Текст книги "Возмещение ущерба"

Автор книги: Роберт Дугони

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 24 страниц)

30

Путь в сумерках по горной дороге от дома Уильяма Уэллеса потребовал от нее предельного внимания. Возвращая в аэропорту арендованный автомобиль, Дана не узнала женщину за конторкой, пока та не выразила удивления, что Дана улетает так быстро. Дана понятия не имела, сколько времени проведет на острове, и потому билет из Сиэтла купила лишь в один конец. Теперь же она поняла свою ошибку. Больше всего на свете ей хотелось убраться отсюда поскорее, но женщина в билетной кассе аэропорта лишь покачала головой – вечерние рейсы все распроданы, и большинство билетов забронировано заранее.

– Это срочно! – взмолилась Дана. – Мне совершенно необходимо улететь сегодня же вечером!

Служащая аэропорта предложила ей купить билет на утренний рейс, но побыть поблизости – вдруг кто-нибудь вернет билет. Шансов было немного, но другого придумать она ничего не могла. Дана согласилась: не чувствуя себя больше в безопасности, она предпочла оставаться среди людей, а не идти в гостиницу. Она устроилась в баре гавайского клуба «Премьер», попивая водку с апельсиновым соком и слушая, как механический голос объявляет номера рейсов прилетов и отлетов. Все ее попытки связаться с детективом Майклом Логаном оказались тщетны. На визитке Логана значился лишь его служебный телефон, домашний же указан не был, что и неудивительно, учитывая его профессию.

Сидя возле толстого стекла фасада, Дана глядела, как в неясном сумеречном свете по полю движется такси аэропорта, и вспоминала странного, живущего на горе человечка и что он ей поведал. Ощущение, что Уэллес каким-то непонятным образом ожидал ее появления, все укреплялось в ней, как и чувство, что Фрейд позволил ей пройти через туннель не из-за особой к ней симпатии, а из-за неизбежности того, что она должна была сделать. Но откуда это было известно Уэллесу? Это же совершенно невозможно, и все же… Она вытащила из кармана серьгу, покрутила ее в ладони. Красота изделия гипнотизировала ее. Чувство вины за то, что, по его мнению, было отвратительным, заставило художника бросить ювелирное искусство. Раньше ее занимала главным образом стоимость этой вещи. Теперь же она смотрела на нее другими глазами, и серьга вызывала в ней чувство глубокой грусти. Синий камень был выбран Уэллесом не за свою красоту, а потому, что отражал печаль, замеченную художником во взгляде молодой женщины. Бриллиантовая капелька же была слезой – одной из многих слез, пролитых этой женщиной, и тех, что ей еще предстояло пролить, а женщина эта, как сказал Уэллес, была очень похожа на Дану.

– Зачем же вообще создавать такое? – спросила Уэллеса Дана. – Зачем воплощать в произведении страдания и печаль?

– Потому что, не воплоти я их, я был бы слеп, как и другие. Видеть окружающий мир и людей в нем значит прозревать не только добро, но и зло. Трудно разглядеть красоту, не видя безобразия, мисс Хилл. И не почувствуешь радости, не зная, что такое боль. Не умеющий плакать не умеет и смеяться.

Владелица серьги прислонилась к Джеймсу Хиллу, ища утешения. Как иначе могла эта вещь очутиться в его доме? Дана зажмурилась от громадности этой подспудной мысли. Разумная часть ее сознания, та, которую она тренировала, будучи профессиональным адвокатом, бунтовала, не желая принять той характеристики, которую дал женщине Уэллес. Но всякий раз, когда она пыталась убедить себя, что он ошибся, внутреннее чувство подсказывало ей, что он прав. Части головоломки внезапно легли в нужном порядке, и полученная картинка объяснила все – и почему Джеймс так тщательно оберегал свою личную жизнь, не пуская туда даже ее, Дану, и почему Лоренс Кинг и Маршалл Коул вознамерились ограбить человека, уже распродавшего все свое имущество. Джеймс Хилл не был их собственным выбором, выбор сделали за них.

Ревность. Старый как мир мотив.

И у Даны в руках одно-единственное свидетельство, чтобы доказать, кто является убийцей.

Не только тебе известно, кому принадлежит эта серьга и кто ее изготовил.

Осознание собственной ошибки пришло внезапно. Обуреваемая желанием узнать, кто убил ее брата, она была слепа и плохо продумала план действий. Теперь пелена с глаз ее спала и забрезживший свет вызвал у нее дрожь, поверг в трепет. Она ведь пользовалась кредитной карточкой и покупая билет на самолет, и беря напрокат машину! Так зачем же ее преследовать! Достаточно проследить за ее действиями, чтобы понять, что серьга находится у нее! Иначе к чему бы ей лететь на Мауи, на остров, где живет художник, десять лет назад сделавший эти серьги? Какое еще дело могло бы там у нее оказаться, кроме как отыскать Уэллеса и спросить у него, помнит ли он владелицу серьги?

Она схватила сумочку и, бросившись вон из бара, помчалась по коридору к выходу из аэропорта. Служащая в арендном бюро вытаращила глаза, увидев Дану у стойки.

– Мне нужна машина, – сказала Дана, вытаскивая бумажник.

Повторив необходимую процедуру аренды, Дана мчалась по шоссе. Сначала она подумала, не обратиться ли в полицию. Но что она скажет? Чем докажет, что Уильяму Уэллесу грозит опасность? И не вызовет ли это вопросов о причинах ее собственного появления на острове и интереса к адресу Уильяма Уэллеса? Она ехала вверх-вниз по горной дороге. Солнце село в океан, и стало холоднее; чем выше взбиралась она в горы, тем сильнее падала температура. Вцепившись в руль, она чувствовала, как стынут руки. Подъем по узкой дороге в темноте был особенно труден. Во мраке все казалось странным, причудливым. Скалы бросали прихотливые тени на освещенную фарами полосу дороги, скрадывая неровности полотна. Она зорко следила за ориентирами и милями пути. Единственной отрадой было то, что в темноте фары встречной машины она увидела бы сразу.

Въехав в Кахакалоа, она попыталась ехать медленнее, не поддаваясь панике. Ни ей, ни Уэллесу не нужно, чтобы она сверзилась со скалы. Она поискала валун «Колокол» и заподозрила, что промахнула поворот. Окончательно уверилась она в этом на пересечении дороги с федеральной трассой 30.

– Черт! – Она резко развернулась и направила машину вниз с горы.

31

В стеклянном окошечке забрала Уильяма Уэллеса отражалось ярко-синее пламя на конце паяльника. Художник аккуратно сшивал металлические пластины, выполняя работу с тщательной точностью хирурга, превращающего рану в тонкий белый шов. На потолке крутились вентиляторы. В печи горело пламя. Когда пластина была прилажена, Уильям повернул ручку, прекращая доступ газа в паяльник. Пламя пыхнуло и погасло. Художник поднял забрало, затем снял его с головы и вытер рукавом вспотевшее лицо. Отступив на несколько шагов, он осмотрел изделие, замечая, как всегда, по преимуществу недостатки и изъяны. Но все же он знал, что работа окончена. Больше времени на нее у Уэллеса не было.

Он положил на деревянный стол паяльник и снял рукавицы. Фрейд устроился в углу, голова его покоилась между передними лапами. Леонардо свернулся клубком на одеялах. Уэллес наклонился, приоткрыл дверцу печи и бросил туда два полена.

– Прятаться не имеет смысла, – произнес он негромко.

Из темноты дверного проема в комнату шагнул светловолосый мужчина. Пламя очага отражалось оранжево-красными бликами в его глазах, пробегало тенями по его лицу. Фрейд не шевелился.

– Мы ждали вас. – Уэллес потянулся за стоявшим на печке чайником.

– Меня ждали? – Губы незнакомца искривились в усмешке.

– Да. – Уэллес налил воды в чайник, поставил его на заднюю конфорку и поднял глаза на мужчину. – Кого-то вроде вас.

Мужчина огляделся:

– В таком случае почему же вы так не готовы?

Уэллес прошаркал к полке за заваркой.

– Не готовы? Напротив, мы совершенно готовы. Против судьбы не попрешь, если решил смириться с ней. А я выбрал именно это, и выбрал уже давно.

Мужчина взглянул на Уэллеса.

– И какова же ваша судьба?

Уэллес вытащил из колоды нож и отрезал им ломтик лимона, при этом лезвие с глухим стуком вонзилось в дерево. На вопрос Уэллес не ответил.

– Эта женщина была здесь, – сказал мужчина. Уэллес положил в чашку сахар, добавил сливок. – Она показывала вам серьгу?

Уэллес бросил в чашку ломтик лимона, а в маленькую бомбочку – щепотку чая.

– Я сказал, что знал о вашем приходе, но не говорил, что испытываю малейшее желание беседовать с вами. Зачем вы тянете с тем, что, как обоим нам известно, вы собираетесь сделать?

Мужчина вынул из кармана куртки пистолет.

– Это вам, – Уэллес указал на стоявшую на столе скульптуру.

Мужчина с любопытством окинул взглядом работу.

– Подарок? Но я не захватил с собой ничего, куда можно было бы это поместить.

Уэллес улыбнулся.

– Вы это возьмете с собой. И в свой час вы увидите все очень ясно, потому что такова ваша судьба, а увидев, почувствуете боль – боль ни с чем не сравнимую, смертную боль, какую не в состоянии причинить другому. И боль эта будет вечной.

Мужчина фыркнул.

– Ну и чудак же вы! – воскликнул он и нажал на курок.

Фрейд медленно поднялся с подстилки и подошел туда, где лежал, истекая кровью, его хозяин. Он лизнул мокрое от пота лицо, а затем, заскулив, лег рядом с ним, свернувшись в клубок.

Мужчина выступил вперед. Проверять пульс у жертвы смысла не имело. Ему всегда хватало одного выстрела. Он глядел на металлическую скульптуру, дивясь ее нелепой бесформенности. «Для кого-то, может, это и искусство, а для меня так хлам!» – пробормотал он. И вдруг металлические пластины словно сдвинулись, сливаясь воедино, как при плавке. Чайник на огне резко засвистел, и мужчина оглянулся на звук. Когда же он вновь обратился к скульптуре, он увидел мост. И хотя на мосту не было ни души, он мысленно вообразил себя на середине этого моста, протянутого над пучиной, на первый взгляд казавшейся водой, но на самом деле, как он это мгновенно понял, совершенно иной природы. Острые зазубренные куски металла не были похожи на мягко катящиеся океанские валы. И на волны они не были похожи. Мост был перекинут над бездной огня, и языки пламени взметались вверх, норовя лизнуть его, сжечь его плоть, подвергнуть ее вечной муке. А потом мост рухнул.

32

Дана вела машину очень медленно, на каждом подъеме уверенная, что вот сейчас она не справится с управлением и сверзится с утеса. И опять она пропустила поворот к дому Уильямса Уэллеса и поняла это, лишь увидев селение далеко внизу. Раздосадованная, чувствуя, что опаздывает, она поехала задним ходом, одним глазом глядя в зеркало, а другим ища поворот. На этот раз валун сразу бросился ей в глаза, хотя в темноте он и выглядел по-иному. Она протиснула джип в суживающийся просвет между скалами. Приблизившись к поляне, она погасила фары и ехала в полной темноте. Потом заглушила мотор, и джип заскользил по инерции к подножию скульптуры, казавшейся теперь темной глыбой.

Дана тихонько вышла из машины, не захлопнув дверцу и вслушиваясь в тишину вокруг, нарушаемую лишь ветром. Ворота в туннель были открыты, и она силилась вспомнить, закрывала ли их или так и оставила. На этот раз в дальнем конце круглой трубы не маячил спасительный свет. Набрав в легкие побольше воздуха и преодолев страх, она ступила в темноту и пошла, касаясь рукой цементной стены, скользкой и омерзительно противной на ощупь. Потом, ближе к концу пути, мрак приобрел синеватый оттенок, и она вынырнула под сень темного, испещренного звездами неба. Фрейд не появился, не встретил ее. Деревянная дверь, ведущая в дом, оказалась приоткрытой, отчего у Даны что-то екнуло внутри и, несмотря на холод, на лбу выступил пот. Она распахнула дверь и быстро оглядела помещение. Не было видно ни Фрейда, ни Леонардо, и их отсутствие заставило ее сердце затрепетать еще сильнее. На стенной штукатурке гостиной отражался неверный свет двух зажженных свечей. Медленно вращались лопасти вентилятора на потолке.

Через гостиную она прошла в кухню, и когда она открыла туда дверь, стена в комнате стала оранжево-красной, цвета пламени, горевшего в печи. Дана уловила слабый запах лимона и лакрицы. Нож был воткнут в колоду, и рядом с полной кружкой лежал рассеченный пополам лимон. Дана пощупала кружку. Чай совершенно остыл. Стоявшая на рабочем столе скульптура, над которой еще недавно Уэллес трудился, казалась осевшей, рухнувшей. Дана услышала, как скулит собака, и заглянула за рабочий стол.

Фрейд поднял на нее грустные глаза и снова заскулил. Рядом с ним пристроился Леонардо – оба жались к лежавшему телу. Дана почувствовала, как больно сдавило сердце; она подняла руку ко рту, сдерживая рыдания. Наклонившись, она коснулась щеки Уильяма Уэллеса. Если бы не дырка в черепе, его можно было бы принять за мирно спящего, на губах его витала даже тень улыбки. Дана схватила мобильник, но тут же замерла. Что она скажет полиции? Как она очутилась здесь, в доме Уэллеса, зачем прилетела сюда, проделав такой путь из Сиэтла, купив билет в один конец?

Она сунула мобильник в сумочку, выпрямилась, вытащила разделочный нож из колоды и направилась было к двери, но остановилась, оглянувшись на Фрейда и Леонардо.

– Я виновата, – сказала она. – Все случилось из-за меня. – Вернувшись, она взяла на руки Леонардо и легонько потянула за ошейник Фрейда: – Пойдем. – Но пес упирался. – Идем, мальчик, – сказала она. Пес поднялся и медленно затрусил рядом. На пороге он оглянулся на хозяина и перевел глаза на нее, словно спрашивая, что же теперь с ними будет.

– Прости меня, – сказала Дана. – Прости, что я навлекла на вас такую беду.

Она прикрыла за собой и животными дверь, продолжая уговаривать Фрейда идти с ней вперед; она была настороже, и все чувства ее были обострены и напряжены. У входа в туннель Фрейд словно заколебался. Дане пришлось остановиться, но добраться до джипа можно было только через туннель.

– Идем, Фрейд, – шепнула она. – Мы сможем пройти.

Собака оглянулась, что-то высматривая позади. Потом она тихонько зарычала утробным рычанием. Дана оглянулась через плечо, но ничего не увидела. Собака посмотрела на нее, словно говоря, что надо бежать. Потом сорвалась с поводка и кинулась в заросли, рыча и лая.

Дана прижала к груди Леонардо и со всех ног бросилась вперед по туннелю, спотыкаясь в кожаных туфлях и оскальзываясь на гладкой поверхности. Раз-другой она утыкалась в стену и меняла направление. Двигаясь совершенно вслепую, она все время должна была превозмогать инстинктивное желание остановиться, чувство, что вот-вот упрется в какую-то неодолимую преграду. Она часто и тяжело дышала. Подозрение, что кто-то преследует ее, гнало вперед, тяжесть Леонардо била по груди. Она вынырнула из туннеля, как из водной пучины, и, еле переводя дух, ринулась через поляну. Леонардо она кинула на заднее сиденье машины, надеясь, что он не выпрыгнет. Потом она открыла переднюю дверцу и, собравшись, заставила себя сесть за руль. Руки так тряслись, что она насилу включила зажигание. Сконцентрировавшись насколько возможно, она завела мотор и, двинувшись, объехала скульптуру. Когда она поравнялась с входом в туннель, из темноты метнулась тень и одним прыжком вспрыгнула на заднее сиденье джипа.

Фрейд.

Когда по появившимся знакам федерального шоссе Дана поняла, что проселочная дорога окончена, она почувствовала волну облегчения. Во все время пути по крутизне ее не оставляла мысль, что вот сейчас сзади ее нагонит машина и начнет теснить, пока не столкнет в пропасть. Она нажала на акселератор и мчалась по трассе, пока не увидела автосервис. Свернув к нему, она попросила служителя принести ей телефонную книгу.

– Что вы ищете, леди? – с гавайским акцентом спросил мужчина.

– Мне нужен приют для животных. Внезапно выяснилось, что я должна уехать, и надо найти, кто бы присмотрел за животными в мое отсутствие.

Мужчина сказал, что знает такой приют недалеко от аэропорта. Вместе они нашли в книге нужный телефон. Дана позвонила и попросила ответившую женщину не закрываться и дождаться, когда она подъедет. Та заверила ее, что это не проблема – приют расположен за ее домом. Двадцать минут спустя Дана подкатила к усадьбе с раскачивающимися на ветру пальмами и лужайкой, где были припаркованы две машины. Густая тропическая растительность почти скрывала блочный домик. Вышедшая к ней женщина пообещала, что за Леонардо и Фрейдом будет надлежащий уход. За домом находилась огромная площадка, где Фрейд мог гулять и бегать. И все же Дана не могла отделаться от чувства, что животных она бросает в тюрьму.

– Я не знаю точно, когда вернусь за ними, – сказала Дана, вручая женщине кредитную карточку.

Та ободряюще улыбнулась:

– Неважно. Когда бы вы ни вернулись, они будут вас здесь ждать.

Дана обняла Леонардо, прижала его к лицу. Потом, наклонившись, потрепала за морду Фрейда. Пес выглядел грустным, шерсть на нем была беспокойно взъерошена.

– Не волнуйся, мальчик, – сказала Дана. – Я приеду за тобой. Я не забуду и не оставлю тебя, Фрейд. – Она погладила его, прижала к себе, чувствуя прикосновение теплой собачьей морды к своему лицу. Потом встала и направилась к джипу. Оглянулась. Женщина стояла в дверях рядом с Фрейдом, держа на руках Леонардо.

Отъехав от приюта, Дана сделала остановку возле телефона-автомата на парковке какого-то фастфуда. Она позвонила в полицию и сообщила о смерти Уильяма Уэллеса. Поспешно повесив трубку, она поехала в аэропорт. Едва войдя в здание аэропорта, она тут же навела справки в билетной кассе. Там ей сказали, что на все предыдущие рейсы дополнительных пассажиров не брали. Последний рейс на Сиэтл – ночной, отправляется в полночь. Будут ли места, выяснится перед самым отлетом.

Дана устроилась в кресле, приготовившись ждать, наблюдая, что происходит вокруг. Час спустя объявили посадку, и Дана уже смирилась с тем, что ей предстоит длинная ночь в аэропорту.

Но кассир вдруг поискал ее взглядом и жестом предложил подойти.

– Вам повезло, – сказал он. – Вам достался последний билет.

33

Пассажиры спускались по трапу усталые, неверной походкой и тяжело, как стадо в коровник, шли к воротам терминала. Дана неспешно оглядывала людей вокруг. Шедшая впереди нее женщина в майке, шортах и шлепанцах, ступив на трап, зябко поежилась от перепада температуры градусов в сорок. Возле трапа стояли двое крепких мужчин в одежде, похожей на форменную, – синих брюках и белых рубашках с коротким рукавом. Рядом стоял еще один – похудощавее; одет так же, но на плечах еще и спортивная синяя куртка из синтетического материала. В руках он держал рацию. Когда, взглянув на Дану, он что-то сказал по рации, Дана ощутила еще большее беспокойство.

Она уронила сумочку, вывалив на землю ее содержимое, в том числе и свой самолетный ужин – сандвич с ветчиной в обертке, упаковку с горчицей и недоеденный «сникерс». Наклонившись, чтобы поднять вещи, она незаметно вытащила из кармана серьгу. Собрав все, она выпрямилась и продолжила путь.

Человек в куртке шагнул к ней.

– Дана Хилл?

– Да, – сказала она.

– Будьте добры, пройдемте с нами.

– С вами? А кто вы?

– Секьюрити аэропорта.

Она улыбнулась словно бы невзначай.

– Зачем это я вам понадобилась?

– Это весь ваш багаж? – Мужчина указал на ее небольшую дорожную сумку через плечо.

– Да.

– Так пройдемте?

– А вы не скажете, в чем, собственно, дело? – спросила она, на этот раз постаравшись придать голосу внушительность.

Человек в синей куртке по-прежнему вежливо, но твердо сказал: «Прошу вас» и сделал приглашающий жест.

Она перевела взгляд на двух других агентов – вид их ясно говорил, что выбирать или противиться ей не приходится. Если она начнет кричать, возмущаться, ссылаться на свой статус адвоката, этим она только привлечет к себе внимание и вызовет лишние подозрения.

– Хорошо, – сказала она.

Вслед за двумя охранниками она прошла по терминалу, флуоресцентные лампы которого освещали все кругом ярким дневным светом. Она чувствовала холодную испарину на лбу. Секьюрити привели ее к неприметной двери, и человек в куртке ее открыл, пропуская Дану вперед. В комнате с белеными стенами, в которой она очутилась, стояли лишь деревянный стол и два стула. Человек в синей куртке предложил ей сесть. Она села, положив ногу на ногу и изображая спокойствие, хотя сердце ее колотилось. Пульс она чувствовала даже в подмышках.

– Можете вы мне объяснить наконец, в чем дело? – опять спросила она.

Мужчина потер пальцем усики, которые были чуть темнее его седоватых волос.

– Разрешите мне осмотреть вашу сумку?

Дана пожала плечами и, сняв сумку с плеча, отдала ее незнакомцу. Он открыл сумку и ознакомился с содержимым.

– Ручную сумочку не покажете?

Она отдала ему и сумочку. Он вытащил оттуда ее билетный ярлык, удостоверение водителя. Затем очередь дошла и до недоеденного «сникерса».

– «Завтрак чемпионов», – с улыбкой заметила Дана.

В ответ мужчина вежливо улыбнулся и вышел из комнаты с ее ярлыком, удостоверением и пакетиком из оберточной бумаги, который подарил ей Уильям Уэллес. Дана увидела громоздившуюся до самого потолка камеру в углу. Не надо было звонить в полицию на Мауи. Лучше бы она подождала до возвращения в Штаты. Неужели новость о гибели Уэллеса могла распространиться так быстро, что владельцы ювелирной лавки успели сообщить полиции о визите женщины, интересовавшейся адресом Уэллеса?

Дверь напротив вновь приоткрылась, и вошел человек помоложе, в форме, сшитой из более качественной материи; в руках он нес ее удостоверение, ярлык и пакетики из оберточной бумаги. Вид у этого мужчины был более лощеный, а в повадках чувствовалась профессиональная выучка.

– Простите, что заставил вас ждать, мисс Хилл.

– Ничего, только я хотела бы поскорее отправиться домой. Полет был долгим, а скоро утро.

– Я постараюсь задержать вас не надолго. Я Дональд Холлас из Службы экономических преступлений.

Взяв стул, он сел напротив нее.

– Вы полетели на Мауи и в тот же день вернулись?

Она хмыкнула, несколько успокоившись.

– Так вот в чем, оказывается, загвоздка! Неужели вы заподозрили во мне наркокурьера, агент Холлас?

Когда он никак на это не отозвался, она ответила на поставленный вопрос:

– Да, я летала на Мауи.

– На один день?

– Да, на один день.

Он оторвал взгляд от своего блокнота.

– Зачем?

– По делу, – небрежно сказала она.

Холлас кивнул.

– Какого рода было это дело?

– Я адвокат, – сказала она, лихорадочно соображая, что бы такое сказать. – Кое-кто из клиентов моей фирмы имеет интересы на островах. Я изучала юридическое и налоговое состояние собственности на Гавайях, которую собирается приобрести один клиент.

Мужчина откинулся на спинку стула.

– На какую фирму вы работаете?

– «Стронг и Термонд». Разрешите? – Она потянулась к сумочке, вытащила и вручила мужчине визитку.

– А наименование фирмы с интересами на Гавайях?

– Этого я вам сказать не могу.

Изучавший ее визитку Холлас вскинул на нее глаза:

– Почему же?

– Это дело конфиденциальное. Мы бы не хотели, чтобы об этом узнали конкуренты.

– Вражеское окружение?

Дана улыбнулась.

– Именно.

– А чем занимается эта фирма, скажете?

– Нет.

Губы мужчины сморщила легкая улыбка.

– Это тоже конфиденциально?

Дана покачала головой:

– Просто я сама точно не знаю, чем они там занимаются. Это дочерняя компания дочерней компании, и я подозреваю, что истинного владельца установить не так-то просто. Документов там целая куча, а в чем состоит бизнес – понятия не имею. В нашей фирме я всего лишь имею долю, агент Холлас. А это значит, что занимаюсь я лишь черновой работой.

– И ваше дело на Мауи заняло всего один день?

– Уделить ему больше времени я не смогла. Впереди меня ждут бессонные ночи, телефонные переговоры и, если сделка состоится, новые поездки для ее окончательного завершения.

Холлас откинулся на спинку стула, постукивая пальцем по билетному ярлыку.

– И при этом вы купили билет только в один конец. Зачем же было делать так, если вы намеревались вернуться в тот же день?

Такой поворот Дана не предусмотрела, но она всегда отличалась самообладанием:

– Я не знала, сколько времени у меня это займет. Мне посчастливилось провернуть все, что от меня сейчас требовалось, за один день. Мой муж тоже адвокат, агент Холлас, и сейчас он в трехнедельной командировке в Чикаго. Как я уже сказала, вылететь мне пришлось неожиданно. А у нас трехлетняя дочка. Оставлять ее, когда и отца дома нет, я очень не люблю.

Холлас подвинул к ней через стол ее билетный ярлык.

– Моим ребятам четыре года и пять лет. Я знаю, каково это.

Он поднял подаренный ей Уильямом Уэллесом пакетик, открыл, поднес к носу.

– Это чай, агент Холлас.

Холлас потряс пакетик, вытащил оттуда щепотку сухих листочков.

– Верно. Чай. – Встав, он протянул ей пакетик. – Простите, что задержал вас. Благодарю за сотрудничество.

Дана взяла пакетик и сунула его в сумочку.

– Значит, мне можно идти? – спросила она, стараясь, чтобы вопрос этот прозвучал легко и как бы между прочим.

Холлас кивнул.

– Да, вы можете идти. – Он потянулся к недоеденному «сникерсу». – А это я выброшу.

– Нет! – вскричала Дана и тут же поправилась: – Я с обеда ничего не ела и боюсь, что найти, где бы поесть среди ночи, не так-то просто.

– Ладно. – И Холлас вернул ей «сникерс».

Выйдя от него, Дана чуть было не бросилась бежать, но поборола в себе это желание. Несмотря на все усилия, ей не удавалось отделаться от параноидальной подозрительности: ведь теперь она была уверена, что за ней следят. Служащий, тащивший через терминал мусорную урну, при виде ее отвел глаза. Носильщик на своей тележке, проезжая мимо, ощерился и кивнул ей. Человек возле телефона-автомата проводил ее взглядом, а затем отвернулся и сказал что-то в трубку. В середине коридора она заметила табличку дамского туалета. Задыхаясь, чувствуя головокружение, она поспешила завернуть в облицованное голубым кафелем помещение, где, как безумная, сразу же ринулась в кабинку и заперлась. Там она прислонилась к стене, отдуваясь, ожидая, когда уляжется сердцебиение. Вентилятор на потолке овевал ее потоками холодного воздуха. Она открыла молнию на сумке и, порывшись в ней, вытащила недоеденный «сникерс». Она ковыряла его ногтем, пока не почувствовала вдавленную в орешки и карамель серьгу. Бах.

Дана испуганно вздрогнула. Бах.

Грохот шел справа – кто-то по очереди распахивал дверцы кабинок, хлопая ими. Бах.

Она села на стульчак и уперлась ногами в дверцу. Бах.

Дверь соседней кабинки хлопнула, и Дана почувствовала, как тянут ее дверцу. Задвижка задребезжала. Стало трудно дышать.

– Занято!

Что-то заскрипело, и под дверцей появилось желтое мусорное ведро.

Это просто уборщик. Секунду выждав, она открыла задвижку и поспешила к выходу. Вслед ей посыпались извинения уборщика.

Она прошла через терминал к идущему вниз эскалатору и стала спускаться, оглядываясь. Внизу уже ждал поезд вагонеток, везший пассажиров на выдачу багажа и к парковочному гаражу. Дверцы вагонеток были открыты. Она кинулась с эскалатора и успела в вагонетку в последний момент, когда раздвижные стеклянные дверцы уже закрывались. Мужчина справа от нее сделал то же самое – в последний момент протиснулся в соседнюю дверцу; в руке у него был чемоданчик. Мужчина стоял, держась за поручень. На первой остановке в поезд никто не вошел, мужчина продолжал ехать дальше. Когда поезд двинулся, Дана встала поближе к дверце. Как только поезд остановился, она быстро сошла и, следуя указателю, двинулась к выдаче багажа. Оглянувшись, она увидела мужчину. Он шел, катя за собой багаж. Вновь поднявшись по эскалатору, она преодолела еще один лестничный пролет, ведший к крытой галерее, протянувшейся через дорогу к парковочному гаражу. Мужчина вслед за ней тоже поднялся по эскалатору – она увидела вначале его голову, потом туловище. В гараже она заплатила за парковку в одном из автоматов. Мужчина шел по галерее. Она взяла квитанцию и направилась к лифту, всматриваясь в светящуюся панель шести лифтов, а краешком глаза продолжая следить за мужчиной, оплачивающим парковку. Она услышала, как хлопнула дверца машины, а потом звук двигателя и скрип шин по гладкому парковочному покрытию. Зазвенел колокольчик прибывшего левого лифта. Мужчина наклонился к автомату, доставая из него квитанцию. Дверцы лифта, задрожав, открылись. Никто не вышел из кабины. Дана ступила в лифт и нажала кнопку третьего этажа. Когда дверцы лифта не закрылись, Дана вновь и вновь стала жать на кнопку и уже шагнула к выходу, но, к ее облегчению, дверцы сомкнулись.

И в ту же секунду между прорезиненных створок протиснулась рука.