Текст книги "Дорога Славы (сборник)"
Автор книги: Роберт Энсон Хайнлайн
сообщить о нарушении
Текущая страница: 31 (всего у книги 44 страниц)
– Уйдем отсюда, Джим, – сказал Френк.
– Согласен.
Марсиане еще не ушли. Гекко увидел вышедших мальчиков, что-то сказал одному из своих сородичей и затем обратился к ним:
– Где тот, кто выучил наш язык? Мы хотели поговорить с ним.
– Я думаю, им нужен доктор, – сказал Френк.
– Они это имели в виду?
– Мне так кажется. Мы позовем его, – они вернулись назад и разыскали Мак-Рэя в группе возбужденных людей. – Док, – сказал Френк, – они хотят поговорить с вами… марсиане.
– Что? – спросил Мак-Рэй. – Почему со мной?
– Я не знаю.
Доктор повернулся к Мэрлоу:
– Что скажете, Шкипер? Вы не хотите принять участие в этом заседании?
Мэрлоу потер лоб.
– Нет, я все равно не понимаю их языка. Займитесь этим сами.
– Хорошо.
Мак-Рэй сходил за своим костюмом и маской и не стал возражать, когда мальчики помогли ему одеться и последовали за ним. Как бы то ни было, выйдя из переходной камеры, ребята остановились и стали наблюдать за происходящим с некоторого расстояния.
Мак-Рэй подошел к группе марсиан и обратился к ним. Голоса аборигенов прогудели в ответ. Он вступил л группу, и мальчики могли видеть, как он говорит с ними, отвечает на вопросы и жестикулирует руками. Совещание продолжалось довольно долго.
Наконец Мак-Рэй утомленно опустил руки. Голоса марсиан прогудели прощание, и вся группа неспешным шагом, но очень быстро перешла мостик и направилась в свой город. Мак-Рэй медленно вернулся назад.
В переходной камере Джим спросил:
– Что им было надо, док?
– Что? Помолчи, сынок.
Войдя в фойе, Мак-Рэй взял за руку Мэрлоу м повел в кабинет, который они заняли.
– Рэвлингс, идемте с нами. Оставьте свои дела, – мальчики следовали за ними, и Мак-Рэй разрешил им войти: – Вы тоже можете слушать, так как по уши влезли в это дела. Джим, позаботься о двери. Не давай никому ее открывать.
– Что все это значит? – спросил отец Джима. – И почему вы такой мрачный?
– Они хотят, чтобы мы ушли.
– Ушли?
– Оставили Марс Совсем ушли, ушли на Землю.
– Что? Почему они нам это предлагают?
– Это не предложение, а приказ, ультиматум. Они даже не дали нам времени, чтобы вызвать сюда корабли с Земли. Они хотят, чтобы ушли все, каждый человек – мужчины, женщины и дети. Они хотят, чтобы мы ушли немедленно – и они не шутят!
14. ВИЛЛИССпустя четыре дни доктор Мак-Рэй ввалился в кабинет. По сравнению с утомленным Мэрлоу Мак-Рэй был просто измучен.
– Удалите всех отсюда, Шкипер.
Мэрлоу отпустил людей и закрыл дверь.
– Ну?
– Вы получили мое сообщение?
– Да.
– Провозглашение Автономии написали? Люди его поддерживают?
– Да, написали. Мы взяли за основу Американскую Декларацию Независимости. Я боялся, что у нас ничего не получится, но все-таки мы написали.
– Стилистика меня не интересует! Как к ней отнеслись люди?
– Провозглашение ратифицировано. Это не составило труда. Нас немного беспокоили люди из лагерей Проекта, но и они поддержали нас. Я думаю, мы должны поблагодарить за это Бичера: он сделал так, что теперь все принимают независимость как нечто само собой разумеющееся.
– Мы ничего не должны Бичеру! Он чуть не угробил нас всех.
– Вы сделали все, что хотели?
– Я расскажу вам, но сначала хочу узнать о Декларации. Вы выполнили мою просьбу?
– Да, прошлой ночью мы передали ее в Чикаго, но еще слишком рано ждать ответ. Позвольте и мне спросить вас: вы действовали удачно?
– Да, – Мак-Рэй устало потер глаза. – Мы можем остаться. “Это был великий бой. Моо, но я его выиграл”. Они разрешили нам остаться.
Мэрлоу поднялся и вставил ленту в магнитофон.
– Вы не хотите это записать, чтобы больше к этому вопросу не возвращаться?
– Нет. Мой официальный отчет должен быть очень внимательно отредактирован. Я постараюсь, чтобы вы первый услышали его, – он задумался и выдержал паузу. – Джеймс, как давно человек впервые высадился на Марсе? Около пятидесяти земных лет или больше? Кажется, за последние несколько часов я узнал о марсианах больше, чем за все это время. И в то же время я совершенно ничего не знаю о них. Мы пытались думать о них, как о людях, пытались впихнуть их в наши рамки. Но они не люди; они вообще ничем не похожи на нас, – он подумал и добавил: – Миллионы лет назад они уже совершали межпланетные полеты… совершали и совершают до сих пор.
– ЧТО? – спросил Мэрлоу.
– Это не самый важный вопрос. Это только одна деталь из того, что я узнал из разговора со стариком, с которым разговаривал Джим. Но он вообще не марсианин.
– Подождите минутку – кто же он тогда?
– О, я полагаю, что он абориген Марса, здесь все нормально. Но он не марсианин в том смысле, какой мы вкладываем в это слово. В конце концов, он не видел меня, как другие.
– Как же он видел?
Опишите его. Мак-Рэй озадаченно посмотрел на Мэрлоу.
– Ох, я НЕ МОГУ. Возможно, каждый из нас, Джим и я, видели то, что хотел он. Не обращайте внимания. Виллис скоро вернется к марсианам.
– Конечно, – ответил Мэрлоу, – Джиму это не понравится, но если они хотят… это будет не самая высокая цена…
– Вы не понимаете, вы вообще ничего не понимаете! Виллис является ключом ко всей проблеме.
– Конечно, он был впутан в это дело, – согласился Мэрлоу, – но почему вы считаете, что он – ключ ко всему?
Мак-Рэй потер виски.
– Все это очень сложно, и я не знаю с чего начать. Виллис – очень важное звено. Послушайте, Джеймс, нет никакого сомнения, что вы войдете в историю как отец страны, но Джим, между нами, должен быть записан в ней как наш спаситель. Это благодаря Джиму и Виллису – любви Виллиса к Джиму и верности Джима, которая помогла ему, – колонисты еще живы сегодня, а не лежат под цветущими маргаритками. Они намеревались истребить нас, но благодаря Джиму пошли на уступки и выдвинули ультиматум.
Челюсть Мэрлоу отвисла.
– Но это невозможно! Марсиане не могут сделать ничего подобного!
– Могут и сделали бы, – вяло констатировал Мак-Рэй. – Они долгое время сомневались в отношении нас. Намерение Бичера отправить Виллиса в зоопарк переполнило их терпение – отношение Джима к Виллису снова уравновесило положение. Они пошли на компромисс.
– Я не могу поверить, что они могли, – возразил Мэрлоу, – да и не вижу, как бы они смогли сделать это.
– ГДЕ БИЧЕР? – грубо спросил Мак-Рэй.
– Ммм… да.
– Тогда не говорите относительно того, что они могут, а что нет. Мы ничего не знаем о них… вообще ничего.
– Я не могу спорить с вами, но вы могли бы прояснить некоторые тайны относительно Джима и Виллиса? Почему они о нем так беспокоятся? В конце концов, Виллис обычный прыгун.
– Я не думаю, что смогу прояснить это, – признался Мак-Рэй, – зато могу выдвинуть теорию. Вы знаете марсианское имя Виллиса? Вы знаете, что оно означает?
– Я даже не знал, что у него есть…
– Оно означает. “В ком соединяются надежды мира”. Это наводит вас на какую-нибудь мысль?
– Боже мой, нет!
– Я мог перевести это не совсем точно. Возможно, оно означает: “Многообещающая молодежь” или просто “Надежда”. Может быть, марсиане, как и мы, не задумываясь, вкладывают в имя поэтический смысл. Например, возьмите мое имя – Дональд. Оно означает “правитель мира”. Мои родители наверняка не знали этого. А может, марсиане получают удовольствие, давая прыгунам экстравагантные имена. Я знал одного китайского мопса, которого, поверите или нет, называли “Великий Маньчжурский Принц Победитель Бельведера”, – Мак-Рэй вдруг удивленно посмотрел на Мэрлоу. – Вы знаете, я вспомнил, что в кругу семьи собаку называли – Виллис!
– Вы не договорили!
– Я скажу, – доктор почесал щетину на своем подбородке и попытался вспомнить когда он брился в последний раз. – Но это не совпадение Полагаю, для Джима на первом месте стоит имя Виллис. Я подумал о китайском мопсе; это был маленький симпатичный дьявол с моргающими глазками; он смотрел на вас так, словно Виллис, – наш Виллис. Кто сказал, что ни одно из имен Виллиса ничего не значит?
Он сидел и ничего не говорил так долго, что Мэрлоу не выдержал.
– Вы почти ничего не прояснили. Как вы думаете, настоящее имя Виллиса означает что-нибудь или нет? Вы так и не сказали этого.
Мак-Рэй внезапно поднялся.
– Я скажу. Я действительно скажу. Я думаю, имя Виллиса имеет буквальное значение. Теперь подождите минутку – не отвлекайте меня. Кажется, до меня дошел настоящий смысл. Как ВЫ думаете, что такое Виллис?
– Я? – спросил Мэрлоу. – Я думаю, он является представителем экзотической марсианской ФАУНЫ, в какой-то степени смышленым и приспособившимся к окружающей обстановке.
– Высокомерное мнение, – посетовал доктор. – Я думаю, он – то, кем были все марсиане, прежде чем стали взрослыми.
Мэрлоу скривился, как от зубной боли.
– Нет совершенно никакого сходства структур. Они так же различны, как мел и сыр.
– Допустим. Но какое сходство между гусеницей и бабочкой? – Мэрлоу открыл рот и снова закрыл. – Я не виню вас, – продолжал Мак-Рэй. – Мы никогда не связывали такие метаморфозы с высшими существами, какими бы эти высшие существа ни были. Но я именно так думаю о Виллисе, и это объясняет, почему Виллис возвращается к своему народу. Сейчас он находится в стадии нимфы; скоро он перейдет в стадию куколки – некий вид долгой зимней спячки. Когда он выйдет из этой стадии, то станет марсианином.
Мэрлоу пожевал губу.
– В этом нет ничего нелогичного – но это поразительно.
– Все, что касается Марса, – поразительно. Но если моя теория правильна – имейте в виду, что я не утверждаю это, – то она может объяснить, ПОЧЕМУ Виллис является таким важным персонажем в нашей истории. Да?
– Вы сказали мне слишком много, чтобы все усвоить за один раз, – устало сказал Мэрлоу.
– Постарайтесь превзойти себя. Я не закончил. Я думаю, марсиане имеют еще одну стадию, стадию “старика”, с которым я говорил, – и, по-моему, это самое странное. Джеймс, можете вы представить себе человека, который имеет ежедневную устойчивую связь с Небом – ИХ небом – как, скажем, связь между Соединенными Штатами и Канадой?
– Док, теперь я уже могу вообразить все, что вы мне скажете.
– Мы говорили о марсианском “другом мире”; эти слова что-нибудь значат для вас?
– Ничего. Это что-то наподобие транса, в какой впадают индусы.
– Я спросил вас потому, что они говорили о нем как о представителе “другого мира” – я имею в виду старого марсианина. Джеймс, я думаю, что я вел переговоры и заключил новый договор о колонизации с ДУХОМ. А теперь не упадите со с гула, – продолжал Мак-Рэй. – Я скажу вам, почему так думаю. Он совсем не понял меня, когда я переменил тему. Мы все время говорили на английском, но его умственное развитие было на уровне умственного развития Джима. Он знал каждое слово, которое должен знать Джим, и ни одного из тех, что Джим не может знать. Ради интереса, я попросил его предположить, что нам разрешено остаться, и спросил – позволят ли марсиане в этом случае воспользоваться нам их системой подземки. На это совещание я сам ехал в подземке; талантливо сделана – постоянное ускорение, словно комната установлена на ролики и катится вниз. Старый марсианин затруднялся понять, что я хочу. Затем он показал мне глобус Марса – он был выполнен очень натурально, за исключением того, что на нем не было каналов. Точно так же, как и с Джимом, со мной был Гекко. Между стариком и Гекко возник спор, суть которого сводилась к выяснению, В КАКОМ ГОДУ Я НАХОЖУСЬ. Потом на моих глазах глобус постепенно изменился. Я видел, как каналы ползут по поверхности Марса. Джеймс, Я ВИДЕЛ, КАК ОНИ СТРОИЛИСЬ. – Теперь я спрошу вас, – закончил он, – какое существо станет вспоминать, в каком тысячелетии оно живет? Будете вы возражать, если я стану называть его духом?
– У меня вообще нет никаких возражений, – заверил его Мэрлоу. – Возможно, мы все – духи.
– Я выдвину еще одну теорию, Джеймс; прыгуны, марсиане и старики – совершенно разные расы. Прыгуны относятся к третьему классу, горожан, марсиане – ко второму классу горожан, а настоящих хозяев мы никогда не видели, потому что они живут глубоко под землей. Их не волнует, что и как мы делаем с поверхностью. Мы можем пользоваться парком, можем даже ходить по газонам и мять траву, но мы не должны пугать птиц. Или, может, старый марсианин появился в результате гипноза, который оказал на меня Гекко, и, возможно, на Марсе живут только прыгуны и марсиане. Ответьте мне.
– Я не могу вам ничего ответить, – сказал Мэрлоу. – Я вполне удовлетворен тем, что вы справились со своей задачей и пришли к соглашению, которое позволяет нам остаться на Марсе. Я полагаю, пройдут годы, прежде чем мы поймем марсиан.
– Вы выразились слишком мягко, Джеймс. Прошло пятьсот лет после открытия Колумбом Америки, и человек все еще пытается понять американских индейцев, а индеец и европеец – оба ЛЮДИ, похожие, как две горошины. А здесь – МАРСИАНЕ. Мы никогда не поймем их; мы даже не представляем себе, в каком направлении нам двигаться, чтобы их понять, – Мак-Рэй поднялся. – Я хочу принять ванну и немного поспать… а потом я встречусь с Джимом и поговорю о Виллисе.
– Минутку, док. Вы думаете, у нас действительно могут воз-, никнуть неприятности с провозглашением автономии?
– Я добьюсь провозглашения. Отношения с марсианами в Десять раз щекотливее, чем мы думали раньше. Попытайтесь вообразить, что решение, от которого зависит ваша жизнь, будет приниматься на Земле, среди членов правления, никогда в жизни даже НЕ ВИДЕВШИХ марсиан.
– Я не это имел в виду. Какое сопротивление нам придется преодолеть?
Мак-Рэй снова почесал свой подбородок.
– Человеку и раньше приходилось драться за свою свободу, Джеймс. Я не знаю. Мы должны убедить население, что автономия необходима. С существующей на Земле проблемой питания и перенаселения они сделают все необходимое, чтобы сохранить нас здесь и продолжить миграцию. Когда-нибудь они осознают, из-за чего мы поднялись против. Они не захотят провалить Проект.
– Надеюсь, вы правы.
– Я слишком долго был прав. Мы поставим марсиан в свою упряжку. Ладно, я пойду передам новости Джиму.
– Ему они не понравятся, – сказал отец Джима.
– Ему придется через это пройти. Вероятно, он найдет другого прыгуна, научит его английскому языку и тоже назовет его Виллисом. Затем он вырастет и больше не станет держать прыгунов для своей забавы. Осталось недолго, – он задумчиво повернулся и добавил: – Но кем станет Виллис? Хотел бы я знать.
ФЕРМЕР В НЕБЕ
Днем наша группа была наверху, в Сьерре, и мы вернулись поздно. Мы вовремя вышли из полевого лагеря, но служащий из контроля движения направил нас на восток из-за какой-то непогоды. Это мне не подходило. Папа по большей части ничего не ел, когда меня не было.
Кроме того, мне вместо второго пилота всучили какого-то новичка; мой постоянный второй пилот и заместитель руководителя группы был болен, и мистер Кински, наш руководитель, подсунул мне этого типчика. Мистер Кински полетел в другом вертолете с группой “Пума”.
– Почему ты не вставишь себе зуб? – поинтересовался типчик.
– Ты когда-нибудь слышал о правилах дорожного движения? – спросил я его.
В вертолете всегда включалась автоматика; он управлялся с Земли и полз в кильватере грузовика, как ему и было предписано.
Типчик рассмеялся.
– Ты всегда можешь сымитировать несчастный случай. Тут… внимание! – он включил микрофон. – Волк [102]102
“Волки”, “Орлы” – названия отрядов различных ступеней в организации скаутов.
[Закрыть]– восемь-три вызывает службу…
Я отключился и тотчас же включился снова, когда ответили из службы контроля движения. Я объяснил, что вызов был ошибочным. Типчик презрительно посмотрел на меня.
– Молокосос! – сладеньким голосом произнес он. Именно этого ему не следовало делать.
– Иди вниз, – сказал я, – и скажи Слейту Кайферу, чтобы он поднялся сюда.
– Зачем? Он же не пилот.
– Если ты меня спросишь, то я скажу, что ты тоже не пилот. Но он весит столько же, сколько и ты, а я должен держать этот ящик в равновесии.
Он откинулся назад.
– Папаша Кински назначил меня вторым пилотом. Я остаюсь здесь.
Я сосчитал до десяти и смолчал. Пилотская кабина вертолета – не подходящее место для драки. Мы больше не говорили друг с другом, пока я не опустил машину на посадочную площадку Норт-Диего и не отключил дюзы ротора.
Я, конечно, вылез последним. Мистер Кински ожидал нас, но я не видел его. Я видел только этого типчика. Я схватил его за плечо.
– Может быть, ты еще раз повторишь свою шутку? – спросил я его.
Мистер Кински появился словно из-под земли, прошел между вами и сказал:
– Билл, что это все значит?
– Я… – я хотел сказать, что я должен вытряхнуть этого типчика из его шкуры, но потом передумал.
Мистер Кински повернулся к типчику.
– Что произошло, Джонс?
– Я ничего не сделал. Спросите у остальных.
Я тоже хотел ответить, что о случившемся нужно сообщить в союз пилотов. Бунт в воздухе – серьезное дело. Но это “спросите у остальных” заставило меня смолчать. Никто ничего не видел и не слышал.
Мистер Кински посмотрел на нас обоих, потом сказал:
– Построй свою группу, Билл, и отправь ее по домам.
Я так и сделал, после чего сам отправился домой.
По возвращении я очень устал и нервничал. Я слышал сообщения во время полета. Они были неутешительными. Рационы сократили еще на десять калорий – ко всему прочему, я был голоден и вспомнил о том, что пришел слишком поздно, чтобы поужинать вместе с отцом. Далее в новостях передали, что новый космический корабль “Мейфлауэр” уже готов, и составляются полетные списки переселенцев. “Как им хорошо, – подумал я. – Никаких скудных рационов, никаких типчиков джонсов”.
Новая, с иголочки, планета.
Джордж – мой отец – сидел в столовой и просматривал какие-то бумажки.
– Ну, Джордж, – сказал я. – Ты еще не ел?
– Хелло, Билл, еще нет.
– Я уже все закончил, – я заглянул в холодильник и увидел, что в обед он ничего не ел. Я решил дать ему добавочную порцию.
Я взял два синто-бифштекса из холодильника и бросил их в быстроразмораживающее устройство, добавил пару печеных картофелин для папы и одну для себя, потом взял пакет с салатом, который оставил медленно оттаивать.
Когда я залил суповые и кофейные кубики кипятком, бифштексы уже можно было жарить. Я положил их на решетку жаровни, установил автоматику на “бифштекс с кровью” и достал из холодильника немного мармелада на десерт.
Картофель был готов, и, бросив взгляд на свою таблицу рациона, я добавил пару кусочков маргарина. Раздался сигнал. Я вытащил бифштексы, накрыл стол и зажег свечи, как это всегда делала Энни.
– Иди ешь, – позвал я и быстро вписал число калорий в таблицу рациона, прежде чем бросить упаковку в мусоропровод.
Папа вошел, я тоже уже был готов. Вся эта процедура длилась две минуты двадцать секунд. Стряпня – это действительно что-то забавное. Я не могу себе представить, почему некоторые женщины поднимают из-за этого столько шума – вероятно, у них нет никакой системы.
Папа понюхал бифштекс и усмехнулся.
– Мальчик, мальчик, ты когда-нибудь сделаешь нас банкротами.
– Не бойся, – сказал я. – У меня в этом месяце еще есть остаток, – я наморщил лоб. – Если в следующем квартале сократят рацион, вот тогда уже хуже.
Папа опустил вилку с нанизанным на нее куском бифштекса.
– Опять, – сказал я. – Еще раз, Джордж, и не понимаю зачем. Мы собрали хороший урожай, а в Монтане пущена новая дрожжевая фабрика.
– Ты в курсе всего этого, Билл?
– Конечно.
– Тогда ты, конечно, знаешь о результатах последней переписи в Китае. Тебе надо только ненадолго взять в руки калькулятор.
Я знал, что он имеет в виду, и бифштекс мой вдруг приобрел вкус старой резиновой подметки. И как можно пользоваться системой распределения, если в соседнем полушарии такие попытки были сразухже дискредитированы?
– Эти тупые китайцы должны производить на свет как можно меньше детей и сами себя обеспечивать продовольствием.
– Все должно быть распределено по справедливости, Билл.
– Но… – я замолчал. Джордж был прав, как всегда, но справедливость представлялась мне сомнительной. – Ты слышал о “Мейфлауэре”? – спросил я его, чтобы сменить тему.
– А что с “Мейфлауэром”? – голос папы вдруг стал каким-то осторожным, и это удивило меня. Со времени смерти Энни – моей матери – у нас с папой не было друг от друга никаких тайн.
– Он уже готов. Теперь начнут отбирать переселенцев.
– В самом деле? – снова этот осторожный тон. – Что ты сегодня делал?
– Ничего особенного. Пятимильный вылет из лагеря. Мистер Кински проверил пару новинок. Я видел одного горного льва.
– Правда? А я думал, что их больше не осталось в живых.
– А я всегда думал, что в живых остался хотя бы один.
– Ну, значит, ты был прав. Что еще?
Я поколебался, потом рассказал ему об этом типчике Джонсе.
– Он прежде не был в нашей группе. Как только ему пришло в голову вмешаться в управление вертолетом?
– Ты все сделал правильно, Билл. Кажется, что типчик, как ты его называешь, еще слишком зелен для того, чтобы получить права на управление вертолетом.
– Но он старше меня на целый год.
– В мое время человеку должно было исполниться шестнадцать, прежде чем он мог заявить о себе.
– Времена меняются, Джордж.
– Да, тут ты прав, тут ты прав.
Теперь папа казался печальным, и я понял, что он думает об Энни. Я поспешно спросил:
– Неважно, сколько ему лет. Я просто не могу понять, как он выдержал тест на твердость характера?
– Психологические тесты неточны, Билл. Они так же мало точны, как и люди, – папа откинулся в кресле и раскурил трубку. – Нужно ли мне сматываться сегодня вечером?
– Нет, спасибо, – он спрашивал это всегда, и я всегда отклонял это предложение. Если я делаю все чисто, то он – основательно. – Сыграем в криббедж?
– Хорошо. Я обдеру тебя до нитки.
– Ничего у тебя не выйдет, – я убрал со стола, бросил тарелки в мусор и последовал за ним в гостиную. Он взял доску и вытащил карты.
Но мысли его были далеко от игры. У меня были все преимущества перед ним, когда он положил карты и взглянул на меня.
– Мальчик мой…
– А? Я хочу сказать – что, Джордж?
– Я решил отправиться на “Мейфлауэре”.
Я выронил доску для криббеджа. Затем встал, откашлялся и сказал: – Вот это класс! Когда же мы летим? Папа еще сильнее затянулся трубкой.
– Это еще не все, Билл. Ты со мной не летишь.
У меня перехватило дыхание. Папа еще никогда не поступал со мной так. Я просто сидел и глотал воздух. Наконец я выдохнул.
– Папа, это шутка!
– Нет, мой мальчик.
– Но почему? Скажи мне только одно – почему?
– Теперь выслушай меня, мой мальчик.
– Называй меня просто Билл.
– Ну, хорошо, Билл. Все будет просто великолепно, если на риск пойду я и начну новую жизнь в колонии, но у меня нет никакого права портить и твою жизнь. Ты должен сначала закончить свое образование. На Ганимеде нет приличных школ. Ты сначала закончишь свою школу, и, когда подрастешь, ты всегда сможешь перебраться ко мне.
– И это основание? Это единственное основание? Чтобы я мог ходить в школу?
– Да, ты останешься здесь, пока не сдашь выпускные экзамены. Если у тебя все еще будет желание, ты можешь полететь вслед за мной позднее. Тебе это сразу же разрешат. Родственники переселенцев имеют преимущество.
– Нет!
Папа остался непреклонен.
Я, конечно, тоже.
– Джордж, я говорю тебе, что тебе вообще нет никакого смысла оставлять меня здесь. Я уже теперь могу сдать на права гражданина Третьей степени. Потом я приобрету разрешение на получение работы и…
Он прервал меня.
– Тебе не надо никакого разрешения на получение работы, Билл. Я оставлю тебе достаточно денег…
– Достаточно денег! Ты думаешь, что Л прикоснусь к твоему кредиту, когда ты улетишь и бросишь меня здесь на произвол судьбы? Я буду жить на стипендию, пока не сдам экзамены, а потом я приобрету разрешение на получение работы…
– Тише, сынок, – продолжил папа. – Ты гордишься тем, что ты скаут, не так ли?
– Как… да, конечно!
– Я должен напомнить тебе, что скаут должен быть послушным. И вежливым.
Это был жестокий удар. Мне пришлось задуматься.
– Джордж…
– Да, Билл?
– Мне очень жаль, я был груб. Но законы скаутов созданы не для того, чтобы скаута можно было легко убрать с дороги. С тех пор, как я живу с тобой, я делаю все, что ты мне велишь. Но если ты оставишь меня одного, у тебя больше не будет никаких прав на меня. Порядочно это или нет?
– Это разумно, мальчик. Я же хочу тебе только добра.
– Не увиливай от спора, Джордж! Порядочно это или нет? Думаешь, что можешь распоряжаться моей жизнью, находясь за сотни миллионов миль отсюда? Я должен сам встать на ноги.
– Я все еще твой отец.
– Отец и сын должны держаться друг за друга Насколько я знаю, отцы брали своих сыновей в первое плавание “Мейфлауэра”.
– Но это нечто совсем другое.
– Почему?
– Наше путешествие намного дальше и опаснее.
– Путешествие в Америку тоже когда-то было опасным – половина колонистов в Плимут-Рок [103]103
Плимут-Рок – место высадки первых колонистов-англичан в Америке.
[Закрыть]умерла в первую же зиму. Это знает каждый ребенок. И расстояние не значит вообще ничего. Важно только то, сколько времени нам понадобится, чтобы преодолеть его. Если я отправлюсь пешком сегодня после обеда, на следующий месяц я все еще буду в пути. Отцам-основателям понадобилось шестьдесят три дня, чтобы пересечь Атлантику, – во всяком случае, нас так учили. В новостях недавно говорили, что “Мейфлауэр” достигнет Ганимеда за шестьдесят дней. Теперь Ганимед ближе, чем раньше был Плимут-Рок.
Папа встал и выбил трубку.
– Я не буду спорить с тобой, мой мальчик.
– А я не лечу с тобой, – я глубоко вдохнул воздух. Может быть, мне лучше было бы ничего не говорить, но я был в ярости. Со мной еще никогда так не поступали, и мне показалось, что я должен возразить.
– Я могу сказать тебе только одно. Ты не единственный, кто по горло сыт рационом. Если ты думаешь, что я останусь здесь, в то время как ты будешь сидеть там, в колонии, перед полной миской, то ты ошибаешься. Я думаю, мы будем партнерами.
Последняя фраза была бесчестным ударом, и мне стало стыдно. Именно это он сказал мне на следующий день после смерти Энни.
В то же мгновение, как я это произнес, я понял, почему Джордж должен стать переселенцем, и я также понял, что это не имело ни малейшей связи с рационом. Но я не знал, как мне все это высказать.
Папа уставился на меня. Потом он медленно сказал:
– Ты действительно думаешь, что это так? Что я хочу отправиться туда, чтобы мне больше не дрожать над каждым куском еды?
– А что же еще? – ответил я. Я уцепился за этот довод и больше не мог отпустить.
– Гммм… итак, ты думаешь, Билл, что мне нечего на это ответить. Тогда, мне кажется, я могу идти спать.
Я отправился в свою комнату, все еще чувствуя, как я запутался. Мне так необходима была мама, что я почти физически ощущал это, и я знал, что Джордж думает о том же. Она никогда не позволяла нам зайти так далеко, не позволяла нам кричать друг на друга – по крайней мере, я не кричал. Кроме того, наше партнерство будет разрушено, и его больше невозможно будет возобновить.
После душа и длительного массажа я почувствовал себя лучше. Я знал, что в действительности наше партнерство не могло быть расторгнуто. Если папа всерьез поймет, что я должен лететь с ним, он больше не будет настаивать на том, чтобы я сначала окончил школу. Я был убежден в этом – ну да, именно так и должно быть.
Я задумался о Ганимеде.
Ганимед!
При всем этом я ни разу не бывал даже на Луне!
В моем классе был мальчик, который родился на Луне. Его родители все еще жили там. Его они отправили на Землю, чтобы он получил нормальное образование. Он рассказывал, как долго он летел в открытом космосе. Но Луна была отдалена от Земли всего на четверть миллиона миль. До нее можно было добросить камешком. И тамошняя колония зависела от Земли. Там были такие же рационы, как и на Земле. И все они относились к землянам. Но Ганимед!
Другое дело Юпитер – он был отдален от Земли на полмиллиарда миль – немного больше или немного меньше в зависимости от времени года. Разве короткий перелет к Луне можно было сравнить с полетом туда?
Я никак не мог вспомнить, был ли Ганимед третьей или четвертой луной Юпитера. А мне нужно было это знать. В жилой комнате внизу была книга, в которой все это, конечно, было – Эллсуорт Смит “Путешествие по колониям Земли”. Я спустился вниз, чтобы взять ее.
Папа не лег спать. Он все еще сидел в комнате и читал.
– О… хэлло, – сказал я и подошел к книжному шкафу. Он кивнул и стал читать дальше.
Книги на месте не было. Я осмотрелся, и папа спросил:
– Ты что-то ищешь, Билл?
Только тогда я обратил внимание на то, что он читал. Я сказал:
– А, ничего. Я не знал, что ты сам ее читаешь.
– Вот это? – он поднял книгу.
– Ладно. Я найду себе что-нибудь другое.
– На, возьми ее. Я ее. уже прочитал.
– Ну… хорошо. Большое спасибо.
– Минутку, Билл. Я задержался.
– Я принял решение, Билл. Я не лечу.
– Что?
– Ты прав, мы – партнеры. Мое место здесь.
– Да, но… Извини, Джордж, мне очень жаль, что я сболтнул о рационах. Я знаю, что ты решился не из-за этого. Причина… ну да, ты просто должен улететь отсюда, – я хотел сказать ему, что причиной была Энни, но я боялся, что разревусь, если произнесу ее имя.
– Это значит, что ты остаешься – и заканчиваешь отколу?
– Э… – этого я ему не говорил. Я твердо решил тоже переселиться. – Я не Это имел в виду. Я хотел сказать, что я знаю, почему ты хочешь улететь, почему ты должен улететь.
– Гммм… – он раскурил трубку, сделав это довольно обстоятельно. – Я понимаю. Или, может быть, нет. – Потом он добавил. – Тогда мы все это выразим так, Билл. Наше партнерство не разрушается. Или мы летим вместе, или мы вместе остаемся, или ты решаешь остаться здесь добровольно, чтобы закончить колледж, а потом последовать за мной. Это порядочно?
– Что? А, да, конечно.
– Тогда позже мы еще раз поговорим об этом.
Я пожелал ему доброй ночи и быстро исчез в своей комнате. “Уильям, друг мой, – сказал я сам себе, – теперь ты все это практически устроил – ты только не должен быть таким сентиментальным и должен приступить к тренировкам”. Я залез в постель и открыл книгу.
Ганимед был третьей луной Юпитера – теперь я это узнал. Он был больше Меркурия и намного больше, чем наша Луна, – достойная всяческого уважения планета, хотя она и была всего лишь луной. Тяжесть на ее поверхности составляла треть земной тяжести. Итак, я должен был там весить примерно сорок пять фунтов. Впервые человек высадился на Ганимеде в 1985 году. [104]104
Тут Хайнлайн сильно ошибся. Напоминаю, что роман этот был издан в 1950 году. Прим. пер.
[Закрыть]Это я знал и раньше. Проект изменения атмосферы был начат в 1988 году и продолжался до сих пор.
В книге находился стереоснимок Юпитера, такого, каким он был виден с Ганимеда: круглый, как яблоко, красно-оранжевый, приплюснутый на полюсах. Великолепный. Я заснул, не отрывая взгляда от этого снимка.
В следующие три дня у нас с папой не было никакой возможности поговорить, потому что я вместе со всем классом во время урока географии задержался в Антарктиде. Я вернулся домой с обмороженным носом и парой снимков резвящихся пингвинов. К этому времени я изменил свое мнение. Потому что у меня было достаточно времени для размышлений.
