Текст книги "Проклятие демона"

Автор книги: Роберт Энтони Сальваторе

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 42 страниц)

Де’Уннеро еще сильнее сдавил горло Браумина. Одновременно он отпустил руку настоятеля и вцепился Браумину в волосы.

Настоятель ужаснулся нечеловеческой силе Де’Уннеро, прекрасно понимая, что тот способен одним движением сломать ему шею. Но, невзирая на боль и страх, Браумин не утратил решимости.

– Бедный барон Рошфор Бильдборо, – хватая ртом воздух, произнес он.

Барона Бильдборо, предшественника Каласа, в Палмарисе любили и уважали все. Горожане считали, что их дорогого барона растерзал неведомо откуда появившийся тигр. Однако Браумин и его союзники знали, что это убийство совершил не кто иной, как Маркало Де’Уннеро.

При упоминании имени барона Бильдборо Де’Уннеро зарычал. Браумин приготовился к смерти, но непредсказуемый бывший епископ швырнул его на пол.

– Так ты вернулся, чтобы подчиняться? – язвительно спросил Браумин, растирая шею.

– Истине и миссии нашей церкви, – ответил Де’Уннеро. – Но не тебе.

– Убирайся прочь из монастыря, – повторил Браумин.

– У тебя хватит сил прогнать меня, мой юный настоятель?

– Убирайся, – еще раз крикнул Браумин. – Тебя не хотят видеть ни в монастыре, ни в городе.

– Ты что же, призовешь на помощь герцога Каласа? – с презрительной усмешкой спросил Де’Уннеро. – Станешь искать поддержки у человека, открыто попирающего церковь Абеля?

– Если понадобится, стану, – спокойно ответил Браумин. – Монахи Сент-Прешес, солдаты герцога, жители Палмариса – я обращусь ко всем, только бы избавить город от тебя.

– Как милосердно, – с сарказмом выдавил Де’Уннеро.

– По отношению к жителям Палмариса – да, милосердно, – без колебаний ответил Браумин.

Он посмотрел Маркало Де’Уннеро прямо в глаза, выдержав взгляд бывшего настоятеля.

– Убирайся прочь из Сент-Прешес и из Палмариса, – ровным, спокойным тоном повторил Браумин, делая ударение на каждом слове. – Тебя не желают здесь терпеть. Твое присутствие только ослабляет позиции Сент-Прешес и мешает нам заботиться о нашей пастве.

Де’Уннеро вместо ответа плюнул Браумину под ноги и стремительно вышел из кабинета.

Едва он успел уйти, как появился магистр Виссенти.

– Что-нибудь случилось? – взволнованно и испуганно спросил он.

– Ровным счетом ничего, если не считать драки с Маркало Де’Уннеро, – сухо ответил Браумин.

У Виссенти дергались голова и плечо.

– Не нравится мне все это, – сказал он. – Я-то искренне надеялся, что его уже нет в живых…

– Брат Виссенти! – одернул его Браумин. – Нам не пристало желать зла нашему собрату по ордену.

Виссенти недоверчиво взглянул на него, едва ли не ужасаясь, что Браумин так назвал Де’Уннеро.

Настоятель Браумин прекрасно понимал его чувства. Однако он понимал и истинное положение вещей. Де’Уннеро не был официально отлучен; он не был даже обвинен в каких-либо преступлениях против церкви или государства. Слухи слухами, но бывший епископ не был обязан объясняться и оправдываться. Но как же Браумину Херду хотелось иметь неопровержимые доказательства причастности Де’Уннеро к убийству барона Бильдборо!

Но таких доказательств у него не было. К тому же Де’Уннеро не претендовал на пост епископа, тем более что король Дануб официально упразднил этот пост. Де’Уннеро не пытался вернуть себе и пост настоятеля Сент-Прешес, с которого его сместил сам Маркворт. Одновременно он оставался магистром ордена Абеля – человеком, имевшим высокое положение и весомый голос во всех церковных делах, включая и приближающуюся Коллегию аббатов.

Браумин содрогнулся при мысли, что Де’Уннеро решит добиваться своего избрания на пост отца-настоятеля. Эту мысль сменила другая, еще более ужасающая: а ведь среди магистров Санта-Мир-Абель найдутся те, кто поддержит кандидатуру Де’Уннеро!

На душе у Браумина стало скверно.

Маркало Де’Уннеро тем же вечером покинул Сент-Прешес. Настоятель Браумин смотрел, как уходит бывший епископ, но особой радости почему-то не испытывал.

Тишина. Мертвая тишина. Полное безмолвие, которое для магистра Фрэнсиса было красноречивее любых слов. Он сидел в конце длинного, узкого стола в приемной, видевшей многих отцов-настоятелей Санта-Мир-Абель. Вскоре после прибытия Фрэнсис встретился с магистром Фио Бурэем и изложил ему все, что намеревался сказать на встрече магистров. Бурэй сразу же попросил его пока никому ничего не говорить про чуму. Про это можно осторожно сказать лишь очень небольшому числу лиц. Хотя подобные аргументы и не убедили Фрэнсиса, он не стал спорить и согласился.

Все остальные сведения Фрэнсис изложил пяти собравшимся магистрам. Властный Бурэй, судя по всему, приобрел в монастыре после отъезда Маркворта большое влияние. Магистра Мачузо не интересовали церковные интриги; он отвечал за наемных работников. Гленденхук, которому двигалось к сорока и который совсем недавно стал магистром, наоборот, отличался амбициозностью. Последние двое магистров были самыми старшими по возрасту, но едва ли не самыми заурядными среди собравшихся. Балдмир и Тиммини чем-то напоминали Фрэнсису Джеховита, но отличались меньшей властностью и большей склонностью к компромиссам. Фрэнсису подумалось: в другое время этим двум никогда не бывать бы магистрами. За минувшие годы Санта-Мир-Абель потерял четырех братьев, плававших на остров Пиманиникуит. От руки Эвелина погиб магистр Сигертон, по приказанию Маркворта был сожжен магистр Джоджонах. Еще несколько магистров умерли. Таким образом, Балдмир и Тиммини оставались единственными кандидатами. Оба пробыли в статусе безупречных более тридцати лет и практически ничем не заслужили продвижения. Да, сейчас в Санта-Мир-Абель явно не хватало монахов старшего уровня.

Это обстоятельство серьезно тревожило Фрэнсиса; отсутствие сильного руководства могло оказаться катастрофическим для церкви.

– Значит, ты согласен с той точкой зрения, что падение отца-настоятеля Маркворта при всей трагичности явилось исключительно благотворным для церкви? – спросил Фрэнсиса магистр Бурэй.

Этому человеку было за сорок. Аккуратно подстриженные волосы с проседью, чисто выбритое лицо. Знания, опыт и сильный характер ощущались во всем его облике и манерах. Левый рукав его сутаны был пуст и плотно заправлен за пояс. Когда-то, работая в монастырских каменоломнях, он лишился руки, однако никто не воспринимал Бурэя как калеку.

– В свои последние дни отец-настоятель Маркворт очень многое видел в искаженном свете, – ответил Фрэнсис. – Он сам признался мне в этом на смертном одре.

– А что тогда говорить о Фрэнсисе? – сощурившись, задал новый вопрос Бурэй. – Если Маркворт ошибался, как оценивать поведение Фрэнсиса, который последовал за ним в Палмарис и выполнял каждое его распоряжение?

– Магистр Фрэнсис был еще слишком молод, – вступился магистр Мачузо. – Чтобы молодой монах отказался выполнять приказы отца-настоятеля? Ты слишком многого от него требуешь.

– Но молодость почему-то не помешала ему стать магистром, а затем настоятелем и даже епископом, – тут же возразил Бурэй.

Фрэнсис изучающе взглянул на однорукого магистра и понял: тот до сих пор не может забыть, что Маркворт избрал своим помощником не его, Бурэя.

– А теперь еще более молодой монах возглавляет обитель в столь важном городе, как Палмарис, – с упреком бросил Гленденхук.

– Тогда было тяжелое время, – спокойно ответил Фрэнсис. – Да, я подчинялся отцу-настоятелю и, наверное, совершил множество ошибок.

– Мы все ошибались, – заметил магистр Мачузо.

– И потом, я отказался и от поста настоятеля, и от поста епископа, на которые был назначен Марквортом.

– Но только не от звания магистра, – перебил Гленденхук.

Фрэнсису показалось, что этот молодой и горячий монах выражает мнения Бурэя. Гленденхук производил внушительное впечатление: грудь колесом, курчавые, светлые волосы, такая же курчавая борода и задиристый характер.

– Я все равно был бы избран магистром, – невозмутимо продолжал Фрэнсис. – Думаю, я заслужил этот ранг; вспомните экспедицию в Барбакан, куда мы отправились узнать, что случилось с демоном-драконом. Должен заметить, что поста епископа более не существует. Что же касается поста настоятеля, вы все знаете, что в монастыре может быть только один настоятель. Магистром я остаюсь потому, что это звание, а не должность, и оно не мешает избранию достойнейших.

– Куда уж достойнее, если бывший еретик теперь возглавляет Сент-Прешес, – встрепенулся Гленденхук.

– Этот человек был ложно обвинен в ереси, – возразил Фрэнсис. – Не стоит забывать, брат Браумин нашел в себе мужество противостоять Маркворту, когда я и все присутствующие здесь смолчали.

Фрэнсис заметил, что Мачузо, Балдмир и Тиммини одобрительно кивают головами. Бурэй меж тем весь напрягся, а Гленденхук выпятил губы, будто собирался плюнуть.

– Я решительно прошу вас принять и благословить Браумина Херда на посту настоятеля Сент-Прешес, как это сделали король Дануб и настоятель Джеховит. И столь же решительно я прошу вас принять с открытым сердцем избрание магистром брата Виссенти.

– По-моему, это правильные решения, – заметил Мачузо, глядя на Бурэя.

– А если мы не примем ни того ни другого? – спросил Бурэй.

– Тогда вы рискуете расколоть церковь, поскольку многие выступят в поддержку этих братьев. Я и сам поддержу их.

Резкие слова Фрэнсиса вызвали удивленные взгляды собравшихся.

– Не нам решать дела Сент-Прешес, магистр Бурэй, – продолжал Фрэнсис. – Сейчас, когда церковь не имеет отца-настоятеля, мы должны позволить братьям в Сент-Прешес самим ведать назначениями и избраниями, пока те не противоречат основным принципам нашего ордена. Братья Сент-Прешес облекли властью Браумина Херда, следовательно, он имел законное право сделать брата Виссенти магистром. Конечно, мы могли бы вернуть Виссенти сюда, ибо он не получал назначения в Сент-Прешес, и аннулировать его избрание. Но ради чего? Этим мы лишь усугубили бы и без того тяжелое положение, сложившееся в Палмарисе, где король Дануб дал герцогу Каласу полномочия барона. А герцог отнюдь не питает дружеских чувств к церкви.

В приемной вновь воцарилось долгое молчание. Гленденхук глядел на Бурэя, явно не зная, как вести себя дальше. Магистр Бурэй пребывал в задумчивости. Он пристально, не мигая, смотрел на Фрэнсиса, время от времени проводя рукой по своему гладкому подбородку.

– А как насчет этой… Джилсепони? – спросил Гленденхук, поочередно обводя глазами Фрэнсиса и Бурэя. – Ее же объявили преступницей и еретичкой.

– Но потом предложили стать матерью-настоятельницей, – ответил Фрэнсис.

Испуганные лица собравшихся – даже тех, кого он считал союзниками, – вновь подтвердили факт о том, какую яростную битву в рядах церкви вызвало бы это избрание!

– Джилсепони не преступница, – сказал он. – Сам отец-настоятель Маркворт, некогда назвавший ее преступницей, передал ее мне, бездыханную, после их титанической битвы и признал, что она была во всем права. Он, поставивший на Джилсепони это клеймо, заявил перед смертью, что она не является ни преступницей, ни еретичкой.

– Возможно, требуются дополнительные расследования, – забормотал магистр Гленденхук.

– Нет! – крикнул Фрэнсис, вновь ошеломив собравшихся. – Нет, – повторил он, теперь уже спокойнее. – Для жителей Палмариса Джилсепони – героиня. Так считают многие и за пределами города – те, кто лишь слышал о ней, но не был свидетелем ее подвигов. Уверяю вас, король Дануб относится к ней с величайшим уважением. Поэтому любые действия против нее, такие как например отлучение, лишь навлекут на церковь королевский гнев, а то и приведут к нашим стенам королевскую армию.

– Решительное заявление, брат, – проговорил Бурэй.

– Тебя там не было, магистр Бурэй, – спокойно возразил Фрэнсис. – Если бы ты собственными глазами видел происходившее в Палмарисе, уверен, ты бы сказал, что я выражаюсь слишком сдержанно.

– Что с ее камнями? – спросил Бурэй. – С тем объемистым мешочком, который похитил брат Эвелин? Говорят, после битвы их не нашли.

Фрэнсис пожал плечами.

– По слухам, камни сгинули во время сражения с отцом-настоятелем.

Собравшиеся недоверчиво зашептались. Фрэнсису было трудно говорить об этом, поскольку он тоже считал, что камни попросту украдены.

Бурэй откинулся на спинку стула и подал жест Гленденхуку, чтобы тот успокоился и не возобновлял спор.

– Пусть будет так, как есть, – сказал наконец Бурэй. – Чем бы ни было обусловлено возвышение Браумина Херда – мужеством или удачей, – он занял этот пост. Если бы мы попытались заменить его кем-нибудь из здешних магистров, такой шаг лишь ослабил бы наш монастырь. Если настоятель Браумин считает необходимым сделать брата Виссенти магистром, это его право. Должен признаться: мне доставляет облегчение, что оба они, а также братья Кастинагис и Делман находятся вне стен Санта-Мир-Абель.

– Правильно, правильно, – захлопал в ладоши Гленденхук.

Фрэнсис пропустил мимо ушей неуместное замечание Бурэя. Однорукий магистр выпустил пар и теперь не будет оспаривать статус Браумина и Виссенти.

– Что же касается Джилсепони, – продолжал Бурэй, – пусть идет с миром, и пусть история станет судьей ее деяниям. У нас нет ни времени, ни сил продолжать сражения, начатые отцом-настоятелем Марквортом. Однако, – его голос стал жестким, – лучше, если Джилсепони отдаст упомянутые камни в монастырь. Чем бы ни диктовалось похищение камней во время правления Маркворта, теперь это время прошло.

Фрэнсис кивнул. Если камни действительно остались у Джилсепони и она, оказавшись на севере, воспользуется ими, могут возникнуть немалые осложнения. Бурэй никогда не смирится с этим. Впрочем, как он сумеет ей помешать? Бурэй знает о Джилсепони с чужих слов, зато Фрэнсис собственными глазами видел результаты ее ужасающего прохождения по улицам Палмариса, когда она направлялась на битву с Марквортом.

– Но довольно об этом. У нас есть более важные вопросы, – сказал Бурэй, подаваясь вперед, – явный признак того, что он намеревался управлять дальнейшим ходом встречи. – Наш орден пока остается без высшего иерарха, и эта вакансия должна быть заполнена как можно скорее. Разумеется, еще задолго до твоего прибытия, магистр Фрэнсис, мы с братьями обсуждали этот вопрос и решили поступить именно так, как ты нам сегодня посоветовал, – созвать в калембре Коллегию аббатов. Братья, – торжественным голосом продолжал Бурэй, поочередно глядя на каждого из присутствующих. – Мы должны быть едины в своем решении. Не секрет, что на место отца-настоятеля претендует Олин из Бондабриса. Я давно знаю настоятеля Олина и считаю его замечательным человеком, однако меня тревожат его связи с Бехреном.

– А как насчет кандидатуры магистра Бурэя? – тут же выпалил Гленденхук.

Фрэнсис вновь ясно почувствовал, что пылкий магистр действует по указке Бурэя, словно оба они заранее отрепетировали этот диалог.

– При всем глубоком уважении к брату Бурэю, – спокойным и почтительным тоном произнес магистр Мачузо, – считаю необходимым напомнить, что он стал магистром лишь пять лет назад. При других обстоятельствах я не стал бы возражать против такого, как мне кажется, поспешного продвижения.

– Он – самый лучший из оставшихся в церкви магистров! – будто выплевывая слова, возразил Гленденхук.

Бурэй сохранял полное спокойствие. Он поднял руку, веля Гленденхуку утихомириться, затем кивком головы предложил Мачузо продолжать.

– Даже если все мы сплоченно выступим в твою поддержку, у тебя не будет никаких шансов превзойти настоятеля Олина, – пояснил Мачузо. – И чем это для нас кончится? Олин станет отцом-настоятелем, но мы уже не сможем рассчитывать на его благосклонное отношение.

Гленденхук раскрыл было рот, но Бурэй не дал ему говорить.

– Вполне справедливые слова, досточтимый магистр Мачузо, – сказал он. – Кого же из нас ты предлагаешь? Себя?

Фрэнсис заметил, как у Мачузо слегка сощурились глаза. Хотя Бурэй и соглашался с ним, но в голосе однорукого магистра звучала оскорбительная снисходительность. Кроткий Мачузо быстро проглотил оскорбление и со смехом ответил, что недостоин такой чести.

– Так кого же? – спросил Бурэй, подняв руку. – Скажи, магистр Фрэнсис, ты обсуждал этот вопрос с братьями в Палмарисе? Или с настоятелем Джеховитом? Возможно, Джеховит сам рассчитывает стать отцом-настоятелем. Но должен тебя предостеречь: какими бы ни были твои намерения на этот счет, такая кандидатура не сплотит церковь. Джеховит слишком…

– Связан с королем Данубом и был связан с Марквортом, чтобы его кандидатура была приемлемой, – перебил Бурэя Фрэнсис. – Мы действительно очень подробно обсуждали этот вопрос и нашли кандидатуру, приемлемую для всей церкви. Мы нашли того, кто способен исцелить и сплотить нас, сделав едиными в мыслях и действиях.

– И на кого пал выбор?

– На Агронгерра из Сент-Бельфура, но… – ответил Фрэнсис.

– Великолепный человек с безупречной репутацией, – с воодушевлением произнес магистр Мачузо.

– Несомненно, – согласился магистр Тиммини.

– Но почему ты сказал «но»? – поинтересовался Бурэй.

– Мне известно, что настоятель Браумин недостаточно знает этого человека, чтобы согласиться с его кандидатурой.

– А настоятель Джеховит?

– Именно он и предложил настоятеля Агронгерра, – объяснил Фрэнсис.

Бурэй откинулся на спинку стула и вновь погрузился в раздумья, почесывая подбородок. Фрэнсис заметил раздражение и даже гнев, мелькнувшие в серых глазах Бурэя. Однако этот человек умел управлять своими чувствами, и мрачная туча вскоре рассеялась.

Гленденхук, сидевший слева от Бурэя, выглядел более взбудораженным. Он нервозно шевелил пальцами и даже кусал губы. Оба надеялись, что все братья Санта-Мир-Абель, и прежде всего магистры, поддержат кандидатуру Бурэя, но здравый ответ Мачузо быстро разрушил их надежды.

Фрэнсис вновь поглядел на Бурэя и увидел, что однорукий магистр постепенно приходит к какому-то решению. Похоже, он рассуждал так. Агронгерр стар и едва ли протянет лет десять, тогда как Олину едва исполнилось пятьдесят и у него отменное здоровье. Бурэй посчитал разумным поддержать Агронгерра. Предугадать дальнейшее развитие событий было несложно: Бурэй становится для нового отца-настоятеля незаменимым человеком и делает все, чтобы в нем видели его преемника.

Фрэнсис понял, что Бурэй без возражений согласится на кандидатуру Агронгерра еще и потому, что его отношения с Олином никогда не были дружескими.

– Мы должны будем всесторонне обсудить эту кандидатуру с остальными магистрами Санта-Мир-Абель. Пусть каждый примет свое решение, – сказал Бурэй.

– Агронгерр из Сент-Бельфура – замечательный выбор, – сказал Мачузо, подмигнув Фрэнсису.

– Несомненно, – снова произнес магистр Тиммини, на этот раз с большим энтузиазмом.

Фрэнсис взглянул на Балдмира, ожидая поддержки и с его стороны, однако престарелый магистр сидел склонив голову, а его ровное дыхание свидетельствовало о том, что он уснул.

– Остался последний вопрос, – сообщил Бурэй, голос которого приобрел мрачную и несколько зловещую интонацию.

– Мы глубоко скорбим о потере семи наших братьев, подававших такие надежды.

– Я тоже скорблю о них, – сказал Фрэнсис.

– Тем не менее ты распорядился найти шайку гоблинов и вступить с ними в сражение, когда в этом не было особой необходимости, – тем же тоном продолжал Бурэй.

– Гоблины уничтожили бы деревню, – напомнил Фрэнсис.

– Это мы от тебя уже слышали, – ответил Бурэй, показывая рукой, что не намерен спорить. – Здесь нам также необходимо разобраться сообща. Мы поручим одному из братьев расследовать случившееся.

Фрэнсис кивнул. Слова Бурэя не очень его встревожили. Он не сомневался, что его оправдают.

– Через час начнется вечерняя служба, – сообщил Бурэй, боясь, как бы Фрэнсис не заговорил о розовой чуме.

Балдмир встрепенулся. Собравшиеся все как один повернули головы к западному окну и посмотрели на заходящее солнце.

– Нам надо подготовиться, – добавил Бурэй.

При этих словах собравшиеся, за исключением самого Бурэя и Фрэнсиса, стали подниматься с мест. Столь безоговорочное послушание показало Фрэнсису, что с момента отбытия Маркворта в Палмарис Фио Бурэй в Санта-Мир-Абель занимает теперь очень высокое положение.

Фрэнсис тоже хотел встать, но Бурэй сделал едва заметный жест, прося его задержаться. Вскоре они остались вдвоем.

– Я изолировал всех братьев, которые возвратились вместе с тобой, – сообщил Бурэй.

– Что значит «изолировал»?

– Отделил их от ровесников, – объяснил Бурэй, отчего у Фрэнсиса вытянулось лицо. – Таким образом мы сможем выяснить, как они воспринимают увиденное.

– Ты имеешь в виду чуму? – спросил Фрэнсис.

– Я имею в виду больную женщину и мертвого гоблина со шрамами, – поправил его Бурэй.

– Я достаточно знаю о розовой чуме, – резко заметил Фрэнсис.

– Нисколько не сомневаюсь, – отозвался Бурэй. – Но, дорогой брат, понимаешь ли ты последствия? Понимаешь ли ты, что случится, если весть о чуме разнесется повсюду? Паника, изгнание заболевших. Возможно, даже расправы с ними.

– Именно поэтому я сообщил только предводителю той деревни, – ответил Фрэнсис.

– Но ты желаешь, чтобы в стенах Санта-Мир-Абель мы открыто говорили об этом.

– Мы – Божьи избранники, пастыри простых людей, их защитники, – возразил Фрэнсис.

Бурэй усмехнулся и покачал головой.

– Защитники? – язвительно повторил он. – Защитники, говоришь. Нет таких защитников, магистр Фрэнсис, которые спасли бы от розовой чумы. Уж не думаешь ли ты, что, сея панику, мы защитим людей?

– Мы должны их предупредить, – сказал Фрэнсис.

– О чем? О скорой смерти? О том, чтобы они опасались соседей и собственных детей?

– Так что же, сидеть сложа руки и не предпринимать никаких действий? – спросил Фрэнсис.

– Я хочу предостеречь тебя от поспешных выводов, ибо есть немало болезней, внешне напоминающих розовую чуму, – объяснил свою позицию Бурэй. – Возможно, ты столкнулся с какой-то другой болезнью, ведь подхватившие ее гоблины сумели выжить. Естественно, мы должны принять меры предосторожности в стенах монастыря и известить другие обители, чтобы тамошние братья открывали ворота лишь для избранных.

Глубоко подавленный, Фрэнсис вскочил и отшвырнул стул.

– А что будет с остальными? – спросил он, поводя рукой, словно желая объять весь мир.

Бурэй тоже поднялся, но неспешно, наклонился вперед и твердо уперся рукой в стол.

– Мы пока не знаем, действительно ли это розовая чума, – произнес он. – Но даже если худшее подтвердится, мы не знаем, насколько она успела распространиться и как будет распространяться в дальнейшем. Ты утверждаешь, что хорошо знаком с историей чумы. Тогда тебе известно, что были годы, когда от чумы страдали все вокруг, а иногда она появлялась лишь в отдельных местах и потом неожиданно исчезала.

– А как мы узнаем, что случится на этот раз, если спрячемся за монастырскими стенами и будем открывать ворота лишь немногим избранным?

– Мы узнаем об этом с течением времени, – отрешенно ответил Бурэй. – Здесь знание не является силой, друг мой, ибо наше знание о надвигающейся чуме – если дело дойдет до эпидемии – не даст нам возможности противостоять ей или остановить вовсе.

– Эпидемии можно избежать, если отделить больных от здоровых, – возразил Фрэнсис.

– Об этом люди знают давно, – напомнил ему Бурэй. – По правде говоря, это в большей степени забота королевских солдат, чем братьев из Санта-Мир-Абель. Полагаю, тебе известна одна старинная песня. Ты знаешь, что в ней говорится о магии самоцветов в борьбе с чумой.

Разумеется, магистр Фрэнсис Деллакорт прекрасно знал эту песню, слова которой говорили о полной обреченности и неотвратимом конце.

 
Один спасен, а двадцать мрут —
И так везде:
И там, и тут.
Святой отец, что к Богу вхож,
Чего ж себя ты не спасешь?
 
 
Пусть молятся уныло —
Их тоже ждет могила.
Песенки их спеты —
Хватай их самоцветы,
А трупы зарой, чтоб с глаз долой!
 

– Один из двадцати, – повторил Фрэнсис.

В прошлом братьям, наиболее сильным в магии самоцветов, удавалось вылечить лишь одного из двадцати заболевших. И самое ужасное – число монахов, которые помогали людям и сами заболели чумой, многократно превосходило число исцеленных!

– Так что мы сможем сделать? – спросил магистр Бурэй, и впервые с момента своего возвращения Фрэнсис уловил в его суровом голосе искреннее сочувствие.

– Понимаю, ты боишься, – продолжал Бурэй, похлопывая Фрэнсиса по плечу. – На твою долю, брат, выпало немало тяжких испытаний, и ты нуждаешься в отдыхе. Возможно, ты действительно видел жертв розовой чумы, а возможно, и нет. Но даже если это так, вспышка может оказаться незначительной и затронет одну-две деревни, не более.

– Жаль, ты не видел лица детей той мертвой женщины, – проговорил Фрэнсис.

– Смерть – частая гостья в Хонсе-Бире, – ответил Бурэй. – И не все ли равно, в каком обличье она приходит? Наверное, за последние годы она наведывалась слишком уж часто; по крайней мере, наш орден потерял слишком много братьев.

Последние слова недвусмысленно напомнили Фрэнсису, что его решение дать бой гоблинам добавило к этому печальному списку еще семерых.

– Мы будем ждать, наблюдать и надеяться на лучшее, – продолжал Бурэй. – Поскольку это все, что мы можем. У нас есть другие важные дела, обязанности перед орденом и перед людьми, и мы должны их выполнять.

– За закрытыми воротами, – язвительно заметил Фрэнсис.

– Да, – простодушно ответил Бурэй.

На этом их разговор закончился.