Текст книги "Память Света (Память огня)"

Автор книги: Роберт Джордан

Соавторы: Брендон Сандерсон
сообщить о нарушении

Текущая страница: 35 (всего у книги 68 страниц)

После этого, Перрин посмотрел на поверженных красновуальщиков. Все были мертвы. Гаул захромал рядом с ним, держа сожжённую руку. Рана была плохой, но не несла немедленной угрозы жизни.

– Нам нужно забрать тебя отсюда, – сказал ему Перрин, – и получить некоторое Исцеление. Я не знаю, который сейчас час, но я думаю нам следует пойти на Меррилор и подождать пока откроются Врата.

Гаул улыбнулся ему во все зубы.

– Я самолично убил двоих из них, Перрин Айбара. Один мог направлять. Я считал что обрёл великую честь, потом выскользнул ты и захватил двух пленных. – Он покачал головой. – Сама Байн бы смеялась всю дорогу назад в Трёхкратную Землю, если б увидела это.

Перрин обернулся на двух своих пленников. Убивать их здесь казалось бессердечной жестокостью, но освободить их значило сражаться с ними снова – возможно теряя больше волков, больше друзей.

– Я не ожидаю от них, что они придерживаются джи'и'тох, – сказал Гаул. – Ты бы взял мужчину, который может направлять в качестве гай'шан в любом случае? – Он заметно вздрогнул.

– Просто убей их и покончи с этим, – сказала Ланфир.

Перрин посмотрел на нее. Он не подпрыгнул, когда она заговорила – он немного попривык к способу, которым она появлялась и исчезала. Однако, он находил его раздражающим.

– Если я убью их здесь, убъёт ли это их навсегда?

– Нет, – сказала она, – Для людей это таким образом не работает.

«Доверял ли он ей?» В этот раз, по определенным причинам, он обнаружил, что доверял. «Зачем бы ей лгать? Все еще убивая невооруженных мужчин… они здесь были чуть больше чем дети, по сравнению с ним.»

«Нет», думал он, «принимая во внимание мертвых волков, не дети. Намного более опасные».

– Эти двое были Обращены, – складывая руки сказала она, кивая на двух направляющих. – Многие из них родились в эти дни, однако у этих двоих зубы расположены рядами. Они были захвачены и Обращены.

Гаул что-то пробормотал. Это звучало как клятва, но также звучало благоговейно. Это было на Старом Наречии, и Перрин не смог уловить значение. После этого, однако, Гаул поднял копьё. Он пах опечаленно.

– Вы плюнули ему в глаза, и поэтому он использовал вас, братья мои. Ужасно…

«Обращенные», думал Перрин. «Подобно тем мужчинам в Чёрной Башне. Он нахмурился, идя вверх и беря голову одного из мужчин в свои руки. Может ли его воля вернуть этого мужчину к Свету? Если он был принуждён ко злу, может ли это быть восстановлено?»

Перрин ударил что-то громадное, когда толкнул разумы этих мужчин. Его воля свободно отскочила, подобно ветке, которую пытались использовать, чтобы разбить железные ворота. Перрин отшатнулся.

Он посмотрел на Гаула и покачал головой.

– Я ничего не могу для них сделать.

– Я сделаю это, – сказал Гаул. – Они наши братья.

Перрин неохотно кивнул, пока Гаул перерезал горло обоим мужчинам. Пусть уж лучше так. Тем не менее, это заставило Перрина смотреть, чтобы увидеть это. Он ненавидел то, что сражение делало с людьми, то, что оно делало с ним. Перрин, каким он был месяцы назад, никогда бы не стоял и не наблюдал бы такое. Свет… если бы Гаул не сделал это, он бы сделал сам. Он знал это.

– Ты можешь быть таким ребёнком, – сказал Ланфир, руки все ещё сложены на груди, пока она наблюдала за ним. Она вздохнула, затем взяла его рукой. Волна леденящего Исцеления прошла через него. Рана на щеке закрылась.

Перрин глубоко вздохнул, затем кивнул в сторону Гаула.

– Я не твоя посыльная, волчонок, – сказала она.

– Ты хочешь убедить меня, что ты не враг? – спросил он. – Тогда самое время начать.

Она вздохнула, затем помахала в нетерпении, чтобы Гаул приблизился. Он подошёл, прихрамывая, и она Исцелила его.

Далекое урчание сотрясло разлом за ними. Она посмотрела туда и сузила глаза.

– Я не могу оставаться здесь, – сказала она. Потом пропала.

– Я не знаю, что с этим делать, – сказал Гаул, закатывая руку, там где одежда была сожжена, а кожа исцелена. – Я считаю, что она играется с нами, Перрин Айбара. И я не знаю в какую игру.

Перрин хрюкнул соглашаясь.

– Этот Губитель… он вернётся.

– Я думаю о способе сделать что-нибудь с этим, – сказал Перрин, потянувшись к поясу, где ремнями был привязан Шип Снов. Он освободил его. – Сторожи здесь, – сказал он Гаулу, затем вошёл в разлом.

Перрин прошёл мимо тех камней, похожих на зубы. Было трудно избежать чувства, что он ползет внуть рта Гончей Тьмы. Свет внизу спуска мерцал, но Перрин сотворил пузырь вокруг себя, который был затенён, подобно чтеклу, которое было лишь полупрозрачным. Он смог заметить Ранда и кого-то другого, наносящих друг другу удары мечами на выступе глубокой ямы.

Нет. Это не яма. Перрин изумился. Весь мир, казалось, заканчивался здесь, разлом открывался в громадное небытиё. Вечное пространство, подобное черноте Путей, только это казалось втягивало его внутрь. Его и все прочее. Он привык к буре, идущей снаружи, поэтому он не заметил ветер в тоннеле. Теперь, когда он обратил внимание, он мог чувствовать как он струится через разлом в эту дыру.

Глядя в ущелье, он осознал, что он никогда не понимал черноту ранее, не на самом деле. Это была чернота. Это было небытие. Абсолютный конец всего. Другая темнота была пугающей, из-за того, что она могла скрывать. Эта тёмнота была другой; если это охватит вас, вы прекратитесь полнстью.

Перрин отшатнулся, хотя ветер, дующий вниз по туннелю не был сильным. Просто… постоянным, подобно потоку, бегущему вникуда. Перрин сжал Шип Снов, затем заставил себя отвернуться от Ранда. Кто-то приклонил колени на полу поблизости, её голова склонена, собранная, как будто против какой-то великой силы приходящей из небытия. Морейн? Да, а вот и Найнив, стоящая на коленях справа от неё.

Завеса между мирами была очень тонкой в этом месте. Если он мог видеть Найнив и Морейн, возможно они могли видеть или слышать его.

Он подошёл к Найнив. – Найнив? Ты слышишь меня?

Она мигнула, поворачивая голову. Да она могла его слышать! Но, казалось, она не могла его видеть. Она оглядывалась вокруг, запутавшаяся, потому как вцепилась в каменные зубы на полу, как за саму жизнь.

– Найнив! – вскричал Перрин.

– Перрин? – прошептала она осматриваясь. – Ты где?

– Я собираюсь кое-что сделать, Найнив, – сказал он. – Я сделаю невозможным создавать врата в это место. Если ты захочешь переместиться в или из этой области, тебе понадобится создать твои врата прямо напротив разлома. Понятно?

Она кивнула, все еще высматривая его. Очевидно, что хотя реальный мир отображался в волчьем сне, это не работало наоборот. Перрин вбил Шип Снов в землю, затем активировал его как показала Ланфир, создавая фиолетовый пузырь прямо вокруг самого разлома. Он поспешил назад в тоннель, продавливаясь через стену фиолетового стекла, чтобы заново присоединиться к Гаулу и волкам.

– Свет, – сказал Гаул. – Я почти пошёл натвои поиски. Почему это заняло так много времени?

– Так много? – спросил Перрин.

– Тебя не было по крайней мере два часа.

Перрин покачал головой.

– Это Скважина играет нашим чувством времени. Хорошо, по крайней мере с этим Шипом Снов в том месте, у Губителя будут проблемы с достиженим Ранда.

После того, как Губитель использовал Шип Снов против него, было удовлетворением повернуть тер'ангриал против него самого. Перрин сделал защитный пузырь именно такого размера, чтобы он поместился внутри разлома и накрыл Ранда, Скважину и тех кто рядом с ним. Размещение подразумевало, все границы купола, сохраняли его здесь спереди, находились внутри скалы.

Губитель не сможет прыгнуть в центр разлома и ударить; он будет вынужден войти с переднего входа. Или так, или найти способ прорыть ход в скале, что как ожидал Перрин было возможным в волчьем сне. Однако, это замедлит его, и это было именно то, что нужно Ранду.

«Мне нужно, чтобы вы защищали это место», послал Перрин собравшимся волкам, многие из которых всё ещё зализывали раны. «Убийца Тени сражается внутри, охотясь на самую опасную добычу, которую знал этот мир. Мы не должны позволить Губителю достичь его».

«Мы будем охранять это место, Юный Бык», послал один из них. Другие собрались. «Он не пройдет мимо нас».

«Вы сделаете это?» Перрин послал образ волков, распределённых по Порубежью, быстро распространяющих сообщения между собой. Их было тысячи и тысячи, блуждающих по территории.

Перрин гордился своими посланиями. Он не посылал слова, или изображения, но концепцию смешанную с запахами, с долей инстинкта. С волками, расположенными как он передал, они смогут послать ему по сети, фактически удалённо, если Губитель вернётся.

«Мы можем это сделать», прислали волки.

Перрин кивнул, затем махнул Гаулу.

– Мы не остаемся? – спросил он.

– Здесь произошло слишком многое, – сказал Перрин. – Время здесь движется слишком медленно. Я не хочу, чтобы война прошла мимо нас стороной.

Кроме того, всё ещё оставался вопрос, что же здесь делала Грендаль.

Глава 26. Соображения

– Мне не нравится сражаться рядом с этими Шончан, – тихо сказал Гавин, подходя вплотную к Эгвейн.

Ей это тоже не нравилось и она знала, что Гавин способен это чувствовать. Что она могла сказать? Она не могла отвергнуть Шончан. Тень привлекла под свои знамена шаранцев. Эгвейн должна использовать всех, кого только возможно. Кого угодно.

Ее шея зазудела, когда она пересекла поле к месту встречи, примерно в миле или около того, восточнее брода через Арафеле. Брин уже собрал большую часть ее сил у брода. Айз Седай можно было разглядеть на вершине горы, расположенной к югу от брода, и крупные отряды лучников и копейщиков были расположены под ними на склонах. Войска чувствовали себя свежее. Дни, которые Эгвейн провела отступая, несколько ослабило давление войны, несмотря на попытки врага заставить их вступить в бой.

Шансы Эгвейн зависят от вступления в бой Шончан и захвата ими направляющих у Шаран. Ее желудок скрутило. Когда-то она слышала, что в Кэймлине, недобросовестные люди бросали голодных собак в яму вместе и делали ставки на тех, кто выживет после драки. Сейчас она чувствовала то же самое. Дамани Шончан не свободные женщины, они не могут отказаться от сражения. В направляющих мужчинах Шаран она видела то, что они были чуть больше, чем животные.

Эгвейн должна бороться с Шончан до последнего вздоха, а не объединяться с ними. Ее инстинкты восстали, когда она подошла к месту встречи Шончан. Предводитель Шончан потребовала этой встречи с Эгвейн. Да ниспошлёт Свет чтобы это произошло быстро.

Эгвейн получила отчеты о Фортуоне, так что она знала, чего ожидать. Миниатюрная императрица Шончан стояла на небольшой площадке, наблюдая за подготовкой к бою. Она была одета в сверкающее платье, шлеф от которого потешно растянулся на приличное расстояние позади нее. Восемь да ковале в ужасно нескромной одежде поддерживали его. Группы Высокородных стояли в настороженных позах. Стражи Последнего Часа в неповоротливых черных доспехах, стояли, как валуны вокруг императрицы.

Эгвейн приблизилась в сопровождении собственных солдат и большей части Совета Башни. Вначале Фортуона настаивала, чтобы Эгвейн прибыла в ее лагерь. Естественно, что она отказалась. Для достижения соглашения потребовалось несколько часов. Они встретятся здесь, в Арафеле, и, чтобы не возникало чувства превосходства одного над другим, обе будут стоять. И тем не менее Эгвейн почувствовала раздражение обнаружив уже ожидающую ее Императрицу. Она хотела, чтобы на эту встречу они прибыли одновременно.

Фортуона оставила в покое подготовку к сражению и повернулась к Эгвейн. Оказалось, что многое в сведениях Суан было неверно. Действительно, Фортуона, с ее хрупким телосложением и тонкими чертами, выглядела как ребенок. Но внешность была второстепенной деталью. Ни у одного ребенка не бывает таких глаз – проницательных и расчетливых. Эгвейн изменила свое мнение. Она представляла Фортуону изнеженным жизнью избалованным подростком.

– Я раздумывала, – сказала Фортуона, – будет ли приемлемым говорить с тобой персонально, моим собственным голосом.

Некоторые из Высокородных – с лакированными ногтями и частично выбритыми головами – ахнули. Эгвейн не обратила на них внимания. Рядом с ними находилось несколько сулдам с дамани. Если она будет обращать на них внимание, то самообладание может ей изменить.

– Я сама раздумывала, – сказала Эгвейн, – будет ли приемлемым говорить с такой как ты, кто совершает такие страшные зверства.

– Я решила, что буду говорить с тобой, – продолжила Фортуона, игнорируя замечание Эгвейн. – Я подумала, что навремя, будет лучше, если я буду рассматривать тебя не как марат'дамани, но как королеву среди людей этой земли.

– Нет, – сказала Эгвейн. – Ты будешь рассматривать меня просто как женщину. Я требую этого.

Фортуона поджала губы.

– Очень хорошо, – сказала она наконец. – Я говорила с дамани раньше, их обучение было моим увлечением. Видение тебя в качестве таковой не нарушит протокол, поскольку Императрица может говорить напрямую с домашними зверушками.

– Тогда я также буду говорить с тобой напрямую, – сказала Эгвейн, сохранив лицо бесстрастным. – Поскольку Амерлин выступает часто судьей. Она должна быть в состоянии говорить с убийцами и насильниками, чтобы вынести им приговор. Я думаю, что ты почувствовала бы себя как дома в их компании, хотя подозреваю что они нашли бы твое общество противным.

– Я вижу это будет непростой альянс.

– Ты ожидала иного? – спросила Эгвейн. – Вы держите моих сестер в плену. То, что вы сделали для них это хуже, чем убийство. Вы замучали их, сломали их волю. Я пожелала бы, по воле Света, чтобы вы просто убили их вместо этого.

– Я не ожидаю от тебя понимания, из каких потребностей это делается, – сказала Фортуона, оглядываясь назад к полю битвы. – Вы маратдамани. Это… естественно для вас – искать вашу собственную пользу, какой вы видите ее.

– Действительно естественно, – сказала тихо Эгвейн. – Именно поэтому я настаиваю на том, чтобы ты смотрела на меня как я есть, ибо я представляю последнее доказательство того, что ваше общество и империя построены на лжи. Здесь стою я – женщина, которая, как вы настаиваете, должна быть схвачена для общественной пользы. И все же я не показываю ни одну из диких или опасных тенденций, которые как вы утверждаете, я должна иметь. Пока я свободна от ваших ошейников, я доказываю каждому мужчине и женщине, которые дышат, что вы – лгуны.

Один из Шончан что то пробормотал. Сама Фортуона сохранила сосредоточенное лицо.

– Ты была бы гораздо счастливей с нами, – сказала Фортуна.

– О, правда? – сказала Эгвейн.

– Да. Ты говоришь, что ненавидишь ошейники, но если бы ты поносила его, ты бы обнаружила, что сним жизнь более мирная. Мы не пытаем наших дамани. Мы заботимся о них и позволяем им проводить их жизни в привелегиях.

– Вы не знаете, неправда ли? – спросила Эгвейн.

– Я императрица, – сказала Фортуона. – Мое господство простирается через море, и царство моей защиты охватывает все, что человечество знает и о чем думает. Если есть вещи, которых я не знаю, они известны в моей империи, ибо Я и есть Империя.

– Восхитительно, – сказала Эгвейн. – А ваша Империя понимает, что я носила один из ваших ошейников? Что однажды я была обучена вашей сулдам?

Фортуона напряглась, затем вознаградила Эгвейн шокированным взглядом, хотя она немедленно его скрыла.

– Я была в Фалме, – сказала Эгвейн. – Дамани, обученная Ренной. Да, я носила ваш ошейник, женщина. Я не нашла там мира. Я нашла боль, унижение и ужас.

– Почему я не знала этого? – оборачиваясь громко спросила Фортуона – Почему вы не сказали мне?

Эгвейн окинула взглядом Высокородных. Ей показалось, что Фортуона обращается конкретно к одному из них – человеку в дорогих отделанным белыми кружевами черных с золотом одеждах. Один его глаз скрывала черная, в тон костюма, повязка, ногти на руках были покрыты темным лаком.

– Мэт? – поразилась Эгвейн.

Он, смутившись, скользнул взглядом.

О, Свет! Во что он ввязался? Все ее мысли перемешались. Мэт изображал шончанского Высокородного. Они не должны узнать кто он на самом деле. Что она может сделать для его спасения?

– Приблизься. – сказала Фортуона.

– Этот человек не… – начала было Эгвейн, но Фортуона ее перебила.

– Нотай, ты знал, что эта женщина беглая дамани? Я полагала, что вы знакомы с детства.

– Ты знаешь кто он? – спросила Эгвейн.

– Конечно да, – сказала Фортуона. – Он именован Нотаем, но однажды был назван Мэтримом Коутоном. Не думай, что он будет служить тебе, марат'дамани, хотя вы выросли вместе. Сейчас он Принц Воронов, положение, которого он достиг, женившись на мне. Он служит Шончан, Хрустальному Трону и Императрице.

– Да живет она вечно, – заметил Мэт. – Привет, Эгвейн. Рад слышать, что ты сбежала от этих Шарцев. Как Белая Башня? Все ещё… белая, я надеюсь? – Эгвейн перевела взгляд с Мэта на Имератрицу Шончан, затем назад на неё. Наконец, не имея возможности сделать что-либо еще, она взорвалась от смеха.

– Ты женился Мэтрим Коутон?

– Пророчества предопределили это, – сказала Фортуона.

– Ты позволила себе приблизиться слишком близко к та'верену, – сказала Эгвейн, – И поэтому Узор связал тебя с ним!

– Глупые суеверия, – сказала Фортуона.

Эгвейн уставилась на Мэта.

– Та'верен из меня так себе, – кисло отозвался Мэт. – Полагаю, я должен благодарить Узор за то, что он не забросил мою задницу в Шайол Гул. Спасибо и на этом.

– Ответь на мой вопрос, Нотай, – сказала Фортуона. – Знал ли ты, что эта женщина сбежавшая дамани? Если это так, почему ты не сказал мне об этом мне?

– Я думаю это не важно, – сказал Мат. – Она не долго была дамани, Туон.

– Мы поговорим об этом позднее, – сказала Фортуона мягко. – Не обещаю, что это будет приятно. – Она возвратилась к Эгвейн. – Разговаривать с бывшей Дамани, не то же самое как говорить с недавно захваченным или тем, кто всегда был свободен. Известия об этом не утаишь. Вы причинили мне… неудобство.

Эгвейн видела перед сбой женщину, сбитую с толку. Свет! Эти люди были совершенно безумные.

– С какой целью Вы настаивали на этой встрече? Возрожденный Дракон просил Вас помочь нашей борьбе. Помогите нам тогда.

– Я должна была встретится с Вами, – сказала Фортуона. – Вы – моя противоположность. Я согласилась присоединиться к этому миру Дракона, но есть условия.

О, Свет, Рэнд, задумалась Эгвейн. Что ты пообещал им? Она напряглась.

– Присоединившись к последней битве, – сказала Фортуона, – Я готова признать незыбленность границ наций, так как в настоящее время они находятся на карте. Мы не будем захватывать новых марат'дамани, кроме тех, что нарушат наши границы.

– И эти границы? – спросила Эгвейн.

– Как ныне очерченные, как я…

– Будь более конкретной, – сказала Эгвейн. – Скажи мне своим собственным голосом, женщина. Какие границы?

Фортуона сжала губы в линию. Обычно, она не привыкла что её прерывают.

– Мы контроллируем Алтару, Амадицию, Тарабон и Равнину Алмот.

– Тремалкин, – сказала Эгвейн. – Вы освободите Тремалкин и другие острова Морского Народа?

– Я не перечислила их, потому, что они не ваши земли, а морские территории. Они вас не касаются. Кроме того, они не были частью соглашения с Драконом Возрождённым. Он не упомянул их.

– У него слишком многое в мозгу. Тремалкин будет частью соглашения со мной.

– Я не была предупреждена, что мы заключим подобное соглашение, – спокойно сказала Фортуона. – Вы нуждаетесь в нашей помощи. Мы можем оставить вас в любой момент, стоит мне только приказать. Как вы выстоите против этой армии без нашей помощи, которю вы так недавно попросили меня одолжить?

«Просила?» – подумала Эгвейн.

– Вы понимаете, что произойдет, если мы проиграем Последнюю Битву? Темный сломает Колесо, убъет Великого Змея, все закончится. В случае, если нам повезет. Если нет – Темный перекроит мир по собственному извращенному разумению. Человечество навечно будет связано с ним – порабощенное и страдающее от мук.

– Я знаю это. – ответила Фортуона, – Вы ведете себя так, будто именно эта ваша конкретная битва, здесь, на этом поле – решающая.

– Если моя армия будет уничтожена – парировала Эгвейн – все наши усилия могут подвергнуться риску. От того, что здесь произойдет, действительно, может зависеть все.

– Я не согласна – сказала Фортуона, – Ваши армии не имеют решающего значения. Они состоят из потомков клятвопреступников. Вы сражатесь с Тенью, поэтому я оказала вам честь. Если вы проиграете, я хочу вернуться в Шончан и собрав все силы Всегда Побеждающей Армии поведу их против этой… мерзости. Мы смогли бы выиграть Последнюю Битву. Без вас это будет труднее – я не хочу зря тратить времени или потенциальных дамани, но уверена, нам по силам противостоять Тени самостоятельною.

Она встретила взгляд Эгвейн.

«Такой холодный», думала Эгвейн. «Она блефует. Должна. Доклады глаз-и-ушей Суан говорили, что родина Шончан была в хаосе. Кризис наследования.»

Возможно Фортуона в самом деле полагала, что Империя сможет выстоять против Тени в одиночку. Если так, то она ошибалась.

– Вы будете сражаться рядом с нами, – сказала Эгвейн. – Вы заключили соглашение с Рандом, дали ему свою клятву, я полагаю.

– Тремалкин наш.

– О? – сказала Эгвейн. – И вы оставили там правителя? Кто-то из Морского Народа признал вашу власть?

Фортуона ничего не сказала.

– Большинство завоеванных вами стран вам лояльны. – сказала Эгвейн. – Как бы там ни было, алтарцы и амадицийцы поддерживают вас. Тарабонцы кажется тоже. Но Морской Народ… Мне неизвестно, чтобы вас поддержал или смирился и жил под вашей властью хоть один из его кланов.

– Границы…

– Границы которые вы только что упомянули, как они существуют на картах, показывают Тремалкин, как землю Морского Народа. Они не ваши. Если наше соглашение оставляет границы на своих местах, вам понадобится правитель в Тремалкине, признающий вас.

Подобный аргумент представлялся Эгвейн несущественным – шончан завоеватели. С чего им волноваться о законности своей власти? Однако Фортуона, казалось, задумалась над ее словами. Она нахмурилась раздумывая.

– Это… хороший аргумент, – наконец сказала Фортуона. – Они не примут нас. Они глупы, отклоняя мир, который мы им предложили, но они все равно сделали это. Очень хорошо, мы оставим Тремалкин, но добавим условие к нашим соглашением, как это сделали вы.

– И ваше условие?

– Вы объявите в вашей Башне и во всех своих землях, – сказала Фортуона. – Любой марат'дамани, которая пожелает прийти в Эбу Дар и быть должным образом обуздана, должно быть позволено это.

– Вы думаете, что люди хотят носить ошейник? – Она была сумасшедшей. Она должна была быть.

– Безусловно захотят. – сказала Фортуона. – Иногда в Шончан мы пропускаем в своих поисках способных направлять. Когда они это понимают, сами приходят и требуют надеть ошейник, как положено. Вы не будете им в этом препятствовать. Вы позволите им являться к нам.

– Я обещаю вам, никто не захочет.

– Тогда у вас не возникнет трудностей сделать это объявление, – сказала Фортуона. – Мы пошлём эмиссаров, чтобы обучить ваших людей преимуществам дамани – наши учителя придут с миром, так как мы сдержим соглашение. Я считаю, что вы будете удивлены. Кто-то увидит где правда.

– Как угодно – согласилась удивленная Эгвейн – Я не могу говорить за всех правителей, не нарушайте законы и я думаю, что большинство из них позволят это вашим… посланцам.

– Какой страной Вы управляете? Тар Валон? Вы дадите разрешение нашим посланцам?

– Если они не будут нарушать законов, – ответила Эгвейн – я не буду им препятствовать агитировать. Я позволила бы проповедовать даже Белоплащникам, если они будут способны на это без подстрекательств к мятежу. Но Свет… Вы же не можете действительно верить…

Она умолкла, вглядываясь в Фортуону. Она действительно верила. Она в это верила. Насколько Эгвейн могла понять, она была уверена.

«По крайней мере она искренняя», думала Эгвейн. «Сумасшедшая. Сумасшедшая, но искренняя».

– А дамани, которых вы удерживаете? – сказала Эгвейн. – Вы позволите им уйти, если они захотят, чтобы их отпустили?

– Никто, кто был правильно обучен, не пожелает этого.

– Это должно быть равнозначным с обеих сторон, – сказала Эгвейн. – Что если девушка, которую вы найдете способна направлять? Если она не желает, чтобы вы сделали из нее дамани, разрешите ли вы ей покинуть ваши земли и присоединиться к нам?

– Это то же самое, что дать на рыночной площади свободу разъяренному гролму.

– Вы сказали, что люди должны увидеть истину – возразила Эгвейн – Если ваш жизненный путь настолько хорош, ваши убеждения истинны – люди увидят и выберут это. Если же они не захотят, Вы не должны принуждать их. Позвольте любому, кто захочет стать свободным, обрести свободу, и я позволю Вашим людям выступать в Тар Валоне. Свет! Я обеспечу их кровом и пищей, я позабочусь об этом в каждом городе!

Фортуона взглянула на Эгвейн.

– Многие из наших сул'дам надеются в ходе войны захватить новых дамани из числа тех, кто служит Тени. Возможно этих шаранцев. Вы хотите позволить им или вашим Черным Айя остаться на свободе? Разрушать и убивать?

– Их необходимо судить и казнить, в Свете.

– Почему бы не использовать их? Зачем тратить их жизни впустую?

– То, что вы делаете – отвратительно – вспылила Эгвейн – даже Черные Айя не заслужили этого.

– Не стоит так разбазаривать ценный ресурс.

– Так ли это? – сказала Эгвейн. – Вы осознаете, что все без исключения ваши сул’дам, ваши драгоценные учителя, сами по себе марат’дамани?

Фортуона крутнулась к ней.

– Не распространяйте такую ложь.

– О? Может попробуем, Фортуона? Вы сказали, что обучали их лично. Полагаю, Вы сул’дам? Застегните ай’дам на своей шее. Я поведу вас. Если я ошибаюсь, это не причинит вам вреда. Если я права, вы будете под его властью, и это докажет, что вы маратдамани.

Глаза Фортуоны гневно расширились. Она могла проигнорировать язвительность Эгвейн, сравнившей ее с преступницей, но это обвинение кажется задело ее до глубины души… это подтолкнуло Эгвейн добавить соли на рану.

– Да– сказала Эгвейн. – Давайте сделаем это и проверим глубину ваших убеждений. Если вы окажетесь способной направлять, то Вас, также как и прочих, обуздают, поскольку Вы утверждаете, что это необходимо. Вы будете ходить с айдамом на шее, Фортуона? Вы подчинитесь собственному закону?

– Я повинуюсь им, – холодно процедила Фортуона, – Вы слишком невежественны. Возможно, каждая сулдам способна научиться направлять. Но это не означает, что они – марат, дамани. Не более, чем то, что человек, способный стать убийцей, должен считаться им.

– Посмотрим, – сказала Эгвейн, – еще больше ваших людей осознает ту ложь, которую им говорили.

– Я лично обуздаю тебя, – вкрадчиво промолвила Фортуона, – Рано или поздно твои же люди приведут тебя к нам. Ты зарвешься, а твоя самонадеянность приведет тебя в мои руки. Я буду ждать.

– Я планирую жить века, – прошипела Эгвейн. – Я буд наблюдать как твоя империя распадается, Фортуона. Я буду наблюдать это с радостью. – Она подняла палец, чтобы ткнуть женщину в грудь, но Фортуона переместилась с размывающей скоростью, её рука схватила Эгвейн за запястье. Для кого-то её размеров, она действительно была быстра.

Эгвейн инстинктивно обняла Источник. Находившиеся поблизости дамани ахнули, их окружило свечение Силы.

Мэт ринулся между Эгвейн и Фортуоной, отпихнув их друг от друга и удерживая их вытянутыми в разные стороны руками. Эгвейн попыталась убрать его руку плетением Воздуха, которое конечно же распалось.

Кровь и пепел! Она забыла про его тер'ангриал.

– Давайте будем цивилизованными, леди, – сказал Мэт глядя на одну из них, затем на другую. – Не заставляйте меня перекинуть вас обеих через моё колено.

Эгвен взглянула на него и Мэт встретил её взгляд. Он пытался отвести её злость на него вместо Фортуоны.

Эгвейн посмотрела на его руку, неудобно удерживающую ее, слишком близко к груди. Фортуона тоже смотрела на его руку.

Мэт опустил руки, сделав вид будто ничего не произошло.

– Послушайте меня – народы нуждаются в вас обеих, и нуждаются в вашем здравом уме. Это значит больше, чем каждый из нас. Когда вы деретесь друг с другом, Темный выигрывает, и с этим ничего не поделаешь. Прекратите вести себя как дети.

– Мы подробно поговорим об этом сегодя вечером, Нотай, – пообещала Фортуона.

– Я люблю обещания – продолжил Мэт, улыбаясь – Бывают замечательные обещания. Они всегда мне нравились. Что Вы думаете, например о таком – Я обещаю прямо сейчас не убивать Эгвейн за то, что она посмела прикоснуться ко мне, Императрице, да живу я вечно, потому что в течение ближайших нескольких недель чертовски нуждаюсь в ней. – Он внимательно смотрел на Фортуону.

– Вы действительно вышли за него замуж? – спросила Эгвейн. – В самом деле?

– Это было… необычно – ответила Императрица. Она кивнула и впилась в Эгвейн взглядом. – Он мой, и я не намерена его отпускать.

– Вы не кажетесь той, кто выпустит хоть что-то, попавшее ей в руки. – сказала Эгвейн – Сейчас меня интересует не Мэтрим, а ваша армия – Вы будете сражаться или нет?

– Мы будем сражаться – ответила Фортуона, – Но моя армия не будет подчиняться вам. Пришлите нам планы вашего командущего. Мы их изучим. Но мне и так ясно, что вам будет тяжело оборонять брод не имея большего числа ваших марат'дамани. Я пошлю сул'дам и дамани для прикрытия вашей армии. Пока это – все, что я для вас сделаю, – Она повернулась и пошла к своей свите, – Пошли, Нотай.

– Я не знаю каким образом ты в это влип – шепнула Эгвейн Мэту.

– Я не хочу знать. Я сделаю все возможное, чтобы помочь тебе освободиться, когда закончится сражение.

– Это очень любезно с твоей стороны, Эгвейн, – хмыкнул Мэт, – Но я справлюсь сам.

Он поспешил за Фортуоной.

Он всегда так говорил. Она бы нашла способ ему помочь. Эгвейн покачала головой и отправилась к ожидавшему ее Гавину. Лейлвин отказалась от этой встречи, хотя Эгвейн думала, что она будет рада увидеть своих соотечественников.

– Нам придётся держать их на коротком поводке, – мягко сказал Гавин.

– Согласна, – сказала Эгвейн.

– Вы по прежнему будете сражаться в союзе с Шончан, несмотря на то, что они сделали?

– До тех пор, пока они отвлекают на себя шарских направялющих, да. Эгвейн посмотрела на горизонт, в ту сторону, где находился Ранд и ожидавшее его тяжелое сражение, – У нас нет выбора. Союзников становится все меньше. И сейчас, любой, кто готов убивать троллоков, является другом. Только так.

Андорские линии прогнулись, и Троллоки разорвали их, рычащие звери с зловонным дыханием клубившимся в холодном воздухе. Алебардщики рядом с Илэйн, беспорядочно побежали, спотыкаясь и падая. Первые несколько Троллоков не обращая на них внимания, выли и прыгали через них, чтобы освободить место для других, как темная кровь из раны во плоти.