Текст книги "Поворот за мостом (СИ)"

Автор книги: Рита Вертер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 21 страниц)

Прихватив наполовину опустевшую банку, я последовала его примеру. Аксель стоял внизу, придерживая стремянку и страхуя меня.

– Кстати, а что там, на втором этаже?

Все комнаты там были заперты на ключ и я ни разу не заходила внутрь. Шторы были плотно задернуты, так что и снаружи ничего не удалось разглядеть.

– Думаешь, у меня есть еще одна тайна, в духе Эдварда Рочестера? – усмехнулся Аксель, – или, может, как у Синей Бороды?

– Эй, а тайна обязательно должна быть связана с женами? – я изобразила испуг, словно уже обо всем догадалась. – Ну, я бы хотела взглянуть.

– Ладно. Тогда закончим другую сторону, и я тебе покажу.

Как оказалось, ничего секретного или поражающего воображение в тех закрытых комнатах не было – хозяйская спальня, гостевая спальня и кабинет-библиотека. Было заметно, что никто там давным-давно не бывал: на всех вещах лежал толстый слой пыли, в спертом воздухе витал дух заброшенности.

Мне захотелось увидеть, как выглядели эти комнаты в лучшие времена, и я попросила у Акселя разрешения прибраться в них. Он воспринял эту просьбу с удивлением, но запрещать мне, конечно, не стал – только сказал, что это пустая трата времени.

– Ты мог бы работать в кабинете, – заметила я, проводя пальцами над рядом книжных корешков, но не решаясь коснуться их. Сразу было заметно, что кабинет принадлежал женщине: маленькие милые безделушки на полках, утонченные письменные принадлежности на столе, пара ежедневников в обложках пусть и выцветших, но нежных цветов.

– Когда отец заболел, ему стало тяжело подниматься по лестнице, и мы оборудовали для него комнату внизу, – мы вышли из кабинета, и Аксель не стал запирать его. – А я и так всегда спал там. Моя комната никогда не была похожа на детскую – мама бы, наверное, все обклеила обоями с планетами или машинками, но отец, я уверен, был против. Там почти ничего не изменилось за последние лет пятнадцать.

Мистер Хейз, видимо, был суровым мужчиной, – подумала я, – сделать детскую на первом этаже, тогда как спальня родителей на втором – это, конечно, сильно.

– Ты в детстве темноты не боялся?

– Не припомню такого. Может, начитавшись По или Уэллса, и боялся. А так… Нет.

Кажется, признание Акселя позволило ему почувствовать себя чуть более свободным, избавиться, хотя бы частично, от бремени лжи, потому что, по моим наблюдениям, он стал куда больше улыбаться, хотя и волновался насчет Эрни. Дело было не в том, что Эрни мог рассказать об услышанном родителям или кому-то еще, и не в том, что оборвал бы все связи с другом, или обвинил его в предательстве, нет.

Дело было в принципах самого Акселя. Он сам чувствовал себя предателем и особенно, я полагаю, потому, что его лучший друг, Джефф, в той же ситуации сделал другой выбор – ушел с лесопилки, несмотря на хороший доход и призрачную возможность найти заработок в другом месте. А еще – потому что беспокоился о чувствах Эрни. Я была уверена, что Эрни все понял и правда не винил его. Раскаяние Акселя, его презрение к самому себе было, пожалуй, куда более жестоким наказанием, чем могло бы стать осуждение близких.

И все же Акселю теперь нечего было скрывать от меня. Некая заслонка, что все еще разделяла нас с его стороны, окончательно исчезла.

Особенно ярко эта метаморфоза проявилась вечером за ужином, когда он впервые открыто и эмоционально похвалил меня:

– Черт, просто пальчики оближешь, – я приготовила томатный суп с запеченной говядиной, – на десять миль в округе нет ни одного ресторана, где готовили бы что-то подобное.

Мне было так приятно, что я даже забыла поблагодарить Акселя за эти слова и просто сидела, улыбаясь.

Мистер Хейз, к моему удивлению, тоже улыбался – так, словно все это была его заслуга:

– Ну вот, а ты не хотел ее брать. А я-то что? Я сразу понял, Эми того стоит. С порога разглядел, что с этой девчонкой все путем. А ты: она работает на Томпсона, увольня-я-й… Так бы и ели до сих пор твои подгоревшие такос да полуфабрикаты из «Волмарта».

Аксель смутился, а я расхохоталась.

– Правда? Ты что, не умеешь готовить?

– Все я умею, – беззлобно огрызнулся Аксель, – просто иногда, ну… Не всегда удачно.

После ужина мы все вместе сели в гостиной смотреть кино.

После кино, когда мистер Хейз отправился спать, мы с Акселем закрылись в его комнате.

– Не знаю, что со мной, – признался он, – я просто так счастлив, что ты здесь. Не хочу показаться фаталистом, но, может, нас свела судьба? Как думаешь?

Мне было очень интересно слушать его рассуждения, но руки Акселя, скользящие по моему телу, гладящие меня, ласкающие даже без открытого сексуального подтекста, заставляли мысли путаться, сердце биться чаще, а дыхание делали сбивчивым и поверхностным.

– Думаю, да… – я готова была согласиться со всем, что бы он ни сказал.

Завтра я расскажу ему правду. Может, это наша последняя ночь вместе, – если он не простит меня. Но сейчас, сейчас… Я хочу думать только об этих руках и ощущать только их.

– Как так вышло, что ты оказалась здесь? Черт, а я чуть было не прогнал тебя.

– У тебя бы ничего не вышло, – прошептала я в его приоткрытые губы, – я бы держалась за это место до последнего. Отбивалась бы ведром, если бы пришлось.

Он тихо рассмеялся. У меня почему-то заслезились глаза – это было даже лучше, чем секс. Лучше, чем все.

– Лидия сказала мне, что вы ищете помощницу по хозяйству. Полагаю, тебе стоит отблагодарить ее.

– О, что ж, спасибо Лидии.

Я положила руки Акселю на грудь, заставляя его перевернуться на спину.

В его темных глазах вспыхнула искорка понимания и предвкушения.

Избавившись от одежды, я принялась стягивать с него футболку, наслаждаясь тем, каким жадным взглядом он охватывал все мое тело.

– Руки, – предупредила я, когда он потянулся ко мне. Хотелось испытать его на прочность так же, как он испытывал меня.

Сладостная пытка – вот что это было.

– Так нечестно, – простонал он.

– Я хочу попробовать так.

Доведенным до автоматизма движением я открыла ящик на прикроватной тумбочке, сунула туда руку и тут же достала ее.

– Черт, – тихо выдохнул он, прикрывая глаза.

Я уже почти засыпала, – по крайней мере, нежилась в его объятиях, ничего не говоря, без единой мысли в очищенном эйфорией – дважды – сознании, когда Акселю вдруг пришла в голову безумная мысль:

– Пойдем искупаемся?

– Сейчас?

– А почему нет? Ты сказала, что нас могут увидеть соседи, но уже поздно, они спят.

– Ты шутишь, – на самом деле, было довольно жарко. В душ я сходить бы не отказалась, а вот искупаться…

Я вспомнила свой сон и вся покрылась мурашками. Он это почувствовал:

– Может, посидишь тогда на берегу? А я окунусь разок.

А вот это другое дело:

– Давай.

Мы выбрались из постели, оделись и на цыпочках, как воры, прокрались к выходу, хотя из-за двери комнаты мистера Хейза доносился громоподобный храп, да и слышал он плохо.

Ночь была ясная, звездная. Во дворе у Гринов, как и во всем доме, не горел свет. Это хорошо – было бы ужасно неловко столкнуться у реки с Сэмом, или, того хуже, с Анной.

Я не стала обуваться и шла по траве босиком, крепко держась за руку Акселя.

– Точно не пойдешь?

– Лидия рассказывала мне, как чуть не утонула здесь, а вы даже не заметили, – говорили мы почему-то шепотом.

– Эй, нам было лет по шестнадцать, – Аксель стянул с себя шорты, и я почему-то стыдливо отвела взгляд, словно не видела его голым во всей красе буквально десять минут назад.

– А еще мне сон плохой приснился, – я прочистила горло. – И я не умею плавать. Так что… Нет, пожалуй.

На самом деле, у реки сейчас все было не совсем так, как в моем сне. Аксель мне улыбался – и я видела его лицо в свете полной луны. И я слышала течение реки. И стрекотание сверчков, и легкий шорох, словно где-то в кустах бегает мышь.

– Я мог бы научить тебя, – он не пытался меня уговорить, но, кажется, чувствовал, что я могла бы и согласиться, и просто подбадривал на случай, если все-таки решусь. – Или просто подстраховать.

Я стояла возле ивы, глядя, как Аксель спускается вниз по насыпи, опускает ступню в воду, чтобы проверить температуру.

Взмахнув руками, он нырнул почти без брызг и тут же показался на поверхности.

– Черт, водичка что надо.

Мне очень хотелось к нему присоединиться. Кажется, это одна из таких вещей, которую можно вписать в список дел, которые точно стоит успеть сделать до старости – искупаться ночью голышом, наряду с чем-то вроде «побывать в Австралии» и «погладить жирафа».

– Ладно. Только я не умею плавать, – повторила я. – Пожалуйста, не отпускай меня.

– Не отпущу, – серьезно заверил меня Аксель.

Я сбросила с себя его футболку, которую надела на улицу вместо пижамы, и медленно двинулась к кромке воды. Он вышел на берег, протягивая мне руки, помогая спуститься. Галька была не такой уж острой. Пожалуй, ничего общего со сном тут не было.

Вода и правда была очень приятная – не теплая, но комфортная. Медленно, как сапер, я пробиралась дальше и дальше, пока вода не стала доходить до колена, затем до пояса, а потом и поглотила мою грудь. Течение почти не чувствовалось. Аксель всегда был рядом и ни на секунду не выпускал мои вспотевшие ладони из своих, сухих и теплых.

– Не так уж страшно, – радостно объявила я, дрожа всем телом не от холода, но от радостного возбуждения и гордости за саму себя, что не струсила и сделала это.

– Вот видишь, – мягко сказал Аксель, наклоняясь, чтобы поцеловать меня.

Я охватила его руками, обнимая.

Ощущения были очень необычные – вода, мягко охватившая мое тело, Аксель, мягко касающийся моих губ своим языком.

Двое голых, счастливых и, вероятно, влюбленных людей под звездным небом. Прямо-таки Адам и Ева.

Он подхватил меня за талию и медленно повел за собой по кругу – даже не повел, а словно нес меня, так что я могла поджать ноги, не ощущая дна, и просто расслабиться, доверившись ему.

Уже было далеко заполночь, и, технически, долгожданный и пугающий «завтрашний день» настал, но я совсем забыла о том, что должна была сделать.

Для меня было только «сегодня».

Глава 17

На следующий день Аксель рано уехал на лесопилку, дав мне тем самым отсрочку до вечера. Я все собиралась с мыслями, раз за разом проговаривая про себя фразы, которыми признаюсь, кто я такая на самом деле, как оказалась на ферме и почему вообще уехала из Бостона.

Секретов между нами быть не должно. Он свой мне открыл. Пришла моя очередь.

Телефон не работал, так что я не могла позвонить Эрни и узнать, как он там.

К счастью, выйдя из дома, чтобы заняться чисткой кроличьих клеток, я заметила в соседнем дворе Шона.

– Привет, – сказала я, подходя к нему. Шон был занят тем, что распиливал циркулярной пилой длинные доски, сваленные в кучу в конце участка – наверное, чтобы сделать из них новую ограду для сада Анны.

Он выключил пилу, приподнял защитные очки и оглядел меня с ног до головы.

– Мама устроила стирку. Сэм уехал в город, – лаконично отчитался он.

– Да мне не они нужны. Ты, случайно, Эрни не видел?

По его лицу я пыталась понять, знает ли он, что Аксель работает на Томпсона, или еще нет. Но лицо Шона оставалось бесстрастным и невыразительным.

– Да, мы вчера ходили с ним на охоту.

– О, правда, – я почувствовала, что Эрни ему ничего не рассказал. – Ну, и как он? – и добавила, спохватившись: – видишь ли, я надеялась встретить Эрни утром на реке, но он не пришел. А у нас телефон не работает…

– Так в чем вопрос-то?

Можно было подумать, что он грубит, но я догадалась, что Шон такой всегда и со всеми. Прямолинейный, не любящий пустой болтовни вояка.

– Он в порядке?

– Да, с ним все нормально. Как обычно. Он сегодня тоже в городе, решает какие-то важные дела.

Я задумалась, уж не в баре ли он их решает.

Шон пожал плечами и снова надвинул очки на нос.

– Ну ладно, спасибо…

Я уже развернулась, чтобы пойти обратно, как он вдруг позвал меня:

– Эмма.

– А?

И тут я увидела в его лице и позе нечто совершенно нетипичное для Шона, а именно: он заметно смутился.

– А к тебе… Ли не собирается? В гости.

– Вроде нет, – осторожно ответила я. Он кивнул.

Я не смогла удержаться:

– Слушай, это, конечно, не мое дело, но ты бы ей позвонил. Мне показалось, ей бы этого хотелось.

Несколько секунд он молча смотрел на меня, а потом опять кивнул:

– Ты права, это не твое дело. Но спасибо.

Странно, но в этой фразе я не услышала раздражения или намека на то, что мне не следовало это говорить. Его голос выразил ровно то, что он произнес – благодарность.

Я никак не могла дождаться возвращения Акселя. Даже мистер Хейз заметил мою нервозность:

– Ты чего мечешься? Сядь посиди.

Я предпочла не сидеть, а отправиться на второй этаж и прибраться в тех комнатах, что так долго стояли закрытыми. Начала с кабинета – вытерла пыль, помыла полы и окно, проветрила помещение, впустив внутрь теплый летний ветерок.

В спальнях сняла постельное белье с кроватей, чтобы выстирать, и проделала с ними то же, что с кабинетом – только в платяные шкафы залезать не стала, решив, что нет необходимости разбирать их.

Заколоченное досками окно было в хозяйской спальне. Я представила, что его, может быть, в приступе ярости разбил мистер Хейз, когда его супруга ушла из дома. Впрочем, несмотря на его скверный характер, вряд ли он мог сделать что-то подобное. Был ли это Аксель?

Я нигде не нашла старых семейных альбомов или фотографий в рамках – возможно, они хранились в ящиках секретера в кабинете, но заглядывать туда мне не хотелось. Мне было любопытно, как выглядит мама Акселя и каким был в молодости его отец. И еще я бы с удовольствием взглянула на детские снимки самого Акселя – он представлялся мне очаровательным серьезным малышом, может быть, пухлощеким, румяным, и непременно держащим в руках какую-нибудь совсем недетскую книжку.

К концу дня я до того вымоталась, что готова была лечь спать, не приступив к приготовлению ужина и не дождавшись Акселя, но пока еще стойко держалась.

Мистер Хейз позвал меня в гостиную, чтобы обсудить, что я приготовлю на ужин. После короткой дискуссии, быстро перешедшей в спор, мы кое-как сошлись на оптимальном для него и для предписаний доктора Доэрти варианте.

По пути на кухню я заметила движение в окне прихожей: на крыльце кто-то расхаживал из стороны в сторону.

Это оказался Эрни. Я выдохнула с облегчением: наверное, он все-таки не злится на Акселя, раз пришел к нам.

– Не знала, что ты куришь, – сказала я, прикрыв за собой дверь.

Он обернулся ко мне, и лицо его посветлело. Выдохнув облачко дыма, парень вынул из уголка рта сигарету.

– Я бросал. После перерыва всегда приятнее.

Оставалось надеяться, что в отношении алкоголя он не придерживается того же принципа.

– Акселя сейчас нет дома. Он… Его нет.

Я чуть было не сказала, что он на лесопилке. Непривычно и страшно было произносить это вслух.

– Да я знаю, видел, что машины нет. Хотел оставить ему это, – он кивнул на кресло-качалку Хейза. Там, придавленный камнем, лежал конверт. – Я у него денег занимал. Пришло время вернуть должок.

У меня все похолодело внутри. Значит, он все же решил оборвать с ним дружбу?

– Эрни, послушай… Если ты из-за вчерашнего… Не стоит так. Аксель…

Эрни как будто сам испугался, что мне пришло такое в голову:

– Ой, ты что, не волнуйся. Конечно, все в порядке. Я вообще ничего против не имею. Зря он решил, что я буду злиться. Этот парень мне жизнь спас, как я могу?

Что-то в его голосе, в том, как он беспечно и с неприсущим ему интересом оглядывал двор, показалось мне странным. Уж не пьян ли он?

– Зайду, поздороваюсь с мистером Хейзом. Погодь тут, – Эрни пальцами раздавил окурок, и, когда из него выпал тлеющий дымящийся огонек, размазал его по дощатому настилу подошвой. Не дожидаясь моего ответа, он быстро вошел в дом.

Я покосилась на конверт, который он оставил на крыльце: кремовая бумага без надписей, обычный размер. Он не был заклеен и слегка топорщился.

«Чего это он, – подумала я, – зачем оставлять конверт на улице, если можно передать через меня?». Я ощутила слабое эхо обиды. Не думал же он, что я влезу посмотреть, что там?

Но вряд ли Эрни имел такой умысел, так что мне стало стыдно за эти мысли.

Он вернулся очень скоро. Встал рядом, сунув руки в карманы брюк, и раскачивался с пятки на носок. Обожженная, обездвиженная часть его лица, бледная и неровная, была подсвечена лучами закатного солнца и выглядела как измятый лист пергамента. Рыжие волосы почти светились и переливались всеми оттенками бронзы, и каждую прядь я видела так четко, как будто рассматривала через увеличительное стекло. Я смотрела на его профиль и удивлялась тому, что не нахожу в этих увечьях уродства или, как бывает в таких случаях, не чувствую прилива необъяснимой брезгливости, смешанной со стыдом. В нашу первую встречу я поспешила отвести взгляд, чтобы не смущать его; а теперь могла открыто смотреть, не боясь, что он истолкует это неправильно. Эрни был славный парень и заслуживал того, чтобы ему открыто смотрели в лицо.

– Аксу так с тобой повезло, – вдруг сказал он.

– Не думаю, – нервно усмехнулась я. Как только он избавился от своего секрета, открыв мне правду, чаша весов наших отношений рухнула под грузом моего собственного вранья. У меня оставались считанные часы до признания.

А потом все будет кончено или начнется что-то совершенно иное. Я, конечно, рассчитывала на последний вариант.

– А я думаю. Такие красивые оба, смелые. Я тебе, честно сказать, завидую.

Я смутилась от двусмысленности последней реплики, но, решив, что он просто не слишком изящно выразился, потянула Эрни за плечо, заставляя повернуться ко мне.

Та часть его лица, что была усыпана веснушками, а не ожогами, даже слегка порозовела от смущения.

– Эрни, брось. Что-то ты сегодня сам не свой. Не выпил ли?

– Я сегодня как раз очень даже свой, – он улыбнулся мне во все тридцать два, а потом, положив обе ладони мне на руки, притянул их к губам и поцеловал. – Храни тебя Господь, Эмма, какая ты чудесная маленькая мисс.

– Меня зовут Элис, – неожиданно для самой себя выпалила я. – Это… Это долгая история.

Мне и впрямь стало легче. Намного легче.

По лицу Эрни пробежала тень недоумения, но спустя мгновение оно снова стало таким же расслабленным и умиротворенным, как и раньше.

– Уверен, очень занятная. Расскажешь потом? Сейчас мне надо бы идти. А то папаня скоро вернется.

– Расскажу, конечно, – твердо пообещала я. – Пока, Эрни.

– Был рад знакомству, Элис!

Он шутливо поклонился мне и ушел. Я стояла на крыльце, глядя ему вслед, чтобы махнуть рукой, когда он обернется, но он так и не сделал этого.

Кажется, мое признание не слишком удивило его – но тот вариант, что Эрни догадался о чем-то раньше, я сразу отмела. Прозорливость точно не входила в число его сильных сторон.

Я взяла с кресла конверт, чтобы Аксель не упустил его из виду, когда вернется вечером, и сунула в карман джинсов.

– Ну где ты там, Эми? – донесся до меня недовольный голос мистера Хейза.

– Минутку, – крикнула я в ответ, и, зайдя в комнату Акселя, оставила конверт Эрни на его письменном столе. Меня охватила неясная тревога, и я никак не могла понять, чем она вызвана. Эрни ничего не скажет Акселю, это точно – да я и первая ему расскажу. Сегодня же, когда он вернется домой.

Он меня поймет. Между нами больше не должно быть недомолвок.

– Что-то еще хотели? – я подошла к мистеру Хейзу и привычно поправила ему подушку. Он закряхтел, заерзав на месте.

– Кофе бы.

– Вам нельзя.

– Бурбону?

– Тем более.

– Тьфу ты, я тебе что, за это плачу что ли?

– Нет, но следовало бы доплачивать.

– Ну, вот еще. Кино смотреть будем?

– А что там сегодня?

– Ерунда какая-то. – Он ткнул пальцем в газету с программой телепередач.

Я уже видела этот фильм, причем дважды, о чем ему и сообщила. К тому же, вечером меня ждал непростой разговор с Акселем.

Пробормотав что-то нечленораздельное, мистер Хейз включил спортивный канал. Но не успела я выйти из гостиной, как он остановил меня.

– Погодь-ка.

– М?

– Ты с Эрни говорила?

– Да… – странное ощущение тревоги усилилось. – А в чем дело?

– Он тебе не показался… Чудным?

Я промолчала, и мистер Хейз, поправив очки на переносице, продолжил:

– Пить, чтоль, опять начал? Если ты что знаешь, ты мне скажи, я уж Эрни-старшему передам, пусть вправляет ему мозги. Столько держался, и тут на тебе!

– Мне кажется, он не пил, – сказала я.

Мистер Хейз ничего больше не сказал, и я отправилась на кухню готовить ужин.

Но отчего-то Эрни не шел у меня из головы. «Был рад знакомству». Что еще значит был?

Я знала, что поступаю дурно, но ничего не могла поделать. Не отступающее беспокойство, переходящее в дрожь, от которого у меня свело пальцы и что-то узлом скрутилось в желудке, заставило меня отложить в сторону нож, бросить свое занятие и пойти в комнату Акселя, чтобы убедиться, что мои невнятные ощущения глупы и беспочвенны.

Из конверта выпали несколько мятых купюр по сотне долларов каждая и два сложенных листа. На одном угловатым, почти детским почерком было написано «Акс», на другом – «Джефф».

Я взяла письмо, предназначавшееся Акселю, и, разрываясь от стыда и плохих предчувствий, развернула лист.

В глаза бросались грамматические ошибки (здесь я предпочту их упустить) и кляксы, но рука отправителя, когда бы он это ни писал, была тверда.

Акс, дружище.

Я так устал.

Знаю, что не смогу сказать тебе это в лицо. Я тебя уважаю как человека и друга, но сам я плохой друг, и ты должен знать.

Это из-за меня был пожар. Я тогда проиграл много денег и напился как черт, и уснул в амбаре с сигаретой. Я ничего не помню, только что было больно, и когда я очнулся уже в больнице, мне сказали, что ты сделал. И я думаю ты зря меня вытащил, хотя спасибо тебе большое. И тогда уже все решили что это мистер Томпсон, но это был не он, а я. Я струсил и никому не сказал. Папка бы меня не простил, да и как бы я вам смотрел в глаза, вы из-за меня потеряли все. Мне очень жалко, что так получилось, это я виноват. Попроси пожалуйста прощения у миссис Грин за меня.

Я бы извинился и перед м-ром Томпсоном, но ты знаешь какой он козлина. Хотя жаль что я его подставил выходит. Но больше всего мне жаль, что ты работал у него и думал, что это ты предатель, а это не так. Если б я знал раньше… Я должен был идти в полицию и признаться. Я трус. Это моя вина.

Второе. Джефф, наверное, будет отрицать, он заставил меня поклясться, что я никому не скажу. Я тогда был с ним. Той ночью я вошел в бар и я все это украл, но Эрин видела его тачку, а меня нет. Мы отмечали что Белла ждет ребенка и это было шутки ради, я не думал что так выйдет. Он просил заботиться о Белле и ребенке, а я не смог, я им ни доллара не оставил я все пропил и потом ты сам знаешь. Мне жаль, что тебе пришлось, прости пожалуйста.

Я все это натворил и струсил. Джефф меня не сдал, он сказал я и так настрадался, кроме того кто-то должен был остаться и помочь Белле. Он скоро выйдет, я не хочу чтоб он спросил: что ты сделал, Эрни? А я ничего не сделал. Я не смогу. И я только и думаю о том, как бы выпить. Я однажды украл у вас дома бутылку бурбона за это тоже прости.

Я пропащий человек, Акс. А вот у тебя все впереди. Береги мисс Эмму, я знаю ты ее любишь. Я ее тоже полюбил. И тебя я очень люблю Акс и всегда любил. Ты самый лучший друг и человек из всех кого я знаю.

Прости меня за все если сможешь. Прошу помоги папе и маме, им будет тяжело но они справятся, если ты будешь рядом. Я знаю они всегда мечтали о таком сыне как ты, а не как я.

Деньги в конверте передай Белле. Мне очень жаль. Прости, если сможешь.

Прощай, дружище. Храни тебя Господь Бог.

Лист выпал у меня из рук, и несколько мучительных, непозволительно долгих секунд я просто стояла, пытаясь осмыслить только что прочитанное.

Боже, Эрни, что ты задумал.

Я никогда особо не верила в Бога, но в тот миг, выбегая из комнаты, я молилась про себя, взывала к любым силам, что могли и не могли услышать меня.

Схватила телефонную трубку, что тихо звякнула, но не отозвалась гудком. Не работает, конечно.

– Ты чего там? – донесся, как из-под слоя ваты, встревоженный голос мистера Хейза.

Только бы успеть.

Господи, молю тебя, дай мне успеть.

Не тратя времени на поиск обуви, я выскочила из дома и побежала через огород к реке, оттуда по траве – под сень дубов и дальше, дальше, к пастбищу.

Земля была теплая, нагретая за день солнцем, которое едва зашло. Недавно зажившая лодыжка отдавалась болью при каждом движении.

Я бежала, бежала, бежала. Пастбище казалось огромным. Вышки зернохранилищ пронеслись мимо в один миг и исчезли в сумерках где-то за спиной.

Только бы успеть. Только бы успеть.

Вдалеке показался дом Уилксов. Большой, на совесть построенный дом, настоящая усадьба. Там горели огни.

Ветер холодком проходил по щекам. Я хотела закричать, но испугалась, что меня не услышат, а я зазря потрачу силы на крик.

Бежать, бежать, бежать.

Легкие разрывает огнем. Лодыжка пульсирует острой болью.

Ступни хлюпали по вытоптанной стадом грязи, резались о траву, но я ничего не замечала. Только бежала.

Эти секунды длились целую вечность. Вечность без чувств, ощущений, мыслей, кроме одной-единственной, сжирающей мозг своей неумолимой правдой.

Я не успею.

Вечером в округе всегда так тихо – даже стрекот сверчков не нарушает этого молчаливого, грандиозного спокойствия, так что любой громкий звук разносится на многие мили, будь то вскрик птицы или блеяние чьей-то козы.

Или выстрел.

Я услышала выстрел так четко, словно кто-то дал залп из ружья прямо здесь, рядом со мной или даже в меня. Но я знала, что он не здесь, он там, у них, может, в сарае, или в загоне для коров, или же отстроенном не так давно амбаре, или в поле.

И снова эта удушающая, могильная тишина.

Обессиленная, я рухнула на колени в траву, проклиная себя за слабость и усталость, за то, что не верю, что это может быть вовсе не то, что я думаю.

На пастбище трава была низкая, подъеденная скотом, так что ферма Уилксов открывалась передо мной живописной панорамой.

Я наблюдала, как зритель в кино, как моргнула лампочка на их террасе, когда кто-то вышел из дома во двор; как высокая грузная тень метнулась к пристройке неподалеку, а за ней и вторая, маленькая и низкая.

Слезы обжигали щеки. Картинка расплылась перед глазами.

Но я прекрасно все слышала – как, не прошло и минуты, пространство разорвал громкий женский крик, вопль, и вой – все в одном раскатистом, полном боли, отчаяния и неверия звуке, гораздо более страшном, чем звук выстрела.

И от этого крика в жилах застывала кровь. Я знала, что запомню его на всю жизнь, и закрыла уши, чтобы хоть немного заглушить его отголоски.

Повалившись лицом в траву, я взвыла, как зверь, эхом отвечая боли на том конце поля. Я думала, что не вынесу этого, что никогда не смогу пережить подобное дважды – так раздирает внутренности осознание случившегося и вина за то, что ты не успел.

Я могла предотвратить, могла понять; знаков было предостаточно, я могла догадаться, могла быть быстрее, могла пойти к Анне и позвонить от нее, могла взять машину, могла сразу прочесть письмо, могла не отпускать никуда Эрни, могла сказать, что все будет хорошо, и задержать его, и выслушать, и взбодрить, Эрни, Эрни, Эрни…

Это все не со мной и не про меня.

Я вся сжалась в комок – только бы не нашли, только бы не сказали, не подтвердили. Остаться тут, пока не окажется, что все сон, все неправда, все шутка. Только бы не Эрни, только бы не Эрни.

И только бы успеть, успеть, успеть…

Я уже не плакала, когда меня нашли. Может, уснула, а может, не вынырнула еще из пропасти разочарования к самой себе.

В глотке стоял странный привкус – может, меня вывернуло, не знаю. Я не могла дышать. Глаза превратились в узкие щелочки, опухли и болели.

Нашел меня Сэм, он меня и привел домой.

Я слышала голос Акселя – его злой испуганный вскрик – «что с ней?» – и Сэмми ответил так тихо, что этого я не разобрала.

Я заставила себя посмотреть на него. Аксель стоял на пороге, держа в руках плоскую коробочку или еще что-то, обернутое голубой подарочной бумагой.

Я молча уставилась на этот предмет, мысленно гадая, что же внутри – только бы отвлечься, хоть на секунду, только бы не смотреть Акселю в глаза.

Но Сэм не дал мне даже попытаться: молча отвел меня в спальню Акселя, прикрыл дверь и что-то зашептал ему, и я опять не смогла разобрать, что именно. А потом Аксель вошел, и Сэма уже не было, и я услышала этот звук: легкий шорох, как когда разворачиваешь лист, чтобы прочесть то, что никто и никогда не должен был писать.

И я что-то закричала ему: не хотела, чтобы он пережил то же, не хотела, чтобы он узнал, чтобы бежал через пастбище, чтобы не успел и чтобы услышал этот страшный вопль. Аксель оказался рядом, что-то шептал, успокаивая.

Не ходи, не ходи, не уходи.

Он не ушел. Аксель остался со мной, хотя это я должна была быть той, кто останется с ним, защитит его, оградит от этого.

Я вообще не отдавала себе отчета в том, что говорю и что делаю, со мной словно случился какой-то странный бредовый припадок.

Что ты наделал, Эрни, что же ты наделал.

* * *

Поминальная служба была скромной. Самый простой закрытый деревянный гроб, несколько букетиков искусственных цветов сверху, седовласый священник в белой далматике.

Вся церемония прошла для меня словно во сне. Перед выходом из дома я нашла в аптечке мистера Хейза успокоительное и приняла пару таблеток – такие же я пила, когда умерла мама, – поэтому наблюдала за происходящим подобно сомнамбуле, с почти умиротворяющим спокойствием и отстраненностью.

Аксель прочел излюбленное «О капитан, мой капитан» Эрни. Он не плакал, и это было плохо. Я знала, как ему больно, и хотела бы, чтобы он нашел способ хоть немного облегчить свою боль.

Несколько участников прощальной церемонии тоже выступили с речью – среди них Сэм, один из братьев-близнецов Хиггсонов, одна из сестер Эрни и даже Фокс и Долорес, официантка из «Старого Лиса», которая и на похороны пришла в неуместно короткой юбке, пусть и черной.

Ребята рассказывали какие-то забавные истории из детства, в которых Эрни принимал непосредственное участие, его старшая сестра, с такими же ярко-рыжими волосами, как у него, прочла по листку короткую и трогательную речь о том, что Эрни всегда был очень отзывчивым и милым парнем и даже в юности старался прикрывать их с девочками перед родителями. Фокс упомянул стойкость и силу воли покойного, а Долорес что-то пробормотала о том, что он всегда был щедр на чаевые и что никогда не обделял ее добрым словом, хотя между ними и бывали размолвки. В конце своей речи она громко разрыдалась, и, сморкаясь в протянутый кем-то носовой платок, убежала в неизвестном направлении.

Я с унылой тоской думала о том, что ничего не знаю об Эрни и сказать мне было бы нечего. Он был хорошим парнем, который был болен и совершил пару ошибок, вот и все.