Текст книги "Проклятие демона"

Автор книги: Роберт Энтони Сальваторе

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 42 страниц)

ГЛАВА 17
КРАЖА У СТАРОГО ДРУГА

– А-а-а! Приделай ее назад! Верни мне руку! – ревел Сеано Беллик.

Он упал на колени, сжимая другой рукой окровавленную культю. Отрубленная кисть валялась от него в нескольких футах. Мертвые пальцы все еще сжимали рукоятку топора.

Пони равнодушно прошла мимо.

– Белли’мар Джуравиль! – позвала она. – Ты здесь? Или это кто-то другой из народа тол’алфар? Я ведь знаю ваши стрелы!

– О чем ты, девонька? – удивился Белстер О’Комели, выходя из-за повозки.

– Моя рука! – скулил Сеано. – Поставь ее обратно, слышишь! Прошу тебя, призови свою магию!

– Я не в состоянии приделать твою кисть обратно, – резко ответила Пони, брезгливо сморщившись.

– Ты должна!

– Такой магии не существует! – отрезала Пони.

Она с трудом удержалась, чтобы не подойти и не ударить этого ублюдка по лицу.

Сеано Беллик жалобно скулил. Здоровой рукой он потянулся к отрубленной кисти, но не успел коснуться ее, как резко отдернул руку и вновь обхватил культю. Иного выхода у него не было: кровь из раненой руки хлестала не переставая.

– Я истекаю кровью! – кричал несостоявшийся грабитель. – Ты убила меня! Ведьма! Ты убила меня!

Белстер подошел к Пони, и они оба поглядели на Сеано.

– Что будешь делать? – спросил Белстер.

Пони стояла неподвижно, не проявляя намерений взяться за самоцвет или наложить повязку. Она просто стояла и смотрела, как из Сеано Беллика вытекает кровь.

– Пони! – окликнул ее Белстер, удивленный таким поведением.

– Истекаю кровью, – скулил Сеано ослабевшим, рыдающим голосом.

– Я думаю, что Белли’мар Джуравиль или кто-то из его соплеменников непременно где-то рядом, – сказала Пони, отворачиваясь от Сеано. – Того негодяя уложила стрела эльфов. Она вонзилась ему прямо в правый глаз.

– Что будет с ним? – спросил Белстер, указывая на Сеано.

– Неужели я недостоин твоей помощи, добрая женщина? – упрашивал Сеано. – Тогда ты скажи, – обратился он к Белстеру.

– Ты собираешься судить тех, кто нуждается в помощи? – серьезно спросил у Пони Белстер, но увидел лишь ее спину, ибо Пони, задрав голову, разглядывала ветви деревьев, надеясь хотя бы мельком увидеть Джуравиля.

Тем не менее вопрос больно задел Пони, и она в ярости обернулась.

– Я не собираюсь говорить, как тебе себя вести, – объяснил трактирщик. – Я спрашиваю, а ты думай сама. Этому человеку нужна твоя помощь, причем срочная. Ты можешь ему помочь. Разве ты лечишь только тех, кого считаешь достойными?

– Ты считаешь, я отсекаю пальцы, чтобы затем приставлять их обратно? – ответила она вопросом на вопрос.

Белстер пожал плечами.

Он не ответил, но заданный им только что вопрос красноречиво свидетельствовал о мнении трактирщика. Перед Пони будто возникло зеркало, отражавшее ее лицо, перекошенное гневом.

Сейчас от ее решения зависела жизнь Сеано. Впрочем, не его одного. В ее руках находился самоцвет – дар Бога. Но давал ли он ей право самой играть роль Бога и судить, кто достоин казни, а кто – помилования? Игра во всемогущество показалась ей нелепой, и Пони едва не рассмеялась вслух. Она взяла камень души и направилась к Сеано.

Прежде чем слиться с магией камня, она посмотрела раненому прямо в глаза и холодно сказала:

– Если когда-нибудь ты вновь попытаешься меня обокрасть, если осмелишься причинить вред мне, моим друзьям и вообще любому честному человеку, я выслежу тебя и сражусь с тобой вторично. Запомни: сейчас мой самоцвет не может поставить назад твою отсеченную кисть, и точно так же он не сможет поставить назад твою отсеченную голову.

Пони вошла в глубины камня и быстро залатала кровоточащую рану Сеано.

– Что скажешь, Джуравиль? – крикнула она, поворачиваясь к дереву. – Стал бы народ тол’алфар оказывать подобное милосердие?

– Прежде всего народ тол’алфар надлежащим образом завершил бы дело, – раздался мелодичный и такой желанный для Пони голос. – Точный удар в сердце и уж явно ничего подобного тому, что сделала ты. Третий лучник давно скрылся, – сообщил все еще невидимый эльф. – Пусть Белстер выведет этого глупца на дорогу и немного проводит в направлении Кертинеллы, а ты иди в противоположном направлении. Там в лесу и поговорим с глазу на глаз.

Пони жалостливо посмотрела на Белстера.

– Должно быть, эльф хочет сказать тебе что-то важное, – проговорил трактирщик.

Он подошел к Сеано Беллику.

– Поворачивайся, поросячье отродье. Выведу тебя на дорогу. Отправляйся в Кертинеллу, где можешь рассказывать всем подряд, что повстречался с Пони и накликал на себя беду. Да, так и скажешь: для таких, как ты, встреча с Пони кончается бедой.

– Метко сказано, – язвительно заметила Пони.

Она двинулась в северную сторону, а Белстер чуть ли не на себе потащил одеревеневшего Сеано к дороге.

– Значит, я действовала правильно? – спросила Пони, заметив наконец фигурку неуловимого эльфа.

Джуравиль сидел на голой ветке, в трех футах от земли.

– В сражении или во врачевании? – спросил он.

– В обоих случаях.

– Если бы это пугало сумело причинить тебе хоть малейший вред, я бы посчитал Полуночника безумцем, зря учившим тебя би’нелле дасада, – ответил эльф.

В этих шутливых словах Пони ощутила какое-то напряжение.

– А что касается врачевания, ты действовала как обычно, – добавил Джуравиль.

– Что в таком случае сделал бы сам Белли’мар Джуравиль?

– Прежде всего я бы его убил, как и поступаю в подобных случаях, – бесстрастно ответил эльф. В его рассуждении звучал спокойный и холодный расчет, неизменно свойственный беспощадным эльфам.

– А если бы не убил? – не унималась Пони. – Если бы ты оказался в моем положении, то стал бы возиться с его раной?

Белли’мар Джуравиль молчал. Он знал, что многие его соплеменники, включая и госпожу Дасслеронд, спокойно позволили бы этому человеку умереть. Эльфы не питают милосердия к тем, кого считают врагами.

– Я бы сильно разочаровался в тебе, если бы ты допустила смерть этого глупца, – сказал Джуравиль. – Да и ты почувствовала бы то же самое. Пойдя против себя, ты бы пала в собственных глазах, и это ощущение преследовало бы тебя до конца дней.

Пони тоже задумалась. Да, Джуравиль был прав. Она радовалась, что не позволила Сеано умереть.

– Ты намереваешься всю ночь просидеть на этой ветке? – вдруг спросила она. – Или спустишься и обнимешь свою старую подругу? Мы не виделись целую вечность.

Как Белли’мару Джуравилю хотелось спрыгнуть с ветки и крепко обнять Пони! Он уже приготовился взмахнуть крыльями. Но в его мозгу эхом прозвучали два слова: розовая чума. Эльф конечно же не знал, действительно ли в землях людей началась чума. Может, это слухи, и не более. Слухи о том, что якобы происходит где-то далеко на юге.

Однако в жизни Белли’мара Джуравиля вновь наступало время выбора. Вдруг чума – не досужие сплетни? Что, если Пони уже заразилась ею? А если заразится и Джуравиль, что случится с Эндур’Блоу Иннинес? Эльфы и так немногочисленны. Удастся ли им пережить чуму?

Джуравиль прикинул, насколько велик риск того, что Пони больна чумой. Риск был незначителен, даже ничтожен. Но эльф принадлежал к народу тол’алфар, а она – нет. И эта простая логика определяла все.

Была еще одна причина, и Белли’мар знал о ней. Он мог признаваться или не признаваться себе в этом, но причина все равно существовала. Если он сейчас спустится и обнимет Пони, если позволит себе подтвердить, что между ними по-прежнему существует крепкая дружба, более того, если он сознается себе, что опасное путешествие к застенкам Санта-Мир-Абель связало его с Элбрайном и Пони даже более тесными узами, нежели дружба… как же он сможет скрыть от нее правду о ребенке? Ведь тогда придется сказать Пони, что ее ребенок жив и находится в Эндур’Блоу Иннинес. Их с Элбрайном ребенок.

– Я смотрю, у тебя остался камень души, – резко переменил тему Джуравиль. – А где другие твои камни?

Пони неопределенно пожала плечами.

– Меня это не интересует. Да и церковь, похоже, тоже, – честно ответила она. – Скоро в монастырских сокровищницах поуменьшится камней.

– Ты об этом слышала? – с неподдельным интересом просил эльф.

Если магические самоцветы действительно разойдутся за пределы монастырей, для тол’алфар это может обернуться самыми тяжелыми и непредсказуемыми последствиями.

– Я это чувствую, – ответила Пони. – Эпоха Маркворта и всего того, что породило это чудовище, закончилась. Вскоре начнется эпоха Эвелина.

– Думаешь, Эвелину было бы все равно, куда и в чьи руки попадут камни?

– Я думаю, Эвелин отдал бы их в те руки, которые способны принести наибольшую пользу, – убежденно ответила Пони. – Именно так он поступил с бирюзой, после чего Дар и Элбрайн начали лучше понимать друг друга.

Джуравиль воздержался от дальнейших расспросов. Он понял ход рассуждений Пони. Вряд ли в ее ответах он услышит что-либо иное. Он даже позавидовал побуждениям сторонников Эвелина, их щедрому и ясному стремлению сделать весь мир лучше. Однако Джуравиль с присущим ему практицизмом смотрел на вещи реально и потому сомневался, что благие намерения людей удастся с легкостью осуществить. Самоцветы представляли собой немалую силу. Появление такой силы было чревато катастрофическими последствиями, которых эти люди, ослепленные состраданием, даже не могли вообразить.

Жизнь людей коротка, – постоянно напоминал себе Джуравиль. Столетие казалось им необычайно длинным отрезком времени. Они ощущали время по-своему, и потому многое в жизни людей носило сиюминутный характер. Люди стремились улучшить окружавшую жизнь, не задумываясь о том, какими бедствиями обернутся их действия для последующих поколений.

Белли’мар Джуравиль, сын тол’алфар, прожил не один век. Слова Пони лишь укрепили в нем сознание того, что он должен сделать. Сейчас он искренне недоумевал: неужели госпожа Дасслеронд не смогла предугадать перемены в политике церкви?

– Поскольку я твой друг, хочу на прощанье предостеречь тебя насчет одной вещи, – сказал Джуравиль. – Оцени должным образом дар, переданный тебе Полуночником. Мой народ считает получение такого дара высшей честью.

– Ты говоришь о би’нелле дасада, – догадалась Пони.

– Он не имел права кому-нибудь передавать этот дар, – пояснил Джуравиль. – Даже тебе. Без позволения госпожи Дасслеронд этого делать нельзя.

Пони еще не успела подумать, что ей сказать в ответ, как эльф суровым тоном продолжил:

– И ты тоже не имеешь права передавать этот дар другим. Я поклялся, что ты никогда не нарушишь запрет, и госпожа Дасслеронд позволила сохранить тебе жизнь. Прошу тебя, не обмани моего доверия.

– Обещаю, – шепотом произнесла удивленная Пони.

– Так я и сказал своей госпоже. Я бы не стал вовсе упоминать об этом, однако я опасался, что ты недостаточно понимаешь силу нашего дара и обстоятельства, заставляющие нас хранить его в тайне.

– Ты прав, – согласилась Пони.

– Белстер возвращается, – сообщил эльф, увидев грузного трактирщика, направлявшегося к ним.

– Сбежавший дружок подобрал Сеано на дороге, – сообщил Белстер. – Думаю, когда ты припугнула их, этот дурень со страху обронил свой лук. Не завидую я этой парочке, если по пути им встретятся разбойники!

Такова ирония судьбы, – подумала Пони и вновь взглянула на дерево, где сидел Джуравиль.

Эльф в это время находился уже далеко.

Приближаясь к Дундалису, Джуравиль был уверен, что значительно обогнал Пони и Белстера. Один раз Пони пыталась его разыскать. Это произошло на следующий вечер после их встречи. Воспользовавшись камнем души, она вышла из тела и в считанные секунды преодолела многие мили. Джуравиль ощущал ее присутствие и даже слышал ее зов – не просто чувства, а слова. Пони хотела знать причину его внезапного исчезновения.

Эльф сделал вид, что не слышит; точнее, слышит недостаточно хорошо. Он лишь несколько раз прошептал слова прощания и быстро удалился. Вскоре Пони повернула назад.

Белли’мар Джуравиль искренне переживал столь резкий разрыв с Пони, его давней подругой. Его терзала также мысль о ее ребенке, который теперь находился в Эндур’Блоу Иннинес. Последствия войны с демоном-драконом перечеркнули все надежды и замыслы Джуравиля. В недрах Аиды он потерял Тантан – свою соплеменницу и самую близкую подругу. Потом погиб Полуночник. А теперь он, по сути, сбежал от Пони. Джуравиль представил себя сидящим на холме вместе со Смотрителем, Полуночником и Джилсепони; представил, как они весело беседуют под звуки песен кентавра. Фантастическая картина, которую Джуравиль столько раз вызывал в своем воображении. Этого никогда не будет. Останется лишь чувство щемящей пустоты. Боль, которую он навсегда обречен носить в своем сердце.

Что он мог противопоставить этой боли, чем мог одолеть ее? Сознанием того, кто он. Один из тол’алфар. Ведь даже если бы Полуночник не погиб, он, Джуравиль, все равно пережил бы их с Пони, а также их детей, внуков и правнуков.

Не прошло и трех дней с момента его поспешного исчезновения, как Джуравиль вновь оказался в Тимберленде. Услышав волынку Смотрителя, он без труда разыскал кентавра и Роджера на их излюбленном холме. Джуравиль с удовлетворением увидел, что здесь же находится и молодой конь. Он пасся, привязанный к дереву у подножия холма.

– Долго же ты странствовал, – сказал кентавр, опуская волынку.

Роджер приподнялся на локте.

– Я вернулся раньше, чем мы условились, – ответил Джуравиль. – Мы договаривались встретиться через неделю, а прошло всего шесть дней. Вам нужен еще день, чтобы приготовить коня?

Роджер весьма красноречиво застонал.

– С конем все в порядке. Можно забирать его хоть сейчас, – ответил Смотритель. – Огня в этом малыше, скажу тебе! Сам убедишься. Домчит тебя, как ветер. Мы его приучили к седлу.

– В таком случае я без промедления отправлюсь в путь, – объявил эльф, немало удивив обоих друзей.

– С чего это ты вдруг заспешил?

– Я же прибыл сюда не по своей воле, а по приказанию моей госпожи, – объяснил Джуравиль. – Она велела мне не задерживаться и возвращаться как можно скорее.

Роджер удивленно перевел взгляд с Джуравиля на кентавра.

– Ты хотя бы поднимешься, чтобы выпить с нами? – спросил он.

Парень никак не мог понять, почему эльф остановился на полпути и не собирался подниматься выше.

– Немного позже, – ответил Джуравиль. – Мне надо еще кое-что приготовить. Кстати, неподалеку от Кертинеллы я встретил Джилсепони.

При этих словах Роджер встрепенулся.

– Где-то через несколько дней они с Белстером будут здесь, – добавил Джуравиль.

С этими словами эльф нырнул в лес. По правде говоря, ему нечего было приготавливать – все необходимое он сможет раздобыть в пути. Просто его друзья тоже могли оказаться разносчиками розовой чумы.

Смотритель вновь заиграл свои песни, и музыка волынки настолько сливалась со звуками леса, что Джуравиль даже не заметил, когда последний звук растаял в ночном лесу. Но воцарившаяся тишина подсказала ему: пора покидать эти места.

Эльф вернулся к холму. Он знал, что кентавр почти не спит, но, к счастью, Смотрителя поблизости не было. Джуравиль поднялся выше и обнаружил, что Роджер вовсю храпит, расположившись неподалеку от тлеющего костра.

Как он и предполагал, самоцветы лежали у Роджера в поясной сумке. Рубин, камень души, магнетит, графит и несколько других. Джуравиль быстро переложил их к себе. Он оглянулся на спящего, чувствуя себя виноватым. Как-никак, Роджер был его другом. Затем, напомнив себе о том, кем он является и что действует в интересах своегонарода, поспешно спустился с холма, отвязал коня и верхом направился в темноту леса.

– Вижу, тебе не дождаться рассвета, – послышался вскоре голос Смотрителя.

Будучи один, Джуравиль легко смог бы покинуть здешние места, и ни одна живая душа, включая кентавра, не заметила бы его исчезновения. Но лошадь не умела двигаться, не оставляя следов.

– Чем скорее я выеду, тем скорее доберусь домой, – спокойно ответил Джуравиль.

Кентавр находился позади, всего в нескольких шагах. Он стал приближаться, но Джуравиль помахал Смотрителю рукой, веля остановиться.

– Что с тобой стряслось, эльф? – спросил Смотритель.

– Говорю тебе, я спешу.

– Нет, чего-то ты не договариваешь, – заключил Смотритель. – Джуравиль, которого я знал прежде, никогда не отказывался выпить с друзьями.

– У меня были приготовления…

– Джуравиль, которого я знал, попросил бы своих друзей пособить, раз у него такие важные приготовления, – перебил его кентавр, приблизившись к нему. – Джуравиль, которого я знал, не бросил бы Пони и Белстера на дороге и не пожалел бы пары лишних дней, чтобы приехать с ними вместе. И не загораживался бы повелениями своей госпожи Дасслеронд. Что с тобой творится, эльф? Скажешь ты мне или нет?

Джуравиль молчал.

– Будь осторожен, Смотритель, – мрачным тоном наконец произнес эльф. – Ходят слухи, что на юге розовая чума.

– Говорят, ее напустил демон.

– Не знаю, насколько эти слухи достоверны. Быть может, просто выдумки какого-нибудь дурня, и не более того, – продолжал эльф. – Но я не имею права рисковать, ибо я рискую занести чуму в наши края.

Смотритель был подавлен услышанным. Потом он взглянул на Джуравиля и кивнул.

– Позаботься о Роджере и Джилсепони, – сказал эльф. – Если слухи о чуме подтвердятся, значит, мы видимся в последний раз. Я говорю о всех вас. Ты ведь знаешь: если земли людей охватит чума, тол’алфар закроет границы своей долины и многие годы никто из нас не выйдет оттуда.

И вновь Смотритель только кивнул.

– Прощай, – сказал Джуравиль.

– И ты тоже, – ответил Смотритель.

Белли’мар Джуравиль ускакал, а кентавр остался стоять среди леса, который вдруг показался ему совсем темным.

Пони и Белстер въехали в Дундалис именно в тот день, в какой рассчитывали. Грузный трактирщик правил повозкой, а Пони ехала верхом на Грейстоуне. С какой радостью и восторгом смотрели на нее жители Дундалиса! Ведь в дни войны многие из них были обязаны Пони своей жизнью. Весь городок сбежался поглядеть на нее и Белстера. Пони несколько смущали громкие приветствия в свой адрес, но она чувствовала, что вернулась домой.

Во главе ликующих жителей находился и Роджер Не-Запрешь. Его улыбка, казалось, растянулась настолько, что на лице, кроме нее, ничего не осталось.

– Насилу дождались, – сказал он. – Белли’мар Джуравиль сообщил нам, что повстречал вас к северу от Кертинеллы. Но я надеялся, что ты приедешь раньше, ведь у тебя такая выносливая лошадь.

– Наверное, мы не особо спешили, зная, что Дундалис – конечная цель наших странствий, – ответила Пони. – Как я и хотела.

На лице Роджера промелькнула тень удивления, но через секунду он вновь радостно улыбался.

– Никто не решился строить себе дом там, где стояла «Унылая Шейла», – сообщил Роджер. – Мы же знали, что вы вернетесь.

– Тот фундамент когда-то выложил Олвэн Виндон, – ответила Пони, и голос ее дрогнул.

Это место навсегда осталось в ее памяти. Когда орды гоблинов напали на Дундалис, Пони было всего двенадцать лет. Она спряталась в подвале этого дома, укрывшись от мечей, копий и огня. Когда стихли звуки бойни, взору юной Пони предстала жуткая картина. Город был разрушен и сожжен. Погибла вся ее семья. Погибли друзья. Как потом оказалось, они с Элбрайном были единственными, кто уцелел.

Затем город отстроили заново, а на старом фундаменте Белстер поставил свой знаменитый трактир «Унылая Шейла».

Спустя несколько лет после этого Дундалис вновь был разрушен и сожжен ордами демона-дракона.

Вспоминая об этом, Пони подумала об одном удивительном качестве человеческого духа – упорстве, стремлении не прекращать битвы. Почему же сейчас в ней нет такого стремления? Куда делся ее боевой дух, способность признать безвозвратность потерь и все начать заново?

Наверное, не все можно построить заново, – думала Пони, глядя на камни фундамента. Может, и не стоило сюда возвращаться? Холодные камни – все, что осталось от некогда шумной «Унылой Шейлы». А совсем неподалеку – тоже холодные камни, и под ними все, что осталось от ее любимого.

– Ты не устала с дороги? – услышала она голос Роджера, но слова как будто доносились откуда-то издалека. – Пони, ты меня слышишь?

Она почувствовала на своих плечах его пальцы и лишь тогда поняла, что ее плечи дрожат, а тело обмякло и ослабело.

Рядом стоял Белстер, держа ее руку.

Пони заглянула в глубь себя и подавила чувства, чуть совсем не захлестнувшие ее.

– Я бы не отказалась позавтракать, – простодушно улыбаясь, сказала она Белстеру.

Трактирщик внимательно посмотрел на нее и вежливо кивнул, но Пони знала, что он разгадал этот маленький обман. За минувший год Белстер хорошо изучил свою соратницу. Он наверняка понял, чем вызвано ее состояние.

– Тащите сюда угощение! – крикнул горожанам Роджер. – Самое лучшее, какое мы только можем приготовить.

Он поднял руку и уже собирался подозвать двоих мужчин, чтобы распорядиться насчет завтрака, но Пони остановила его.

– Потом, – сказала она.

– Никаких «потом», – заупрямился Роджер. – Мы сейчас приготовим лучший…

– Потом, – уже тверже сказала Пони. – Мне кое-что надо сделать.

– Ты в этом уверена, девонька? – спросил Белстер.

Пони обернулась к нему, набрала в легкие воздуха и кивнула.

– Тогда я начну разбирать вещи, – сказал трактирщик.

– Роджер тебе обязательно поможет, – пообещала Пони.

Ей необходимо отправиться туда одной. Она улыбнулась и потрепала парня по руке.

Пони подошла к Грейстоуну и уселась в седло. Она быстро оставила позади городок и поскакала в направлении северного склона. Подъехав к подножью, она пустила коня шагом и начала подниматься вверх по крутому склону, поросшему соснами и устланному белым оленьим мхом.

Достигнув вершины холма, Пони перевела Грейстоуна на легкий галоп, съехала вниз и углубилась в лес.

– Да она знает лес не хуже нас с тобой, – утверждал Смотритель, когда Роджер чуть ли не хныча заявил, что они непременно должны разыскать Пони. – Не хуже любого человека, – подмигнув, поправил себя кентавр.

– Но ведь она ускакала несколько часов назад, – твердил Роджер.

– А я думаю, в ближайшие недели она часто будет наведываться в лес. Разве ты не понимаешь, парень, куда она ездит и почему ездит одна?

Поначалу Роджер изумленно смотрел на кентавра, затем, похоже, догадался.

– Ты уверен, что с ней ничего не случится? – спросил Роджер.

– Я уверен, что непременно случится, но со всякими тварями, если они еще остались в наших лесах, – весело смеясь, ответил Смотритель. – Потом, ты же отдал ей камни, верно?

По лицу Роджера кентавр понял: что-то неладно.

– Что стряслось, парень?

– У меня их больше нет.

Теперь настал черед Смотрителя удивляться и недоумевать.

– Ты ведь говорил, что камни у тебя, – возразил кентавр. – Ты сам их мне показывал!

– Показывал, а потом они пропали. – Это было все, что мог ответить Роджер.

– Пропали?

– Еще несколько дней назад были, а тут утром просыпаюсь – сумка пуста.

– Выходит, ты потерял камни, у которых такая сила, что может запросто сровнять с землей большой город? – воскликнул Смотритель. – Ты потерял камни, за которые сотня купцов без звука поотдавала бы все золото?

– Они у меня были, а теперь нет, – твердил Роджер.

– И ты промолчал? Не сказал сразу, когда вора еще можно было схватить? – набросился на него Смотритель.

– Кажется, я знаю, кто их взял, – спокойно ответил Роджер.

– Значит, нам надо пойти и потолковать с…

Кентавр умолк, начиная догадываться о том, что могло произойти.

– Когда, говоришь, ты потерял свои камешки?

– Три дня назад.

– Выходит, сразу после…

Смотритель умолк и покачал головой. Выходила какая-то бессмыслица. Джуравиль? Их друг-эльф украл камни Пони?

– Их взял Джуравиль. Либо кто-то еще в ту ночь забрался на холм, когда мы улеглись спать, – утверждал Роджер.

Смотритель не находил слов. Он прекрасно знал, что никто не поднимался ночью на холм и не крал самоцветов у Роджера. Тем не менее (если только парень не врет) камни исчезли в ту самую ночь, когда Белли’мар Джуравиль спешно покинул их края.

– Может, монахи знают какой-то способ, чтоб незаметно прийти и забрать камни, – неуверенно произнес кентавр.

Предположение было нелепым. Они с Роджером оба прекрасно понимали: имейся такой способ, отец-настоятель Маркворт давным-давно получил бы эти самоцветы.

– Даже не знаю, как я скажу Пони, – признался Роджер.

– Ты ей сегодня ничего не говорил про камни?

– Нет.

– А она знает, что тогда ты их взял?

– Не думаю.

– Так и не говори, пока сама не спросит, – посоветовал Смотритель. – Думаю, у девчонки сейчас и без этого тяжело на сердце.

– Еще бы! – подхватил Роджер. – Мы сегодня поговорили с Белстером. Он мне многое рассказал про ее жизнь в Палмарисе. Ей предлагали всё. Хочешь, будешь баронессой, хочешь – настоятельницей в монастыре. Всё шло ей в руки. А она от всего этого отказалась.

Смотритель не спускал с парня глаз. Его удивляло, каким голосом Роджер пересказывает слова Белстера.

– Ты считаешь, она зря так поступила?

– После того, что все мы пережили? – воскликнул Роджер, и в его голосе зазвучало отчаяние. – После всех жертв, погибших друзей? После того, как Элбрайн отдал жизнь за то, чтобы мир стал лучше? И мы могли бы сделать его лучше. Мы… Пони смогла бы.

– Такого Роджера я еще не видел, – заметил кентавр, и его слова несколько ошеломили парня.

– Я сражался вместе с другими, – возразил Роджер, совладав с собой.

– Никто не возражает, – ответил Смотритель. – Но я так думаю, ты больше сражался за самого себя, чем за рай, который ты мне тут расписал.

И вновь Роджеру пришлось умолкнуть и задуматься. Он понимал: кентавр говорил честно и правильно. Когда война только начиналась, Роджером двигала исключительно собственная корысть, и каждое свое действие он сопровождал мыслями о том, сколько дополнительной славы оно ему принесет.

Элбрайн показал Роджеру ошибочность его рассуждений. То же сделал и Джуравиль с присущей эльфам прямотой. Однако только сейчас, услышав схожие слова от Смотрителя, парень начал понимать, какие разительные перемены произошли с ним за эти годы. Только сейчас до него дошло, что Элбрайн погиб во имя чего-то большего, нежели собственная жизнь или жизнь Пони. Роджера удивило, что он раздосадован и подавлен ее решением покинуть Палмарис. Уехать оттуда, когда ей предлагалось всё и когда она смогла бы изменить к лучшему очень многое в этом городе. Тогда принесенные ими жертвы – вначале в войне с демоном и его приспешниками, а затем с демонами, наводнившими церковь Абеля, – приобретали какой-то смысл.

А Пони все бросила и сбежала сюда!

– Не кажется ли тебе, что ты несправедлив к бедной девчонке? – спросил Смотритель.

– Она не должна была возвращаться сюда, – ответил Роджер. – Во всяком случае, не должна оставаться здесь. Слишком многое надо сделать, а если мы будем сидеть сложа руки, время обернется против нас.

– Против нас? – удивленно повторил кентавр. – Не припомню, чтобы в Палмарисе Роджер Не-Запрешь усердствовал в работе. Да и вообще Роджер Не-Запрешь не любитель работать!

Кентавр громко расхохотался, однако Роджер, ошеломленный услышанным, даже не улыбнулся.

– Ты очень строго ее судишь, – сказал наконец Смотритель.

– Такая возможность…

– Да что толку в этой возможности, если сердце у нее совсем не там? – перебил кентавр, и его голос звучал теперь сурово и серьезно. – Ты потерял друга, и то тебя жжет эта утрата, и тебе хочется найти смысл, убедиться, что он не зря погиб. Саднит не у тебя одного. У всех нас. А Пони-то потеряла больше чем друга.

– Я любил Элбрайна, – попытался возразить Роджер, но замолчал, услышав смех Смотрителя.

Действительно, он сказал какую-то чушь. Сравнивать его отношения с Элбрайном с тем, что существовало между рейнджером и Пони, было просто нелепо.

– Ей надо время, чтобы затянулись раны, – помолчав, сказал Смотритель. – Ей надо вспомнить, кто она, почему все это было с нею, а потом найти новый смысл в том, что происходит, чтобы продолжать сражение.

– Сколько времени? – спросил Роджер. – И так уже год прошел.

– Раненому сердцу нужно больше, чем год, – тихо возразил Смотритель, и в его голосе прозвучало искреннее сочувствие к Пони, его дорогой подруге. – Дай ей время. Может, она очнется и снова начнет сражение.

– Ты говоришь «может»?

– А может, и не очнется, – без обиняков сказал Смотритель. – Не ты же будешь указывать другим, какие битвы им вести. Если человек не видит смысла в битве, силой его не заставишь.

– Но вдруг она не захочет продолжать? – воскликнул Роджер. – Какой тогда смысл в жертве Элбрайна и в его гибели?

– Спроси у себя, – ответил кентавр. – Ты слишком быстро хочешь заставить Пони жить, как прежде. А ты будешь сидеть себе на холме и пялиться на Тимберленд. Но где ж тогда сам Роджер? Он спокойно позволяет своему другу спать в могиле и даже не пытается понять смысл гибели Элбрайна.

– Мне не предлагали быть бароном или настоятелем.

– Ты и не стремился, – возразил Смотритель. – Если б хотел, сражался бы за это.

– Я отправился на север вместе с тобой, чтобы похоронить Элбрайна, – возразил Роджер.

– Ты мог бы вернуться в Палмарис задолго до конца лета, – отрезал Смотритель. – Ты никак свихнулся на Пони, парень? Это так? Или тебе за себя обидно?

Роджер попытался ответить, но быстро замолчал и вперился взглядом в лес, думая сразу о многих вещах.

– Пони сейчас нужен друг. Пусть делает то, что ей необходимо, и не нам ее судить, – резко сказал Смотритель. – Как думаешь, тебе такое по силам?

Роджер посмотрел кентавру прямо в глаза, попытавшись быть честным с самим собой, и согласно кивнул.

Вечером поднялся холодный ветер. Может, прилетел с севера, а может, здесь всегда холодно. Но ветер ничуть не мешал ей стоять здесь, в роще, перед двумя могилами. Наверное, тут даже в самый солнечный и жаркий день бывает холодно.

Пони лишь мельком взглянула на могилу Мазера Виндона, дяди Элбрайна и первого Защитника из рода Виндонов. Она представила тело, лежащее внутри каменного саркофага. Покой Мазера был нарушен дважды. Впервые это сделал Элбрайн той темной ночью, когда он отвоевал у духа своего дяди право владеть «Ураганом» – мечом, изготовленным эльфами. Во второй раз сон великого рейнджера потревожили Смотритель и Роджер, вернувшие меч тому, кому он принадлежал изначально.

Пони представила Элбрайна, лежащего в холодной земле, и от мысли о ее любимом у нее чуть не подкосились ноги. Он лежал здесь, под этими камнями, вместе с «Крылом Сокола». Этот лук изготовил для него Джойсеневиал – отец Белли’мара Джуравиля, когда Элбрайн проходил обучение у эльфов. Теперь ее любимый лежал в земле, закрыв невидящие глаза и уста, из которых больше не раздастся ни слова. Тот, кто так часто отогревал ее в своих нежных и сильных объятиях, лежал теперь в холодной земле, и никакая сила не могла вернуть его к жизни.

Вся жизнь Пони была сплошной чередой утрат. Вначале ее семья и друзья, которые все, кроме Элбрайна, погибли в результате нашествия гоблинов и великанов на Дундалис… Потом те, с кем она служила в Пирет Талме. Пони не считала их своими друзьями, но с ними ее объединяла военная служба. Эти люди погибли, когда на гарнизон напали поври… Следующее место в горестном списке заняла семья Чиличанков – ее приемные родители, от которых Пони видела только любовь. Их замучили в застенках Санта-Мир-Абель.