Текст книги "Империя ненависти (ЛП)"

Автор книги: Рина Кент

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 20 страниц)

– Большое спасибо за ненужные образы о моей трахающейся дочери, Стерлинг. – Кинг отталкивает меня, но направляет свое отвращение на Нейта. – Пока я лежал в коме. Правда, Нейт?

– Ты все еще жив.

– Ты, однако, не будешь живым, когда я передумаю и решу убить тебя.

Я поднимаю руку.

– Для всех будущих ссылок на уголовные дела, я не просто услышал эту угрозу.

– Я слышала.

Мы втроем поворачиваемся к источнику женского голоса. Аспен стоит напротив в короткой белой юбке и голубой футболке-поло, положив руку на бедро, и выглядит в десять раз моложе в своем обычном костюме.

– Я верну правосудие и позабочусь о том, чтобы этот сумасшедший придурок оказался за решеткой на всю жизнь. – она пристально смотрит на Кинга. – Если ты окажешь нам всем услугу и совершишь убийство, скажем, во Флориде или Алабаме, я даже посижу в первом ряду, когда тебя будут бить током.

– Может, я буду сидеть в первом ряду, когда твоя кровь ведьмы толкнет тебя на убийство первой степени. А теперь, не могла бы ты порадовать нас причиной твоего нежелательного присутствия?

– Джефферсон пригласил меня на гольф.

– Тебя?

– Старший партнер, когда все проверяли.

– Ты опоздала, – дружелюбно говорит Нейт.

– Наверное, в первый час тебя это не беспокоило? – спрашиваю я.

– Вы знали? – Кинг смотрит на нас так, как будто мы обезглавили его любимого щенка а-ля гильотина.

– Вопрос в том, почему бы и нет? Джефферсон пригласил партнеров. Аспен в этом списке на первом месте.

Нейт проверяет часы, вероятно, ему не терпится вернуться домой. Единственная причина, по которой он согласился быть здесь, это то, что Гвен готовится к экзаменам.

– Его сексистский член так ненавидит эту идею, что забывает о ней. Частенько.

– Ты, из тех, кто забывает, милая.

Она смотрит на него так, словно он уперся ногами в ее ребра и раздавил ее несуществующее сердце, но вскоре она сглаживает свое выражение.

– Не больше, чем ты, малыш.

Настала его очередь смотреть на нее, как на дикого жеребца, которого он хочет приручить. Откинув волосы, она поворачивается лицом ко мне и Нейту.

– Что мы будем делать дальше?

Кинг смеется.

– Ты бы не знала, как играть в гольф, если бы тебя кормили с ложечки, любительница.

– Ты в игре.

Она начинает следовать нашим с Нейтом инструкциям. К тому времени, как мы заканчиваем с гольфом, Кинг и Аспен находятся в нескольких секундах от того, чтобы перерезать друг другу горло или трахнуться на траве. Не знаю, что из этого более актуально.

На лице Нейта выражение: «что я сделал, чтобы заслужить это?», и я более чем готов уехать домой.

Обычно я этого не делаю. Еду домой, я имею в виду. Разве что поспать или притвориться, что у меня есть хоть какое-то подобие хорошей жизни.

Но сегодня я не могу перестать думать о том, кого я оставил в квартире.

И я, возможно, купил кучу ненужного дерьма по дороге домой. Например, куртку Миньонов, игрушку для кошки и премиальную рыбку.

Когда я возвращаюсь, меня встречает такое количество гребаных цветов, что они взрываются у меня перед глазами.

Играет какая-то попсовая песня и все танцуют. Точнее, Николь и Джейден. Они прыгают с энергией стриптизерши на шесте. Лолли тоже присоединяется к веселью, бегая из одного конца комнаты в другой, похоже, в поисках своей собственной дозы того, что эти двое принимают.

Не обращая внимания на свою коленопреклоненную реакцию – испортить все их развлечения, – я прислоняюсь к дверному проему и скрещиваю ноги в лодыжках. Сцена передо мной разыгрывается, как клишированная сцена из диснеевского фильма. Николь кружит хихикающего Джейдена, ее собственный смех раздается в воздухе с грацией чертового ангела.

Нет, Дэниел. Ты не думаешь о том, чтобы выбросить девятилетнего ребенка из окна, чтобы занять его место.

– Дэн!

Тот самый человек, которого я хотел прикончить, зовет меня, ухмыляясь, показывая свои отсутствующие зубы.

Внимание Николь наконец-то переключается на меня, она бледнеет, а затем краснеет, как девственница. Поправка, она не краснела, когда была девственницей.

Она была ангелом с внешностью дьявола. Теперь она выглядит как сломленный ангел. Дьявол, который со второй попытки исполняет «Knockin' on Heaven's Door», версию Guns N' Roses.

Ее движения суетливы, когда она убавляет музыку из динамика.

– Прости, я… думала, ты вернёшься только ближе к вечеру.

Таков был план, пока я не пришёл к тревожному осознанию того, что во внешнем мире нет того, что мне нужно.

А в моей скучной квартире с бывшей есть.

Но я не предлагаю это объяснение. Вместо этого я бросаю Джейдену куртку с Миньонами, от которой он охает и ахает и даже обнимает меня.

Кощунство.

Но я все равно поглаживаю его по спине, потому что, отпрыск или нет, детям вроде как нужна вся эта хрень с лаской. Он может быть умным, но он такой же одинокий, как и его сестра.

Они так долго были миром друг для друга, что мне кажется навязчивым даже находиться между ними.

Но они все равно впустили меня, Миньоны, Лолли и все такое.

– Я собираюсь сфотографировать это с другой моей коллекцией, – объявляет он, а затем бежит в комнату, будто его задница в огне.

В его комнату.

У этого маленького негодяя есть комната в моей квартире. На самом деле это комната для гостей, которой до него никто не пользовался.

Николь заняла вторую комнату для гостей, в которой она не спит, потому что секс происходит в моей спальне.

– Ты должен перестать дарить ему подарки, – говорит она мне, когда я нахожусь на кухне и наливаю себе стакан воды.

Я прислоняюсь к стойке и поворачиваюсь к ней лицом.

– Это твой способ сказать: «Спасибо, что заботишься обо мне и моем брате. Дай мне пососать твой член, чтобы показать, как я тебе благодарна?»

Ее щеки приобретают глубокий оттенок красного, но, к ее чести, надменное выражение лица не исчезает. Думаю, аристократическая кровь в твоих жилах никогда не меняется, даже если твоя мать оказывается психопаткой на стероидах.

– Ты его балуешь. – она полностью игнорирует мое предложение «пососать мой член». – Ему будет трудно приспособиться, когда все это закончится.

– Все это?

Я пытаюсь сделать вид, что она не уколола меня метафорически своим любимым кухонным ножом.

Да, план – который сейчас ищет терапевт – состоит в том, чтобы выгнать ее, как только закончится битва за опекунство, но это не значит, что она может так думать.

Николь испускает разочарованный вздох.

– Какую бы вендетту ты мне ни устроил.

– Нет такого мелкого шрифта, который бы говорил, что все закончится в ближайшее время. Возможно, тебе стоит отдохнуть от ненужных мыслей.

– Как долго ты намерен продолжать в том же духе?

– Уже надоело? – я хватаю ее за волосы, мои пальцы впиваются в ее затылок. – Это не звучало так, когда ты кричала на всю комнату прошлой ночью.

Ее нежные руки приземляются на мою грудь, когда она заглядывает мне за спину.

– Прекрати. Джей не спит.

– И мой член тоже.

Я толкаюсь своей эрекцией к мягкой плоти ее живота, доказывая свою точку зрения. Он в таком состоянии с тех пор, как я вошел и увидел ее танцующей и смеющейся, как богиня.

Ее бедра трепещут на моих, а потом это происходит: легкая дрожь, закрытие глаз и напряженность во всем теле.

Когда она открывает их, она немного расслабляется и смотрит на меня, как нимфа. Либо она такая и есть, либо я действительно нуждаюсь в терапии от сексуальной зависимости.

Я даже поставил себе диагноз и могу избавить психотерапевта от необходимости называть его. Я сексуально зависим от Николь.

С тех пор, как я узнал, что такое секс, и тот факт, что я не мог владеть ею, а потом не должен был, превратил меня в озлобленного проклятого мудака.

Мои эмоции всегда были мягкими, контролируемыми, абсолютно регулярными. За исключением тех случаев, когда дело касается этой девушки.

С ней они превращаются в цунами токсичного дерьма и вызывают безмерную потребность причинить боль.

Я трусь членом о ее живот, и она вздрагивает.

– О Боже, здесь? – шепчет она.

– Самое подходящее место.

– Ты сумасшедший.

– Бывало и хуже. Теперь сделайте этот рот полезным и оберните его вокруг моего члена, мисс Адлер.

– Не называй меня так. – она морщит нос.

– Тебя бесит неполноценность?

– Чувство чужой да.

Ее рука обхватывает мой член через брюки, и я чуть не кончаю, как новичок.

– Мы и есть чужие, Николь. Одиннадцать лет тому подтверждение. Да и десять лет до этого не отличались яркими красками.

– Но это все равно не делает нас чужими. – она медленно двигает по мне рукой, получая явное удовольствие от того, как дергается мой член в ее руках. – Видишь? Твой Младший узнал меня.

– Какого черта ты помнишь это имя?

– У меня хорошая память. Кроме того, он мне что-то говорит, Младший.

– Не знал, что ты общаешься с членами.

– Младший разговаривает только со мной, – говорит она с яркой улыбкой, от которой я становлюсь твердым, как статуя Свободы.

– Давай перейдем к твоему сумасшедшему дерьму. Что он тебе говорит?

– Что он побывал в огромном количестве дырок, и он устал.

– Да?

– Да, он думает, что ему нужно немного отдохнуть.

– У тебя, наверное, проблемы со слухом, потому что в его ограниченном словарном запасе не существует такого понятия. Трахаться это его способ выживания как здорового двадцатидевятилетнего мужчины.

Она сжимает меня, пока я не рычу.

– Он не имеет в виду, что он устал от секса, только от других девушек.

Мои губы кривятся в ухмылке.

– Это слишком много слов и неаккуратная тактика, чтобы сказать мне, что ты хочешь, чтобы мы были единственными друг у друга.

Она забирается в мои брюки и начинает двигать по мне рукой, вверх и вниз, пока вся моя кровь не приливает к паху.

– Я хочу, чтобы мы были единственными друг у друга.

– А я хочу быть адвокатом Королевы. Мы не всегда получаем то, что хотим.

Николь вытаскивает руку из моих брюк как раз в тот момент, когда я собираюсь украсить ее своей спермой.

Похоть медленно исчезает, и ее надменное выражение лица возвращается.

– Тогда я пойду трахаться с другими мужчинами.

– Вперёд. И не забудь не использовать зубы, когда делаешь минет.

Мне хочется пнуть в задницу того, кто произнес эти слова, когда самое сильное чувство зарезать любого, кто к ней приблизиться. Или к кому бы она ни подошла.

– Ты действительно будешь спать с другими девушками?

В ее тоне звучит обида, сокрушение, которое, блядь, потрошит меня.

– Мы не в отношениях, Николь. Это называется секс. Без всяких обязательств. Погугли.

– Тогда я не позволю тебе прикасаться ко мне. Обращайся к своим девкам для проблем с эрекцией.

– Какого черта ты драматизируешь?

– Значит, просьба об элементарной человеческой порядочности теперь называется драмой? Ладно, тогда я королева драмы. Тебе стоит потереть одну, потому что мой рот не будет касаться этого члена.

И затем она убегает в комнату Джейдена, оставляя меня здесь, с яростью и желанием задушить ее нахуй.

Теперь мне приходится заново знакомить свой член с рукой и надеяться, что их любовно-ненавистный роман продлится еще какое-то время.

Весь оставшийся день Николь игнорирует меня. Просто игнорирует. Как будто она королева, а я паж в ее распоряжении.

Это одна из ее отвратительных черт, которую я ненавижу с тех пор, как мы были юными. У нее есть тенденция заставлять окружающих чувствовать себя меньше, чем гребаной грязью.

Во время ужина Джейден, мой единственный союзник, не считая непостоянной Лолли, спрашивает:

– Как вы познакомились?

Николь смотрит на брата, потом на меня.

– Мы ходили в одну школу.

– Это не было официальным знакомством. Мы даже не разговаривали в школе.

Я потягиваю суп, наполовину удивляясь тому, что могу говорить во время еды, наполовину испытывая искушение все это выблевать.

– Когда вы начали общаться? – спрашивает Джейден.

– Когда я спас ее от аллергической реакции. Она бы умерла, если бы не я.

– Это неправда, – говорит Николь.

– Хочешь вызвать врача? У тебя было удушье.

Глаза Джейдена расширяются.

– Из-за персиков?

– Именно так, приятель. Твоя сестра знала, что у нее на них аллергия, но все равно украла и спряталась, чтобы съесть.

– Раньше у меня не было такой сильной аллергической реакции, – ворчит она, откусывая кусочек еды. – С того дня я никогда не ела персики.

– Ты просто сосешь эти леденцы вместо этого и заполоняешь этим цветом все, что можно.

– Нет.

– Твой ежедневник, чехол для телефона персикового оттенка.

– Он единственный был в наличии.

– Твой ежедневник тоже персикового оттенка.

– Совпадение.

– Могу поспорить. – Джейден смотрит, между нами, наполовину не замечая, наполовину интересуясь напряжением, которое вот-вот разгорится. – Вы стали близки после этого?

Я фыркаю:

– Нет после того, как она выдала меня как виновника, который дал ей персики.

– Я никогда этого не говорила, – промурлыкала она. – Мама и тетя Нора сами догадались.

– Хорошая попытка. – я выпиваю целый стакан воды, удивляясь, что не давлюсь. – Теперь ты скажешь мне, что не доносила на меня дюжину раз, которые последовали за этим.

– Нет.

– Тогда почему ты ходила за мной по пятам, как дьявол за плечами?

Она поджимает губы, но ничего не говорит.

– Так я и думал.

– Ты всегда так делаешь, – выплюнула она. – Предполагаешь что-то и подтверждаешь это, даже не спросив меня об этом.

– Ты никогда не предлагала объяснений.

Она поднимает подбородок.

– Мне нечего тебе объяснять.

– Фантастика.

– Блестяще.

Джейден испускает долгий вздох, качая головой, как старик.

– Мне уже пора идти в свою комнату? Вы собираетесь начать целоваться?

– Не в этой жизни, – шипит Николь.

– Никогда, – говорю я в то же время.

– Слава Богу. – Джейден поднимает плечо. – Это все равно противно.

Нет, это не так.

Но я не говорю этого и вместо этого ем свою отвратительную еду, которая вдруг перестает казаться такой уж ужасной.

Николь смотрит на меня, а я смотрю в ответ.

Играй сколько хочешь, Персик. Я уже одержал победу в этой игре.

Глава 20

Дэниел

Воздержание капризная сука с проблемами абстиненции.

Мой член ненавидит меня. Мое тело ненавидит меня.

Я ненавижу себя.

Но не настолько, чтобы сломаться.

До этого я пережил полторы недели без секса. Что такое четыре дня?

Очевидно, около четырех десятилетий в человеческих годах, судя по моим подростковым заскокам, когда в поле зрения появляется эта проклятая девушка.

Неважно, во что она одета, в платье, простые джинсы или длинный халат. Все, что я чувствую, это необходимость трахнуть ее, пока ни один из нас не сможет нормально дышать.

В тот вечер, сразу после того, как она сказала мне слово на букву «Е», а я без обиняков заявил, что она может идти сосать, я столкнулся с ней на кухне, когда она готовила абрикосовый сок. Я готов поставить свою карьеру и левое яйцо на то, что она пьет его, потому что этот фрукт больше всего напоминает персики. Но в любом случае, когда моя рука нечаянно коснулась ее, она посмотрела на меня с таким снобизмом, что я был одновременно тверд и раздражен, как огненный шар.

Она показала на себя и сказала:

– Это запрещено.

Затем откинула свои локоны и направилась обратно в свою комнату.

Я вынужден был остановить себя, чтобы не пойти за ней, иначе у нас на руках было бы убийство второй степени.

Мы с моим членом до сих пор не решили, что мы думаем о ее вновь обретенной уверенности. Она сияет, как ангел, парящий над плечом Бога. Не то чтобы она не обладала уверенностью несколько недель назад, но она держала ее в тайне, склонив голову и прикусив язык, сохраняя свою работу и Джейдена.

В последнее время, однако, ее прежняя сущность начала проглядывать сквозь трещины. И как бы мне ни хотелось трахнуть эту Николь до беспамятства, она мне не нравилась.

Она не была уверенной в себе. Она граничила с высокомерием, с наклонностями злобной девчонки и знаком суки на лбу.

И будь я проклят, если не подрежу эти крылья, прежде чем она снова превратится в себя прежнюю.

– Ваш кофе, – мило говорит она, наклоняясь так, что половина ее груди почти вываливается из блузки.

Я хватаюсь за край стола.

Лежать, Джуниор. Еще не пришло твое время блистать.

Притворяясь, что ее не существует – что так же успешно, как игнорировать глобальное потепление, – я делаю глоток кофе и слушаю, как она перечисляет сегодняшнее расписание.

Я выбрасываю кофе в мусорное ведро. Она прерывает свою презентацию ведущей.

– Что сейчас не так? Там был ровно один грамм сахара. Я сама его взвесила.

– Слишком горячий.

– Нет, не горячий. Ты просто ведешь себя так без причины.

– Причина есть.

– Просвети меня.

– Мой член закатывает истерику из-за отсутствия губ вокруг него. Если ты хочешь это исправить…

Красные пятна ползут вверх от ее бледного декольте к шее и даже к ушам. Но, к ее чести, выражение ее лица так и остаётся на той снобистской стадии.

Теперь, думая об этом, Николь никогда не была выразительной. Даже в тот день, когда все разбилось вдребезги.

Именно поэтому мне больше нравится ее новая версия. По крайней мере, я могу прочитать некоторые реакции, которые она оставляет незащищенными. Может так же, как она больше не может беспокоиться о том, чтобы скрывать свою красоту, она не может меньше заботиться о том, чтобы запечатать все внутри.

Она улыбается, и это так же фальшиво, как смех знаменитостей из списка А, и так же ярко.

– Конечно.

– Правда?

– Да. Ты просто должен сказать волшебные слова для этого. Повторяй за мной: никаких других людей.

Мои губы кривятся, затем я щелкаю пальцами перед ее лицом.

– Убирайся к черту.

Она поднимает плечо.

– Как пожелаете, сэр.

Ее походка к двери – это эквивалент стриптиз-шоу, за вычетом самой важной части – снятия одежды. Ее бедра покачиваются в той нежной, манящей манере, на которую способна только она.

Перестань смотреть.

Перестань смотреть…

Как только она доходит до двери, то оборачивается.

– Ох, и что бы вы хотели сегодня на ужин?

Эта чертовка знает, что и этим она меня зацепила. Хотя я считаю еду самой отвратительной вещью из когда-либо созданных, ее еда не попадает под эту категорию.

С тех пор как она стала моим личным поваром, я не ем с единственной целью – выжить.

На самом деле мне нравится это занятие, особенно когда Джейден выступает в роли клоуна, а Лолли сует голову куда сочтет нужным. В том числе на столешницу и плечо Джейдена.

Но если Николь думает, что я у нее как кольцо на пальце, то скоро ее ударят по голове последние новости.

– Я не буду ужинать дома.

– О?

Я не поддаюсь на ее попытку поддержать разговор, и точно так же исчезает ее радостное выражение лица.

Верно, детка. Ты должна поработать для этого.

Она прочищает горло.

– Где ты будешь ужинать?

– Это немного выходит за рамки твоих навыков.

– Я просто спрашиваю, не понадоблюсь ли я тебе на деловой встрече или еще где-нибудь.

– Это благотворительное мероприятие.

– Значит, тебе нужен помощник.

– Не совсем, но ты можешь передать мне презервативы или присоединиться к оргии, в которой я планирую принять участие сегодня.

Ее губы сжимаются, прежде чем она выходит и захлопывает дверь.

Хорошо. Теперь она чувствует хоть капельку того гребаного разочарования, которое она ложкой запихивала мне в глотку.

***

Позже вечером я одеваюсь в смокинг, не обращаю внимания на ее взгляды из-за кухонной стойки, позволяю Джейдену обнять меня на прощание и отправляюсь на благотворительное мероприятие.

Называть это мероприятие благотворительным немного натянуто, учитывая, что это способ богачей списать налоги.

В том числе Кинг и Нейт.

Они оба здесь. Нейта сопровождает его молодая жена, которая почти вдвое моложе его, но смотрит на него так, будто он ее рыцарь в сияющем Мерседесе.

Кинг один, потому что шлюхи не для публики, и он активно смотрит на Нейта всякий раз, когда тот прикасается к его дочери или заставляет ее смеяться. Если произойдёт преступление, клянусь, меня не будут втягивать в эту историю в качестве свидетеля.

Нокс присоединяется ко мне с красивой блондинкой.

Боже, неужели я подумал о блондинке и красавице в одном предложении?

Возьми себя в руки, Стерлинг.

Анастасия не похожа на принцессу мафии. Она мягкая, скромная и очень влюблена в моего друга, который еще несколько месяцев назад считал, что у него нет души.

Как и у меня.

Оказывается, я единственный на этой карусели. Кроме Кинга, возможно.

Зачеркните. У Кинга нет сердца, души и многого другого, чем я горжусь.

Обручальное кольцо Анастасии размером с континент, вероятно, было сделано из крови врагов мафии.

Не самая лучшая мысль, когда я целую тыльную сторону ее руки.

– Хорошо выглядишь, Ана.

Нокс пинает мою голень.

– Руки прочь от моей невесты.

– Которую ты заполучил благодаря мне.

Я пинаю его в ответ, когда никто не смотрит.

Он глядит на меня так, словно я проклятый папа римский.

– Как именно ты внес свой вклад? Это было до или после того, как ты почти все разрушил?

– Прямо посередине, вообще-то. Ана, пусть этот придурок знает, что я сыграл важную роль.

– Дэниел был хорошим игроком.

Она смеется, выражение ее лица светлеет, и у меня в животе появляется тошнотворное дерьмо, которое бывает, когда меня вот-вот стошнит.

Вот почему я не люблю блондинок. Они всегда, без малейшего чертового сомнения, выглядят как она в моем испорченном сознании.

– Ты что-то недопонимаешь, красавица. Дэниел кто угодно, только не хороший игрок.

– Твоя зависть заливает пол, Ван Дорен. Каждый человек на планете Земля знает, что я более очарователен, чем ты когда-либо будешь.

– Поэтому ты накричал на двух человек на этой неделе?

– На троих, и они были идиотами. Быть обаятельным не синоним покладистости, а у меня аллергия на глупость.

– Но Нокс прав. Гвен сказала, что ты другой, – без нужды снабжает Анастасия.

Гвен, жена Нейта, ее подруга, и, видимо, сплетни стали их побочным хобби, потому что она говорит:

– С тех пор как у тебя появилась новая помощница. И тоже блондинка. Я всегда думала, что ты нас ненавидишь.

– Да. Без обид.

– Обиделась.

Нокс сверлит меня взглядом.

– Извинись.

– Мне жаль, что ты родилась с отвратительным цветом волос, Анастасия. Ты мне нравилась больше, когда красила волосы в черный оттенок.

– Ты уверен, что это извинение? – она качает головой.

– Единственная версия, которую ты получишь.

Я улыбаюсь, показывая свои ямочки, поскольку они, очевидно, заставляют людей терять бдительность или падать на колени.

За исключением одного гребаного человека, очевидно.

– А теперь, если вы меня извините. Мне нужно поприветствовать нескольких клиентов.

Раунд общения равен лайку случайных постов в социальных сетях и комментариям о том, что люди хорошо выглядят, когда они на самом деле картошка в виде людей.

Возможно, я отношусь к экстравертам, но чрезмерное общение с людьми заставляет меня чувствовать себя… пустым.

Быть может, даже одиноким.

Но моему несуществующему психотерапевту не нужно об этом знать.

– Дэнни!

Девушка в золотистом бросается в мои объятия, как проститутка в стрип-клубе.

– Катерина.

Я целую ее в щеку, чтобы отстраниться, а она едва заметно трется животом о мой член.

Никаких признаков жизни.

Чертовски идеально, Джуниор. Через некоторое время мы обратимся в больницу.

У Катерины богатый отец, который помог ей встать на ноги, но она еще и труженица. Это то, что я уважал в ней, когда мы впервые встретились в университетские годы.

На ней золотистое платье, которое могло бы соперничать с одеждой драг-квин. Она высокая, с изящными изгибами и охренительной задницей и… в общем, это все, что я о ней помню.

И тот факт, что мой желудок терпит десятую часть ее еды.

– Давно не виделись, незнакомец.

Она проводит своим красным маникюром по моему галстуку.

– Я был немного занят.

В попытке переспать со своей помощницей на моих условиях и потерпел неудачу. Не то чтобы кто-то нуждается в этих удручающих подробностях.

– Тогда, наверное, это судьба, что мы встретились здесь.

– Мы крутимся в одних кругах, Кэт. Судьба это последнее, чему ты должна отдавать должное.

– Ой, не будь занудой.

– Не будь безнадежным романтиком.

Это отвратительно.

Все эмоции отвратительны.

Особенно слезливый тип, который многим удивительно нравится.

– Романтика это последнее, в чем я нуждаюсь, – мурлычет она. – Я открываю новый ресторан в Париже.

– Поздравляю.

– Не желаешь перенести эти поздравления в более уединенное местечко?

Нет.

Но у меня нет причин для отказа, поэтому я говорю:

– Веди.

Я хочу проткнуть себя десятисантиметровым ножом и надеюсь, что боль разбудит мой член спящей красавицы.

Катерина отводит нас в комнату с утварью в дальнем конце зала и запирает за нами дверь.

Прислонившись к ней, она начинает возиться со своими едва заметными бретельками.

Она красивая, горячая, с телом, в котором я могу потерять себя часами, и она брюнетка.

Идеально подходит для быстрой интрижки, поцелуя в лоб и переделки Парижа.

И все же мой член продолжает дремать, ожидая поцелуя другой принцессы.

Той самой принцессы, о которой он чуть не начал вести дневник, чтобы запомнить первый раз, когда ему удалось ее запятнать.

Забрать ее невинность.

Оказаться внутри нее.

С другой стороны, Катерина ничего для меня не делает.

Она и в прошлом не делала. Никто из других девушек не делал.

Они были просто необходимостью.

Я уже собираюсь уйти, найти Николь и согласиться на ее условие, положив руку ей на задницу, пока я трахаю ее, когда в тишине раздается грохот.

Сначала я думаю, что нас бомбят.

Привет, террористы и мировой беспорядок.

Но это происходит снова. Стук в дверь. Больше похоже на чертов кулак.

– Кто-то пришел, – хнычет Катерина.

Грохот раздается снова, на этот раз сильнее.

– Ты меня не слышал? – кричит она.

Снова грохот, и я подавляю улыбку. Кажется, я точно знаю, что это за террорист.

Катерина открывает дверь с большим нетерпением, чем ребенок.

– Ты!

«Ты», террористка с самым великолепным лицом, которое только создал Бог, это не кто иной, как Николь.

Она проходит мимо Катерины, ее осанка напряжена, а лицо напоминает суверенитет на картинах.

Но ее тело это мириады движений. Ее ноги дрожат. Ее пальцы подрагивают.

Это едва заметное зрелище. Почему я раньше не замечал изменений в языке ее тела?

Она стоит, между нами, в своем простом черном платье и на каблуках, которые я хочу с нее снять.

Вообще-то, каблуки могут остаться.

Николь не нужно быть яркой или даже прилагать усилия, чтобы выглядеть красиво. Второсортное платье, аккуратный шиньон, немного макияжа, и она готова выйти на подиум.

– Разве ты не ассистентка? – шипит Катерина, явно злясь на Николь за то, что та оборвала ее момент.

– Единственная и неповторимая.

Она улыбается с капающей сладостью.

– Не хочешь поделиться, что ты здесь делаешь? – спрашивает Катерина.

Николь смотрит на меня, потом тянется к лифчику, и мой член как бы воскресает из пепла, как дешевый феникс.

Между ее пальцами лежит пакетик.

– Подумала, что дам тебе презерватив, чтобы он не заразил тебя венерическим заболеванием, которое он передал мне. Хламидиоз. Мерзкое дерьмо, и мы, девочки, должны беречь друг друга.

Катерина бледнеет. Я разражаюсь смехом.

Черт. Эта девушка.

– Это что, какая-то извращенная шутка?

Катерина смотрит между непроницаемым Николь и моим крайне забавным, как зритель на теннисном матче.

– Хочешь увидеть результаты? – Николь начинает поднимать платье.

– Отвратительно. Вы оба.

Катерина бросает на нас взгляд и выбегает из комнаты со скоростью, от которой трещат ее каблуки.

Николь демонстративно выпускает презерватив движением микрофона.

– Слышала, у нее большой рот. Удачной жизни, чтобы убедить кого-нибудь прикоснуться к вашему хламидийному члену, сэр.

– Ты слишком одержима моим членом, ты знала об этом? – я все еще улыбаюсь. – Сначала ты сосешь его как шикарная шлюха, потом скачешь и трогаешь его, когда он рядом с тобой, и не можешь не смотреть, когда он не внутри тебя. А теперь ты пускаешь слухи. Думаю, на похоронах ты не скажешь, что у меня был маленький член, да?

– Этот план в действии, спасибо тебе большое.

– Лгунья. Ты даже принесла презервативы нужного размера. Большого.

– Это часть моей работы.

– Раздача презервативов?

– Не дать боссу загрязнить мир своим семенем.

– Спермой, Персик. Это называется сперма. – я обхватываю пальцами ее затылок и притягиваю к себе. – И тебе лучше быть готовой захлебнуться ею после того, как ты обломала меня.

– Я?

Она играет в невинность, даже когда ее тело трепещет вокруг моего.

Мой большой палец находит ее пухлые губы, и я проникаю внутрь. Она проводит языком вокруг него, облизывая и посасывая, будто это мой член.

Ее глаза встречаются с моими с вызовом, смешанным с дикой похотью, которая сводит меня с ума.

Синдром спящей красавицы выпустил мой член из своих лап, и сейчас он переходит в режим Халка.

Николь хватает мое запястье обеими руками и мотает головой вверх-вниз, делая вид, что сосет мой чертов палец.

Каковы шансы, что он волшебным образом поменяется местами с другой частью моего тела, которая очень нуждается в ее технике?

– Лучше прекрати это, если не хочешь, чтобы тебя трахнули у двери.

У меня хватает приличия говорить непринужденно, почти скучно.

Николь не клюет на наживку, ее глаза продолжают сверлить дыры в моем лице и сообщают что-то, что должно было быть уничтожено вместе с нацистами.

– Ты услышала ту часть, где я буду трахать тебя у двери, без оговорки, что мы единственные друг у друга?

Она отпускает мой большой палец с причмокиванием.

– Ты все равно не можешь касаться других. Катерина, наверное, уже проболталась об эпизоде с хламидиями всем, кто будет слушать. Так что, думаю, ты застрял со мной.

– И ты позволишь мне прикасаться к тебе с якобы венерическим заболеванием?

– Ты уже передал мне, так что это не имеет значения. Считай, что это безвозмездно, по старой дружбе.

– Может, это ты мне передала?

– Кто сказал?

– Мое медицинское заключение и презервативы, без которых я никогда не трахался.

– Ты трахал меня без презерватива.

– Вылетело из головы.

– Ты бы и муравью не позволил выскользнуть из головы… О Боже, ты был слишком взвинчен мной, не так ли?

– Прости, что огорчаю тебя, любимая, но у тебя не золотая киска.

– Нет, она лучше. Сделана из бриллиантов, достаточно твердых, чтобы они проникали в твой стальной контроль. Было больно?

– Что?

– Хотеть меня и отрицать это?

– Не больше, чем твоя извращенная версия ревности.

– Я не ревную.

– Ох, я тебя умоляю. Ты только что пристегнула меня к себе заявлением: «я владею тобой» на глазах у Катерины и сделала так, что она будет об этом говорить.

– Мне бы не пришлось заходить так далеко, если бы ты просто сказал: «никаких других людей». Поэтому мне пришлось импровизировать и сделать это самой. Теперь у тебя нет выбора.

Я ухмыляюсь, и она напрягается.

– Кто сказал? Я всегда могу трахаться с эскортом.

– Ты… ты предпочитаешь платить шлюхам, чем быть эксклюзивным со мной?

– Эскорт, и да. Я не хочу случайно порезаться о твою бриллиантовую киску.