Текст книги "Поворот за мостом (СИ)"

Автор книги: Рита Вертер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 21 страниц)

Глава 6

Несмотря на то, что обязанностей по дому у меня было не так уж много и справлялась я с ними довольно быстро, уставала я так, словно трудилась не покладая рук сутками напролет.

Когда мы жили с мамой вдвоем, я, конечно, прибиралась в своей комнате и помогала ей наводить порядок; пару раз в месяц, зашиваясь на работе, она приглашала домработницу, милую круглолицую мексиканку, которая без умолку щебетала на испанском, заодно помогая мне выучить дюжину новых слов за раз. Но мне самой ничего не стоило приготовить нам ужин или протереть пыль. Потом мы переехали в новую огромную квартиру, где домашними делами занимался целый штат специально нанятых для этого людей, и я, в общем-то, немного разленилась, хотя от работы все равно увиливать не стала бы, будь в ней необходимость.

Но, как выяснилось, уход за большим домом в сельской местности – не то же самое, что уборка квартиры в городе.

Разумеется, посудомоечной машины, робота-пылесоса и автоматической сушилки для белья тут и в помине не было.

Только две мои руки, указания мистера Хейза, который без стеснения эксплуатировал меня на всю катушку, и Аксель, который нисколько не желал облегчить мне жизнь.

Поэтому, закончив со стиркой (к счастью, старенькая машинка-автомат все же у них имелась) и развешивая белье на натянутых прямо у огорода за домом веревках – можете себе такое представить? – я едва не валилась с ног, хотя солнце еще стояло высоко в небе, пусть и подернутое серыми курчавыми облаками. Я до сих пор не успела зайти к Анне на кофе и подумывала позвонить ей (настолько далеким представлялся путь до соседнего дома) и перенести встречу, чтобы лечь спать пораньше.

Сэм легко согласился помочь мне с машиной и в итоге сделал все сам: взял старый грузовичок матери, позвал с собой Шона, и, не обращая внимания на мои протесты, забрал ключи и отправился в город без меня. Спустя час они пригнали "Додж" на буксире к ферме.

– Я пытался починить его прямо на парковке, но ничего не вышло, – сказал Сэм, подходя к крыльцу. – Посмотрю завтра, если ты не против. Скоро начнется гроза.

– Спасибо вам, – благодарность вышла больше похожей на усталое бормотание.

Какая еще, к черту, гроза?

Воздух на улице был влажный, неподвижный и до того душный, что за последние три часа я дважды принимала душ.

Теперь я понимала страсть местных парней к купанию в открытой воде: хотелось спуститься к реке и охладиться, но я боялась глубины и течения, потому что не умела плавать. К тому же, у меня и купальника-то не было, так что пришлось отказаться от этой затеи.

Никаких признаков приближающейся грозы я не замечала. Представив, что теперь мне предстоит снимать все эти вещи и простыни и искать место, чтобы разместить их в доме, я обессиленно рухнула на скамью.

– Пойдем к нам? – в который раз настойчиво позвал меня Сэм.

– Прости, Сэм, у меня еще уйма дел, – я посмотрела на него снизу вверх и на всякий случай невинно похлопала ресницами, чтобы он не обижался. Впрочем, кокетство – не мой конек. – Я приду завтра, хорошо?

Он понимающе кивнул, пообещал передать мои слова матери и ушел.

Я с тоской смотрела ему вслед, чувствуя себя вдвойне обманщицей: дело было не только в усталости и делах. До меня дошло, что без расспросов о моем прошлом и обо мне не обойдется, поэтому, чтобы не ставить себя в неловкое положение, решила сначала составить мысленный список всего, о чем я могу говорить беспрепятственно, о чем лучше умолчать, а что придется выдумать.

Миссис Грин позвонила сама и предложила помочь с ужином.

– Честное слово, у меня уже все почти готово, – сказала я, не желая выглядеть в ее глазах неумехой. – Завтра я обязательно зайду к вам на кофе.

– Вот и славно, – ее мягкий, добрый голос практически усыплял меня. – Аксель еще не явился?

Аксель не явился, сказала я, втайне надеясь, что и не явится прежде, чем я покончу с делами и со спокойной душой отправлюсь на заслуженный отдых в свою комнату.

Анна зачем-то дала мне пару советов насчет того, как лучше всего готовить говядину, чтобы она была мягкой и сочной, сказала, что ее номер я могу найти в записной книжке, лежащей в ящике стола на комоде возле телефона, и повесила трубку.

Во всевозможные комоды, шкафчики и шифоньеры, стоящие тут и там в прихожей, под лестничным пролетом и в обеих ванных, я еще не заглядывала, но твердо решила заняться этим завтра же.

Накрыв на стол ужин, который представлял собой подогретый в духовке обед, но с парой салатов и гарниром, я села есть вместе с мистером Хейзом. Насколько я могла судить, Аксель еще ни разу не пробовал мою стряпню, и мне не терпелось увидеть его лицо, когда, наконец, он ее отведает.

– Дождь начинается, – задумчиво произнес Эдвард, глядя в окно и лениво потягивая чай со льдом, пока я мыла посуду. – А лошади еще на выгуле?

Я понятия не имела, но на всякий случай кивнула.

– И где его черти носят?

Я и сама хотела бы знать, где пропадает Аксель. Сколько же у него подружек, что он тратит на них так много времени? Или, может быть, подружка всего одна, а он живет на два дома?

От мысли об этом что-то неприятно засосало под ложечкой. Я решила, что это от злости на то, как он поступил со мной, бросив с тяжелыми пакетами прямо у ворот фермы. Торопился к какой-то девчонке, значит.

– Сегодня показывают «Доктора Ноу», – сказал вдруг мистер Хейз. – Если хочешь, присоединяйся.

– Спасибо, как только освобожусь, – быстро сказала я.

"Доктор Ноу” не был самой удачной, на мой взгляд, частью бондианы, но и его я ни за что бы не отказалась посмотреть, даже если придется пожертвовать парой часов сна.

Кино.

Я так давно не была в кино и не смотрела никаких фильмов, что уже и забыла, каково это – провести полтора-два часа перед экраном, неотрывно наблюдая за развернувшимся перед тобой действом. В номерах отелей, где я останавливалась, пока не приехала сюда, чаще всего не было телевизора, а если и был, то ничего действительно стоящего там не показывали – в любом случае, я была слишком занята тем, чтобы параноидально мониторить новостные каналы в надежде не увидеть там свое лицо.

Я с детства обожала кино и пересмотрела, наверное, тысячи фильмов, от самых дешевых спагетти-вестернов до авторского тяжелого артхауса, и некоторые из этих картин, по правде, предпочла бы забыть. Меня всегда очаровывала способность актеров перевоплощаться на экране, а некоторые диалоги я выписывала себе в блокнот, пытаясь потом понять, отчего они производят такой эффект, какой производят; после школы я планировала поступить на курс режиссуры, чтобы когда-нибудь самой создать нечто подобное.

Жаль, что этому сценарию не суждено было исполниться. В конце концов, если ничего не получится, я неплохо готовлю и смогу стать поварихой, а если повезет, то и настоящим кулинаром, как мама.

А мама, кстати, говорила когда-то, что из меня бы вышла дельная актриса. О, как она была права. Актриса из меня и впрямь неплохая.

– Ну, в таком случае, я сперва выполню свою норму оздоровительных процедур на улице, – донеслись до меня слова старика.

Мистер Хейз захромал, опираясь на трость, по коридору, а я полезла разбирать кладовку, о которой чуть было не забыла.

На самом деле, все там было в порядке, так что я лишь протерла полки от пыли и расставила банки и пакеты рядами поровнее, надеясь, что Аксель не полезет дотошно проверять, насколько хорошо я выполнила его задание. В закромах полок нашелся небольшой старый радиоприемник.

“Если работает, хотя бы смогу слушать прогноз погоды”, – решила я.

Водрузив аппарат на холодильник, я воткнула вилку в розетку и принялась крутить ручку, пока не поймала слегка шипящую, но вполне разборчиво звучащую волну. По радио крутили чертовски тоскливый блюз, что, в целом, меня устроило, так что, добившись наилучшего звучания практически без шумов, я оставила приемник в покое.

Покормить кроликов, напоить кроликов, расставить по мансарде всевозможные емкости, чтобы собирали течь с потолка, сделать попкорн; пока я носилась по дому и примыкающей к нему территории, фильм уже начался.

Мы с мистером Хейзом произвели справедливый обмен лакомствами (попкорн на засахаренные груши) и немного поспорили о том, кто лучший Джеймс Бонд (Роджер Мур против Дэниела Крейга). Затем я выключила свет (от него у мистера Хейза по вечерам болели глаза) и уселась на соседнее кресло, чтобы, вытянув ноги и хрустя попкорном, наконец, расслабиться под вспышки взрывов и звуки перестрелок.

В тот самый момент, когда Шон Коннери окончательно спас мир, мистер Хейз вовсю похрапывал прямо на диване, укрывшись пледом, а я доела последние кукурузные зернышки, в окнах моргнул желтый свет фар и раздался визг шин по укатанной сырой земле возле дома. Аксель вернулся домой.

И только в этот миг я вспомнила о чертовом белье, так и оставшемся висеть за домом и мокнущем теперь под дождем.

Во избежание семейной ссоры я тихонько разбудила мистера Хейза и помогла ему дойти до спальни, решив, что лучше им с Акселем сегодня не пересекаться, и, прикрыв за ним дверь, прислушалась.

Грозы, как предсказывал Сэм, не было, но дождь все равно рвано отстукивал свой ритм по всем доступным снаружи поверхностям. Даже сквозь его шум я различила лошадиное ржание и мягкую поступь копыт, – одно из окон в конце коридора было открыто как раз с той стороны, куда вела дорога к пастбищу. Аксель, должно быть, отправился за лошадьми сразу, как только приехал.

Не то чтобы я была искушенной в сельском хозяйстве всезнайкой и разбиралась во всех тонкостях ухода за лошадьми, но, полагаю, оставлять их гулять под дождем до поздней ночи – не признак идеального содержания.

Хреновый из Акселя хозяин, скажем прямо.

Так или иначе, сейчас он вел их в стойло, и у меня была возможность проскользнуть к дурацкой уличной сушилке и остаться незамеченной.

Схватив корзину для белья, прямо босиком я выбежала на улицу, заклиная себя при следующей же поездке в город купить плащ-дождевик, и принялась поспешно стаскивать с веревок одежду мистера Хейза, полотенца и постельное белье.

Волосы мои промокли сразу, и я откинула их со лба, чтобы не мешали; футболка прилипла к телу, став почти прозрачной, а по голым ногам стекали струйки воды, щекоча кожу. Хотела охладиться? Вот мне, пожалуйста.

Река шумела так, словно вот-вот выйдет из берегов и затопит все пространство вокруг, включая меня; я беспокойно оглядывалась через плечо, хотя в темноте не могла ее разглядеть. Закончив срывать тряпье с веревок, я бегом бросилась обратно.

Аксель сидел на крыльце, опустив голову, и выпускал изо рта рваные клочья сизого дыма, которые вились вокруг его темных волос подобно нимбу. Одну руку он держал зажатой между коленей, и слегка покачивался взад-вперед: казалось, еще немного, и рухнет на землю.

Что ж, попалась. Скрываться больше не было смысла; я поставила корзину на деревянный настил у двери, спустилась по ступенькам и вытянула вперед ногу, чтобы сполоснуть ее под струями, хлещущими из водосточного желоба.

Я сразу решила, что он смертельно пьян, и от этого разозлилась: кем надо быть, чтобы в таком виде сесть за руль?

– Похвальное рвение. Работаешь даже так поздно, – глухо произнес он, и голос его, на удивление, был вполне ровным, как у трезвого человека.

– Тебе бы тоже не помешало делом заняться, – желчно произнесла я.

Он усмехнулся, но совсем не весело, и ничего больше не сказал.

Я подхватила свою корзину с бельем и, гордо задрав нос, прошла мимо него к двери; я оставила ее открытой, захлопнув только сетку от москитов, так что пришлось взять ношу одной рукой и изловчиться, чтобы дотянуться до ручки.

И тут я замерла: на старой, облупленной и давно потерявшей свою белизну краске, которой был выкрашен дверной косяк, явственным зловещим пятном алел отпечаток. Словно египетский иудей пометил свой дом кровью ягненка, чтобы божья кара не забрала его первенца, или как будто кто-то мазнул нечаянно кистью, испачканной красными чернилами. Я была уверена, что, когда я выходила из дома, этой отметины не было.

Я медленно перевела взгляд на Акселя.

Он не смотрел на меня, только сидел, ссутулившись, на скамье и глядя прямо перед собой. В его зубах была зажата тлеющая сигарета.

Руки он держал опущенными, но даже в тусклом желтом свете лампочки, освещающей крыльцо, было видно, что он пытается их спрятать. Или, может быть, сжать, чтобы…

– Господи, – пробормотала я, потому что теперь заметила несколько темных капель на деревянном настиле прямо под его ногами.

– Иди спать, – неожиданно резким, приказным тоном бросил он мне. – Просто. Уйди.

Я не шелохнулась.

– Что случилось?

Каким бы он ни был подлецом, оставить вот так истекать его кровью на пороге я не могла.

Аксель, разумеется, ничего мне не ответил; я убрала корзину и, присев перед ним на корточки, осторожно потянула его руки на себя.

Он посморщился от боли, но вырваться, должно быть, у него не было сил.

Одна ладонь его была перепачкана кровью, но невредима. Вторую же он обмотал чем-то вроде полотенца. Оно было мокрое от дождя и все в грязно-рыжих разводах.

– Что-то ты зачастил кровоточить при мне, – попыталась пошутить я, припомнив недавний инцидент с его носом, хотя мои руки слегка тряслись от тревоги. – Я правильно понимаю, что вызвать сюда скорую не вариант?

– Ты можешь просто оставить меня в покое? – он попытался подняться на ноги, но тут же побледнел, как полотно, и пошатнулся. Явный признак кровопотери.

Моргнув искорками, окурок улетел во тьму и погас. От Акселя пахло табачным дымом и кровью, но не алкоголем.

– Если придется зашивать, я тебе не помощник, сразу говорю, – я пыталась не обращать на него внимания и аккуратно подтягивала к себе его руку, чтобы оценить тяжесть повреждений. – Нужно обработать рану…

– До чего же ты… Как ты тогда сказала? Навязчивая? Прилипала?

Мои губы дрогнули в улыбке.

– Ладно, “докучливая” тоже сойдет. Сделаю скидку на то, что ты, должно быть, при смерти.

– Ты мое наказание, да? За какие такие грехи?

Странно: мы так мало знакомы, а я уже слышала этот тон. Признаюсь, от него у меня что-то защемило внутри. Дело было не в словах, а в том, как он это произносил. Без злобы, а устало и с непомерной, леденящей внутренности тоской. В кино таким тоном герои, умирающие на поле боя, говорят: “Брось меня и иди”.

– Не мешай, – попросила я почти веселым, на грани с истерикой, голосом. Почему-то казалось важным подбодрить его, сделать вид, что ничего серьезного не случилось. Я чувствовала, что, если начну вслух ужасаться или жалеть его, Аксель оттолкнет меня и уйдет, а этого допустить нельзя, потому что ему нужна была моя помощь, готов он ее принять или нет.

Я распутала, наконец, кокон, в который была обмотана его ладонь, и едва удержала на языке вскрик.

Кровотечение уже почти остановилось, но порез был свежим. Что-то острое рассекло его ладонь от середины и до ребра: кожа по краям раны разъехалась в стороны, обнажая бордовую, глянцевую поверхность мышцы.

Выглядело это так, словно Аксель пытался выхватить у кого-то нож, дернув за лезвие со всей силы.

Поножовщина? Я, пожалуй, не удивлюсь.

– Как это произошло? – сглотнув, спросила я.

– Ну, мисс Недотрога, тебе это знать совершенно необязательно.

Он вырвал из моих пальцев свою руку, прилагая заметные усилия, чтобы не поморщиться и не застонать от боли.

– Иди спать, – повторил он, и, помолчав немного, добавил: – Я сам справлюсь.

– Хватит строить из себя крутого парня, – миролюбиво сказала я. – Я помогу забинтовать руку. Ну, или ампутировать, если придется.

Он не рассмеялся, да я и сама понимала, что шутка прозвучала глупо. Но, разнервничавшись, я могла и не остановиться, так что решила предупредить об этом Акселя:

– Я иногда начинаю глупо шутить из-за стресса, – я открыла дверь и жестом пригласила его войти в дом. Аксель недоверчиво покосился на меня, словно перспектива провести ночь на крыльце под дождем была куда более привлекательна. – Ну, знаешь, смех – одна из главных защитных функций психики.

На самом деле, переживая эмоциональный всплеск, моя нервная система выдавала не только дурацкие шутки. Только об остальных своих “защитных функциях” я решила умолчать.

– У тебя, значит, стресс из-за меня? Что ж, я польщен, – его губы растянулись в самодовольной улыбке. Я этого не видела, потому что шла по коридору впереди него, но почувствовала.

– Нет, ты тут ни при чем. Переживаю, что мою комнату окончательно затопит этой ночью, – и тут я почти не солгала.

– Тут нет ничего твоего.

– О, ты такой гостеприимный.

– Сложно быть гостеприимным с тем, кого ты вообще не звал.

Я проигнорировала это замечание, и, войдя на кухню, сразу направилась к нужному шкафчику за аптечкой.

Аксель, вместо того чтобы сесть за стол и смиренно дожидаться помощи, достал с одной из полок уже знакомую мне бутылку и стеклянный стакан.

– Не стоит, – сказала я, но он, разумеется, не послушал и плеснул себе щедрую порцию горячительного.

– Вместо обезболивающего, – насмешливо пояснил Аксель и выпил залпом.

Я не знала наверняка, но была уверена, что алкоголь и резаные раны – вещи плохо совместимые. Впрочем, его жизнь – не моя. Плевать.

Хотя смутное подозрение, что, будь мне на самом деле плевать, я бы не стала бегать вокруг него с аптечкой, лениво шевельнулось где-то на окраине моего сознания.

Аксель попытался забрать у меня бинт, но травмированная рука плохо его слушалась, так что ему пришлось ждать, пока я сделаю все сама. Вид у него при этом был такой, словно это он делал мне одолжение, позволяя помочь ему.

Ладони Акселя были теплые и шершаво-грубые от тяжелого физического труда.

Я заметила, как стоически он пытается не показать, что ему больно. Только когда я случайно задела ватным тампоном край пореза, очищая и обрабатывая кожу вокруг раны антисептиком, он тихо зашипел сквозь зубы. Можно подумать, я высмеяла бы его, если бы он взвыл от боли. Сама я с таким порезом, наверное, уже хлопнулась в обморок или звонила бы в службу спасения, вопя, что умираю.

Не знаю, зачем, но я подула на порез.

Аксель хмыкнул, заметив это, и я рассердилась.

– У тебя дрожат руки, – сказал он, – если боишься вида крови, может, не стоило…

– Боже, помолчи, пожалуйста, – одернула я его.

– Как скажешь, мисс Недотрога.

Ему, очевидно, доставляло удовольствие мое новое прозвище, потому что по моему лицу можно было прочесть, что я от него не в восторге.

– У меня, вообще-то, есть имя, – проворчала я.

– Оно тебе не идет.

Я замерла.

Неужели он узнал?..

Стараясь не выдавать волнения, я подняла глаза от его руки, чтобы взглянуть ему в лицо. Аксель смотрел прямо на меня – чуть замутненным от алкоголя и потери крови взглядом.

Я открыла было рот, чтобы оправдаться или отшутиться, но тут он сказал:

– А вот “Недотрога” очень даже подходит.

Мое сердце, пропустившее было пару ударов от страха, снова припустило галопом.

– А тебе подходит “Мистер Задница”.

– О, так стресс, я смотрю, не прошел? Глупые шутки продолжаются?

Мне хотелось бросить моток бинта ему в лицо. Но вместо этого я сделала очередной оборот вокруг его руки.

Черт возьми, для чего мне возиться с ним? Ясное дело, Аксель не из тех, кто вдруг изменит свое отношение к чему-либо, стоит проявить к нему хоть каплю сочувствия и доброты. Так и будет насмехаться надо мной, игнорировать или убеждать, что на его ферме мне не место.

Занимаясь перевязкой, я каждую секунду ощущала на себе его пытливый внимательный взгляд и упрямо игнорировала его.

– Ну, вот и все, – на тыльной стороне его ладони я завязала аккуратный бант. – Мы отлично справились. – И, пытаясь разрядить обстановку и заполнить повисшую тишину, выставила вперед руку и добавила: – Дай пять!

Пару секунд он молча смотрел на меня, как будто не совсем расслышал. А потом легкая тень улыбки – настоящей веселой улыбки, а не ехидной ухмылочки, – тронула его глаза и уголки губ. Почему-то я смутилась: не от своей дурацкой шутки, а оттого, что мне почти удалось его рассмешить.

– Ладно, мне пора спать, – я бросила в аптечку бинты, бутылек антисептика и ножницы. – Если будет заражение крови, я не виновата.

– Ага, – сказал он, осматривая проделанную мной работу.

– Ага, – повторила я, стоя перед ним в ожидании.

Аксель ничего больше не сказал: вместо этого он налил очередной стакан пойла и снова опрокинул его в себя – так легко, словно это был яблочный сок.

– Ага, спасибо за помощь, я так тебе благодарен. Конечно, Аксель, обращайся в любое время, – я разыграла импровизированный диалог самым недовольным тоном, на который была способна, и вдобавок состроила ехидную гримасу.

– Ну, теперь мы в расчете, – и это вместо банального “спасибо”, которое я ждала и которое непременно сказал бы любой другой нормальный человек.

– В расчете? – переспросила я. – За что?

– Ты чуть не сломала мне нос, забыла? Я думаю, это достаточная компенсация, – Аксель махнул перед моим лицом забинтованной ладонью, и его лицо слегка дрогнуло.

– Что? При чем тут твой нос?

– Ты меня покалечила, а потом залечила – всемирный баланс соблюден.

Он что, идиот?

– Ну ты и задница, – я чуть не захлебнулась от возмущения. – В следующий раз я и не подумаю помочь.

– О, какое упущение.

То ли спиртное так подействовало на него, то ли миновавшая опасность; Аксель пришел в себя и снова будто оброс колючими ядовитыми шипами. Его лицо уже не было таким бледным, как полотно, и остро очерченные скулы слегка порозовели.

– К черту.

Проходя мимо, я нарочно толкнула его плечом. Выходя из кухни, я слышала, как он тихо фыркнул себе под нос.

Целый битый час я не могла уснуть.

Я представляла, как можно было ответить Акселю, чтобы задеть его раздутое донельзя эго. Размышляла над тем, что в следующий раз, даже лежи он в луже собственной крови у меня под дверью, весь израненный и побитый, я и пальцем не шевельну, чтобы облегчить его мучения. Фантазировала, как он приходит ко мне и умоляет о помощи, а я ему говорю, жестоко и твердо: “Нет”.

Что сложного – сказать “спасибо”? Всего одно дурацкое слово. Он еще злится из-за той ситуации на кухне? Или же до сих пор думает, что я как-то связана с Томпсоном?

Одним словом, я терялась в догадках насчет его возмутительного поведения, но в себе причин не находила. Он просто неотесанный деревенский мужлан без крохи эмпатии, вот и все.

Лежа под одеялом в своей комнате и глядя в темный потолок, слушая стук капель, просачивающихся через крышу и падающих в ведро на полу, я варилась в собственной злости на него.

Но несмотря на это, все равно беспокоилась.

Рана слишком глубокая, и, скорее всего, ему нужно наложить швы, а не перевязывать руку. А если порез не срастется? Или попадет инфекция? Вдруг я что-то сделала не так?

Потом я начала представлять себе, как это могло случиться. Был ли это несчастный случай? Или кто-то умышленно напал и ранил его? Ввязался ли он в пьяную драку? А что, если он защищал кого-то, выхватил у нападавшего нож? А если он сам кого-то ранил?

Бесконечные “если”.

Акселя было слишком много в моих мыслях. Более того – все мои мысли были заняты только им, но я не замечала этого.

Если так подумать, мы могли бы подружиться. По крайней мере, мирно сосуществовать под одной крышей. К чему открытая вражда? Что я ему сделала?

В конце концов, уже балансируя на грани со сном, я поняла, почему он так меня раздражал.

Потому что я не нравилась ему. Потому что – самую малость, может быть, хотя и сложно было в этом признаться, – хотела бы нравиться.