Текст книги "Мстительные духи (ЛП)"

Автор книги: Роберт Хейс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 28 страниц)

– Покажи им свою печать, – предложил Гуан.

– Как раз собирался, – сказал Харуто, роясь в кимоно. Он вытащил императорскую печать и поднял ее. – Я – оммедзи. С разрешением императрицы, – это было немного ложью, но он сомневался, что стражи могли отправить гонца в Кодачи и проверить.

– Тут нет ёкаев, – сказал страж. – Развернитесь и уходите. Магистрат не хочет вас видеть.

– Откуда ты знаешь? Ты его не спросил, – сказал Идо Кацуо.

– Мне и не нужно, – сказал страж со шрамами. – Она не хочет вас видеть, – еще два стража вышли из ворот, их стало восемь. Сила не была убедительной, ведь воины выглядели как бандиты, но кто знал, какие техники они скрывали? И Харуто не хотел лезть. Он разбирался с духами. Дела людей лучше было оставить тем, кто обладал властью.

– У вас нет храма, посвященного шинигами? – спросил Харуто. Ему все еще нужно было починить ритуальные посохи, и он мог сделать это только в святилище, посвященном жнецам.

– Нет, – сухо сказал страж со шрамами. – Уходите, – его товарищи ерзали, тянулись к оружию.

Харуто пожал плечами, повернулся и зашагал. Он не знал, что тут происходило, и не хотел знать. Им хватит припасов на пару дней, они могли найти более приветливую деревню. Янмей медлила, но даже она отвернулась с другими.

Они были почти на краю деревни, когда их остановил крик. Харуто обернулся и увидел молодую женщину, бегущую к ним. Она была худой, как другие жители, ее синее кимоно было старым, выцветшим и в дырах.

– Мастер оммедзи, – женщина тяжело дышала, когда добежала до них. – Вы сказали, что вы – оммедзи. С печатью?

Харуто заметил двух стражей, которые шли за ними от дома магистрата. Они следили на расстоянии. Он кивнул женщине.

– Прошу, вы должны мне помочь, – женщина упала на четвереньки и опустила голову к заснеженной тропе. – Спасите мою дочь.

Харуто взглянул на стражей и вздохнул.

– Я не могу бороться с вашим магистратом.

Женщина подняла голову и покачала головой.

– Прошу, мастер оммедзи! – Харуто видел в ее глазах слезы. – Моя дочь у ёкая. Вы должны ей помочь.

Женщина привела их к одному из крупных домов в деревне. Дыра в крыше выглядела так, словно ее никто не пытался залатать, и дом казался хрупким. Она лепетала, открывая дверь. Отчаянный поток слов, который Харуто было сложно прервать. Гуан и принц остались снаружи приглядывать за следящими за ними стражами. Грязь и листья попали в дыру в крыше, в камине был холодный пепел, который нужно было выкинуть дни назад. На столе у печи было ведро воды, но зеленая слизь прилипла к дереву по краю. Запах плесени был сильным в воздухе. Женщина стала суетиться в бардаке, остановилась у двери, которая едва держалась на петлях. За ней лестница вела вниз, Харуто услышал тихий крик внизу.

– Шики, немного света, – попросил Харуто. Маленький дух выбрался из его кимоно и зевнул. Она стала шаром сияющего света. – Спасибо, – сказал он.

– Внизу, – прошептала женщина. – Он прикован, но у него она. Моя Шиори.

Харуто глубоко вдохнул. Ему не нравилась ситуация. Он открыл дверь и стал спускаться. Шики парила перед ним. Это был погреб, наверное, там хранили рис в урожайные времена, но бочки теперь были пустыми. Он дошел до конца лестницы и пригнулся, чтобы не удариться об землю над ним. Там он увидел девушку.

Она сидела на земле, всхлипывая, тело жутко опухло, складки жира лежали друг на друге, обмякли и собрались на холодной земле, как лужи. Лохмотья на ней разорвались из-за растущей массы. Железные оковы на ее запястье впились в ее плоть, надувшуюся вокруг. Оковы были соединены с цепью и металлическим колышком, вонзенным в землю. Глаза девушки были точками на опухшем лице. Она сунула в рот горсть земли, жевала сломанными зубами. Ее ладони были в крови, ведь она рыла землю и пихала в рот. Ёкай не держал девушку в плену. Девушка была ёкаем.

Женщина спустилась по лестнице и прошла мимо Харуто.

– Нет-нет-нет, Шиори. Не нужно это есть.

Харуто схватил женщину за руку, глаза ёкая расширились, и он потянулся к ней свободной рукой. Харуто оттащил ее.

– Все хорошо, Шиори, – вопила женщина. – Все хорошо. Я знаю, ты мне не навредишь, – она повернулась к Харуто, слезы лились по ее лицу. – Это не она. Не моя Шиори. Это ёкай. Она у него, он не отпускает ее. Шиори – хорошая девочка.

– Мамочка, – сказал ёкай высоким и дрожащим голосом. – Я хочу кушать.

Женщина попыталась вырвать из хватки Харуто, но он оттянул ее и толкнул к лестнице.

– Кира, прошу, отведи ее наверх, – Кира взглянула на ёкая, сжала женщину и повела ее.

– Звезды, – Янмей добралась до погреба. – Что… – она укуталась сильнее в одеяло и скрыла уголком нос.

– Это нуппеппо, – сказал Харуто. Он смотрел, как рыдающий ёкай сунул еще горсть земли в рот. – Идем, – он повернулся и пошел по лестнице.

– Ты не убьешь ее? Ничего не сделаешь? – спросила Янмей.

Харуто пожал плечами.

– Да, я кое-что сделаю. Но я еще не знаю, что. Не все ёкаи жестокие. Не всех нужно жестоко убивать.

Женщина сидела на коленях у маленькой кроватки, рыдала в ладони. Кира стояла рядом с ней, переминаясь с ноги на ногу, ей было не по себе.

– Гуан, – позвал Харуто. Старый поэт что-то буркнул о том, что не был слугой, и заглянул в дом. – Поищи хворост. И возьми принца.

– О, да, мой лорд, – сказал Гуан. – Что-нибудь еще, мой лорд? Может, свежих булочек и горячую воду? – он рассмеялся и пропал за дверью. Через миг Харуто увидел в окно, как он подталкивал принца перед собой на заснеженной тропе.

Харуто опустился перед женщиной на колени, нежно убрал ее ладони от ее лица. Ее глаза опухли.

– Вы можете ее спасти?

– Меня зовут Харуто, – сказал он с улыбкой. – А тебя?

– Сен.

– Сен, – сказал Харуто. – А твоя дочь – Шиори?

Она кивнула.

– Прошу, спасите ее.

Харуто нежно сжал ладони женщины.

– Сен, Шиори мертва.

Глаза Сен расширились, она замотала головой, уже пытаясь встать. Харуто крепче сжал ее ладони, не пустил ее в погреб.

– Нет, – взвыла Сен. – Она не может быть мертва. Это ёкай. Вы должны убить ёкая, не мою девочку.

– Шиори мертва, – повторил Харуто. Ей нужно было принять это. Дальше будет тяжелее.

Сен покачала головой.

– Твоя дочь не у ёкая, Сен. Ёкай и есть твоя дочь. А стать ёкаем можно только через смерть.

Лицо Сен исказилось, она прижалась к Харуто, уткнулась лицом в его кимоно и закричала. Она била по нему костлявыми кулаками, рыдала в его плечо. Вскоре у нее кончились силы. Бедная женщина голодала, устала от тревоги. Ее отрицание позволяло ей держаться, и от этого проблема ухудшилась.

– Она не всегда была такой, – сказала Сен, отодвинулась от Харуто. Она вытерла глаза и нос рукавом. – Шиори была худой девочкой. А потом она стала расти, становиться выше и худее. Даже когда она не ела, когда у нас не было еды, она росла. Магистрат пришла и обвинила нас в краже еды. Она приковала мою маленькую Шиори. Она не сделала так со мной, потому что я еще могла работать. Мы не воровали еду. Честно.

– Знаю, – сказал Харуто. – Твоя дочь умерла, Сен. Она стала нуппеппо. Это ёкай, который… худшее еще не случилось. Но я могу помочь. Я не могу ее спасти. Но я могу попытаться дать ей покой. Неподалеку есть храм? Посвящённый шинигами?

Сен шумно вдохнула и покачала головой.

– Ближайший храм – Кладбище Мечей, но это в трех или четырех днях ходьбы отсюда.

Харуто улыбнулся, хоть и злился.

– Я что-нибудь придумаю. Поспи. Завтра мы подарим твоей дочери покой, в котором она нуждается. Вместе.

Сен скривилась, но не заплакала в этот раз. Она легла на пол у кроватки и закрыла глаза. Она тут же уснула. Харуто немного завидовал ей. Его всегда удивляло, как легко люди могли уснуть, когда кто-то забирал у них часть бремени.

Он встал и поманил Янмей и Киру выйти, последовал за ними из дома. Гуан и принц возвращались, каждый нес охапку прутьев.

– Все решено? – спросил Гуан.

– Даже не начал, – сказал Харуто. – Разведи внутри огонь. Следи за женщиной. Когда она проснется, не пускай ее в погреб.

Гуан прищурился, но кивнул. Принц открыл рот, но Гуан толкнул его внутрь.

Два стража из дома магистрата стояли у ветхого дома с другой стороны дороги, следили за ними. Они не выглядели голодными, один из них был толстым, как буйвол.

– Та девочка умерла от голода, – сказал Харуто как можно спокойнее. – Не знаю, было это до того, как магистрат приковала ее, или после. Но она умерла от голода, и вряд ли она одна.

– Я видела такое раньше, – сказала Янмей. – Магистрат и ее стражи – бандиты. В некоторых местах бандитам дают землю и титул, а не прогоняют мечом. Это никогда не помогает. Они часто продолжают забирать, и они забирают у людей, которых должны защищать, – она хмуро посмотрела на стражей, следящих за ними. – Ты можешь помочь девочке?

Харуто прислонился к стене, скользнул вниз и сел. Он так устал. Снежинка опустилась к нему, Шики прыгнула к ней, схватила из воздуха и съела. Она радостно закружилась.

– У оммедзи есть четыре способа разобраться с ёкаями, – он закрыл глаза, Тян ждал его во тьме, скаля окровавленный рот. Харуто быстро открыл глаза. – Мы не можем просто убить бедную девочку. Смертельный удар отделит духа от тела, но только отпустит его. Дух найдет другое тело, еще одну бедную душу, умершую от голода. Я мог бы ритуальными посохами создать барьер, который направит духа к небесам в руки Оморецу, моего покровителя-шинигами.

– Прости, – сказала Кира.

Харуто отмахнулся. Это все еще раздражало его, но он сомневался, что злость была его. Лучше было просто отпустить. Она пыталась помочь.

– Оммедзи может забрать себе бремя ёкая. Тогда, когда ёкай убит, он сразу переходит к перерождению. К сожалению, я уже принял бремя. Я не могу взять еще одно.

– Тян? – спросила Янмей.

Харуто кивнул.

– Пока йорогумо не мертва…

– Сифэнь, – сказала Кира. – Так ее зовут. Леди-паучиху.

– Пока йорогумо не мертва, – повторил Харуто, – я не могу взять бремя другого ёкая. Шики – духовный меч, не смертное оружие. Ее удар может убить ёкая и отправить его на небеса, но без ритуальных посохов Оморецу не сможет забрать душу.

– Что это означает? – спросила Янмей.

Харуто скрипнул зубами, приходилось все им объяснять.

– Работа шинигами – собирать души мертвых и направлять их в следующую жизнь, – сказал он. – Но они – не самые охотные работники. Они – духи, великие ками, которые получили от богов бесконечное задание. Они видят в нем бремя, когда другие ками, как драконы, могут летать, как птицы, и делать, что пожелают. Смертные духи летят к шинигами. Если я отправлю ёкая к Оморецу, он сделает работу. Но шинигами не летают по небу в поисках непривязанного ёкая. Они не отправляют их в следующую жизнь. Они делают это, только если хотят своих приспешников в мире, – он пожал плечами. – Если я направлю дух Шиори к Оморецу, она отправится на небо такой, какая она сейчас. Она всегда будет нуппеппо. Она сможет однажды найти выход и захватить другое тело.

– А четвёртый способ? – спросила Кира.

– Ты его видела, – сказал Харуто. – Он похож на третий, но не такой жестокий. Обычно. Ёкай вернулся из-за причины – месть, неисполненное желание, нарушенная клятва. Кто знает? Но причина есть всегда. Если я смогу дать нуппеппо то, чего она хочет, дух уйдет мирно.

– Как мальчик в шахте? Мы поиграли в прятки, и он исчез.

Харуто улыбнулся и кивнул.

– И это тоже позволяет пропустить шинигами? – спросила Янмей. – Сразу к следующей жизни?

– Да, – сказал Харуто. – Звучит просто, да? Сначала нужно понять, с каким ёкаем имеешь дело, а потом решить, что сделало его ёкаем, и как исполнить его желание или ослабить бремя, – он вздохнул. – Думаю, тут все очевидно. Магистрат забирает еду. Ее стражи сытые, даже толстые. Они обвинили девочку и ее мать в краже, но девочка умерла от голода, прикованная в подвале. Думаю, нужно украсть немного еды у магистрата и дать ее Шиори.

– Справедливость, – сказала Янмей, – отчасти.

– Или отмщение? – спросила Кира. Тьма вокруг ее глаз стала светлее, но не пропала. Девушка и ёкай боролись за контроль. – А если Шиори хочет увидеть, чтобы голову магистрата снесли с плеч?

Янмей бросила взгляд на девушку.

– Возможно, – не спорил Харуто. – Но вряд ли. Нуппеппо – безвредные ёкаи. Почти всегда. Они просто едят все, что видеть. Если оставить нуппеппо одного, он никого не убьет, но их неутолимый аппетит – удар по запасам еды.

– Нужно украсть из поместья еду, покормить бедняжку и отправить ее дух в следующую жизнь? – Янмей улыбнулась. – Я это сделаю.

– А? – Харуто склонил к ней голову.

– Я проберусь и украду еду, – сказала она. – Не смотри на меня так. Я не так слаба и бесполезна, как ты думаешь. И те стражи следят за тобой, я не за мной. Они решат, что я – просто хрупкая старушка, – Харуто не знал, было ли такое мнение ошибочным.

– И я пойду, – сказала Кира.

– Да? – улыбка появилась на лице Янмей.

Кира кивнула, но не смотрела на Янмей.

– Идите в темноте, – сказал Харуто. Он был рад, что они вдвоем пойдут. Янмей в ее нынешнем состоянии нуждалась в помощи. А Кире нужен был тот, кто не даст унгайкьо захватить контроль. – Я устрою отвлечение у ворот.

– Как? – спросила Янмей.

Харуто пожал плечами.

– Не знаю. Буду жонглировать или придумаю что-нибудь еще.

Глава 42

– Нужно так расхаживать? – спросил Идо Кацуо, Кира снова прошла за ним. Он сломал ветку надвое, бросил кусок в камин.

Гуан смотрел, как Кира скрипнула зубами, развернулась и пошла обратно за Идо Кацуо. Шики двигалась за ней как перекати-поле на ветру.

– Я должна, – едко сказала Кира. – Это меня успокаивает.

– А на меня это действует иначе, – сказал Идо Кацуо.

– Хорошо тогда, что я – не ты, – Кира повернулась и пошла в другую сторону.

Идо Кацуо вскинул руки, поднялся на ноги и стал расхаживать в обратном направлении от Киры. В этой хижине было мало места для них всех, но они вдвоем умудрялись ходить, хмуро глядя друг на друга, ускоряясь с каждым поворотом.

Гуан давно понял, что ожидание чаще всего портило нити плана. Как говорил философ Донг Ао: «Попросишь человека подождать минуту, она покажется ему часом. Попросишь подождать час, и он покажется днем. Попроси десять человек подождать минуту, и она покажется им десятью секундами». Это напоминало их ожидание наступления ночи в хижине Сен.

Харуто справлялся неплохо, сел на пол, скрестив ноги, и медитировал, хотя он приоткрывал глаз и наблюдал за Сен. Бедная женщина придвигалась к двери погреба. Янмей была неподвижна, но Гуан догадывался, что это было необходимо. Она подавляла свою ци, двигалась медленно, как древняя. Кира и Идо Кацуо были комками нервной энергии, отказывались сидеть смирно. От постоянных отвлечений Гуану было сложно написать новую поэму. Он записал пока лишь: «Я ненавижу холод».

– А ведь я не закончил историю Ночной Песни, – сказал Гуан, прерывая спор Киры и Идо, который вел к тому, что она собиралась побить принца.

Кира посмотрела на Гуана темными глазами, и он чуть не передумал, но ее глаза быстро прояснились, и она улыбнулась. Она становилась страшнее с каждым днем.

– Нужно рассказывать остальное? – спросил Харуто. – Там… я плохо себя показал.

Гуан склонился и похлопал друга по колену.

– Все хорошо, старик. Мы все тебя знаем, мы понимаем, каким ты стал. И это уместно, – он огляделся, все смотрели на него. Даже принц прислонился к дальней стене, скрестил руки и слушал. – Дальше я расскажу, как и почему Ночная Песнь выбрал путь оммедзи.

* * *

Мы покинули трагичного шинтея, Ночную Песнь, на низшей точке в его жизни. После многих лет славы величайшего мечника и героя Ипии он был побит, сломлен, стал нищим, а его жена, Изуми, была убита. Хуже, он нашел свою жену, ставшую ёкаем, мстительным духом, жаждущим причинять боль и вымещать гнев на невинных людей Ипии. Встреча с такой Изуми стала последней каплей для Ночной Песни, он не мог все это вынести. Было уже плохо увидеть, как любимая женщина стала монстром, но он знал, что для нее было хуже. Изуми всегда была сострадательной, и теперь она стала монстром, хотела только навредить другим. Ночная Песнь ничего не мог с этим поделать. Он не мог ни убить ее, ни спасти. Месть Тошинаки была завершена, и Ночная Песнь был разгромлен.

Но он не сдался отчаянию, дал себе последнее задание. Он был шинтеем, и он поклялся Изуми, что освободит ее от проклятия. Он знал об ордене уважаемых оккультистов, чьей работой было охотиться на ёкаев и отпускать их духов на небеса. Оммедзи были скрытными, их действия были тайной, как и их местоположение. Но все знали, что их одобрял сам император Исэ.

Ночная Песнь вернулся в Кодачи как нищий. Люди его не узнали. Стражи замка его не узнали. Даже семья, из которой была его жена, не узнала его. Он молил об аудиенции с императором, но его прогоняли. Вариантов не было, Ночная Песнь дождался, пока император покинет замок, бросился перед паланкином и стал молить о мгновении времени императора. Змеиная стража вытащила оружие и приготовилась убить Ночную Песнь, но император остановил их клинки. Он узнал Ночную Песнь, попросил опозоренного шинтея подойти ближе. Ночная Песнь подполз к императору, опустил голову к грязи, извинился за смерть любимой кузины императора и за то, какой она стала. Он умолял императора исполнить его последнюю просьбу: сказать, где оммедзи.

Император даровал Ночной Песне одну просьбу, но при условии. Больше он не придет в Кодачи. Император не хотел больше слышать имя Ночной Песни. Ночная Песнь поклонился и согласился. Он уже все потерял, и его имя ничего не значило.

Когда он дошел до лесной деревни оммедзи, оккультисты не были рады. Они редко принимали кого-то в свой орден, и когда они принимали, новички были обычно юными и сильными, а не нищими стариками. Что важнее, их выбрали шинигами. Они окружили прибывшего, мужчины и женщины в роскошных нарядах, с ритуальными посохами и яростными духами-спутниками. Они прогнали ему и сказали не возвращаться. Голодный, почти лишенный силы воли, путник прошел на кладбище деревни и лег, чтобы умереть.

На кладбище были сотни храмов, каждый был посвящен шинигами. Путник посетил их все, молясь каждому, чтобы его жалкое существование закончилось. Шинигами молчали. А потом он пришел к маленькому храму в ужасном состоянии в дальнем конце кладбища. Камень там потрескался, двери висели криво, а земля вокруг воняла мочой. Видите ли, среди шинигами был один, чье имя высмеивали, ками-хитрец, которого не любили боги, которого чурались другие шинигами. За его храмами не ухаживали, его имя было почти забытым, пока путник не сел помолиться.

Оморецу явился к путнику, окруженный духами. Он казался добрым стариком в грязных лохмотьях, похожих на одежду путника, ноги были босыми. Путник рассказал о своем деле, попросил шинигами об услуге. Он хотел стать оммедзи, найти Изуми и дать ей покой, которого ее лишили. Оморецу видел, как оммедзи смотрели на путника свысока, увидел шанс поиграть. Он давно не имел своего оммедзи.

Оморецу дал путнику задание, чтобы доказать верность. Он опустил перед путником вакидзаси и попросил его лишить себя жизни. Если он сделает это, Оморецу убедится, что у Изуми будет шанс на покой.

Путник увидел шанс. Покой для Изуми и для него. Он взял меч и приготовился, рухнул на меч, клинок вонзился в грудь.

Но путник не умер. Оморецу обманул бедного дурака. Задание проверило его верность. Как только клинок пронзил кожу путника, Оморецу благословил его, и они заключили сделку. Путник обучится и станет оммедзи. Другие оммедзи не могли больше прогонять его, ведь Оморецу был его покровителем. Но это было не все. Шинигами лишил путника смертности, благословение или проклятие, зависело от взгляда. Он будет бродить по земле, служа Оморецу, пока призрак его жены еще был там.

Как вы понимаете, он все еще бродит по земле, ищет ёкая, каким стала его жена.

* * *

Наступила ночь, и Янмей с Кирой вышли из дома Сен и пошли подальше от стражей. Людей в деревне было уже больше. Фермеры вернулись с полей, катили телеги по грязным тропам. Женщины несли ведра воды от колодца, все молчали, отводя взгляды от стражей. Стражи – или бандиты, как понимала Янмей – ушли за стены дома магистрата, и из-за стен доносился шум.

Идо Кацуо вызвался пойти вместо Янмей, но она не доверяла принцу. В нем было двуличие, которое она видела во многих ранее, и он признался, что был убийцей. И она хотела сделать это. Ей нужно было доказать, что она была полезной даже без техники. Наследие ее отца многое ей давало годами, но отобрало у нее еще больше. Она гадала, знал ли он цену использования техники? Потому он так редко ее использовал? Она всегда думала, что он просто был слабее, чем она. Может, он был мудрее. От этой мысли она чуть не рассмеялась. Пылающий Кулак был бандитом, убийцей, тираном, отцом. Но вряд ли кто-то когда-то звал его мудрым. Но, когда Янмей была юной, она помнила, что стремилась стать такой, как он, думала, что он все знал. Он был сильным, не только физически, но и с силой решимости. Янмей много раз видела, как он ехал, чтобы убивать и грабить, и хотела поехать с ним. Хоть она знала, каким он был и что он делал, она все еще хотела быть рядом с ним. Хоть она страдала от его руки, она все еще хотела порадовать его. Притяжение семьи было сильным, но, как и огонь, оно могло согревать и обжигать. Янмей прогнала глупые мысли из головы.

Они обошли деревню и пошли к холму. Кира была мрачной тенью во тьме. Ее радостная энергия покинула ее, и девушка казалась ёкаем сильнее, чем раньше. Янмей теряла Киру, проигрывала другой ее половине. Она ощущала потерю даже сильнее, чем огонь, который согревал ее все годы.

Подъем по холму был утомительным, и они шли в тишине. Ноги Янмей пылали, Кира шагала впереди нее. Когда они добрались до холма с видом на дом магистрата, они ждали, притаившись во мраке, пока Харуто не отвлечет стражей.

– Вестник Костей сказал, что ты сдерживала меня, – прошептала Кира. Янмей видела знакомую тьму в ее глазах. – Он сказал, что ты и все в Хэйве пытались сделать меня той, кем я не являюсь. Вы заставляли меня быть человеком, подавлять ёкая во мне.

Янмей открыла рот, но Кира продолжила:

– Он сказал, что я могу быть сильной, как Шин, но мне нужно принять унгайкьо и перестать позволять тебе сдерживать меня, – она вдохнула с дрожью. – Я видела ее. Каждый раз, когда я смотрю в зеркало, я вижу ее. Унгайкьо. Меня, – Кира повернулась к Янмей, ее глаза блестели от слез. – Я не хочу быть ею. Я не хочу быть ёкаем. Я хочу быть хорошей.

Янмей приблизилась и обвила Киру руками, притянула ее к себе.

– Ты не обязана быть ёкаем.

– Но она ждет меня. Я чувствую ее. Она пыталась убить Харуто, – Кира шмыгала носом. – Только ты останавливаешь меня. Не бросай меня. Прошу, не дай ей выйти снова.

Янмей обнимала Киру, не зная, кто из них дрожал сильнее. Конечно, она останется с Кирой. Янмей будет там… сколько сможет.

Кира напряглась в ее руках и отпрянула. Она вытерла глаза рукавом и нахмурилась.

– Ты холодная, – сказала она. – Почему? Ты никогда не была холодной.

Янмей покачала головой, улыбнулась своей дочери и соврала ей:

– Эффект от использования моей техники в Кодачи. Мудрец говорил, что такое могло произойти. Я в порядке.

Кира сжала ее ладони и посмотрела на повязки.

– Мудрец сказал, что твоя техника вредила тебе.

Янмей убрала руки.

– Да. И он был прав. Но я в порядке. Я просто не могу сейчас использовать много ци.

– И твоя нагината, – сказала Кира. Она только сейчас заметила, что случилось в Кодачи. Ее так отвлекла борьба с ёкаем в себе, что она не замечала больше ничего.

– Я потеряла ее, – печально сказала Янмей. – Я билась со стражем. Он был сильнее, чем я ожидала. Но ты одолела много таких, – она прижала ладонь к щеке Киры. – Я так тобой горжусь. Ты выросла такой сильной.

Кира покачала головой.

– Я не сильная. Я боюсь.

Они услышали крик из дома. Кто-то устроил шум. Отвлечение началось, пора было проникнуть и украсть еду. Она опустила перевязанную ладонь на шею Киры и притянула ее ближе, их лбы соприкоснулись.

– Бояться – это хорошо. Страх не делает тебя слабой, он делает тебя человеком, – она сглотнула ком в горле. – Теперь нам пора двигаться.

Они пошли ближе к краю, соскользнули по склону. Луна была на севере, почти скрылась за облаками, и они были в тени. Пока они молчали, их вряд ли заметят. Склон был невысоким, всего сорок футов, но путь был утомительным. Кире было легко двигаться, ее ловкие пальцы находили выступы, ее ци придавала ей сил. Янмей не была такой одаренной. Ее пальцы болели, ногти ломались об камень. Пот стекал по ее голове и в глаза, ее мышцы пылали. Ладонь за ладонью, она спускалась, ноги с трудом находили опору в рушащемся камне. Ее мир стал склоном холма перед ней, спуском, полным боли.

– Прыгай, – прошипела Кира.

Янмей рискнула посмотреть вниз. До дна было десять футов. Кира стояла под ней, махала ей отпустить, протягивала к ней руки. Янмей уже не была грациозной, так что могла позволить Кире поймать ее. Она оттолкнулась от склона и упала, затаив дыхание, пока гравитация притягивала ее.

Кира поймала ее, охнув, и опустила. Янмей почти смеялась. Она помнила, как носила Киру на плечах, когда она была ребенком, и они бегали кругами по землям академии. Девочка смеялась и требовала, чтобы Янмей бежала быстрее. А потом Кире надоедало быть пассажиром, она спрыгивала с плеч Янмей и бежала рядом, ее ножки пытались не отставать, и она смеялась, словно это было веселее всего. Прошло десять лет, а ощущалось как жизнь. Она так быстро выросла, а тело Янмей быстро сдалось из-за ее техники.

Они стояли в маленьком ухоженном саду. Хоть была зима, зеленая трава приминалась под их ногами, и Янмей слышала журчание текущей воды, небольшой ручей вился по саду. Тут было несколько деревьев-бонсай, несколько камней, деревянный мостик над ручьем. Казалось, кто-то создал сад, подражая определенной сцене пейзажа в миниатюре. Два каменных постамента стояли по краям сада, отмечая вход на дорожку, ведущую к дому. На постаментах стояли свечи, горели в маленьких подставках, открытых со всех сторон, но закрытые сверху. Забота и внимание были заметны в этом саду.

Кира подобрала что-то и посмотрела, потом показала Янмей. Это была деревянная фигурка лошади, и она была не одна. Тут была дюжина других в разных позах. Она бросила игрушку, и они пошли к зданиям, надеясь, что Харуто отвлечет стражу надолго, и они успеют зайти и выйти. Судя по шуму, доносящемуся от ворот, он привлек внимание всех стражей в деревне.

Они дошли до двери главного дома, двухэтажного здания, занимающего большую часть двора. Янмей сдвинула дверь, и Кира ворвалась. Янмей прошла за ней, задвинула за собой дверь. Было приятно делать это с Кирой, хотя расстояние между ними росло с каждым проведенным вместе мгновением.

Янмей ожидала, что внутри будет некрасиво, как и в других домах в деревне, но тут было далеко не так. Поместье было чистым внутри, стены были недавно выкрашены, и запах лимона покалывал ее нос. Они были в вестибюле, слева от Янмей была полка, где обуви хватило бы для маленькой армии. Кира приподняла бровь с вопросом, но Янмей махнула ей идти. Они пришли не проверять чистоту бандитов. И все же Янмей схватила обувь с полки и проверила размер на своих ногах. Она открыла сумку на груди и убрала обувь туда, последовала за Кирой.

Крики снаружи стали громким смехом. Янмей гадала, был ли там и Гуан, рассказывал шутки. Еще один запах донесся поверх запаха лимона: жарилась рыба. Они пошли на запах, крались мимо пустых комнат, многие выглядели так, будто там жило по два-три человека, судя по футонам. Они пошли за запахом рыбы налево на развилке коридоров, услышали удивленный звук. В двадцати шагах от них страж прислонялся к стене. Он вздрогнул при виде них и открыл рот. Кира бросилась, как змея, и оказалась на нем. Она вонзила кулак в его живот, и он согнулся. Она создала кинжал и потянулась к его шее.

– Нет! – выдохнула Янмей так громко, как только осмелилась.

Кира застыла, зеркальный кинжал был у шеи мужчины. Сон покинул его, и он смотрел на Киру огромными глазами. Янмей увидела, как Кира посмотрела в зеркальную поверхность своего кинжала, сжалась в ужасе. Оружие разбилось в ее руке. Страж попытался сжать ее горло ладонями. Янмей шагнула ближе и ударила его кулаком по челюсти. Она была старой, не могла использовать ци, но она выросла среди бандитов, и она знала, как бить руками. Мужчина рухнул кучей и не встал. Боль ударила Янмей через миг. Она будто ударила по камню.

Янмей тянулась к двери, когда ладонь схватила ее. Она оглянулась, увидела напуганную Киру, вместо одного глаза была жуткая темная пустота. Она сжала ладонь Киры, но у них не было времени на паузы. Кира кивнула, и Янмей отпустила ее и открыла дверь.

Кухня была большой, полной запаха рыбы, риса и трав. Молодая женщина в фартуке стояла за котелком, в ее ладони была веточка с листьями. Она застыла, увидев Янмей в дверях. Женщина была единственным поваром, а еды готовилось много, так что ей не хватало рук. Янмей смотрела на женщину, прижала палец к губам и прошла на кухню, Кира – за ней.

– Нам не нужно много, – сказала Янмей. – Мы не за едой для всей деревни, только для одного ребенка.

Женщина не двигалась с прутиком в руке. Она взглянула на огонь, там жарилась рыба. Янмей кивнула ей, и женщина подбежала к рыбе, перевернула ее, чтобы рыба не сгорела.

– Прости за это, – сказала Янмей. – Если они спросят, скажи, что я прижимала меч к твоей шее, – женщина кивнула и продолжила работу.

Кира подошла с сумкой, полной риса, парой яиц и горстью овощей. Этого хватило бы маленькой семье. Или голодному ребенку и ее матери. Янмей улыбнулась ей, и они вышли из комнаты тише, чем вошли. Подъем по склону холма был хуже, чем спуск. Кира справилась с относительной легкостью, но Янмей было трудно. Она вспотела, была в агонии, когда Кира вытянула ее на вершину. Она лежала там минуту, тяжело дыша, слушая звуки ночи, глядя, как снежинки лениво падают вокруг нее. Ее дыхание обжигало, как огонь в легких. Поместье оживало, они обнаружили мужчину, которого она вырубила. Им нужно было собраться и готовиться к возмездию. Янмей хорошо знала бандитов, они не позволяли воровать у них.

Глава 43

Сен не спала и суетилась. Она хотела увидеть Шиори, убедить дочь, что все будет хорошо. Но ее ложь не услышал бы тот ёкай. От девочки почти ничего не осталось. Только душа, которую нужно было отправить в следующую жизнь. Гуан развел огонь, принц принес воду из колодца. Сначала он заявил, что носить воду ему не подобает, но Харуто предложил ему проверить Шиори вместо этого, и один взгляд на нуппеппо убедил принца, что носить воду – хорошее занятие.

Отвлечение сработало. Ему отказали во встрече с магистратом, но Шики привлекла внимание почти двадцати человек у поместья. Она прыгала из предмета в предмет, захватила метлу, камень, факел, даже наплечник женщины. Последнее было гениальным поступком, и все смотрели, как у брони женщины появились глаза и рот, и раздался звук, будто кто-то влажно пукнул. Часть стражей рассмеялась, другие ругались, что это было плохим знаком. Важно было, что они были далеко от главного дома. Харуто вернулся после этого в дом Сен, помолился Оморецу. Но без храма шинигами его молитвы остались без ответа.