Текст книги "Империя Греха"

Автор книги: Рина Кент

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 21 страниц)

Глава 33

Нокс

Потребность в насилии не покинула мой организм.

Более того, она растет и усиливается несмотря на то, что я в процессе убийства боксерской груши в спортзале моего жилого здания.

Я продолжаю наносить удары, представляя себе лицо Дэниела в качестве замены. Или лицо любого другого мужчины, который когда-либо прикасался к ней.

Любого.

Всех.

Это ненормально, не так ли? Находиться на грани разрушения и ощущать, что я разорвусь на части в любую секунду. Ненормально испытывать желания, от которых, как мне казалось, я давно избавился.

Например, встать на вершине чего-то высокого, раскинуть руки и упасть вниз, только чтобы уничтожить тени, клубящиеся вокруг меня со всех сторон.

Или вскрыть вены, чтобы из них хлынула кровь, чтобы она перестала шептать, бурлить и шипеть в ушах.

У меня не было таких мыслей уже... годы. Или, может, я проделал фантастическую работу, притворяясь, что их больше нет.

Что я в порядке.

Идеален.

Полностью покончив со своим прошлым, отец, в конце концов, прав. Невозможно притворяться, что все хорошо, когда это не так.

Один инцидент, один момент времени способен заставить меня вернуться к худшей версии себя.

В ту версию, которая сопротивлялась желанию прыгнуть вниз или вскрыть вены, потому что я не мог оставить Тил. Потому что я был ответственен за свою сестру, и бросить ее было предательством клятвы, которую я дал, чтобы защитить ее.

Но сейчас она не нуждается в моей защите. У нее не только есть муж и сын, но я наконец-то могу признать, что она в лучшем положении, чем я.

Я всегда думал, что я ее опора и якорь, что я должен быть сильным для нее, но я не задумывался о том, как сильно эта фальшивая сила разъедает края и просачивается внутрь.

Вот как я чувствую себя сейчас – будто я растворяюсь снаружи внутрь.

Сцена с Анастасией, касающейся Дэниела, продолжает воспроизводиться в глубине моего сознания по кругу, несмотря на попытки остановить ее. Она кружится, повторяется и сбивает мое дыхание.

То, как разомкнулись ее губы, когда она посмотрела на него и опустилась на колени между его ног. Губы, которые целовал только я. Губы, которые улыбались только мне.

Но больше нет.

Между нами все кончено.

Так она сказала, и когда я не согласился, она продолжила, блядь, доказывать это.

Я бью по груше сильнее, пока мои костяшки и мышцы не кричат от боли и напряжения. Пока мое зрение не помутнело от пота и красного тумана.

– Ты закончил убивать боксерскую грушу или мне стоит вернуться через некоторое время?

Я поворачиваю голову в сторону и вижу, что этот ублюдок Дэниел непринужденно прислонился к стене, скрестив ноги на лодыжках.

Я оставляю грушу и направляюсь к нему. Слава Богу, спортзал пуст, потому что сейчас он превратится в место преступления.

Пот капает с моих ресниц и висков, а усталость от ударов по грушу постепенно отступает, когда адреналин выходит на первый план.

Дэниел поднимает руки и отступает назад.

– Стоп, успокойся, дружище. Ты совершаешь серьезную ошибку.

– Я начну беспокоиться об этом после того, как это произойдёт.

Он продолжает отступать, и я иду за ним, мои шаги длинные и намеренные.

– Я только что заверил новое завещание, в котором говорится, что, если я умру при загадочных обстоятельствах, Нокс причастен к этому.

– Тогда пусть так и будет.

– Ты сейчас ведешь себя как неразумный идиот.

– Я неразумный идиот? Ты уверен, что не ты? Поскольку... я не знаю. Ты тот, кто положил на нее свои чертовы лапы. На единственную девушку, которую я когда-либо называл своей. Давай разберем эту гребаную причину, хорошо? Что именно? Зависть? Ревность? Или, быть может, это твоя постоянная потребность чувствовать что-то после того, как твоя школьная влюбленность разбила твоё сердце и растоптала его, будто оно было простым мусором? Это потому, что единственный человек, которого ты хотел, никогда не желал тебя в ответ, и из-за этого у тебя развилась фобия на блондинок, с которой ты до сих пор борешься, даже будучи взрослым?

Он перестает отступать, его плечи становятся напряженными, а черты лица постепенно сходят. Маска доброжелательности, которую он надевает для всех, медленно исчезает, позволяя проявиться его истинному образу.

Яростному, горькому ублюдку, который также ненавидит себя. Это единственное, что у нас было общего, когда мы стали близки, и как бы он ни скрывал этот факт, это все еще огромная часть его сущности.

– Заткнись, блядь, Нокс.

В его резком тоне звучит предупреждение.

Чертовски фантастично. Теперь мы переходим к делу.

– Больно, не так ли? Когда тебя бьют по голове правдой. Когда тебе напоминают, что ты можешь взять любую девушку, кроме той, которую ты действительно хочешь, потому что она лишь использовала тебя, верно? Ты был для нее никем и всегда им останешься.

Его кулаки сжимаются по бокам, и я жду, что он ударит меня. Жду, что он сделает первый шаг, и я смогу повалить его на пол. Однако его губы кривятся, а ямочки на щеках выглядят гротескно, когда он ухмыляется.

– Точно так же, как ты никто для Анастасии, ты это хочешь сказать? Она избавилась от тебя при первой же возможности. И угадай, кого она выбрала? Меня.

Я бросаюсь на него, а он ждет с поднятым кулаком. Я бью его первым, а он ударяет в ответ так же сильно. Возможно, это я тренировался на груше, но в его ударах столько же адреналина, сколько и в моих.

Он как будто ждал этого момента, чтобы выпустить всю накопившуюся энергию, которая росла и в нем.

Я повалил его на пол, но прежде, чем я смог прижать его к поверхности, он развернул нас и ударил меня по яйцам.

– Ублюдок! – ругаюсь я, хватаясь за пульсирующую область, и смотрю на него, потому что он стоит, задыхаясь, его глаза затенены. – Это гребаный удар ниже пояса.

– Точно так же, как и то, что ты притянул ее. Еще раз так сделаешь, и твой член станет следующим.

– Нет, если я не убью тебя первым.

– Можешь попытаться. Но не значит, что у тебя получится.

Я переползаю в сидячее положение, морщась от боли в яйцах. Этот гребаный ублюдок хорошо меня отделал.

Как бы мне ни хотелось переделать его черты лица и продать, я знаю, что он имел в виду мой член. Он может быть яростным мудаком, когда его провоцируют, и я определенно сделал это, упомянув его ахиллесову пяту.

Так что если я не сломаю его член первым, он придет за моим.

Кроме того, похоже, что вся разрушительная энергия, которую я хранил внутри, медленно сходит на нет. Все, что у меня осталось, это горький привкус в задней части чертового горла.

Я поднимаю на него глаза – точнее, взгляд.

– Просто скажи мне, почему, Дэниел. Почему она?

– Нет причин.

– Или ты мне скажешь, или, клянусь, я найду блондинку из твоего прошлого и трахну ее, а потом пришлю тебе снимки.

Я бы не стал, потому что это означало бы прикоснуться к другой девушке, кроме Анастасии, а как бы я ни хотел задушить ее к чертям, я не хочу никакой другой девушки, кроме нее.

Однако мои слова вызывают желаемую реакцию. Он хватает меня за рубашку и поднимает с пола.

– Не смей, блядь.

– Почему? Я думал, ты закончил с ней, или это очередная ложь?

– Я испорчу тебе жизнь, Нокс.

– Ты сделаешь это, пока я буду занят, трахая ее до беспамятства.

– Заткнись, блядь, или я трахну Анастасию по-настоящему.

Я собираюсь ударить его до смерти, когда его слова доходят до меня. Он сказал «по-настоящему», в смысле, этого не было.

– Ты ничего с ней не делал, да? – спрашиваю я медленно, дымка рассеивается из моего зрения.

– Сделаю примерно через полчаса, если ты не перестанешь быть мудаком.

– Как будто ты не мудак. – я встаю во весь рост и отталкиваю его. – Почему ты заставил меня поверить, что что-то было?

– Я не заставлял тебя верить в то, что что-то было. Ты сам нарисовал весь этот сценарий. Я специально сказал тебе, что не подкатывал к ней, но ты не слушал.

– Почему она сказала, что сделала шаг к тебе?

– Алло? Очевидно, она поняла, что я ловелас.

– Дэниел, – предупреждаю я.

– Почему бы тебе не спросить ее?

– Ну, я спрашиваю тебя.

– Даже если бы я что-то знал, зачем мне все выкладывать? Ты получаешь меньше очков за то, что ты чертов долбоеб. Мало того, что ты поверил, что я могу так поступить с тобой, так ты еще и заговорил о ней. Мы же договорились никогда, блядь, этого не делать.

– А чего ты ожидал от меня? Ты мне врал.

– Я сотрудничал ради твоего проклятого блага, но пошел ты.

– Ради меня? Что это значит?

– Она сказала, что делает это ради тебя.

– Ради меня?

– Это все, что я тебе скажу. Остальное ты должен узнать от нее.

Мне все еще кажется неправильным, что она пришла к нему, а не ко мне, и я хочу забить его до смерти только по этой причине, но делаю глубокий вдох, обретая столь необходимое спокойствие.

Анастасии есть за что отвечать и чему учиться, например, тому, что она не может встать ни на чью сторону, кроме моей. Или сказать мне, что все кончено.

Она может делать все, что захочет, но только пока она со мной.

– Где ты видел ее в последний раз? – спрашиваю я Дэниела.

– В фирме, но я бы не стал заглядывать туда или в ее квартиру.

– Почему, блядь, не стал бы?

Он вздыхает, долго и глубоко.

– Потому что она сказала, что собирается вернуться туда, откуда пришла.

Глава 34

Анастасия

Когда два месяца назад я покинула отчий дом, я не думала, что когда-нибудь вернусь.

По крайней мере, не живой.

Но вот я здесь. Перед черными металлическими воротами, жду, пока охранники откроют их. Мне не нужно думать, заметили они меня или нет, поскольку особняк обследуют бесчисленные камеры и дроны.

Если кто-то настолько глуп, что вздумает вторгнуться в дом Пахана, он и глазом моргнуть не успеет, как к его виску приставят пулеметы.

Охранники, нанятые специально для защиты Пахана, полагаются не только на технологии. Они владеют бесчисленным количеством оружия, некоторые из которого привезены контрабандой из России, а другие из товаров, приобретенных у торговцев оружием.

Оружейное хранилище я видела всего один раз, и то только потому, что проходила мимо, когда в него загружали новые пушки. Эта штука напоминала арсенал армии, ожидающей начала войны.

Излишне говорить, что я больше никогда не приближалась к этому месту.

Как маленькая мисс Страус, я притворилась, что все это не имеет значения и я не имею к этому никакого отношения. Пока я не смогла больше поддерживать этот фасад, и мне пришлось сбежать.

Но вот я вернулась.

Теперь я сижу перед огромными воротами и смотрю на мигающие камеры. Охранники, должно быть, уже увидели меня и сообщили отцу, что дочь, укравшая у Братвы и которую, он покрывал, вернулась.

Не знаю, почему так долго. Не может быть, потому что они меня не узнали.

Я распустила волосы и обесцветила их до первоначального платинового блонда, а также сняла очки и контактные линзы. Я даже надела нежно-розовое платье в цветочек и элегантные туфли на высоких каблуках – в образ, по которому меня все меня знают.

Вот так просто Джейн исчезла. Я уничтожила ее, будто ее никогда не существовало.

Я оставила заявление об уходе в отделе кадров и два разных письма Гвен и Крису, в которых извинялась за то, что не была правдива в том, кто я на самом деле, и говорила им, что будет лучше, если они забудут, что когда-либо общались со мной.

Ни то, ни другое не должно было произойти в моей новой жизни, но произошло, и впервые я поняла, что способна завести друзей.

Было больно расставаться с ними, но это ради них.

Это ради лучшего.

Я вернулась туда, где всегда была на своем месте и глупо думала, что могу уйти.

И самое ужасное, что это не единственное, в чем я была так глупа.

Есть еще вера в то, что я могу состоять в нормальных отношениях.

Моя грудь болит при напоминании о нем, Ноксе, человеке, который показал мне весь мир, но я ушла от него с горьким предательством.

Прошел день с тех пор, как он застал меня с Дэниелом и ушел с сердитым хмурым взглядом, который я хотела бы стереть. Всего один день, но он кажется вечностью, словно я не видела его миллиарды лет.

Тот факт, что он так мало думает обо мне, еще больше усугубляет ситуацию, но, надеюсь, со временем он поймет, почему я это делаю.

Ключевое слово – надеюсь.

За воротами появляются два охранника и медленно открывают их со скрипом. Они одеты в черные костюмы, за плечами у них штурмовые винтовки.

Затем кто-то еще проходит через них, но это не охранник. Это высокий бородатый мужчина, который всегда защищал меня с самого детства.

Прошло совсем немного времени с тех пор, как я видела его в последний раз, но он выглядит по-другому, даже немного чудовищно. Не то чтобы он был ангелом, но, наверное, я всегда считала его только старшим братом. Который без колебаний сломал бы кому-то руку и разбил бы лицо другому человеку только за то, что он прикоснулся ко мне, даже случайно.

Но это было до того, как я отвернулась от него и от братства.

– Привет, Владимир, – шепчу я неуверенно.

– Не здоровайся со мной. – у него густой русский акцент и взгляд, который может служить оружием. – Где ты была?

Это значит, что Кирилл и Адриан никому не сказали о моем местонахождении. Это дает мне меньше поводов для беспокойства.

– Где-то поблизости.

– Где-то поблизости это не место.

– Это было важное место. Теперь я могу войти или ты собираешься продолжать допрашивать меня здесь?

Его губы сжимаются, и я уверена, что у него есть миллион других вопросов, которые он все еще хочет задать, но даже он должен понимать, что здесь не место для этого.

– Следуй за мной, – ворчит он, а затем разворачивается, не дожидаясь, сделаю ли я то, что он сказал.

Ноги несут меня внутрь, и сердце сжимается, когда позади раздается эхо металлических ворот.

Это звучит окончательно, будто я подписала сделку с дьяволом и никогда не смогу сбежать.

Охранники становятся позади нас, когда мы входим в главное здание. Сжатие в моей груди усиливается, когда взгляд падает на огромную картину в вестибюле.

Картину, которую папа и мой умерший дядя – предыдущий Пахан – повесили сюда, чтобы каждый гость мог увидеть ее.

Столкновение ангелов и демонов в жестокой битве изображена в мельчайших подробностях. Если присмотреться, можно почувствовать кровь на пальцах и услышать вопли боли в глубине души.

Это косвенное послание, которое дает каждому понять, что его ждет.

Оно призвано вселить уверенность в каждого союзника Братвы и одновременно устрашить их на случай, если они подумают о предательстве.

И я вижу себя на темной стороне картины, того, кто затенен более светлым цветом и не способен победить.

Я убитый демон, лежащий на земле, сжимающий свою грудь и захлебывающийся кровью.

Мои зловещие мысли обрываются, когда Владимир останавливается перед двойными золотыми дверями столовой, где папа проводит свои встречи с лидерами братства.

На эти встречи меня никогда не пускали.

Мой пульс подскакивает, и любое подобие спокойствия рассыпается на миллион кусочков. Значит ли это, что папа поставит меня перед всеми? Включая Адриана и Кирилла?

Черт. Я надеялась сначала поговорить с Адрианом, потому что, если он узнает, что я не выполнила его приказ, он без колебаний воплотит свою угрозу насчет Нокса в жизнь.

Прежде чем я успеваю задохнуться, Владимир открывает дверь, и я замираю.

Потому что на меня ни с того ни с сего набрасываются объятия.

Теплое, мягкое объятие, которое я знаю с пяти лет, когда она пообещала защищать меня.

Моя двоюродная сестра, внучка дяди, Рай, отступает назад, осматривая меня, словно я солдат, вернувшийся с войны.

На ней бежевый брючный костюм, а волосы убраны в элегантную прическу. Она тоже блондинка, но немного темнее, чем я.

Все в Рай темнее, чем во мне. Будь то ее детство или то, насколько она вовлечена в этот мир.

– Ты в порядке? Тебя кто-нибудь обидел? Просто назови мне имя, и я лично прослежу, чтобы они кзнали свое место.

Я сдерживаю улыбку от ее чрезмерной заботы. Она всегда действовала как мой щит против этого мира, но, к сожалению, этого никогда не было достаточно.

– Никто не причинил мне вреда, Рай.

Она впервые фокусирует взгляд на моем лице, хмуря брови.

– Тогда, где ты была?

– Она добровольно сбежала, как она упомянула в той жалкой записке, которую написала перед исчезновением.

Апатия в голосе старшего мужчины превращает мою кровь в лед.

Я смотрю через плечо Рай, и мои глаза встречаются с такими же, как у меня.

Те самые глаза, которые я считала безопасными, когда впервые встретила его.

Сергей Соколов.

Несмотря на то, что его глаза показались мне безопасными в тот первый раз, когда мы встретились с ним в парке, я не хотела уходить с ним, потому что это означало бросить маму.

Однако в тот же день кто-то рассказал отчиму, что видел маму с мужчиной, и он так сильно ее избил, что я больше не могла прятаться под кроватью.

Я порылась в кармане в поисках его номера и позвонила ему. Папа. Я умоляла его о помощи, и он приехал через полчаса.

Но было уже слишком поздно.

Потому что мой отчим все-таки успел забить маму до смерти. Я никогда не забуду сцену, в которую я вошла в ту ночь.

Мамина голова была откинута в сторону, кровь забрызгала стол, а ее слезящиеся глаза смотрели в пустоту.

Мой отчим лежал на спине рядом с ней, между его глазами зияла кровавая дыра.

Посреди этой жуткой сцены стоял папа с пистолетом в руке.

Увидев меня, он спрятал оружие и протянул мне руку. В тот раз я без колебаний взяла ее.

Потому что у меня не было никого, кроме него. Человека, положивший конец кошмару, который представлял собой мой отчим, хотя было уже слишком поздно.

Этот же человек сейчас смотрит на меня ледяными глазами, которые разрывают мою душу. Он намного старше, чем тогда. Его волосы поседели, а вокруг глаз появились морщины.

Но никакое старение не может уничтожить в нем убийцу. Никакие изменения не могут отрицать его силы.

Соколовы рождены для великих дел, говорил он мне, когда я была маленькой, но не думаю, что он имел в виду использование моих навыков для кражи у братства.

Я медленно подхожу к нему и протягиваю руку, чтобы поцеловать ее тыльную сторону так, как все должны приветствовать Пахана, но он отворачивает от меня лицо в знак явного отказа.

Моя дрожащая рука падает на бок, и я сглатываю.

– Тебе нужно кое-что объяснить, – говорит он, не скрывая холода в своем голосе.

– Дедушка (*двоюродный*)... – начинает Рай успокаивающим тоном. – Она только что вернулась.

– Когда ей вообще не следовало уходить.

Владимир закрывает дверь, запирая нас четверых внутри, затем начинает осматривать комнату, на предмет жучков, я полагаю.

Мы все молчим, пока он не закончит свой тщательный осмотр и не кивнет нам, чтобы мы продолжали.

Папа говорит:

– У тебя есть одна минута, чтобы объяснить, почему ты украла средства у V Corp и исчезла.

– Мне очень жаль, – шепчу я, склонив голову. – Я не думала, что вы трое станете меня покрывать.

– Тогда что ты думала? Что я буду изображать собственную дочь преступницей и рисковать потерять место лидера? Я говорил или не говорил тебе, что ты должна думать о том, кто ты, прежде чем сделать хоть один шаг? Дело теперь не только в тебе. Речь идет о фамилии Соколовы. Так почему бы тебе не рассказать нам, что заставило тебя предать ее.

– Я не предавал вас...

– Ты сбежала с деньгами, не сказав никому из нас. – Владимир скрещивает руки. – Это и есть определение предательства.

– Не это я хотела сказать.

– Тогда что ты хотела? – говорит Рай, ее голос мягче, но не менее твердый, чем у Владимира. – Расскажи нам, Ана.

Я выдыхаю.

– Я хотела защитить Бабушку.

Рай хмурится.

– У тебя нет бабушки.

– Есть. Она не моя настоящая бабушка, но она вырастила меня и защищала. Но папа выслал ее обратно в Россию, где никто не может ей помочь, потому что он сказал, что она плохо на всех влияет. У нее слабоумие, и она страдает, но он запретил мне видеться с ней, поэтому мне пришлось придумать этот план.

Я не упускаю возможности говорить о своем отце в третьем лице в его присутствии.

Даже не могу смотреть на него, потому что знаю, что с его гневом будет нелегко справиться.

– Почему ты мне не сказала? – спрашивает Рай.

– Я хотела, но ты была так занята своим браком и Братвой, и я не могла добавить к этому еще что-то. Кроме того, я хотела хоть раз сделать что-то сама, а не всегда полагаться на тебя.

– Это было глупо, Анастасия. – Владимир отходит от двери, его громадность поглощает половину пространства. – Несмотря на то, что мы прикрыли тебя и вернули деньги из собственного кармана, Адриан узнал о твоих действиях, и это чуть не стоило твоему отцу должности и жизни. И нашей тоже. Он оказал огромную услугу Пахану в обмен на то, что тот не причинит тебе вреда и не раскроет твоих действий.

Моя голова поднимается вверх.

– Я... не думала, что до этого дойдет. Мне очень жаль.

– Извинения не исправляют то, что уже сломано. – папа все еще не смотрит на меня, его лицо непроницаемое, а выражение лица мрачное. – Ты не выйдешь из дома, пока не получишь дальнейших указаний.

– Но...

– Это окончательное решение.

– Пожалуйста, не делай больно Бабушке. Пожалуйста.

– Это зависит от того, как ты впредь будешь себя вести. – отец смотрит на меня, и мне хочется, чтобы он этого не делал. Он выглядит намного старше, намного печальнее. – Ты разочаровала меня, Анастасия.

Он встает и уходит, а я наконец-то даю волю слезам.

Дом, милый дом.