Текст книги "Дорога Славы (сборник)"
Автор книги: Роберт Энсон Хайнлайн
сообщить о нарушении
Текущая страница: 34 (всего у книги 44 страниц)
Пилот был хорош. Когда мы снова оказались в невесомости, я оглянулся через свое плечо на один из иллюминаторов – там был “Мейфлауэр”. Он сверкал на солнце недалеко от нас. Почувствовался слабый толчок коррекции курса, потом голос из динамиков объявил:
– Маневр подхода закончен. Пассажиры могут отстегнуться.
Я сделал это и подплыл к иллюминатору, чтобы посмотреть на “Мейфлауэр”. Я тотчас же понял, что он никогда не сможет совершить посадку на планету, у него вообще не было никаких несущих плоскостей, не было никаких воздушных рулей, и форма его была далека от аэродинамической. Он был почти шарообразным. Только с одной стороны он был конусовидным.
Он показался мне довольно маленьким – потом я заметил крошечный выступ на другом его конце. Это был “Икар”. И внезапно “Мейфлауэр” показался мне гигантским. Маленькие точки на его корпусе были людьми в космических скафандрах.
Один из них чем-то выстрелил в нас, и к нашему кораблю потянулся кабель. Прежде чем он достиг нас, послышался хрустящий треск. Волосы на моей голове встали дыбом, кожа начала зудеть. Пара женщин в салоне вскрикнула, и я услышал, как мисс Эндрюс успокаивает их и объясняет им, что это было всего лишь выравнивание электрических потенциалов между обоими кораблями. Если бы она сказала, что это была молния, она была бы права, но, вероятно, это не успокоило бы женщин.
Я не испытывал никакого страха. Каждый мальчишка, который когда-либо мастерил радиоаппаратуру, знает об этом и ожидает этого.
Конец кабеля ударился о корпус нашего корабля. Чуть позже за ним последовал другой кабель, черный и толстый, и нас подтянули поближе. “Мейфлауэр” заполнил весь иллюминатор.
Через некоторое время в моих ушах щелкнуло, и голос из динамика сказал:
– Всем нужно приготовиться к переходу!
Мисс Эндрюс заставила нас ждать довольно долго, однако потом наконец настала наша очередь, и мы спустились на нижнюю палубу, через которую мы вошли в корабль. Миссис Тарбаттон не пошла с нами. У нее и у ее мужа возник спор с мисс Эндрюс.
Мы покинули наш корабль через коленчатую стальную трубу около трех метров длиной и попали прямо в “Мейфлауэр”.
5. КАПИТАН ХАРКНЕССВы знаете, что самое худшее на космических кораблях? Запах.
Даже “Мейфлауэр” пах, хотя он был новый, с иголочки. Он пах машинным маслом, сварными швами, различными растворами и всеми этими рабочими, которые провели так много времени внутри корабля. Потом прибыли три грузовых корабля, полные людей, большинство которых от возбуждения и страха изрядно вспотели. Мой желудок все еще был не в порядке, и я с трудом удерживал его в повиновении.
Но хуже всего было то, что на корабле не было никакой возможности по-настоящему помыться. Ванна – это роскошь. После того, как места распределили, были выданы карточки на две помывки в неделю, но этого было мало – особенно, если “ванна” означала пару литров воды, которыми едва можно было обмыть тело.
Если у кого-нибудь было чувство, что без ванны ему больше просто не выдержать, он опрашивал окружающих, не отдаст ли кто ему свою карточку за деньги. В моем спальном помещении был один парень, который продал свои карточки на четыре недели вперед; в конце концов мы его больше не смогли выносить и вне очереди отдраили его очень жесткой щеткой.
И одежду тоже нельзя было сжечь. Ее нужно было стирать.
После того, как мы ступили на “Мейфлауэр”, потребовалось около полутора часов, чтобы каждый нашел свою постель. Люди с “Дедала” и “Икара” к этому времени уже должны были разместиться, но они все еще не сделали этого; они бродили по коридорам и образовывали настоящее столпотворение. Столпотворение, в котором каждый парил в воздухе и не знал, где верх, а где низ, где правая сторона, а где левая, и люди были возбуждены гораздо больше, чем при обычном столпотворении.
Тут также не было стюардесс, которые помогли бы нам. Из числа переселенцев выбрали людей, на грудь которым прикололи значки с надписью “уполномоченный по поддержанию порядка”, – но многие из них сами были беспомощны. Это было похоже на толпу, ведомую тупицей, когда сам ведущий не знал, где находятся нужные людям места.
Как только я достиг помещения, предназначенного для меня, и пристегнулся, повсюду прозвучал сигнал и из динамиков раздался приказ: – Всем приготовиться! До старта десять минут!
Потом мы стали ждать. Мне показалось, что прошло больше получаса. Потом начался обратный отсчет времени. Я сказал себе: “Уильям, старик, старт с Земли был отвратителен; как же теперь нас выбросит отсюда!” Я знал, что скорость должна была достигнуть девяноста трех миль в секунду. Это же треть миллиона миль в час! Честно говоря, я ужасно боялся.
Секунды истекли, и последовал легкий толчок, бросивший меня на постель, и это было все! Я просто лежал. Потолок снова был потолком, а пол находился подо мной, но я чувствовал себя не особенно тяжелым.
Я сказал себе, что это был только первый шаг. Следующий вынести будет гораздо труднее.
На потолке нашего отсека находился экран; он внезапно включился, и я увидел на нем мужчину с четырьмя звездочками на лацканах. Он был моложе капитана Де Лонг Пре. Он улыбнулся и сказал:
– Говорит капитан, друзья, – капитан Харкнесс. Теперь корабль примерно четыре часа будет разгоняться при ускорении в одно “g”. Я считаю, что теперь вы можете немного перекусить. Как насчет завтрака?
Он снова улыбнулся, и я заметил, что мой желудок снова в порядке и, кроме того, я чертовски голоден. Капитан, вероятно, знал, как мы должны были проголодаться, когда вернемся к нормальной земной тяжести. Он продолжил:
– Мы постараемся обслужить вас как можно быстрее. Теперь вы можете спокойно отстегнуться и расслабиться, но я должен просить вас обратить внимание вот на что.
Корабль уравновешен очень точно, так что движущая сила корабельных дюз проходит точно через центр тяжести. Если бы это было не так, корабль начал бы вращаться – и мы вместо Ганимеда могли бы совершить посадку на Солнце.
Но никто из нас не хочет изжариться, поэтому я прошу каждого из вас не удаляться от своей койки без особой необходимости. Корабль может автоматически корректировать свое движение, но только в очень узких пределах, и вы не должны перегружать автоматику – поэтому просите разрешения у своего уполномоченного, если вам нужно удалиться от своей койки более чем на пятьдесят сантиметров.
Он снова улыбнулся, но на этот раз его улыбка была не такой приятной.
Каждый, кто не будет выполнять это правило, будет пристегнут насильно – и капитан накажет нарушителя, как только мы окажемся в состоянии свободного полета.
В нашем отсеке не было ни одного уполномоченного. Таким образом, нам не оставалось делать ничего, кроме как ждать. Я хотел познакомиться с ребятами, окружающими меня. Одни были младше меня, другие старше. Среди них был рыжеволосый олух лет семнадцати. Его звали Эдвардс…
Я не могу винить его. У всех нас было чувство, что прошло уже много часов, и голод все сильнее и сильнее терзал нас. Я думал, что о нас забыли. Олух Эдвардс не хотел ждать.
Он подошел к двери и выглянул наружу. Затем произнес:
– Это смешно! Не можем же мы весь день сидеть здесь! Я за то, чтобы посмотреть, что там происходит. Кто идет со мной?
Один из мальчиков возразил:
– Но ведь капитан сказал, что мы не должны бродить по кораблю.
– Ну и что? Что он может сделать, если я его не послушаюсь? В конце концов, мы же не принадлежим к экипажу корабля.
Я объяснил ему, что капитан имеет власть над всем кораблем, но он отмел мое возражение.
– Вздор! Мы имеем право знать, что происходит. И мы имеем право получить еду. Кто со мной?
Другой мальчик сказал:
– Ты только попадешь в затруднительное положение, парень.
Эдвардс остановился. Я думаю, что замечание обеспокоило его, но теперь он уже не мог отступить. Наконец он сказал:
– Послушайте, мы должны иметь своего уполномоченного, но у нас его нет. Просто выберите меня уполномоченным, и я достану еду для нас всех. Что вы на это скажете?
Никто не возразил вслух. Олух сказал:
– Ну, хорошо, тогда я иду.
Прошло не более двух минут, и появился уполномоченный; он принес с собой большую коробку с рационами. Он распределил их и задержался в конце коробки. Потом он пересчитал койки.
– Разве здесь не двадцать парней? – спросил он.
Мы поглядели друг на друга, но никто ничего не сказал. Уполномоченный достал из кармана список и прочитал наши имена. Эдвардса здесь, конечно, не было, и мужчина ушел, захватив с собой его рацион.
Потом Олух появился снова и увидел, что мы завтракаем. Ему захотелось узнать, где же его рацион. Мы сказали ему где, и он воскликнул:
– Господи, почему же он не оставил его вам? Мне так хочется есть! – с этими словами он снова вышел.
Скоро он появился снова, на лице у него была ярость. Следом за ним” вошел уполномоченный и пристегнул его к койке.
Мы только что покончили с едой, когда экран на потолке вспыхнул снова. Мы увидели Луну. Казалось, что мы направляемся прямо к ней, – и весьма быстро. Я постепенно начал спрашивать себя, не просчитался ли капитан Харкнесс на пару запятых.
Я лежал на своей койке и смотрел на постепенно увеличивающуюся Луну. Спустя некоторое время она показалось мне весьма опасной. Когда она стала такой огромной, что заполнила весь экран, и нам уже казалось, будто мы не сможем увернуться от нее, я увидел, что горы на ее поверхности плывут справа налево. Я облегченно вздохнул. Вероятно, старик знал, что делал.
– Теперь мы пролетим мимо Луны, и при этом наш курс немного изменится. Наша относительная скорость при максимальном сближении составит более пятидесяти миль в секунду, что производит весьма внушительное впечатление.
Было ли это потрясающим? Мы за полминуты промчались мимо Луны, и она осталась позади нас. Я сказал, что они направили на Луну только одну телекамеру, когда мы пронеслись мимо нее и совершили крутой поворот, а потом вынеслись в открытое пространство. Но повороты на такой скорости были обычным делом.
Двумя часами позже ускорение прекратилось. Я заснул, и мне снилось, что я прыгаю с парашютом, но парашют не хотел раскрываться. Я с криком проснулся. Прошло некоторое время, прежде чем я осознал, где я нахожусь.
Голос из динамика объявил:
– Конец ускорения. Сейчас мы приведем корабль во вращение.
Но “сейчас” было преувеличением. Все произошло гораздо медленнее. Мы подплыли к стенам, а потом соскользнули вдоль внешних стен корабля. Теперь внешняя стена стала полом, а потолок с экраном – другой стеной. Ко всем нам постепенно возвращался вес.
Оболтус все еще был пристегнут к своему ложу. Уполномоченный так установил застежки, что сам он не мог дотянуться до них.
Он умолял нас помочь ему.
Опасность ему не грозила, и он не должен был чувствовать себя так уж неудобно, потому что мы далеко еще не достигли нормальной силы тяжести. Потом оказалось, что капитан так рассчитал вращение корабля, что у нас здесь была только треть земной тяжести. Это было сделано потому, что тяготение Ганимеда составляло треть тяготения Земли. Так что не было никакой настоятельной необходимости освобождать Олуха.
Мы уже подготовились к этому, и пара наших товарищей отпускала шутливые замечания, которые очень не понравились Олуху, но тут вошел уполномоченный, он отстегнул Эдвардса и приказал нам всем идти с ним. Так я получил возможность присутствовать на суде капитана.
Он был таким же, как в старые времена, когда обязанность судей возлагалась на крупных землевладельцев. Мы последовали за уполномоченным – его звали доктор Арчибальд – к каюте капитана Харкнесса. В коридоре около нее уже собралась большая толпа людей. Капитан Харкнесс вышел из своей каюты и начал разбирать дело нашего Олуха.
Мы все были свидетелями, но капитан допросил только двух из нас. Меня среди них не было. Доктор Арчибальд рассказал, что он встретил этого парня в коридоре, когда корабль разгонялся, и капитан спросил Олуха, слышал ли он его приказ не покидать своих коек?
Олух некоторое время ходил вокруг да около, как кот вокруг сметаны, и не хотел признаваться в своей вине, но капитан взял его к ногтю, и тот вынужден был подтвердить, что слышал приказ.
Капитан Харкнесс сказал:
– Парень, ты – недисциплинированный болван. Я не знаю, как тебя с твоим поведением выбрали в колонисты, но на моем корабле ты не можешь оставаться безнаказанным.
Он на мгновение задумался, потом продолжил.
– Итак, ты утверждаешь, что сделал это потому, что был голоден?
– Да, – ответил Олух. – Я не завтракал и не получал пакета с ленчем.
– На хлеб и на зоду на десять дней, – произнес капитан.
Казалось, что Олух не мог поверить своим ушам.
Следующим случаем было сходное преступление – только на этот раз была женщина, одна из тех энергичных дам, которые всегда хотят сами все организовать. Она затеяла ссору с уполномоченным своего отделения и сбежала, чтобы пожаловаться на него капитану… во время разгона корабля.
Капитан Харкнесс быстро оборвал поток ее слов.
– Мадам, – сказал он с холодным достоинством, – из-за вашего глупого упрямства жизнь всех остальных подверглась опасности. Вы можете что-нибудь сказать в свою защиту?
Она начала свою тираду о том., как этот “неотесанный” уполномоченный обращался с ней и что она никогда не признает этот обезьяний цирк настоящим судом и так далее, и тому подобное. Капитан махнул на нее рукой.
– Вам когда-нибудь приходилось мыть посуду? – спросил он.
– Но как вы можете… нет, никогда!
– Хорошо, тогда все следующие четыреста миллионов миль вы будете мыть посуду.
6. Е = mc^2После того, как нам разрешили выходить, я нашел папу. Это было все равно, что разыскивать иголку в стоге сена, но я все время искал и искал, пока не нашел его. У него с Молли была отдельная каюта. Пегги была с ними, и я заметил, что там было только две постели. Пегги тоже поместили в общий спальный отсек. Это значило, что на детей здесь обращают мало внимания.
Папа был занят тем, что снимал койки со стены и крепил их к полу. Когда я вошел, он оторвался от своего занятия; мы сидели с ним и беседовали. Я рассказал ему о суде капитана, и он кивнул.
– Мы видели это на экране. К сожалению, тебя я не видел.
Я сказал ему, что капитан меня не допрашивал.
– Почему же нет? – спросил папа.
– Не имею никакого представления, – я немного подумал о служении делу, потом произнес. – Скажи, Джордж, капитан является абсолютным властелином на корабле во время перелета в космосе?
Папа задумался.
– Гмм… да, он абсолютный властелин – но демократичный.
– Это значит, что я должна склоняться перед ним и обращаться к нему “Ваше Величество”? – спросила Пегги.
– Это будет неблагоразумно, Пег, – ответила Молли.
– Почему же нет? Это же шутка.
Молли улыбнулась.
– Ну хорошо. Расскажи мне, как это будет. Я думаю, он поставит тебя на колени к сдерет с тебя шкуру.
– Он не посмеет! Я стану очень громко кричать!
Я не был так уж убежден в этом. Я думал о горе грязной посуды, которую предстояло перемыть приговоренной женщине. Если бы капитан назвал меня лягушкой, думаю, я принялся бы прыгать.
Если капитан Харкнесс и был властелином, он не слишком много времени уделял правлению. Прежде всего, он позволил нам выбрать Корабельный Совет. А потом мы его больше почти не видели.
Каждый, кому исполнилось восемнадцать лет, мог быть избран в Совет. Нам сказали, что мы также должны были создать Совет Молодежи – но не потому, что он был на что-то нужен.
Кораблем все же правил настоящей Совет. Он даже взят на себя функции суда, и капитан больше никогда не налагал никаких наказаний. Папа рассказал мне, что капитан передает все права Совету и сказал – он вынужден был это сделать – что во всем согласен с ним.
И вы знаете, что сделал этот Совет после того, как бы то установлено обеденное время и другие подобные же вещи? Он решил, что мы должны ходить в школу!
Совет Молодежи аккуратно собрался на заседание и внес контррезолюцию, но она вообще не понадобилась. Мы обязаны были посещать школу.
Пегги избрали в Совет Молодежи. Я спросил ее, почему она не вышла из Совета, если он ничего не может сделать. Я, конечно, дразнил ее – а она, конечно, и не думала вступаться за нас.
Однако школа здесь была не так уж плоха. В пространстве почти нечего делать, и если все время смотреть на звезды, то уже знаешь их все наизусть. С первого же урока мы приступили к обходу корабля. Это нам очень понравилось.
Мы пошли с группой номер двадцать и потратили целый день. Я подразумеваю “день” по корабельному времени. “Мейфлауэр” был похож на шар с удлинением на одном конце – точнее, на корме. На его конце находилась дюза – но Первый Инженер Ортега, который сопровождал нас, называл ее “горелкой”.
Если горелку назвать кормой, то тогда носом будет округлый конец с рубкой управления. Вокруг нее находились капитанская каюта и каюты офицеров. Горелка и все энергетические установки были отделены от остального корабля стальной переборкой, которая пересекала весь корабль. От этой переборки до самой рубки управления находилось множество грузовых помещений. Это был цилиндр более тридцати метров в диаметре, разделенный на отдельные помещения. У нас с собой было все оборудование и все необходимые вещи для создания колонии; трактора с плугами, сельскохозяйственные культуры и многое, многое другое.
Вокруг этого цилиндра располагались жилые палубы. Палуба “А” находилась вплотную у внешней обшивки корабля, палуба “Б” была над ней, а палуба “Ц”, в свою очередь, над палубой “Б”. Потолок палубы “Д” одновременно являлся полом грузового помещения. На палубе “Д” находились столовая, кухня, общественные помещения и лазарет. На трех внешних палубах находились спальные помещения и отдельные каюты. На палубе “А” на каждую пару метров приходилась пара ступеней, потому что она должна была подходить к кривизне внешней обшивки корабля. Вследствие этого палубы имели различную высоту. Впереди и позади расстояние между полом и потолком составляло около двух метров. Здесь спали маленькие дети. В центре палубы высота была более четырех метров.
Изнутри корабля было трудно увидеть, как все связано между собой. Во-первых, все было разделено, во-вторых, в результате постоянного вращения понятие о направлении потеряло смысл – везде, где ты стоял, был пол, а позади и впереди тебя он всегда изгибался вверх. Однако никогда нельзя было добраться до изогнутой части; казалось, что ты всегда находишься на одном и том же месте. Если идти достаточно долго, кольцо замкнется, и ты снова вернешься в исходную точку.
Я никогда не понял бы всего, если бы мистер Ортега не изобразил этого на рисунке.
Мистер Ортега объяснил нам, что корабль делает 3,6 оборота р минуту, или 216 полных оборотов в час, и этого было достаточно, чтобы создать на палубе “Б” притяжение, равное трети земного. Палуба “Б” находится на расстоянии двадцати пяти метров от центральной оси “Мейфлауэра”; палуба “А”, на которой живу я, находится несколько ближе к поверхности, и сила тяжести здесь больше примерно на одну десятую, в то время как на палубе “Ц” сила тяжести на одну десятую меньше. На палубе “Д” тяготение было слабым, и если в обеденном зале быстро встать, могла закружиться голова.
Рубка управления находилась точно на оси корабля. Хотя корабль вращался, там была невесомость – так, по крайней мере, нам сказали.
Вращение корабля давало еще один забавный эффект: все вокруг нас было “низом”. Это значит, что иллюминаторы палубы “А” находились в полу. В каждом отделении было по одному иллюминатору.
Мистер Ортега повел нас на одну такую обзорную галерею. Иллюминатором была большая круглая кварцевая пластина в полу, окруженная защитными перилами.
Первые ребята подошли к перилам и тотчас же отступили назад. Две девочки взвизгнули. Я протиснулся к перилам и взглянул вниз… Я застыл на самом краю бездны космоса. В миллиарды миль глубиной. Я не отпрянул назад – Джордж всегда утверждал, что я могу без подготовки танцевать на канате, – но я крепко вцепился в перила. Никто из нас не хотел падать так далеко вниз. Поверхность кварцевой плиты была обработана таким образом, что не отражала света, и мне казалось, что между мной и бездной ничего нет.
Из-за вращения корабля вращались также и звезды, и это было еще хуже. Большая Медведица появлялась слева, – проплывала под палубой слева направо и исчезала – а через пару секунд снова появлялась слева.
– Да, это все вращение, – сказал я и отошел назад, чтобы позволить другим подойти к перилам. Но никто особенно не стремился к этому.
Потом мы пошли в гидропонную оранжерею, однако там не было ничего особенного – просто множество растений, которые производили кислород, потребляемый нами. В основном, это были Разные виды трав, но там был также огород. Я спросил себя, как же это заставили вырасти растения так быстро, за то время, пока пассажиров не было на борту. Мистер Ортега указал на поглотитель углекислоты на стене.
– Конечно, мы должны были искусственно вводить углекислоту в воздух оранжереи, – объяснил он.
Я мог бы сам догадаться об этом.
Первый Инженер провел нас в один из обеденных залов, тут мы расселись, и он рассказал нам о машинном отделении.
Он сказал, что в развитии космонавтики было три ступени: первой ступенью были ракеты на химическом топливе, которые не особенно отличались от немецких ракет времен Второй Мировой войны, кроме того, что они были многоступенчатыми.
– Вы, ребята, слишком молоды, чтобы видеть эти штуки, – сказал он, – но это были огромные космические корабли. Они и должны были быть огромными, потому что они были так несовершенны. Как вы все знаете, первая ракета, достигшая Луны, была многоступенчатой – но ее полезный вес составлял едва тонну.
Следующей ступенью были атомные ракеты. Это было огромное усовершенствование, потому что ступени ракет больше не были нужны. Это значило, что даже такие корабли, как “Дедал”, могли стартовать с Земли без всякой катапульты и отправиться на Луну или даже на Марс. Но эти корабли все еще были потомками ракет; они зависели от реактора, который нагревал реакционную массу и заставлял ее взрываться, так же, как это происходило в двигателях ракет на химическом топливе. Третья, новейшая ступень – это принцип превращения массы в энергию; этот принцип применяется на “Мейфлауэре”. Может быть, это окончательная конструкция – корабль, основанный на этом принципе, теоретически может вплотную приблизиться к скорости света. Возьмем, к примеру, этот рейс; мы в течение четырех часов разгонялись при ускорении в одно “g” и в результате этого достигли скорости более чем девяносто миль в секунду.
Если бы мы поддерживали это ускорение в течение года, мы вплотную приблизились бы к скорости света.
Корабль, основанный на принципе превращения массы в энергию, располагает достаточным количеством топлива, чтобы проделать это. В энергию превращается один процент массы, а остальные девяносто девять процентов используются для истечения. По этому же принципу будет действовать и “Звездный Скиталец”, когда мы его закончим.
Тут вмешался один из младших учеников.
– Мистер Инженер.
– Да, мальчик?
– Предположим, мы будем разгоняться еще пару недель – тогда мы превысим скорость света?
Мистер Ортега покачал головой.
– Этого не произойдет.
– Почему не произойдет, сэр?
– Гм, как у тебя там с математикой, мальчик?
– Мы только что начали изучать дифференциальное исчисление.
– Тогда нет никакого смысла тебе это объяснять. Но ты можешь мне поверить, что, по мнению величайших ученых, это невозможно.
Я тоже неоднократно ломал над этим голову. Почему нельзя двигаться быстрее света? Я знал обо всей этой суете вокруг уравнений Эйнштейна, доказывающих, что скорость, превышающая скорость света, является не имеющей значения величиной, как, например, вес песни или краски звуков, потому что она содержит квадратный корень из минус единицы – но это все только теория, и, если я правильно понимаю историю естествознания, ученым зачастую их теория дороже, чем другим людям их честь. Я поднял руку.
– Да, что еще?
– Мистер Ортега, предположим, что мы не превысили скорости света. Что произойдет, если “Звездный Скиталец”, приблизится к скорости света и капитан внезапно увеличит ускорение до шести “g”?
– Гм, это дает… ну, скажем; следующим образом… – он замолчал и усмехнулся. При этом он выглядел достаточно молодо. – Слушай, мальчик, не задавай мне больше таких вопросов-ловушек. Я инженер, а не физик.
Он задумчиво посмотрел на нас и добавил:
– Честно говоря, я не знаю, что произойдет., но я много бы дал, чтобы узнать это. Если бы мы только знали, как выглядит квадратный корень из минус единицы…
Он быстро продолжил:
– Но снова вернемся к “Мейфлауэру”. Вероятно, вы знаете, что “Мейфлауэр”, собственно, должен был стать “Звездным Скитальцем-2”, если “Звездный Скиталец-1” не вернется назад. Но тем временем эта конструкция устарела, и заложен “Звездный Скиталец-3”, а этот корабль передан для обслуживания колоний. И ему дано название “Мейфлауэр”.
Вы сами должны понять, как вам повезло. До сих пор переселенцы добирались до Ганимеда за два года и девять месяцев. Мы же проделаем этот путь за два месяца.
– А разве мы не можем лететь быстрее? – спросил кто-то.
– Можем, – сказал Ортега. – Но это не нужно и приведет к навигационным затруднениям. На этом новом корабле такое навигационное оборудование – шаг назад. Будем же терпеливы. Ваши внуки долетят туда за неделю. Будет так много кораблей, что придется Учредить Службу Безопасности Движения, и, может быть, в колонии отбудет столько людей, что Земля больше не будет знать перенаселения.
Но хватит об этом, – продолжил он. – Кто из вас знает, что значит уравнение Е = mc2?
Я мог ему это сказать, но я не хотел снова вылезать и не хотел, чтобы меня сочли за карьериста. Наконец один из мальчиков постарше меня сказал:
– Это значит, что масса может превращаться в энергию.
– Верно, – сказал мистер Ортега. – Первым настоящим доказательством этому была атомная бомба, взорванная в 1945 году в Аламогордо, штат Нью-Мексико. Однако это был особый случай. Они еще не могли контролировать взрыв бомбы; и этот большой успех был всего лишь огромным взрывом. Потом были созданы урановые реакторы. Это тоже был особый случай, и только микроскопическая малая часть массы превращалась в энергию. Только когда Килгор вывел свои уравнения превращения массы в энергию – не беспокойтесь, это объяснят вам позже, когда вы станете старше, – все встало на свои места, а еще раньше, в 1905 году, Эйнштейн вывел свои знаменитые уравнения.
Но люди все еще не знали, как им управлять реакцией. Если мы хотели превращать массу в энергию, нам нужно было как можно больше массы, которая не превращалась бы в энергию до тех пор, пока мы этого не захотим. И нам нужны были прочнейшие сплавы. Обычного металла было уже недостаточно. С таким же успехом мы могли бы взять мягкое масло.
Но уравнения Килгора показывают, как нам разрешить эту проблему. Их нужно только правильно понять. Кто-нибудь из вас имеет представление, сколько энергии выделяется, если часть массы превратить в жесткое излучение?
Никто этого не знал.
– Это все есть в уравнениях, – сказал он. – В том числе в добром старом уравнении Эйнштейна Е = mc2. Оно показывает, что один грамм массы выделит девять на десять в двадцатой степени эрг.
Ниже он написал: “1 г = 9 х 10^20 эрг”.
– Все выглядит вполне нормально, не так ли? – произнес он. – Но теперь мы напишем это иначе.
И он написал на доске: “900000000000000000000 эрг”.
– Теперь прочтем это. Девятьсот тысяч миллиардов. Это все еще говорит вам очень мало, так? Сосчитать это количество невозможно. Физики-ядерщики пользуются своими нулями, как плотник пилой.
Попробуем еще раз. Фунт любой массы, например, перьев, может выделить тринадцать миллиардов лошадиных сил энергии в час. Теперь вы понимаете, почему “Мейфлауэр” должен всегда оставаться в космосе и почему он никогда не сможет опуститься на поверхность планеты?
– К примеру? – спросил кто-то из мальчиков.
– К примеру, жесткое излучение. Если бы “Мейфлауэр” стартовал прямо с космодрома Мохаве, вся Калифорния превратилась бы в сплошное озеро лавы, и люди, населяющие ее, погибли бы от жесткого излучения и жары. Теперь вы понимаете, почему защитная перегородка пересекает весь корабль?
Нам не повезло, что Олух Эдвардс оказался в нашей группе. Он был включен в нее, потому что спал в нашем отсеке. Теперь он вылез вперед и спросил:
– А если потребуется произвести какой-нибудь ремонт по ту сторону защитной перегородки?
– Это невозможно, – объяснил ему мистер Ортега. – В энергетической установке нет движущихся частей.
Но Олуха все еще не удовлетворил данный ему ответ.
– Но, предположим, что что-нибудь все же вышло из строя, разве туда нельзя войти во время полета?
Олух обладал уникальной способностью выводить из себя других людей. Мистер Ортега немного нетерпеливо ответил ему:
– Поверьте мне, юноша, даже если потребуется войти туда, мы на это не пойдем. Действительно не пойдем.
– Фи, – сказал Олух. – Я могу сказать только, что это смешно. Почему же тогда вместе с нами отправили инженера, если в полете не надо производить никакого ремонта?
Повисла такая тишина, что можно было бы услышать, как жужжит муха, если бы таковая здесь была. Мистер Ортега покраснел, но ответил ему:
– Вероятно, ты сам сможешь ответить на свои глупые вопросы, – он взглянул на нас. – Еще что-нибудь неясно?
Никто больше не задал ни одного вопроса.
Ортега добавил:
– Я думаю, что на сегодня достаточно. Урок окончен.
Позже я рассказал об этом папе. Он мрачно посмотрел на меня и сказал:
– Я боюсь, что инженер Ортега сказал вам не всю правду.
– Как?
– Во-первых, сам он сделал многое для того, чтобы механизмы по ту и по эту сторону защитной перегородки всегда были в полном порядке. Но также вполне возможно, что во время полета придется добираться до горелки.
– И как же тогда?
– На этот случай предусмотрены исключения из правил. Тогда мистер Ортега, вероятно, наденет космический скафандр, вылезет наружу, на внешнюю обшивку корабля, и оттуда проникнет в машинное отделение. Не особенно приятная работенка…
– Ты имеешь в виду…
– Я думаю, что через пару минут Первый Инженер предстанет перед Святым Петром. Инженеров подбирают очень тщательно, Билл.
