Текст книги "Поворот за мостом (СИ)"
Автор книги: Рита Вертер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 21 страниц)
Его пальцы начали судорожно перебегать со спинки дивана обратно на колени, зарываться в рыжих кудрях, теребить мочку уха или просто сжиматься в кулаки. Его лицо приняло озабоченное и задумчивое выражение, и он избегал смотреть на меня и вместо этого уставился в окно.
– Ну… Знаю.
– Ты… Все нормально?
– Джеффри отличный мужик. Лучший друг Акселя. И мой. Был. То есть, и сейчас. В общем…
Перемена в его поведении была такой внезапной, что я не решилась продолжить расспросы. Эрни вдруг громко, так, что у меня чуть не заложило уши, гаркнул:
– Пойду-ка я и правда, чаю себе сделаю. И тебе сделаю, ты сиди-сиди, тебе ходить нельзя. Эмма, миленькая, посиди немножко, я сейчас, быстро…
Он вскочил с дивана, и, споткнувшись по пути о ковер, вылетел из гостиной, тогда как я осталась на месте, пораженная и растерянная.
Разумеется, ждать я не стала – нужно было помочь Эрни и, наверное, успокоить его, так что пришлось идти на кухню.
Чайник стоял на столе, чашки – на сушилке для посуды, но Эрни лихорадочно открывал и закрывал выдвижные ящики, проверял полки и осматривал шкафчики.
– Что ты ищешь? – спокойно спросила я, хотя уже догадалась.
Он дернулся, словно от удара, и уставился на меня виноватым, полным презрения к самому себе взглядом.
– Я не… Черт. Есть у вас что-нибудь выпить?
– Я не знаю, – честно ответила я. – Но слушай, Эрни, думаешь, тебе правда это нужно?
– Всегда нужно, – горестно произнес он. – Поначалу это помогало.
– А теперь?
– Теперь не знаю. Я только об этом и могу думать, понимаешь? Хотя держусь уже… Бог знает сколько.
Он закрыл лицо рукой. Я подошла к нему и осторожно коснулась его руки.
– Ты очень сильный, Эрни.
Он всхлипнул и, обернувшись, заключил меня в крепкие медвежьи объятия.
– Какая ты хорошая, Эмма! На меня если смотрят, только жалеют, а бывает, кривятся. А ты – нет.
Мне было до ужаса неловко, но я понимала, о чем он говорит: успела на своем коротком веку пресытиться чужой жалостью, и потому в отношении с другими себе этого не позволяла, по крайней мере, не напоказ.
Конечно, о том, чтобы продолжить разговор о Вотлинге, и речи идти не могло. Мы остались сидеть на кухне – я сделала нам крепкий холодный чай с лимоном и всячески старалась отвлечь Эрни от мыслей о выпивке. Он, кажется, скоро пришел в себя, снова повеселел и принялся хвастаться своей добычей с последней вылазки на охоту.
– Стрелок я не ахти какой, да приноровился в последнее время. Значится, вижу – олень…
– Прошу тебя, только без кровавых подробностей!
– Ладно-ладно. Так вот…
Мы просидели так почти до самого вечера и даже успели приготовить шарлотку – под моим руководством Эрни усердно нарезал яблоки, заливал тесто, устанавливал таймер на духовке, потому что самой он мне двигаться запрещал. Я сидела, закинув ногу на стул с пакетом льда, и смеялась с его рассказов о жизни на ферме и лучистой, почти детской непосредственности.
Перед тем, как уйти, Эрни посоветовал мне быть помягче с Акселем, а еще сказал, что на днях зайдет за кроликами – Аксель продал троих мистеру Уилксу. Я упаковала ему с собой половину недоеденной шарлотки, и мы распрощались, как мне кажется, на самой доброй ноте, хотя я уже подумывала пойти в сарай и перенести всю живность в безопасное место, где никто ее не найдет и не заберет. Расставаться с Энди, хоть он и доставил мне кучу неприятностей, не хотелось.
По моему любимому каналу как раз начинались “Четыре свадьбы и одни похороны” – впереди ждала целая неделя фильмов 90-х. Я сделала себе кофе и удобно устроилась перед телевизором, надеясь, что Аксель придет не слишком рано и не прогонит меня со своего нового спального места.
Но он пришел рано, и, даже не поздоровавшись, уселся на другом краю дивана. Хотя между нами можно было вместить еще пару человек, я все равно напряглась и бросила на него украдкой пару любопытных взглядов.
Волосы у него были чуть влажноватые, как после дождя или душа, но, учитывая, что весь день на улице жарило солнце, первый вариант был маловероятен. И лавандой от него больше не пахло, только сигаретами.
– Ты ужинала? – голос его был безэмоционален. Аксель уставился на экран, не глядя на меня.
– Мы с Эрни приготовили шарлотку. Если хочешь, на кухне осталась пара кусочков.
– Я не люблю сладкое.
– По тебе заметно.
– Что ты имеешь в виду?
Я, вообще-то, имела в виду, что он в отличной форме, но озвучивать это не стала. Пришлось выкручиваться:
– Давно заметила, что злые люди сладкое не любят.
– Правда? И кто же тебя навел на эту мысль, дантисты?
– Да, они вполне вписываются в мою теорию.
Он ничего не ответил, и мы продолжили смотреть кино в тишине. Когда сюжет дошел до сцены похорон, Аксель беззвучно, одними губами, повторил строчки из стихотворения, которое зачитывал актер на экране.
Странным двухголосым эхом до меня донеслось: “Любви, считал я, нет конца. Я был неправ”.
Эту строчку он едва слышно произнес вслух.
Заметив мой удивленный взгляд, Аксель неохотно пояснил:
– Это “Похоронный блюз” Уистена Одена. Знаешь, после выхода этого фильма он стал очень популярен. Продали почти триста тысяч копий сборника его стихов.
В этом замечании не было бахвальства или снисходительности, как когда человек объясняет что-то кому-то несведущему, но мне показалось, что Акселю неловко.
– Буду знать.
Когда фильм кончился, вместо титров затарахтел очередной рекламный ролик, и я поспешно выключила звук.
– Доброй ночи, – сказала я ему, поднимаясь на ноги и почти не морщась. К боли я успела привыкнуть.
– Эрни разве не принес тебе костыли? Возьми их.
– Не хочу, – буркнула я, продолжая прихрамывать.
– Хватит упираться, это не шутки. Хочешь, чтобы связки срослись неправильно?
– Хватит строить из себя заботливого парня и делать вид, что тебе не плевать, – крикнула я уже почти из коридора и в тот же миг взвизгнула от испуга: Аксель вдруг материализовался за моей спиной, развернул меня и, как ни в чем не бывало, с легкостью забросил меня себе на плечо.
– Отпусти!
Я заколотила его по спине кулаками. Кровь прилила к мозгу (кажется, ее там раньше было не особо много), зашумело в ушах. Я брыкалась, но не слишком активно, боясь стукнуться головой о дверной косяк или еще что-нибудь.
– Доставка в номер.
Он осторожно опустил меня на пол в своей комнате: при этом я практически сползла по его груди вниз. По каждому чертовому дюйму его тела, если быть точной.
– Я обязательно возьму костыль, чтобы как следует треснуть тебя им.
– Могу отнести обратно. Они в прихожей, да?
Аксель хитренько ухмылялся: ему, видимо, понравилась моя беспомощность и злобный взгляд, которым я всеми силами пыталась выразить свое недовольство.
Возможно, момент был не самый подходящий, но другого я представить не могла, и решила высказать все сейчас же.
– Я знаю, почему ты это делаешь. Можно было просто извиниться, для начала.
Одна темная бровь взлетела вверх.
– Извиниться? Ну уж нет.
– Но ты ведь чувствуешь себя виноватым. Так может проще сказать “извини”? Я хочу это услышать.
– Я не собираюсь просить прощения за то, что помог тебе избежать окончательного разрыва связок голеностопа.
– Я не об этом.
Он кивнул. Рука дернулась, чтобы пригладить взъерошенные волосы, но тут же опустилась. От ухмылки не осталось ни следа.
– Ладно, давай начистоту. Я не собираюсь извиняться за то, что поцеловал тебя. Ты ударила меня, забыла? По-моему, отличная компенсация, извинения будут избыточны.
Я не могла поверить в услышанное. Аксель стоял напротив, и его лицо, теперь серьезное и чуть раздраженное, вдруг показалось мне слегка обиженным. Да как он смеет обижаться на меня после того, что сделал сам?
– Я ударила тебя не потому, что ты поцеловал меня, а потому, что бросил одну на чертовой парковке в компании трех пьяных мужиков, оправдывая это тем, что был уверен, что мне ничего не сделают, – мне хотелось схватить его за грудки и как следует встряхнуть, чтобы до него дошло. – А знаешь, у меня не было такой уверенности. Если в этой дыре харассмент считается чем-то вроде флирта, то, черт возьми, у меня для тебя плохие новости!
– Мне жаль, что я бросил тебя там, – наконец, глухо сказал он, словно капитулируя. – Я знаю, что не должен был так поступать. Я был так зол на тебя…
Он отвернулся и поднял руку, чтобы двумя пальцами помассировать переносицу, словно от нашего разговора у него жутко разболелась голова. Я догадалась, что он попросту избегает смотреть мне в глаза.
На ладони у Акселя бледнел тонкий неровный шрам с той ночи, когда он явился домой почти обескровленный от пореза – как напоминание мне о том, что он не имеет в своем лексиконе не только слова “прости”, но и “спасибо”.
Никакая другая черта Хейза-младшего не раздражала меня сильнее, чем эта.
Впрочем, он, судя по всему, предпочитал словесным извинениям их более осязаемый аналог – починенную над моей спальней крышу или горячее молоко.
– Кларк больше не станет к тебе приставать, – с неожиданной уверенностью сказал он.
– Да уж, не станет. Томпсон ему так и сказал, – брякнула я, не сразу поняв, что он имеет в виду. Аксель говорил на этот счет с Кларком?
– Томпсон? – Аксель снова посмотрел на меня. Пришлось пояснять.
– Это он отогнал их тогда. И нет, не потому, что я на него работаю, – предупреждающе понизила я голос, потому что лицо Акселя странно потемнело, – просто он был поблизости и…
– Ну, конечно. Он на тебя с той самой первой ночи глаз положил, – его голос сочился презрением. – Какие мудаки. Он и вся его компашка. Все до единого.
– Ну, не только они, – сказала я шутливо, но тут же поняла, что Аксель не уловил иронии и кивнул, принимая это на свой счет и соглашаясь. Впрочем, в каждой шутке…
– Значит, если я поцелую тебя снова, ты не станешь меня бить?
Этот вопрос – как удар под дых. У меня сперло дыхание и зазвенело в ушах.
Как ответить?
Я все еще была обижена и разочарована. Но с другой стороны – в мозгу забилась малодушная мысль, что если сейчас я отшучусь или дам понять, что поцелуи с ним меня не интересуют, он больше никогда этого не сделает. А вообще-то следовало признаться, что я была бы… Не против. Не сейчас, конечно, но…
Несуществующая угроза поцелуя нависла надо мной, обжигая губы. Я едва сдерживалась, чтобы не облизнуть их и не пялиться на его рот.
Где моя гордость, в конце концов?
– Я же сказала, что пощечина была не за поцелуй, – осторожно ответила я.
– А тот раз с ведром?
Теперь было очевидно, что он попросту смеется надо мной. Но… Он что, уже тогда хотел меня поцеловать?
Это открытие, как бы я ни пыталась это скрыть, ошарашило меня.
– Ладно-ладно, – быстро произнес Аксель, пытаясь удержать улыбку. – Не то чтобы я боюсь, бьешь ты как девчонка, если честно. Просто так… Для справки.
И уставился на меня таким взглядом, словно пытался влезть мне в голову, чтобы узнать наверняка. Это было, как игра, мол, поговорили и забыли. Но я совершенно ясно осознавала, что он спрашивает моего разрешения.
– Я бы не стала, – наконец, сказала я, но, заметив его любопытный взгляд, быстро продолжила: – хотя, знаешь, и целоваться после всего этого… Не особо хочется. К тому же, от тебя вечно пахнет сигаретами и выпивкой, а это не слишком…
Сексуально. Я чуть не сказала “сексуально”.
Аксель хмыкнул, а в следующую секунду шагнул ко мне, и, взяв за плечи, склонился надо мной.
Мое тело – враг мой, предательское, глупое тело, – податливо потянулось к нему навстречу. Голова откинулась сама по себе, приглашая Акселя наклониться всего на дюйм, чтобы окончательно завладеть мной. Я разве что губы не вытянула и глаза не закрыла, идиотка.
Аксель мазнул большим пальцем по моей щеке и отстранился. На губах его играла знакомая довольная ухмылка.
– Ну, нет так нет.
Он оставил меня в комнате одну.
Я стояла, проклиная себя, его и все вокруг – за это щемящее, постыдное чувство неудовлетворенности. Надо мной просто посмеялись. В очередной раз.
Но следующим вечером, когда я сидела перед телевизором, смотря с выключенным звуком рекламу, предшевствующую очередному киносеансу, Аксель вернулся домой (черт знает откуда), и как ни в чем не бывало сел рядом на диван. От него не пахло ни сигаретами, ни выпивкой.
Глава 12
Я никогда раньше не видела «Мосты округа Мэдисон» и потому сочла, что это очень иронично.
Пикап. Кукурузные поля. Случайный визитер на ферме. Чертовы мосты (хотя и не такие пугающие, как те, что вдоволь натыканы по автострадам).
Смотреть этот фильм, пусть и захвативший меня с первых же кадров, в компании Акселя было почти невыносимо. Он не поворачивался в мою сторону, ничего не говорил и вообще не шевелился, расслабленно откинувшись на диванных подушках, но я каждой клеточкой тела ощущала его присутствие.
Хуже всего то, что фильм был замечательный, но щемяще-печальный. Обычно я следила за тем, как оператор ловит свет, выстраивает кадр и перспективу, как построен сценарий и как актеры едва уловимо передают то, что не выразить словами; но тут я наблюдала за историей безо всякого анализа.
Вот герои танцуют на кухне. Вот нежатся в ванной. Вот постельная сцена – от нее меня бросило в жар. Я чувствовала, как кровь приливает к щекам, и вся окаменела, боясь хоть пальцем шевельнуть, чтобы Аксель не заметил. Не скажу, что я такая уж ханжа, но ассоциативный ряд не мог не привести меня к мыслям о парне, который сидел в этот момент рядом и видел то же, что и я.
В момент, когда героиня Мэрил Стрип тянулась к ручке на автомобильной дверце, я уже готова была зареветь в голос, но сдерживалась изо всех сил. Аксель заерзал на месте, и я почувствовала на себе его взгляд и выпрямилась, принимая самый невозмутимый вид.
Но хватило меня ненадолго.
– Экранизация не так плоха, – сказал он сочувственно-насмешливым тоном, когда я пыталась украдкой вытереть слезы. Его, казалось, происходящее на экране нисколько не тронуло. Но что-то мне подсказывало, что этот фильм он уже видел.
– Не знала, что есть книга, – всхлипнула я, устыдившись, что не могу сдержать чувств.
Аксель не смеялся надо мной. Он закинул одну руку на спинку дивана и едва заметно приглашающе кивнул головой.
Помявшись секунду, я все же подползла к нему поближе и положила голову ему на плечо. Рука Акселя тут же опустилась, ненавязчиво приобнимая меня.
И это было… Нормально.
Как будто так и должно было быть, если бы у меня была тахикардия.
Все обиды вмиг вылетели у меня из головы – таким приятным и чувственным было это ощущение его близости.
Мы просидели так до конца фильма, и я невольно подумала о том, что можно было начать реветь пораньше.
Титры показывать не стали – сразу начался анонс какого-то сериала. Повисла неловкая пауза.
– Клинт Иствуд староват для этой роли, не находишь? – спросил Аксель. Я почувствовала, что он улыбается.
– Сам ты староват.
– Эй, я, вообще-то, ненамного старше тебя.
– Вообще-то…
Я осеклась и захлопнула рот, из которого почти вырвалось «на пять лет». Чуть не выдала себя!
И тут же я поняла, что не говорила ему, сколько мне лет. И не припомю, чтобы говорила мистеру Хейзу или вообще кому-либо здесь.
– А сколько мне, по-твоему?
– Я видел твое водительское удостоверение.
Я приподнялась на локтях и отстранилась, чтобы посмотреть на него. Акселя это нисколько не смутило.
Поддельное водительское удостоверение лежало у меня в бардачке.
– И как так вышло, что ты его видел?
– Я перегнал твою тачку за дом, когда начался ураган. Дорогу у ворот развезло, ты бы до осени не выбралась.
– Спасибо, конечно, но какого черта ты рылся в моем бардачке?!
– Сказала мне та, что залезла в мой шкаф, – невозмутимо парировал он.
Он был прав. Мне стало совестно за это обвинение, но дело было не столько в том, что он их видел – я боялась, как бы Аксель чего не заподозрил. Права мои делал отнюдь не профессиональный фальсификатор, который на этом собаку съел, а обычный парень, приятель моей школьной знакомой, который, помимо всего прочего, занимался сбытом подержанных тачек и травки.
Может быть, стоило признаться Акселю прямо сейчас, но я не могла. Я понятия не имела, как он отреагирует, и не хотела испытывать судьбу. Не хотела уезжать отсюда, если он прогонит меня за вранье. Может быть, я слишком подозрительна или даже мнительна, но, как говорила моя мама: не зная броду, не суйся в воду. Кроме того, на ферме мне оставалось пробыть чуть больше пяти недель. Нет смысла раскрывать карты.
– Ладно. Тебе повезло, что я хорошо запрятала свою пушку, иначе пришлось бы убрать тебя, как свидетеля.
– Ты смотришь слишком много боевиков.
– Вовсе нет, – возмутилась я. И тут же, почувствовав, что это подходящее время для личных вопросов, выпалила: – А ты, значит, писатель?
– Ты еще и в мой стол умудрилась залезть, – он прищурился и с укором качнул головой. – Как не стыдно.
– Я ничего не видела. Только бумаги и печатную машинку. И у тебя столько книг…
– Я не писатель – так, убиваю свободное время всякой чепухой, – мне показалось, что Акселю не очень приятно говорить об этом, и в его голосе слышались знакомые нотки тона Хейза-старшего. Но я была рада, что он пошел на диалог, а не бросил свое обычное «это тебя не касается». – Моя мама преподавала литературу у нас в школе. Она с детства приучала меня читать книги, я быстро втянулся и решил сам попробовать писать. Хотя, признаюсь, проза меня не слишком прельщает – а вот драматургия другое дело.
Я не верила своим ушам.
– Я бы никогда не подумала, что ты…
– Что? Умею писать?
Он сказал это шутливым тоном, но все равно нахмурился. – Ты пишешь на печатной машинке?
Аксель вопросительно изогнул одну бровь.
– Просто это так… Старомодно.
Я хотела сказать «эксцентрично» или даже «кичливо», но подумала, что его это может обидеть.
– На самом деле, я пишу от руки. Был ноутбук, но он… Я его продал. Машинку мне подарил друг, но она не очень удобна, чтобы править. Еще вопросы?
Я хотела спросить, не Джеффри Вотлинг ли тот друг, что подарил ему машинку, но испугалась, что он взбесится, так что промолчала.
– Ладно, я хочу выпить чего-нибудь. Доставить тебя в комнату?
«Доставить» в его исполнении означало закинуть на плечо, как мешок картошки, и донести, невзирая на протесты, так что я отказалась.
– Сама дойду. Нога почти не болит.
Это была не совсем правда: отек и синяк значительно уменьшились, но я все еще не могла подниматься по лестнице.
Аксель не пожелал мне доброй ночи – да и было еще слишком рано, чтобы ложиться спать, – и просто вышел из гостиной, оставив меня одну.
Я вышла в коридор, но, вместо того, чтобы закрыться в комнате, остановилась в нерешительности и все же двинулась на кухню.
Вопреки моим ожиданиям, Аксель не стал доставать выпивку и вместо нее налил себе чаю.
– Будешь?
– Давай.
Я наблюдала, как плавно и быстро он передвигается по кухне. В его действиях не было намека на ухаживание или на то, что он делает мне одолжение – просто чай.
По радио заиграла очень медленная красивая мелодия, которую я раньше никогда не слышала. Позднее я пыталась найти ее по обрывкам из слов, которые запомнила, но ничего не вышло: наверное, так и суждено ей было исполниться для меня единственный раз в тот вечер на кухне у Хейзов.
Я заковыляла к столу, но Аксель остановил меня, преградив путь. Я удивленно уставилась на него, не понимая, что он задумал, и, честно сказать, на мгновение испугавшись.
– Подожди, пусть остынет.
Он взял мою руку, а вторую положил мне на талию – не слишком низко, не слишком прижимая, но все равно очень интимно. Совсем как в кино, которое мы только что посмотрели, разве что вместо красивого платья на мне была его безразмерная футболка.
Это не было похоже на танец – скорее, мы просто топтались на месте, медленно кружа. В какой-то момент он приподнял меня и поставил мои ступни на свои ноги. Я попыталась было возразить, но он дал мне понять, что нечего тут возмущаться. Ощущения были необычные: как марионетка в его руках, я не сопротивлялась и просто стояла, покачиваясь, пока он все делал сам.
Уткнувшись щекой ему в грудь, я прикрыла глаза. Сердце Акселя стучало очень ровно и удивительно в унисон мелодии из приемника.
Он остановился, и я вместе с ним, а музыка все играла и играла, и мужской хрипловатый голос что-то вещал о любви и о прощании.
Я никак не могла решиться поднять голову и взглянуть на него, а когда наконец сделала это, увидела, что он смотрит меня совершенно серьезно и как будто даже с грустью во взгляде.
И я потянулась наверх и медленно, едва касаясь губами, поцеловала его в краешек рта.
Аксель не шевельнулся, но я ощутила, как он задержал дыхание, как дрогнули его ресницы. Я поцеловала снова: сначала нижнюю губу, потом, осмелев, подняла руку и положила ему на затылок, заставляя наклониться ко мне еще ниже, но все еще не углубляя касаний, так что они выходили чересчур деликатными и почти целомудренными. И чертовски, будоражаще сексуальными. На долю секунды мне даже захотелось его укусить.
Но я не давала себе свободы, наслаждаясь той, что дал мне он. Высунув кончик языка, я осторожно, на пробу, прикоснулась к нему. Губы у Акселя были чуть обветренные и сладкие на вкус.
Его ладонь, все еще лежащая на моей талии, сдвинулась на дюйм ниже. Я не удержала при себе рваного вздоха, и, закрыв глаза и не в силах продолжать эту пытку самой себя, впилась в его рот с таким отчаянием, словно это был живительный источник, а я умирала от жажды.
Аксель как будто только этого и ждал. Его язык скользнул в мой рот – быстро и властно, жадно и волнующе. Он терзал мои губы, ласкал, прикусывал, проглатывал мои стоны, вырывающиеся из меня совершенно против моей воли. Его руки блуждали по моему телу, поглаживая, сдавливая, прижимая.
Пока я хваталась за его шею, тянула, запутывалась пальцами в его волосах, он взял меня за талию, и, легко приподняв, усадил на стол. Я подалась вперед, сдвигаясь к самому краю, сжимая его бедра коленями, а талию – руками. Я приподняла край его майки и впилась ногтями в кожу. Я хотела его еще ближе, еще сильнее.
Аксель дышал быстро и глубоко, и когда он отстранился от моих губ, я ощутила легкий холодок на своей шее, и он поцеловал ее – быстро, нежно, словно делая отметку языком. Стоны перемешивались со всхлипами, я с ног до головы покрылась мурашками и даже самое мимолетное прикосновение – то здесь, то там, – ощущалось как разряд молнии. Я целовала его всюду, куда могла дотянуться – щеки, подбородок, губы, линия челюсти, пульсирующая венка на шее…
Оглушительный стук в дверь – громкий и нетерпеливый, такой некстати, – не заставил его отскочить от меня, хотя я сама подпрыгнула на месте от неожиданности.
Аксель просто повернул голову на звук открывшейся двери, и я едва сдержалась, чтобы не пихнуть его – выглядел он совершенно невозмутимым, хотя и слегка растрепанным, а я уж точно не хотела, чтобы нас застали в таком виде.
Наверное, он почувствовал мою нервозность, потому что быстро чмокнул меня в нос, как бы ставя на всем этом если не точку, то точно запятую, и помог мне слезть со стола. Боже, как я теперь смогу тут завтракать, обедать и ужинать, вспоминая о том, что осталась без десерта?
Он быстро сел за стол, скрестив ноги, – только потом, прокручивая в голове весь этот вечер, я поняла, почему, – прочистил горло и притянул к себе чашку чая. Я же стояла, как столб, не зная, что предпринять и как скрыть свидетельства того, что здесь только что было и чем, кажется, пропитался сам воздух вокруг. Аксель с довольной ухмылкой указал мне на соседний стул, и я послушно села рядом с ним, и чашка с уже почти остывшим чаем оказалась у меня перед носом, а я даже не поняла, как.
И очень вовремя: на кухню, шелестя бумажными пакетами, ворвалась миссис Грин.
– О, добрый вечер, Анна, – весело поприветствовал ее Аксель, не вставая, чтобы ей помочь, – а я думал, это Сэмми пожаловал.
Это его небрежное «думал» слишком сильно походило на «надеялся». Я бросила на него предупреждающий взгляд. Аксель скрыл улыбку в своей чашке.
– Добрый, добрый. Простите, детки, что не предупредила, у вас с телефоном что-то? – миссис Грин сложила пакеты на столешницу у раковины (я использовала эти пару секунд, чтобы пригладить волосы) и, не дожидаясь приглашения, уселась к нам.
– Да, с проводами что-то после ливня, – сказал Аксель.
Я сидела ровно и спокойно, улыбаясь ей вежливой улыбочкой и стараясь не вызвать никаких подозрений, но Анна окинула меня каким-то странным обеспокоенным взглядом.
– Милая, ты что-то вся раскраснелась. Неужто легче не стало? Тебя не лихорадит? – тыльная сторона ее ладони бесцеремонно врезалась мне в лоб.
– Да, кстати, мне тоже показалось, что у нее жар, – участливо поддакнул Аксель. Я попыталась незаметно пнуть его под столом.
– Я в порядке, – выдавила я, и мой голос оказался предательски хриплым. К счастью, Анна решила, что это последствия болезни.
– Прости меня ради бога, я бы зашла и раньше, да мы ведь только вернулись. Чертовы комбайны в цене взлетели, Акс, можешь себе представить, на тридцать процентов-то с прошлого года? – и снова обернувшись ко мне, с сочувствием: – Я виделась с Эрни, старшим, я имею в виду, он сказал, что ты идешь на поправку. Но что-то я не вижу…
– Чаю не хотите? – любезно предложил Аксель. Я его ни разу в жизни таким обходительным не видела, а сейчас он весь светился и готов был, кажется, взяться готовить ужин из пяти блюд, если миссис Грин только заикнется, что голодна.
– Нет, спасибо, я ненадолго, – она, судя по всему, оценила его приступ гостеприимства, потому что ее голос при обращении к Акселю хоть немного, но потеплел. – Хотела вот узнать, нужна ли Эмме моя помощь завтра, но теперь вижу, что нужна. Я приготовлю обед, ты не волнуйся, милая, тебе отдыхать надо. Ножка еще болит? Был у меня где-то рецепт особой ванночки для ног, еще от бабки моей достался, упокой Господь ее душу, я тебе найду…
– Ой, Анна, не беспокойтесь, пожалуйста, – я, наконец, пришла в себя. – Все со мной в порядке. А обед… В честь чего?
– Как, ты ей не сказал?! Так ведь Эдвард возвращается завтра домой. Дело вот в чем: доктор Доэрти передал список рекомендаций по диете. Он в пакете, я там еще немножко свежих фруктов привезла и все такое. Ему теперь ни жирного, ни соленого, ни сладкого…
– Если думаете, что отец будет все эти предписания выполнять, вы его плохо знаете, – фыркнул Аксель.
Анна насупилась.
– А вот потому-то я и пришла Эмму предупредить, она же тут теперь хозяйка. Я завтра еще пришлю кого-нибудь из мальчиков, испеку запеканку из кабачков – сущая польза, а не запеканка, а на вкус очень даже…
– Я с обедом справлюсь, не утруждайтесь, пожалуйста, – заверила я ее. – Просто приходите завтра, все уже будет готово.
– Тебе нельзя много ходить, – пробурчал Аксель.
Брови Анны удивленно поползли вверх, и я поспешила отвлечь ее:
– Так во сколько, говорите?..
– Так вот, к обеду. Ну, Аксель, ты за отцом съездишь-то?
– Моя машина увязла на повороте к шоссе, – сказал он. – Когда я пытался выехать… Ну, в общем, она так и стоит там.
– Правда? Ну так завтра я мальчишкам скажу, вытащат тебя, наш грузовичок, думаю, справится. Аксель сморщил нос.
– Я уже попросил Эрни, он завтра утром заедет за кроликами и поможет мне.
– Ну, как знаешь.
Мы немного помолчали, и Анна снова засуетилась.
– Что ж, пора мне идти, поздно уже. Аксель, не проводишь меня?
– Я?
– А кто ж еще? Там скользко и темень уже, а у нас на крыльце лампочку выбило, Сэмми еще не успел поменять… Доброй ночи, Эмма.
– Доброй ночи, миссис… Анна.
Они ушли, а я сидела, уставившись в чашку чая.
Боже, боже, боже!
Руки Акселя до сих пор словно бродили по моему телу, его губы до сих пор ощущались на моих губах, так что приходилось сдерживаться, чтобы не сжимать бедра и не елозить по стулу, как чертова кошка в ожидании кота.
Но поцелуи поцелуями, а секс…
Я не была девственницей, но весь мой скромный сексуальный опыт сложно было назвать удачным или по крайней мере приятным, потому что случился он скорее из любопытства, нежели из большого желания или глубокого чувства. Обычное дело – вечеринка, не самый противный парень, немного выпивки и мое «окей, почему бы и нет». Какое-то время я даже считала, что секс слишком переоценен и совершенно незаслуженно возведен поп-культурой в ранг неземных наслаждений.
Мэгги, моя школьная подружка, однажды сказала мне: «это потому что у тебя мужика настоящего не было». Вот теперь, кажется, я начала понимать, что она имела в виду.
Но Аксель – это другое.
Всего пару дней назад я врезала ему за то, что он поцеловал меня, а теперь сидела, предвкушая, когда он вернется и мы продолжим начатое. И кто я после этого? Что я должна делать? Не стоит ли, ну, не знаю… Сходить сначала на свидание? Мысли о нем будоражили меня. Я хотела еще. Аксель отлично целовался, он и правда мне нравился, так что же в этом плохого? Не сглуплю ли я, если вмиг забуду все, что было до этого, и просто поддамся эмоциям?
Но все эти вопросы, что крутились у меня в голове, оказались пустой тратой времени.
Аксель вернулся, и, остановившись на пороге кухни, сложил руки на груди, прислонился головой к дверному косяку и протянул почти скучающим тоном:
– Что-то я устал сегодня. Пойду, пожалуй, спать.
Я не смогла прочесть на его лице ни единой эмоции, которая могла бы поведать мне о том, что творится в его голове.
– Я тоже, – мне хотелось ущипнуть себя за то, что в моем голосе отчетливо прозвучала вопросительная интонация.
– Доброй ночи.
– Доброй.
Не знаю, чего я ждала. Может, того, что пойду в свою – его – комнату и найду там Акселя. Но, когда я вышла из кухни, выключила за собой свет и захромала по коридору, то увидела, что двери гостиной закрыты и что там работает телевизор. Судя по расплывчатой тени в узкой полоске света на паркете, Аксель как раз расстилал себе постель.
Я отправилась прямиком в душ и провела там очень, очень много времени.
* * *
Не знаю, во сколько обычно просыпался Аксель, но, когда я вышла из комнаты в начале седьмого, его дома уже не было.
Я таки преодолела лестницу и добралась до мансарды, хотя и не без помощи костылей, принесенных Эрни. На самом деле там все было не так уж плохо – стоял более сильный, чем обычно, запах сырости, но полы были сухие, а я-то думала, что найду наверху лишь болото. Одно из маленьких окон в покатой крыше, аккурат между кроватью и комодом, и вправду было разбито и перетянуто брезентом, но осколков я нигде не заметила. В углу стояла большая тепловая пушка, сейчас выключенная – видимо, Аксель просушил комнату, пока я была в отключке.
Но постельное белье оказалось неприятно-влажным, как и матрас. Я вытащила из шкафа и ящика трюмо все свои немногочисленные вещи, сунула их в корзину, которую предусмотрительно прихватила с собой, а потом просто отправила ее в свободный полет по лестнице, чтобы подобрать внизу. С матрасом поступила так же, но его вместо того, чтобы спустить на цокольный этаж для стирки, вынесла на крыльцо и оставила сушиться у деревянной ограды крыльца – на всю эту незамысловатую схему я потратила целый час.
