Текст книги "Поворот за мостом (СИ)"
Автор книги: Рита Вертер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 21 страниц)
Я стояла одна на парковке, слушая усыпляюще размеренное жужжание мигающей вывески. В голову вдруг взбрела шальная мысль, что можно было бы ускорить ее кончину одним метким броском булыжника, но ее я отмела – с полицией связываться никак нельзя, а если не успею смыться, проблем не избежать.
Хотя вокруг бара стояла тишина, а по шоссе мимо за последние минут десять не проехала ни одна тачка, я решила, что это не самое безопасное место для ночлега, и что лучше отогнать машину поближе к городу и припарковаться там. С этими мыслями я подошла к своему «Доджу», – кроме него на парковке осталась только одна машина, судя по розовому меховому брелку под лобовым стеклом, принадлежащая Лидии, – и, открыв дверцу, рухнула на водительское сиденье.
Не успев вставить ключ в замок зажигания, я почувствовала, как глаза закрываются сами по себе, отдалась этому приятному спокойному ощущению и не заметила, как уснула.
Глава 2
Настойчивый звук барабанящих по крыше капель и холод настигли меня сначала во сне, – откуда им было взяться в солнечный день в Диснейленде? – а затем и в реальности. С неохотой открыв глаза, я обнаружила себя сидящей на переднем сиденье машины, и в первые секунды после пробуждения испугалась стука дождя. Спросонья я не сразу поняла, где нахожусь: лобовое стекло запотело, и видимость была почти нулевая. Протерев стекло рукавом рубашки, я увидела все то же деревянное здание бара с уже погасшей вывеской.
Из-за ненастной погоды и солнца, скрытого за низкими темными тучами, казалось, что время близится к вечеру. В салоне было прохладно, и я потянулась к пассажирскому сиденью, чтобы достать толстовку с надписью «НЬЮ-ЙОРК» – единственную теплую вещь, которую успела взять с собой из дома.
Мотор завелся только с третьей попытки. Плохой знак, потому что на услуги автомеханика денег у меня нет, а без машины как без рук. Надеюсь, до того, чтобы запрыгивать в проходящие мимо открытые вагоны товарных поездов, как какая-нибудь бродяжка, дело не дойдет. Да и где я тут найду железную дорогу?
Согласно вспыхнувшим зеленым светом часам на приборной панели, было уже два часа пополудни. По радио заиграла «Runaway» Бон Джови. От этой странной иронии мои губы расплылись в невеселой улыбке.
Чертыхнувшись, – едва не забыла о вчерашнем совете Лидии, – я нашла в кармане смятый листок бумаги с адресом. На самом деле, он мало чем мог мне помочь – в машине не было навигатора, а у меня телефона, в котором можно было проложить маршрут до фермы. Оставалось только спрашивать дорогу у прохожих, шанс встретить которых в такую погоду стремился к нулю, или надеяться, что у дома стоит табличка с адресом. Кажется, Лидия упоминала, что ферма находится в десяти милях отсюда, но чуть дальше от города – я решила проехать по шоссе на север, посмотреть, не наткнусь ли на нее.
Из-за нескольких часов сна, проведенных в неудобной позе на жестком сиденье, спина жутко затекла, и ноги до сих пор побаливали, словно я бежала марафон. К физическому дискомфорту мне было не привыкать, но голод напомнил о себе неприятным тянущим чувством в пустом желудке.
Пожалуй, сначала нужно перекусить.
Я вырулила с парковки «Старого лиса» и медленно поехала по шоссе вдоль рядов высоких деревьев, растущих по обе стороны от мокрой дороги. В бардачке обнаружились два батончика мюсли, а песня по радио сменилась на лиричную «Wind of changes» Скорипионс. Я сочла это добрым предзнаменованием, хотя и не верила в знаки судьбы.
Спустя минут пятнадцать, так и не найдя никаких признаков фермы поблизости, я остановилась у заправки и, быстро забежав под козырек, поинтересовалась у кассира, не подскажет ли он мне направление.
– А, Хейзы, – с видом знатока произнес он. – Вам нужно проехать чуть дальше. Увидите мост, сворачивайте сразу после него.
Я купила у него хот-дог и банку газировки, заправила бак на десять баксов, – к счастью, к этому времени дождь стих и превратился в легкую морось, так что не пришлось мокнуть, – и снова двинулась в путь.
Вокруг, казалось, не было ни единого жилого дома – только лес. Старый мост над вышедшей из берегов из-за дождя рекой не выглядел очень надежным, и мое сердце подпрыгнуло в груди, когда я проезжала по нему. После смерти мамы я боялась мостов и всегда снижала скорость до минимума, даже если дорога была хорошая и пустая.
Едва не пропустив поворот, скрывающийся за зарослями кустарников, я притормозила и вывернула руль вправо. Дорога к ферме не была асфальтированной, так что оставалось надеяться, что я не застряну в этой глуши по самый капот в грязи.
Дождь совсем прекратился, и солнце выглянуло из-за туч. Деревья вокруг поредели, и на их смену пришли бескрайние поля кукурузы, похожие на декорацию к «Интерстеллару» или какому-нибудь фильму ужасов.
Наконец, вдалеке, у изгиба реки, показались два дома.
Между ними не было никакой ограды, кроме как из нескольких яблонь и длинной деревянной постройки, возле которой стояла высокая груда тюков с сеном, накрытая брезентом.
Один дом был крохотный, но весьма симпатичный: белый, с открытыми настежь голубыми ставнями и маленьким цветущим садом вокруг крыльца. К нему, судя по всему, было никак не добраться, кроме как пройдя через территорию другого дома. Тот стоял ближе к реке, был куда больше, но выглядел довольно унылым и запущенным – краска во многих местах облупилась, черепичная мансардная крыша зияла черными заплатками, почти все окна на втором этаже были закрыты, а одно и вовсе заколочено досками. На лужайке перед ним росло несколько деревьев, почти высохших от жары, и не было ни намека на цветочные грядки, зато тут и там валялись лопаты, грабли и прочий хозяйственный инвентарь.
Остановившись у покосившихся деревянных ворот, от которых было ярдов сто пешком до лужайки, я взмолилась, чтобы Хейзы были хозяевами белого домика, а не этого жуткого жилища, и вышла из машины. Мои белые кроссовки почти сразу потонули в грязи.
Мама всегда говорила, что внешний и внутренний вид дома многое может рассказать о людях, живущих в нем. Забавно. Я задумалась, что обо мне мог бы сказать тот факт, что жилья у меня теперь и вовсе не было.
Никакого звонка или любого другого способа привлечь внимание хозяев поблизости не оказалось. Не было даже почтового ящика, чтобы удостовериться, что кассир на заправке не обманул меня и указал правильный путь.
Оставалось надеяться, что у них не было выпущенных на самовыгул злобных сторожевых собак.
Стараясь наступать на крупные булыжники, тут и там разбросанные в грязи и ведущие к более-менее цивильно выглядящей отделанной камнем тропинке, я пару раз чуть не поскользнулась.
В легком ветерке слышался приятный аромат сырой земли после дождя, свежей травы и сена. Вдохнув полной грудью сладковатый воздух, который показался чистым наслаждением после ночи, проведенной в вонючем баре, я с куда большим энтузиазмом зашагала к первому дому.
Со стороны длинной деревянной постройки доносилось ржание лошадей и кудахтанье куриц. Было очевидно, что на ферме должна водиться какая-то живность, но этот факт меня смутил. А если Лидия ошиблась, и им требуется помощница по хозяйству, а не только домработница? Я ничего не смыслю в уходе за животными. Придется импровизировать, если хочу получить работу.
Половицы на крыльце недовольно заскрипели, когда я взбежала по ступеням к двери. Сбоку стояло старое кресло-качалка с накинутым на него пледом, словно кто-то любил проводить в нем вечера, глядя на запустение вокруг, а прямо под окном, завешенным темными шторами – лавка с полной окурков пепельницей на краю.
Пригладив волосы, которые ужасно распушились от высокой влажности, я громко постучалась, мысленно заклиная владельца этого дома, кем бы он ни был, выйти и сообщить мне, что я ошиблась и Хейзы на самом деле живут по соседству.
Внутри, кажется, стояла все та же тишина. Судя по размерам дома, меня попросту могли не услышать; звонка у двери не было, и еще мне пришло в голову, что хозяева могут работать днем в поле и вообще не ждать гостей.
Тогда я постучала снова, еще сильнее и громче, и прислушалась. Кажется, из глубины дома послышались торопливые шаркающие шаги. Занавеска на крайнем окне дернулась, и, наконец, мне открыли.
На пороге стояла миловидная пожилая женщина. Лицо ее было на удивление ясным и гладким, но паутинка морщин вокруг голубых живых глаз и пигментные пятна на тонкой коже рук, а также белые от седины волосы свидетельствовали о том, что она уже далеко не молода.
Женщина слегка сощурилась, глядя на меня с явным недоумением. Несмотря на отсутствие каких-либо признаков доброжелательности, мне она показалась доброй.
– Добрый день, – я приветливо улыбнулась ей, стараясь не выдать волнения, – меня зовут Эмма. Я слышала, здесь требуется помощница по хозяйству. Вы миссис Хейз?
– Нет, я не миссис Хейз, – она, наконец, расслабилась и улыбнулась мне в ответ. – Я миссис Грин, живу в соседнем доме. А мистер Хейз живет здесь, правда, ни про какую помощницу я и слыхом не слыхивала.
От этого ее заявления мой энтузиазм несколько поугас.
– Я… Мне Лидия из «Старого Лиса», – тут я поняла, что даже не знаю фамилии Лидии, и выгляжу, наверное, глупо, – сказала, что мистер Хейз ищет домработницу. Мне нужна работа, поэтому я…
Мне показалось, что при упоминании Лидии ее лицо слегка сморщилось, но тут же приняло прежнее благожелательное выражение.
– Да что это я, – она хлопнула себя по лбу, – так проходите же, поговорите сами с Эдвардом. Прошу вас, мисс…
– Эмма, – повторила я. С каждым разом произносить чужое имя вместо собственного становилось все проще, хотя и так же непривычно. – Эмма Смит.
Миссис Грин посторонилась, пропуская меня в прихожую.
Здесь царил полумрак, но и без того было ясно, что изнутри дом выглядит немного лучше, чем снаружи: тут было довольно чисто, и, не считая нагромождения старинной мебели, вполне уютно.
– Как так, Эдвард-то мне и не сказал, что ищет помощницу, – посетовала миссис Грин, ведя меня вдоль коридора к комнате, которая, должно быть, была гостиной – оттуда доносились звуки работающего телевизора, – я тут за ними присматриваю, помогаю, чем могу. Сейчас ко мне самой сыновья приехали на каникулы, да все посадки уже сделали, дай бог здоровый урожай, так что есть время наведаться к соседям… Эдвард, к тебе пришли!
В просторной гостиной, на стареньком диване напротив телевизора, сидел пожилой мужчина. Он был одет в белую рубашку и черные старомодные брюки с тщательно выглаженными стрелками, из чего я сделала вывод, что приход соседки в гости был важным событием в его повседневной жизн. Перед диваном стоял журнальный столик с двумя чашками чая.
– Ко мне? – прокряхтел он, пытаясь повернуться в мою сторону. Его старческие, изъеденные морщинами руки слегка подрагивали, а подернутые белой пленкой катаракты глаза за толстыми линзами очков судорожно метались из стороны в сторону, и этот процесс он явно не контролировал.
Тут я решила, что ему требуется не домработница и помощница по хозяйству, а сиделка. Уход за больными стариками мне представлялся еще более сложным делом, чем за коровами и курами, так что я начинала жалеть, что не выяснила у Лидии больше подробностей, прежде чем прийти сюда.
– Добрый день, – поздоровалась я, метнув вопросительный взгляд на миссис Грин. Может быть, он глухой и мне следует говорить погромче? – Я Эмма. Я слышала, вам требуется домработница.
Мистер Хейз приоткрыл рот, но ничего не сказал. Он тоже посмотрел на миссис Грин.
– Я принесу вам чаю, – сказала она, и, к моему разочарованию, поспешила оставить нас наедине.
– Зрение мое ни к черту, но выглядите вы, кажется, чересчур молодо для домработницы, – сказал он на удивление бодрым тоном. – Присядьте, в ногах правды нет.
Я осторожно присела на краешек кресла, мечтая найти пульт и выключить телевизор с надоедливой и громкой рекламой.
– Мне сказала Лидия, – она работает в «Старом Лисе», – что вы искали помощницу по хозяйству, – повторила я. – Я как раз в поисках работы на ближайшие пару месяцев, и я решила, что могу быть вам полезна. Если, конечно, вы еще нуждаетесь…
– Нуждаемся, а как же, – сказал он, и, отвернувшись, принялся искать что-то в складках дивана. Достав дрожащими руками пульт (я едва удержалась, чтобы не броситься помогать ему) он дважды щелкнул по кнопке, и в комнате воцарилась тишина. – Лидия, значит. Хорошая девушка, Лидия. Раньше часто к нам захаживала, когда трахалась с одним из сынков Анны.
У меня, кажется, отвисла челюсть от изумления.
Старик, ничего не заметив, невозмутимо продолжал:
– Ну да, требуется. Я сам уже не справляюсь, Анна приходит, прибирается, готовит, когда сын пропадает черт-те где, да у нее ж и своих забот хватает.
– Так вы… – я прочистила горло, подбирая слова, – может быть, наймете меня?
– Ну… – протянул он, поправляя очки и потирая переносицу большого орлиного носа с горбинкой, – жить придется тут. Готовить, стирать, убирать, кормить кроликов. Жалованье плачу раз в две недели. Да тебе-то куда, молодой? В колледж не идешь, что ли?
– Нет, – глухо отозвалась я. Напоминание о колледже больно ударило меня своей несбыточностью. – Я согласна на любые условия.
– Что ж… – сказал Эдвард, и в этот момент в гостиную вошла миссис Грин. – Анна, что скажешь, брать девчонку?
– С каких это пор ты интересуешься моим мнением? – обиженно пробурчала она, поставив на столик передо мной изящную чашечку чая на блюдце с серебристой каймой и присаживаясь рядом с мистером Хейзом. – Если уж на то пошло, когда мы с Сэмми и Шоном поедем на ярмарку, присматривать за тобой будет некому. Но я и знать не знала, что ты ищешь помощницу.
– Я тоже, – донесся до меня смутно знакомый голос. Лидия упоминала, что у Хейза есть сын, который был прошлой ночью среди игроков в покер, но это совершенно выветрилось у меня из головы.
Аксель стоял у дверей, прислонившись к косяку и с тем же непроницаемым видом, что во время игры, смотрел на меня. На нем были только рабочие штаны цвета хаки, все заляпанные грязью, и мне стоило огромного труда отвести взгляд от его загорелого рельефного торса и голой груди, поблескивающей от пота. Руки у него были мускулистые, и кожа словно натянулась на округлых мышцах – мне пришло в голову сравнение с диким зверем, готовящимся к смертоносному прыжку. В пальцах он крутил хозяйственные перчатки.
– Не может того быть, – махнул в его сторону старик. – И на почте сказал, и ублюдку-Фоксу сказал, он обещал кинуть клич среди своих. И вам тоже сказал.
– Вовсе нет, – возразила Анна, быстро взглянув на меня.
Я сидела, гордо выпрямив спину и глядя прямо перед собой. Почему-то я не сомневалась, что Аксель не придет в восторг от моей кандидатуры на место человека, который должен жить в их с отцом доме в качестве прислуги, вне зависимости от того, знал ли он, что его отец собирался кого-то нанять.
– Без разницы, дому нужна женская рука. Так что, как там тебя?
– Эмма.
– Эмма. Можешь приступать сегодня же. Анна тебе все покажет, пока она тут…
– Нет.
Аксель прошел вперед и остановился возле моего кресла, глядя на меня сверху вниз. От его не терпящего возражения тона я начинала злиться: меня почти взяли! Но ничего не смогла сказать.
Я не была уверена, что хочу жить в одном доме с ним. Но, в конце концов, выбора особого не было.
– Не тебе решать, – твердо сказал мистер Хейз, и, глубоко вздохнув, упрекнул его: – Ты и дома едва появляешься, еды приготовить некому, и я…
– Ты работаешь на Томпсона? – его сын обратился ко мне, зависнув над моим креслом, как коршун над добычей.
Мистер Хейз замолчал и тоже уставился на меня, как громом пораженный. Анна выпучила свои голубые глаза, и ее взгляд метался от меня к Акселю, явно требуя объяснений. Я же чуть не задохнулась от нелепости такого предположения и его наглого разоблачительного тона. Кем бы ни был Томпсон, ему в этом доме явно были не рады.
– Я ни на кого не работаю, я ищу работу, – спокойно сказала я, хотя, даже не понимая, в чем состоит обвинение, сильно разозлилась.
– Она вчера миловалась в баре с этим мудаком, – пояснил Аксель.
Я вспыхнула от негодования.
– Следи за языком, молодой человек! – укорила его миссис Грин, – особенно в присутствии девушки.
Он хмыкнул и отошел от меня.
– Вчера я работала в «Старом лисе», – попыталась объясниться я так, чтобы это не прозвучало, как пустые оправдания. – Там был мистер Томпсон. Как и всех остальных присутствующих в баре, – с вызовом посмотрела на Акселя, – я видела его впервые в жизни. Не знаю, с чего ты решил, что я работаю на него, но…
– Работаешь его личной кроличьей лапкой, – уточнил он, склонив голову набок. Он снова приподнял одну бровь, как и в тот раз на покере, и это движение вновь произвело на меня странное впечатление. Словно оно смущало меня, хотя причин для такой реакции, казалось бы, не было. Словно было чем-то личным, не предназначенным для посторонних взглядов. Словно он насмехался надо мной или что-то безмолвно предлагал.
Я подумала бы, будто он решил, что в его неудачах на игре виновата я, но даже в мыслях это звучало глупо.
– Так вы не знакомы с ним? – робко спросила миссис Грин. Я качнула в ответ головой, и Аксель недоверчиво хмыкнул, так что, наградив его испепеляющим взглядом (который, впрочем, не произвел на него никакого впечатления), я сказала:
– Не более, чем со всеми остальными, кто был там вчера. И вообще, честно говоря, мне не нравится этот допрос, – последнюю фразу я адресовала исключительно Акселю. – Понятия не имею, какие у вас с ним разногласия, но я к ним не имею никакого отношения.
– Все верно, – поддержал меня мистер Хейз. – Тебя это точно не касается. Что ж, Эмма, расскажи, чем тебя так заинтересовало предложение старика. Неужто в городе работенки не нашлось?
Аксель пробормотал себе под нос нечто нечленораздельное и вышел из гостиной. Анна, помедлив, встала и последовала за ним – чтобы успокоить, или, может, спросить наедине, почему он решил, что я работаю на Томпсона.
Я старалась говорить открыто и искренне, насколько это возможно при условии, что большую часть моей легенды составляла ложь. Что хочу попробовать пожить самостоятельной взрослой жизнью, и что мне нужны деньги и работа, и что пока вернуться домой нет никакой возможности, да и не хочется. Что я ответственная и пунктуальная, и что на руках у меня, если ему так интересно, есть рекомендации с бывших подработок – детского летнего лагеря, где я была тьютором, и из кофейни, в которой работала официанткой все прошлое лето.
Старик слушал меня внимательно, не перебивая, но на секунду мне показалось, что он вот-вот уснет: нависшие веки то и дело опускались, как будто он слишком медленно моргал.
Наконец, он сказал:
– Томпсон – подлый, дурной человечишко, так что советую тебе держаться от него подальше. Если у вас с ним и правда какие-то делишки, я это скоро выясню, и, скажу прямо, ничего у нас не выйдет.
– Понимаю, – ответила я, хотя очень хотелось спросить, почему он так думает и что между ними произошло.
– Что-то в тебе есть, Эмма, так что, думаю, стоит попробовать. Я не люблю бобы и не переношу сладкую выпечку, а в остальном в еде не привередлив. Работы по дому не так много – только пыль протирай, да полы мой, и все остальное время можешь тратить, как тебе вздумается. Раз в неделю придется ездить в город за покупками и лекарствами, если тебя устраивает…
– Меня все устраивает, – поспешила заверить его я, хотя перед глазами вертелась ухмылка Акселя, не предвещающая ничего хорошего. – Я буду вам очень признательна.
– Ну, будет тебе. Тогда по рукам. И смотри, не донимай меня расспросами, где что лежит: я и сам не знаю. Анна покажет, или сама найдешь.
Мы обсудили мое жалованье, – куда более достойное, чем в баре, хотя и скромное, – в какой день недели мне удобно взять выходной, какой у него и у Акселя распорядок дня и прочие детали.
Даже странный разговор с участием Акселя не смог испортить того радостного предвкушения, которое охватило меня при мысли, что дни скитаний окончены хотя бы на какое-то время. Здесь меня никто не найдет. Здесь можно переждать эти два месяца.
Я решила, что, если все сложится хорошо, надо бы заехать к Лидии и привезти ей коробку конфет в качестве благодарности за помощь.
В конце концов, мистер Хейз недвусмысленно намекнул, что внебрачные внуки ему не нужны (я покраснела до корней волос, осознав, что он имеет ввиду) и попросил вернувшуюся Анну показать мне дом.
Она с воодушевлением принялась выполнять поручение, и в первую очередь повела меня в комнату, которую можно было занять.
– Я бы попросила Акселя помочь перенести вещи, но он сегодня не в духе, – сказала она, пока я рассматривала свою новую спальню. Это была большая мансарда под крышей – довольно уютная, если не считать толстый слой пыли на всех поверхностях, от туалетного столика до голого каркаса широкой деревянной кровати. Дверь закрывалась на не самого прочного вида щеколду, и я решила при первой же возможности попросить разрешения сменить ее на замок.
– Ничего, у меня их не так уж и много, – ответила я, не сомневаясь, что его «не в духе» напрямую связано со мной. Плевать, что он думает обо мне. Судя по тому, что сказал его отец, ему нет особого дела до происходящего в доме.
– Он хороший парень, – вдруг сказала Анна, словно хотела оправдать его в моих глазах. – Просто у них сейчас тяжелые времена.
«Поэтому он проводит ночи за игрой в покер, бросив больного отца на попечение соседки», – подумала я. Меньше всего Аксель был похож на «хорошего парня» – скорее на эгоистичного и своенравного мальчишку.
На мансарду вела отдельная шаткая лесенка со второго этажа, все двери на котором, кроме душевой, были заперты – спальни Хейзов и вторая ванная располагались на первом. Это было очень кстати, потому что объем предполагаемых работ значительно уменьшился.
– Тут спальня Эдварда, – Анна указала на ближайшую к гостиной открытую дверь, когда мы спустились вниз. В этой комнате было темно, и оттуда пахло лекарствами, как из больничной палаты. – А та – Акселя. Не думаю, что он позволит тебе заходить туда.
Дверь в спальню, которая принадлежала Акселю, была в самом конце коридора. На ней разве что не висела табличка с надписью «выметайся».
После этого Анна провела мне короткую экскурсию по кухне и показала, где лежит бытовая химия, посуда и всякие хозяйственные мелочи. Кухня, на удивление, была чистой, хотя я ожидала, что работы будет непочатый край. На холодильнике висел график приема лекарств мистера Хейза – это был довольно внушительный список.
Когда мы вышли из дома, я тихо спросила, чем именно болен мистер Хейз.
– Рассеянный склероз, – вздохнув, сказала миссис Грин. Я попыталась вспомнить, что вообще слышала об этой болезни. Кажется, ничего конкретного, кроме того, что она неизлечима. – Пока еще не худшая стадия, хотя он сильно страдает. Скорее, психологически, от того, что не может работать как прежде, ходить, плохо видит. У него проблемы со слухом в том числе. Если ты рядом, голос можно не повышать, но с пяти ярдов он уже тебя не услышит. Я купила большую часть их земли, остался небольшой клочок в самом начале поля, – она повела подбородком в сторону грядок, засеянных кукурузой, но я не увидела никаких распределяющих участки границ. – С тех пор, как сбежала его жена, мать Акселя, все стало куда хуже.
Сбежала. Я почему-то решила, что, если и была «миссис Хейз», то она умерла.
Мне вдруг стало жаль и Акселя, и его отца.
– А Аксель? Сколько ему?
– Минуло двадцать два в марте.
В прошлой жизни я непременно полезла бы в интернет, чтобы узнать о совместимости наших знаков зодиака. Не в романтическом плане, конечно – просто посмотреть, насколько велик шанс, что мы уживемся под одной крышей.
– Он бросил колледж, чтобы ухаживать за отцом, когда началось обострение болезни, – пояснила Анна, оглядываясь по сторонам, словно опасаясь, что он мог услышать нас. – Эдвард давно болеет, но на первой стадии болезнь почти не проявляла себя. Сейчас он в ремиссии, но со склерозом не угадаешь, в какой момент случится рецидив.
Я подумала про себя, что если такой заметный тремор считается ремиссией, какова же болезнь в худшем ее проявлении.
– Если ему вдруг станет хуже, звони мне. Акселя может не оказаться дома, и я помогу отвезти Эдварда в больницу.
– Поняла, – кивнула я, надеясь, что такой ситуации не случится.
Мы пересекли лужайку и дошли до деревянной постройки – крытого хлева или чего-то в этом роде.
– За лошадьми ухаживает Акс, – сказала она, кивнув в сторону двух гнедых лошадей, стоящих в стойле. – Они иногда выезжают в летний лагерь неподалеку, катают детей. Для работы на земле мы нанимаем рабочих, тут тебе не о чем беспокоиться, куры мои. А вот и кролики.
Несколько пушистых белых комков скакали по клетке и с любопытством принюхивались, просунув свои розовые носы через прутья клеток.
– Какие милые, – я едва не взвизгнула от восторга. – Можно?
Получив одобрительный кивок, я открыла клетку и достала одного крольчонка. Он барахтался у меня в руках и норовил выскользнуть.
– Не советую к ним привязываться, – сказала она. Поняв, почему, я только крепче прижала к себе пушистое дрожащее тельце.
Вот этот пункт работы на ферме был одним из самых неприятных. Надеюсь, мне никогда не доведется увидеть, что с ними делают.
– Там еще несколько клеток, – она указала на покосившийся маленький забор.
После объяснения, как и чем их нужно кормить, как часто менять воду и чистить клетки, Анна повела меня за дом, где располагался небольшой огород для личного пользования хозяев.
– Сегодня я принесу вам мою фирменную лазанью, Эдвард очень просил, – сказала она. – Так что можешь не беспокоиться об ужине и заняться обустройством своей комнаты. Приходи ко мне завтра на чай, посплетничаем, – миссис Грин хихикнула, совсем как девчонка. – Общество мужчин жутко утомляет. Мои сыновья не часто меня навещают, но и они порядком поднадоели за этот месяц. Как-то я привыкла быть одна, да и в город когда выбираюсь, сплетен хватает на полгода вперед. И, кстати, напомни мне дать тебе резиновые сапоги. Сейчас начинается сезон дождей, они тебе пригодятся.
Она рассказала мне, что родилась и выросла в этом самом маленьком белом доме с голубыми ставнями, что с детства дружила с мистером Хейзом, что овдовела десять лет назад и что один сын ее учится в престижном университете на юриста, а другой в военном училище.
Миссис Грин оказалась очень словоохотливой женщиной, и я слушала ее с большим интересом, хотя мысли мои крутились преимущественно вокруг семьи Хейзов. Мне очень хотелось спросить, почему здесь так не любят Томпсона, но я решила отложить этот разговор на другой раз.
Мы сердечно распрощались, и она снова напомнила, что я могу звонить или заходить к ней в гости в любой момент.
– Эмма! – позвал меня мистер Хейз. – Тебе все показали?
– Да.
– Славно. Сделай мне лимонад.
Его повелительный тон нисколько не меня не смутил, и от чувства благодарности за то, что он дал мне шанс, я готова была сделать хоть сто галлонов лимонада и с утра до ночи начищать кроличьи клетки. До сих пор пребывая в радостном возбуждении от мысли, что все наконец стало налаживаться, я пошла на кухню.
В кухонной кладовке обнаружился такой запас цитрусов, что хватило бы для победы над эпидемией цинги для целой армии.
Мама часто делала лимонад и вообще с раннего детства учила меня готовить, так что в своих кулинарных способностях я не сомневалась.
Вспомнив, что видела за домом кусты мяты, я вышла на улицу. Солнце припекало, словно никакого дождя и в помине не было. От духоты я вмиг вспотела и решила при первой же возможности отправиться в душ. Может быть, получится спуститься к реке, посмотреть, как там?
Я чуть не вскрикнула от испуга, потому что, перебирая в руках веточки ароматной перечной мяты, не заметила Акселя, поджидающего меня на кухне.
Он стоял у столешницы, на которой я разложила лимоны, разделочную доску и нож, закрывая ее собой так, словно во что бы то ни стало решил не допустить меня до них.
– Что ты делаешь? – спросил он так, словно я начала танцевать перед ним чечетку и напевать гимн.
– Лимонад, – ответила я, не зная, как поступить. Стоя на пороге кухни и с вызовом глядя ему в глаза, я гадала, не способен ли он на какую-нибудь подлость. Что-то мне подсказывало, что способен.
– Что ты делаешь здесь, – по жесткому ударению на последнее слово я поняла, что избежать вопросов нет никакой возможности.
– Я, кажется, говорила, что искала работу. С баром не задалось, но, по удачному стечению обстоятельств, выяснилось, что мы с твоим отцом можем быть полезны друг другу.
В голове бешено запульсировало сомнение, не прозвучала ли со стороны эта фраза несколько двусмысленно. Я, кажется, неплохо справлялась с ролью уверенной в себе девушки, которой нечего скрывать, хотя внутри у меня все сжалось от напряжения.
Аксель хмыкнул и отвел взгляд первый. Он успел надеть майку, – слава богу! Слишком сложно спорить с обладателем такого тела, пусть он и полный кретин, – но стоял, поигрывая бицепсами, словно демонстрируя свою силу. От этого зрелища я едва не прыснула.
– Мне здесь не нужны шлюхи Томпсона.
Я глубоко вздохнула, и, мысленно досчитав до пяти, улыбнулась ему самой дружелюбной из своих улыбок. Токсичная маскулинность – последнее, что может меня напугать.
– Во-первых, меня нанял твой отец, и любые возражения по этому поводу тебе стоит предъявить ему. Во-вторых, – я подошла к нему вплотную, и он заинтересованно приподнял бровь. Аксель был почти на голову выше меня и намного крупнее. Мне было до трясучки страшно вот так стоять в паре дюймов от него и изображать храбрость и невозмутимость. Но я давно уяснила, что с теми, кто сильнее тебя, нужно сразу обозначить границы и не проявлять признаков слабости. Так или иначе, они одержат победу, но, по крайней мере, не такую быструю и приятную, как если сдаться в самом начале. – Во-вторых, если я услышу от тебя в свою сторону еще хоть одно подобное оскорбление, вместо лимонов нашинкую твои яйца.
Я протянула руку, не отводя от него взгляда, и взяла нож, а затем протиснулась к столешнице, заставив его отступить.
Он снова усмехнулся, но продолжил стоять так близко, что я чувствовала запах геля для бритья, леса и табака, исходящий от его тела.
– Ты не местная. Держу пари, ты не привыкла вставать до зари и ни дня не проработала на работе вроде этой. Когда девчонка твоего возраста приезжает в такое место, совсем одна, и соглашается жить в глуши с незнакомцами, это, видишь ли, выглядит несколько подозрительно. А я ненавижу, когда мне лгут или что-то скрывают.
– Это твои проблемы, не мои, – я вонзила лезвие ножа в мясистую цедру первого лимона. – Если у тебя пунктик на Томпсоне, разбирайся с ним сам. Рассуждать насчет того, кто я и кем работала, можешь подальше от меня.
