Текст книги "Империя Греха"

Автор книги: Рина Кент

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 21 страниц)

Поэтому расслабляю горло, позволяя ему трахать жестко, быстро и без ограничений. Я тоже стону рядом с ним, потому что мне нравится это ощущение власти.

Мне нравится, как подрагивают его бедра, словно он не в силах контролировать удовольствие.

– Блядь, красавица. Я собираюсь излиться в это красивое горло.

И с последним рычанием он выполняет обещанное, выпускает свою сперму так глубоко, что я едва чувствую ее вкус, когда глотаю.

Когда он выходит, между моим ртом и его членом образуется дорожка спермы, и я настолько очарована этим зрелищем, что не могу отвести взгляд.

От него.

Он вытирает мне рот большим пальцем, и я почти слышу ухмылку в его голосе, когда он говорит:

– Будет весело поиграть с тобой, моя маленькая обманщица.

Глава 10

Нокс

Как только я слезаю с нее, Анастасия отползает назад, пока ее спина не ударяется о край полки, но она защитно прижимает ноутбук к груди.

Она не выпустила его, даже когда сокрушалась о мой член и мне приходилось заглушать ее крики.

Я причмокиваю и рычу от подергивания члена. Видимо, кончить в ее красивое горло недостаточно. Я сопротивляюсь желанию схватить ее за горло и трахнуть об стену. Будь прокляты презервативы.

Хотя, не совсем. Я не моя сестра, и не заинтересован в детях сейчас. Или когда-либо. Зачем приводить ребенка в этот жестокий мир, а потом заставлять его выживать самостоятельно?

Реми единственный ребенок, которому позволено присутствовать в моей жизни, да и то лишь издалека.

Тем не менее, я всерьез подумываю о том, чтобы перегнуть ее через ближайший стол и трахнуть ее узкую киску. Я могу выйти, не закончив, или...

Блядь, о чем я вообще думаю? Я вообще не должен думать об этом, не говоря уже о том, чтобы искать лазейки.

Я не трахаюсь без презерватива, и точка. Меня выводит из себя, что я вообще рассматривал этот вариант.

Это только потому, что я давно не трахался. Вот и все.

Именно.

Анастасия хватает ноутбук одной рукой, а другой застегивает брюки. Так ее зовут, Анастасия, ее настоящее имя.

Признав это, она также косвенно намекнула, что весь образ Джейн – это всего лишь образ. Все это не настоящее: ни ее внешность, ни, тем более, эти фальшивые карие глаза, которые сейчас следят за каждым моим движением.

Иногда она похожа на добычу, умную добычу, которая наблюдает, а не ждет, пока ее съедят.

Теперь, думая об этом, именно этим она и занималась с того самого момента, когда я впервые увидел ее в баре. Она наблюдала за мной из-за этих ледяных светлых прядей и решала, что делать дальше.

Это любопытство или, возможно, осторожность?

Кто она, черт возьми, такая? От одного этого вопроса в моей голове кровь закипает от раздражения. Я не хороший человек. Я даже не порядочный. Нет нужды говорить, что я не из тех, кто спрашивает у девушек их имена, не говоря уже об истории их жизни.

Так какого хрена я хочу погрузить в нее свои пальцы и вытащить все, что она прячет?

Почему она?

Потому что она маленькая гребаная обманщица, вот почему.

Хотя я привык к тому, что преступники постоянно лгут мне, это совсем другое дело, когда это происходит на личном уровне.

Как только я привожу себя в порядок, то открываю дверь с большей силой, чем это необходимо. Свет снаружи проникает внутрь, заливая комнату и ее мягким светом.

Ее щеки все еще красные, выражение лица как у оленя, попавшего в свет фар, но она воспринимает движение, когда я открываю дверь, как означающее, что я закончил с ней, и наклоняется, чтобы взять сумку для ноутбука.

В тот момент, когда она это делает, я выхватываю его из ее пальцев.

Сначала она замирает, словно не понимает, что только что произошло, затем ее щеки покрывает румянец. Свет, проникающий через дверь, делает ее карие глаза более светлыми, почти с голубыми прожилками. Уверен, что это ее настоящий цвет глаз.

– Отдай!

– Сначала расскажи мне что-нибудь о себе настоящей.

Она вскакивает, но я держу ноутбук. Учитывая нашу разницу в размерах, она не сможет дотянуться до него, как бы ни старалась.

Но она именно это и делает – пытается. Она хватает меня за руку и использует ее как рычаг, чтобы подпрыгнуть выше. С каждой секундой ее лицо становится все более красным, а дыхание резким и гортанным.

Наконец, она отталкивается, ее брови хмурятся, прежде чем она поднимает нос.

– Ты все равно не сможешь его включить. Он защищен паролем.

– Я найду способ. – я трясу ноутбуком в воздухе. – Интересно, какие скелеты я здесь найду.

Она поджимает губы.

– Почему ты хочешь знать обо мне?

– Потому что я не очень люблю обманщиков. Кроме того, ты так много знаешь обо мне из всего этого гугления, будет справедливо, если я тоже буду в курсе.

Она смотрит на мою руку в течение секунды, и могу сказать, что именно в этот момент она решает предпринять последнюю попытку.

Но даже когда она прыгает, ей не удается преодолеть и половины расстояния.

– Хорошая попытка. – я ухмыляюсь.

Она оглядывается, но лишь на долю секунды разрывает зрительный контакт. Я заметил, что она не часто так делает, глядя в чужие или мои глаза, будто избегает чего-то, избегая их.

Приседая, она хватает свои очки, которые я выбросил ранее, и надевает их, используя их как своего рода броню, оружие против мира. А может, просто против меня.

– У меня есть условие.

– Условие? С чего ты взяла, что у тебя есть условие? У меня твой ноутбук, не забыла?

– Я ничего тебе не расскажу, пока ты не согласишься на мое условие.

– И какое же?

Она глубоко вдыхает, кладет руку на грудь, затем говорит:

– Ты можешь взять дело той девушки?

Я сужаю глаза.

– Ты шпионила за мной?

– Я просто... случайно проходила мимо.

– Для такой превосходной обманщицы ты сейчас плохо работаешь со своей речью. Но это не имеет значения, потому что ответ нет.

Между ее изящными бровями появляется хмурый взгляд, и она опускает руку с груди.

– Почему нет? С ней явно жестоко обращались.

– Откуда ты это знаешь?

– У нее были фиолетовые следы на запястье, которые она скрыла косметикой. Это типичное поведение женщин, подвергшихся насилию.

– И ты эксперт, потому что...

– Мама находилась в жестоких отношениях, и я была свидетелем всего этого. От побоев до лжи и вздрагивания. Всего. Я была там, когда она использовала тональный крем, скрывая синяки, но меня не было рядом, когда она отправила меня к соседке с целью защитить меня. Необходимо много мужества, чтобы пойти против своего обидчика. Я знаю, потому что мама не смогла, а когда смогла, было уже слишком поздно. Поэтому, пожалуйста, помоги этой девушке, если сможешь.

Я делаю паузу, опуская руку с ноутбуком на бок. Эмоции в ее голосе такие необработанные и настоящие. Более реальные, чем все, что я слышал от нее до этого. Я всегда подозревал, что она что-то скрывает, что она хитра и коварна по какой-то причине, но никогда не думал, что все будет так.

Она уже даже не сосредоточена на ноутбуке, только на мне. В ее жесткой позе, в том, как она постоянно поправляет очки и прикасается к груди, словно это удерживает ее на месте, чувствуется отчаяние.

Я сгибаю пальцы на ноутбуке.

– Почему было слишком поздно?

– Что?

– Ты сказала, что твоя мать не могла попросить о помощи, а когда попросила, было уже слишком поздно. Почему?

– Потому что... – она поглаживает край своих очков, сжимает рубашку в кулаке, затем сглатывает. – Потому что... человек, которого она попросила о помощи, был не совсем рыцарем в сияющих доспехах.

– И ты думаешь, что я рыцарь?

– Ты адвокат.

– Это не делает меня героем.

– Герой – это последнее, что нужно таким женщинам, как моя мама и эта девушка.

– Почему это?

– Потому что герои следуют правилам и думают о благополучии мира. Они скованы устаревшими кодексами чести и самонавязанной моралью, и это может работать в черно-белом платоническом идеализме, но это не реальность, это не то, как все работает. В жизни иногда герой должен превратиться в злодея.

– Так вот кто я? Злодей?

– Я слышала, что ты можешь им стать, если того требует ситуация.

– Значит, я по совместительству злодей?

– Я предпочитаю термин – темный воин справедливости.

– И ты веришь в это? В справедливость?

– Я должна, потому что если нет, то мне не во что будет верить, не на что надеяться, а это просто... слишком мрачно, чтобы думать об этом. – она смотрит на меня в течение доли секунды, затем опускает голову. – А ты?

– Верю ли я во что?

– Веришь ли ты в справедливость?

– Не совсем.

– Тогда... почему ты стал адвокатом?

– Потому что правосудие меня когда-то поимело, и я имею его в ответ. Это своего рода обида. У нас с правосудием то, что люди называют отношениями любви-ненависти.

Не знаю, какого черта я ей все это рассказываю, если я ни с кем об этом не говорю, даже с Тил.

Мое представление о справедливости было искажено с самого детства, и по мере взросления оно только усложнялось. Большую часть времени я ненавижу справедливость, но ее использование придает моей жизни смысл.

Однако я не люблю, когда другие узнают о моих отношениях с этим, поэтому тот факт, что я только что рассказал ей обо всем этом, первый.

Возможно, это из-за того, что она открылась о своей матери. Возможно, из-за того, что она украдкой поглядывает на меня, хотя обычно ее голова опущена, поклоняясь земле.

Или, возможно, из-за того, что я обнаружил в ней другую глубину, ту, что играет с моими гребаными тенями, и я хочу, чтобы они исчезли.

Глубина и тени.

А может, я хочу, чтобы они столкнулись вместе, достигли дна, чтобы я мог наблюдать за тем, какой хаос это вызовет.

– Правосудие и их поимело, – шепчет она. – Таких людей, как та девушка и мама, я имею в виду. Никто не слышал их криков и не видел их скрытых синяков. Никто не остановился, чтобы протянуть им руку помощи или даже выслушать. Но ты можешь.

– Я не совсем доброжелательный человек.

– Тебе и не нужно им быть. Просто делай то, что у тебя получается лучше всего.

– И что же?

Она улыбается, и ее улыбка мягкая и в то же время грубая, как и ее предыдущие слова. Как будто она не только обнажает зубы, но и часть своей скрытой души в процессе.

– К черту правосудие от их имени.

Я не могу сдержать нотку веселья в своем голосе.

– Я думал, ты веришь в справедливость. А теперь ты хочешь, чтобы с ним покончил?

– Когда это ведет себя как сука, да. —

она смотрит на меня сквозь ресницы. – Ну?

– Я все еще не убежден. Тебе придется постараться.

В ее глазах загорается решительный огонь.

– Я постараюсь.

– Уверена? Я не из тех, кто легко меняет свое мнение.

Она выхватывает ноутбук из моих пальцев, и хотя я это предвидел, я не останавливаю ее.

Ликующее, победоносное выражение покрывает ее черты.

– А я не из тех, кто с лёгкостью сдается.

***

– Я в деле.

Я опускаюсь на место напротив Аспен и сосредотачиваюсь на человеке, сидящем за столом.

Нейт, Уивер, представитель фирмы Уивер&Шоу и управляющий партнер фирмы, смотрит на меня так, будто у меня выросли две головы.

Ему около тридцати, у него крепкая кость, и он чертовски строг, когда дело касается управления У&Ш. Хотя он не вмешивается в то, как мы выбираем клиентов, он также не позволяет нам полностью расслабиться.

Так или иначе, он участвует в каждом деле, которое стучится в наши двери, поэтому я уверен, что он уже знает о деле Сандры.

Либо его эльфы-шпионы рассказали ему, либо длинный язык Дэниела позаботился об этом. В любом случае, он не выглядит очень удивленным, просто скептически настроенным.

Значит, нас двое.

Мне потребовалось несколько часов умственной работы, чтобы прийти к этому решению. После того как я разошёлся с Анастасией сегодня, я вернулся в кабинет и обдумал все «за» и «против».

Естественно, для меня минусов больше. Это не только гражданское дело, но и слишком близко к дому, а это обычно является решающим фактором. Но кое-что из сказанного Анастасией не давало мне покоя.

Никто не слышал их криков и не видел их скрытых синяков. Никто не остановился, чтобы протянуть им руку помощи или даже выслушать. Но ты можешь.

Это напомнило мне об отце. Если бы он не нашел меня и Тил, если бы он отверг нас, мы бы пошли по разрушительному пути. Мы бы не стали теми, кем являемся на сегодняшний день.

Как будто это знак, он позвонил мне раньше и спросил, не нужно ли мне что-нибудь. Я успешный двадцативосьмилетний мужчина с состоянием, которое я инвестирую по всему миру, но мой отец все еще звонит и спрашивает, не нужно ли мне чего-нибудь.

Он ни разу не дал мне почувствовать, что я не его биологический сын. Когда я облажался в подростковом возрасте, он рассердился на меня, как это сделал бы нормальный отец, и научил меня, что такое мир. Когда я делал что-то правильное, он награждал меня и заставлял ощущать, что меня ценят и любят.

Сочетание его звонка и звонка Тил, а также слова Анастасии завершили для меня сделку.

Несмотря на то, что минусы смотрят на меня издалека, я выхожу из своей зоны комфорта.

В любом случае, там становилось скучно.

Нейт продолжает наблюдать за мной, и Аспен тоже. Она рыжая и одна из самых привлекательных женщин, которых я когда-либо видел – не считая ледяной, голубоглазой маленькой обманщицы.

Я делаю успокаивающий вдох, отгоняя ее от своих мыслей.

Возвращаясь к теме, скажу, что Аспен единственная женщина-старший партнер в У&Ш и правая рука Нейта. Она также является заклятым врагом Кингсли, так что вся динамика между ними тремя в лучшем случае забавна.

Она делает глоток своего кофе.

– Разве ты не отказал ей?

– Я передумал.

– Ты редко передумываешь, если вообще передумываешь, Ван Дорен. – Нейт наклоняется вперед в своем кресле. – Почему сейчас?

– Я не знал, что ее отца представляет Пирс&Пауэрс, наши самые большие конкуренты, насколько я знаю. – я откинулся в кресле и скрестил ноги на лодыжках. – Мы не можем упустить этот шанс сокрушить их.

– Как насчет того, чтобы позволить мне и Кингу беспокоиться о Пирс&Пауэрс и рассказать мне настоящую причину?

– Я тоже чую что-то рыбное.

Аспен ставит свой кофе на стол, и две пары критических, осуждающих глаз устремляются на меня.

– Я просто интересуюсь этим делом. Какие еще причины вам нужны? Просто поверьте мне на слово и позвольте мне сделать свою магию. Нет нужды говорить, что вы, ребята, приглашены на места в первом ряду.

– Уверен? – Нейт приподнял бровь. – Ты будешь заниматься гражданской стороной этого дела, учитывая, что Сандра Белл требует компенсации.

– Да, но уголовное дело может произойти сразу после этого, и я могу помочь Сандре.

– Ты прекрасно понимаешь, что это дело будет широко освещаться в СМИ, не только из-за характера иска, но и из-за того, против кого она выступает. Мэтт Белл известный продюсер, и это делает его публичной фигурой.

– Это привлечет больше внимания к подобным делам и к фирме, конечно же. Неважно, кто такой Мэтт Белл, я раздавлю его и его адвоката.

Аспен слегка улыбается. Несмотря на свою закулисную роль, она не упускает случая дать мерзавцам по заслугам.

– Мои маленькие эльфы сказали мне, что прокурор предъявит ему обвинение в насильственном преступлении класса В за сексуальное насилие.

– Поскольку она состоит с ним в кровном родстве, адвокат противника будет настаивать на уголовном преступлении класса E. Тогда они с лёгкостью добьются его условного срока, и все будет так, словно этого никогда не было. – Нейт излагает факты своим холодным тоном, слегка провокационным, как он это делает в суде. – Это если прокурор найдет доказательства сексуального нападения. Если это превратится в сценарий «его-слово-против-его», как думаешь, кто выйдет из этого невредимым?

– Уж точно не это ничтожество.

– Он уже вышел под залог по уголовному делу, так что все выглядит не очень хорошо, – говорит он.

– Тогда я изменю ситуацию в свою пользу. Я даже найду доказательства, чтобы навязать руку прокурору.

– На твоем месте я бы не была такой самоуверенной. – Аспен скрещивает ноги. – Реджинальд Пирс сам представляет интересы Мэтта Белла. Не говоря уже о том, что прокурор назначил Джерарда прокурором, а он дружит с Пирс&Пауэрс.

– Спасибо за эти удручающие новости, Аспен, но, как я уже сказал, мне плевать, против кого я выступаю. Это может быть и Верховный суд, и я все равно их поимею. – я улыбаюсь на это.

И нет, Анастасия не сыграла никакой роли в моем решении. Ладно, быть может, немного, но это больше для меня.

Она подала мне ранее гениальную идею.

Это еще один шанс испортить систему, которая оставила гигантские лазейки для хищников вроде Мэтта Белла.

– Даже мафия? – спрашивает Нейт.

– Мафия?

– Русская мафия. Мэтт использует свое положение в шоу-бизнесе, отмывая их грязные деньги и принося им прибыльные предприятия, помимо всего прочего.

Я молчу.

Аспен смотрит на меня самодовольным взглядом.

– Хочешь, чтобы я взяла это на себя?

– Нет, к черту. Участие мафии сделает все более веселым.

– То есть, опасным. Это плохая идея для твоего первого масштабного дела.

– Ты кое-что забыл, Нейт. Я люблю плохие идеи.

Как Анастасия.

Она худшая идея из всех, но все, о чем я думаю, это чтобы она пришла для большего.

Глава 11

Анастасия

Знаю, я говорила, что не из тех, кто сдается, но убедить Нокса изменить свое мнение сложнее, чем я думала.

Хотела бы я, чтобы его мозг был компьютером, который я могу взломать и изменить его провода, возможно, оставить там вредоносную программу, чтобы отплатить ему за то, что он был мудаком.

К сожалению, я не в своей тарелке и определенно не имею дела с компьютером. Он мужчина, причем прекрасный придурок. Придурок, который знает, на какие мои кнопки нажимать, а какие меня подожгут.

Я никогда раньше не имела дела с мужчинами. Да, я была окружена ими всю свою жизнь, но они обращались со мной только как с принцессой. Принцесса без короны и права голоса.

Мое общение с ними было редким, поэтому я совершенно не знаю, как убедить мужчину – или женщину, если быть до конца честной.

Иногда я чувствую себя настолько беспомощной, что подумываю о том, чтобы снова убежать, снова исчезнуть, чтобы никто не смог меня найти. Особенно Нокс.

Но это означает, что мне придется бросить Сандру, а это слишком похоже на то, как я бросила свою мать.

Я не могу даже рассматривать такой вариант, поэтому должна остаться, несмотря на трудности, несмотря на постоянное раздражение и странное возбуждение, которое я ощущаю каждый раз, когда мы с Ноксом разговариваем друг с другом.

На данный момент все, что я могу сделать, это держаться за упорство, которого, как я думала, у меня предостаточно.

Оно было заложено в моем воспитании, в той жизни, которую выбрали для меня.

Оказывается, и этому есть пределы, потому что Нокс чертов манипулятор.

Он придумал такую штуку, которая называется «сеансы убеждения». Все они происходят в той комнате снабжения, где он застал меня три дня назад. Все они начинаются с того, что его рука обхватывает мое горло и заканчивается тем, что я оказываюсь на полу или у стены, когда он выжимает из меня жестокое удовольствие.

Затем он использует мой рот и смазывает меня своей спермой.

– Я все еще не убежден. Попробуй завтра получше.

Это его слова после того, как мы закачиваем. Или, скорее, он заканчивает, потому что я марионетка в его руках. Кукла, с которой он может делать все, что ему заблагорассудится. Наверное, мне следует бороться сильнее, оттолкнуть его и остановить этот бесконечный цикл.

Но какой в этом смысл, если я не могу выкинуть его из головы? Мало того, я стала с нетерпением ждать прихода на работу, когда он загонит меня в угол. Я даже полюбила тот маленький уголок, который я собиралась использовать в качестве своего убежища, когда занималась исследованием жизни, оставившую позади. Или, когда я использовала серверы фирмы, чтобы узнать больше о том, что происходит между ее стенами.

И быть может, просто быть может, тот первый вкус, который я попробовала несколько недель назад, превратил меня в наркоманку. Быть может, я жажду его еще больше и глупо говорю себе «еще один раз».

Но он держит меня на грани. Он не трахнул меня, и я уверена не потому, что нет презерватива.

Это его игра, то, что ему нравится делать, чтобы я расстраивалась.

Но если он думает, что я доставлю ему удовольствие, попросив об этом, ему придется долго ждать. Посмотрим, кто сдастся первым в этой игре.

Боже. Это так отличается от того, кем я являюсь. То, чем я являюсь. Обычно я не позволяю никому играть со мной – не то, чтобы они когда-либо приближались достаточно близко, чтобы сделать это. Но сейчас само обещание заставляет мою кожу трепетать от того, что я никогда не позволяла себе испытывать раньше.

Волнение.

И, возможно, опасность. Возможно, я должна сказать «нет». Но, черт, я не могу.

Это безобидная забава. Просто секс.

Ничего больше. И ничего меньше.

Я подключаю наушники и нажимаю кнопку «воспроизвести» на своем плейлисте «Старое-Доброе». Звучание рок-музыки восьмидесятых и девяностых приводит меня в безмятежное настроение. Я всегда любила старинную музыку, хотя новые технологии – это мой конек. В этом смысле я парадокс.

Я редко слушаю музыку во время работы, но с тех пор, как я столкнулась с враждебной ситуацией, которую создали Чад и Бен, я стала религиозной. Я не только наслаждаюсь хорошей музыкой, но и отключаюсь от них.

Победа-победа.

Я думаю, что они в основном завидуют, и, хотя я не обращаю на них особого внимания, я также не молчу, когда они начинают бросать уколы в мою сторону. Я могу не смотреть им в глаза, но не позволю никому обращаться со мной, как с ничтожеством.

Палец касается моего плеча, пока я печатаю, и я приостанавливаюсь, думая, что это один из них пришел, чтобы начать дерьмо.

Но нет.

Девушка, которая смотрит на меня сверху вниз, широко улыбается и протягивает небольшую корзинку с выпечкой. Ее зовут Гвинет – или Гвен, как она попросила меня называть ее.

Она студентка юридического факультета, летом проходит практику в нашей фирме, и мы с ней одного возраста. Мы познакомились два дня назад, и я попросила ее помочь мне с новой системой, которую я создавала. С тех пор она стала часто приходить в отдел информационных технологий, потому что другие стажеры ее избегают.

Тогда я не знала почему, но вчера она рассказала мне, что на самом деле она дочь Кингсли Шоу. То есть, Шоу из Уивер&Шоу, и, видимо, из-за этого все ее опасаются. Она даже стажируется у самого Натаниэля. Я знаю, что он не принимает стажеров, но это имеет смысл, поскольку она дочь его партнера, который не может следить за своей дочерью из-за того, что находится в коме.

Я снимаю наушники и улыбаюсь ей в ответ.

– Принесла тебе кексы. – она подталкивает корзинку к моей груди. – Мне пришлось спасти несколько от Дэниела. Он монстр кексов.

– Тогда, может, тебе не стоит печь их на постоянной основе. Слышала, что сейчас все хотят их.

– Все в порядке. Мне нравится, когда я делаю людей счастливыми через кексы. – она смотрит на Чада и Бена. – Только не этих ботаников.

Они смотрят на нее, а она кладет руку на бедро и смотрит в ответ. У нее появилась неприязнь к ним от моего имени после того, как она услышала, как они назвали меня Простой Джейн. У нее странно милое чувство справедливости, которое отличается от искаженного чувства Нокса.

Когда я узнала ее личность и то, что она на самом деле знает Нокса, Дэниела и других партнеров уже много лет, я подумала о том, чтобы попросить ее убедить Нокса взять дело той девушки. Однако это означало бы поделиться слишком большой информацией с человеком, с которым я только что познакомилась. Кроме того, не хочу, чтобы кто-то знал о том, что есть у нас с Ноксом.

Это наш маленький грязный секрет.

– Давай, попробуй их.

Она придвигает кресло и выжидающе смотрит на меня такими разноцветными глазами, что они выглядят немного диковато. У нее редкая гетерохромия, которая создает микс зеленого, голубого и серого в ее радужке, будто она мифическое существо из фольклорных сказок, которые читала мне Бабушка.

Я откусываю изящный на вид кекс.

– Опять ванильный?

– Эй! Ваниль самый лучший вкус.

– Но довольно стандартно.

– Ну, извини. Он универсален.

Я улыбаюсь, продолжая есть.

– Чему ты улыбаешься? Это действительно лучшее.

– Ты одна из меньшинства, кто так думает.

Она также одна из немногих, кто охотно сближается со мной, не заботясь о моей внешности или о том, насколько я асоциальна.

Гвен берет один из принесенных ею кексов и начинает есть. Прядь ее русых волос падает на лоб, и она безуспешно пытается откинуть ее назад.

– Разве ты не должна работать? – спрашиваю я.

– Нет, я закончила читать документы, которые дал мне Нейт. Кроме того, у него встреча с другими партнерами по поводу важного дела, за которое берется Нокс, так что он не может дать мне никаких новых заданий или превратить мою жизнь в ад за опоздание на полминуты.

Я наклоняюсь вперед на своем кресле.

– Подожди. Ты сказала «важное дело»?

– Да. – она облизывает свои пальцы, а затем почти сталкивается головой с моей, придвигая своё кресло ближе. – Преступник Мэтт Белл. Знаешь, тот знаменитый продюсер? Его дочь подала на него в суд за сексуальное насилие и требует компенсации, и Нокс взял дело. Что странно, потому что я почти уверена, что слышала, как Дэн сказал, что тот отказался. Но, возможно, он посмотрел на дело с другой стороны и передумал.

Мои пальцы сжимаются вокруг кекса, и я бы раздавила его, если бы не знала, что Гвен убьет меня за это.

Она только что сказала, что Нокс согласился на это дело? На то самое дело, за которое, по его словам, я должна была убедить его взяться?

– Это дело привлечёт столько внимания СМИ, – продолжает Гвен. – Будет дико.

– Правда?

Мне не нужно спрашивать ее о том, что я действительно хочу знать – готов ли Нокс к этому. Гвен болтлива по натуре и говорит мне все, что угодно, простым подталкиванием.

– Конечно! Но если кто и может это сделать, так это Нокс. Хотя все скептически относятся к тому, что он берется за гражданское дело, но оно, вероятно, будет происходить одновременно с уголовным, а он уже делал это раньше. Отец лично смотрел этот фильм и особенно гордился тем, как Нокс свел с ума и прокурора, и адвоката противника. Так что я полностью уверена, что он справится и с этим делом.

– Почему ты так уверена?

– Он стратег, знаешь ли.

– Стратег?

– Да, сначала кажется, что он проиграет, но на самом деле он замышляет несколько смертельных ударов. И когда он их наносит? Игра окончена.

Я верю ей. Правда. На самом деле, я думаю, что он использовал эту тактику на мне.

Внутри меня горит огонь, и требуется все возможное, чтобы продолжать слушать, как Гвен рассказывает о фильме ужасов, который она смотрела прошлой ночью. Требуются все силы, чтобы не выплеснуть этот огонь на него.

На мужчину, который манипулировал мной все это время.

На этого мудака.

К тому времени, как Гвен уходит, я в ярости. Нет, я собираюсь позволить всей разрушительной энергии поглотить меня.

Я даже не могу сосредоточиться на системе, которую тщательно создавала несколько дней. Коды продолжают расплываться перед глазами, сколько бы я ни делала глубоких вдохов и ни протирала очки.

Мой телефон вибрирует, и я рывком достаю его. Я знаю, кто это, еще до того, как проверяю. Этот номер знают только два человека: в клинике, где лежит Бабушка, и тот мудак, который без обиняков обменялся со мной номерами после того первого раза в комнате снабжения.

Нокс: Через пять минут я собираюсь тебя трахнуть.

Меня так и тянет послать ему эмодзи со средним пальцем, но я лучше подумаю.

Я собираюсь сделать это лично.