Текст книги "Мстительные духи (ЛП)"

Автор книги: Роберт Хейс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 28 страниц)

Идо Кацуо заламывал руки.

– Дайзен говорил правду? – тихо спросил он. Он вдруг показался моложе, его маска аристократа упала, и стало видно юношу чуть старше ребенка. – Мой отец мертв? – Кира не ответила ему, и принц принял это как подтверждение. Он отшатнулся, пошел среди мечей, рассеянно толкая их.

Кира склонила голову перед статуей своей матери.

– Я пытался написать стихотворение в ее честь, – прошептал ей Гуан. Харуто видел, как он нежно задел ее плечом. – Каждый герой заслуживает стихотворения.

– Оно лучше твоих обычных, вызывающих язвы в ушах? – спросила Кира с улыбкой.

– Неблагодарная морковка! Мои слова насыщенные как мед, гладкие как шелк. Люди платили мне хорошо за мои истории.

Кира рассмеялась.

– У меня нет денег, но я бы хотела услышать стихотворение, если ты не против рассказать.

Гуан кашлянул и вытер рукавом глаза.

– Только в этот раз, – он посмотрел на бумагу в руках, хмурясь. – Работа еще в процессе, пойми. Не закончена. И вряд ли у меня хватит умений воздать ей заслуженные почести. Может, нам стоит найти настоящего поэта, который прославит ее.

Кира взяла Гуана за руку.

– Это может быть худшее стихотворение, но оно будет означать больше от тебя, чем от того, кого она никогда не встречала.

Гуан кивнул.

– Ты звучишь почти как она, девочка, – он глубоко вдохнул и посмотрел на бумагу снова. – Рождена в огне, не боялась его. Перед богами и героями рычит в лицо монстрам Последний Цветок Лета.

Кира вытерла рукавом лицо.

– Мне нравится, – она всхлипнула. – Янмей тоже понравилось бы, – Гуан обвил рукой ее плечи и прижал к себе.

Шик тихо свистнула. Маленький дух стоял возле статуй, глядя на Гуана и Киру.

– Уверен, она не будет против, – сказал Харуто. Шики подошла и запрыгнула на колено Киры, девушка обняла духа.

Харуто дал им пару минут, потом встал, сунул новый меч за пояс и подошел к статуям. Гуан посмотрел на него и скривился.

– Подай руку, старик. Вряд ли я смогу встать без помощи, – Харуто закинул его руку на плечи и поднял его на ноги. Колени Гуана щелкнули, спина захрустела, и он застонал. Он чуть не рухнул, повис на руке Харуто, чтобы они не упали. – О, капуста! – возмутился он. – Никогда не старейте. А если по несчастным обстоятельствам окажетесь седыми и в морщинах, не сидите на коленях в снегу несколько часов.

– Хватит жаловаться, иди уже, – Харуто пожал плечами.

– Я сброшу тебя со скалы, старый лук, – буркнул Гуан, хромая.

– А ты? – спросил Харуто у Киры. – Тоже примерзла к месту?

Кира вскочила, как кузнечик.

– Нет! – она улыбнулась им и вытерла непролитые слезы с глаз.

– Готова идти?

Кира повернулась к храму, посмотрела на статую Янмей. В смерти она вернула силу, которой ее лишила ее техника. Она была лишь в плаще, волосы были короткими, и рука осталась обрубком, но статуя Янмей выглядела величаво.

Кира смотрела на нее и хмурилась.

– Когда перестанет болеть?

– Никогда, – сказал Харуто. – Никогда не перестанет. Но так ты знаешь, что они что-то значили. Боль – напоминание о хороших временах, не плохих.

Кира опустила ладонь на голову Янмей и закрыла глаза. Она повернулась, открыла глаза и пошла прочь.

– Готова.

Харуто догнал ее.

– Ты кажешься другой, – сказал он. Шики прыгнула с его плеча на ее и заворковала, гладя ее щеку ручкой.

– Я другая, – сказала она.

– Знаешь, что это означает?

Она взглянула на него и пожала плечами.

– Еще нет.

– И я.

Гуан заметил, что они уходили, и похромал следом. Принц ждал впереди, расхаживал и что-то бормотал. У них стались лишь час или два солнца, и Харуто решил, что они вернутся в гостиницу на юге на ночь, а утром отправятся к могиле Орочи.

– Я поняла кое-что об онрё, – сказала Кира, пока они шли. – Дайзен говорил мне, что я была еще не готова, что мне нужно было выпустить его сестру поиграть. Я не понимала тогда, но теперь понимаю. Я не как они, другие онрё.

– Я и сам мог тебе это сказать, – сказал Гуан.

– Но я могла быть как они, – сказала Кира. Она посмотрела на Харуто. – Ты говорил, что онрё – ёкай, который вернул немного человечности. В моем случае, Янмей убила злодея, пока он смотрел в мое зеркало. Она освободила меня, поместив его на мое место. Тогда я перестала быть ёкаем, но я и не была человеком.

– Ты стала всем понемногу, – сказал Харуто. – Онрё.

Кира создала в ладони зеркальный кинжал и посмотрела в отражение. Она уже не вздрагивала от того, что видела там, и ее глаза не темнели.

– Это случилось и с другими? Дайзеном, Шином и Вороной?

Харуто пожал плечами.

– Не знаю. Изуми стала ёкаем-эненрой, когда задохнулась в пожаре, устроенном Тошинакой. Дайзен, судя по словам Гуана, был ёкаем-кийо. Они рождаются из гнева из зависти, часто когда кто-то убивает себя, чем из безответной любви. Но кийо выглядит как змей с ногами, руками и головой человека.

– Когда Дайзен стал онрё, он вернул облик человека, – сказала Кира. – Но это был не конец. Онрё – получеловек и полуёкай, но… – она вздохнула и покачала головой. – Это не так просто. Мы становимся двумя половинами в одном теле, но мы не едины. Думаю, другие онрё – то, что случается, когда ёкай ломает человека и захватывает власть. Они меняются и меньше напоминают людей. Это имел в виду Дайзен, когда сказал, что мне нужно выпустить его сестренку поиграть, и это имел в виду Вестник Костей, когда сказал, что Янмей и другие в Хэйве сдерживали меня.

Гуан подошел к ней с другой стороны.

– Но ты не сломлена ёкаем?

– Нет, – Кира покачала головой, волосы упали на лицо. – Я другая, потому что у меня была Янмей. У меня была та, кто не хотела, чтобы ёкай захватил меня. У других этого не было. Думаю, Вестник Костей нашел их и направил в нужную сторону, заставил ёкаев в них победить, – она убрала волосы за уши и посмотрела на Харуто. – Ворона – больше не Изуми. Той ее половины, думаю, больше нет. Я ощутила это в храме, когда боролась со своим ёкаем. Если бы он захватил меня, возврата не было бы. Я пропала бы, и остался бы только ёкай. Мне жаль.

Харуто знал, что так и было, но это все еще ощущалось как меч в животе. Он подвел Изуми уже три раза. Сначала – не остановив Тошинаку, потом – не найдя ее как ёкая, не отправив ее, чтобы Оморецу забрал ее душу. И он подвел ее снова, когда она стала онрё. Может, если бы он был с ней, как Янмей с Кирой, ее можно было бы вернуть, как Киру. Но Вестник Костей нашел ее и сделал монстром. Он ощущал бремя на плечах. Ему нужно было подвести ее еще раз и убить. Он не показывал бурю эмоций, другим не нужно было разделять его боль, и он просто пожал плечами и шагал, хотя ноги ощущались тяжелее, и каждый шаг давался сложнее.

– Так онрё осталось трое? – спросил Гуан. – Вестник Костей, Изуми…

– Ворона, – сказала Кира.

Гуан недовольно хмыкнул.

– Ворона. И йорогумо, убившая Тяна.

Харуто покачал головой.

– Осталось только два онрё, – сказал он. Пора им было узнать, с чем они боролись. – Вестник Костей – тэнгу, демон, он хуже ёкаев, – Шики согласно чирикнула.

Идо Кацуо поравнялся с ними.

– Но вы можете убить это… его… да? У нас есть оммедзи и… – он указал на Киру, – то, какая ты теперь.

– Я другая, – Кира улыбнулась ему.

– Вот так, – радостно сказал принц. – Оммедзи и Кира. Мы не можем проиграть.

Они притихли. Харуто слышал, как ветер выл вдали, поднял голову и увидел, как мимо проносились тучи. Близилась буря, последний снегопад перед тем, как зима сменится весной.

Принц остановился, вздохнул и кашлянул. Харуто и другие повернулись к нему, остановившись. Идо Кацуо потер шею, открыл рот, чтобы заговорить, потом закрыл его.

– Говори, парень, – сказал Гуан.

Идо Кацуо скривился.

– Слушайте… тот огненный урод говорил… обо мне и моих братьях.

– Что ты убил их? – спросил Гуан. Харуто бросил на него взгляд, но поэт поднял руки. – Что? Я просто уточнил.

– Да, это, – сказал принц. Он глядел на Киру. – Я хочу, чтобы вы знали, я их не убивал. Мой старший брат, Аки, кхм, Акихико, уже был мертв в камере. Я пошел его освободить, как и говорил, но… – он покачал головой. – Тетушка Рьоко… сделала его едва узнаваемым, – он сглотнул. – Мой старший брат Нори напал на меня. Я открыл дверь, и он бросился на меня с ножом. Он напал на меня, и я… наверное, убил его. Но это была самозащита, обещаю.

Гуан буркнул.

– Зачем ты рассказываешь нам это, парень? Мне все равно. Харуто, тебе есть дело?

Харуто пожал плечами.

– Кира, тебе есть дело?

Кира усмехнулась.

– Вы о чем? Я не слушала.

– Видишь, парень, – сказал Гуан. Старый поэт подошел к принцу и закинул руку на его плечи. – Никому нет дела.

Принц Идо Кацуо рассмеялся и чуть обмяк от облегчения.

– Вы – странная группа.

– У меня вопрос, – сказала Кира. – Зачем ты врал? Когда Дайзен заявил, что ты их убил, почему ты сказал, что сделал это?

– Это Ипия, – сказал принц, будто это все объясняло. Кира продолжала глядеть на него и ждать. – Убийство родственников и путь по ним к трону – то, как все тут делается. Если не готов ударить родственника ножом в спину ради короны, ты ее не хочешь.

Кира нахмурилась.

– Какая-то глупая система.

– Согласен, – принц хлопнул в ладоши и прыгнул вперед, чтобы идти перед ними. Он повернулся лицом к ним, зашагал спиной вперед. – И нам нужно изменить это! Когда вы убьете онрё и остальных, вы сможете помочь мне вернуть трон, – принц сделал паузу, другие глядели на него. – Что? Я – часть группы. Мы помогаем друг другу.

Кира почесала подбородок, как часто делал Гуан.

– Я пропустила твою помощь.

Принц снова ушел вперед, повернулся и посмотрел на нее, шагая лицом к ней, прижав ладонь к сердцу.

– Ты меня ранишь, Кира. Ты уже забыла, как я носил воду и не дал старушке идти в погреб?

– Он прав, – сказал Гуан. – Там он вел себя как герой.

Они прошли под тории на краю Кладбища Мечей, и Кира замерла и оглянулась. Они не видели отсюда храм или статую Янмей, но Харуто понимал, что это было не важно. Он остановился и ждал, пока она не будет готова. Гуан и принц шагали, споря, кто из них был больше похож на героя.

– Ты был прав, – сказала Кира через пару мгновений, – когда сказал, что виноват Вестник Костей, – она посмотрел на Харуто, ее глаза потемнели, но выглядели не так, как раньше. Кожа вокруг них была черной, но ее глаза были ясными. – Я убью его за то, что он сделал с Янмей, и за то, что он сделал с другими онрё.

– Справедливость? – сказал Харуто.

Кира покачала головой, повернулась и пошла мимо него.

– Не справедливость. Я – дух мести.

Глава 51

Таверна была полна людей, когда они пришли. Там было много путников, торговцы, движущиеся между восточной и западной Ипией, паломники, посещающие храмы, великан с громким голосом и гулким хохотом, который заявлял, что был бродячим героем, ищущим работу. Хозяин таверны удивился, когда Кира, Харуто, Гуан и Кацуо вошли из снежного мрака. Видимо, тут редко оставались на две ночи. Он ничего не сказал об отсутствии Янмей, хотя она болтала с ним прошлой ночью. Кире не нравилось, что Янмей так просто забыли.

Она села за стол со стульями, Гуан опустился напротив нее со стоном, потирая колени. Харуто пошел договориться о комнате и еде, и Кацуо отправился в уборную. Кире было приятно и грустно в громкой и теплой таверне. Мир продолжался, несмотря на потери.

– Она не хотела бы, чтобы ты дулась, – сказал Гуан. Он отклонился на стуле и зевнул, вытянув ноги под столом.

– Я не дулась, – мрачно сказала Кира.

– Да? – Гуан почесал подбородок. – Потому что я заметил, как дракон уже нацелился приземлиться на твою нижнюю губу.

Она хмуро посмотрела на него.

– Может, я немного дулась, но я кое-что поняла. Вот, – она создала в ладони зеркальный кинжал и бросила ему над столом. Гуан поймал его и выронил на стол, словно он обжигал. Кира отчасти ожидала услышать упрек Янмей и улыбнулась от мысли. – Прости.

– Был смысл? – спросил Гуан. – Или ты пыталась просто пронзить меня?

Кира усмехнулась и кивнула.

– Смотри на клинок.

Гуан нахмурился, наверное, ожидал, что другой кинжал прилетит в него, как только он опустит взгляд, но он взглянул на кинжал.

– Он со щербинкой! – сказал он. – Маленькая щербинка на острие, – он указал туда. – Но кинжал без трещины.

– Я зову его Момо, – сказала Кира. Она сделала другой кинжал и опустила на стол. – А это Блэр.

Гуан посмотрел на новый кинжал.

– Клинок чуть короче, – сказал он через миг. – И рукоять тоньше.

Кира создала в ладони другой кинжал и опустила рядом с двумя другими.

– Этот – Хаятэ.

Гуан тут же заметил разницу.

– У этого клинок немного другой формы, шире и более плоский.

Кира усмехнулась.

– Выбери один.

Гуан глядел на нее.

– Ладно… Блэр.

Кира прошептала имя кинжала и приказала ему разбиться. Блэр треснула, сотня осколков усыпала стол.

– Момо, – сказал Гуан. Кира приказала Момо разбиться, и кинжал разлетелся осколками, смешался с кусочками Блэр. Гуан кивнул. – Так ты разобралась?

– Ты был прав, – сказала Кира. Она сделала новую версию Момо и подняла, глядя на щербинку на клинке. – Мне нужен был способ выделить кинжал, и для этого их нужно было сделать разными, – она опустила Момо на стол рядом с Хаятэ, добавила к ним и новую Блэр. Она создала в ладони еще один кинжал. – Это Пабу, – сказала она. – У него кольцо на рукояти, – она опустила Пабу на стол и создала новый кинжал. – Это Мару, у него зубцы на острие. Это Джиджи, он острый с одной стороны, рукоять крупнее. Этот я зову Луной. Дыра тянется по клинку. Это Хин, на рукояти крючок, – она посмотрела на свою коллекцию кинжалов. Их было восемь, каждый был уникальным, чтобы она могла за ним следить. – Я пыталась сделать больше, но не могу. Почему-то я не могу создать девятый, чтобы один из этих не разбился.

– Впечатляет, – Гуан поднял голову, Харуто сел за стол.

Оммедзи сдвинул кинжалы, даже не удивившись им, и опустил на стол пару глиняных бутылок. Он вытащил из складок кимоно пять чашек. Шики прыгнула на стол, прошла среди осколков Момо и схватила кинжал, пыталась поднять его тонкими ручками. Она подняла его, покачнулась, устояла и радостно защебетала.

– Опасное зрелище, – сказал Кацуо, садясь напротив Харуто и глядя на духа с ножом. Кира соткала в отражении клинка иллюзию несущегося медведя, и принц вздрогнул и обернулся, стул загремел по деревянному полу.

Гуан рассмеялся.

– Я стал мудрее, – сказал он. – Меня ты в этот раз не обманула.

Кацуо повернулся к столу.

– Это было не смешно.

– Не согласен, парень, – сказал Гуан.

– Не удивлен. Ты редко соглашаешься.

Харуто налил пять чашек вина, подвинул по одной к каждому, пятую оставил в центре стола. Шики бросила кинжал, подняла чашку. Харуто поднял чашку и замер, держа ее перед собой.

– За Янмей. За все, что она сделала для нас, и оставленные ею воспоминания, – они все выпили за это. Шики шумно хлебала вино. Кира скривилась от вкуса, надеясь, что они не ожидали, что она выпьет больше.

– Как далеко монастырь отсюда, Идо? – спросил Харуто.

– Восемь или девять дней, – сказал Кацуо. Он взял бутылку и налил себе еще. – Если старый поэт сможет не отставать.

– Я справлюсь, парень.

– Уверен? – Кацуо усмехнулся и налил старому поэту еще вина.

Кира отодвинула чашку. Шики была рада выпить еще, ее шерсть порозовела по краям. Харуто не выпивал. Он сидел у дальнего края стола, задумавшись. Кира видела, что его челюсть двигалась, он царапал ногтем стол, оставляя мелкие ямки в дереве, стряхивая стружку. Его глаза были мрачными. Она коснулась его ладони. Он вздрогнул и злобно посмотрел на нее.

– Ты в порядке? – спросила она.

Харуто скривился, словно ему было больно.

– Ты теперь все помнишь?

Кира быстро кивнула.

– Как ты умерла?

Кира хорошо это помнила. Все было свежим, полным боли в ее разуме. Она почти ощущала клинок в спине, думая об этом, почти видела лицо дяди в слезах. Она кивнула, но уже медленнее.

Харуто вздохнул и провел ладонью по лицу.

– Ты все еще хочешь мести? Твоему дяде?

Кира подумала об этом. Искала в глубине ответ. Она слышала в тишине смех Гуана, Кацуо и Шики, пьющих вино.

– Нет, – сказала она. Это казалось ложью. – Да. Возможно. Я его не простила. И не смогу. Он убил меня. Я доверяла ему, а он… – она притихла и дышала, подавляя боль. – Вряд ли я смогу не ненавидеть его. Часть меня хочет его пожалеть, но он этого не заслуживает. Он заслуживает только ненависть. Но он мертв, а я… нет. Это уже месть. Я пережила его, хотя он убил меня. Это мест, – она кивнула и провела дрожащей ладонью по волосам. Было сложно говорить об этом, и тут не было Янмей, которая могла ее утешить.

Харуто молчал какое-то время, глядя пристально на стол, вонзаясь ногтями в дерево.

– Что такое? – спросила у него Кира.

Харуто взглянул на нее и отвел взгляд, словно не мог вынести ее взгляд.

– Тян все еще хочет мести. Жажда… – он издал невеселый смешок. – Очень сильная. Его гнев притягивает его с небес. Я вижу его, когда закрываю глаза. Восемь дней – долго, – сказал он, и Кире показалось, что он выглядел напугано. – Надеюсь, это не слишком долго.

Глава 52

Монастырь тянулся высоко над ними, четыре уровня, построенные в склоне скалы. Ворона подняла взгляд. Ее шея болела бы, если бы была у нее. Верхний уровень был окутан снежной бурей, бушующей вокруг них. Скала немного закрывала их, но ветер был злым зверем, рычащим на них. Ворона ненавидела такой ветер, он пытался забрать ее дым, ее сущность. Когда-то ее полностью рассеял порыв ветра, и она три дня собирала дым, чтобы снова думать. Это было до того, как Мастер нашел ее и дал ей плащ, чтобы удерживать себя.

Мастер стоял с ней у подножия скалы, его тэнгай лежала на его плечах, скрывая все, кроме его поразительных глаз. Ни холод, ни ветер не беспокоили его. Перья согревали его, и ветер не мог одолеть его. Он был яростнее любой природной бури.

Первый уровень монастыря – изогнутая крыша пагоды была красной и с сугробами снега – был в пятидесяти футах над ними. Замерзший ручей спускался с плато, цепляясь за камни сосульками. Розовый лепесток спустился с одного из уровней, его подхватил и закружил ветер. Дураки часто садили сакуру, чтобы отогнать злых духов, хотя это не помогало. Чудом было то, что монахи в монастыре как-то заставили деревья цвести посреди зимы.

– Где твоя сестра? – спросил Мастер. Сифэнь должна была встретиться с ними тут, у монастыря. Они должны были подняться вместе, группой напасть на монахов, которые охраняли темницу Орочи. По словам императрицы Исэ Рьоко, монахи учились десятки лет, чтобы отгонять всех, кто приходил из мира смертных и духовного мира.

– Нам нужно ждать Зена? – спросила Ворона.

Мастер чуть повернулся и посмотрел на нее бушующими глазами. Многих его взгляд пугал, но не Ворону. Было что-то успокаивающее в нем. Взгляд утихомиривал ее разум, помогал ясно думать. Это был якорь среди бушующих бурь. Когда она смотрела в его глаза, она видела его путь, знала, что он был правильным.

– Твой брат не придет, – холодно сказал Мастер. – Оммедзи убил его.

Даже с успокаивающим взглядом Мастера дым Вороны кипел. Это не могло быть правдой. Техника Зена была самой сильной среди них. У каждого из них была своя сила. Физическая сила Шина, способность восстановить почти любую рану вместе с мощью и оружием в виде его волос были чудом. Но оммедзи убил его. Огонь Зена был жарким, и когда он расходился, даже Мастер не мог к нему приблизиться. Как мог кто-то, даже оммедзи, убить его? Что за бессмертный монстр охотился на них? Сифэнь была созданием теней и яда, ударяла без предупреждения, может, если бы она впилась клыками в оммедзи, она могла его убить. Тело Вороны давало ей преимущество против многих противников: у нее не было четкой формы, было нечего вредить, и она не ощущала боли. Но это было не совсем так. Оммедзи порезал ее духовным мечом. Он срезал часть нее, и было больно. Если он мог ее ранить, порезать, то мог и убить. Ворона начала ощущать что-то новое. Страх. Это ей не нравилось.

Мастер все еще смотрел на нее, его глаза меняли краски.

– Ты боишься, сестренка? – спросил он.

Дым вылетал из-под плаща Вороны. Она думала, что давно избавилась от этого рефлекса. Когда она была ёкаем, она… Воспоминание ускользнуло, не далось ей.

– Существо, охотящееся на нас…

– Человек, – сказал Мастер. – Просто человек.

Дым Вороны бурлил.

– Он убил Шина, а теперь Зена. Он не просто человек.

– И ты боишься его из-за этого? – спросил Мастер. Он сдвинул капюшон Вороны, словно мог открыть ее лицо, хотя у нее его не было. – О, сестренка, ты все еще не понимаешь. Ты сильнее всех твоих родственников. Физическая сила Шина бесполезна против твоей бесформенной силы. Огонь Зена никогда не смог бы опалить тебя. Даже яд Сифэнь – ничто для тебя, ведь у тебя нет крови. Ты сильнее всех онрё. Я знал это с момента, как спас тебя. Я видел, что в твоих мутных глубинах. Сила, какой ни у кого нет.

Он спас ее, нашел ее одну, разлетающуюся по кусочкам, и она не могла себя остановить. Ворона не знала, как стала онрё, кем она была. Она знала туманное безумие бесформенности. Взгляд Мастера успокоил ее, и он научил ее держаться за свой дым вокруг ядра. Он дал ей плащ, ее якорь, не дал ей растаять в саже на ветру. Мастер был другим ветром, но он не рвал Ворону, он вел ее по своей дороге. Он дал ей цель.

Лепесток вишни опускался, кружась на ветру, и Ворона поймала его ладонью из дыма. Она улыбнулась, поняв, что у нее снова были пальцы. Она потерла лепесток, и он стал черным. А потом она поняла, что Мастер смотрел на нее, щуря глаза за тэнгай. Ворона сжала лепесток в кулаке, останки упали на заснеженную землю. Она скрыла ладони в плаще.

– Мы не можем больше ждать твою сестру, – сказал Мастер. Он повернулся и пошел к склону скалы.

В камне были вырезаны ступени, ведущие к первому плато, и Мастер стал перешагивать по две за раз. Ворона парила над ступенями на облаке дыма и сажи. Она вела ладонью по скале, пока они поднимались, пальцы искали вмятины и трещины. Она почти ощущала их под ладонью. Почти могла снова чувствовать. Она не помнила, как это было, но когда-то точно знала.

Что-то белое и липкое пыталось прилипнуть к ее пальцам, но не могло удержаться за дым. Она знала, что это было. Паутина. Шелк, прочный, как сталь. Она подняла взгляд, увидела три сияющих черных глаза, глядящих на нее. Сифэнь сидела над ними в бреши в скале. Ее толстое тело выпирало под кимоно. Ее волосы были маслянисто-черными, а лицо было кошмаром. Ее правый глаз был сияющей сферой, левый был уродливым шрамом зеленой приподнятой плоти. Два новых паучьих глаза появились над и под испорченным глазом. Сифэнь широко улыбнулась, клыки щелкали и терлись друг о друга за ее губами.

– Мастер, – сказала Ворона. Он замер и посмотрел на Сифэнь, устроившуюся над ними в паутине.

– Вы поздно, – сказала Сифэнь, ее голос звучал как шорох тысяч лапок. – Я так голодна, что чуть не начала без вас.

– Монахи? – спросил Мастер.

– Не знают, что мы идем, – сказала Сифэнь. Она захихикала, прижимая ладонь человека ко рту. – Они будут легкой добычей.

– Не будут. Их тренировали бороться с такими, как мы, – сказала Ворона.

– Они вскоре поймут, что их тренировки их не спасут, – сказал Мастер.

Сифэнь снова рассмеялась. Она потянула себя за волосы, провела пальцам сквозь пряди. В руке осталась прядь, и она завопила и бросила ее, словно волосы могли ее укусить.

– Я ждала достаточно долго, – ее лапы царапали камень. – Я хочу их убить.

Мастер посмотрел на нее.

– Так иди, сестренка. Устрой хаос, расставь ловушки. Но никого не съедай. Мы с Вороной пройдем к темнице.

Сифэнь надулась.

– Почему нельзя? Я голодна.

– Оммедзи скоро будет тут, – продолжил Мастер. – И тебе нужно быть сильной, сестренка, а не спящей, набив желудок. Как только разобьешь его товарищей, сможешь съесть кого-то из них.

Сифэнь хлопнула человеческими ладонями, повернулась и направилась вверх по склону скалы. Ворона смотрела ей вслед. Даже Сифэнь помнила, кем была раньше. Ворона была рядом с Мастером в тот день, когда он нашел Сифэнь, новую онрё, еще пытающуюся понять, кем она была. Она построила огромное логово из паутины в храме – она любила осквернять храмы – и питалась монахами, которых поймала в коконы. Мастер прошел в логово, не переживая, что он задевал паутину, которую она повесила для охраны, и Ворона парила за ним. А потом Сифэнь напала. Тогда она была даже красивой, большие карие глаза блестели слезами. Она попыталась укусить Мастера, но его плащ из перьев был прочным, как сталь, и он легко ее сбросил. С порывом ветра и острыми перьями Мастер разгромил ее логово и сломил ее дух. Она сжалась перед ним, молила о пощаде, ее паучьи лапы били по воздуху, все еще плели паутину. Мастер прошел в ловушку, порвал паутину, которую никто не мог разрезать, и опустился на колени перед Сифэнь.

Он говорил с ней мягко, заботливо. Он откуда-то знал Сифэнь. Он рассказал ей, кем она была раньше. Сифэнь, повитуха из Бан Пиня. Все богатые семьи хотели, чтобы она помогла их детям родиться, и ее радовало помогать новой жизни появляться на свет. Но у Сифэнь была тайна: сколько бы они с ее мужем ни пытались, они не могли зачать ребенка. За годы ее муж стал злиться, обвинял Сифэнь в бесплодии. Они скрывали это на публике за улыбками и поцелуями, держались за руки, но наедине муж кричал и угрожал, а Сифэнь сжималась от страха.

Боясь за жизнь, виня себя в том, что она не могла родить ребенка мужу, Сифэнь убежала ночью. Она знала, что ее муж погонится, ведь, хоть ему было больно без детей, позор из-за сбежавшей жены был бы куда большим. И Сифэнь пряталась в амбарах, купальнях, а потом нашла холодный погреб заброшенного дома. Ее муж выследил ее. Она слышала, как он ходил по дому над ней, искал ее, звал ее. Сифэнь нашла плохо держащуюся половицу, заползла в яму под ней. Она накрыла себя половицей и ждала, тихая, из шума было только дыхание. Ее муж посветил лампой в погреб, свет проник в трещинки между половицами, но он не увидел ее. Даже когда он остановился над ней, стоял на половице, под которой она пряталась, он не увидел ее.

Сифэнь смотрела в брешь, как ее муж искал, и ощутила боль в шее. Она стиснула зубы, чтобы не закричать. Кожа на ее шее будто пылала. Она не могла пошевелиться, чтобы не раскрыть себя мужу. Агония побежала по ее венам, руки немели, но она не кричала. Он ушел, ругаясь, поднялся по лестнице и покинул дом. Сифэнь попыталась пошевелиться, но не могла. Ее руки были как камень, а ноги – как дерево. Она слишком быстро дышала, а потом дыхание замедлилось. И она перестала дышать. Она умерла там, под полом погреба, одна и напуганная.

Когда мастер рассказал Сифэнь ее историю, историю ее смерти, Ворона увидела, как онрё изменилась. Ее красивые карие глаза стали темными и паучьими, и она улыбнулась, два больших черных клыка торчали среди пушистых коричневых хелицеров за ее губами.

Ворона всегда завидовала Сифэнь. Мастер рассказал ей, кем она была, и как она умерла. Он посмотрел в ее глаза, увидел ее прошлое и дал его ей. Но он не сделал этого для Вороны. Он говорил, что онрё нужно было знать, как они умерли, чтобы понимать, на что они были способны. Но он не рассказал Вороне о ее смерти.

– Идем, – сказал Мастер, отвлекая Ворону от мыслей.

Ворона нахмурилась, брови из дыма сдвинулись во тьме капюшона.

– Нам не нужны монахи, мастер? – спросила она. – Темница Секирю в Небесной лощине была кохранской. Нужна была кровь, чтобы ее открыть.

Мастер посмотрел на лестницу.

– Темницу Орочи открыть не так просто. Нам понадобится ключ.

– Ключ? – спросила Ворона.

Мастер кивнул.

– Нужно подождать, сестренка. Он идет к нам.

Глава 53

Буря ударила, как цунами, пару дней назад, и с тех пор был только бело-серый хаос и жалобы Гуана. Даже Харуто замерз. Он не помнил такой суровой зимы в Ипии, а Харуто жил очень долго.

Принц вел их, заявляя, что мог найти монастырь с закрытыми глазами и носом. Он был в хорошем настроении, или изображал это, хотя узнал, что вся его семья была убита. Может, он решил видеть в этом шанс, ведь он был последним наследником западной Ипии, последним Идо. Это было глупой мечтой, это не подходило принцу. Запад сдался, и война длиной в поколения закончилась. Семья Исэ победила с помощью онрё. Вся Ипия теперь принадлежала императрице Исэ Рьоко. Она недавно заточила Харуто и Идо Кацуо, Кира испортила ее глаз, и мстительная императрица не была высоко в списке недавних достижении Харуто.

– Капуста, Идо, – крикнул Гуан поверх воющего ветра. – Ты сказал, мы близко. Что мы дойдем сегодня до монастыря, – старый поэт смотрел на снегопад. – Я даже не пойму, который час, – он укутался сильнее в новый плащ. Принц купил им всем накидки из волчьей шкуры в городе Куриецу пару дней назад.

– Час после полудня, – крикнул принц. – И мы почти на месте.

– Как ты понял? – сказал Гуан.

– Инстинкт, дорогой мой, – сказал принц. – Я, кхм, чую такое, – он вытащил из кармана кохранские часы и проверил. – Как я и сказал, немного за полдень!

Кира шла по снегу безмолвно. Она уже не была беспечной девушкой, какой они ее встретили, но она и не была на грани того, чтобы выпустить опасного ёкая, вооруженного жуткими отражениями. Смерть Янмей изменила ее. Изменила их всех. Или дело было из-за приближения к монастырю, могиле Орочи и другим онрё. Харуто спешил, бремя Тяна было грузом на его душе, гнев сжимал его сердце так сильно, что было сложно дышать, он был раздражен. Снег, постоянные жалобы Гуана, рассказы принца действовали Харуто на нервы, и он скрипел зубами, чтобы не напасть. Изуми была близко, и Харуто нужно было увидеть ее снова. Ему нужно было знать, что она ушла, что осталась только Ворона. Снежок попал ему по лицу, он пошатнулся и выругался. Кира склонилась к снегу в паре футов от него, хихикая. Шики была на ее плече, тоже смеялась. Харуто очень медленно выдохнул и передумал. Немного беспечной девушки в ней еще осталось.

– Прости, – Кира указала на Шики. – Она меня заставила, – Шики зачирикала, указывая на Киру. Харуто казалось, что они обе это придумали. Он зачерпнул горсть снега и бросил в них. Кира рассмеялась, ловко отскакивая в сторону.

– Я же говорил, что мы почти там, – крикнул Идо Кацуо. – А вы мне не верили.

– Я не говорил, что не верил, – крикнул Гуан. – Просто твое «скоро» было недостаточно быстрым.

Скала появилась темным пятном среди снегопада. Они приблизились, и снег утих, скала укрыла их и превратила вой ветра в далекий рев. Харуто стряхнул лед с бровей, поднял взгляд. Как и сказал принц, над ними было четыре уровня плато. Ступени были вырезаны в камне, вели наверх. На первом плато жили монахи, там были дома и кухни, купальни и хранилища. На втором они тренировались, там были пять разных додзе, открытая площадь для сражений. На третьем плато монахи молились, там были храмы и благовония. Но до четвертого уровня принц не дошел, хотя много лет провел в монастыре. Он охранялся днем и ночью, только старших монахов пускали туда. Харуто догадывался, что там была темница Орочи.