Текст книги "Цветок Зари. Книга первая: На пороге ночи"

Автор книги: Рина Михеева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 20 страниц)

Справедливости ради Мррум должен был признать, что для человека Рэй бегает очень быстро, однако даже скорости кифа, стелющегося над землёй подобно бесшумной стремительной птице, пока недоставало, чтобы догнать Кенура.

Острое обоняние различало свежий запах щенка, и Мррум мчался вперёд со скоростью и решимостью, которые могли бы поразить любого, кто знал кифа.

Вероятно, только живущая догадывалась, сколько преданности и отваги скрыто в глубине его существа.

“Глупый щенок, – твердил про себя киф, – глупый, глупый щенок… Ну погоди, доберусь я до тебя…”

Враг замедлил бег и остановился. Его кто-то преследовал, но это совершенно точно была не живущая, а значит, можно выместить злость хотя бы на этом безмозглом “охотнике”.

Если бы у него были мозги, он бежал бы в противоположном направлении. Красные глаза вспыхнули предвкушением в темноте очередного небольшого зала на пересечении нескольких коридоров.

Кенур вылетел из туннеля, как стрела, сорвавшаяся с тетивы, и вонзился в тело своего врага со всем отчаянием и яростью, на какие только способно живое существо.

Броня, подобная шкуре какого-нибудь доисторического ящера, заскрипела под натиском острых зубов, заскрежетали когти, вонзаясь, вопреки невозможности, вгрызаясь, как в камень.

Чудовище взвыло, ощутив боль уже в третий раз за эту долгую ночь. Дважды когти золотого леопарда обожгли его, и он бежал, но то была древняя сила, извечный и грозный противник его рода, а на этот раз, словно в насмешку, – какая-то тупая скотина!

Монстр попытался сбросить взлетевшего ему на загривок щенка, но тот держался крепко.

Тогда тяжёлая туша повалилась на спину, стремясь раздавить его, однако Кенур был надёжно скроен – его кости хрустнули, но выдержали, задыхаясь, он ни миг не ослабил хватки, и всё же он уже успел понять, что победить столь жёсткого врага можно только обнаружив более уязвимые места, которых, впрочем, у неживущих практически нет…

Кенур попытался вцепиться в горло, и тогда убийца достал его, одним ударом пропоров шкуру. Серо-голубой мех окрасился красным…

У неживущих слишком прочная шкура – не шкура, а броня. На этот раз удержаться Кенуру не удалось.

Он увидел алчный огонь безжалостных глаз и почувствовал запах смерти, наплывающий, чтобы поглотить его, как поглотил всех его родичей в смертельной схватке в далёких горах, чьи фиолетовые склоны возносят к сиреневым небесам белоснежные короны.

Щенок не побежал, он ринулся навстречу ненавистным огням, навстречу запаху, парализующему волю. Двое сцепились в подземном лабиринте, в кромешной темноте, где нельзя было различить, как к белым полосам на шкуре Кенура прибавляются красные.

Он всё-таки вцепился в горло врага, как и хотел, но перегрызть его за считанные мгновения, что ему остались, было не под силу ни одному кенуру.

Вероятно, даже после смерти он продолжал бы сжимать ненавистную шею, но смерть не пришла.

В тьму подземелья ворвался свет прикреплённого к комбинезону Мррума фонарика, а за ним – и сам Мррум, как снаряд, выпущенный из пушки, ощетинившийся когтями и зубами.

Он метил в глаза, он был стремителен, каждое его движение и само появление было настолько неожиданным, что вынудило чудовище отступить, уворачиваясь. Кенур был отброшен в сторону, но, не обращая внимания на раны, тут же ринулся в новую атаку.

– Куда?! Назад! – шипел киф.

Но щенок не слышал. Он шёл в последний бой, намереваясь отдать ему каждую оставшуюся каплю силы и жизни.

Враг приходил в себя. Прыжки наскакивающего на него кифа, неизменно целящего в глаза, уже теряли своё ошеломляющее действие.

Мррум видел это и мысленно уже прощался с Муфой и сыном, отчётливо понимая, что этот противник ему не по зубам. Ни страх, ни сожаления не замутняли его разум, не мешали безупречно точному просчёту каждого движения.

Враг ни разу не сумел зацепить его, но киф понимал, что достичь цели, добраться до этих голодных глаз он сможет только подставившись и делать это нужно скорее, пока не растрачены силы…

Кенур подбирается сзади. Его не нужно учить взаимодействию – у него это в крови. Он отвлечёт чудовище, хоть на долю секунды, но – отвлечёт, заплатив за это тем единственным, что у него осталось – последними минутами жизни.

Движения щенка были странно скованными. Мррум не знал, что мертвенный холод, распространяясь по всему телу от ран, нанесённых неживущим, уже готов парализовать Кенура.

Даже царапина, полученная от когтей или зубов этого чудовища, смертельна. Разница между маленькой раной или большой – лишь во времени, в течение которого она убивает.

Мрруму показалось, что время застыло на месте. Он готовился к прыжку, который, скорее всего, стал бы последним в его жизни. Но вдруг какое-то новое выражение проступило в глазах монстра, и он начал двигаться назад – к темноте подземных переходов.

Кифу казалось, что он отступает медленно, но тем не менее это было отступление, и Мррум отпрыгнул в сторону, развернувшись в прыжке, понимая, что там – позади – должно быть что-то такое, что в состоянии обратить неживущего в бегство.

Там был Рэй, который всё-таки не потерял их в путанице переходов и догнал быстрее, чем Мррум предполагал.

Кинжал в руке человека почти слепил глаза. От него исходили волны силы, какой-то неведомой жаркой энергии, и казалось странным, что живое уязвимое существо способно держать его в руках. Мррум успел подумать об этом за какой-то миг, меньший, чем доля секунды.

Его разум работал на предельной скорости, и за тот же самый миг он успел осознать, что это оружие способно уничтожить врага, а также то, что враг это знает и попытается бежать.

И ещё – Рэй не сможет его догнать – на это не способен ни один человек, и наконец – последнее: эта тварь сбежит, и жертва Кенура окажется бессмысленной.

Мррум вцепился в уже исчезающую в ближайшем туннеле спину, взлетев на неё каким-то невероятным прыжком.

Тварь совершила резкий скачок, но тут Кенур вцепился ей в ногу. Неживущий покатился кубарем, он метался, желая теперь только одного – немедленно убраться отсюда.

Рэй был рядом, он был уже здесь, но тела переплелись в клубок.

Со всей энергией, которой у него было в избытке, чудовище пыталось избавиться от повисших на нём кифа и кенура, да при этом ещё и зацепить человека, если подвернётся возможность.

Он начал осознавать, что обладатель Кинжала слишком дорожит жизнями этих двоих, чтобы нанести удар, рискуя убить или ранить одного из них. Его мысль работала лихорадочно, и путь к спасению был незамедлительно намечен.

Через несколько секунд ему удалось подмять под себя Мррума, который так и не смог зацепиться за его непробиваемую шкуру и потому, несмотря на всю свою ловкость, не сумел избежать этого.

Жуткие челюсти стиснули горло кифа – достаточно сильно, но не слишком – человек должен понять, что глупая скотина жива.

Он приподнял Мррума, продолжая держать его за горло, и слегка тряхнул. Казалось, что собака держит в зубах потрёпанную мягкую игрушку.

Полузадушенный, киф был не в состоянии сопротивляться, а Кенур к этому времени уже едва мог двигаться. Рэй замер в нескольких шагах от чудовища, чьи глаза теперь смотрели на человека с издёвкой.

“Ты слишком глуп, чтобы поступить правильно, – говорили они. – Тебе в руки попало оружие – единственное, которое способно меня убить, но ты упустил свой шанс, потому что тебе не всё равно, что будет с этой тупой скотиной, которую я держу в зубах. Потому что ты так же туп, как и она”.

Он начал медленно отступать, волоча кифа, который едва мог дышать, лапы его слегка подёргивались, а в остальном он безвольно обвис, не в состоянии помочь ни себе, ни другим.

Рэй шагнул вслед за монстром, но красные глаза угрожающе сверкнули, он надавил посильнее – из горла Мррума вырвался негромкий хрип. Неживущий продолжил неторопливое отступление. Он пятился, пристально следя за каждым движением человека.

Мррум обречён. Если позволить этой твари уйти, то она, конечно, не пощадит кифа. Одного мгновения, одного движения челюстей достаточно, чтобы сломать ему шею, а затем сбежать.

Но то же самое произойдёт, если броситься на него сейчас. Правда, тогда есть шанс, что убийца не уйдёт, но Мррум умрёт наверняка. Наверняка… В любом случае. Или всё-таки нет?..

Теперь и для Рэя время остановило свой бег. Он не мог шевельнуть ни рукой, ни ногой, чтобы ещё больше не ухудшить положение Мррума, но мысли его неслись стремительно. Лишь движение глаз – это он ещё может себе позволить, но только ни на чём не останавливаться, чтобы не вызвать подозрений.

Он скользнул взглядом по яростно горящим глазам кифа – нет, Мррум не смирился, не сдался, не позволил страху парализовать волю, – по столь же яростным и ещё более отчаянным глазам Кенура. Кажется, они поняли друг друга.

Кенур, уже сброшенный врагом со счетов, судорожно напряг одеревеневшие мышцы, и прыжок, лишённый обычной лёгкости, тем не менее перенёс его в нужное место, а челюсти в невероятном усилии снова сомкнулись на задней ноге чудовища подобно стальному капкану.

Мррум вцепился когтями в углы страшной пасти, его загнутое оружие искало доступ внутрь – к более уязвимым тканям и, кажется, достигло своей цели.

Рэй метнул Кинжал одним неуловимо-точным движением. Если его оружие – единственное представляющее для врага реальную угрозу – не пробьёт эту твёрдо-панцирную шкуру и упадёт – им всем конец.

Они поняли друг друга, кто может объяснить – как?

Они сделали это одновременно, и Кенур всё ещё сжимал зубами омерзительную ногу, когда Мррум уже откатился в сторону – живой, а Кинжал, вонзившийся почти по рукоятку, пылал серебряным огнём, и хотелось заткнуть уши (хотя это и не помогло бы) от непереносимого, раздирающего внутренности последнего воя-хрипа-стона изгоняемой из мира живых не-жизни.

Последним усилием Кенур разомкнул челюсти и отвернул морду – враг больше не вызывал ненависти – только всепоглощающее отвращение. Больше щенок не шевелился, жизнь осталась только в его глазах.

В его взгляде не было ни боли, ни страха, ни мольбы, ни вопроса, ни надежды, а только вина…

“Вы понимаете, так уж получилось, – словно говорил он. – Простите, что я не справился, простите за то, что я вас огорчил… и за то, что я такой тяжёлый… и вообще – за всё…”

Это было невыносимо.

Рэй тащил его по тёмным извилистым коридорам, ощущая противоестественный холод его одеревеневшего тела и пытаясь не смотреть в эти извиняющиеся глаза.

Но не смотреть было невозможно, не смотреть – это всё равно что бросить его, оставить одного – наедине со смертью, и он отводил взгляд только на миг, чтобы вдохнуть густой, пахнущий землёй воздух и выбрать дорогу на очередной развилке.

Мррум, изрядно помятый и потрёпанный, поддерживал щенка за задние ноги и шумно сопел, словно изо всех сил стараясь не разрыдаться, если, конечно, кифы вообще умеют плакать.

Его хвост, пыльный и грязный, как ободранная метёлка волокся за ним по земле в полном небрежении.

========== Глава 108. Гэри и Михал. Самоотверженность ==========

Крышка люка, что вёл из парадного зала Башни в подземелье, была тяжела и массивна. Она не открывалась изнутри и, по-видимому, была предназначена для обитателей и гостей подземной части поместья.

Но могло ли это помешать чёрной жрице добраться до чёрного алтаря?

Одинокая Луна всё ещё совершала свой путь по ночному небу, и колдунья ощутила новый прилив сил, когда та, кого она назвала жрицей, оказалась достаточно далеко.

Во что бы то ни стало необходимо принести жертву Губительнице, пока длится эта ночь – единственная за несколько годовых шестиугольников.

Колдунья воздела руки, и Башня Трёх Призраков, вновь оказавшаяся в полном её распоряжении (если не считать каморки на самом верху) сотряслась от крыши, украшенной полуобвалившимися зубцами, и до самого основания.

Внизу, отделённый от неё каменным полом, ожил жертвенник. Кровь, впитанная тёмной каменной глыбой, внезапно проступила на её поверхности неровными, расползающимися жёлто-зеленоватыми пятнами.

Маленький чёрный смерч поднялся в воздух, разрезая его с тонким свистом и лениво колеблясь из стороны в сторону, словно упиваясь своей растущей силой.

– Кажется, пора отсюда убираться, – высказался Командир.

– Давно пора, – с готовностью согласился Гэри.

Несколько минут они потратили на попытки понадёжнее закрыть люк и привести в чувство детей. Последние оказались бесполезны, а первые, в чём им предстояло убедиться через минуту, и вовсе бессмысленны.

Они хотели поднять детей, но их невесомые на вид тела налились свинцовой тяжестью. Для того чтобы сдвинуть валун размером с гроб, не потребовалось бы больше усилий.

– Ну ничего себе! – изумился Гэри.

Командир выругался, от души пожелав колдунье всяких экзотических неприятностей, а также подвергнув критике моральные устои её предков.

Этим он достиг того, что чёрный вихрь, набиравший обороты над алтарём, ещё немного увеличился и ощутимо качнулся в его сторону.

– Лучше бы ты… этого не делал, – сказал Гэри, с опаской покосившись на вихрь и с укоризной – на Михала.

– Да уж вижу… – покаянно буркнул тот, а в следующий миг тяжеленная крышка люка с грохотом обрушилась вниз по лестнице, что вела к ней, обдав людей каменной пылью и крошкой.

Сама лестница почти не пострадала, и колдунья немедленно спустилась по ней, двигаясь быстро и решительно, с той властностью, которая свойственна тем, кто никогда не сомневается в своём превосходстве.

– Убирайтесь отсюда немедленно! – приказала она. – Я разрешаю вам уйти, хотя за одну только попытку похитить Приношение вы заслуживаете смерти!

– Спасибо, конечно, – поблагодарил Гэри. – Но мы собираемся забрать этих детей с собой, вот ведь какое дело. А никакое ваше “приношение” нам и даром не нужно.

– Дети – и есть Приношение, – прошипела женщина, смутно подозревая, что он всё понимает и издевается над ней.

– Очень жаль, если так. Для вас, может, они – приношение, а для нас – дети, и детей мы заберём с собой, – спокойно ответил Вон.

Колдунья не хотела с ними связываться, предпочитая избавиться от незваных гостей. Ей совсем не понравилась сила Камня, и она ощущала, что он здесь, а потому предприняла ещё одну попытку договориться с чужаками.

– Они принадлежат Губительнице, и потому вам даже не оторвать их от земли. Вы ничего не понимаете и лезете – сами не знаете куда.

– Они принадлежат своим родителям.

– Глупый… – ухмыльнулась колдунья. – Ты что же думаешь, я ворую детей? Губительнице нет нужды воровать. Она едва успевает принимать то, что ей подносят по собственной воле. Родители сами отдали их мне! Это плата, а если Губительница не получит её в срок, то этим самым родителям придётся худо, так что подумайте… оба подумайте хорошенько, прежде чем вмешиваться в чужие дела.

Я устала от разговоров и в последний раз предлагаю вам поступить разумно. В последний, – выговорила она с нажимом.

– В таком случае, меня совершенно не волнует, что будет с этими родителями, которые расплачиваются таким образом. Это уж их проблемы. Но мы без детей отсюда не уйдём.

– В таком случае, – передразнила колдунья, – вы вообще отсюда не уйдёте! Никогда! – она опустила нижнюю пару рук, а верхние конечности раскинула в стороны. – Тёмных духов и этот алтарь, и землю, на которой он стоит, и эти камни призываю в свидетели, что я отпускала их, но они не пожелали уйти!

Расплывчатые тени, густея, переплетаясь и распадаясь, начали какую-то рваную, постепенно убыстряющуюся пляску на грани света, падавшего от фонариков на защитных костюмах людей.

Эти тени не боялись света, напротив, казалось, что он их боится и становится всё слабее, тускнея с каждой секундой, в то время как они приближаются.

Чёрная воронка, кружившая над жертвенником, расширила свой зев и развернула его в сторону вожделенных жертв.

Тела детей-жиззеа сдвинулись с места, их повлекло к тёмной плите, окрашенной кровью их предшественников.

Кровь казалась только что пролитой, она словно перетекала и пенилась внутри тёмного каменного тела, ставшего вдруг прозрачным.

Нарастающий вой на очень низких и одновременно очень высоких нотах, казалось, выворачивал наизнанку и раздирал на части.

Тем не менее, люди слышали слабый прерывисто-зудящий звук – довольный смех колдуньи, и ещё они видели, что дети открыли глаза…

Они по-прежнему не могли пошевелиться, но сознание вернулось к ним, их предсмертный ужас – это тоже часть платы, часть жертвы.

Фонарики последний раз слабо мигнули и погасли.

Теперь только два камня светились в кромешной темноте подземелья: один – огромный, пропитанный кровью и предсмертными муками, тускло и густо переливающийся зеленовато-жёлтым, словно насосавшийся упырь; другой, совсем маленький по сравнению с ним – весь уляжется на детской ладони – медленно разворачивал кокон золотого сияния.

Колдунья подошла к жертвеннику и возложила на него нижние руки, верхние сжимали ритуальный нож.

Голос её звучал глухо, внезапно поднимаясь до пронзительного режущего визга, он вновь падал вниз, словно уходил куда-то под землю.

“Непереводимо…” – хрипло булькнул переводчик и отключился, сдаваясь перед натиском, который не может отразить самая совершенная техника, перед ним бессильно оружие, и даже Михал понял, что тянуться за бластером или парализатором бесполезно.

Тёмная энергия этого места навалилась на них, покорная воле чёрной жрицы.

Однако она не была спокойна и не ощущала уверенности, как должно быть. Камень тревожил её. Упрямые пришельцы что было сил вцепились в детей, ни за что не желая выпустить их. Она вновь послала к ним Сухой Ветер, чтобы попытаться вырвать Камень из их рук.

Здесь, у чёрного алтаря, сила легендарного Сухого Ветра велика, как нигде. Он обрушился на людей с рёвом – на этот раз Камень не защищал их так хорошо, как в руках живущей.

Пыльный Ветер не давал им открыть глаз, впивался в кожу, словно и не было на них защитных костюмов; налетая на сияние Камня, он вспыхивал багровыми сполохами, обжигая Михала злым огнём. Гэри чуть слышно стонал рядом, пребывая в полусознательном состоянии.

“Только не отпускать… только не отпускать…” – думал он, одной рукой сжимая Камень, а другой обхватив странно одеревеневшее тело ребёнка.

Михал лежал рядом, удерживая вторую жертву, и из последних сил цеплялся за руку Вона – ту, что с Камнем. Люди уже не пытались встать на ноги, осознав, что им не оторвать от пола детей.

Вокруг бушевала, безумствовала тёмная стихия, но причинить им серьёзный вред она была не в силах. Пока Камень у них…

Гэри почти перестал ощущать правую руку, и от этого ему казалось, что она совсем слабо держит Камень. Он стискивал его всё сильнее, рука всё больше немела…

– Помоги, Командир… – прохрипел он. – Не могу удержать…

Михал с огромным трудом переместил руку, чтобы обхватить кисть Гэри. Во время этой операции его едва не оторвало и не унесло прочь – к жертвеннику, бешеной ревущей круговертью.

Теперь и рука Михала онемела. Приказы мозга напрягали мышцы, но ответных импульсов – о выполнении приказа – не было. Всего лишь иллюзия…

Сухой Ветер был бессилен, он не мог вырвать у них Камень, до тех пор пока они держат… пока они держат детей.

Колдунья ничего не могла с этим поделать, но создать у них иллюзию беспомощности – это было в её силах.

Их снова поволокло по полу в сторону жертвенника, и, когда они почти достигли его, колдунья вновь обратилась к людям, презрительно глядя на них сверху, пряча за презрением свои сомнения.

– В последний раз – в самый последний раз я даю вам возможность уйти, – её голос легко перекрывал рёв, свист и скрежет взбесившегося мрака. – Их судьба решена, и её не изменить, – она указала на детей небрежным жестом, которого люди не видели, но всё и так было ясно. Даже без перевода.

Переводчики по-прежнему не работали, и от того, что смысл слов чёрной жрицы каким-то непонятным образом доходит до сознания, минуя привычные барьеры, становилось ещё более жутко, ещё острее ощущалась незащищённость, наиболее болезненная именно здесь – в последнем бастионе собственного разума.

– Вы сделали всё, что могли. Вам не в чем себя упрекнуть. Бессмысленно умирать вместе с ними. – Она замолчала, как бы давая понять, что у них есть немного времени на размышление. Совсем немного, но всё-таки есть.

– Уходи! – рявкнул Командир в ухо Гэри.

– Ещё чего, – проскрипел тот.

– Уходи! – повторил Михал, яростно лягая Вона.

– И не подумаю! – отрезал Гэри.

С шипением и свистом упали в ревущий мрак слова колдуньи – её терпение лопнуло, а кроме того, время Одинокой Луны было на исходе.

Рваный, доведённый почти до абсолюта в своей разрушительной неправильности, ритм заклинаний овладел окружающим пространством, и только маленький участок его всё ещё сопротивлялся, сохраняя хрупкую жизнь.

========== Глава 109. Ветер иного мира ==========

Словно какая-то древняя память ожила, встрепенулась, заметалась испуганно в сознании людей.

Она сказала им, что эти звуки смертельны, эти вибрации, принесённые из мрачных глубин смерти, уничтожают всё живое, и лишь Камень, всё ещё не выпавший из онемевших рук, удерживает вокруг них незримую беззвучную несокрушимую Силу Жизни.

На миг они ощутили её присутствие так ясно, как можно ощутить нежную ласку воды или тёплое прикосновение солнечного луча, даже ещё яснее.

Но потом всё померкло и внутри и снаружи, пространство, а может быть и время, закрутилось в жгут, перекручивая всё вокруг и их самих с воем, который вот-вот должен был прорвать невесомую ткань жизни.

Вот-вот раздастся непоправимый последний треск, и полотно, которое нельзя зашить, разорвётся, открывая проход в неведомое и безвозвратное. И треск раздался.

Душераздирающий, поднявшийся надо всем, что творилось вокруг, и всё это – нарушающий.

Глубокие трещины зазмеились по тёмной плите жертвенника, стоило ему соприкоснуться с Камнем.

Гэри с трудом приоткрыл глаза. Он был почти уверен, что уже никогда их не откроет – почти, потому что он был неисправимым оптимистом.

Он только приоткрыл их и тут же снова зажмурился. Сверкающий жаркий свет бил в лицо, и Вон успел подумать, что, вероятно, досрочно достиг конца туннеля – того самого, о котором рассказывают реанимированные.

Конечно, он тут же снова открыл глаза, но на этот раз они были готовы, а сознание с трудом поспевало осмысливать увиденное.

И он, и Михал вместе с детьми-жиззеа лежали на жертвеннике, всё вокруг заливал яркий золотисто-молочный свет, исходивший не то от Камня, который Гэри всё ещё сжимал в руке, не то от сияющей фигуры – она слегка колебалась в воздухе перед ними.

Присмотревшись, Гэри различил мягкие черты молодого женского лица, руки, протянутые то ли к чёрному жертвеннику, то ли к тем, кто на нём лежал, длинные волосы, рассыпавшиеся по плечам, белую одежду, чьи лёгкие складки словно трогал тихий ветерок.

Незнакомка посмотрела ему прямо в глаза. Гэри и не подозревал, что взгляд может выразить столько любви и печали, он ощутил, как горло перехватил спазм.

Сияющий взгляд скользнул ниже. Теперь и люди заметили, что каменная плита алтаря, на которой они лежали, вся пошла широкими сквозными трещинами, и внутри словно что-то бурлило и билось, что-то бесплотное, но живое, неосязаемое, но реальное.

Из трещин вырвались лучи света, тут же превратившиеся в лёгкие светящиеся облачка и устремившиеся к незнакомке.

Гэри показалось, что они похожи на крохотных жиззеа; когда они проносились поблизости, он различил мелькавшие в воздухе прозрачные крылышки, впрочем, у них всё было прозрачным.

Прошло всего секунд пять с тех пор, как люди пришли в себя, и ощутив, что свободны, они осторожно сползли со зловещей плиты, прижимая к себе детей. Теперь их не только можно было без труда поднять на руки, но они и сами начали шевелиться и скоро уже стояли рядом со своими защитниками, которые крепко держали их за руки и не сводили глаз со светящейся фигуры.

Массивная каменная плита осела, рассыпаясь на куски. Женщина взмахнула рукой, в лице её проступила суровая сила.

Осколки камня вспыхнули багровым огнём, рассыпаясь во прах, они продолжали пылать, пока от них не осталась лишь горстка белёсого пепла.

Женщина посмотрела на неё с сожалением, как на неоконченную работу, завершить которую у неё не было возможности.

Затем она окинула взглядом огромный зал, стены которого тонули во мраке. Казалось, она искала колдунью. Во всяком случае, люди только теперь вспомнили о ней и тоже начали вглядываться в темноту.

Там что-то шевелилось, нечто, казавшееся бесформенным и страшным, но теперь – при свете – бессильным и даже жалким. Колдунья была здесь, но она не смела подать голос. Светящаяся незнакомка подняла руки, и порыв ветра пронёсся по подземному залу, ворвался в Башню через открытый люк.

Это был ветер иного мира, уносящий с собой то, что уже не должно принадлежать миру материи.

Тёмные костяки стражей чёрного алтаря он обратил во прах – горстка этого праха присоединилась к пеплу жертвенника – всё, что осталось от многочисленных скелетов, скрывавшихся в тени высоких стен, на которые давно уже не падал даже неверный свет факелов или светильников.

Пленённые чёрными жрицами невинные души получили свободу, тёмные духи оказались вышвырнуты в те измерения, где им и положено было находиться; трудно сказать, были ли они этому рады. По крайней мере чёрная жрица была в отчаянии.

Сила Камня обожгла, сокрушила её, и теперь она лежала на земле, не в состоянии не только воспротивиться происходящему, но и просто подняться на ноги. Ей казалось, что это конец, что сама смерть придавила её к земле, не давая вздохнуть.

Теперь она хорошо понимала свою ошибку – гораздо более грубую, чем та, которую много лет назад совершила её предшественница, когда привела к чёрному жертвеннику трёх мастеров, будущих Трёх Призраков.

Ей казалось, что сила Камня ослабела, так как он не находился более в руках жрицы, но эти двое готовы были умереть ради спасения детей, и в этот момент они сами стали жрецами.

Да, да, ведь жрица говорила, что в Камне частица души существа, которое умерло, чтобы жили другие. Повторив её выбор, они позволили создавшей Камень вернуться в этот мир!

С такой противницей колдунья тягаться не могла, и ей оставалось только обессиленно наблюдать, как уничтожается то, что собирали, копили многие поколения её рода, умножая тёмную силу этого места и свою собственную. И вот теперь она лишилась всего. Почти всего…

Три Призрака по-прежнему здесь. Они не получат свободы, пока тайное не станет явным для всех, пока королева Аззы не признает своего позора, а значит, они никогда её не получат, останутся здесь до скончания времён!

Светящаяся фигура округлила руки, словно обнимая души детей-жиззеа, вырвавшихся из плена, в котором удерживал их чёрный жертвенник, бросила последний взгляд на людей и исчезла, оставив после себя лёгкий, ни на что не похожий аромат.

На миг стало так тихо, что даже не верилось в возможность такой тишины, и только теперь ощутилось-вспомнилось, что пока таинственная гостья из иного мира была здесь, пространство наполнял некий звук, какая-то невероятная хрустальная нота, трепет, вибрация, словно дыхание самой жизни.

Оно унесло обрывки заклинаний, отголоски стонов, ужас и злобу, страх и ненависть, копившиеся здесь так долго.

Осталась тишина, которую не хотелось нарушать ничем, но секунду спустя какой-то шорох из темноты всё-таки нарушил её – вроде бы вполне невинный лёгкий шорох, он, казалось, напомнил, что освобождение этого места и его первых пленников так и не состоялось. Это лишь передышка, противник временно отброшен назад, но он соберётся с силами и начнёт новое наступление.

Это малоприятное ощущение прогнала внезапно включившаяся, будто проснувшаяся аппаратура. Заработала терморегуляция защитных костюмов, включились фонарики и рации.

– Михал, Гэри, отзовитесь! – взывали передатчики голосом Виллены. – Направляемся к вам.

– Пора отсюда сваливать, – вместо ответа буркнул Командир, примериваясь, как бы половчее обхватить ребёнка, чтобы не повредить крылышки, которые до этого времени каким-то чудом уцелели.

– Ещё как пора! – с энтузиазмом согласился Гэри.

– Мы целы. Что у остальных? – спросил Михал.

– Кенур тяжело ранен. Сбрасываю план подземелья.

Передатчик замолчал, и люди, враз помрачневшие, не стали расспрашивать, сосредоточившись на дороге.

Как только они покинули ту часть подземелья, что находилась под Башней, шорохи возобновились с новой силой. Если бы кто-то мог видеть, что там происходит, он стал бы свидетелем того, как колдунья с немалым трудом и столь же немалым упорством добралась до центра подземного зала.

Она не могла держаться на двух ногах, и движения её удивительным образом напоминали движения Старого Попрошайки, пробирающегося по Мёртвому Посёлку.

Добравшись до маленькой кучки пепла, колдунья повалилась прямо на неё и затихла. Время от времени она начинала что-то бормотать – что-то, казавшееся лишь бессмысленным набором малоприятных звуков, – а затем снова затихала.

Привлечённые этими звуками, две неразличимые во мраке тени колыхались около неё.

========== Глава 110. Лора. Самоотдача ==========

Золотистый леопард уже не казался таким золотым и ярким, каким он был в начале этой долгой ночи. Его шерсть потускнела, дыхание стало тяжёлым.

Лора лежала на земляном полу, положив голову на израненный бок Кенура – теперь он дышал глубже, в его полуприкрытых глазах застыло то ли удивлённое, то ли вопросительное выражение.

Жизнь, с которой он уже простился, возвращалась к нему, медленно вливаясь в тело, окоченение проходило, тепло накатывало на него волнами, в ритме пульса, живое тепло, вытесняющее могильный холод.

Только золотому леопарду становилось всё холоднее.

Рэю хотелось крикнуть ей: “Хватит! Остановись!”

Но он молчал, как и все остальные. Она знает, что делает. Должна знать…

Слишком много сил пришлось отдать живущей за последние часы. Дилано физически ощущал, как жизнь вытекает из неё, вливаясь в тело полосатой собаки, как прежде – в тело принцессы.

Ощущение было таким ясным и полным, словно это его собственная жизнь, даже более собственная, чем та, которой он на самом деле обладал.

Ззия лежала поблизости. Кажется, спала или была без сознания, но во всяком случае – жива.

Наконец пятнистая кошка отодвинулась, тяжело поднялась на лапы и пошла куда-то, выбрав один из коридоров.

Она ставила ноги неспешно и осторожно, словно боясь потерять равновесие или споткнуться, было ясно, что она сильно ослабела.

Рэй и Анната осторожно подняли на руки принцессу; Виллена легко подхватила Кенура; Михал и Гэри так и не выпустили из рук детей, которых с таким трудом отвоевали; Иллана замыкала процессию, поддерживая Мррума.

– Куда она идёт? – пробормотал Михал, изучая схему ближайших подземных переходов, выведенную на визир.