Текст книги "Опознание невозможно"

Автор книги: Ридли Пирсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 34 страниц)

Глава сорок пятая

Когда она смотрела на него, на то, как он сражался с домашним заданием, как двигался, когда не подозревал о ее присутствии, ей хотелось плакать. Он так долго жил в доме, где был нежеланным гостем, что перестал замечать других людей вокруг себя.

В этом, как и во многих других вещах, касающихся Бена, Дафна ошибалась. Правда заключалась в том, что ей нечасто приходилось иметь дело с мальчишками, чтобы суметь разобраться в его характере и поведении. Он поднял голову, взглянул на нее и поинтересовался:

– Почему я должен делать это дерьмо?

– Следи за своим языком! – упрекнула она его.

– Этой ерундой, – поправился он.

– Это домашнее задание, Бен. Нам всем приходилось делать его.

– Ну и что? Разве это правильно? Я так не думаю.

– Сколько будет, если умножить пять на двадцать пять? – спросила она. На лице у него появилось отсутствующее выражение, и она продолжила: – Допустим, кто-то предлагает тебе двадцать пять долларов в час за пять часов…

– Я их возьму! – быстро сказал он.

– Как насчет пяти баксов в час за двадцать пять часов? – парировала она.

Смущенный и растерянный, Бен нацарапал цифры на листе бумаги.

– Получается сто двадцать пять баксов.

– А сколько будет рабочих дней в двадцати пяти часах, если ты работаешь по восемь часов в день?

– Вам нужен математик, – уступил он, не сделав, впрочем, попытки произвести расчет.

– Кое-кто может сказать тебе, что вся разница между наличием и отсутствием образования заключается в том, собираешься ли ты работать головой или руками. Хочешь ли ты заработать много денег или только на пропитание. Но все не так просто. Это способ наслаждаться жизнью. Чем больше ты знаешь, тем больше тебе от этого проку.

– Эйнштейн завалил экзамен по математике, – напомнил он ей.

– А кандидаты наук или доктора философии могут быть самыми скучными людьми на земле, – согласилась она. – Я не говорю, что образование – это панацея. Но, имея его, ты получаешь хотя бы фору на старте, а это немало. Тебе нравятся компьютеры? Тебе нравятся спецэффекты в кино? Компьютер бесполезен, если ты не знаешь, как с ним обращаться.

– А как насчет вашего?

– Моего чего?

– Вашего портативного компьютера. Научите меня обращаться с ним?

Он поймал ее на слове. Она очень трепетно относилась к своему компьютеру, всегда тщательно оберегала его, держала при себе, закрывала доступ к нему паролем, уходя из своей конторы хотя бы на несколько часов; она относилась к нему, как к чему-то очень личному, не предназначенному для других. Но Дафна не могла отказать мальчику.

– Конечно, – неохотно согласилась она, про себя удивляясь тому, как она могла так глупо подставиться.

– Правда? – Его лицо просветлело так, как никогда раньше, будто у ребенка рождественским утром.

Она кивнула.

– Мне нужно будет поставить на компьютер несколько игр. Сейчас у меня там один солитер.

– А как насчет базы данных? – поинтересовался он, в очередной раз поразив ее. – База данных у вас есть?

База данных была у нее в комплекте прочих приложений, но Дафна использовала ее только в качестве адресной книги.

Она подумала, что если любовь – это готовность отдать свою жизнь за другого, тогда она любит Бена. Потому что она больше не позволит кому бы то ни было или чему бы то ни было причинить ему вред. Она возьмет его под свое крыло, прижмет его к себе и защитит от враждебного мира. На его долю и так выпало слишком много тягот и невзгод.

– А на нем можно строить графики? – спросил он.

– С помощью крупноформатной таблицы, да.

– Мы сейчас как раз строим графики, – сообщил он, постукивая пальцем по своему домашнему заданию.

Бен принялся стирать что-то ластиком. Как ей хотелось начисто стереть последние несколько лет его жизни, начать с чистого листа! В распоряжении Дафны имелись профессиональные способы и средства, чтобы начать этот процесс, но сначала Бен должен сам захотеть этого.

– Если я покажу тебе свой портативный компьютер, – пустила она пробный шар, – ты расскажешь мне о своей матери и Джеке?

– Типа сделки? – спросил он. – Вы пытаетесь подкупить меня?

– Точно, – призналась она. – Я знаю о тебе не очень много, Бен. Это меня беспокоит. Люди становятся близкими друзьями, когда делятся друг с другом. Понимаешь?

– А вы расскажете мне об этом парне, Оуэне? – спросил он, и в голосе его прозвучали нотки ревности.

– Откуда?.. – Она оборвала себя на полуслове. Он наверняка подслушал некоторые из ее телефонных разговоров. Бен слышал, как она плакала? Вероятно, он знал о ней больше, чем она о нем. «Так кто же из нас психолог?» – растерянно подумала Дафна. – Ты будешь играть со мной сегодня вечером? – Бен не желал отмечать Хэллоуин, Праздник всех святых.

Он положил карандаш и, глядя на нее с комической серьезностью, поинтересовался:

– Если я соглашусь, означает ли это, что у нас будут отношения?

Дафна попыталась скрыть довольную улыбку и, когда ей это не удалось, отвернулась, чтобы он ничего не заметил.

– Да, – сказала она и широко улыбнулась, направляясь к своему компьютеру.

Глава сорок шестая

Убийца по-прежнему оставался на свободе. Болдт был уверен в этом, хотя и не имел убедительных доказательств.

Бобби Гейнс устроила из своего крошечного кабинетика импровизированный штаб оперативной группы. Несмотря на то, что Шосвиц официально не откомандировал ее в распоряжение Болдта, она наотрез отказалась бросить это дело и работала буквально в две смены. Выглядела она при этом ужасно. На стене ее кабинета висели несколько фотографий ранних пожаров, фотоснимки отпечатков ножек лестницы и увеличенные снимки хлопчатобумажных волокон, втоптанных в грязь у дома Энрайт. Здесь были и фотографии всех четырех жертв, включая Бранслонович. Под ними висела плохая фотокопия снимка жены Гармана, причем сходство ее с тремя жертвами казалось сверхъестественным. Гейнс повесила трубку и сказала ему:

– Лофгрин подтвердил, что серебряные волокна выкрашены серебристой фабричной краской, скрывающийся под ней синий цвет является действительным цветом ткани. Во-вторых, имеющаяся в продаже фабричная вязаная одежда «Морские ястребы» содержит не шестьдесят процентов полиэстера и сорок хлопка, а двадцать и восемьдесят соответственно, так что мы можем ее исключить, и это очень хорошо, поскольку она продается на каждом шагу.

– И что нам остается? – спросил Болдт.

– Шелкотрафаретные фабрики, выпускающие полотенца или плюшевое трикотажное полотно, – ответила она. – Парни из лаборатории утверждают, что это – спирально закрученные волокна с содержанием хлопка, которые обычно применяются для производства полотенец или халатов из плюшевой ткани. Это нам на руку. Мы изучали вязаные свитера, хотя в них не используются скрученные волокна – но теперь мы заняты выяснением того, какие именно фабрики выпускают вещи этого конкретного цвета в таком конкретном сочетании и, соответственно, какие шелкотрафаретные компании приобретали эту ткань.

– Это мне нравится, – сказал Болдт.

– Крупные текстильные фабрики находятся на Юге и Северо-Востоке. Я ими занимаюсь. Плохие новости заключаются в том, что таких шелкотрафаретных принтеров существует великое множество – вы не поверите, сколько. И можно подумать, что, раз эти вещи продаются тут, в Сиэтле, то и шелкотрафаретная печать на них наносилась здесь же, но это не обязательно так. Дешевле сделать печать в Спокейне, Портленде или в Бойзе, и там обычно и развернуто это производство. В большинстве случаев такие шелкотрафаретные магазинчики, маленькие независимые лавчонки рассчитаны на мам и пап, там можно нанести рисунок на спортивную форму или приобрести корпоративные рубашки для гольфа или что-нибудь в этом роде.

– Сколько их? – спросил Болдт, в душе которого робкий оптимизм сменился страхом перед очередной неподъемной работой.

Бобби увильнула от прямого ответа.

– Адреса компаний «ЮС Уэст» и «Пак Белл» приведены на желтых страницах, и они есть у меня на CD-ROM. – Она положила ладонь на свой персональный компьютер. Всего несколько полицейских раскошелились на то, чтобы приобрести собственное компьютерное «железо».

– Сколько их? – повторил Болдт. Он почувствовал, что ей не хочется отвечать, и это пробудило в нем любопытство.

– В этом вся проблема. Шестьсот девяносто семь принтеров только в одном Сиэтле.

У Болдта возникло ощущение, словно его с размаху ударили по лицу. Даже когда каждый из семи членов его отдела должен был сделать тридцать или сорок звонков, это был уже предел.

Она заговорила быстро и возбужденно. Гейнс была прирожденным лидером группы поддержки.

– Многих мы можем исключить прямо сейчас. Мастерские, где выполняется быстрое копирование, имеющие лицензию на двадцать пять видов продукции, не используют шелкотрафаретную печать или ткань, а это сокращает список почти наполовину.

Таким образом, им остается сделать более трехсот звонков. «Это невозможно», – подумал Болдт. Он был ошеломлен. Он задыхался, словно воротник слишком туго сжимал ему шею. При таком количестве принтеров поиск волокон превращался в сизифов труд.

– Мы не управимся, у нас не хватит для этого людей, – сказал он.

– Имейте же немного веры, сержант. Пять лет назад нам понадобились бы две сотни волонтеров, чтобы они сделали для нас эти звонки. Пару раз вы привлекали к расследованию студентов университета, – она не позволила ему прервать себя, – но все это делалось с благословения Шосвица. Теперь придется обходиться без него. Для этого нам понадобится Генри Форд, – сказала Бобби, и ее бледное лицо осветилось слабой улыбкой. – Когда не знаешь, что делать, обращайся к автоматам. – Она продолжала, не останавливаясь, едва переводя дыхание. – Мы уже делали это раньше, помните? У Ламойи есть друг… – «Ну, конечно, кто же еще, если не Ламойя?» – подумал Болдт, сохраняя, однако, молчание. – Точнее, приятельница, которая руководит телемаркетинговой телефонной службой. Ну, вы знаете, эти ужасные заранее записанные сообщения, передающиеся прямо на домашний телефон, которые уговаривают вас купить алюминиевую обшивку. Ламойя сейчас наносит ей визит, должен вернуться с минуты на минуту. Он полагает, что может заручиться несколькими часами ее работы – ее компании, – поправилась она, покраснев. – Мы отправим ей сообщение, которое будет звучать, например, так: «Это полиция Сиэтла, отдел по расследованию убийств. Ваша типография может располагать информацией, имеющей отношение к расследованию серии убийств в районе Сиэтла. Ваша помощь может оказаться для нас жизненно важной». Что-нибудь в этом роде. Привлечь их внимание, попросить о помощи. Он говорит, что современные машины, если сообщение достаточно короткое, могут сделать до двух сотен звонков в час и звонить до тех пор, пока не получат подтвержденный голосовой ответ. Я верю в это, мне самой приходится принимать массу таких звонков.

– То же самое и я, – сказал Болдт.

– Ну, вы понимаете? Может быть, мы сумеем связаться со всеми. Возможно, кто-то из них, услышав это сообщение, действительно сделает что-нибудь. Самое замечательное, что эта дама разрешает нам воспользоваться ее номером 800, и тогда мы сможем проделать то же самое в Бойзе, Спокейне и Портленде. – Бобби понизила голос до негромкого шепота. – Мы отщипнем немножко от денег, предназначенных для информаторов, и потратим их на это дело – на самого большого информатора – и, может быть, нам повезет.

Совершенно очевидно, она продумала все до конца.

– Звучит разумно, – согласился Болдт, тоже не повышая голоса. – Может быть, нам действительно стоит двигаться в этом направлении. Но давай-ка поразмыслим над этим делом еще минутку и посмотрим, что у нас получится.

Он чувствовал, что она разочарована, но, тем не менее, взяла ручку и бумагу, готовая записывать каждую мысль, которая придет им в голову. Они высказывали свои соображения вслух по очереди, Гейнс начала первой.

– Хлопчатобумажные волокна, – сказала она.

– Серебряная краска, синяя ткань.

– Цвета «Морских ястребов».

– Шелкотрафаретная печать.

– Смесь шестьдесят на сорок.

– Текстильные фабрики поставляют продукцию оптовикам, оптовики – печатникам.

– Контрактная работа.

– Это что такое? – спросил Болдт.

– Контрактная работа, – повторила она.

Он медленно кивнул головой. Контрактная работа. Почему эта фраза так неожиданно прервала его мысли?

– Пойдем дальше, – сказал он, записывая фразу. – Контрактная работа, – повторил он.

– Аналогичные волокна были обнаружены на ваших окнах и в грязи у отпечатков лестницы, у дома Энрайт.

– Мытье окон, – продолжал он.

– Может быть, тряпка, или порванное полотенце.

– Окна, – вновь сказал Болдт. И эта мысль засела у него в голове. Почему?

Явился Ламойя, явно возбужденный.

– У нас тут мозговой штурм, – сообщил ему Болдт и поднял руку, не давая тому вмешаться.

Детектив кивнул. Он был необычно серьезен, и напряженно о чем-то размышлял.

– Присоединяюсь, – сказал он.

Сержант предложил:

– Я, потом Бейнс, потом ты. О’кей? – Ламойя согласно кивнул. Болдт вернулся назад, повторив: – Волокна были найдены на окне и у отпечатков лестницы.

Наступила очередь Бейнс.

– Мытье окон. Тряпка, может быть.

– Хлопчатобумажные волокна, – сказал Ламойя, повторяя уже пройденное.

Болдт надеялся, что он не помешает им.

– Куча тряпок? Тряпка, засунутая за пояс?

– Ведро с мыльной водой, – проговорила Гейнс.

– Мытье окон, – произнес Ламойя низким и зловещим голосом.

Болдт почувствовал, что детектив поднял голову в надежде поймать его взгляд, но Болдт хотел, чтобы их беседа напоминала пресловутый поток сознания. Слегка наклонив голову, он добавил:

– Стекло.

– Скребок с резиновой насадкой.

– Губка. Тряпка.

– Лестница, – сказал Болдт.

– Конек крыши.

– Стекло, – эхом отозвался Ламойя.

– Окна, – предложила Гейнс.

– Машины! – чуть громче выступил Ламойя. – Колеса!

Невольно Болдт поднял голову.

– Машины, – повторил Ламойя. – Моя задача, помните? Если верить отчету лаборатории, то эти волокна были внутри машин, – подчеркнул он. Глаза у него расширились, и он принялся покусывать усы.

Болдту хотелось продолжить мозговой штурм, но он решил обговорить возникшую проблему.

– Это естественное волокно, Джон. Его можно найти где угодно. На любом месте преступления.

Ламойя казался слишком увлеченным своей идеей, чтобы отреагировать. Не обращая на него внимания, Болдт спросил у Гейнс:

– А как насчет головной конторы «Морских ястребов»? Если мы правы в том, что серебро и синий цвет входят в логотип «Морских ястребов», то разве их головная контора не будет владеть авторскими и лицензионными правами?

Ее глаза вспыхнули.

– У них должен быть список всех, кому разрешено использовать эти цвета и логотип.

– Лицензированием наверняка занимается агент. Скорее всего, поверенный.

Ламойя никак не реагировал на них. Глаза его были плотно зажмурены.

– Я могу узнать имя, – сказала Бобби. По блеску ее глаз Болдт мог заключить, что она полна оптимизма. Он ценил Гейнс как раз за то, что для нее не было ничего невозможного. Ничто не могло заставить ее сложить оружие.

Не обращаясь ни к кому конкретно, Ламойя произнес:

– Это машины. В отчете лаборатории говорится о большом количестве хлопчатобумажных волокон.

Болдт почувствовал, что его охватывает гнев. Ламойя не слушал самого себя. Это была задачка для первокурсников юридической академии. Попытаться проследить естественные волокна – то же самое, что считать пыль веской уликой.

– Как насчет магазинов, торгующих теннисками? – поинтересовалась Гейнс. – Совсем необязательно, чтобы они были зарегистрированы как печатники, но, тем не менее, в задней комнате у них запросто может стоять экран. Они могут торговать налобными повязками от пота, или чем-нибудь еще из ткани со скрученными волокнами.

– Внести их в наш телефонный список, – распорядился Болдт.

– Я договорился с телефонной службой, – сказал Ламойя, выходя из транса.

– Если Берни говорит, что это полотенце или халат, значит, мы ищем именно это.

– Мытье окон, – вновь пробормотал Ламойя, чем вызвал нешуточное раздражение Болдта. – Машины.

– Что там насчет серебряной краски? – спросила Гейнс. – В лаборатории ФБР хранятся химические признаки каждой краски. Может быть, они смогут идентифицировать для нас производителя краски. – Она продолжала: – Это поможет нам значительно сузить поиск печатников.

– Отличная мысль, – похвалил ее Болдт. – Поговори об этом с Берни.

– Сержант, – выступил Ламойя, – мне надо проверить кое-что.

– Ступай, – разрешил Болдт, с радостью избавляясь от него.

Ламойя поспешно удалился. И это человек, привыкший шествовать неспешно и важно? Бобби Гейнс тоже обратила на это внимание.

– Н-да, с ним явно что-то происходит, – сказала она.

Болдт взглянул на часы. Он опаздывал на вскрытие, присутствовать при котором ему не хотелось. Дикси намеревался исследовать останки скелета женщины, обнаруженной в подвале. Он попытается найти подтверждение тому, что она действительно была матерью Бена. Если Болдт пропустит эту процедуру, об этом узнает Шосвиц; придется пойти, другого выхода у него не было.

Глава сорок седьмая

Поездка была не очень долгой, но Дафне она показалась бесконечной. Болдту о встрече ничего не сказали. Сюзанна Прескотт тоже ничего не знала. Это была тайна Бена и Дафны, она убедила Бена сотрудничать при проведении видеоопознания и с полицейским художником, пообещав устроить свидание с Эмили.

Встреча не могла состояться дома у Эмили, поскольку Дафну беспокоили возможное местонахождение Грамотея, а также реакция средств массовой информации (узнай они об этом) на участие в расследовании местного экстрасенса и двенадцатилетнего свидетеля. Даже при том, что имена не упоминались, Дафна не собиралась рисковать; она будет защищать Бена любыми средствами и от малейшей опасности.

И Болдт, и Сюзанна наверняка отнеслись бы в высшей степени критически к организации подобной встречи, но обещание есть обещание. Страхи Дафны простирались намного дальше упреков, которыми наверняка осыплет ее Болдт. Гораздо больше она опасалась того, что эта женщина разрушит ее с таким трудом установленные доверительные отношения с Беном. Дафна иногда задавалась вопросом, не этот ли страх стал причиной того, что она перестала думать о будущем с Оуэном, сосредоточившись на настоящем – судьбе Бена. Ей приходила в голову и мысль о том, не обманывает ли она себя, используя мальчика для собственной «мягкой посадки». В последние несколько дней она почти не вспоминала об Оуэне. Он был достаточно благороден, чтобы позволить ей сохранять дистанцию, о которой она его просила, и эта дистанция превратилась в эмоциональную пропасть, черную дыру, перебраться через которую она не могла и не хотела. Дафна избавилась от него. Это было хорошо во многих смыслах. Она скучала по Корки, особенно во время обеда, но большую часть того, что она получала от Корки, Дафна с легкостью восполняла временем, проведенным в обществе Бена. В это мгновение ее пронзило осознание того, что если она потеряет Бена, ее мир окончательно опустеет. За прошедшую неделю мальчик сделал ей много хорошего, о чем он, впрочем, даже не подозревал.

Дафна не доверяла Эмили. Женщина зарекомендовала себя законченной мошенницей. Она играла на предрассудках людей, на их страхах и чаяниях. Она обманывала людей. Использовала звезды и колоду Таро для того, чтобы говорить людям то, что они хотели услышать. Хуже всего было то, что Эмили безраздельно завладела сердцем Бена; по мнению мальчика, эта женщина не могла поступить низко или подло. Если она велит Бену перестать разговаривать с Дафной, он так и сделает; если она скажет ему бежать к ее машине, сесть в нее и запереть все двери, он подчинится. От одного упоминания ее имени у мальчика расширялись глаза. Дафна поняла, что ревнует Бена к Эмили, так же как она ревновала Болдта к Лиз – зависть была слишком мягким словом. Она не очень нравилась себе, и это открытие заставило ее задуматься о том, является ли ее неминуемый разрыв с Оуэном результатом его личных неудач или же ее внутренней неудовлетворенности собой.

Бульвар Мартина Лютера Кинга представлял собой четырехполосное шоссе. На протяжении нескольких миль оно тянулось через населенный чернокожими и отделенный от намного более благополучного белого анклава озера Лейк-Вашингтон горной грядой, идущей с юга на север. Дафну изумляло, что Сиэтл, подобно многим американским городам, делился на великое множество небольших этнических и микроэкономических общин и сообществ, деревень и районов. Люди переезжали из одного района в другой свободно и по большей части безопасно, но стоило машине с чернокожими припарковаться в изолированном белом районе, как через несколько минут непременно появлялся полицейский или агент службы безопасности. Общины Сиэтла состояли из афро-американцев, латиноамериканцев, вьетнамцев, кавказцев, евреев, скандинавов, яппи и компьютерных фанатов.

Бен показал парк до того, как они приехали. Вдали виднелся ряд бетонных обелисков, которые походили на опоры для путепровода. Дафна не очень хорошо знала этот район, а в парке вообще не была ни разу. Она следовала указаниям Бена и остановилась в том месте, которое он ей показал.

Бен не мог припомнить, чтобы когда-либо чувствовал себя таким счастливым и радостно возбужденным. Эмили. Он скучал по ней так, что иногда сердце его готово было разорваться от тоски. Он мечтал о ней, писал о ней в своем дневнике, лежа по ночам, думал о ней. Ему хотелось расспросить ее о многом. Но больше всего на свете ему хотелось, чтобы она обняла его – он жаждал ощутить прикосновение ее рук.

Он шагал очень быстро, обогнав Дафну, которая ворчливо упрекнула его за это.

– Держись рядом, – крикнула она ему вслед, и он почувствовал что-то незнакомое в ее голосе. Что-то было не так.

Парк напоминал ему сцену из фильма «Стар Трек»: возвышающиеся над головой бетонные блоки, огромные металлические клетки, пристроенные к бетонным стенам, и все это было врезано в склон горы, подобно гигантскому бункеру. Для Бена это был туннельный парк – под ним, невидимые и неслышимые, тянулись восемь полос федеральной автомагистрали И-90. Собственно говоря, это место совсем недавно обрело статус парка, и пешеходные дорожки, аллеи и клумбы были такими новыми, что парк казался необитаемым; каждый раз, когда Бен приходил сюда, ему представлялось, что он – первый человек на Земле, который открыл этот парк: гигантские бетонные плиты выстроились в ряд, подобно высотным домам, устремившимся в серое небо, разные по размеру и форме, но зато абсолютно одинаковой величины.

Пешеходная дорожка постепенно поднималась вверх, взбираясь на вершину холма к широкому велосипедному треку, который тянулся по центру парка. Мимо промчался велосипедист, наклонив голову и бешено работая ногами. Бен крикнул ему «Привет!», но мужчина не поднял голову и не оглянулся, даже не подал виду, что слышал слова Бена.

Ноги Бена побежали сами, еще до того, как он успел крикнуть Дафне: «Вот она!» Он понесся вперед, как сумасшедший, и глаза его наполнились слезами не от ветра, бившего в лицо, а от боли, разрывавшей сердце. До того момента, как он увидел ее снова, он не осознавал, как соскучился по ней. Силуэт Эмили был безошибочно различим вдали, такой прекрасный и удивительный. Может быть, это был звук его шагов, может быть, она почувствовала его приближение, как могла чувствовать массу вещей, но что-то заставило ее повернуться на месте и оказаться лицом к лицу с ним. Увидев его, она расцвела, губы раздвинулись в широкой улыбке, глаза вспыхнули, и она широко раскинула руки, готовясь обнять его.

Дафна позволила мальчику удалиться на некоторое расстояние. Учитывая, через что пришлось пройти этим двоим, она просто обязана была дать им возможность побыть наедине хотя бы немного. Что-то в ней противилось тому, чтобы поздороваться с Эмили, она не хотела давать этой женщине возможность снова подчинить мальчика своей власти, как это было раньше. Но она ни за что не превратит эту встречу в перетягивание каната. Дафна не могла подвергнуть мальчика такому испытанию; более того, она сама никоим образом не намеревалась ввязываться в него, потому что знала наверняка, что проиграет, а сейчас она никак не могла позволить себе потерять мальчика и лишиться своего влияния на него. Перед ней стояла нелегкая задача, и она шла вперед, поглядывая одним глазом на разыгрывавшуюся перед ней сцену, но при этом делая вид, что не обращает на них никакого внимания. «Человеческое сердце – намного более хрупкий инструмент, чем можно было бы ожидать», – подумала она.

Дафна двинулась по велосипедной дорожке. Местность вокруг была ей совершенно незнакома, и внимание ее привлекли каменные столбики, поднимавшиеся по обеим сторонам дорожки на высоту колена. Она подошла к одному из них, пораженная искусной кладкой плитки у основания.

На плитке виднелся непривычный рисунок человеческой фигуры из палочек и черточек, похожий на индейскую живопись. По периметру плитки шли слова. Ей понадобилось несколько секунд, чтобы разобраться, откуда начинается фраза. Но это было не обычное предложение, вдруг поняла она; это была цитата: «Извилиста дорога вечности». Ницше. Дафна поспешила к следующему столбику: еще один примитивный рисунок и цитата из Лао-цзы: «Дорога, которую можно описать, не постоянна». С бьющимся сердцем она подбежала к очередному столбику, читая слова, которые услужливо подсунула ей память: «Внезапная вспышка понимания, искра, которая прыгает в душу». Платон. Та же самая цитата, которая была получена вместе с кусочком расплавленной зеленой пластмассы. От одного столбика к другому, подобно пчеле, собирающей пыльцу с цветов. Дафна остановилась в оцепенении, прочитав очередную цитату: «Хорошее начало – половина дела».

Первая угроза: Дороти Энрайт. Тогда она высказала предположение, что подозреваемый – образованный человек, филолог, грамотей! Оказалось, что он – всего лишь жалкий плагиатор, который проходил или проезжал на велосипеде по этому парку. Человек, лазающий по деревьям и вырезающий на коре цитаты из Библии, в ее представлении не очень вязался с этим поэтическим интеллектом, но сделанное ею открытие расставило все по своим местам: он был всего лишь необразованным плагиатором, который хотел казаться умнее, чем был на самом деле; ум, придающий большое значение Библии; социопат, полный решимости сжигать или уродовать женщин.

Здесь, на этой велосипедной дорожке, она обнаружила все и каждую цитату, которые были присланы Гарману. А потом до нее дошло самое главное: поджигатель пользовался этим участком велосипедной дорожки – значит, он жил где-то поблизости.

– Быстрее, Бен! – закричала она еще издалека. – Мы должны уходить. Прямо сейчас!