Текст книги "Империя ненависти (ЛП)"

Автор книги: Рина Кент

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 20 страниц)

– Фу, мерзость. Не в этой жизни, неудачник.

И я мог бы стать колоссальным придурком в ответ. Либо так, либо перегнуть ее через стол и взять ее сзади, как животное во время течки.

Мне нужно разобраться с этим делом как можно скорее. Чем больше она будет таиться в моих фантазиях, тем труднее будет ее прогнать.

И это должно произойти в ближайшее время. Сегодня, если мой член будет в этом участвовать.

До суда по опеке над Джейденом осталось несколько месяцев, и после этого я собираюсь направить ее в другой филиал У&Ш в каком-нибудь другом штате.

Я не могу жить с Николь в одном городе и при этом надеяться, что смогу нормально дышать.

Этого просто не может быть.

– Ты ей нравишься. – голос Джейдена прерывает мои недоуменные размышления, когда он стоит передо мной, указывая на Лолли, которая практически спит у меня на коленях. – Даже больше, чем я, предатель.

Я ухмыляюсь.

– Я симпатичный тип.

– Не для Никки.

Этому маленькому придурку нужно быть менее прямолинейным в своих словах, иначе я заклею ему рот скотчем.

– У твоей сестры ужасный вкус, – говорю я достаточно громко, чтобы она меня услышала.

Если и так, то она этого не показывает, потому что все еще увлечена планшетом.

Я сомневаюсь, что она вообще заметила, что Джейден отошел от нее.

– Нет. – он все еще обижается от ее имени, скрещивая руки на своей ужасно детской футболке с Миньонами. – Если ты ей не нравишься, это не значит, что ей не нравятся другие.

Я сужаю глаза, затем продолжаю гладить Лолли.

– Другие?

– Да, у Никки много мужчин, которые хотят ее.

Раскаленное чувство застилает мое зрение, и требуются все силы, чтобы не превратиться в горькую мудака, каким я был одиннадцать лет назад.

Когда многие долбаные дрочеры тоже хотели ее. Когда они смотрели на нее так, словно хотели, чтобы их маленькие члены оказались в каждой ее дырочке.

Но мне не приходилось особо беспокоиться об этом, потому что она всегда, без исключения, говорила им: «Фу, мерзость», и смотрела на них так, словно они были пылью на ее нетронутых туфлях.

Все.

Все до единого.

Делая вид, что я очарован черной пушистой головой Лолли, я спрашиваю:

– Она знакомила тебя с ними?

– Нет, она говорила, что у нее нет на них времени.

На его лице мрачное выражение. Чувство вины.

Ему жаль, возможно, он понял, что именно из-за него у его сестры нет времени жить своей жизнью. Этот мальчик слишком резок для своего собственного блага.

– У нее могло бы быть время для меня, – заявляю я ни с того ни с сего. – Учитывая, что мы работаем вместе почти каждый день.

Теперь очередь Джейдена сузить на меня свои карие глаза.

– Ты все еще не доказал, что достоин, Дэн.

– Я зарабатываю в три раза больше только на работе адвоката. Я работаю с мега-международными корпорациями и суверенной семьей в Европе, не говоря уже о том, что у меня больше денег, чем могли бы потратить десять поколений, даже если бы они полетели первым классом на Марс. Ох, и у меня модельная внешность и тело, от которого не перестают стонать фотографы. Я лучший выбор, который у вас есть.

Его глаза расширяются, но затем он прочищает горло.

– Это только на бумаге.

– Что это значит?

– Ты идеальный кандидат, за исключением одной маленькой детали. Ты все еще не нравишься Никки.

– Это неправда.

– Не думай, что я не заметил, что она избегает тебя при каждом удобном случае.

Я сжимаю кулак, не позволяя себе задушить Лолли и Джейдена вместе с ней.

– Это потому, что она играет в недотрогу.

Или ей действительно противно со мной, судя по выражению ее ужаса.

– Что это значит?

– Теперь не такая всезнайка, да?

Он поднимает свой маленький подбородок.

– Или скажи мне, или я не буду тебя поддерживать.

– Ты все равно будешь поддерживать меня, потому что знаешь, что я тот самый.

– Продолжай говорить себе это, доктор Зло. – он кладет руку на бедро, как Николь. – А что значит «играть в недотрогу»?

– Что она делает вид, что ей неинтересно, чтобы я больше за ней бегал. Девушки постоянно так делают.

– Почему?

– Не знаю. Спроси у них.

Он смотрит на меня немного.

– В таком случае, я предоставлю тебе шанс.

– Предоставишь?

– Да, считай, что ты на испытательном сроке.

– Это честь для меня, – насмехаюсь я.

– Как и должно быть. Я не всегда так поступаю.

– Ничего себе, Ваше Величество. Это так благосклонно с вашей стороны.

Он ухмыляется, показывая мне свои отсутствующие зубы. Затем возвращается к своему серьезному выражению лица.

– Эй, Дэн. Если ты обидишь мою сестру, я поцарапаю твой БМВ и сожгу твою роскошную квартиру.

– Я подам на тебя в суд за порчу имущества.

– Я несовершеннолетний. Ты не можешь подать на меня в суд.

– Еще как могу, и за это ты можешь попасть в колонию.

– Ладно. – он закатывает глаза. – Я заплачу кому-нибудь другому, чтобы он это сделал.

Я не могу подавить смех от того, насколько серьезно он говорит.

– У тебя все равно могут возникнуть неприятности, и в следующий раз не говори никому о своих планах, иначе это может быть использовано против тебя.

– Ох. – он почесывает подбородок, как старик, который набирается мудрости. – Приятно слышать.

– Это была бы юридическая консультация, а я получаю почасовую оплату. Поскольку твоё единственное состояние это коллекция миньонов, она меня не интересует. Я требую другую валюту. Ты мне поможешь.

– Во-первых, я не просил юридической консультации, поэтому отказываюсь платить за нее. Но я помогу тебе еще при одном условии.

– Каком условии?

– Ты можешь рассказать мне, как избежать наказания за убийство?

Я делаю паузу, слыша серьезный тон в его голосе и острый блеск в глазах. Это не вопрос, который он задал просто так или из любопытства. Он действительно вынашивает такие мысли.

– У тебя есть кто-то на примете, кого ты хочешь убить?

– Нет, – мямлит он. – Мне просто интересно.

– Ты не можешь избежать наказания за убийство, Джей.

– Нет, могу. Разве ты не адвокат, который помогает людям избежать наказания?

– Это адвокат по уголовным делам. Я имею дело с международными компаниями.

– Значит, ты скучный тип адвоката?

– Самый богатый тип. Я также путешествую по многим экзотическим местам.

Его глаза сияют ярче света.

– Правда?

– Да.

Хотя я пропускаю тот факт, что не нахожу в этом удовольствия.

Он пинает воображаемый камешек.

– Мы с Никки никогда нигде не были. Ну, я был в Лондоне, когда был маленьким, но я этого не помню, так что не считается.

– Вы никогда не возвращались в Англию?

– Нет. Там мой отец. – Джей поджимает губы.

– Я полагаю, он тебе не нравится?

– Нет, он придурок.

– Ты с ним встречался?

– Однажды. Он приезжал к нам два года назад, когда мы жили в Колорадо, и Никки сказала мне спрятаться, но я слышал, как он говорил ей плохие вещи и…

– Джей!

Он вздрагивает от голоса Николь, прежде чем его маленькое тело замирает. Она сейчас рядом с нами и, вероятно, слышала последнюю часть разговора.

Ее лицо стало ярко-красным, а пальцы дрожат, когда она указывает на стол.

– Иди и закончи свою домашнюю работу.

Джейден опускает голову, бросая на меня извиняющийся взгляд, и тащит свои ноги туда, где он оставил домашнее задание.

Взяв Лолли на руки, я ставлю ее возле миски с едой и поднимаюсь во весь рост. Николь кладет руки на прилавок и упирается мне в лицо, хотя нас разделяет поверхность.

– Прекрати говорить с Джеем о ненужных вещах. Все, что связано с его отцом, запрещённая тема.

Я стараюсь не обращать внимания на то, как ее грудь напрягается на фоне белой рубашки, и как румянец ползет по ее нежной шее.

Стараюсь – это главное слово, поскольку мой член находится в состоянии постоянного возбуждения и воюет с моими трусами и брюками, пока мы разговариваем.

Я удивлен, что могу говорить человеческим тоном.

– Ты уверена, что запрет лучший способ воспитания ребенка, который спрашивает о том, как избежать наказания за убийство?

Ее глаза, похожие на самые экзотические растения, расширяются.

– Он… он спрашивал об этом?

– Он гораздо острее, чем ты думаешь, и, как оказалось, замечает вещи, даже когда ты пытаешься их скрыть.

– Что еще он говорил?

– Что ты готова сделать, чтобы узнать? У меня есть интересная валюта, которую я хотел бы опробовать.

Ее щеки становятся ярко-пунцовыми, что делает ее похожей на помидор.

Это ее сигнал бежать на счет три, два, один..

– Я ничего не хочу, – пролепетала она, затем развернулась и присоединилась к Джейдену.

Я хватаюсь за край прилавка и загибаю пальцы вокруг так сильно, что удивляюсь, как у меня не лопаются сухожилия.

Если я подозревал это раньше, то теперь сомнений нет.

Она избегает меня.

Что это отвращение или что-то другое, я не знаю. Я уверен только в том, что она провоцирует мою неприятную сторону.

Резко вдохнув воздух, я иду в свой кабинет и делаю несколько международных звонков. Работа всегда держит меня в тонусе и не дает думать о ненужных вещах.

О богине с телом греха, сидящей в моей гостиной.

Видимо, работа тоже не выход, если все, о чем думает мой мозг это Pornhub-версия Николь.

Господи.

Я достаю телефон в отчаянной попытке найти отвлекающий маневр – не Pornhub.

Сообщение, который я нахожу на экране, позволяет мне легче задышать.

Астрид: Все еще жив?

Я ухмыляюсь, набирая ответ.

Дэниел: Трахаюсь со всем Нью-Йорком, пока мы переписываемся.

В моей голове. И не весь город, а только чертовски надоедливого человека в его центре.

Астрид: Я уже говорила тебе, что в последнее время ты свинья?

Дэниел: Столько же разноцветных слов, сколько твоих палитр. После четырнадцати лет, проведенных в этом мире, я немного отвык от этого, маленькая засранка.

Астрид: Ого. Не могу поверить, что мы знаем друг друга так долго. Может, нам стоит начать отмечать знаменательные даты?

Дэниел: Ты уверена, что хочешь добавить новые даты к числу дней рождения, которые тебе приходится отмечать, учитывая всех отпрысков, которых ты постоянно рожаешь?

Астрид: Есть такая штука, как календарь. И ты только что назвал моих детей отпрысками?

Дэниел: Все дети такие.

Все, кроме Джейдена, потому что он ведет себя как тридцатилетний. Я подумываю рассказать Астрид, что у Николь есть брат, но это вызовет еще целый ряд вопросов, на которые я не готов отвечать.

Естественно, я расскажу Астрид о Николь.

Рано или поздно.

После того, как она перестанет работать со мной и будет жить в прошедшем времени.

А может, мне удастся обойтись вообще без упоминания о ней Астрид. Между этими двумя нет утраченной любви и… черт, я не хочу видеть разочарование на лице моей лучшей подруги, если она узнает, что я вожделею ее злую сводную сестру.

Так было и в прошлом. Я ненавидел хотеть Николь несмотря на то, что знал о чувствах моей лучшей подруги к ней.

Астрид: Я брошу тебе это обратно в лицо, когда у тебя появятся свои дети, Жук.

Дэниел: В ближайшие пять-шесть десятилетий этого не предвидится.

Астрид: Ты, вероятно, будешь мертв примерно в это время.

Дэниел: Именно.

Астрид: Ты действительно не планируешь жениться и заводить детей? Никогда?

Дэниел: Браки переоценены. Это просто прославленный контракт для социально приемлемого соглашения о шлюхах. Они грязные, полны предательств и обычно заканчиваются небрежным разводом и огромным чеком для адвоката.

Астрид: Если брак твоих родителей был грязным, это не значит, что все браки такие. Посмотри на мой.

Дэниел: Трое детей и подумываете о четвертом? Как тебе удается менять подгузники, Жучок?

Астрид: Не могу поверить, что ты стал таким циничным, Жук.

Всегда был таким. Просто раньше пытался скрыть это очаровательным фасадом.

Дэниел: Я реалист.

Астрид: Как насчет детей?

Дэниел: Ты ошиблась номером. Не интересно.

Астрид: Черт бы тебя побрал. Я имею в виду, кто унаследует твое состояние? Для кого ты зарабатываешь все эти деньги?

Дэниел: Миллион и одна кошачья организация. Я бы отдал их твоим детям, но у них фамилия Кинг, и они богаче меня с тех пор, как стали гребаными малышами, так что я двигаюсь дальше.

Астрид: Не могу поверить, что ты выбираешь кошек вместо того, чтобы действительно стать отцом детей.

Дэниел: У всех разные приоритеты. У меня: не менять подгузники.

Но даже когда я пишу это, то вспоминаю, как Аспен впервые рассказала мне о деле об опеке над Николь.

По какой-то нелогичной причине я надеялся – нет, я желал, – чтобы Николь воспитывала нашего ребенка. В конце концов, в тот раз я не использовал презерватив.

Неважно, что математика не сходилась, и что если бы она действительно была беременна, то беременность проявилась бы во время нашего выпускного года.

Не имело значения, что в моей голове она изменила мне с этим ублюдком.

В тот момент я хотел, чтобы Джейден был моим и ее. Связующим звеном, которое соединило бы нас на долгие годы.

Это разбилось вдребезги, когда я увидел официальные документы, но я все равно задал ей этот вопрос.

Это того стоило, если не ради чего-то другого, то ради того, чтобы увидеть удивленное выражение на ее лице.

Мы с Астрид переписываемся полчаса, а потом она игнорирует меня, когда Леви приходит домой.

Или он, вероятно, отвлекает ее.

Я сбился со счета, сколько раз он целует ее с открытым ртом, пока мы разговариваем по видеосвязи, просто чтобы заставить меня закончить разговор. Я пытаюсь показать ему средний палец, продолжая смотреть, но, видимо, слышать стоны Астрид это мой предел.

Это то же самое, что представлять, как моя мать занимается сексом.

А теперь мне нужен отбеливатель для мозга.

Я встаю и иду за кофе, полностью намереваясь игнорировать присутствие Николь.

Но как только я переступаю порог гостиной, я замираю.

Потому что они спят. Все трое.

Джейден держит пульт, пока по телевизору идет Гадкий Я. Ничего удивительного.

Лолли свернулась калачиком у него под боком, а голова Николь лежит на диване рядом с ними, а сама она в сидячем положении, бумаги и планшет уютно устроились у нее на коленях.

Мне следовало бы разбудить их и отправить домой, но умиротворенность всей этой картины заставляет меня оставаться на месте.

Впервые… за все время я вижу Николь врасплох. Выглядит почти нежной.

И мой член твердеет на фоне штанов.

Блядь.

Я терплю дискомфорт достаточно долго, чтобы взять несколько одеял и вернуться к ним. Сначала я накрываю Джейдена, затем забираю пульт и выключаю телевизор.

Осторожно вынимаю бумаги из пальцев Николь и перемещаю ее так, чтобы ей было удобнее на ковре. Он толще, чем пол в ее квартире. Лучшим вариантом было бы отнести ее в комнату, но она наверняка проснется.

Лолли украдкой подглядывает за мной, когда я кладу подушку под голову Николь, а затем накрываю ее.

Что? Я смотрю на кошку. Если она заболеет, я останусь без помощника.

Лолли окидывает меня надменным взглядом, как бы говоря: «Что бы ни заставляло тебя спать по ночам, приятель.».

Из прикушенных губ Николь вырывается стон, смешанный со вздохом, а я остаюсь на месте, нависнув над ней, как чертов дьявол.

Мои пальцы цепляются за оделяло, затем я медленно провожу по ее хрупкой шее, по заметным венам под прозрачной кожей и нежным очертаниям ее лица.

Она похожа на проклятой грех, который только и ждет, чтобы случиться.

Грех, который я должен был совершить давным-давно.

Ее веки трепещут, и я убираю руку, пока не начал действовать в соответствии с тревожными некрофильскими мыслями.

Я бросаю взгляд на Лолли, единственную свидетельницу моей минуты, затем устремляюсь в свою комнату, не очень мягко закрывая за собой дверь.

Я провожу десять минут, отжимаясь, и еще десять минут размышляю о Pornhub по-настоящему.

Но вот в чем проблема, мне не нужен этот гребаный Pornhub.

Мне нужно не просто удовлетворение. Вкусы моего члена стали своеобразными и более придирчивыми, чем мой желудок к еде.

Избавившись от одежды, я захожу в душ и нажимаю на кнопку холодной воды.

Состояние моего стояка, однако, меняется от легкого раздражения до того, что мне, вероятно, нужно трахнуть ближайший предмет. Упираясь одной рукой в стену душа, я хватаю член другой и дрочу, как подросток с проблемами гнева – жестко, быстро и с намерением кончить.

Я зажмуриваю глаза, чувствуя, как рычание поднимает мою верхнюю губу, пока я двигаю по члену.

И точно так же передо мной появляется ее лицо. То самое лицо, которое она сделала, когда я трахал ее в тот раз, когда она сделала меня своим первым. То же тело, как у богини, которым она обладала тогда.

Ее грудь, круглая и полная, с пыльно-розовыми сосками, от которых у меня ноет рот.

Ее киска гладкая и ждущая, когда я выебу ее к чертовой матери.

Я погружаюсь в эту киску снова и снова, пока ее стоны не отдаются эхом в ушах, вливаясь в мои вены и заражая организм.

Именно по этой причине я ненавижу блондинок. Я всегда, без исключения, вижу в них ее.

С брюнетками я могу держать дистанцию. Могу притвориться, что мой тип не единственная девушка, с которой секс когда-либо что-то значил.

Ее стоны эхом отдаются в моих ушах, и я ускоряю темп, представляя, что моя грубая, мозолистая рука это ее манящая, нежная киска.

Вокруг меня раздается вздох, и я хмурюсь. Это должны были быть стоны, а не вздохи.

Медленно открыв глаза, я смотрю на источник звука.

Николь стоит в дверях ванной, ее конечности дрожат, а рот открыт в форме буквы О.

Трахните меня.

Каковы шансы, что я кончу в это красивое горло, которое постоянно подпрыгивает вверх-вниз при глотании?

Есть только один способ узнать.

Глава 17

Николь

Есть ли признаки сердечного приступа?

Потому что я почти уверена, что у меня сейчас один из них.

Отвратительный сердечный приступ, который наступает из-за проклятия моего существования.

Все тело содрогается, а глаза расширяются, когда я вижу перед собой картину.

Дэниел в душе, полностью обнаженный, с рукой, обхватившей его толстый и очень твердый член.

Вид, который я не должна была видеть.

Вид, который сейчас парализует мои двигательные и когнитивные функции.

Когда я очнулась от запретного сна, я была дезориентирована и удивлена, обнаружив, что сплю на ковре Дэниела, а Джей лежит на его диване. Еще более удивительным был тот факт, что мы с братом были укрыты одеялами, а бумаги, которые я читала, были аккуратно сложены на столе.

Я хотела посмотреть, не проснулся ли он, и сказать ему, что мы можем взять такси до дома. Он не ответил, когда я трижды постучалась в его дверь, поэтому позволила себе войти и планировала уйти, если он спит.

Но его не было и в комнате, и как раз когда я собиралась сходить в его домашний кабинет, я услышала хрюканье – или скорее рычание – из ванной, будто ему было больно.

Должно быть, я находилась под кайфом, когда медленно открывала дверь. Или, точнее говоря, у меня проявились симптомы «болезни Дэниела», и я необъяснимо волновалась, что с ним могло что-то случиться.

Что-то с ним происходит, но это не тот опасный тип, о котором я беспокоилась.

А может быть, и опасное, но совсем в другом смысле.

Грубый, неапологетичный способ, которым он прикасается к себе, это не что иное, как демонстрация доминирующей мужественности. Тип, который должен взбунтовать меня и заставить бежать к холмам.

Тот тип, который мучает меня в кошмарах и вызывает сонный паралич. Когда я открываю глаза, демон, сидящий у меня на груди, всегда имеет его лицо. С этой извращенной усмешкой и насмешливыми глазами.

Но теперь демонов нет. Не поймите меня неправильно, ангелов тоже не видно. Сцена передо мной это мой худший кошмар, смешанный с лучшим сном.

И я решила держаться за сон.

За извращенную реальность.

Мои ноги все равно не двигаются, не тогда, когда все внимание сосредоточено на том, как Дэниел двигает рукой по своему члену вверх и вниз со зверским намерением, которое заставляет меня сжать бедра.

Его мускулистые бицепсы сокращаются, а бедра подрагивают от силы движений. Он как будто злится на свой член за то, что он твердый, злится на то, что он делает.

Злится на то, что ему приходится кончать.

Однако гнев это последняя эмоция, проходящая через меня. Есть смятение, и оно вызвано другими чувствами. Тоска и желание, которые я не могу и не должна испытывать.

Желание просунуть пальцы в трусики и сделать то, что я делаю только раз в жизни.

Желание схватить мои неловко ноющие соски и тянуть до тех пор, пока они не станут такими же болезненными, как выражение его лица.

Должно быть, я задохнулась от собственных мыслей, потому что голова Дэниела дернулась в мою сторону, его глаза остановились на моих.

Они темнее, больше скрыты, как будто ночное небо отказалось от всех своих звезд и решило быть голым. Хрустящим. Открытыми для меня.

Его рука останавливается на члене; я не смотрю, но улавливаю сцену периферийным зрением. Единственная причина, по которой я не смотрю на его член, заключается в том, что я не могу отвести взгляд от его увеличивающего взгляда, даже если бы попыталась.

– Какого черта ты здесь делаешь?

Его слова холодны, резки, но не настолько, чтобы вывести меня из беспорядочного состояния.

– Я… э… я…

Что именно я делала? Я уверена, что была причина, по которой я пришла сюда в первую очередь.

– Ищешь живое порношоу? Подрабатываешь подглядыванием? Занимаешься вуайеризмом в качестве подработки? Что именно?

– Нет… я просто…

Мои глаза скользят вниз, к его кулаку на члене, а затем я быстро отвожу взгляд.

– Ты можешь смотреть. Если я тебе так отвратителен, ты бы не отреагировала, не так ли?

Моя голова поднимается к его лицу.

– Отвратителен?

– Разве не по этой причине ты избегаешь меня?

– Я не испытываю к тебе отвращения.

Я избегала его из-за необъяснимого прилива мурашек и нездорового сердцебиения.

Потому, что я больше не могла доверять своей реакции рядом с ним.

В глубине его взгляда блеснул дикий блеск.

– Докажи это.

– Ч-что?

Он выходит из душа, его мускулистая грудь блестит от капель воды, которые стекают по его прессу, и вниз к его все еще очень твердому и очень неудовлетворенному члену.

На его правой груди имеется татуировка, написанная слишком мелким шрифтом, чтобы я могла ее прочитать.

– Докажи, что я тебе не противен.

– Почему я должна доказывать?

Я стараюсь удерживать внимание на его лице, каким бы заманчивым ни был другой взгляд.

– Потому что я бросаю тебе вызов, чтобы ты доказала это, Николь.

Мои мышцы напрягаются при этих словах. Он бросает мне вызов.

Такой низкий удар. Он знает, что я не пугаюсь перед вызовом, не смотрю на него сквозь пальцы.

На самом деле, все наши отношения, или их отсутствие, были из-за того, что я не могла сказать «нет» вызову.

Я не могла проиграть.

Мои ноги парят в воздухе, когда я приближаюсь к нему, моя голова высоко поднята. Я много кто, но, как он сказал, трусиха не одна из них.

Искусство боли это абстрактная форма мести.

Так гласит его татуировка, сделанная жирными, аккуратными буквами, которым место в музее.

Мое сердце замирает, когда я думаю о том, почему он набил эту татуировку на своем теле.

Причина, по которой он хранит ее при себе вечна, хотя, похоже, он не любит наносить на свое тело другие татуировки.

Когда я стою перед ним, то протягиваю руку и касаюсь его груди. При прикосновении меня пронзает электрический разряд, но я заставляю себя смотреть ему в глаза.

– Вот. Ты мне не противен.

– Прикосновение ко мне ничего не доказывает. – его ресницы падают на светлые глаза. – А вот встать на колени да.

Я прикусываю нижнюю губу, но для того, чтобы подавить желание ударить его по голове. Он держит меня там, где хочет, и он это знает.

– Или соси мой член, или проваливай к черту, Николь.

Я притворно улыбаюсь.

– Повтори это вежливо, и я сделаю.

– Вежливо?

– Ох, точно, ты не поймешь смысла этого понятия, даже если тебя с головой окунут в него, так что вот тебе золотая середина. Добавь «пожалуйста».

– Что?

– Пожалуйста, Дэниел. Слово, которое люди используют, прося о чем-то.

– Ни хрена подобного не будет.

– Тогда, думаю, тебе стоит вернуться к своему сольному самоудовлетворению, – сладко говорю я, скользя ладонью по его мышцам. – Это выглядело довольно жестоко, так что тебе стоит быть осторожнее.

Я нерешительно убираю руку и поворачиваюсь, чтобы уйти, в равной степени благодарная за то, что уклонилась от пули, и разочарованная тем, что на этом все закончилось.

– Пожалуйста.

Низкое, напряженное слово взрывается в моих ушах и замораживает конечности. Я медленно поворачиваюсь и вижу, что Дэниел смотрит на меня так, словно я адвокат, которого он хочет раздавить под своим ботинком, как таракана.

Но в глубине его глаз все еще светится прежняя похоть.

– Повтори, что ты только что сказал, – бурчу я, все еще не веря ушам.

– Нет, блядь. Я сделал свое дело, теперь ты сделаешь свое. – он качает головой в сторону пространства перед собой. – На колени.

Я колеблюсь некоторое время, затем опускаюсь перед ним, мои колени царапают твёрдый кафельный пол.

– Я хочу, чтобы ты сначала вылизала меня, а затем подавилась моим членом, как маленькая грязная шлюха. И сделай это хорошо, иначе проиграешь.

– А если я выиграю, ты дашь мне кое-что, – говорю я, наполовину спокойная, наполовину дрожащая и умирающая от его грязных разговоров.

– У тебя уже есть работа. Это и есть кое-что.

– Кроме этого, и не используй работу для того, чтобы тебе делали минет, если не хочешь получить жалобу на сексуальное домогательство.

– Как много грубых слов в одном предложении, мисс Невинность.

– Может, я уже не ханжа.

В его взгляде блеснул огонек.

– Да?

– Если хочешь узнать, согласись на мое условие.

Он едва заметно кивает головой, но это все, что мне нужно, когда я беру его член в руку и облизываю сбоку.

Мои глаза встречаются с его закрытыми, пока я высовываю язык и делаю это напоказ.

Я ожидала, что для этого мне придется замкнуться в себе, что мне понадобится ободряющая речь, но это происходит естественнее, чем я думала.

– Вот так. – его пальцы путаются в моих волосах. – Соси мой член, будто это твой любимый леденец.

Мое ядро напрягается, и я беру головку, пробуя на вкус сперму. Затем я сосу его, как леденец. На самом деле, я делаю это сильнее, и это совсем не похоже на сосания леденца. Это более первобытно и определенно больше.

– Господи, мать твою, – ворчит он, хватая меня за волосы.

Он начинает двигать бедрами, пытаясь получить контроль, чтобы задеть заднюю часть моего горла.

Но я борюсь за этот контроль. Втягиваю его в себя еще больше и в итоге царапаю его зубами.

– Никаких чертовых зубов, Николь, – удается ему вырваться, но он все еще звучит так, словно находится в гавани наслаждения.

Я разжимаю челюсти, чтобы вместить как можно больше его огромного члена.

Хрип, вырвавшийся из его губ, заставляет меня еще более неистово задвигаться, пытаясь контролировать темп.

Но потом что-то происходит. Кончик его члена упирается в заднюю стенку моего горла, и хотя у меня срабатывает рвотный рефлекс, происходит и нечто другое.

Наслаждение.

Оно скапливается между моих бедер и требует одного-единственного трения, чтобы взорваться.

Одного единственного прикосновения.

– Я собираюсь трахнуть твой рот, – сообщает он мне и не дает шанса отреагировать, так как использует мои волосы, удерживая меня на месте, пока входит и выходит.

Он использует мой язык и губы для себя, стонет при каждом толчке бедер.

Мой желудок бунтует, и это странное ощущение от удовольствия, собравшегося в трусиках. Это настолько странно, что я даже не пытаюсь остановить. Мои руки лежат на его мускулистых бедрах, но я не впиваюсь ногтями в его кожу и не отталкиваю его.

Я слишком поражена диким выражением его лица, его грубой силы, когда он использует мой рот, будто это лучшее, что у него когда-либо было.

Мысль о том, что он занимается этим с другими девушками, вызывает у меня рвоту. Поэтому я отгоняю данную мысль так же быстро, как она появляется, предпочитая сосредоточиться на нем.

Только на нем.

Я чувствую, что он близок, по тому, как напрягается его тело и как его толчки становятся отрывистыми.

А потом он опустошает себя в мое горло.

– Глотай. Все до последней капли.

Я пытаюсь, но спермы так много, что она стекает по каждой стороне моего подбородка. Дэниел вытирает капли указательным и средним пальцами и лениво размазывает их по моим губам.

Они в синяках и припухлостях, но они раскрываются, когда он погружает эти два пальца мне в рот и трет их о мой язык.

Один раз.

Два раза.

– Это твой сигнал сосать, Персик.

Я так и делаю, обводя языком его худые пальцы, стараясь не обращать внимания на то, как тяжелеет сердце от использования моего старого прозвища. Прозвище, которое перестало появляться даже в моих снах.

Почему оно не может оставаться просто физическим? Почему он заставляет меня ностальгировать, вызывая эмоции?

Он вынимает пальцы со звуком, и между его рукой и моим ртом остается след из слюней, смешанных с его спермой.

– Как я справилась? – спрашиваю я задыхающимся тоном, хотя и пытаюсь сохранить несуществующее хладнокровие.

– Ты получила свое.

Он погружает два пальца, которые находились у меня во рту, между своими губами и сосет их так, будто это его любимая еда. И это о чем-то говорит, учитывая, что он даже не любит еду.

Меня поражает его вид, то, как он слизывает меня с себя, не утруждая разрывом зрительного контакта.

На самом деле, кажется, он делает это специально, чтобы я смотрела, что он может сделать с этими пальцами.

– Теперь я хочу получить шанс исполнить свое желание.

В один момент я стою на коленях, в другой лежу на спине, а Дэниел раздвигает мои ноги.

На минуту я перестаю понимать, что происходит, но затем раскаленная паника пронзает мое дыхание.

Я задыхаюсь, из горла вырываются звуки, похожие на животные, прежде чем я начинаю биться, сильно, как пациент психиатрической клиники без транквилизаторов.

Мои ноги парят в воздухе, и я кусаю кожу. Я не знаю, чья это кожа, но я делаю это, издавая гортанный звук. Я также царапаю куда-угодно, в любые места.

Если я сделаю это, он не доберется до меня, если я сделаю…

– Николь, остановись!

Мои запястья со стуком ударяются о пол, и реальность начинает вползать в зрение.

Меня встречает лицо Дэниела. Он нависает надо мной, его колени по обе стороны от моего живота, а руки держат мои запястья в заложниках на кафельном полу.

На моем языке появляется соль, и я понимаю, что это слезы. Я плачу и являю собой всеобщий беспорядок, который я пыталась скрыть от всех, особенно от него.

Человека, который, возможно, сделал меня такой.

Брови Дэниела сведены вместе, он следит за каждым моим движением, как охотник.

– Что, черт возьми, с тобой не так?

Авторитарность в его тоне подействовала бы на меня в любой другой день, кроме сегодняшнего.

Я слизываю пот и слезы с верхней губы.

– Отпусти меня.

– Нет, пока ты не скажешь мне, почему, черт возьми, ты вела себя так, будто в тебя вселился сам Сатана.

– Отпусти меня, Дэниел… пожалуйста… просто отпусти меня.

Дрожь проходит проходит по всему телу, и я не знаю, из-за этого или из-за моей мольбы, но Дэниел отстраняется.