Текст книги "Империя ненависти (ЛП)"

Автор книги: Рина Кент

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 20 страниц)

Контраст между этими двумя наборами снимков не только очевиден, но и немного печален. По крайней мере, с ее точки зрения.

Потому что она не знает, что я не смотрел на нее только потому, что она меня нервировала, выводила из равновесия. Тот факт, что я избегал ее из всех людей не потому, что я ненавидел ее.

Это потому, что я хотел ее ненавидеть.

И иногда мне казалось, что так и есть, но это никогда не длилось долго.

Я откладываю фотографии в сторону и нахожу одну персиковую косточку. Она выглядит старой, сухой и уродливой. Зачем ей хранить семечко фрукта, который может убить ее…?

Подождите минутку.

Я подношу косточку к солнцу и пристально смотрю на эту простую вещь.

Этого не может быть.

Я четко помню, что врач сказал ей никогда больше не приближаться к персикам, и хотя я видел ее с тарелкой этих фруктов на вечеринке Ронана, она никогда их не ела. Я знаю, потому что я притаился за деревом и проследил, чтобы она вышла из беседки с пустыми руками. Что? Я должен был убедиться, что у нее нет суицидальных наклонностей.

Последний раз она ела персик в тот день, когда у нее произошло сильнейшая аллергическая реакция.

Значит, эта косточка должно быть с тех времен.

Черт. Она хранила ее двадцать один год.

Под ним обертка от леденца. Я помню. Персиковый вкус с фирменным дизайном, который появился более семнадцати лет назад.

Первый леденец, который она оставила в моем рюкзаке.

Потом ручка. Которую она однажды одолжила мне.

Несколько колец, которые я дарил ей на дни рождения, потому что однажды услышал, как она сказала подруге, что любит специальные коллекции.

Так я обнаружил тот скрытый от посторонних глаз винтажный магазинчик, где продавались украшения, сделанные на заказ. Мне нужно было, чтобы она поверила, что они от моей матери, а не от меня, потому что она была чертовски вредной, и мое молодое эго не выдержало бы ее насмешек, если бы ей не понравились подарки.

Потом мой браслет. Тот самый, который я потерял в ту ночь, когда трахнул ее в первый раз. В ту ночь, когда она украла часть меня, которую я никогда не смогу вернуть. В ту ночь, когда я понял, что секс имеет более глубокий смысл, чем просто интрижка, и я могу испытать это только с Николь.

Я смотрю на содержимое шкатулки, на память о нас, которую она хранила с ключом на шее.

Потребность вернуться к ней пылает в моих глазах, почти ослепляя.

Я медленно закрываю шкатулку и встаю.

Ни за что на свете я не пойду на попятную. Я уже дал ей чистый старт, и появиться снова это не то же самое, что растоптать все на месте.

Не важно, как сильно я хочу ее видеть, вернуться в Нью-Йорк правильно.

С каких пор ты стал правильным человеком? Дьявол на моем плече шепчет своим голосом «давай будем эгоистами».

Но я игнорирую его, иду к арендованной машине и кладу шкатулку в маленькую сумку. Я закрываю багажник, когда чувствую движение позади.

У меня щемит в груди.

Она последовала за мной сюда? Я сказал своим сотрудникам держать ее в особняке, пока не приедет Зак. Только ему я мог довериться, прекрасно зная, что он отнесется ко всей этой ситуации с пониманием.

И все же, мое разбитое сердце восстает из пепла при мысли, что она здесь.

Может, она хочет вернуть шкатулку.

Может, я не хочу ее отдавать.

Я оборачиваюсь, и первое, что я слышу, это звук, похожий на удар косой, когда темная фигура врезается в меня.

– Крис передает тебе свой кровавый привет, – шепчет он возле моего уха, а затем отступает.

В этот момент в моем животе вспыхивает ослепительная боль, и горячая жидкость пропитывает рубашку. Моя рука захватывает участок, и он окрашивается в темно-красный цвет.

Черт.

Меня пырнули ножом.

Прежде чем я успеваю обдумать эту информацию, мир уходит у меня из-под ног.

Глава 33

Николь

Я все еще не отошла от письма, которое оставил мне Дэниел.

Я наконец-то села, пройдя по экстравагантной гостиной, как сумасшедшая, под осуждающим взглядом Лолли.

Мои руки трясутся, а в голове роится множество теорий и вопросов.

Например, о чем он думал?

Как он посмел?

И самое главное: что, черт возьми, мне теперь делать?

Мысль о том, чтобы снова наступить на свою гордость, вызывает у меня тошноту, но это не сравнится с болью от того, что я больше никогда его не увижу.

Лолли ударяется головой о мой бок, будто точно знает, через какие страдания я сейчас прохожу. Я глажу ее черную голову и смотрю в ее блестящие черные глаза.

– Что мне делать, Лолли?

– Не думаю, что кошка может давать советы.

И Лолли, и я вздрагиваем от характерного голоса Зака.

Я встаю на шаткие ноги, прячу письмо и все его таинственное содержимое в карман джинсов.

– Мне позвонил юрист Лондонского филиала и сообщил, что Кристофер Ванс отозвал иск об опеке, – вот что сказала мне Аспен полчаса назад по телефону, в голосе которой звучало такое же недоумение, как и у меня.

Что сделал Дэниел, чтобы заставить это ничтожество отказаться от Джея… и от меня?

Я была уверена, что он захочет претендовать на моего брата только для того, чтобы добраться до меня. В этом был весь смысл дела об опеке, потому что я точно знаю, что ему наплевать на своего сына.

А потом еще и обучение на шеф-повара.

Особняк.

Образование Джея.

Пребывание в Лондоне.

О чем думал Дэниел и когда он все это спланировал?

Если только он не планировал бросить меня в любом случае, и это всегда был его план действий.

Мои губы дрожат, когда я сосредотачиваюсь на Заке. Он всегда был привлекательным, спортивным и таким общительным, что в молодости давал Дэниелу фору.

Если прежний Зак был очаровательным и красивым, то сейчас он выглядит отстраненным, скучающим. Холодным и смертоносным типом.

– Ты знаешь, где он?

Я не узнаю хрупкости в своем голосе.

Он проверяет свои часы Ролекс.

– На пути в Нью-Йорк.

Мои губы дрожат.

– Но почему? Почему ты позволил ему?

– Почему бы не позволить? Это его выбор, и как бы я не понимал его чувств, я не могу запереть его здесь. – он делает паузу. – Хотя это можно устроить.

– Он сказал тебе найти меня?

– Да. Он хотел, чтобы ты знала, что у тебя есть небольшое состояние, полученное от его акций, которое ты можешь использовать, чтобы открыть свой собственный ресторан. Не говоря уже о том, что это место оформляется на твоё имя, пока мы общаемся. Персонал, который к нему прилагается, тоже переходит к тебе, иначе тебе придется проделать какой-то сатанинский ритуал, чтобы иметь возможность их уволить.

– Зачем?

– Уверен, что они предпочтут работать здесь бесплатно, чем покинуть это место.

– Нет, зачем он это сделал?

Зак выглядит озадаченным.

– Думаю, правильнее было бы сказать, что он идиот, но надеюсь, что ради твоего блага ты не такая. Я буду следить за тем, что ты делаешь с его акциями, и если я учую золотоискательницу, которая использовала моего брата, я позабочусь о том, чтобы ты ела грязь до конца своей жизни.

– Мне не нужны его деньги! Я хотела только его, но это никогда не было взаимно. А теперь он делает это и запутывает меня…

– Ты глупая?

– Прошу прощения?

Выражение лица Зака не меняется.

– Ты либо глупая, либо слишком забывчивая, чтобы заметить. Дэниел преследовал тебя, как потерянный щенок с тех пор, как мы были детьми. Он просил маму лгать и говорить, что она подарила тебе подарки на день рождения, а сам никогда ни о чем не просил ее. И сейчас он оставляет тебе состояние, благодаря которому твои внуки будут жить как короли, не говоря уже о том, что он избил подонка, который напал на тебя, и отрезал ему член, как лапшу, а потом заставил его отказаться от дела об опеке над твоим братом. Так что, пожалуйста, просвети меня, какая часть из этого звучит так, словно он не ответил взаимностью?

Моя челюсть болит от того, как сильно я ее сжимаю, и все, о чем я могу думать, это его последние слова.

– Дэниел избил Кристофера?

– Да, он сам мне об этом не говорил, но я узнал. Видишь ли, он мог предпочесть держаться подальше, но это не значит, что я позволю этому идиоту разгуливать на свободе. Когда он купил свой пентхаус в Нью-Йорке, я заставил владельца продать мне здание, чтобы я мог получать ежедневные отчеты о нем. Разумеется, я сделал это под другим названием компании, чтобы он не предъявил мне. Поскольку он приземлился в Лондоне, я поручил опытному частному сыщику следить за ним на расстоянии. И прежде чем ты спросишь, он не рассказывал мне о твоем нападении, об этом я тоже узнал сам. Видимо, Кристоферу нравится рассказывать истории о женщинах, которыми он пользуется.

Дэниел избил Кристофера и, вероятно, угрожал ему, поэтому он и отказался от дела об опеке. Должно быть, это произошло в ту ночь, когда он вернулся весь в крови и с дьявольским выражением на лице.

Меня накрывают эмоции, и я хватаюсь за стул, сохраняя равновесие.

Мудак.

Как он посмел сделать все это для меня, а потом бросить?

Как он, блядь, посмел?

В моей голове четко вырисовывается план действий, который я должна предпринять.

– Зак?

– Да.

– У тебя ведь есть частный самолет, да?

– Есть.

– Пожалуйста, позволь мне воспользоваться им, чтобы я могла дождаться его в Нью-Йорке с кувалдой.

– Я не позволю тебе причинить вред моему брату.

– Это фигура речи. На самом деле я не собираюсь этого делать.

Он сужает глаза.

– Ладно.

Я уже планирую собираться, когда его телефон вибрирует.

Он отвечает:

– Стерлинг.

Он немного слушает, затем вешает трубку.

Выражение лица Зака не меняется, когда он разбивает мой мир вдребезги.

– На Дэниела напали с ножом.

***

Мое сердце застряло в горле с тех пор, как Зак сообщил мне новость о том, что Дэниел ранен.

В том смысле, Дэниел ранен.

В том смысле, что он истекал кровью на улице.

Единственная причина, по которой я сохраняла спокойствие во время поездки в больницу, это врожденная потребность верить, что все не так плохо, как я думаю.

С ним все будет хорошо.

Он должен быть в порядке.

Иначе…

Я качаю головой, мои пальцы душат друг друга. Зак остается совершенно отрешенным, печатая на планшете и отвечая на электронные письма, будто его младший брат не может быть мертв, пока мы разговариваем.

Возможно, это его состояние, но потребность ударить его в грудь и попросить что-то сделать пробирается под кожу, как лесной пожар.

Когда в поле зрения появляется больница, я практически выпрыгиваю из машины, прежде чем она успевает остановиться. Мой голос на удивление спокоен, когда я узнаю у медсестры о Дэниеле. Она спрашивает меня, являюсь ли я членом семьи, и мне хочется ее придушить.

Может, я и не семья Дэниела, но он мой. Он сделал для меня столько всего, чего не сделала моя семья. Он сделал то, чего никто не делал.

Например, заставлял меня чувствовать себя живой.

Желанной.

Защищенной.

– Я его брат, – говорит Зак, останавливаясь рядом со мной. – Она его… вторая половинка.

Я смотрю на него широко раскрытыми глазами, но он, кажется, больше заинтересован своим телефоном, что бы он там ни делал.

Как только медсестра направляет меня в палату Дэниела, я бегу туда, а затем мой ритм переходит на шаг.

Всю свою жизнь я теряла людей, потому что они пытались защитить меня.

Папа утонул, потому что пытался спасти меня.

Моя мать, такая же властолюбивая, как и она, вышла замуж за Лорда, ради обеспечения моего будущего. Она убила невинную женщину и пыталась убить свою падчерицу, чтобы поле было свободно для меня.

Моя юная сущность потеряла свои мечты и самоуважение, чтобы я могла жить дальше.

Выжить.

Мысль о том, что к этому списку добавился Дэниел, вызывает у меня физическую тошноту, и приходится трясти головой и моргать мутными глазами, чтобы оставаться на правильном пути.

Во время каждой катастрофы, постигшей меня, именно Дэниел или мысли о нем заставляли меня держаться на плаву и делать все лучше.

На этот раз я не смогу жить дальше.

На этот раз это будет конец.

Зак сказал мне, что его человек поймал того, кто пырнул Дэниела. Он был каким-то низкопробным бандитом и признался, что ему заплатил Кристофер, чтобы он напал Дэниела.

Так что Дэниел пострадал из-за меня. Потому что он избил Кристофера ради меня.

Мое сердце чуть не падает на пол, когда я дохожу до его палаты.

Пожалуйста.

Пожалуйста, пусть с ним все будет хорошо.

Если он все еще ненавидит меня, я исчезну. Если я стану плохим предзнаменованием для его жизни, я больше никогда не буду его искать.

Пока он жив.

И здоров.

И с ним все в порядке.

Мои нетвердые пальцы толкают дверь, и я застываю в проеме. Дэниел сидит на больничной койке, на нем только брюки, а медбрат наматывает повязку на его живот.

Он… сидит.

Хотя его брови сведены вместе от, как я полагаю, боли, его глаза открыты, и он в сознании.

Медбрат заканчивает, затем что-то говорит Дэниелу, дает ему таблетку и воду, затем ждет, пока он выпьет ее, прежде чем пройти мимо меня.

В этот момент Дэниел смотрит на меня.

И эмоции на его лице сотрясают меня до костей. Я ожидала удивления, гнева, возможно, даже холодности, но что я нашла?

Облегчение.

Всеобъемлющее.

Слезы, которые я сдерживала, проливаются по моим щекам, когда я вхожу внутрь.

– Ты в порядке?

Он проводит пальцами по волосам. Они немного взъерошены, немного несовершенны, как и он сейчас.

– Несколько надоедливых швов, но скоро я буду как новенький. Кроме того, мне говорили, что шрамы украшают, так что я буду выглядеть именно так.

Несмотря на его легкий тон, внутри меня все еще горит яркий огонь. Я останавливаюсь на безопасном расстоянии, потому что его близость может превратить этот огонь в вулкан.

– Если это не ответило на твой вопрос, то я действительно в порядке. Перестань плакать, я ненавижу это.

Всхлип вырывается наружу, и я плачу еще сильнее.

– О, черт возьми.

Дэниел ворчит, вытягивает руку и притягивает меня к себе, его теплая, большая ладонь обхватывает мои волосы, прижимая к себе.

– Почему? – хриплю я сквозь слезы. – Почему ты ненавидишь видеть мои слезы, мстишь Кристоферу за меня, оставляешь мне свой особняк и деньги, но все равно отказываешься быть со мной? Неужели так трудно любить меня?

Он хватает меня за плечи, отстраняя от себя, так что его голубые глаза, смесь звезд и неба, смотрят глубоко в мои.

– Я стал одержим тобой с тех пор, как ты подарила мне снежный шар и положила голову мне на бедро. С годами эта одержимость превратилась в ненависть и очарование. Я ненавидел себя за то, что хотел тебя больше, чем чего бы то ни было. Я ненавидел себя, что никогда не мог отойти от тебя, что избегал всех блондинок, потому что они напоминали мне о тебе. Дело в том, что ты никогда не давала мне выбора. Память о тебе преследовала меня повсюду, как призрак или ангел, не знаю точно. Трудно тебя ненавидеть и еще труднее забыть, но любить тебя было самым легким, что я когда-либо делал. Это было естественно, неизбежно и чертовски бесконечно.

Мои губы приоткрываются, и мозг пытается обработать каждое его слово, но я услышала их все.

Все до единого.

И я все еще не могу в это поверить.

Кажется, Дэниел сказал, что любит меня.

Нет. Может, и нет.

– Ты… Ты только что сказал, что любишь меня?

– Всегда, блядь, любил, Николь. Я понял это поздно, когда ты разбила мне сердце, и я был достаточно глуп, чтобы позволить этому гнить внутри меня и не выражать это.

– Тогда… тогда почему ты хочешь уйти от меня?

Он опускает руки с моих плеч, и я хочу схватить их и снова положить на место. Я хочу, чтобы он продолжал прикасаться ко мне, продолжал говорить мне то, что я никогда бы не подумала, что его красивые уста могут сказать.

Дэниел дышит так резко, что его живот сжимается, а ноздри раздуваются.

– Скажи мне, – настаиваю я. – И даже не думай о том, чтобы направить холодного придурка, который таится внутри тебя, потому что я знаю, что все, что ты сказал прошлой ночью, было для того, чтобы оттолкнуть меня.

Я не была полностью уверена раньше, но теперь я уверена. Если бы я действительно была ему безразлична, он бы не оставил мне свои деньги и не стал бы мстить за меня.

Он не настолько бескорыстен.

– Ты сама это сказала, – говорит он со спокойствием, которое противоречит его растрепанному виду.

– Что я сама сказала?

– Что я погубил тебя, Николь! Если бы я не был чертовым идиотом и не замечал знаков, если бы не решил видеть в тебе тот образ, который ты проецировала, я бы не толкнул тебя в объятия этого ублюдка. Ты бы не потеряла часть себя, которую уже никогда не вернуть. И я понимаю это сейчас, понимаю, что что бы я ни сделал, ты никогда не простишь меня за то, что случилось с тобой. Вот почему я решил причинить боль тебе и себе и уйти.

– Не ты толкнул меня в объятия Кристофера, а моя нездоровая одержимость. И знаешь, что, я иногда винила тебя, но у меня не было права. Я также не имею права винить себя. Это не моя и не твоя вина, Дэниел. Это вина Кристофера. Ясно? И я не имела в виду, что ты разрушил меня в этом смысле, я имела в виду эмоционально, ты, придурок. Ты продолжаешь играть со мной, в тот момент, когда я думаю, что ты мой, ты ускользаешь из моих пальцев, как песок. Я устала надеяться, тосковать и быть бесповоротно влюбленной в мужчину, который никогда не смотрел на меня.

– Я смотрел, – шепчет он. – Когда ты думала, что я не смотрю. Ты была единственным человеком, от которого мне было трудно отвести взгляд.

– Ты смотрел на меня.

– Потому что мне не нравилось, как сильно ты влияла на меня, хотя ты была ненавистна не только мне, но и всем остальным.

Я фыркаю от смеха, смешанного со слезами.

– Похоже, мы оба все неправильно поняли.

– И мы дорого за это заплатили. – он глубоко, болезненно вздыхает. – Годы, когда тебя не было в моей жизни, были такими пустыми и заброшенными, что я пытался заполнить их чем угодно. Я не понимал, что мне это не удалось, пока ты не вошла в мой кабинет.

– Я тоже была пуста. И эта шкатулка – то, что помогало мне чувствовать себя достаточно полноценной, чтобы выжить. – я слегка улыбаюсь. – Кстати, я хочу ее вернуть.

– Включая персиковую косточку?

– И ее тоже.

– Это может убить тебя.

– Я всегда хотела того, чего не должна была хотеть.

Он обхватывает мою талию и притягивает к себе так, что его губы оказываются в нескольких сантиметрах от моих.

– Это касается и меня?

– Ты первый в списке.

На его лице появляется красивая ухмылка.

– А что, если ты возненавидишь меня в будущем?

– Тогда я просто влюблюсь в тебя снова и снова. Я очень настойчивая.

– Ты чертовски странная, ты знала об этом?

– Ты говорил мне об этом, когда нам было восемь лет.

– Говорил. Но вот что я тебе не говорил. С того дня я не ем персики.

– Почему?

– Я не люблю то, что может тебе навредить.

– Поэтому ты напал на Криса?

– Это было просрочено на одиннадцать лет, но я наконец-то отомстил, по справедливости.

– За это ты получил удар ножом.

– Оно того стоит, – говорит он мне в губы. – Ты этого стоишь, Персик.

Моя ладонь находит его щеку, и хотя я не могу поверить в то, что он мне говорит, я хочу большего.

Я всегда была жадной до всего, что связано с Дэниелом.

– Скажи мне, что мы вместе. Скажи, что я твоя так же, как и ты мой.

– Да, блядь, мы вместе. И я не только принадлежу тебе, но ты слишком глубоко проникла в мою душу, мне пришлось бы умереть, чтобы устранить тебя. А это просто трагедия, поэтому ты не можешь меня бросить.

Одинокая слеза скатывается по моей щеке.

– Я не уйду. Я не могу.

Он прижимается своими губами к моим.

– Помнишь, ты спросила меня, где мой дом?

– Ты сказала, что нигде.

– Я солгал. – он касается моей груди. – Мой дом там, где ты. Ты мой дом, Николь.

– Ох, Дэниел. Мое сердце не может этого вынести.

– Останься со мной. Я еще не дошел до самого важного.

Моя грудь сжимается.

– И что же это?

– Помнишь, о чем ты спросила меня, когда мы были детьми?

– О чем?

– Ты сделала мне предложение.

Мои щеки становятся горячими.

– Я была… ребенком.

– Это все еще считается, и сейчас моя очередь сделать предложение.

Он с трудом поднимается на ноги, затем неловко встает на колено.

– Ты единственная девушка, с которой я могу представить, что проведу остаток своей жизни. Девушка, рядом с которой я хочу просыпаться каждый день. Ты не только делаешь меня лучшим мужчиной, но и даешь мне желание быть большим ради тебя. Николь Стефани Адлер, выйдешь ли ты за меня замуж?

Я захлебываюсь слезами. Не только потому, что его предложение кажется нереальным, но и потому, что он действительно знает мое второе имя.

Он знает обо мне многое, чего, как я думала, он не знает.

Я беру его за руку, пытаясь подтянуть его к себе, но он отказывается.

– Ты разорвёшь свои швы.

– Тогда тебе лучше сказать «да».

Я улыбаюсь сквозь слезы и открываю рот, но он прерывает меня.

– Прежде чем ты мне откажешь, я хочу сказать тебе, что мой член теперь моногамен для тебя и отказывается быть функциональным для кого-либо, кроме тебя, поэтому если ты скажешь «нет», ему придется убить себя.

– Как это возможно?

– Понятия не имею, но он найдет способ. Он находчив.

– В этом нет необходимости. – я глажу его по щеке, опускаясь на колени. – Ответ да.

– Да, в смысле ты выйдешь за меня замуж, или да, чтобы посмотреть, как мой член придумает способ войти в историю как первый Младший, покончивший с собой?

Мой смех громкий и беззаботный.

– Я выйду за тебя замуж, Дэниел. Как я и мечтала двадцать один год назад. Я любила тебя тогда, я люблю тебя сейчас.

– Я тоже любил тебя тогда. – он хватает меня за волосы, притягивая к себе. – Сейчас я без ума от тебя, Персик.

– Почему ты называешь меня так, если не ешь этот фрукт?

– Ты все еще любишь его, и в глубине души я рад, что этот фрукт, какой бы опасным он ни был, сблизил нас.

Эпилог

Николь

Два года спустя

Крики вырывают меня из глубокой дремы.

Спотыкаясь, я встаю с кровати и, протирая глаза, направляюсь в детскую. Мои ноги замирают, когда я вижу, что Дэниел уже держит на руках своего суетливого сына и качает его взад и вперед.

Мое сердце прыгает от смеси обожания и полного блаженства. Подавив зевок, я прислоняюсь к дверной раме и протираю глаза от сна.

Я устала, совершенно измотана работой за весь день. Те, кто говорит, что быть шеф-поваром легко, не пробовали иметь свой собственный ресторан и работать в других частях света.

Это работа на полную ставку, такая же, как быть матерью и женой. Хотя я должна использовать шанс, что с Конрадом будет его отец, я не могу заставить себя двигаться.

Я люблю вид больше, чем сон, больше, чем отдых, больше, чем что-либо.

Если я и раньше считала Дэниела привлекательным, то в роли отца он просто аппетитен. Неважно, что на нем только трусы-боксеры – хотя это добавляет ему сексуальности. В нем есть край зрелости. В нем есть та часть, которой коснулось время, опыт и все, что между ними.

Сначала он признался, что никогда не думал о том, чтобы иметь собственных детей. Он был настолько циничен в этом вопросе, что я подумала, что его придется убеждать.

Я всегда хотела иметь детей, и хотя я воспитывала Джейдена, я хотела быть матерью, а не только сестрой.

Так что пусть меня не удивляет, когда в разгар очень интенсивного секса во время нашего медового месяца на острове Зака мой муж повалил меня на песок и сказал, что хочет меня обрюхатить.

Это было его проявление собственничества, я думаю. Он склонен ревновать к любому мужчине, которого я знаю, включая своего родного брата, поэтому я подумала, что он, наверное, хочет заявить о своих претензиях.

Но после того, как мы поговорили об этом, он сказал, что имел это в виду.

– Раньше я никогда не хотел детей, потому что меня не интересовало деторождение ради деторождения, – сказал он мне, когда мы лежали на песке и смотрели на миллион звезд.

Я повернулась к нему лицом.

– Теперь все по-другому?

– Да, черт возьми, все по-другому. Они будут нашими детьми, они будут смесью тебя и меня. Что еще важнее, ты будешь их матерью.

Затем он продолжил трахать меня снова и снова. Через девять месяцев после того медового месяца родилось маленькое чудо по имени Конрад Стерлинг.

У него мои глаза, волосы его отца и упрямый характер нас двоих вместе взятых.

То, что мы женаты, не означает, что у нас нет разногласий. Мы сводим друг друга с ума, как любая здоровая, страстная пара. Мы все еще ссоримся из-за наших разных точек зрения, но я начинаю думать, что Дэниел делает это специально ради секса.

Он переворачивает мою жизнь с ног на голову всеми возможными способами. После того как я прошла курс терапии по поводу своей прошлой травмы, моя жизнь резко изменилась к лучшему. Я стала более позитивно относиться к своему телу, хотя Дэниел сыграл в этом большую роль.

Иногда он часами целовал меня с ног до головы и разжигал мое либидо, пока я не умоляла его трахнуть меня.

В других случаях он позволял мне все контролировать, говоря, чтобы я объезжала его, пока не достигну пика.

Он знает, что иногда мне это нужно, и, хотя он доминирует, он позволяет мне время от времени получить кусочек этого.

И я люблю его за это.

Я люблю его за то, что он заставил меня снова увидеть себя.

За то, что воплотил в жизнь мою мечту о профессии повара.

За то, что заботится об образовании Джея.

Мой младший брат действительно гений и сейчас учится в одной из самых элитных школ Европы. Он приезжает домой раз в неделю и без остановки болтает о своих друзьях и о том, как его там называют принцем.

Он никогда не спрашивает и не говорит о своем отце после того, как я сказала ему, что он прекратил дело об опеке. Если что и было, то он испытал большее облегчение.

Кристофер попал в психиатрическую клинику через несколько месяцев после того, как Дэниел вывел его из строя, и он признался, что нанял того бандита. Это была последняя попытка отомстить за то, что с ним произошло.

Мне ни капельки не жаль его.

Мне потребовалось некоторое время, но я смирилась с воспоминаниями о нем. У меня больше нет приступов паники и срывов. Ничто не может стереть то, что со мной произошло, но я научилась справляться с этим.

Принять это как шрам и жить с ним.

И причина тому мужчина, который качает нашего ребенка, в то время как его мышцы сокращаются при каждом движении. Он выглядит как проклятый бог со своими уложенными волосами и убойным телосложением.

Не говоря уже о том, насколько он силен.

Дэниел ушел из адвокатуры вскоре после того, как на него напали. Он сказал мне, что выбрал карьеру, отличную от той, которую ожидала его семья, как укол родителям, чтобы не идти по стопам отца, но это было неправильное решение ради построения своего будущего.

Сейчас он финансовый директор Sterling Engineering, опора и причина стоицизма Зака.

Если Дэниел казался мне холодным, когда я работала на него в Уивер&Шоу, то Зак это торт. Он действительно может быть бессердечным дьяволом.

Тетя Нора, которая была на седьмом небе от счастья, когда я родила Конрада, плакала, держа его на руках, потому что она, вероятно, никогда не сможет держать на руках детей Зака.

Оба ее сына называли ее драматичной.

Дэниел научился мириться со своей матерью, и под «научился» я подразумеваю то, что я заставила их вместе поужинать столько раз, что они оба чуть не подавились едой.

Папа и Астрид тоже присоединились к нам. Мы со сводной сестрой не красим друг другу ногти на ногах, но она уважает выбор Дэниела и меня, когда бы мы ни виделись. Дядя Генри стал моим папой вскоре после того, как я переехала сюда. Он считает своим долгом приобщать меня ко всем семейным событиям.

Но моя маленькая семья находится здесь.

С этим мужчиной и четырехмесячным ребенком.

Дэниел кладет его в кроватку и тихо отходит назад, наступает на игрушку и ругается под нос, но проглатывает звук.

Я подавляю смех, и он оборачивается, сузив глаза, прежде чем обхватить меня за талию и медленно вытолкнуть, закрыв за нами дверь.

– Вы смеетесь над моими страданиями, миссис Стерлинг?

Мое сердце замирает, а мышцы расслабляются при звуке моей новой фамилии. Не думаю, что у меня когда-нибудь не будет такой реакции на то, что меня называют женой Дэниела.

– Кто? Я?

– Не говори со мной таким тоном, маленькая распутница.

– Каким тоном? – я понижаю голос, проводя пальцами по его груди.

– Тоном, при котором тебя будут трахать до утра, а завтра ты будешь очень смешно ходить.

– Почему ты думаешь, что я его использую, муж?

Визг вырывается из меня, когда он несет меня в постель.

Я одержима этим мужчиной так же, как он одержим мной.

Я его.

А он мой.

Наверное, с тех пор как мы были детьми.

Эпилог

Дэниел

Год спустя

– Я думала, ты считаешь детей отпрысками.

Я делаю глоток своего абрикосового сока, игнорируя всезнающую ухмылку Астрид, которая потягивает свой коктейль.

– Я все еще так считаю.

– Именно поэтому Николь беременна твоим вторым ребенком, когда первому меньше восемнадцати месяцев?

Теперь моя очередь ухмыляться.

– Я сказал, что дети это отпрыски. Мои и Николь не входят в этот список.

– Да пошел ты, Жук.

Она смеется, вытянув ноги на шезлонге у бортика нашего бассейна.

Один из чайных монстров, горничная, заменяет Астрид напиток и молча осуждает ее за то, что она не выбрала чай.

Они осудили бы и меня, но Николь следит за тем, чтобы они видели, как я пью хотя бы одну чашку чая в день.

– Ты должен это делать, чтобы они тебя уважали, милый, – сказала она мне, а потом продолжила убеждать меня с помощью нашей любимой валюты – небрежного минета.

Это единственная причина, по которой я пью чай. Не считая того, как она ласково называет меня «милый», когда ей что-то нужно. Она самая хитрющая, самая умная маленькая шалунья, и она это знает.

Из страха распустить слюни, как ребенок, при одной только мысли о моей красавице-жене, я сосредоточился на Астрид, которая рассказывает о последних приключениях Глиндон в доме ее дедушки.

Эта маленькая девочка на пути к тому, чтобы стать избалованной нарушительницей спокойствия с кривой короной принцессы.

Не случайно она любимица Джонатана. Безжалостного, беспощадного Джонатана, который не мог заботиться ни о ком, кроме своей второй жены.

Даже Эйден и Леви были для него лишь «наследниками», пока не подарили ему внуков.

Лэндон, Брэндон и даже Илай, единственный сын Эйдена, не идут ни в какое сравнение с Глин. Вот почему близнецы сегодня присоединились к своим родителям, а она обнимается с Джонатаном и его женой.

Мы пригласили Астрид и ее семью на барбекю у бассейна. Лэн и Брэн устраивают беспорядок в воде, а Леви с гордым выражением лица наблюдает за ними, поджаривая мясо.

И прекрасно, я не имею никакого отношения к приглашению, это сделала Николь. Если бы это зависело от меня, я бы все выходные пропадал между бедер своей жены и молился, чтобы меня никогда не нашли.

Отношения двух сводных сестер нельзя назвать розами и единорогами, но с годами они улучшаются. Джейден и дядя Генри сыграли в этом большую роль.

Астрид заботится о нем, как о настоящем сводном брате, так, как никогда не заботилась о Николь. А дядя Генри сводил их вместе при каждом удобном случае – с моей и Леви неохотной помощью.