Текст книги "Возмещение ущерба"

Автор книги: Роберт Дугони

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 24 страниц)

37

Элизабет Мейерс сидела в низком кресле в углу своей кухни. Кухонь в доме было три, но эта была ближайшей к жилым комнатам наверху. Хотя и этой кухней пользовались редко. Муж предпочитал есть либо в ресторане, либо непосредственно за письменным столом. И хотя холодильник всегда ломился от продуктов, Элизабет редко его открывала – не было нужды, для всего такого существовал штат прислуги. Когда у нее возникало желание что-нибудь съесть или выпить, она это высказывала, и желание воплощалось в жизнь. Она говорила: «Хочется кока-колы» – и кто-нибудь из обслуживающего персонала ставил перед ней стакан. «Нет, лучше шипучки с мускатным маслом» – и стакан заменялся на другой. «Сандвич с тунцом и бифштекс». Желаемое возникало незамедлительно. Прислуга была постоянно под рукой.

Кутаясь в мохнатый халат, она потягивала ромашковый чай. Чернокожая Кармен Дюпри, худая как жердь, с пышной копной седоватых волос, напевая что-то, чистила зеленое яблоко. Элизабет помнила, что Дюпри продержалась в семье Мейерсов чуть ли не тридцать лет благодаря своему умению печь яблочный пирог, без которого ее свекор Роберт Мейерс Третий не представлял себе жизни. Как рассказывала Дюпри, а рассказывала она это частенько, ее пирог занял первое место на окружной ярмарке в тот год, когда Роберт Мейерс колесил по штату, добывая себе «черные голоса» в предвыборной гонке на пост губернатора. Мейерс был почетным судьей конкурса и настоял на том, чтобы сняться с победительницей. Дюпри не упустила шанса. Она знала, что главное для Мейерса – это фото с бедной чернокожей, потомком черных невольников, но так же хорошо она знала, что стоит ему отведать ее пирога – и он будет у нее на крючке, как и все его отведавшие, в особенности мужчины, – как и в сексе, навсегда около себя не удержишь, но возвращаться за этим вновь и вновь они будут.

Роберт Мейерс ничем не отличался от других. Он начал выспрашивать рецепт, предлагал за него деньги. Но Кармен же не дура, она молчала, как герой под пыткой. Когда Мейерса избрали губернатором, он вновь отыскал ее, на этот раз поманив возможностью работы на губернатора. И на этот раз все это делалось для рекламы, и Дюпри послужила чем-то вроде декорации. Наплевать. Дюпри признавалась, как приятно ей было воображать, что сказали бы мать и бабушка, знай они, что работает она в одной из богатейших семей Вашингтона. А потом, рассказывая, Дюпри хмыкала и отвечала на собственный вопрос: «Правда, может, большой дом только работы прибавляет – убирать приходится дольше. Вот и все».

Дюпри сунула в рот ломтик яблока и, прикрыв глаза, продегустировала его. Видимо, одобрив ломтик, она продолжила работу, нарезая яблоко тонкими, как бритвенное лезвие, лепестками и укладывая их в центр второго из приготовленных пирогов. Первый пирог уже стоял в одной из трех духовок. Счищая кожуру со следующего яблока, она сказала Элизабет:

– Жаль, конечно, выбрасывать шкурку. Ведь в ней – вся польза. Но иногда шкурка горчит, а потом она забивает вкус корицы, а корица, – и Дюпри бросила взгляд куда-то поверх головы Элизабет, – это самый смак, без нее яблочный пирог совсем не то!

Элизабет улыбнулась.

Дюпри уложила последние яблочные лепестки в горку на середине пирога и отложила в сторону нож. Покосившись на настенные часы, она промокнула потный лоб тыльной стороной ладони и, пройдя к духовкам, включила свет, чтобы через стекло взглянуть на пирог. Затем осторожным движением, словно боясь разбудить спящего, открыла дверцу.

– Золотисто-коричневый. Больше румяниться не надо, не то корочка отвалится, – тихонько пробормотала она.

Вооружившись двумя хваталками, она плавным движением вытащила пирог из печи.

Густой сладковатый аромат теста, над которым колдовали поколения матушек Дюпри, наполнил комнату, неся с собой запах ванили, корицы и печеных яблок. Дюпри поставила пирог на кухонный стол и улыбнулась ему, новорожденному младенцу. Пирог был воплощением совершенства и изысканности. Верх покрывала безукоризненно четкая решетка из теста. В квадратные просветы струили аромат яблоки.

– Хотите кусочек пирога, миссис Мейерс? Ему остыть немного требуется, но это быстро.

Элизабет подняла взгляд от чашки. Сколько она ни упрашивала Дюпри называть ее Элизабет, та наотрез отказывалась. Муж Элизабет поставил прислуге условие – обращаясь к хозяевам, имен не употреблять, и весь штат это условие соблюдал.

– Нет, спасибо, Кармен. Хотя пахнет он бесподобно.

– Вам надо набираться сил, миссис Мейерс. – Дюпри склонилась над пирогом. – Ведь год вам и мистеру Мейерсу предстоит нелегкий. Очень нелегкий.

– Верно подмечено, Кармен.

Элизабет выронила чашку, и та разбилась на кафельном полу, расплескав содержимое.

Роберт Мейерс стоял на пороге, стягивая на себе полы шелкового халата. Дюпри неспешно прошла в кладовку, принесла оттуда метлу, совок и щетку и подмела фарфоровые осколки.

– Не порежьтесь теперь, миссис Мейерс. Подожмите-ка лучше ноги.

– Я все время говорю миссис Мейерс, что ей следует лучше питаться, но она, похоже, не хочет меня слушать. – Мейерс прошаркал по белым кафельным плиткам пола своими шлепанцами, осторожно обходя лужу. – Обычно одного моего слова бывает достаточно, чтобы наэлектризовать толпу, но вот заставить собственную жену есть как следует я, оказывается, не в состоянии. Ну что вы на это скажете, Дюпри?

Белым полотенцем Дюпри вытерла капли чая, брызнувшего на кресло.

– Я в этом не разбираюсь, мистер Мейерс. Сама я никогда недостатком аппетита не страдала, да и мужчины мои – тоже.

– Надо думать, с вашим-то кулинарным мастерством. – Мейерс прошел к креслу, в котором сидела его жена, и погладил ее по голове. – Я проснулся и увидел, что тебя нет. Я заволновался. Что, опять не спится?

Элизабет кивнула.

– Возможно, это из-за чая. Кофеин бодрит и не дает тебе уснуть. Тебе перед сном лучше пить теплое молоко. Правда, Кармен?

– В ромашковом чае нет ни капли кофеина, мистер Мейерс, а в бессоннице я тоже не разбираюсь. – Дюпри выжала в раковину полотенце и сполоснула его под горячим краном. – Сплю всегда как сурок, хоть каждый вечер и пью свою чашку чая, а то и несколько. Чай успокаивает тело.

Мейерс все гладил жену по голове.

– Если не душу, – тихонько добавила Дюпри.

– Что вы сказали? – спросил, повернувшись в ее сторону, Мейерс.

– Ничего особенного, мистер Мейерс. Так, бормочу себе под нос невесть что, сама с собой разговариваю, привычка у меня такая.

Мейерс перешел к кухонному столу и, отломив от пирога кусочек корочки, надкусил.

– Так что же вы, дамы, обсуждаете в столь поздний час?

Дюпри еще раз выполоскала полотенце, выжала его и пошла довершить уборку – протереть кухонный стол и пол в кухне.

– Да так, это все бабий треп, мистер Мейерс, мужчинам это неинтересно.

Оторвавшись от пирога, Мейерс облокотился на мраморный стол, держа руки в карманах халата.

– Наоборот, очень интересно, Кармен. Мне в этом чудится что-то таинственное и волнующее.

Дюпри мотнула головой. Стоя к нему спиной, она вытирала стол.

– Ничего таинственного и волнующего тут нет. Болтали о том о сем.

– Хм… Ну, думаю, Кармен, я съем кусочек, если миссис Мейерс не хочет ко мне присоединиться. По-вашему, он достаточно остыл, как вам кажется?

– Да надо бы дать ему остыть чуток еще.

– Ну, все равно: я съем кусочек сейчас, пока я еще на ногах. Отрежьте мне пирога, хорошо?

Оставив на столе полотенце, Дюпри вытерла руки о повязанный вокруг пояса голубой передник. Она прошла к другому столу и вытащила из деревянной стойки острый девятидюймовый нож. Мейерс не посторонился, продолжая стоять где стоял. Стоя с ножом в руках, Дюпри взглянула на него.

– Простите меня, мистер Мейерс, но если вы собираетесь есть пирог, то позвольте мне его разрезать.

Мейерс сделал несколько шагов влево, пропустив Дюпри к пирогу. Она медленно взрезала верхнюю корочку, стараясь не попортить всю решетку, а с ней и внешний вид пирога. Когда она занесла руку, чтобы сделать второй надрез, Мейерс перехватил ее кисть.

Элизабет подняла на них удивленные глаза.

– Дайте мужчине кусок побольше, Кармен! – Мейерс потянул Дюпри за руку, отведя ее руку вправо. – Нехорошо лишать его того, к чему он привык!

Внимание Дюпри оставалось прикованным к пирогу. Она терпеливо выжидала, пока Мейерс отпустит ее кисть. Высвободившись наконец, она подняла на него взгляд.

– Моя мать говорила, что мужчина всегда должен получать по заслугам. Только так, и никак иначе, – сказала она и, опустив взгляд и нож одновременно, отрезала ему ровно такой кусок, какой намеревалась.

38

– Он хотел сделать подарок своей молодой жене, – сказала Дана. Логан сидел на краешке кровати, терпеливо ожидая, когда она расскажет ему то, что знала. Она маялась, с трудом подбирая слова, пока наконец не выговорила: – Это был богатый бизнесмен из семьи, известной в Сиэтле. – Она опять стала глядеть в окно, вспоминая, как спокойно сидел тогда Уэллес, понурившись, как дремлющий в кресле старик.

Она подошла к нему. «Вы ведь помните ее, верно?»

«Да, – сказал он, отвечая, как и раньше, лишь на заданный вопрос. – Я ее помню».

Дана вернулась на свое место, села, хотя сердце ее готово было выскочить из груди: «Вы скажете мне, как ее звали, Уильям?»

Казалось, прошли минуты, пока Уэллес поднял глаза, встретившись с ней взглядом. «Элизабет Мейерс», – произнес он наконец.

Она чуть было не ахнула, но сил хватило лишь на вдох – тело сопротивлялось, было трудно дышать. В конце концов она недоверчиво спросила: «Жена Роберта Мейерса? Сенатора Мейерса?»

Уэллес слегка передернул плечами: «Вот уж не знаю…» «Но вы сказали…»

«Я помню, что я сказал, мисс Хилл. Кем он стал теперь, меня не касается. – Он ритмично раскачивался в своем кресле, поглаживая спину Леонардо. – Он хотел сделать сюрприз. Но, как я и сказал, я не создаю украшений без того, чтобы видеть человека, который будет их носить или будет владеть ими. Поначалу он этого не понял, да я и не рассчитывал, что поймет. Но потом он смилостивился, согласившись. Я провел с ней несколько часов. Очаровательная женщина, как и вы, но очень и очень невеселая. В конце концов придуманный мной узор ему очень понравился. Он решил, что танзанит оттеняет синеву ее глаз».

Дана отвернулась от окна в спальне и взглянула на Логана.

– Шесть лет назад человек, заплативший за эти серьги, стал сенатором. А на той неделе он объявил, что баллотируется в президенты. – Она произнесла это бесстрастно. Когда Логан не сразу отозвался, она выговорила и имя: – Уильям Уэллес изготовил эти серьги для Элизабет, жены Роберта Мейерса.

– Дана… – упавшим голосом произнес Логан.

– В течение всего полета домой я крутила это в мозгу, Майк. Это объясняет смерть Лоренса Кинга. Объясняет, почему ему понадобилось лезть в дом к человеку, избавившемуся от всех ценностей. Объясняет, зачем Дэниел Холмс, или как там его звали на самом деле, явился в дом моего брата и зачем он рыскал в его хижине. Ищут эту серьгу. Знают, что она потеряна. За женщиной, видимо, пристально следили.

– Но, может быть, это не единственная пара, Дана. Разве невозможна копия?

Дана возразила:

– Только не с этим знаком на оборотной стороне. Вещи с инициалами Уильяма Уэллеса копий не имеют. И эти серьги уникальны. Лоренсу Кингу и Маршаллу Коулу, по всей вероятности, было поручено раздобыть эту серьгу в доме у брата.

– И вы считаете, что их послал туда Роберт Мейерс?

– Считаю, что заказ в конечном счете исходит от него.

– Но, может быть, их послала жена?

Дана покачала головой:

– Нет, это Мейерс.

– Это чертовски смелое предположение, Дана.

– Найдите Маршалла Коула и расспросите его.

Логан помедлил:

– Он мертв, Дана. Мы нашли его труп в туалете на автозаправочной станции в Якиме.

Раздосадованная, она даже зажмурилась.

– В Якиме?

– Видимо, он направлялся в Айдахо, где осталась его родня.

Она решительно открыла глаза:

– Все совпадает, Майк. Мы оба видим, что все совпадает.

Логан потер подбородок.

– Это объясняет некоторые вещи, Дана, но чтобы предположить, будто Роберт Мейерс убил вашего брата за то, что тот был любовником его жены, надо опираться на доказательства более весомые, чем одна серьга.

– Я понимаю, – сказала она упавшим голосом.

Логан взъерошил волосы.

– Давайте пробежимся по всему этому с самого начала. Расскажите мне, что было на Мауи.

Дана согласилась, потому что понимала чувства Логана и сознавала, что убедить его могут лишь реальные факты, их непреложность. Она стала рассказывать – неспешно, подробно. Нарисовала картину своего путешествия, описала усилия, которые понадобились, чтобы разыскать Уильяма Уэллеса, воспроизвела их беседу. Это было ей нетрудно. Их встречу и разговор она мысленно проигрывала не один раз.

– Он сказал, что синий камень – это цвет ее глаз и отражает их красоту, а бриллиант под ним – это слеза. Сказал, что слез таких она пролила много и много их еще предстоит ей пролить.

– О чем же все эти слезы?

– Точно не знаю, – призналась Дана, а затем добавила: – Но Уэллес сказал, что надо заглянуть внутрь себя, чтобы понять значение этой вещи. – Отвернувшись, она устремила взгляд в окно, избегая смотреть на Логана, а потом смущенно сказала: – Я несчастна в браке, Майк. И я не вчера это поняла. Просто я не хотела в этом признаваться самой себе. А теперь выбора у меня нет. – Она взглянула на него. – Муж изменяет мне. И возможно, уже давно. Я пролила не одну слезу по этому поводу, и слез, наверное, будет еще немало.

Логан секунду молчал, а она не мешала ему усвоить сказанное.

– И вы думаете, что и Элизабет Мейерс несчастна в браке, почему он и сделал серьгу именно такой?

– Подозреваю, что да.

Логан задумчиво потер щетину на подбородке – словам Даны он верил, но все же был озадачен.

– Откуда этот Уэллес мог знать все про вас? Вы ему что-то сказали?

– Нет.

– Тогда откуда же?

– Не знаю, – сказала она. – Это надо было видеть. Видеть этого человека, чтобы убедиться самому. Он знал. Каким-то образом знал.

Логан откашлялся.

– Если предположить, что вы правы, Дана, почему тогда Мейерс не выяснил отношения с женой, не потребовал от нее прекратить свидания с вашим братом? Не запер ее в четырех стенах, в конце концов? Со всеми охранниками, которые работают на него, такое было бы нетрудно сделать.

– Почему? – На обратном пути она думала и над этим тоже. – Почему Джек Кеннеди спал с Мэрилин Монро в Белом доме? Почему Билл Клинтон тайком крался из своего губернаторского особняка в Арканзасе, оставляя в супружеской постели свою спящую жену? Зачем он рисковал, занимаясь сексом в Овальном кабинете? Зачем понадобилось Ричарду Никсону, с таким отрывом лидировавшему в предвыборной гонке, организовывать прослушку в штабе демократов?

Она замолчала, давая ему возможность над всем этим поразмыслить. А могла бы задать еще немало подобных вопросов, спросив, к примеру, почему служащие компании Энрона и Артура Андерсона, да и десятков компаний по всему миру, делают то, что они делают.

– Люди, облеченные властью, считают себя всемогущими, Майк. Они думают, что недосягаемы, что действующие в обществе законы на них не распространяются, потому что обычно это так и есть. Они творят, что хотят, Майк, ведь никто не говорил им, что есть вещи, для них невозможные. Может быть, именно это и собирался рассказать мне брат. Может быть, Элизабет Мейерс и была тем осложнением, которое он хотел обсудить со мной.

– Но рисковать, убивая вашего брата…

– Если б стало известно, что у его жены роман, рухнул бы не только его брак, это было бы крушением всей его жизни, Майк. В прах разлетелся бы образ, который он и его политические консультанты так заботливо создавали, вознося его на самый верх карьеры – туда, куда он так стремился попасть. «Возвращение в Камелот» – всего лишь выдумки, Майк. На самом деле это карточный домик – и стоит вытащить из него эту карту, как все рушится. И он это знает.

Логан мерил шагами комнату, переключив теперь мысли на убийцу-полицейского.

– А тот парень на Мауи даст показания? Узнает серьгу, скажет, для кого он ее делал?

Дана покачала головой. Из уголка ее глаза выкатилась и поползла по щеке слеза. Вслед ей полились и другие.

– Покупая билет, я воспользовалась кредиткой, Майк. Вы были правы. Рассуждая логически, я следующая на очереди. Кто-то приехал вслед за мной на остров и убил его. – Представить себе, что Уэллеса убили, ей было невероятно горько. Хороший, добрый человек. Слишком хороший для этого мира, вот он и создал свой собственный.

Глубоко вздохнув, Логан потер затылок.

– Да, дело непростое, – заметил он, оставляя невысказанным то, о чем оба они думали. Если Дана права, то владелицу серьги могли бы назвать лишь двое. Один из них мертв, вторая же вряд ли посмеет.

39

Брайен Гриффин испуганно встал из-за стола, когда Дана вошла в его кабинет на пятом этаже здания Юридической школы при университете Сиэтла. Выражение лица и первый же заданный им вопрос доказывали, что, несмотря на то что Дана переоделась и приняла теплый душ, вид у нее оставался неважный.

– Дана. Что случилось?

Но и явная участливость Гриффина не могла помочь ей описать свое самочувствие. Хотя, наверное, попасть под грузовик все-таки хуже. Жжение от раны на лбу превратилось в тупую пульсирующую боль, которую не смогли утихомирить даже две таблетки аспирина. Кружилась голова, подташнивало. Сделать глубокий вдох было невозможно – так сильно кололо в боку.

В кабинет из коридора вошел Логан, и Дана представила его:

– Мой коллега Майк Логан. Я попросила его подвезти меня.

– Давайте я вам место освобожу, чтобы вы тоже могли присесть, – сказал Гриффин, переключив внимание на Логана и суетливо снимая кипу бумаг со второго из двух стоявших возле двери стульев.

Логан замахал руками:

– Не беспокойтесь. Я лучше постою.

Гриффин закрыл за ними дверь, отчего тесный кабинет стал казаться еще теснее. Он был раза в два меньше ее кабинета в «Стронг и Термонд». Дана ни разу не была у брата на службе. Ей представлялись внушительные академические апартаменты – отделанные темным деревом залы, дорогие люстры. Но Юридическая школа оказалась новостройкой – каркасным сооружением из стали и красного кирпича с большим количеством стекла, заливающего здание естественным дневным светом. Внутри все было современным: светлое дерево, коридоры с ковровым покрытием и световыми люками на потолке. Письменный стол Гриффина имел форму подковы, со всех сторон теснимой высоченными, до потолка, полками, уставленными юридической литературой и разного рода безделушками. На традиционной для адвокатских контор стене с дипломами и профессиональными наградами висели и две фотографии рыжеволосой женщины – по всей вероятности, как решила Дана, его жены.

– Что случилось? – Гриффин попятился, пропуская Дану к стулу.

– Я попала в автомобильную аварию.

Гриффин зашел за письменный стол, и Логан тоже сел. Окна кабинета, выходившие во двор, были у Гриффина за спиной.

– Ты не пострадала?

– Машина вдребезги, а я ничего. – Дана покосилась на Логана, чувствуя необходимость получше объяснить его присутствие. – Доктора посоветовали мне несколько дней не садиться за руль. Медикаменты могли повлиять на реакцию. Но ты ведь знаешь, Брайен, что я трудоголик. И потом, мне надо нарабатывать часы.

Гриффин недоверчиво покачал головой:

– Господи боже, когда это произошло?

– Вчера, – коротко, избегая вдаваться в детали, ответила Дана. – Ей-богу, выгляжу я, наверное, хуже, чем себя чувствую. И вообще, во всем виновата я сама.

– Но Молли с тобой в машине не было?

– Нет, слава богу. Я была одна.

– Да и тебе только этого не хватало. – Гриффин покачал головой. – Особенно теперь. Могу я чем-нибудь помочь?

Единственным человеком, знавшим брата лучше, чем она, как подозревала Дана, был Брайен Гриффин. Она сама испытала, что такое проводить десять-двенадцать часов с товарищами по работе. Спустя какое-то время с некоторыми из них возникает близость чуть ли не семейная. Она догадывалась, что Гриффин провел наедине с братом времени уж никак не меньше. Кабинет брата находился в том же коридоре через три двери.

Сообщение это поместили в первых же строках муниципальных новостей. Дана обратила внимание на заметку, потому что там была упомянута Юридическая школа, а все, связанное с Джеймсом, было теперь ей особенно интересно. Тон заметки был самый нейтральный. Дана и думать бы о ней позабыла, если б на обратном пути с Гавайев не задалась вопросом: каким образом Джеймс мог познакомиться с женой сенатора? Ей посчастливилось отрыть заметку в Интернете, и она скопировала ее для Логана.

Гриффин вытащил из кармана красный платок и протер им стекла очков.

– Ты, наверное, наследственные дела хотела со мной обсудить?

– Честно говоря, Брайен, я надеялась, что ты мне в другом поможешь. Я собиралась позвонить. Прости, что явилась без предупреждения.

– Ничего страшного. Так в чем дело?

– Наша фирма организует семинар женщин-юристов у нас в Сиэтле, и я среди устроителей, – сказала она со всей возможной убедительностью. – И мне вспомнилась заметка в газете, промелькнувшая недавно, что здесь у вас, в Юридической школе, выступала Элизабет Мейерс.

Гриффин кивнул:

– Да, для школы это было заметным событием. Ведь она не так часто появляется на публике.

– Это-то меня как раз и заинтриговало. Мне стало интересно, как это вы вдруг залучили ее к себе?

Зазвонил телефон. Логан вытащил прицепленный к поясу мобильник и встал.

– Я выйду. – И, ответив, он вышел в коридор, прикрыв за собой дверь.

Дана повернулась к Гриффину. На лице его играла улыбка, и у Даны явилась мысль, не спросит ли он ее сейчас, что она желает выведать на самом деле. Дана попробовала оттянуть этот вопрос, в свою очередь спросив его:

– Я что-то не так поняла или упустила?

– Прости, я просто… – Гриффин хохотнул, продолжая протирать платком стекла очков, потом надел очки, аккуратно заправив за уши тонкие дужки. – Просто, когда я думаю о Джеймсе, я всегда представляю рядом с ним тебя, Дана. Как-то забывается, что не всякий же раз ты была при нем и с нами. Ты ее не помнишь, да?

– Кого – ее?

– Элизабет Мейерс. Элизабет Адамс.

Дана покачала головой. Названная фамилия ничего не пробудила в ее памяти.

– На первом курсе она была нашей с Джеймсом соседкой по общежитию.

В университете Дана и Джеймс жили порознь, решив, что для близнецов достаточно учиться в одном заведении. Когда она услышала слова Гриффина, память ее принялась отшелушивать год за годом, пока перед ее мысленным взором не возникла золотоволосая девушка с лучистыми синими глазами и белозубой улыбкой, стоящая в их кухне.

– Помнишь, на первом курсе Джеймс привел ее к вам в дом на День благодарения? Пригласил ее и ее напарницу по общежитию. Неужели не помнишь?

Так как через неделю после начала каникул должны были состояться экзамены, некоторые иногородние студенты не смогли уехать домой и проводили праздники с друзьями.

– Сейчас она немного по-другому выглядит – волосы темнее, и с носом своим она что-то сделала. Непонятно зачем, – добавил Гриффин. – Как непонятно, почему она не снимает темных очков. Чтобы не так выделяться, что ли…

Элизабет Адамс была высокой, длинноногой, с тонкой талией. В их кухню она вошла уверенно, с достоинством и тут же осведомилась, не надо ли чем помочь с ужином, немедленно расположив к себе Кейти Хилл. Между ними завязался долгий оживленный разговор, во время которого Джеймсу оставалось лишь сидеть на табуретке возле кухонного стола и пускать слюнки в ожидании ужина. За ужином Дана не без задней мысли села между Элизабет и братом, но мать велела ей пересесть.

Гриффин откинулся на спинку стула, вертя между большим и указательным пальцами и раскручивая канцелярскую скрепку.

– Она жила прямо напротив нас, через коридор. Я все время донимал твоего брата, подзуживал – слабо, дескать, пригласить ее на свидание, а он отказывался, говорил, что не хочет портить их дружеские отношения. Думаю, это был простой страх, что если дело не выгорит, как он потом до самого конца года будет смотреть ей в глаза, встречаясь в коридоре? В общем, побаивался он ее, да и все мы ее побаивались, черт возьми. Наверное, он внушил себе, что лучше быть ее приятелем, чем незадачливым кавалером. – Гриффин перестал раскручивать скрепку и поднял глаза к фотографиям на стене. – Сам я женился на своей подружке еще по колледжу и теперь задним числом думаю, что в этом его соображении была доля истины. К тому времени, как Джеймс все-таки набрался храбрости пригласить ее на свидание, Элизабет стала очень популярна. Каждый парень в комнате или хвастал знакомством с ней, или мечтал об этом знакомстве, не исключая и Роберта Мейерса. – Гриффин опустил на стол скрепку. – Ну, по крайней мере, девушку у твоего брата отбил не какой-нибудь там забулдыга из общежития. Не каждый может похвастаться, что не поделил девушку с будущим кандидатом в президенты!

Дана чуть язык не проглотила, но так как надо было что-то сказать, она лишь пробормотала:

– Да уж, не каждый…

– Ну а после того как на авансцену выступил Мейерс, Элизабет пропала с нашего горизонта и до самого конца года мы ее не видели. Потом разнесся слух, что она бросила университет и подалась с Мейерсом в Гарвард и что через год они поженились. Так ли это, никто из нас в точности не знал до самого их возвращения в Сиэтл.

– Как же вышло, что она выступила здесь, у вас?

– Это был курс лекций для девушек-юристов. Мы с Джеймсом были в организационном комитете. На одном из заседаний Джеймс взглянул на меня через стол и спросил: «А что, если пригласить Элизабет Адамс?» Я решил, что он шутит, но все присутствующие идею эту одобрили. Они заставили его сделать то, на что он целых двадцать лет не мог решиться.

– Так это Джеймс пригласил ее?

Гриффин кивнул.

– Он по-прежнему трусил и позвонил ее секретарю. Но Элизабет оказалась на высоте: сама перезвонила ему, дала личное согласие. – Гриффин подался вперед и оперся локтями о стол. – Мне приходилось читать в газетах нелицеприятные отзывы о ней: дескать, держится слишком холодно и высокомерно, но с нами высокомерной она не была. – Дана ее такой тоже не помнила. – С нами она была прежней старушкой Элизабет, – продолжал свой рассказ Гриффин. – Выступление ее было кратким и очень по делу. Держалась она спокойно и дружелюбно. У меня сложилось впечатление, что в этот день она осталась собой довольна.

Дана глядела поверх головы Гриффина на фотографию на стене. Она узнала на ней брата в толпе выпускников – празднично одетых юношей и девушек, снятых на фоне кирпичных стен и шпилей университета штата Вашингтон. Когда она перевела взгляд обратно на Гриффина, тот слегка прищурился, и она поняла, что выдуманный ею предлог для вторжения в его глазах шит белыми нитками и что он, вероятно, помнит их недавний разговор у пруда после похорон Джеймса.

– Зачем ты меня расспрашиваешь обо всем этом, Дана?

Дверь кабинета распахнулась, в нее просунулась голова Логана:

– Ну, мне пора. Вы все уладили?

Обрадовавшись неожиданной возможности прервать разговор, Дана встала. Она пожала Гриффину руку, затем легонько обняла его за плечи:

– Спасибо за помощь, Брайен!

– Если я могу еще в чем-то помочь, Дана…

Она покачала головой:

– Я хочу сама справиться, Брайен. Так будет лучше, – сказала она, рассчитывая, что тон ее голоса успокоит его тревогу. – А насчет имущественных дел и наследства я тебе позвоню.

Логан ждал снаружи, возле дверей кабинета. Она вышла, за ней вышел и Гриффин.

– Дана? – Она обернулась. – Все будет в порядке?

Она кивнула:

– Да, Брайен. Я постараюсь, чтобы это было так.

Логан помог ей одолеть три пролета вниз, поддерживая под локоть, чтобы не так чувствовалась боль, которую, как он знал, испытывала Дана оттого, что он вел ее слишком торопливо. Когда они выходили из стеклянных дверей вестибюля, боль в боку так скрутила ее, что ей показалось, будто ребро, сместившись, давит на легкое. Ей стало трудно дышать, и во дворе она даже вынуждена была остановиться.

– Куда мы так летим? Логан выпустил ее локоть.

– Простите, – сказал он. – Кто-то позвонил в отделение. Сказал, что располагает информацией насчет обстоятельств гибели Лоренса Кинга. Он хочет побеседовать со мной один на один.

Опустился легкий туман, и повеявший ветерок прикрыл прядями ее щеки.

– Кто он такой?

– Фамилии не сказал.

– А в чем дело, сказал? Сказал, что именно ему известно?

– Нет. – Логан опять взял ее под руку, помогая перейти Двенадцатую стрит перед «Старбакс», возле которого он поставил машину. – Сказал только, что узнал об убийстве из газеты и хочет сообщить кое-что детективу, ведущему это дело.

Она остановилась, и он открыл дверцу машины.

– Будьте осторожны, Майк.

Он кивнул, показывая, что разделяет ее тревогу, и жестом пригласил ее сесть с его помощью в машину.

– Он предложил встретиться в ресторане в центре города – в людном месте. Не хочется заставлять его ждать. Говорил он как-то странно.

– Это была она, – сказала Дана, поднимая на него глаза. – Это точно была Элизабет Адамс.

– Я слышал ваш разговор из коридора, – кивнув, сказал он. – Но я также знаю, что мы не имеем ни единого свидетеля, который может это подтвердить, без чего мы ни на шаг не продвинемся. Поэтому-то мне так важна эта встреча – парень может нам очень пригодиться. – Он захлопнул дверцу и, торопливо обогнув машину, сел на водительское место.

– Так где вы с ним встречаетесь?

– В рыбном ресторане Маккормика на Четвертой авеню. Он обещал к полудню подъехать туда. – Логан взглянул на часы. – А мне еще вас надо к матери завезти.

Что выливалось в поездку по мосту на восточную сторону озера и возвращение потом обратно в Сиэтл. На все это ушло бы не меньше получаса.

– Я поеду с вами, – сказала Дана.

Логан покачал головой:

– Тот парень желает говорить со мной с глазу на глаз.

– В таком случае я подожду в машине. Не хочу, чтобы мама увидела меня такой, как сейчас, Майк.

Он все не соглашался, хотя и сочувствовал ее желанию не показываться матери в таком состоянии.

– Не знаю, сколько времени это займет, а вам надо отдохнуть. Похоже, вы плохо себя чувствуете и стараетесь это скрыть. – Он помолчал, словно прикидывая возможные варианты. – Ладно, продержитесь еще немного, постараюсь долго вас не мучить.

Он нажал на акселератор. «Остин-хили» рванул по Двенадцатой стрит, откуда вылетел на трассу 1-90, направляясь на восток, к мосту. Двигатель гудел теперь негромко и ровно.

– Вы не туда едете! – заволновалась она. – Центр же в другой стороне!

– А мы не в центр едем, – сказал он. – Я везу вас к себе домой. Там вы сможете отдохнуть.