила вырваться из берегов. Его кровь кипела, старая техника, которая долгое время была заперта, просила, чтобы ее использовали снова.

Йорогумо была готова прыгнуть от дерева.

– Ты создал меч своей техникой.

Гуан выдавил смешок сквозь боль.

– То была простая техника, глупый лук! – он опустил правую ладонь на укус на руке, сосредоточился на яде в себе. – Раньше, – процедил он, вытягивая из руки отравленную кровь, – меня знали как Кровавого Танцора, – он вытащил всю зараженную кровь из руки и создал с помощью своей техники алое копье. – Я дам тебе подсказку о своей технике, – он расставил ноги и бросил копье в йорогумо.

Паучиха закричала и отскочила. Копье пронеслось мимо нее и вонзилось в землю, разбилось и забрызгало снег. Гуан вытянул еще кровь из тела, она лилась по его ладоням из дюжины порезов. Он создал из нее алый дао. А потом закрыл своей техникой раны, заставляя кровь засохнуть. Сделав это, он встал, держа дао, тяжело дыша от усилий. Когда-то было просто так управлять кровью, но теперь она будто сопротивлялась. Возраст или годы без техники замедлили его.

Гуан повернул кровавый меч в руке, напоминая себе его ощущение. Все вернулось, как любая зависимость: вес, баланс, приятное продолжение руки. Техника кипела в его венах, пульсировала с его сердцем. Сила его ци, всегда такой мощной, но не постоянной. Ци Киры была бушующей рекой, текущей всегда, но у Гуана ци была как потоп, который сметал все на своем пути, а потом отступал, оставляя только руины.

Онрё сжималась за деревом, смотрела на него нечеловеческими глазами, паучьи лапы задевали друг друга голодно. Ее четыре оружия против его одного были проблемой. Гуан решил, что ему нужно было что-то сделать с этим.

Он побежал, колени болели, но ци не давала ему упасть. Йорогумо завопила и схватилась за нить паутины сверху, но Гуан ударил кровавым дао. Он звякнул об ее лапу. Он развернулся и ударил снова, но и этот удар отлетел от бронированной лапы. Она подняла нижние лапы и ударила по нему, но Гуан отпрянул, кружась среди снега, кровь капала с его клинка на землю. Он снова напал, направил дао к ее выпирающему животу, остановил лапу, сделал финт, повернулся направо и махнул мечом в сторону ее горла. Кровавый меч снова попал по бронированной лапе, оставляя только след крови Гуана на ее волосатом экзоскелете. Гуан снова отпрянул, кружась, ствол дерева теперь был между ними. Кровь капала с его меча, оставляя след на снегу. Он едва мог удерживать меч, давно не практиковался.